Текст книги "Клуб "Твайлайт". Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Тата Ефремова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
– Ренат Тимурович, – сказал Макар, удивлённо ответив на приветствие незнакомой ему девушки, вылезшей из лексуса. – Дверь открыта, я вызвал Артёма Петровича. Подозреваем взлом. Видео с камер запросили… Ренат Тимурович! Куда вы? Это небезопасно!
Муратов уже шёл по кирпичной дорожке. Он толкнул дверь, прислушался. В доме было тихо, лишь натужно гудела внизу система кондиционирования, автоматически запускающаяся при повышении температуры. Ренат включил свет, присвистнул, с хрустом прошёлся по осколкам посуды и стекла, прикидывая размер ущерба. В дом осторожно зашёл Артём, крякнул, сказал:
– Ты б подождал бродить. Мало ли. Пусть ребята тут всё осмотрят с собакой.
Ренат раздражённо дёрнул плечом, прищурился, быстро зашагал вверх по лестнице.
– Мурашка, стой! Сказано же тебе! – сердито крикнул Олейников.
– Всё, Тёма, отбой! Без сапёров обойдёмся, – отозвался сверху Муратов.
Он стоял в гардеробной перед разгромленными ящиками и смотрел в пустой фиолетовый футляр. Подвигал нижней челюстью, иронично усмехнулся. Хотел же избавиться от психологических «якорей», привязавших его к прошлому? Теперь можно не беспокоиться – избавился. Ко всеобщему удовлетворению. Если увидит Альбину, обязательно скажет ей спасибо. И всё-таки он недооценил злость и обиду свей бывшей, теряет хватку. Зато совершенно спокоен и даже доволен отчасти – даже удивительно.
Артём уже просматривал видео с камер на ноутбуке, похмыкивая и качая головой. Дело ясное: привлекать посторонних к происшествию не надо, сами разберутся, если Мурашка вообще захочет разбираться.
Ренат спустился, вышел к машине, кинул Макару, указав на Лейлу, топчущуюся у порше Рената с отчаянно любопытным видом:
– Отвези её в отель. Бронь на имя Лейлы Залятовой. В дороге с ней особо не разговаривай.
– Почему? – на лице у перенервничавшего шофёра отобразились разные невероятные предположения.
«Потому что ты холостой, высокий, скромный, порядочный и в меру привлекательный», чуть не сказал Ренат, но вслух объяснил:
– Девушка устала после перелёта.
* * *
Посёлок Лесенки, август 2017 года
Марина позволила себе оглянуться только на стоянке, выдохнула, присела на сидение мотоцикла, давая отдых ноющим и дрожащим ногам. Болела лодыжка, в голове пульсировало, перед глазами стояло лицо Вадима. Оказывается, во время выступления она смутно видела его сидящим в зале, с левой стороны от сцены, но проигнорировала тревожно стукнувшее сердце. Только этого не хватало! Только не это! Ох, как же тяжко!
– Марина! – с ней подбежал запыхавшийся Майк, остановился в нескольких шагах, покачал головой, покрутился на месте, вскинув руки, и несколько раз жалобно проговорил: – Марина! Марина!
– Что Марина? – её голос был уставшим. – Мне подождать? Полицию вызывать будете?
– Полицию?! – вдруг гневно выкрикнул гитарист. – Имей совесть! Я сам ему добавлю! И парни поддадут!
– Не сто́ит, – мягко проговорила Марина, чувствуя, как немного развязывается внутри узел тревоги. – Ему хватит. Он трус.
– Почему ты не сказала? Мне! Пацанам!
– Я говорила. Вы всегда считали, я преувеличиваю.
– Мы думали…
– … я его сама провоцирую? Развлекаюсь так? Хобби у меня, знаешь ли, в свободное время порванные бюстгальтеры зашивать! Обожаю синяки на ляжках и выдранные с корнями волосы!
– Он же успокоился в последнее время! Я думал, он с Юлей!
– Юлей, Машулей, Натулей… – Марина пожала плечами. – Макс с Крисом всегда в другую сторону смотрели, когда он меня тискал. Только ты пытался помешать.
– Ты же знаешь…
– Ладно. Проехали. Я ухожу. Совсем. Извини.
– Марин, я с ним поговорю… Да нахер разговоры! Я заставлю его уйти из группы!
– Которую вы же вдвоём и создали? Сможешь доказать, что ты теперь в «Надеждах» самый главный? А Макс с Крисом тебя поддержат? – она иронично улыбнулась. – Нет, Майк. Просто мой тебе совет: девок в группу не берите. Возьмите хорошего парня солистом. И ноу проблем. Главное, не молоденького совсем. А то мало ли что Стёпе в голову взбредёт в один прекрасный момент.
– Зачем ты так?
– Как зовут того продюсера из «Твайлайта»? Не этого… второго…владельца клуба.
– Муратов. Ренат Муратов. Он…
– И где этот клуб? В каком районе?
– На Кольцевой, возле парка «Радуга». Дай мне свой новый номер. Ты же его поменяла?
– Поменяла. Не дам, – она уселась на мотоцикл. – Если обо мне будут расспрашивать, скажи, ты мой номер не знаешь. И где живу, не знаешь. Хорошо, что ты этого не знаешь, Миша, ты слишком… мягкий и уступчивый. Ты очень хороший. Прощай.
Она отъехала на несколько километров вдоль моря и остановилась. Музыка, музыка. Ей срочно нужна подходящая музыка. Всё лечится правильно подобранной музыкой. Моррисончик, милый, где ты? Спаси меня, мёртвый поэт! В наушниках зазвучал голос Джима Моррисона:
Жду, когда ты придёшь.
Жду твоей песни.
Жду, когда ты объяснишь, что пошло не так.
Это самая странная жизнь из всех, что я знал. [2]
Марина просмотрела карту, выбрала путь через мост и въехала в Мергелевск через ту часть города, которую совсем не знала, новую, с аккуратными зелёными зонами и широкими улицами. Поплутала по дорогам и остановилась перед серо-стальным зданием в стиле хай-тек, из-за сложных геометрических форм напоминающим постройки из фильмов о далёком и прогрессивном будущем. Она сняла шлем и долго стояла, глядя на «Твайлайт».
– Значит… ты всё-таки сделал это. Осуществил свою мечту. Я рада за тебя… Видишь, всё к лучшему. Всё было к лучшему.
В плеере телефона зазвучала «Unhappy Girl»[3], и, отъезжая от парка, Марина нажала на «стоп».
* * *
Мергелевск, ЮМУ, декабрь 2006 года
Ольга Сергеевна тяжело присела на стул, взяла в руки фотографию:
– Значит, всё-таки этот мальчик? Ты же говорила…
– Мама, – Марина счастливо зажмурилась, – всё так быстро произошло!
– Нерусский какой-то, – пробормотала Ольга Сергеевна. – Ты уверена? Знаешь, они какие, нерусские? Дома посадит, заставит детей только рожать и растить. Раз в месяц выгуляет в ресторан на семейный праздник, и опять дома сиди.
– Мама! – возмутилась Марина. – Я вообще-то пока замуж за него не собираюсь!
– А почему нет? Вот у меня одна клиентка за армяна вышла. Как сыр в масле катается, дом, деньги, а сама – русская. И семья его против не была, сразу…
– Мама!
– Нерусские часто хорошие, почтительные, дети, опять же, красивые… как их… метисы…
– Мама, ты смеёшься, что ли? – Марина с подозрением уставилась на Ольгу Сергеевну.
– Да шучу я, шучу. Просто мне тревожно. Иногда смотрю на тебя в последнее время и думаю: три месяца прошло с твоего поступления сюда, ты была такая малышка, а тут сразу девушка, и парень есть уже. Быстро всё как-то. Мне страшно от того, что ты такой красавицей выросла. Я такой не была, но и то… Надеюсь, твой… Ренат тебя защитит.
– Да, он меня защищает. Ревнует и охраняет от всех.
– Я ж говорю, нерусский!
– Мама!
– Ладно, солнышко, пойду. Мне ещё собираться и билет взять.
– Ты точно решила, что будешь дома Новый Год встречать? Мы же всегда с тобой вместе встречали, всегда!
– Так, солнышко, сейчас всё по-другому. Ренат-то твой, небось, обидится, ну как зарэжэт меня!
– Опять смеёшься?!
– Мариночка, ты знаешь, как я тебе доверяю. Моя доченька самая умная, благоразумная, думающая. Главное, не позволяй любви разум заслонить… нет, о чём я говорю? Ты скромная и порядочная девочка. Рената я твоего, конечно, ещё не знаю, но раз он тебе понравился, значит, тоже хороший. Когда ты нас познакомишь? Давай после праздников! Но в случае чего, сразу звони! А я с бабушкой повидаюсь, тётей Верой, отдохну целых десять дней! Счастье-то какое! А ты звони! Звони каждый день! Ты же знаешь, это я с тобой такая спокойная и покладистая, а без тебя буду думать и переживать! Ну не могу я иначе! Я твоя мама! Каждый раз от тебя с кровью отрываюсь!
– Я знаю! Ты самая лучшая мама на свете! Я буду звонить каждый день!.. Мам, ты выглядишь очень уставшей. Этот твой бронхит всё не проходит… меня это тревожит! Ты ещё раз у врача была?
– Конечно! И в Гоголево ещё схожу, после Рождества. Не волнуйся, подлечусь за выходные!
– Обещай! Я тебя очень люблю, мама!
– И я тебя, солнышко! Пусть этот новый год принесёт тебя только радость!
…
– Так, Михеева, стоять! Куда?
Не успела Марина вылететь из аудитории, как Ренат уже держал её за плечо и подозрительно оглядывался.
– Я кушать! Мне надо очень-очень быстро! У меня пересдача по английскому! – затараторила Марина. – А то меня не допустят! Отпусти, я побегу!
– Много бегать вредно. Когда у тебя пересдача?
– На четвёртой паре. Мне ещё повторить нужно.
– Ладно, идём.
– Куда ты меня ведёшь? Мне надо в столовую. У меня же талоны!
– Ты правда думаешь, что девушка Рената Муратова будет и дальше кушать, – Ренат передразнил её интонацию, – перловку и запивать её компотом из сухофруктов?
– Что ты имеешь против компота из сухофруктов?
– Ничего. Я тебе его даже закажу в кафетерии. Там его действительно из груш и абрикос варят, а не из лимонной кислоты.
– Я не хочу, чтобы ты на меня тратился!
– Ты не можешь тут чего-то хотеть или не хотеть. Это – область моего влияния, и не надо в неё влезать. Я же не говорю тебе, какую губную помаду выбирать. Кстати, – Ренат остановился, достал из кармана носовой платок, вкусно пахнущий каким-то мужским парфюмом, и вытер ей губы.
– Эй! – возмутилась Марина.
– Слишком ярко. После пар пойдём в торговый центр и купим тебе что-нибудь попроще… гигиеническую, с клубничкой, ням-ням.
– Ты всё-таки… точно… нерусский!
– У меня мама русская, зовут Надя, – невозмутимо сообщил Ренат, – работает в детском садике. А отца зовут Тимур, он химик-технолог, любит говорить, что мужчина и женщина равны, но неодинаковы. У меня ещё трое братьев.
– Ой, как мило! – Марина остановилась, всплеснула руками. – Я люблю, когда в семьях много детей. Это же так весело!
Ренат прошёлся немного вперёд, оглянулся, оценивающе прищурясь, подняв одну бровь:
– Любишь, значит? Ну-ну…
…
– Привет, – Дима (Марина наконец узнала его фамилию – Мельников) двумя руками вытянул у неё из пальцев папки, словно случайно прижав её ладонь к пыльной бумаге, – давай помогу, тоже потаскаю.
– Ну… – Марина оглянулась, аккуратно высвобождая руку, – ладно. Сороковой кабинет. Ты неси, а я ещё пойду возьму. Там много ещё.
Театральная группа освобождала кабинет для хранения своего реквизита рядом с залом и выносила на свалку старые папки с доисторическими рефератами и курсовиками, написанными ещё от руки. Ренат не позволил Марине набрать сразу много папок и теперь нёс где-то позади тяжёлый ящик с макулатурой.
Дима и ещё какой-то парень, кажется, третьекурсник с ФПР, подошли вдвоём. Третьекурсник встал у стены, щелкнул модным телефоном-слайдером и, судя по пиликанью, стал играть. Мельников задержал взгляд на лице Марины, улыбнулся:
– Боишься меня, что ли?
– Не-е-ет, – Марина снова оглянулась.
– Всё времени не было с тобой на репетиции поговорить. Приходил к тебе в блок, ты не открыла. Ты мне давно нравишься, давай встречаться.
– Я не могу… у меня парень есть.
– Нет у тебя парня, я узнавал.
– Е-е-есть.
– Лапшу не вешай, когда бы ты успела? Поехали сегодня в город, погуляем? Я за рулём, отвезу, куда скажешь.
– Димон, – не отрывая взгляда от телефона, отозвался от стены третьекурсник, – она типа и вправду с Муратовым встречается.
– С кем? С Муратовым? Да чё ты порешь?! Я бы знал! – раздражённо бросил Мельников через плечо. – Ну что, Марин? Во сколько за тобой зайти?
Марина вспомнила, что Дима не был на той самой репетиции три дня назад, когда Ренат во всеуслышание заявил, что они теперь вместе. Вспомнила она и о подслушанном за кулисами разговоре Мельникова с приятелем, кажется, как раз этим, что сейчас пиликал телефоном. Точно, с ним! Тот разговор был очень… гадким. Мельников явно был озабоченным, хотя и не скажешь по тому, как он вёл себя, когда прилюдно общался с девушками. После тех его комментариев о ней Марина потом несколько дней ходила с ощущением, будто её измазали чем-то грязным, расстраивалась, ёжилась от брезгливости, засыпая, вновь и вновь вспоминая комментарии первокурсника, и жалела, что не может никому пожаловаться. Но сейчас-то у неё есть кому пожаловаться!
Ренат вышел из-за угла, поднял бровь и окинул взглядом всех троих. Потом вопросительно посмотрел на Марину.
– Вот он, – она мстительно ткнула пальцем в Мельникова. – Предлагает с ним встречаться. И обсуждал меня со своим другом, вон тем, – она перевела палец на третьекурсника (тот отделился от стены и начал медленно перемещаться вдоль дверей кабинетов). – Сказал, что у меня сочная… задница. И это самое… приличное, что он сказал.
Мельников продолжал дерзко улыбаться. Он был крепким и высоким, занимался волейболом, но Марина знала, что пару недель назад Муратов нокаутировал в баре «тяжеловеса» Боровикова с пятого курса.
Ренат неспеша поставил коробку на пол и шмыгнул носом. Выпрямился, хрустнув плечами. Может, Мельников всё же знал о драке в «Кактусе», а может, просто впечатлился выражением лица друга, уже довольно далеко отползшего вдоль стены, так как оглянувшись, сделал шаг назад.
– Бегите, глупцы! – Марина медленно и жутковато улыбнулась.
Потом принялась ловить, подпрыгивая и напевая, взметнувшиеся ворохом листы из рефератов, с удовольствием прислушиваясь к удаляющемуся тройному топоту ног по коридору.
Посёлок Кольбино, август 2017 года
Марина подъехала к посёлку со стороны рынка, сама открыла шлагбаум специальной пропускной картой, которую дал ей Борис. У ворот дома она заметила светлую фигуру Игната. Подросток нервно прохаживался взад-вперёд. Подбежал к ней, стоило ей подъехать. Но, вопреки ожиданиям Марины, не стал осматривать, обнимать и поливать слезами свой «ниндзя», а выпалил:
– Ты где шляешься? Дед и дядя Боря будут тут через десять минут! Уже подъезжают!
– Как?! – ужаснулась Марина.
– Так!!! – возопил Игнат. – Дед раньше решил вернуться! Я чуть не попался и-за тебя! Объясняй ему потом!
– Где твои друзья озабоченные? – спросила Марина, судорожно помогая Игнату укрывать мотоцикл чехлом в гараже.
– Сама ты…! Ушли! Давно!
– Кальян спрятал? Дымом не воняет?
– Откуда я знаю?! Я принюхался уже!
– Конечно, воняет! – возмущенно сообщила Марина, взбежав на второй этаж. – Освежитель мне, быстро!
– Закончился! – Игнат выскочил из ванной, тряся пустым флаконом.
– Блин!!! – Марина влетела в комнату, схватила со столика пузырёк с духами, принялась вертеться в коридоре, раскрыв дверь в комнату мальчишки, брызгая по сторонам. Расстроившись, влепила Игнату подзатыльник. – Они дорогие, бездельник! Зла на тебя не хватает!
– Я что, знал?! – подросток смущённо потёр затылок, вскинулся: – А сама?! Ты себя в зеркало видела?! Ты похожа на… рокершу!
– Я и есть… Чёрт! Точно! Бегом, вынес всё из своей комнаты! Жратву, говорю, убери со стола! Я в ванную! Улыбаемся и машем, понял?!
Она плеснула в лицо водой над раковиной, прошлась по векам пенистым гелем, посмотрела, как течёт по щекам волшебный макияж из другой жизни. На губах даже после умывания осталось немного цвета. И глаза продолжали сиять. Или это был такой свет в ванной?
…Они с Игнатом, словно примерные ребятишки, встали у лестницы. Радостно улыбаясь. Кардашев поправил очки и сказал с довольным видом:
– Ну что, ужились, наконец? Я рад! Хорошо как дома. Пахнет замечательно, чистота!
– Ой, – встрепенулась Марина, – я сейчас ужин приготовлю! Мы просто вас не ждали!
– Я не выдержал, – немного смущенно признался Кардашев. – Понял, что ужасно хочу снова работать. Вот и Боря меня подзуживал всё.
Танников, до этого стоявший молча (Марина ловила на себе его лёгкие взгляды вскользь), одобрительно хмыкнул, подхватил сумки и пошёл наверх.
– Он что, тоже здесь жить будет? – шёпотом спросила она у Игната.
Тот пожал плечами:
– Не знаю, бывает, живёт по паре дней…
Но Танников уехал сразу после ужина. Кардашев, потирая усталые веки, поднялся к себе. Марина облегчённо выдохнула, надела огромные розовые перчатки и начала укладывать тарелки в посудомоечную машину. Пришёл Игнат, кинулся помогать, хотя больше мешал. Она рявкнула на него, он отстал с довольным лицом и, прислонившись к холодильнику, принялся с сочным хрустом грызть яблоко.
– А говорила, вы с дядей Борей только дружите.
– Повторю для особо непонятливых: мы только дружим. Даже не очень… уже.
– М-м-м-м… ясно.
– Что тебе ясно?
– Что это ты с ним уже не дружишь, а он с тобой ещё да. Ты вообще… немного глупая, по-моему.
– А ты очень умный, как я погляжу.
– Смотря с кем сравнивать. Я, например, уверен, что если крёстный захочет заняться нормальным делом, скажем, собирать металлолом, ему всего лишь нужно будет пойти на площадь Свободы и поулыбаться там железной Крестьянке, той, что рядом с Рабочим. Она сразу же спуститься со своего пьедестала и пойдёт за дядей Борей.
– Долго придумывал?
– Нет. Это экспромт. Я развитый не по годам. Много фильмов смотрю, со смыслом.
– Заметила.
– Я… – Игнат помолчал, разглядывая обкусанное яблоко, почесал нос… – никакие дырки в ванной не ковырял и никогда за тобой не подсматривал. И не буду. Очень нужно! Митю не слушай. У него гормоны.
Марина выпрямилась от духовки, бросила в раковину грязную тряпку и стянула резиновую перчатку, протягивая подростку руку:
– Проехали. Я ничего такого не имела в виду. Мир?
– Мир. Пока готовишь и убираешь. А если будешь ябедничать, я расскажу, как ты яблоки у соседа воровала. И соседу расскажу. Он вредный тип, сделает вот так, – Игнат с высокомерным видом поднял одну бровь, – и будет потом нудить. Я его терпеть не могу, но расскажу, поняла? – подросток вручил Марине огрызок и пошёл к лестнице.
Марина вздохнула, выкинула огрызок в мусор, тоже достала из холодильника яблоко и принялась хрустеть им, поглядывая в окно. Ей больше не вспоминалось окровавленное лицо Степана. И лицо Вадима тоже. Вкусно пахло жареной курицей, яблоко было сочным и немного терпким. Жизнь налаживалась. Как всегда.
[1] Поклонницы
[2] Waiting for the Sun (The Doors)
[3] Несчастливая девушка (The Doors)
Глава 18
Мергелевск, август 2017 года
Город прихорашивался – Мергелевск вовсю готовился к своим именинам, круглой дате. Он и так был красив в эти жаркие, солнечные дни, освежён дождями и потому необычайно зелен для конца лета, полон цветов на бульварах, наряден в яркой тротуарной плитке и страшненьких топиарных фигурах, последнем писке ландшафтной моды. А тут ещё повсюду (даже из динамиков на трамвайных остановках) зазвучала музыка, забились на ветерке флаги с изображением маяка, геральдического символа Мергелевска, в парках выросли сцены и подмостки с красочными задниками, а по улицам, раздавая пригласительные на концерты, запорхали девушки в кокетливых тельняшках и шортиках с якорями.
Вадим и Ренат сидели в открытом кафе на Пензенской. Перебрасывались парой слов, а потом опять замолкали, разморенные жарой. Вадим с тревогой поглядывал на друга. У Муратова в тёмном круге с зеленцой, под правым глазом, билась крошечная жилка.
Ренат уже несколько недель работал, как исступлённый. Никто не знал, когда он спит и что ест. Муратов стал несдержан и вспыльчив. На днях сильно отругал, испугал и обидел девочку из данс-шоу, потом извинился, но у всех, кто был свидетелем некрасивой сцены, остался осадок. Конфликт возник не на пустом месте, Оля сама была виновата, но раньше Ренат провёл бы «воспитательную работу» совсем иначе – так, что воспитуемая сторона и не поняла бы, что её заставили постоять в углу, а ещё больше лезла бы из кожи, чтобы угодить шефу.
Все в клубе заметили, что с Муратовым происходит нечто нехорошее. На фоне этого Вадиму было очень легко скрывать своё состояние. Он спал и ел, но что бы он ни делал, рядом с ним, в его мыслях и ощущениях, теперь всегда была Марина. Она сидела рядом с ним на репетициях в «Твайлайте» и сейчас, в кафе, а стоило ему посмотреть вдаль, всё шла к нему, глядя исподлобья, и она видел её всю, стройную, гибкую, стремительную… агрессивную – очень его волнующую. Он видел её бёдра в гладкой коже брюк, волосы, падающие на одно плечо, напряжённые скулы, гневные глаза и полураскрытые губы. Он реагировал на этот засевший в памяти образ глупо, как мальчишка … нет, ожидаемо, как мужчина. Ренат оказался совершенно прав, тогда, больше десяти лет назад. Как он мог предвидеть, в кого вырастет его смешная рыжая почемучка? Откуда он знал?
Ренат позвонил, когда Ярник выходил с консультации по «телекоммуникациям». Муратова на консультации не было. Потому что Муратов был очень занят – сидел в небольшой проекторной, примыкающей к аудитории на сорок мест на втором этаже ФПР. Сидел и смотрел в узкое окошко. За окошком, за столом перед доской, принимал зачёт преподаватель английского Данила Евгеньевич. На зачёте присутствовала одна единственная студентка, Марина Михеева. Вадиму показалось, что из проекторной, даже через пыльное стекло, он видит, как красны у неё уши и сколь несчастно лицо вполоборота.
– У нас завтра зачёт, – угрюмо напомнил Ярник Муратову.
– Да, – сказал Ренат, не отрывая взгляда от окошка.
– Зимняя сессия вообще-то.
– Ага.
– Зачем позвал?
– Ты моя система охлаждения при перегреве.
Вадим посмотрел на Марину.
– Вот что ты видишь? – спросил Муратов.
– Малолетку и препода, – ответил Вадим.
– Ты не так смотришь. Смотри, как я. Посмотри на него. Улавливаешь? А теперь на неё…. Сечёшь? А какой тогда она будет, когда подрастёт? Атос, я подписываюсь на нелёгкую жизнь, хоть ты меня пожалей. Куда бы она ни пошла, мне всегда придётся быть рядом. И ведь всегда влезает именно куда не надо! Понимаешь? Нет, не понимаешь, – Муратов вздохнул. – Сейчас ещё туда-сюда, а дальше?
– Паранджу на неё наденешь, – сказал Вадим раздражённо.
Муратов делал всё это не со зла, он просто не знал. Но Ярнику от этого не было легче. Ему вообще с каждым днём было всё тяжелее. Только ему начинало казаться, что хуже уже быть не может, как Ренат придумывал какую-нибудь ещё более изощрённую «пытку», не из жестокости, а просто искренне желая поделиться своим счастьем.
– Хотел бы. Не могу, – со вздохом сказал Муратов. – Нельзя прятать солнце от людей. Вот только что мне с этим хрычом старым делать?
Ярник посмотрел на препода. «Старый хрыч», который был лишь на пару лет постарше их самих, сидел за столом, вытянув вперёд ноги и почти касаясь колена Марины.
– А что с ним делать? – спросил Ярник с недоумением. – Он же препод.
– Вот именно. Третий раз зачёт… принимает. Принимает, с&ка, принимает, да всё никак принять не может.
– У Марины плохо с английским, – Вадим пожал плечами и поспешно добавил: – Колесова говорила. Мурашка, ты ж не думаешь…?
Данила Евгеньевич встал, обошёл стол и навис над плечом Марины, заглядывая к ней в учебник со строгим видом и на что-то указывая карандашом. Марина продолжала читать, запинаясь, низко наклонив голову, её голос слабо доносился до проекторной. У неё всегда было так – чем больше она волновалась, тем больше запутывалась и оговаривалась. Видимо, для того, чтобы получше её слышать, препод опёрся руками о стол по обе стороны от спины первокурсницы. Ренат вскочил и зашипел:
– И теперь не думать?!
Марина выбежала из аудитории, улыбаясь и сверкая глазами, бросилась на шею Ренату, увидела Вадима и отступила, смутясь.
– Ну что, сдала? – спросил Ренат напряжённо.
– Да! Ура!
– Почему так долго?
– Мы разбирали песню, мою песню на Новый Год… ну на концерт. Я теперь буду к Даниле Евгеньевичу ходить на дополнительные занятия по фонетике!
Ренат многозначительно оглянулся на Вадима. Они с Мариной шли впереди, а Ярник тащился сзади, с тоской думая о том, как ему всё это прекратить. И дальше делать вид, что девушка друга его раздражает? Меньше бывать рядом с Ренатом? Но тот словно нарочно не отпускает его от себя.
– Ну почему ты решил, что он ко мне неравнодушен? Я просто самая худшая в группе по языку.
– Я же видел, как он к тебе лип!
– Он всего лишь отмечал в учебнике трудные слова! Между прочим, я этот текст без подсказок должна была прочитать, а он помог! Да даже если так! Ну подумаешь! Вы все мальчики одинаковые, чему удивляться?
– Михеева, когда ты научишься мальчиков от козлов отличать?!
– Данила Евгеньевич не козёл!!!
Муратова всегда сильнее всего выматывала, изводила и подводила именно ревность. На четвёртом курсе и позже он легко переносил все невзгоды, связанные с потерей дядиных денег и разных «золотых» привилегий, отказался от того, к чему привык и чем до этого дорожил, шёл на невероятные уступки, вопреки собственной натуре. Вадим с чувством вины вспоминал, как наговорил когда-то гадостей про лучшего друга Марине в «Кактусе». Тогда Ярник и предположить не мог, как изменит Муратова любовь. Но в одном он оказался прав: ревность одолеть Ренат так и не смог – она превращала его в хищника, опасного, но безрассудного и от того уязвимого. Может, потому Спелкин сумел «дотянуться» до него так, что и через годы не отпускал. И в тот май две тысячи седьмого после разговора с Андреем Эльмировичем и их страшной ссоры, отчаявшийся и потерявший надежду Ренат всё время спрашивал у Вадима распухшими после побоев Бобовникова и его компании губами:
– Почему она не пришла КО МНЕ? Почему ничего не сказала? А если она просто устала, Вадь? А вдруг она просто устала от меня… такого?
…– Как легко, оказывается, продать душу, – медленно произнёс Ренат, глядя на поток пешеходов.
– Дьяволу? – усмехнулся Вадим.
– Тому, кто больше предложит. Хотя в конце концов всё сходится к нему, рогатому.
– Решил пофилософствовать? Прибереги умные мысли для спонсоров.
– Верно… Так что у нас по помещению? Ты был в театре на Высоцкого?
– Был. Держи, – Вадим сбросил графический ключ с экрана и протянул телефон Муратову, – вид со всех сторон, интерьер, проблемные моменты. Заказал акустическую экспертизу. Будет готова к первому-второму…. Хох! Жарко! Я возьму нам чего-нибудь прохладительного?
Ярник взял у стойки два стакана с лаймовым напитком и пошёл к столику. Не дойдя нескольких шагов, по лицу Муратова, уставившегося в телефон, понял, что что-то не так, догадался, мысленно выругал себя за растяпство, поставил стаканы на стол, медленно сел. У Муратова вокруг глаз залегла сеточка морщин. Жилка билась сильнее. Он аккуратно положил телефон на стол:
– Мне сказать собирался?
– Нет, – честно сообщил Вадим. Да пошло оно! Сколько можно играть в «недогонялки»?!
– Ясно, – Муратов вгляделся в золотой снимок и фигуру девушки у сцены. – Лесенки? Наша поездка в прошлом месяце?
– Да.
– А я где был? А, неважно… Надо же, что жизнь с людьми делает, – Ренат криво усмехнулся, – а ведь была раньше… такая…
Муратов оттолкнул от себя телефон щелчком, откинулся назад в заскрипевшем пластиковом кресле:
– Говорил с ней?
– Нет. Видел издалека.
– Жаль, что мне не сказал. Я бы поменьше на глюки грешил. Сам бы догадался.
– О чём? – Вадим непонимающе сощурился.
– Да так. Найди её… Марину. Нам нужно поговорить.
«Сам ищи», чуть не вырвалось у Вадима. Но не вырвалось. А пусть поговорят. Почему бы нет? Есть, конечно…опасность, но если Муратов не врёт, прошлое забыто и похоронено. Приехала Лейла, они много общаются, пока тайком от родни. Ренат говорит о ней с нарастающей нежностью. А вдруг? Может, встреча с Мариной окончательно успокоит Рената? Хорошо, что Вадим не стал делать фото на концерте. Ему было не до этого, он… смотрел. Снимок на пляже и ТА Марина были словно две разные девушки. Кто знает, как отреагировал бы Муратов на свою бывшую, увидь он её в образе необузданной рокерши. Нужно будет организовать их встречу, как-то… без провокаций.
– Понятия не знаю, где мне её искать, – с нарочитой неохотой сказал Вадим.
А вот это была ложь. Он уже съездил в Лесенки, поговорил с местными торговцами и немногочисленными оставшимися в старом профилактории рабочими, знающими Марину (о том, где она жила до переезда, рассказал ему музыкант Миша). Ему уже казалось, он потерял её след, но тут в разговоре с продавщицей из павильона с сувенирами мелькнуло знакомое имя. Вадим знал одного Танникова, массажиста и большого любителя женского пола. Ярник лечил у него спину после того, как однажды вписался в скалу на кайте, и после лечения какое-то время весьма неплохо с Борисом приятельствовал. Однажды они даже довольно азартно, но не всерьёз боролись за благосклонность очаровательной девушки, имя которой Ярник уже не помнил. Победил Борис. Оно и неудивительно.
На Каталке ходили слухи, что Боря свернул свой бизнес. Вадим нашёл контакт массажиста в телефоне и позвонил. Танников сразу вспомнил бывшего приятеля и предложил выпить вместе. Как раз это Вадиму и нужно было: даже после пива Борис становился очень разговорчивым. Как всё-таки тесен мир, думал Ярник, следя за лицом Рената.
– У тебя получится, – убеждённо заявил Муратов. – Пойми, я никому другому доверить это не могу. Это всё очень не вовремя. Дело в том, что она где-то… рядом. Я её видел… в Кольбино.
– Что?! – у Вадима от неожиданности перехватило горло.
– Думал, глюк. Теперь только понимаю… У… Марины были волосы до плеч, а у … той – как у этой, что в телефоне, – узел на затылке. И ещё раз видел …вроде. Хотя, может, там как раз показалось. Что ей нужно от меня? Выясни. Может, ей деньги нужны? Дай. Договорись о встрече.
– Ренат…
– Вадя! Все всё знают! Всё давно понятно! Ну… было. Да много чего у меня было! Если я каждый раз буду вспоминать, как меня бросали, я на такой самооценке долго не проживу. Я прошу тебя, как друга, разберись! Если она не захочет со мной общаться, даже лучше! Да не смотри на меня так! Я сам знаю, что был виноват, вот заодно и извинюсь. Хотя какой смысл извиняться через столько лет, не знаю. Разве не закончилось всё тогда ко всеобщему удовлетворению?
– Хорошо, – сказал Вадим. – Я выясню.
Ренат пошёл к машине. Ярник потянулся за мобильным и набрал Макара. Муратов неожиданно вырос за спиной, ткнул пальцем в телефон через плечо друга, на зачёркнутую красным трубку, яростно процедил сквозь зубы:
– Не сметь! За дурачка меня держите?! Няньку нашли?! Узнаю, что за моей спиной… убью! – и добавил спокойнее: – Ничего со мной не будет. Увидимся на встрече, утром в понедельник. Займись пока… этим делом.
… Вечером Ярнику на телефон позвонили с незнакомого номера:
– Алло, – сказал кокетливый женский голос. – Вадим… как вас там по секонд нейму[1]… Это Ксюша.
– Да, Ксения, – строго сказал Ярник – по голосу чувствовалось, что девушка была немного навеселе. – Что-то случилось?
– Ну… как бы… – голос Ксюши прорывался сквозь шумные голоса, смех и музыку. – Мы тут с Надеждой Алексан…дрной в баре. И тут у нас сложилась такая… ситуация… что Надежда Алексан…дрна… безнадёжно, – Ксюша хихикнула, – пьяна. Прстите, чё-та я каламбурю… Я звонила нашему… руководству, но оно не отвечает. И Макару звонила, а он вне зоны. Остались только вы. Вы ж ей друг? Вот Надежда Александр…др…а ладно! Надя подсказывает, что друг. Приезжайте, пожалуйста. А тут нас уже стали… приглашать в разные места… нехорошие, – последнее слова Ксения многозначительно протянула.
