Текст книги "Черный Истребитель"

Автор книги: Татьяна Апраксина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Нет термина для звука

Ветра

На губах,

И нет закона,

Что подтвердит:

Разбившись – не умру.

Умру -

От старости, болезни, катастрофы,

А в небе -

Сброшу кожу, как змея,

Останусь ветром,

Градом,

Снегом,

Штормом,

Всем тем, чему

Слов подобрать нельзя.

Нет терминов -

Не стиснуть в рамках слов

Цвета

И звуки

В единеньи с небом,

Стальной

Брони

Чувствительность и дрожь.

Она подобна

Телу – но без кожи,

Но только в миллионы

Раз

Живей.

Не высказать

Словами

Вкус зари,

В которую врываешься

На полной,

Горит заря -

И ты зарей горишь,

Ее огнем,

Но – неуместно слово «больно».

Слияние

В маневре на двоих

Не запихнешь в эротики

Стандарты,

В нелепость слов,

В увертки.

Не любовь – единство

Бытия,

Безжалостная

Радость

Переплавки,

Сливающая двух

В единый сплав…

Нет терминов

Для уходящей

Ввысь

Безумной радуги

Пятнадцати оттенков,

Для капли

На крыле,

Для смысла «вверх» и «вниз»

В контексте

Птицы, падающей в небо.

Слова -

Тошнит словами,

Но

Нет слов,

И терминов,

И параллелей нет,

И врет ассоциаций ряд,

А образы нелепы.

И только небо,

Сумрачное небо

Смеется

Над попыткой

Рассказать…

– Вот примерно так… – она еще раз взяла последний аккорд.

Саша потер ладонями глаза и лоб. Вид у него был какой-то наполовину загипнотизированный.

– Ты здорово поешь. У тебя песни – как фильмы. Слушаешь – а какие-то картинки перед глазами.

Танька польщенно улыбнулась:

– Я стараюсь. Я рассказываю криво, а когда стихами выражаю – иногда ничего так получается.

– А все-таки, попробуй что-нибудь еще рассказать словами. Хоть криво, хоть как. Какую-нибудь историю.

– Историю? Хорошо. Только это будет невеселая история. На одной из пограничных планет штурмовики Олигархии устроили показательную акцию устрашения. Подчистую разнесли единственный крупный город. А они работали куда страшнее нас. Мы просто убивали – они убивали так, что нас тошнило. Зачем туда притащили нас – вопрос к эсбэшникам, ну, службе безопасности, и психологам. Наверное, просто посмотреть, чтобы злее были. Нас – это два крыла [6]6
  Героиня ошибается: эскадрильи Корпуса «Василиск» не объединялись в крылья, это было связано с особенностями системы управления – ни один пилот не мог бы координировать действия двадцати и более машин.


[Закрыть]. В частности, мою и еще одного офицера эскадрильи. Был такой дядя, мы с ним друг друга еще с летной школы знали. И, надо сказать, друг друга терпеть не могли. Без особых поводов – просто так с молодости повелось. Не то чтобы завидовали друг другу или ссорились, но обходили друг друга стороной. А у него в пилотах был молодой еще совсем мальчик. Несколько лет, как пришел в Корпус. В Корпус, кстати, брали только имперскую аристократию. Для остальных были прочие возможности, но Корпус «Василиск» – только для дворян. И только для тех, кто при этом по остальным параметрам проходит. Короче, никто не знает, зачем понесло родителей этого мальчика на планету-форпост. И в СБ об этом не знали.

Танька замолчала, сжимая и разжимая кулаки.

– Ну, наверное, все-таки действительно не знали. Потому что они сволочи, конечно, но всякому сволочизму есть предел. Должен быть. В общем, нас высадили посмотреть на это все. Мы посмотрели. Меня стошнило, честно скажу. Это после всего, что я видела и делала. А этот мальчик… он посмотрел на свой дом. На то, что от него осталось. И на то, что осталось от его семьи. Он ничего никому не сказал. Он вернулся на базу. Тот офицер, он в него не вглядывался, у него своих впечатлений хватало, и мы все были бледно-зеленые от этих самых впечатлений. А мальчик каким-то чудом добыл очень тяжелые наркотики и покончил с собой.

Танька опять замолчала, стараясь дышать размеренно. Ее трясло мелкой дрожью, как всегда, когда она вспоминала эту историю. История была когда-то давным-давно, но для нее она всегда была рядом, за правым плечом.

– Ты понимаешь, такого никогда не было. Ни до, ни после. Обойти контрольные цепи имплантов – это нереально. Ты не можешь застрелиться, отравиться, с небоскреба спрыгнуть, машину разбить. Просто – не получится. А у него – получилось. Это был шок почище того города. И когда все выяснилось, оказалось, что виноватым сделали его командира. Дескать, у него была информация по всем своим, и он должен был ее учесть. От него все наши отшатнулись. Получилась такая мертвая зона вокруг него. И мне это показалось такой подлостью… в общем, одна я с ним и беседовала. Долго. И мне удалось его напоить. А потом мы устроили большой и красивый погром. Это уже было нормально. И еще я очень хорошо погрызлась с другими офицерами и даже с Полковником. Я никогда не умела читать пропагандистские речи, но тут я их убедила. И перед ним даже извинились. Потом. Когда нас из изолятора выпустили. Такая вот сказочка.

Саша молчал, прикрыв глаза и заложив руки за голову.

– Саш… – попинала его Танька ступней в бедро. – А у нас выпить есть?

– Нет. Я почти не пью. А тебе купить не додумался. И спать пора. Я завтра рано уеду, я насчет паспорта договорился. Так что – на горшок и спать.

Таньке не понравилась его заторможенность. Говорил он как будто сквозь сон. Но дергать его она не стала. Сходила, умылась, поплескала себе в лицо ледяной водой, стараясь унять дрожь в губах. Когда она вернулась в комнату, Саша лежал на диване с краю. Увидев Таньку, он чуть-чуть улыбнулся и похлопал по дивану у себя за спиной. Танька замерла на пороге.

– Э, подруга, ты чего?

Танька молчала, склонив голову набок.

– Тань, я с клиентами в интимные отношения не вступаю. Даже когда очень хочется. Так что ложись и не строй из себя институтку.

Танька легла, стянула на себя половину одеяла. Сашина спина в тонкой майке оказалась очень уютной, и через пару минут она удобно устроилась вдоль него, положив ему руку на плечо. Еще через минуту она догадалась спросить:

– Я тебе не мешаю?

– Нет, конечно. Будешь мешать – я скажу.

– Саш, а почему телохранители с клиентами не спят? Я знаю, что так не делают, но – почему?

– Потому что если я буду думать о том, как уложить тебя в постель, я не смогу трезво оценивать ситуацию вокруг. Физиология, понимаешь ли. Гормоны и все прочее.

– А разве ты не можешь об этом не думать, когда опасность?

– Тань. Я должен относиться к тебе, как к дорогой и хрупкой вещи. А не как к человеку, тем более к близкому человеку. Иначе я не смогу работать.

– Да я вообще абстрактно спрашиваю… – улыбнулась Танька. – А если хочется и нельзя – не мешает?

– А с этим справиться проще. У меня так голова устроена. Пока это только абстракция – это не волнует. А когда конкретика, когда я знаю, как у тебя волосы пахнут, как ты целуешься – это уже совсем другое дело.

– Как к вещи, говоришь? А если вещь сохранить не удается – на нее можно плюнуть?

Саша повернулся к ней. Сейчас их лица были настолько вплотную друг к другу, что у Таньки все расплывалось в глазах.

– Тань, я еще никогда не предавал клиента. И не плевал на него. Я делаю работу до конца. Иначе мне останется только караулить офис фирмы, производящей кетчуп. Так что спи и не бойся.

– Я не боюсь. Мне просто интересно.

Саша опять повернулся на бок, спиной к ней. Танька вновь устроилась вдоль него, с удивлением чувствуя, какой он уютный и теплый. Было в этом, в сущности, полузнакомом человеке что-то невероятно близкое и родное. Если бы Таньке предложили выбрать себе брата – она бы выбрала именно его, Сашу.

В эту ночь Таньке ничего не снилось определенного – только блуждания по какому-то причудливому заброшенному городу. Там было много высотных домов из радужного стекла, а мостовая была из белого камня. Потом ее что-то ударило по лицу, и Танька проснулась. Этим чем-то оказался Сашин локоть, и спал он как-то странно, лежа в странной позе, будто на него упало что-то тяжелое. Глаза под веками неистово метались, а губы были плотно закушены. Как будто во сне ему хотелось закричать, но было нельзя. Танька крепко толкнула его под ребра, но он не проснулся. Танька потрясла его за плечо. Бесполезно. Но через несколько минут он расслабился, повернулся на бок, положил руку под щеку. Танька тоже заснула, прижимая холодную ладонь к носу.

С утра она проснулась, когда Саша резко сел на постели. Вид у него был такой, как будто накануне они уговорили ящик пива на двоих – опухший и ошалелый. Саша молча слез с постели и побрел в ванную. Добрых полчаса из ванной слышался плеск воды, наконец, Саша вернулся голым до пояса, на ходу вытирая мокрые волосы чем-то, на полотенце непохожим.

– Саш, а Саш… это вообще-то майка. Твоя. А полотенце там есть…

– Тьфу, бля! – выругался Саша, разглядывая мокрую и мятую майку. – Хорош, нечего сказать. Голова квадратная и циркулем идет…

– Тебе что ночью снилось? – спросила Танька, любуясь его фигурой. В нем не было ничего от показушной красоты культуристов – было только хорошее сложение и красивая «рабочая» мускулатура.

– Потом расскажу. Мне ехать пора. К вечеру вернусь.

– Ты хоть высохни.

– Некогда. И так уже проспал. Теперь лишь бы не опоздать.

Танька опять осталась одна, но с гитарой и стопкой книг время летело куда быстрее. Сочинилась новая песня и подобралось несколько старых. Среди книг нашелся нечитанный еще Сапковский и знакомый наизусть «Час быка» Ефремова, примечательный удивительным количеством опечаток на страницу. Танька взялась читать обе книги по очереди, по главе и добралась до середины. Саша задерживался. Танька осознала, что давно не ела, полезла в холодильник, взяла ветчину в нарезке и принялась ее есть, разумеется, без хлеба. Потом была уничтожена сырокопченая колбаса и сырые сосиски. Зачем портить приличный продукт варкой, Танька никогда не понимала.

Набитый желудок способствовал меланхолии. Танька опять полезла в ванную, напустив себе теплой воды. Мыться она могла раза четыре в сутки, а в воде сидеть – часами. Вода успокаивала. Пена лопалась на коже, лаская ее. В воде было хорошо. Только в ванной отпускала сосущая боль под ложечкой, и не хотелось ни о чем думать, и ненадолго получалось – не вспоминать.

А забыть совсем – не получалось. Неподвижное тело на полу, кровь на стенах, рукоять ножа. Эти картинки преследовали ее уже который день.

– И мальчики кровавые в глазах… – задумчиво сказала вслух Танька. – Интересно, когда я увижу, как разлетаются его мозги, это пройдет?

Об убитом недавно – ее руками убитом – бывшем муже Танька вспоминала вскользь. Конечно, она сожалела о том движении, что привело к убийству. Но это было довольно абстрактное сожаление. В конце концов, это был несчастный случай. Чистой воды самооборона. Неизвестно, что с ней мог бы сделать хоть и не особенно сильный, но пьяный парень в явном аффекте.

Заскрежетал замок, послышались шаги. Таньке нравилась походка Саши. Одновременно мягкая и легкая, но какая-то весомая. Сразу было ясно – сильный человек идет. Сильный и тренированный. «Как же мне везет в последнее время на настоящих людей», – подумала она. «Что же раньше так не везло?»

– Тань, заканчивай заплыв. Какой-то енот-полоскун прямо…

– Сейчас вылезу, – рассмеялась Танька, вставая и отжимая намоченные концы волос. Она натянула на себя майку и дурацкие расклешенные брюки, которые ее уже порядком задолбали. Да еще и измялись в придачу к и без того жуткому виду и ярко-красному цвету. Очень хотелось влезть в старые потертые джинсы, ну, на худой конец – в камуфляж.

Саша уже делал чай. Вид у него был какой-то все еще странный и заторможенный. Таньке это совсем не понравилось. Телохранителю, по ее представлениям, полагалось быть в отличной форме двадцать четыре часа в сутки. А тут то кошмары ему по ночам снятся, то выглядит как обкуренный. Нехорошо как-то.

В кружки опять плеснулась янтарная жидкость, приятно запахло коньяком и свежей заваркой. Саша долго и задумчиво смотрел в кружку, наконец, потряс головой, словно стряхивая с себя что-то невидимое, но липкое.

– Так. О делах наших грешных. Паспорт тебе сделан. Вполне приличный, и в гостиницу, и на улице сгодится. И билеты покупать можно. В пределах СНГ. За границу я бы не стал пробовать, хотя клялись и божились, что паспорт прямо идеальный.

– Покажи.

Саша извлек из кармана джинсов документ в прозрачной обложке. По нему Танька оказалась Тамарой Генриховной Розенберг. Лицо на фотографии каким-то чудом походило на нее, особенно со стрижкой, хотя волосы нужно было перекрасить в более темный оттенок. Но имя и фамилия ее убили наповал.

– Саш, ну куда с моей рожей из себя еврейку изображать? У меня же на лице надпись – костромская губерния.

– А я похож на еврея?

Танька задумчиво рассмотрела его в фас и в профиль.

– Да вроде не похож…

– А тем не менее моя мать – чистокровная еврейка. Так что вполне нормально. А теперь о делах потусторонних. – Саша еще раз полез в карман и извлек оттуда помятый лист бумаги для принтера, сложенный раз в восемь. Развернул, еще раз задумчиво разглядел и передал Таньке.

Танька взяла лист. На нем уверенной, хотя вовсе не привыкшей к рисунку рукой, скорее – рукой чертежника были нарисованы два летных средства. И оба они были Таньке прекрасно знакомы.

– Поздравляю, прилетели… – сказала она, роняя бумажку на колени, но не отводя от нее глаз. Два силуэта – зализанных очертаний «морской скат» и почти треугольный угловатый, но изящный «бумеранг» – взирали на нее с немым укором.

– Это откуда? – спросила она Сашу, глядя на него искоса и стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Это мне приснилось. Нарисовал, пока ждал своего человека. Начертил, вернее. Я чертить умею, а не рисовать.

– А – вот что тебе ночью снилось, когда ты мне чуть нос не сломал…

– Ну, извини. Снился мне какой-то жуткий кавардак и вообще кромешный ужас. Мне кошмары и после армии не снились. А тут что-то такое непонятное, чужое, дикое…

– Что снилось-то?

– Полет, бой в воздухе… машина разбилась, я чувствовал, как она умирает. Машина – живая. И я умер не потому, что получил травмы, а потому, что машина умерла.

– И которая из них твоя?

Саша уверенно ткнул в «бумеранг».

– А это тот, кто меня сделал… – показал он на «ската».

– Поздравляю… – еще раз сказала Танька, подпирая рукой отвисающую челюсть. – Саш, я тебе ничего вроде не описывала, правда? Я тебе общую раскладку и одну историю рассказала. Так?

– Так.

– А вот это, – Танька потыкала пальцем в рисунки. – Два истребителя, как они есть. Вот этот, на ската похожий – имперский. Мой. А этот – Олигархии. Удивительно точные рисунки, у меня так ни разу не получилось.

– И что? – не сразу сказал Саша.

– А не знаю. Наверное, ты просто очень восприимчивый человек. Наслушался меня, набрался впечатлений. Вот тебе и приснилось.

– А знаки отличий вы носили на левом рукаве кителя… – задумчиво протянул Саша. – И форма у вас была черная и облегающая. И здоровенные черные шлемы, да еще и с защитными воротниками.

– Саша! Хватит меня пугать! Хочешь записаться в команду шизофреников?

– Нет, в команду шизофреников не хочу, – улыбнулся Саша. – Если только она не заразная, ваша шизофрения, и я уже не заразился. Но понять, откуда вся эта ерунда в моей голове – хочу.

– Саша… давай сначала разберемся с этой половиной жизни. В которой паспорт, Маршал и все прочие радости. А потом уже займемся той.

– Не учи отца детей делать, – холодно усмехнулся Саша. – Об этом я прекрасно помню. И именно это для меня самое важное.

– А что ж ты ходишь загруженный?

– Да я в основном не этим загруженный. А размышлениями о том, как и где мы будем встречаться с Маршалом. Кстати, почему он – Маршал?

– Потому что он заявляет, что он – маршал имперской авиации. Все оттуда же. – Танька кивнула на листок. – Только, по-моему, это лажа.

– В смысле?

– Врет он.

– Зачем? – недоуменно спросил Саша.

– Понтуется. Типа, он такой крутой, высший чин и все такое. У него же комплекс неполноценности вот такой! – Танька широко развела руками.

– Я понимаю, что ты его не любишь. Но, может, ты неправа?

Танька пожала плечами:

– Да какая, в сущности, разница? Все равно он – труп.

– Да нет, пока еще не труп. И где он тусуется – я еще не выяснил.

– Саш, а краску для волос ты мне привез?

– Блин! То-то я всю дорогу не мог понять, чего не сделал… – развел руками Саша.

– Ну, так езжай.

– Куда я поеду в двенадцатом часу?

– В любой приличный супермаркет. Они круглосуточные. Выбери что-нибудь брюнетистое, но не совсем уж с синевой, хорошо?

– Разберусь. Жди меня – и я вернусь.

Танька удивилась. Она думала, что Саша предложит ей подождать до завтра. Но он согласился. Может быть, у него было то же самое странное и неприятное ощущение не то внимания, не то наблюдения, и Саше тоже хотелось быть готовым ко всему? Танька не стала спрашивать, просто проводила его до самой двери. Саша обернулся за сорок минут, и Танька тут же отправилась в ванную, на ходу распатронивая упаковку «Бель Колора». Цвет был выбран правильно – и весьма темный, и без лишней радикальности. Радикальности Таньке уже хватило, ходить покемоном больше не хотелось. Двадцать минут, положенных по инструкции, она просидела в ванной, с опаской глядя в мутное зеркало на то, что под шапочкой: волосы выглядели очень-очень черными и ненастоящими, как намоченный дешевый парик. Смыв краску и вытирая волосы полотенцем, Танька зачесала их назад. Еще раз посмотрела на себя – и глазам не поверила. Из зеркала смотрела бледная, узкая кареглазая физиономия с темными, почти черными волосами. Очень хорошо знакомая Таньке. Только вот последний раз она видела эту физиономию в зеркале в совсем другом времени и месте.

– Докатились. Долетели. Допрыгались. До… – больше синонимов не нашлось. Танька растрепала волосы и перечесала их заново, так, чтобы по щекам висели мокрые пряди. Так было как-то менее странно. И даже симпатично.

Пока она сохла, Саша сидел на кухне, читая Сапковского с того места, где лежала танькина закладка.

– И как, интересно – с середины? – ехидно спросила Танька.

– Мне все равно. Я просто хочу привести голову в порядок. Все эти эльфы, ведьмаки и колдуньи – хорошо отвлекает.

– Ну что, похожа я на Тамару Генриховну Розенблюм? – спросила Танька, встряхивая высохшими и ставшими после краски шелковистыми и блестящими волосами.

– Розенберг, – нахмурился Саша.

– Да знаю я…

– Тогда не шути так. Это твои фамилия, имя и отчество. И они должны быть тебе родными. Ты похожа на свое фото в паспорте. И этого достаточно. А сейчас – спать.

Перед тем, как идти ложиться, Танька взяла оцинкованное ведро из ванной, налила в него воды и поставила перед входной дверью. Саша с удивлением проследил за ее манипуляциями.

– Ну, мало ли… – пожала плечами Танька. Ощущение внимания было все сильнее и сильнее. Саша ничего не сказал, тоже пожав плечами.

Они заснули, но были слишком напряжены, чтобы уснуть глубоко. И когда заскрежетал дверной замок, проснулись одновременно. В комнате было темно, а на улице тихо, и было слышно, как кто-то неспешно пытается открыть дверь отмычкой.

– На кухню, присядь за холодильником, – толкнул ее в плечо Саша, расплываясь вдоль ближней от входа в комнату стены. Танька шмыгнула в кухню, присела на корточки и стала смотреть в коридор. Видна была только левая половина двери. Сашу ей вообще не было ни видно, ни слышно. Наконец дверь распахнулась, и двое едва различимых в темноте мужчин вошли в прихожую. Один направился в комнату, другой – в кухню. Танька затаила дыхание и вжалась в угол между стеной и холодильником. Через несколько секунд в комнате грохнуло, упало что-то тяжелое. Второй, тот, кто шел к Таньке, резко повернулся и прижался к стене. Таньку он пока что не замечал. Но и Саша к нему подобраться не мог – простенок между кухней и комнатой отделял их друг от друга. И тот, кто первым попытался бы прокрасться в прихожую, неминуемо попал бы под пулю другого. Ситуация была патовая, а Танька не была уверена, что сможет долго просидеть, не дыша и не шевелясь.

Прошла, должно быть, минута. Или две. Танька не могла сказать, сколько точно времени прошло. Перед глазами уже поплыли синие и красные пятна. В комнате была тишина. Она была уверена, что это Саша пристрелил незваного гостя, а не наоборот, но что делать – она не знала. Потом она тихо-тихо начала расстегивать часы. Получилось бесшумно, судя по тому, что фигура, стоявшая от нее в двух шагах, не обернулась. Танька вытянула руку и швырнула часы мимо него, в прихожую, мысленно вопя только одно: «Не оглядывайся!!!» И тот действительно не оглянулся, напротив, метнулся туда же, куда полетели часы. Вновь грохнул выстрел и мужик упал.

Саша влетел в кухню с пистолетом в руке, моментально нашел Таньку, схватил ее за ухо.

– Бля! Это что ты творишь?! Камикадзе?! Жить надоело?

– Саш, а что, не сработало? – вытаскивая ухо из цепких пальцев, спросила Танька.

– Сработало-то сработало, только почему? Когда он должен был выстрелить в тебя?

– Ну, мне очень хотелось, чтобы он не оглядывался… – улыбнулась Танька.

Саша только развел руками. Танька подошла к ближнему трупу, задумчиво посмотрела на небритое лицо с выходным пулевым отверстием возле уха.

– Какой идиотизм… они думали, мы тут пасьянс раскладываем? Или дрыхнем?

– Я не уверен, что это именно идиотизм. А не проверка моего уровня. Иди одевайся, три минуты на сборы. По моим прикидкам, у нас минут десять до приезда милиции.

Танька моментально оделась, обулась, накинула дурацкое полупальто. Повесив на плечо сумку с капиталом, с сожалением посмотрела на гитару. Потом, подумав, упаковала ее в чехол.

– Гитара… куда бы ее деть? Хотя нет, не надо. Давай сюда. Молодая пара возвращается с вечеринки.

– Ну что, пошли?

– Стой пока тут, – Саша уже был в одежде и куртке, Танька даже не заметила, когда он успел. – Пойду проверю дорогу. Вполне возможно, что эта парочка – только начало.

Он растворился в темноте, и Танька осталась в одной квартире с двумя свежими покойниками. Ей было глубоко все равно. Покойники и покойники – они-то уж точно не встанут и ничего не сделают. Гораздо больше ее волновало то, что ждало их впереди. Через минуту Саша появился – бесшумно, как тень.

– Все чисто. Пошли. Осталось минуты три-четыре.

– Ты что, проверял?

– Конечно.

Они спустились по лестнице, вышли во двор. Дом тихо спал, не светилось ни одного окна. Только на последнем этаже кто-то смотрел телевизор, и из-за занавесок вспыхивал то мертвенно-синий, то теплый желтый свет.

– Кто ее вызывать-то будет, эту милицию? – спросила Танька, оглядывая окна.

– Да найдется кто-нибудь.

Они зашли в дом напротив, поднялись на пару этажей. С площадки между этажами был прекрасно виден двор. Не прошло и пяти минут, как действительно подъехала, блистая мигалкой, милицейская машина. Оттуда вышли двое в бронежилетах, с автоматами наперевес, и направились в подъезд. В соседний, как с интересом заметила Танька.

– Молодцы… – тихо засмеялся Саша. – Моя милиция меня бережет – другие ловят, а она не стережет. Ладно, пусть не стережет. Нам же лучше…

Танька улыбнулась новой трактовке расхожей фразы. Но через минуту улыбка с ее лица испарилась.

– Саш, а как они нас нашли? За тобой следили?

– Нет. Нас сдал Николаич.

– Николаич? – недоуменно переспросила Танька.

– Ну, директор агентства. Больше некому. А это очень плохо. Теперь вместе с этой мы лишились еще двух запасных квартир и дачи. Плюс у них есть наши описания, данные обо мне. Вот блядство!

– А его как нашли?

– Проследили тебя. И наехали на Николаича. Видимо, серьезно наехали – он мужик непростой, его шпаной не испугаешь. Афганец, и в этом бизнесе – лет десять.

– Поздравляю, прилетели… Вот же привязалось! – сплюнула Танька. – Что делать будем?

– Ну, квартиры и даже машина – не проблема. Деньги есть, и паспортов у меня еще пара есть. Но искать нас будут плотно. Тут уже – кто раньше успеет. И у них шансов больше, потому что их самих больше.

– Саш. Что-то все это как-то…

– Как?

– Странно. Вот так взяли и проследили, взяли и раскололи…взяли и пришли. Там что, половина из спецназа ГРУ, а половина – из ближайшего дурдома? У тебя все это в единую картину укладывается? У меня – нет. – Танька хмурила брови так, что между ними образовывалась твердая складка – это помогало думать.

Саша потер затылок обоими ладонями, помолчал. Танька с вялым интересом смотрела, как двое товарищей с автоматами выходят из «неправильного» подъезда и гадала, пойдут они в соседний или нет. По логике – должны были бы. По факту – оказалось, что не пошли. Танька даже не сильно удивилась. Два мента сели в машину и принялись совещаться с третьим.

– Хорошо работают… оперативно… – поморщилась она.

– Скажи им спасибо. Оцепили бы квартал, устроили шмон – тебе понравилось бы? – продолжая о чем-то напряженно думать, сказал Саша.

– А нас тут не поймают? Какие-нибудь бдительные соседи не позвонят?

– Не позвонят. Знаешь, что я думаю, боевая подруга?

– Что?

– Что мы вляпались во что-то куда более сложное, чем казалось сначала.

– Мы?

– Мы, мы. Если бы все дело было в средней руки наркодилере и спертых у него деньгах – решил бы я эту проблему за несколько дней. И без осложнений. И тебя тоже нашел бы, куда спрятать. А это уже все гораздо сложнее.

– Что сложнее-то? – спросила ничего не понимающая Танька.

– Все, – отрезал Саша. – И ты знаешь, в чем дело.

– Я?! – забыв о необходимости вести себя тихо, заорала она.

– Ты. Только или не помнишь, или не понимаешь. Это нормально. – Саша положил ей руку на плечо, успокаивая. – Ты что-то видела, или что-то узнала, или кому-то так показалось.

– Может, просто дело в том, что я адреса его покупателей знаю?

– Ну, да, только три четверти уже поменялись, а оставшиеся тоже – не проблема.

– Ну, я же его посадить могу. В милицию могу пойти.

– Можешь, можешь. Только не будешь. У тебя труп на руках. И он это уже знает. А до суда ты не доживешь.

– А программа защиты свидетелей?

– Голливудское кино надо меньше смотреть… – тихо хихикнул Саша.

– А почему ты сказал – «мы»? – вспомнила Танька.

– Потому что.

– Нет, почему?

– Потому что потому, что кончается на «у». Не знаю. Мне так кажется. А когда мне кажется – я предпочитаю этому верить. Если я тебе сейчас скажу – иди на все четыре стороны, и ты пойдешь, этим ничего не кончится. Для меня.

– Да-а-а-а… – протянула Танька. – Что у меня за жизнь такая кривая? Кто со мной ни свяжется – все кандидат на тот свет…

– Тс-с-с! Погляди-ка… – развернул ее лицом к окну Саша.