Текст книги "Давай заново (СИ)"
Автор книги: Тата Чепурнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Глава 27
Отрицательно мотаю головой, уворачиваясь от влажных губ, то и дело касающихся меня как своей собственности. Вадим упивается силой, словно желая заполучить всю меня, но не понимая, что повернуть всё вспять нельзя. Ни волшебными таблетками, ни принуждением, ни грубой кражей тела. Ведь сердце пронизано чувством к другому.
От воспоминаний об Андрее меня бьёт неукротимый страх и осознание того, что я не справлюсь: ни с ним, ни с собой, ни с липкими прикосновениями, ни с тем что останется после них, ни с тем что ждёт впереди. Ни с чем. Это опасная ловушка, которая убьёт наповал и из неё не будет выхода со счастливым концом.
Я одним махом потеряю всё. К чему иду долгие годы в завязке. Чем дорожу, построив с нуля, на руинах разбитой судьбы. А главное оттолкну того, кто доверившись однажды, дал мне шанс. А я его упускаю, пропадая в топком болоте.
Вадим отстранившись, выпускает на волю игрушку, по неизвестной пока мне причине.
Накренившись, я начинаю сползать по стене вниз. Тело безвольно падает, почти падает, спасают лишь чьи-то руки. Грубой хваткой вздергивая меня на ватные ноги, что не слушаются, впрочем, как и всё тело, ещё находящееся в плену наркотика.
Утыкаюсь лицом в плечо, а ощутив знакомый аромат туалетной воды, начинаю дрожать с удвоённой силой. Между лихорадочными дерганьями мышц, оцениваю итог, который становится очевидным после единого вопроса.
– Почему ты так со мной поступаешь? – хрипит Андрейкин голос, убивая ненавистными нотами, раня сильнее физической расправы.
Вроде бы слышу его сквозь вой в ушах. Вой собственной души, которая теряет мелкие крупицы былого счастья, умирая в агонии.
– Я объясню, – пальцами стискиваю рубашку, слушая хруст ткани, теряя момент, лёгкую грань реальности с помешательством.
– Не стоит, – грубо выкрикивает прямо в лицо.
Встряхивает меня, продолжая безудержно трясти до тех пор пока мои руки плетью не повисают вдоль тела. Измотанного и искалеченного всей ситуацией. Но даже это не трезвит, а крепче захлестывает сознание. Причиняет боль.
– Умоляю, Андрюш! – сквозь всхлипы пробирается жалобный писк.
– Нет, – животным воплем сотрясает воздух, медленно убивая меня неверием. – Я не буду слушать, пое*ать мне. Ненавижу тебя, – прижавшись горячими губами к моему лбу, зло шепчет, обжигая кожу. Больно, словно брызгает кислотой, разъедающей ткань, оголяя до кости. – Не-на-ви-жу, торчков бесхребетных, шлюх и просто мерзких людей. А в тебе это всё удачно сочетается.
Отталкивает от себя, любуясь как я впечатываюсь спиной обратно в стену, вскрикивая скорее не от боли, а от того, что теряю Андрея и его веру в меня. К ногам кидает сумочку, рассыпав её содержимое: помаду, одинокую пачку сигарет, связку ключей и пузырёк с таблетками, коих совсем недавно там в помине не было.
Дурманящий запах Андрея, тепло тела, злоба гуляющая в глазах, всё исчезает вместе с ним. Мир наконец-то становится видимым. Оказывается всё это время у нас были зрители, которые сейчас смотрят каждый со своей преобладающей эмоцией во взгляде. Славик сверлит призрением, Олька пышет сочувствием, а Вадим сидя на корточках и утирая кровь с разбитого лица, радуется триумфу. Ему не нужна дуэль, он получил всё, что хотел.
– Мне нужна детоксикация, – шепчу вполголоса, вроде себе и не надеясь, что кто-то кинется помогать.
– Хорошо, – Оля неуверенно и боязливо касается плеч, наклонившись ко мне. – Что мне сделать?
– Если не трудно вызови такси и помоги мне, – смаргиваю слёзы вместе с пеленой, что рассеивается, стоном вырываясь из меня. – Надо домой переодеться, а потом в больницу.
– Сейчас, сейчас… – вторит как заведенная, поднимая меня с колен. Но только тело, ведь растоптанную душу вряд ли вернуть на место, очистить от грязи, в которую макнули намеренно.
* * *
На трубке занято, возможно, вы уже никто
Но жёлтый светофор – последний шанс на тапку в пол
Эта карусель для таких как мы детей
Если все вокруг не те, поищи в себе
(с) Zivert – «Life»
Я звоню и пишу, не теряя призрачной надежды, атакую ватсап, вайбер и всевозможные социальные сети на предмет связаться с Андреем для серьезного разговора. Мои труды он удостаивает коротким сообщением, полученным спустя двух часового штурма:
«Сегодня что-либо выяснять я не настроен»
Допытываться вопросами типа: почему? когда? где? было бесполезной идеей. Сразу после ответа Андрей выходит в офлайн, обрубая любую возможность высказаться, донести истину.
Кто не рискует, тот не выигрывает. В любви, как в шахматах, нужно рискнуть, чтобы походить фигурой. Естественно, после хода можно проиграть, но ведь можно и победить. С мыслью о победе, ну или хотя бы о возможности поговорить, я сажусь в такси и называю не домашний адрес, а адрес Крутилина.
Восемь лестничных пролетов взяты мной со спринтерской скоростью. Не обращая внимание на сердце, грозящееся выскочить от физической нагрузки прямо мне под ноги, я тяжело выдохнув, ковыряюсь в замке своим дубликатом.
В тишине, сквозь гулкие удары пульса бьющиеся в барабанных перепонках, я распознаю стоны и придыхание, явное звуковое сопровождение секса. Такое невозможно спутать ни с чем, но в таких ситуациях лучше увидеть воочию, нежели довериться ушам. В каких таких? Подобного со мной не случалось, в этом я полный профан. Никогда не участвовала в адюльтерах, не играла ни за команду разлучниц, ни за обиженных жен.
Включенная мною лампа проливает свет на сложившийся порно графический сюжет. Андрей лежит на спине, удерживая оседлавшую его наездницу за голый зад и наращивая темп, то и дело подталкивает партнершу. И с каждым толчком пробуждая во мне истерику, которая спазмом скручивает желудок, а тот пытается удержать рвотный позыв.
– Что за хрень? – зло ругнувшись, он отвлекается от приятного времяпровождения и поворачивает голову в сторону дверного проема, в котором тенью стоит моя фигура.
Надя ни на секунду не прерывает своих насаживающих движений, лишь ухмыляется и совершенно без стеснения откидывается, опираясь на ноги Андрея, видимо ища опоры или удобнее позу. Кстати сказать, Крутилин видимо очень спешил, раз не удосужился полностью снять штанов, которые наспех спущены и теперь покоятся на полу, окутывая щиколотки и ступни.
В немом ожидании, я не смею и шевельнуться. А спектакль под названием "Садом и Гоморра " не спешит сбавлять обороты, однако в данный момент выступление приобретает сольный характер.
Крутилин дёргается, резко поднимаясь всем корпусом с кровати, но девушка вовремя льнет грудью к его телу, спасаясь от падения цепким объятьем. Хватается, неистово впивая ногти в голую спину Андрей, вычерчивая на ней метки своего превосходства. Глубокими кровоточащими бороздами укрепляя позиции и ломая ещё сильнее во мне веру в людей. В их искренность, честность и способность любить по-настоящему.
Ступор отступает, схлынув кровью от головы и мое раздавленное самолюбие переходит к действиям. Почти бесшумно открутив крышечку с бутылки, которую сжимаю все это время в руках, выплескиваю на парочку, как на сцепившихся собак при случке. Получается очень эффективная процедура. Холодная минералка действует отрезвляюще и тандем совокупляющихся в миг отскакивает друг от друга.
– Ах, ты сука! – истошно вопит Смирнова и подскакивая ко мне со всей дури пинает ногой в живот, высекая из глаз яркие вспышки.
Не ожидая такой резвости и силы от Наденьки довольно-таки не большой комплекции, я всё же сваливаюсь на пол, краем глаза замечая, как Андрей вклинивается между нами. Он как-то оперативно успевает одеться, ведь теперь его штаны на положенном месте. Сгребая меня в охапку, Андрей тащит подальше от спальни.
А я и не пытаюсь вырваться, так как от удара саднит кожу, а в животе словно ком из ушибленных внутренностей сворачивает меня пополам. Усаживает на стул, не интересуясь моим мнением, снимает с меня майку. А я поддаюсь, приподнимая руки, разрешая частично раздеть. Осмотрев и положив на живот что-то очень холодное, он опрометью удаляется.
За приоткрытой дверью слышу какую-то возню, раздосадованный шёпот, переходящий в матерный русский, а чуть позже дверной хлопок, который скорее всего разбудит соседей.
Вернувшись, Крутилин усаживается на корточки передо мной и утыкается в коленки лбом. Ладони его где-то блуждают в районе подколенной ямки, поглаживают икры и поднявшись выше еле ощутимо сжимают бедра. А я тихо плачу, глотая слезы, но сама до конца не понимаю из-за чего. Может из-за болезненного узла скрученного в районе пупка, а может из-за измены на которую теперь не так просто закрыть глаза.
Воротит от его рук, которые совсем недавно щупали тело другой, ласкали и дарили удовольствие, а теперь пытаются успокоить мою дрожь. Запах чужой женщины исходящий от него перекрывает кислород. Конденсируется в лёгких ядовитым туманом, разъедая изнутри, наказывая за любопытство.
– Ксюша, прости меня, – выдыхая прямо мне в губы, шепчет Андрей.
Отпрянув, словно боясь заразиться лицемерием, хочу встать. Андрей вскидывает руки вверх, показывая жестом, что готов дать мне личное пространство, не лезть нахрапом.
– Почему именно она? – слетает глупый вопрос, царапая и без того истекающее кровью сердце, глубокими ссадинами, впрыскивая в них горький яд.
«Разве есть разница с кем он мне изменил? Разве можно простить любой физический контакт? Пусть и без чувств, но с предательством тела. – мечутся мысли в опустошенной голове, застревая на подкорке, выжигая на них условный рефлекс. И тот закрепится там на всю жизнь, будет ныть, изъедая сомнениями. Подвергая пытке при каждом удобном случае, гадко упоминая, что меня можно променять, заменить удобным вариантом.
Скольжу вдоль стены, желая сбежать. Мне не нужен его ответ, он и сам мне теперь не нужен. Хотя, кому я вру. Это меня только что вышибли из игры в любовь, переспав с той, что выжидающе достигает своего счастья, попирая честь других, искусно подставляя.
– Я хотел сделать тебе больно. Хотел уравнять счёт, – честно парирует он, не запинаясь в своей речи. – Снять бабу в этой ситуации слишком просто. Этот удар раздавил меня. Ты… – заорав в пустоту прихожей, Андрей направляется ко мне, вжимая в угол. – Вынудила меня. Я верил тебе, как идиот. А тебе нужен треш, кайф и сомнительный секс с бывшим. Почему я должен прятать свой член, – кладёт мою ладонь на свою пах, где под джинсовой тканью всё ещё находится опция во взведенном состоянии. – Пока ты прыгаешь сукой течной? И не смей мне врать, что не была под кайфом. И что те колёса не твои.
Горло буквально душит крик, но усталость примешанная к предательству не даёт ему вырваться наружу. Запирая на все замки, отравляя плоть гниющей злостью и безысходностью. А пустота сосущая внутренние соки разрастается в гигантскую воронку, а та засасывает в себя разумное желание бороться. Все куски разбитой меня колким пластом врезаются под кожу, раздирая до жуткого онемения, которое вскоре сменится постоянной болью в оголенных нервах.
И мне стоит либо привыкнуть к ней, либо переболеть Андреем.
Глава 28
Разбор полета ни к чему не приводит. Вот уже на протяжении часа с небольшим мы усердно сыплем друг на друга взаимными претензиями, оскорблениями, раскручивая свежие провинности и смакуя старые обиды. Каждый гнёт свою линию неотступно, так словно нас обоих это спасёт. Ну или хотя бы ослабит мои страдания, или реабилитирует Андрея, которого откровенно гнетет чувство вины.
Это заметно во взгляде вымученных глаз, которые он и не прячет стыдливо, а распаляет едкую ауру раскаяния.
– Как я вообще могла подумать, что в моей дерьмовой жизни может случиться что-то хорошее, – глушу в себе желание сдаться. – Я магнит для неадеквата.
Снова теряюсь в собственной боли, такой горькой и сильной, что ломаются рёбра, острыми зазубринами на кости впиваясь в нутро, причиняя мучительность, которую по силе и сравнить не с чем. Она то и не даёт ни малейшего шанса вычеркнуть из памяти постыдную сцену.
– Тебе проще поверить поговорке, что бывших наркоманов не бывает, чем выслушать меня, довериться. Ты поверил глазам там, где ничего не было. Тогда не проси не реагировать на то, что видела я.
Шумно выдохнув, Андрей приседает на корточки, запустив пальцы в волосы, взъерошивает их еще сильней. Криво усмехнувшись, протискиваюсь между ним сидящем в дверном проеме и обналичником. Он даже не двигается в моем направлении, давая возможность спокойно выйти из душной комнаты, пропахшей сладким парфюмом другой женщины.
Покидая квартиру, ловлю себя на мысли, что теряя Андрея не сумею залатать рану в сердце: ни алкоголем, ни временем, ни расстоянием. Может и не нужно никакой реанимации?
Оставить как есть или вовсе прервать душевные мытарства?
«Неужели от отчаяния, или никчемности жизни мне предстоит повторить судьбу своей матери?» – мысленная червоточина портит измотанную душу, истекая гнилым соком.
Впервые за столько лет я на полном серьезе задумываюсь над причинами маминого ухода из жизни.
«Почему? Зачем? Из-за кого?» – крутится в голове миллион вопросов, на которые мне уже никто не ответит.
«И в какое такое дальнее место она умудрилась запихнуть мысли обо мне? Думала ли о том, что произойдёт со мной, когда я стану круглой сиротой от ее решительного росчерка бритвой?» – кричит ущемленное самолюбие той маленькой девочки, что не была готова остаться одной, но повзрослев обрекающая себя на печальный финал всегда находя не тех.
«А может ей было страшно и больно, как и мне сейчас? Одиноко, пусто, безвыходно» – накатывает осознание, липко оплетая ужасом. Пуская корни уверенности в том, что я невольно проецирую несчастную жизнь матери.
Что я там могла понимать в свои пять лет? Тогда не судила по глупости малолетней, а сейчас не имела права до конца не зная всей ее истории. Была ли она слабой? Скорее нет, чем да! Ведь закончить так как она под силу сильному человеку или в край отчаявшемуся.
Я не такая, по крайней мере в вопросах смерти. Я вида крови панически боюсь с тех самых пор, как нашла мать в ванной?
Вытряхиваю содержимое сумки прямо в рукомойник. Надо закурить, расслабиться, отогнать бредовые мысли. Пачка пуста, напоминая о сигаретах лишь крупицами табака, словно конопушками рассыпавшимися на белой керамики. Сминая, кидаю на пол и снова, и снова с остервенением танцую на ней твист.
Кафель в ванной мокрый, скользкий, как и вся ситуация засосавшая меня. Цепко хватаюсь пальцами за край раковины. Вроде секунду назад размышляю над способами совершения греха, а тут нате вам, держусь за фаянс, предупреждая собственное падение. Голову разбивать неохота. Странная нелогичность.
Взгляд падает на небольшой пузырек, тот самый камень преткновения, не давший мне отстоять свою честь перед Андреем.
Пускай! Пускай, думает обо мне все что ему позволит его больная фантазия. Я не такая, как он осмеливался говорить в мой адрес. Установка больше не реветь, терпит фиаско.
Пошло оно все к черту! Сильные не плачут, черта с два. Ревут… Громко…. Навзрыд…
До хрипоты в голосе, когда сокрушаясь над горем воешь, не жалея связок, причитая на износ и царапая горло сожалениями.
До красных глаз, когда плачешь с одним только желанием, пролить слезами боль, которая жрёт тебя поедом. На живую вгрызаясь в сердце, отрывая кусок за куском, словно зверь голодный.
До крови на губах, когда всласть искусываешь их, лишь бы переключиться, сместить ориентир. Заглушить физическим страданием душевную гибель.
До дрожащих пальцев, которыми готов царапать кожу с надеждой высвободить из себя огонь, жгущий тебя как назло не переставая, наказывая за беспечность. За глупость. За попытки быть счастливым.
Глава 29
Трудно срывать листики отрывного календаря и считать дни, нанизывать их на нить, покорно делая бусы из одиноких часов, холодных минут и смертельно ненавистных секунд, что в тишине скрежетом рвут душу на части.
Проходит дождливая осень, так и не наводя порядка в голове ни сквозняком, ни промозглым ветром. Сменяется морозным ноябрём, но легче не становится, лишь скованное болью сердце покрывается коркой льда, а та предательски трещит при виде Андрея. Лопается, обнажая самую суть чувств, которые я старательно перебарываю в себе, проживаю до конца нерастраченную эмоцию, но уже вдали от него.
Я сдерживаю данное слово из последних сил и не прощаю Андрея. Свожу к минимуму всякое с ним общение, ведь мне невероятно больно. И эта боль ни с чем не сравнима.
Я по сути не баловень судьбы и периодически получала удары от неё. Но так хотелось верить, что Андрей разорвет порочный круг наконец-то сделав меня счастливой, нужной и любимой. Но и в этот раз лишь получаю щелчок по носу, дабы не зазнавалась, не строила замков из песка.
Работа не помеха разбитому сердцу, а наоборот некое спасение от дурных мыслей. Отдавая последние поправки по макету статьи, краем глаза замечаю Андрея в компании хорошенькой девушки.
Войдя и молча отсалютовав приветствие всем присутствующим, направляюсь к кофеварке. По пути, словно невзначай задеваю обнимающихся. Сразу же поймав неодобрительный взгляд Андрея, на который естественно мне совершенно наплевать. Пусть хоть земля разверзнется, но от намеченного я не стану отступать. Скорее всего светившийся счастьем ангел в объятьях Крутилина немного не в курсе с кем связывается.
– Привет. Ты же Катя, новенькая?
– Привет, – премиленько отзывается блондинка, утвердительно махнув головкой.
«Ой, держите меня! Ну прямо как в романах про любовь. Он сексуальный брюнет с глазами стального цвета и милая голубоглазая блонда. Неужели такие куклы и впрямь существуют?!»
– Заметно. Старожилы все обходят Крута стороной. Он у нас любитель одноразового секса, – послав в их сторону поцелуйчик, устраиваюсь поудобнее на столе в аккурат рядом с ними. – Мой тебе совет, прежде чем иметь с ним дело, справочку попроси. Он просто игрушку свою куда только не сует. Никем не брезгует.
Девушка резво высвободившись из его рук и краснея как школьница, сбегает прочь. Тут же на поговорить прорывает Андрея.
– Если не можешь меня простить и принять обратно, то хотя бы отпусти.
Спрыгнув со стола и подойдя вплотную к Андрею, который от злости ко мне за малым не выпускает пар из ушей. От моего внимания не ускользает его напряжённая поза: он сжав кулаки упирается ими в столешницу, стуча носком кроссовка о пол.
– Помнится мне, ты сам разрешил сломать тебе жизнь. Так что извини, обещал, терпи! Я заноза в твоей заднице, – подойдя к нему настолько близко, насколько этого позволяет выставленная им вперёд нога, ладонью касаюсь его причинного места. В ответ на мои прикосновения в штанах Андрея явно становится тесно, откровенно облизнув губы, продолжаю дразнить. – Хочу, чтобы твои яйца от неудовлетворенности гремели как кандалы, оповещая меня о приближении твоей гаденькой особы.
Присутствующих по всей видимости становится больше, наши препирательства собирают полный аншлаг из служащих. А они в свою очередь не смеют ни то, чтобы вмешиваться, они и дышат то наверняка через раз, ловя каждое наше слово. Конечно, такого зрелища пропустить нельзя. Когда мы выходим на тропу войны, пытаться нас разнять не рекомендуется. Как при ядерном взрыве, по инструкции полагается скорее укрыться от взрывной волны.
– Ты что бессмертная?
Я захожусь истеричным смехом, наверно срабатывает защитная реакция, потому как он явно уже не шутит. В серой радужке глаз стелется ледяная злоба. Отбросив мою руку от себя, Андрей брезгливо морщится, словно отряхиваясь от чего-то неприятного и скользкого. Шагает мне навстречу, нависая тенью и перекрывая кислород такой близостью. Путей отступления нет, моё холодеющее от страха тельце припечатано к стене. Крутилин наклоняется и что-то бурчит на ухо. Слов я совсем не разбираю. Меня накрывает рядом с ним какой-то волной возбуждения и скорее всего я бы осмелилась нырнуть с головой в тот омут, если бы не липкая боязнь, рикошетом бьющая от Андрея.
– А ты сейчас меня запугиваешь?
Какой надо быть дурой, чтобы трясти красной тряпкой перед разъярённой мордой быка? Делов-то, надо просто быть мной. Моя способность выводить из себя даже самых заядлых флегматиков известна всем.
– Ты знаешь третий закон Ньютона?
Своим вопросом Андрей немного меня удивляет и одновременно напрягает дикой несуразностью. Как-то странно говорить о точных науках в такие моменты, когда один хочет убивать, а другая не прочь умирать в его руках, но нежно.
– Ты решил прочитать мне лекцию по физике? Теперь мне действительно страшно.
– В нем говорится, – особо не обратив внимание на мой сарказм, продолжает Андрей. – Что любые влияния тел друг на друга взаимны. То есть на своё действие жди моего противодействия равного по силе. Это уже не дурачество. Отвали наконец.
«Ох, кажется мне известная истинная причина гневных нравоучений. Нашему кобельку по всей вероятности и правда давно никто не давал! – улыбаюсь краешком губ своим мыслям.
– Это ты мне изменил, но я почему-то на твои действия не стала противодействовать подобным образом, прыгая по койкам, – добиваю окончательно гневной тирадой, всё в том же научном ключе. – А вот ты, – выдыхаю, будто хочу перевести дух, ведь воздуха вдруг катастрофически не хватает. – Дорогой мой любитель Ньютона, ведёшь себя как шлюха.
Андрей близок к настоящей истерике. Проигнорировав мой жалобный писк, грубо хватает за локоть и в буквальном смысле волочит меня через толпу зевак, будто к плахе на прилюдную казнь. Едва успевая за его темпом, иногда спотыкаясь, а когда и вовсе теряя равновесие. Я бегу за ним, сбивчиво дыша, не имея представления куда может тянуть меня Андрей. Варианта вырваться не представляется, широким браслетом на запястье красуются Андрейкины пальцы, с хрустом сжимающиеся и причиняющие дискомфорт.
Мы стремительно пересекаем холл и на мгновение остановившись, до меня доходит, что нашему рандеву суждено закончиться в туалете.
После секундного размышления, он вталкивает меня в женскую уборную, переборов в себе джентльмена и подталкивая под зад ощутимым шлепком. Выслушав не слишком долгий визг, Андрей предусмотрительно кивает присутствующим дамам, скрыться в ужасе. Без сопротивления, как по команде они выскакивают, даже не бросив ни одного прощального взгляда.
Мне не остается ничего, как ждать своей кары. "Ищите, да обрящете" – прямо-таки мой жизненный слоган.
Изо всех сил и с нескрываемой злобой Крутилин выкручивает запястье, заставляя меня вскрикнуть, то ли от боли, то ли от грубости, с которой он налегает на сустав. Заведя мою руку и сильно прижав её к спине, судорожно вздрагивает всем телом, передавая свой мандраж.
По известным причинам, что происходит за спиной, мне неведанно. Лишь липкий холодный пот скатывается, пересчитывая позвонки и оставляя россыпь шероховатых мурашек, которые врассыпную разбегаются по коже. Но слух не подводит, а от услышанного лязга застежки ремня, спазмом сковывает горло не смеющее ни вздохнуть, ни вскрикнуть.
– Сейчас, дрянь, я тебе покажу, как испытывать дискомфорт в районе зада.
Размышлять на тему, что меня ожидает – глупо. Всё подтверждается, когда он задрав юбку, без промедлений и лишних колебаний отшвыривает клочки порванного белья, придавливая мои голые бедра к раковине.
Ничего не остается, как зажмуриться и зарыдать. Перспектива понести наказание за свои поступки, через принудительный секс мне не по душе.
Спустя мгновение меня начинает трясти ни столько от рыданий, сколько от ужаса, понимая что собирается сделать Андрей. А когда его горячая ладонь грубо сжимает мою ягодицу, я чуть ли не падаю на пол, но всё же решаюсь посмотреть в зеркало. Наши глаза встречаются в мутных разводах и белесых каплях от брызг, и кроме злобы к себе в стальных глазах Андрея ничего не замечаю.
Хотя, может я и не права. И в затуманенной радужке буйным цветом цветёт жажда искушающего порока, овладеть телом ни похоти ради, но с мужской настырностью.
– Ну! Давай! Чего ты? – проглатывая ком негодования, продолжаю давить на остатки совести и мужских принципов, что женщину брать, подобно голодному животному не делает чести настоящему мужчине. – Самоутвердись и забыли!
– Впредь думай, что творишь. В следующий раз я не удержу его в штанах.
– А ты никогда не умел его там держать, – моя довольно отчаянная попытка призвать к моральному отклику, просвистела мимо всех ориентиров. Андрей даже ухом не ведёт, видно с годами выработав неплохой иммунитет к моим придиркам.
От резкого разворота аж кружится голова, сначала толкая в бездну с непроглядной тьмой, а после высекая яркие вспышки. Андрей всё ещё держит за плечи, предотвращая падение.
– Ты специально злишь меня?
– Нет, мне просто интересно, вся эта чехарда со сменой девушек с периодичностью раз в два-три дня имеет некий смысл для тебя. Или это по приколу?
– Да я накосячил и за это извинялся уже миллион раз, вешаться из-за того, что ты не можешь простить, не собираюсь. Не могу же вылезти из кожи вон, чтобы ваше величество снизошло до меня.
– Зато из трусов у тебя прекрасно получается, моё величество в восторге от этого, – демонстративно дергаю за ремень и ширинку, которые он до сих пор не удосужился застегнуть. А в следующее мгновение поступаю и вовсе не логично, с упоением впиваясь в губы. А он отвечает на поцелуй, ныряя в рот языком, дурманя знакомыми движениями. С каждым нетерпеливым толчком, с каждой прикусывающей кожу истомой мне приходит понимание на сколько сильно я соскучилась по нему. А главное какой необходимо обладать силой, чтобы простить его. Пока этой силы во мне не находится, возможно и не найдётся, но сейчас же не об этом. Мгновение рядом с ним сладкое, томительное, разливающееся от танцующих страстный танец губ вниз живота. Концентрируясь там колким спазмом, стремящимся ближе прижаться к любимому телу.
– Твою ж, мать. Все думают ты ее убивать сюда утащил, – раздаётся голос Славяна, подействовав отрезвляющее на нас обоих.
– Пошёл вон, – не сговариваясь, кричим в один голос.
– Понял, я на шухере постою, чтоб вас не отвлекали.
Иронично подмигнув, расплывается в похотливой улыбке, но мы не разделяем веселья, даже Андрей покрывается багряными пятнами стыда.
Хлопает дверь, вновь отгораживая нас ото всех. А нам бы поговорить, или обняться, подписать мирный договор… бессрочный. Андрей не спешит отпускать меня, оперевшись руками о раковину по обе стороны от меня, упирается лбом в мою грудь. Найдя в себе твердость мышления намного раньше меня, он опускает подол юбки, закрывая всю выставленную на показ срамоту. Отстраняется, а будто с мясом отрывается от моей кожи, подбирая остатки моего белья и засовывая их в задний карман своих джинсов.
– С меня бельё.
– Мне от тебя больше ничего не нужно. И ты мне не нужен, не собираюсь подбирать «бэушных» мужиков, которые не могут своё либидо удовлетворять с постоянным партнёром.
– Я всегда был таким, ты знала об этом. Тем более какие претензии, я свободен. Что теперь-то бесишься?
– Это ты так извиняешься? Оригинальный подход.
Сдержать желание его ударить не смогла. Парочка пощёчин прилетает точно в наглое лицо адресата, который сразу же сместив корпус тела, сгорбившись опускает голову пониже, закрывая её руками. Оплеухи летят под разным углом, не редко причиняя боль мне самой, особенно когда я раскрытой ладонью натыкаюсь на его выставленные локти, но и тогда останавливаться не собираюсь. Лишь основательно устав, беру тайм-аут, чтобы передохнуть, чем и пользуется Андрей. Он по-хозяйски сгребает в охапку, удерживая мои руки за спиной, нежёстко, но так, чтобы лишить возможности вновь кинуться в атаку. А я вяло сопротивляюсь, отталкивая его, безрезультатно. Даже когда изловчившись, пытаюсь вдарить по самому ценному органу, Крутилин словно просчитав или предвидев стратегию, тут же зажимает колено между своих ног.
– А ты передо мной извиниться не хочешь?
– За что это? Может за то, что я вполне адекватно отреагировала на твою измену и послала тебя на хрен? Или может за то, что не могу закрывать глаза, на то как ты лижешься со всякими девками по углам?
– Всё, закончила?
– Нет, – искренне отвечаю ему, но понимая бесполезность разговора, вспылив выкрикиваю. – А забудь. Тупому доказывать, всё равно что слепому показывать.
Андрей сильней дёргает безвольное тело на себя и от резкого рывка я впечатываюсь переносицей в его гладко выбритый подбородок. Превозмогая искушение опять его поцеловать, слегка отстраняюсь, встретившись тут же с озлобленным прищуром Крутилина.
– По твоему я тупой и безнравственный? А ты святая, дающая оценку людскому поведению основываясь лишь на субъективное мнение. Иначе говоря, тот кто поступает в разрез с твоим кодексом чести не заслуживает ничего хорошего, он автоматически попадает в черный список.
– Почему в том, что ты гребаный бабник виновата я?
– Ты виновата лишь в том, что сама с рыльцем в пушку. Или может станешь отрицать, что была под кайфом? Что в карманах было колес на долгие депрессивные вечера. В тот вечер мне хотелось прибить вас обоих, только это смысла не имело никакого. Ты осталась со Штрихом, а явилась ко мне под утро с кучей претензий.
– Не сильно ты страдал под Надькой. Раскинулся удачно. Как был *издострадальцем, так им и остался. С тобой ничего серьезного нереально построить.
– А вы все очень хотите серьёзности? А? Я зря открываю сердце бабам, с ширинкой проще. Ты меня раз за разом меняла на бывшего, врала, а потом ждала что я буду верить твоим невинным глазкам? – орёт так, что слова гулким эхом раскатываются в пустой уборной. – Я довольно говна сожрал за свою жизнь. Меня предали все кого я любил. Отец, мать, Алёна. Она аборты от меня делала лишь бы вернуться к Крутилину старшему, лишь бы сильнее нагнуть меня к плинтусу, – нервная импульсация через кончики пальцев, вдавливающиеся в плечи перебирается ко мне. – И не говори мне, что я никогда боли не хлебал. Я люблю тебя, но моя любовь снова никому не нужна. Отпусти меня, я устал быть на твоём поводке.
– Я не держу…уходи.
