Текст книги "Клуб "Твайлайт". Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Тата Ефремова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Глава 20

… Я немного покривила душой. Мне уже почти всё было известно из дневника Марины. Я так затрепала старую тетрадку, что от переплёта отделилась вздувшаяся обложка с осенними мотивами. Под ней оказались сложенные вдвое листы – та часть последних записей, что была выдрана с мясом. Я не понимаю, почему Марина решила их «изъять», почему всё же сохранила и вклеила под обложку. Они немного бессвязны, эти записи, написанные крупным неразборчивым почерком, я не всё сумела расшифровать. Но из них мне стало известно, что перед самым отъездом Марины друзья Рената искали Муратова, но так и не смогли найти. Я знаю, что с ним приключилось что-то нехорошее, болезнь или травма, из-за чего ему продлили сессию, но у меня в те дни как раз началась летняя практика… и личная жизнь. Я увидела его только осенью, но в те дни он был не очень общителен.

Я смутно помню то занятие, после которого один из одногруппников Марины отдал мне её дневник. Он сказал, что кто-то забыл тетрадь в аудитории, и положил мне её на стол. Кажется, его звали Сергей. Помню, я вышла за чем-то, а когда вернулась, он стоял у стола и протягивал мне яркую книжечку с осенними листьями. Я пролистала дневник и поняла, кому он принадлежит. Сразу после занятия у нас должна была проходить репетиция нескольких номеров мюзикла к концерту на День Открытых Дверей, но она сорвалась, потому что ни Михеевой, ни Муратова на ней не было. Я так и не отдала дневник Марине.

Я смотрела на Рената и раздумывала, стоит ли мне упоминать о дневнике. Всё зависело от того, что я готовилась услышать.

Он усмехнулся и заговорил:

– Мой дядя – очень неплохой по-своему человек. Я всем ему обязан, всем, что сейчас имею. Я ценю… Но у дяди Андрея есть три слабости: это деньги, семейная честь и… тётя Зоя. Много лет назад они с тётей Зоей потеряли ребёнка, первенца, мальчика. Тётя долго лечилась, но так и не смогла забеременеть… Из некоторых подслушанных фраз я знаю, что дядя Андрей каким-то образом винит себя в случившемся. Он очень любит тётю и никогда ни в чём ей не отказывает. А она редко чего-либо у него просит, но если просит, то… метко… После рождения близнецов, моих братьев, я второй по старшинству в семье, мама начала болеть. Отец отправил меня со старшим братом к дяде на все летние каникулы, мы часто бывали в Мергелевске. Я был шустрым и забавным, тётку просто обожал, хоть и скучал по маме. Тётя Зоя меня очень баловала. Она уговорила дядю Андрея взять меня к ним сначала на год, потом ещё на два. Так я и остался в их семье. Я пошёл в школу в Мергелевске. Мы жили в большой квартире на Молокозаводе. Завёл друзей во дворе, Вадьку и Тёмку, и уже не хотел возвращаться. Потом произошла эта история с родителями Лейлы. Её мама была тётиной дальней родственницей и близкой подругой. Лейла осталась сиротой. Дядя каким-то образом добился над ней опеки. Мы неплохо дружили, я всё понимал. Я был уже взрослым, а тёте нужно было на кого-нибудь изливать свою любовь и заботу. И всё было бы хорошо, если бы в один прекрасный день, когда мы сидели за столом рядом (мне было двадцать, а Лейле тринадцать), тётя Зоя не всплеснула бы руками, сказав, что мы прекрасно смотримся вместе. С тех пор это стало её идеей фикс. Идеей, которая абсолютно устраивала дядю Андрея. Он всегда видел во мне большой потенциал… он вообще очень меня любит, несмотря на все мои проделки в юности и… сейчас. Я был не слишком… дисциплинированным… Дядя старался меня контролировать после некоторых, весьма серьёзных моих выходок, и уже имел множество рычагов давления. А Лейла всегда оставалась послушной и воспитанной девочка, несмотря на свои редкие приступы бунтарства…И когда… – Ренат замолчал, совладал с собой и продолжил, – когда я встретил Марину, девушку из неполной семьи с непонятными корнями, дядя начал нажимать на все рычаги по очереди. Он нашёл подход к Лёхе Спелкину. Тому вечно не хватало денег на развлечения, а тут у его спонсора Рената завелась девушка: закончились совместные попойки и прочая халява. Дядя подкидывал Спелкину на карман, а тот сливал ему все мои передвижения. Так продолжалось два месяца, а потом у Лёхи сорвало крышу. Он напал на Марину, хотел испугать, наверное, показать, как он зол из-за нашей разрушенной дружбы, винил её в нашем разрыве. Мы стали врагами. Я отдалился от семьи дяди, перестал пользоваться его деньгами, отдал ему машину, снимал жильё с несколькими ребятами, подрабатывал, надеялся сдать на бакалавра и закончить учёбу, начать работать, быть может, вернуться к маме и папе с… Мариной. Но у Марины заболела мама. У неё был рак щитовидной железы.

– Ренат, если тебе трудно…

– Нет. Я должен дорассказать. Это важно, понимаете. Я виноват. Но я не виноват. Это сложно. Вы поймёте.

– Продолжай, – вздохнула я.

– Мама Марины скрывала от дочери своё состояние, операция прошла не очень хорошо. Ей могли помочь, но не с нашим уровнем медицины. По совпадению, врачом Ольги Сергеевны был отчим Спелкина. Как Лёха об этом узнал, не имею представления. Может, увидел Марину с мамой в диспансере. Дядя сразу воспользовался ситуацией. Он уже понимал, как далеко я зашёл… как я… дорожу… что я не собираюсь возвращаться в лоно семьи… Он нашёл подход с другой стороны, предложил оплатить очень дорогую операцию в Германии. Он мне потом всё рассказал, ничего не скрывая. Дядя вообще… честный человек. Конечно, она согласилась, приняла все его условия. Для неё это был шок, она думала, что мама выздоравливает. Дядя предложил ей перевестись в другой вуз, обещал поспособствовать, предоставил возможность выбора. Мы не должны были больше видеться, но я до сих пор не понимаю, почему она… нет, я понимаю, почему. Как раз в те дни, когда она забирала документы, я… нашёл Лёху. Мы с ней накануне как раз поссорились… я был зол, как пёс… Она тысячу раз говорила мне, чтобы я не трогал Спелкина, но я… слетел с катушек. Я полез к нему, когда он был не один, а со своей оторванной компанией. Два сломанных ребра, выбитый зуб, трещина в челюсти, сотрясение мозга. Несколько дней в больнице. Спелкина исключили, мне как всегда помог дядя. Когда я выздоровел, я несколько раз ездил к Марине домой. Её мама вернулась в Гоголево через несколько месяцев, но … одна. Она очень мне сочувствовала, рассказала, что Марина нашла работу за границей…и всё. Кажется, она сама не знала толком, где её дочь, Марина об этом позаботилась. Не буду рассказывать, что я пережил … Я закончил университет, не прекращая поисков, даже сумел собрать немного денег, сам поехал её искать. Напал на след… она работала в одной семье в Швеции по программе о-пэр[1]. Но потом перешла в другую семью, у них что-то не сложилось, и я потерял след, когда у меня закончились деньги. Дядя меня… простил. Отправил меня в Штаты, учиться менеджменту. Ну а дальше… вы знаете…

– Ох, Ренат, – вымолвила я.

Он улыбнулся одними глазами:

– Всё так быстро закончилось. Мой рассказ. Такой короткий рассказ. А я думал, всю ночь буду говорить. Действительно, легче стало. Я знаю, что у вас было к нам особое отношение в университете. Вы понимаете, почему я затеял этот мюзикл? Решил поверить в чудо, когда узнал о постановке вашей новеллы. Это было … как магический ритуал – восстановить настроение, чувства…

– Ты ждал… её?

– Я всегда представлял её в роли Изабеллы. Думал, она узнает, поймёт, что это не совпадение и… и придёт. Глупость, правда? Спустя столько лет на что-то надеяться.

– Ох, – повторила я, не зная, что сказать. – Если тебе… тяжело, давай свернём весь этот проект.

– Нет, – решительно сказал Ренат. – Мюзикл состоится. Теперь всё по-другому. Это был последний… акт моей личной драмы. Больше срывов не будет. Мы нашли отдельное помещение, ведём переговоры. Это будет вторая площадка «Твайлайта», «Твайлайт Стейдж». Проектом заинтересовались на городском уровне. Я просто пришёл сказать вам, чтобы вы не переживали. Я же вижу, что вы всё ещё переживаете. Я иногда… веду себя как дурак… Скажите, Влюблённый в пьесе и два его друга, умный и не очень, это я, Вадим и Артём?

– Да, – я смутилась.

– Я сразу понял. Очень похоже получилось… забавно.

Я шмыгнула носом от неловкости – не думала, что он догадается. В своих героях я действительно «слегка» вывела «мушкетёров». В пьесе нет намёка на предательство, но некоторые шалости вполне узнаваемы. Ренат всегда был очень сообразительным, я этого как-то не учла.

– Вы знали, что Вадим был влюблён в Марину? – ровным голосом спросил Ренат.

Конечно, я об этом знала! Из дневника.

– Э-э-э, – сказала я.

– Просто в пьесе это есть.

– Наверное, подсознательно… вылезло.

– Если бы я не подрался в тот день, наша жизнь, возможно, сложилась бы по-другому. Я не мог себя контролировать. Смеялся, когда она просила меня… забыть. Не мог… забыть. Я и сейчас не могу. Как напьюсь, начинаю его искать. Что-то копится, копится и закипает, понимаете? И тогда так было.

– Кто знает, как всё сложилось бы, – уклончиво произнесла я. И добавила: – Я видела тебя тогда, на балконе общежития. Это был уже пятый курс. Ты сидел и смотрел.

– Да, балкон, – взгляд Рената затуманился, он был уже где-то далеко. Вид у него был очень усталым. – Мне очень неловко вас просить об этом, но можно я у вас посплю… тут, на диванчике? Не уверен, что доберусь домой… утомился…

– Конечно, Ренатик, дорогой. Я тебе постелю.

– Спасибо. Вы очень много для меня делаете. Как вы все меня терпите?

– Вот как-то так, сами удивляемся, – проворчала я под нос, выходя за пледом.

Когда я вернулась, он уже спал. На животе, лицом на диванной подушке, свесив одну руку. Я укрыла его пледом, выключила свет. В темноте заметила, что возле руки Рената на полу лежит его большой золотистый телефон. Мобильный вспыхивал и жужжал, и Ренат каждый раз вздрагивал. Я подняла телефон с пола – вдруг наступит, когда проснётся. Мобильный как раз зажужжал, высветил сообщение: «уведомление о прочтении. 14/07/2013». Я отключила звук и положила телефон на тумбочку.

* * *

Борис приехал за ней ровно в три. Марина сидела на кухне, полностью готовая, и читала статью в «Кофе». Она прочитывала её, закрывала журнал, потом опять его открывала и начинала читать заново, с первых строк, в которых журналистка с каким-то раздражающим Марину фамильярным восторгом описывала внешность Рената. Когда Танников бросил в трубку короткое «Выходи», Марина ещё больше вознегодовала в душе: Борис прервал столь сладостную для неё муку, сеанс самоистязания.

Взгляд у Бориса, когда он её увидел, был очень говорящим. Он взял её за руку, отступил на шаг и с восхищением осмотрел с головы до ног. В этом было что-то… унизительное. Как будто Танников радовался собственной удачливости в выборе товара, тому, что за неказистой девчонкой в мешковатой футболке и с дурно крашеными волосами сумел разглядеть нечто, соотносимое с его высокими требованиями.

Они ехали по загруженной трассе, в дороге Борис блистал остроумием и сумел немного Марину развеселить. Она оставила журнал дома, иначе не удержалась бы и читала прямо во время свидания. Но она всё равно перечитывала статью, мысленно, даже болтая с Борей:

«К: Многие наши читатели следят за текущими проектами «Твайлайта». Признаться, мы привыкли к постоянным обновлениям и свежим программам. Как скажется разработка нового проекта на формате старого? Что это, ребрендинг?

М: В какой-то степени да, ребрендинг. Действительно, сейчас всё внимание на новом проекте, остальные старт-апы мы временно приостанавливаем. Были в перспективе радиоканал «Твайлайт» и несколько новых караоке-клубов, и мы в принципе от этих проектов не отказываемся. Мы ведь не просто клуб с музыкальной программой, мы немного театр, стэнд-ап шоу, даже цирк. Новый проект не просто расширит формат, возможно, он станет толчком для развития оригинального концепта. «Твайлайт-Стейдж» – это вторая площадка с более ярко выраженным театральным направлением.

К: Бродвей в Мергелевске?

М: (смеётся): Почему бы нет? Мы собрали прекрасную команду, закупаем световое оборудование, акустические системы, с нами работает музыкальный руководитель …»

– Ну? Так понравилась машина?

– Что? А, извини, задумалась.

Борис помог ей выйти из автомобиля.

– Как красиво! – ахнула Марина, оглядываясь вокруг. – Столько цветов! Я помню это место! Здесь ещё был такой… магазинчик-комиссионка!

– Ты помнишь странные места, Маринкин. Таким девушкам, как ты, нужно запоминать только расположение ювелирных салонов и бутиков.

– Куда мы идём?

– Смотреть картины, конечно. Я же теперь владелец галереи, забыла? Каждый день тружусь аки пчела. В Мергелевске особо нечем поживиться, но там, куда мы сейчас идём, любят выставлять свои работы на продажу довольно интересные, немейнстримовые ребята. Вложи копейку, получи миллион – вот мой девиз.

Они поплутали по узким улочкам и спустились в салон-подвальчик, по очень крутой лестнице. Несколько залов были полны золотого блеска: на подставках тут и там стояли под стеклом дивные венецианские маски. Кроме них, в салоне не было ни одного покупателя. Боря провёл Марину через небольшую комнату с гротескными скульптурами, и они оказались в просторном зале с полотнами на стенах и подставках в виде стилизованных мольбертов.

– Ищи, – бросил Борис, улыбаясь.

– Что? – удивилась Марина, оглядываясь. Она немного отошла от него, привлечённая сочным пейзажем с грустными коровами.

– Представь, что ты владелица галереи. Что бы ты купила? Осмотрись, не спеши. Выбирай не по цене, не по именам, по зову сердца.

Борис глядел на неё, совершенно не скрывая своих желаний и дальнейших планов. Он очень хорошо смотрелся среди многокрасия масла и акварели. В золотом полумраке салона зелёные глаза казались дымчато-серыми. Марина против воли продолжила контакт глазами. Откровенность мужского взгляда неожиданно её успокоила. А место и обстановка придавали их свиданию особую романтичность. Марина подумала, что многие девушки мечтали бы сейчас оказаться на её месте. Она принялась ходить по залу, стараясь не отвлекаться на внимательно следящего за каждым её шагом Бориса. И на грустных коров, которые смотрели на неё с немым упрёком.

Она разглядывала полотна, прислушиваясь к своим ощущениям, понимая, что имел в виду Танников. Это как музыка. Услаждение души. Рага.

– Вот, – сказала Марина, указывая на небольшой пейзаж.

На нём были горы, «выгрызенные» горы Мергелевска с белыми выступами там, где добывался много лет назад цемент.

– Из тебя выйдет толк, – произнёс Борис над самым её ухом, от чего она вздрогнула. – Алексей Доронин, очень перспективный юноша. Пишет редко, ещё реже выставляет что-либо на продажу. Я ради него сюда и прихожу.

Он положил ей руки на плечи, заскользил ладонями к шее и обнажённым ключицам в вырезе платья, обнял, заставил повернуться:

– Дубль два. И не пытайся сбежать.

Марина запрокинула голову, послушно подставляя губы. Всё равно. Теперь уже всё равно. В конце статьи говорилось о скорой женитьбе владельца «Твайлайта»:

«К: О, Ренат! Вот ты сейчас понимаешь, сколько разочарованных женских вздохов пронеслось в эту секунду по Мергелевску?! Да что там по Мергелевску! По всему Югу!

М: (смущенно улыбается) Они меня простят. И порадуются за меня. Я вступаю в новый для себя период времени. И у меня всё хорошо»

Борис целовался умело и… цепко. Оторвался от неё, прошептал, стискивая плечи в чёрном кружеве:

– Хорошая девочка.

И продолжил, прикрыв глаза. Марина сквозь веки смотрела на коров. Коровы немо взывали к её совести. Тогда она зажмурилась.

… В открытом кафе под плетёным потолком висели яркие гирлянды. Бориса кто-то позвал из-за соседнего столика и он, извинившись, сделал заказ и подсел к знакомым, которые, судя по всему, имели отношение к его галерейному бизнесу. Марина была рада передышке. Она устала. Город был слишком шумен и слишком полон любви: парочек разных возрастов, зажигательной музыки, откровенных взглядов. Она бездумно следила за огнями на море. Он назвал своё клуб «Твайлайт». Неслучайно? Хотелось бы верить, что да, но не сто́ит: у Рената было несколько любимых песен с таким же названием. Марина вдруг вспомнила, что когда-то у неё был почтовый ящик со словом «twilight»[2] в адресе и паролем из восьми цифр – днём её рождения и той их первой ночи. Почту завёл Ренат. Она уже не помнила, зачем. Наверное, электронный ящик заблокирован спустя столько лет.

Он не была заблокирован, лишь часть сообщений за первые годы ушла в архив, о чём сообщало сервисное извещение. Марина с ужасом смотрела на экран. Больше трёх тысяч писем, часть из них – спам, но остальные с одного и того же адреса. Она ткнула пальцем наугад: «Группа «The Cure». Хорошие ребята, тебе не понравятся. Альтернативный рок. Странные голоса. Странные мысли. Послушай их в сборнике с чем-нибудь, разбавь. Только послушай обязательно. Ты знаешь, сколько в сети разной музыки? Всё почти можно скачать, не то, что раньше. Люблю тебя, Почемучка». Письмо было датировано двадцатым ноября две тысячи девятого года. Оно было отправлено через два с половиной года после их расставания.

Марина шла по улице и нажимала на экран. Жирный шрифт сообщений становился обычным. В неё врезались люди, или это она в кого-то врезалась. «Группа «The Doors». Вот этих не слушай ни за что! Я ведь тебя знаю, Карамелька. Ты влюбишься в одержимого красавчика и завесишь все стены постерами…»

– Уже, – сказала Марина вслух сквозь слёзы. – Уже, Ренат.

Она шла по набережной. Пахло морем и сладостями. Три тысячи писем. Три тысячи. На последнем стояла июльская дата текущего года. Музыкального «ликбеза» в нём уже не было. «Прощай, Карамелька. У меня больше нет сил. Мне жаль».

…

– Ты чего? – испуганно спросил Игнат, наклоняясь с лестничной площадки. – Ты где была?

Марина непонимающе посмотрела на него снизу вверх. Потом начала подниматься, сжав телефон в руке.

– Тебя дядя Боря потерял! Звонил раз двадцать. Знаешь, какой кипиш поднял?! Вы поругались, что ли? Ты чего трубку не брала?

– Игнат, – Марина встала напротив подростка, пытаясь сформулировать ускользающую мысль. – Я ушла. Просто ушла. Это плохо. Надо извиниться.

У Игната округлились глаза:

– Чё, и вправду отшила?! Дядю Борю.

Марина подумала и сказала:

– Да.

– Ну ты, мать, даёшь!

Она быстро приняла душ и переоделась, на этот раз без всякого сожаления смыв красоту, сотворённую Ираклием. Игнат был в её комнате, лежал, нагло развалившись, поперёк кровати с Пикселем на животе.

– Иди к себе, – сказала Марина, хватаясь за телефон и садясь на подушки, – что ты тут забыл?

– Я не к тебе. Я к Пикселю. Он совсем меня игнорирует, а я, между прочим, его опекун. Да, Пискля? Чем она тебя приманивает?… Что тут у тебя? – подросток приподнялся и потянул с тумбочки журнал. – Я написал крёстному сообщение, что с тобой всё в порядке и что ты окончательно свихнулась. Он успокоился, а то хотел уже ехать сюда.

– Спасибо, – сказала Марина машинально, бегая глазами по строчкам письма за две тысячи одиннадцатый год.

– Всегда пожалуйста. Сам не хочу, чтоб он приезжал. О, Пискля! Наш сосед! Смотри! – Игнат развернул журнал и показал его коту. – Ты его любишь, да? Он тебя мятой кормит, урод. А мне потом ходи тебя забирай. Надо забор починить… Тебе такие мужики, что ли, нравятся? С запонками? Запонки – чума! Слышь!

– А? – Марина подняла на подростка рассеянный взгляд.

– Говорю, у тебя тут вся страница, как из… Ты её жевала, что ли? Такие тебе нравятся? – Игнат развернул к Марине журнал. – Наш сосед – твой идеал?

– Ваш сосед? – непонимающе переспросила Марина.

– Ну а кто ещё? Наш сосед, Муратов. Зануда. Ты у него ещё яблоки воровала. Почти год не можем добиться, чтобы он кошачью мяту выполол… Эй, ты куда рванула?!

Марина выскочила во двор, взбежала по лестнице из камней и спрыгнула в соседский сад. Она стояла под яблоней, глубоко дыша. Дом был тёмен, лишь вполсилы горела подсветка в бассейне. Над забором показалась взъерошенная голова Игната:

– Ты совсем с башки слетела? Чего ты у него забыла? Опять за яблоками? Ты знаешь, что он сделает, если узнает? Я один раз тоже влез, за Пикселем, думал, живым не уйду! Тем более, его кто-то грабанул вроде пару дней назад. Не слышала? Телохранитель ещё заходил, лысый такой. Ты как раз деду позировала.

– Игнат, – немного придя в себя, спросила Марина. – Как мне выбраться?

– Сейчас.

Страдальчески пыхтя, Игнат перебросил через забор стремянку. Марина поднялась наверх, и подросток с трудом поднял раздвинутую лестницу обратно.

[1] Au-pair – няньки, бебиситтеры

[2] Англ. Сумерки.