Текст книги "Давай заново (СИ)"
Автор книги: Тата Чепурнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Глава 15
С момента драки проходит каких-то несколько дней, на редкость тихих. Вадим удаляется зализывать раны подальше от меня, не появляясь ни в поле зрения, ни в зоне слышимости. Может это и к лучшему, хотя в случае со Штрихом, к такому повороту предпочтительнее употребить «бабка надвое сказала» и временное затишье, может обернуться тщательной проработкой плана мести.
Ведь Вадим никогда и ничего не прощает, не спускает с рук и не уходит просто так, не оставив за собой последнего слова. Он ещё найдёт время и способ проявиться, а это ожидание бьёт больнее, чем пощёчина явно давно заготовленная для меня.
На работе обстановка не отличается живостью и также не фонтанирует рядом со мной. Славик меня не трогает, но не по доброте душевой, а скорее игнорирует чисто из солидарности, так как Крутилин после поцелуя и моих признаний отказывается иметь со мной дело.
Со стороны это выглядит глупо, но я решаю не наседать, витающее между нами напряжение поутихнет и тогда мы сможем поговорить без риска саморазрушения.
И вообще, в последнее время слишком много проблем на мою бедную голову. Невольно морщусь, когда новая тошнотворная волна накатывает, привнося кисловатый привкус, оседающий чем-то липким на нёбе. Сдерживаюсь, глотая несочетаемую смесь вдруг скисшего молока в «Латте» и мерзкого негодования проявившегося от задорного смеха Смирновой в ответ на шутки Андрея.
Эти голубки выходят из кабинета, тонкие пальчики Наденьки приглаживают взъерошенные волосы, поправляют узел галстука, небрежно съехавший в сторону, доказывая красноречивее всяких слов, что между Надей и Андреем последние полчаса происходило отнюдь не совещание.
«Неужели им обязательно постоянно вторгаться в личное пространство друг друга прямо на людях?» – негодую, давясь приступом тошноты от разворачивающейся картины.
– Андрей… – нагнав их, замолкаю, перехватив холодный до неприятия взгляд. – Сергеевич, – спустя длительную паузу выдаю официальное обращение к начальству. – Можно мне пораньше сегодня с работы уйти?
Он изумлённо смотрит, сдерживая из последних сил то ли желание мне отказать, то ли клокочущую неприязнь к обыденной просьбе и тут же отстраняется от своей спутницы, шагнув мне навстречу. Встаю как вкопанная, одеревенев от напряжения.
– А что так? – нервозно барабанит пальцем по пачке сигарет, привлекая внимание к ссадинам затянувшимся корками, как маячками напоминая о недавней потасовке. – Раны зализывать побежишь Вадиму?
– Прекрати. Не выноси грязное белье при посторонних.
– А то, что? – цедит сквозь зубы. – Выпинаешь меня из своей жизни? Так я вроде в офсайде теперь. Или ваша ревностная сука сидящая в глубине души сподобится…. – хрипит над самым ухом, проникая ядом слов в голову и без того замороченную. – И позовёт меня к своим ногам в самый ответственный момент, когда ей того захочется?
Недовольно поджимаю губы, злясь не на произнесенную ремарку, а на её правдивость. Ведь Андрей от части прав, я всё чаще и чаще ревную, и не задумываясь, притягиваю его к себе, мало заботясь о том, как это неправильно и эгоистично.
– В этот раз я никого не просила вмешиваться, а даже наоборот, – негромко поясняю, ощущая любопытные взгляды.
Андрей ногой распахивает дверь, втаскивая меня в курилку, делая этим импульсивным действом только хуже. Не видя нас, коллектив додумает сам, приукрасит и пустит по офису новую разрушительную волну сплетни, которая и без стараний Славика посеет такие зёрна сомнений в теории, что мы просто друзья, а не любовники играющие в игру понятную исключительно нам.
– Узнаю Зановскую. Она всегда сама невиновность, нимб спрячь, слепишь, – огрызается Андрей, не пряча издёвку, выуживая из пачки сигарету так резко, что та ломается и летит в урну.
Вторую он достаёт аккуратно, прищуриваясь, щёлкает зажигалкой. Затягивается и после выдыхает дым в сторону, но и это не уменьшает моего порыва вырваться из дымного облака, который щекочет ноздри.
– Ну что, отпустишь меня раньше?
– Да и хрен с тобой, – отмахивается, поворачиваясь спиной, давая понять, что разговор окончен и мне подписана вольная. – Беги к своему псу побитому.
– Спасибо за разрешение, – вопреки обращению, благодарности в моей интонации нет, я намеренно злю его, в надежде пробить на совесть и пристыдить за оскорбления в мой адрес, совсем напрасно.
Прибежав домой и закрывшись в ванной, я дрожащими руками распечатываю коробочку. Тщательно изучив целую простынь-инструкцию и поборов очередную волну страха с примесью волнения, приступаю к несложным манипуляциям так доходчиво описанных на листке. В ней говорится, что более результативно утреннее исследование, но ждать до утра равносильно полному неведению. Многие признаки говорят сами за себя и без теста: трёх дневная задержка, налившаяся грудь, которая не умещается в бюстгальтере и дико болит, реагирует зудящим покалыванием от соприкосновения с ажурными краями белья.
К своему величайшему стыду за свои двадцать семь лет с небольшим, мне ни разу не посчастливилось пользоваться тестом на беременность. Как-то очень удачно обходила меня стороной возможность не запланированного залета. А ко всему прочему моя опекунша, тире родная тетя бойко следила за моим сексуальным воспитанием. Проводила беседы на темы секса, в большинстве случаев всё же эти лекции мне читали квалифицированные специалисты: психологи, гинекологи. Но на ее плечах лежала не маловажная миссия снабжать бушующего гормонами пубертата в моей лице: презервативами, а позже и серьезными контрацептивами в виде гормональных таблеток. Которые были профессионально подобраны и под бдительным контролем принимались мной, как обыденные витамины. И всё делалось с благой целью не дать подростку испортить жизнь не только себе, но и опекунам несущим за меня ответственность. Как бы дико это не звучало, но спасибо за такое можно сказать, наверное это был единственный положительный момент для меня в такой не совсем родной семье.
Как гласит аннотация ждать результата предполагается три минуты. На экране отображается мигающий символ ожидания в виде песочных часов. Я намеренно выбрала в аптеке из всего предоставленного ассортимента самый дорогой и точный цифровой тест. Не потому что я любитель сорить деньгами, а потому что разбираться в полосочках, их количестве и цвете мне не под силу. А тут всё ясно и понятно для людей не отличающихся сообразительностью, как и я.
Картинка исчезает, а пальцы удерживающие тест дрожат как у алкоголика после недельного запоя. А через секунду высвечивается приговор:
"беременна 3+"
Именно приговор, а не долгожданная добрая весть, с подрагивающими коленками, порхающими бабочками в животе, восторженным румянцем. Нет, конечно же я люблю детей и не исключаю того, что когда-нибудь тоже буду мамой. Но ведь "цветы жизни" надо взращивать в благоприятной среде, а где ее раздобыть? Если мы с Вадимом вдвоём то разобраться не можем в своих отношениях, а тут надо будет решать за нового человечка, заботиться о нём.
Хлопает входная дверь, оповещая о приходе блудного попугая, я и не сомневаюсь, что Вадим сейчас очень похож на птичку: нахохленный, оскорбленный и разукрашенный. Смысла прятаться нет. Вздыхаю и невольно сжимаюсь, понимая что разговор будет непростым.
– Нам надо поговорить, – без церемоний перехожу сразу к делу, топтаться на месте нет ни времени, ни желания.
– Ок! Давай жги: какой я гад, как ты устала и все в этом духе?! – фыркает, чуть кривя разбитой губой, из которой внезапно начинает сочиться кровь.
Вадим прикладывается к бутылке, жадно попивая принесённое с собой пиво.
– Я беременна.
– Поздравляю! – снова пригубив, гуляет захмелевшим взглядом от глаз ко рту, чтобы не пропустить признание. – От кого?
– Самое хреновое, что от тебя.
– Тварь, – одним прыжком оказывается рядом со мной, хватая за руку. – Мандеть будешь ушлепкам своим с работы. Я хрень всякую не хаваю.
Смахиваю сволочные пальцы крепко стискивающие запястье, норовя причинить боль физическую наравне с той, что хлестко проходится словами по израненной душе.
Меня начинает трясти от смешения чувств, в которых я сама до конца не разобралась, узнав о беременности. Ребенок ответственный шаг, аборт непоправимое зло, но рожать от Вадима сомнительное мероприятие.
– Если ты о сроке сейчас. То ребёнок твой. Три недели, а мы полтора месяца как сошлись.
– Да мне это всё не интересно. Поняла? – глумливо улыбается, доказывая тем самым, что действительно прибывает в состоянии когда всё по барабану: сроки, недели, истинные виновники того, что во мне растёт новая жизнь. – Мне не нужен ребёнок. Кстати, как и тебе. У тебя же генетика плохая. Ну что ты за мамашей будешь? Умом тронешься в итоге и порешишь себя, как твоя мамка. Не дури, сейчас всё решим.
Он торопливо выскакивает из кухни, попутно набирая чей-то номер, отсутствует буквально несколько минут, а как по мне так целую вечность. И за эту вечность всё внутри меня сжимается, переламывается под гнётом полной неопределенности и хаоса мыслей, которые нельзя по щелчку перенаправить в верное русло.
Больно от безысходности и от правды, той что выплёвывая с пеной у рта, унижал меня Вадим, макая в семейные нарушения психики. Жаля туда, где спустя столько лет так и не затянута рана, лишь слегка присыпана налаженной адекватной жизнью.
– Что это? – опускаюсь на стул, больше не в состоянии стоять на ватных ногах.
– Это деньги и адрес, куда ты должна будешь завтра подъехать, – придвигает ближе сложенный лист с коротким указанием улицы и номера дома. – Я договорился тебя встретят. Несколько таблеток и всё кончено, пара часов под наблюдением и домой. Постараюсь освободиться и забрать тебя из клиники, – как на автомате чеканит Вадим.
Я чувствую, как по щекам скатываются слёзы, спешу опустить голову. Стискиваю зубы и сжимаю виски пальцами, сдерживая пульс бухающий под кожей как надоедливый грохот железнодорожных колес, приносящий первые признаки истерики.
Закрываю глаза, но не в силах удержать мокрые дорожки и постыдный всхлип, рождающийся сквозь стиснутые зубы.
– Я не могу, – произношу пересохшими губами, отталкивая предложенный свёрток с деньгами.
– А я не спрашиваю можешь ты или нет. Я сказал, что ты не будешь рожать и точка.
Грубые руки до боли сжимают плечи, рывком дёргают на себя, чтобы прижать к груди и сократив дистанцию доступнее разжевать, что решение обсуждаться не будет. Это как догма, которую надо принять без доказательств обратного.
Судорожно выдыхаю и смаргиваю застилающие глаза горячие слёзы, прекращая упиваться тихим воем, не решающим ровным счётом ничего.
Глава 16
Странное ощущение, сотканное из чувства безысходности, ненависти к себе и некой отрешённости от реальности. Словно кто-то ставит мою жизнь на паузу в самый неподходящий момент, для того чтобы я сполна насладилась этим кошмаром. Забыть вряд ли получится, если только конечно не разбежаться и не влететь с размаху в стену, чтобы выбить из головы ужасные воспоминания, бескомпромиссно отравляющие сознание.
Болит всё тело, с каждым разом всё явственней подкашивая наивные попытки взять себя в руки. Абсолютный контроль над организмом потерян, выведен вместе с туманной дымкой наркоза.
Дозвониться получается лишь с третьей попытки и когда гудки прерываются коротким «алло» все заготовленные слова жаром отливают от языка к кончикам пальцев, которые лихорадочно сжимают корпус телефона одолженного у медсестры.
– Ну, что так и будем молчать? – доносится нетерпеливая интонация Андрея, начиная из доброжелательных ноток окрашиваться в плохо скрываемое недовольство.
– Привет, – не узнавая собственного голоса шепчу еле слышно. – Андрей, это я, Зановская.
– Это уже становится традицией срывать мне свидания, которым суждено закончиться в постели. Теперь и в чёрный список тебя нет смысла вносить, ты умудряешься вызвонить меня с других номеров. Каким ещё ядом ты решила отправить мне жизнь?
Я внимательно выслушиваю разглагольствования в свой адрес, не перебивая, но и особо не зацикливаясь на гневной тираде. А когда Андрей закончив вздыхает, вклиниваюсь в разговор:
– Можешь меня забрать из медцентра на Соколова?
– Скинь мне точный адрес, – замолкает на несколько секунд, пугая тишиной. – Но я доберусь до тебя через час, не раньше.
Чувствую себя ещё более испуганной перед предстоящим приездом Андрея. Признаваться в чём-то постыдном проще не глядя в глаза, но иного выхода просто нет. Вадим вне зоны доступа и мобильной сети, и моего понимания, чем он руководствуется по жизни. Кинуть мне деньги на аборт чуть ли не в лицо, не удосужившись отвезти в больницу, так ещё и пропасть бесследно, прислав одну единственную лаконичную смс-ку:
«У меня серьёзные проблемы. Прости не смогу забрать»
Даже не удивительно и как-то наплевать, скучать уж точно не буду, если он не вернётся. Я вымотана и раздавлена одним махом. Пережитый стресс в купе со жгучей болью в груди от очередного эмоционального притворства, играет на контрасте с леденящей пустотой внутри меня в районе живота. Там где выскребено всё под чистую, вычищено холодными инструментами до зияющих дыр, через которые сочится разорванная на куски душа, совершившая грех.
Нет, конечно же грех всецело лежит на моих руках и мне с ним жить, а не Вадиму, и не врачу. Придется каждый день томиться на медленном огне угрызений совести, сходя с ума от всевозможных «если».
Пока мы идём к машине, всё больше ощущаю нарастающую неловкость растущую в геометрической прогрессии, заставляя меня съёжиться. Наблюдаю за широкой спиной быстро направляющейся за пределы больничного корпуса пропахшего едкой смесью медикаментов и разрушенных женских надежд, и мечтаний.
Приостанавливаясь у двери, снимает бахилы, а дождавшись меня, опускается на корточки в немом предложении помочь стянуть с кроссовок полиэтиленовые чехлы, которые совсем недавно зачем-то натянул, только чтобы пройти каких-то несколько метров. Не возражаю, попеременно поднимаю ноги. Приходится слегка касаться ладонью напряженного плеча Андрея в поисках опоры, неохотно признаваясь себе, что прикосновения чудесным образом успокаивают.
Андрей не спеша выпрямившись, притворно сердито смотрит в глаза, наказывая холодом серых глаз вынуждая отвернуться. Безрезультатно пытаясь утихомирить водоворот мыслей направленных на выяснение, что может Крутилин ко мне чувствовать в свете последних событий. Сочувствие? Неприязнь? Или элементарную ненависть за то, что я как всегда играю роль кости в его горле?
Толкает стеклянную дверь, чтобы вырваться в прохладу и чистый воздух, волоча меня следом, до хруста костяшек сжимая мою руку в своей. Прошибает током от злого прикосновения, такого наполненного нервным покалыванием, что хочется поскорее избавиться от мужской ладони, пока моя ещё функционирует. Остановившись на парковке, Андрей воровато оглядывается по сторонам и удостоверившись в отсутствии зрителей, припирает спиной к прохладному металлу машины.
– Дура ты, Зановская, – сминает мои плечи и волю, запирая на все замки порыв огрызнуться. – И лечишься не в тех медучреждениях. Зачем ты это сделала?
Некоторая неловкость пронзает насквозь, чтобы тут же утонуть в неуместной истоме, которая вновь разливается от въедливого взгляда, теплом согревая озябшее от ветра тело. Жар по венам не спешит тормозить, а наоборот ускоряет пульс, сжимая между нами расстояние до мизерной полоски наполненной горечью его слов, но при этом стопоря рефлексы побуждающие разорвать тесный контакт. Аура вокруг нас пропитана такой человечностью, взаимопомощью, что в ней даже умереть не страшно, а спокойно.
– Что? – запоздало отвечаю вопросом на вопрос, уповая на быстрый разговор без выворачивания меня наизнанку.
– Не дури, ты прекрасно понимаешь о чём я.
Отталкивается и делает шаг назад, раздражённо ведёт головой, отряхиваясь от моей наигранной дурости. Пальцы подрагивают пока он безуспешно прикуривает сигарету, раз за разом чиркая колёсиком зажигалки.
– А для кого бы я его рожала? Для тебя? – вырвав так и не прикуренную сигарету, разломив ту пополам, достаю из кармана лимонные конфетки, некогда помогающие утихомирить тошноту. – Вот, займи ими рот, и отвези меня домой. Пожалуйста! – вручаю горстку леденцов, методично давя в себе раздражение ко всей ситуации в целом, а не конкретно к Андрею.
– Ко мне? К тебе?
– Не нужны мне твои подачки – испуганно отвечаю, вскидывая голову и встретившись с плохо скрываемым осуждением, начинаю паниковать. – Я хочу к себе домой. Хочу забиться в угол, потому что без тебя и твоего порицания прекрасно осознаю как я накосячила, убив ребёнка, отобрав у него жизнь по приказу, а не по своей воле. Хочешь меня ненавидеть?! Пожалуйста! Только нотациями не пытай.
Пока я истошно ору, глотая истерику сдобренную тугой слюной, до сих пор хранящей больничный привкус, Андрей глядя куда-то сквозь меня, досадно морщится, видимо понимая теперь грань моего состояния, стоящего уже на парапете истерики. И сейчас выбор за ним, либо успокоить, либо столкнуть.
– Тварь я конченая…сама это понимаю и мне от этого ещё больнее. Я никогда не смогу простить себя за малодушие, за отсутствие смелости… – меня вовсю колотит, мандраж растягивает на губах нервную ухмылку, больше походившую на звериный оскал. Смех сквозь слезы сильнее раскрывает уязвление и разбитость. А честность, с которой я согласна на все сто, невыносимо тянет жилы тоской и ненавистью к себе самой, морозит одиночеством маячившим на горизонте моей жизни. – Ты хотя бы не смотри на меня так, – дрожу от холода, но не того который порывистым ветром пробирается под толстовку, облизывая кожу колючей боязнью, что Андрей может меня оттолкнуть.
Андрей молча достаёт сигареты, вновь воюет с зажигалкой и наконец закурив, переводит на меня взгляд, по которому не понять истинных эмоций. Снова затягивается, глубоко, нервно и почти не выпуская дым сразу, отравляя лёгкие никотином. Так же, как я травлю себя плачем.
– Извини…что мой телефон разрядился и я не помню других номеров наизусть, – стираю слёзы промокшим рукавом. – Извини…что ты самый родной человек для меня. Извини…что мне не к кому больше обратиться.
Зажмуриваюсь, облегчённо вздыхая, выговорив наболевшее, гложущее изнутри и рвущее на части.
Кончика носа касается что-то жаркое, тесное, влажное, но до одури приятное и знакомое. С трудом разлепив заплаканные веки, вижу как Андрей нежно целует в нос, не спеша отстраняться, а плотнее вдавливаясь и обнимая. Успокаивая и убаюкивая в своих объятиях, забирая часть боли.
– Поехали, не хватало, чтобы ты ещё и простыла.
Усаживает на пассажирское сидение, бережно накидывает ремень безопасности, а щёлкнув замком, снова целует. Теперь уже в висок, быстро, попутно сочувственно вздыхая, словно выражая этим горячим потоком воздуха жалость к моей безнадёжности.
– Сначала заедем ко мне, я заберу ноут, соберу кое-какие вещи…
– Зачем? – перебиваю чётко озвученный маршрут. – Я справлюсь сама, не маленькая.
– Конечно, не маленькая. Даже аборты имеешь право делать, – перекрикивает истошное гудение своего же клаксона, обозначая собственное безрассудство грубого перестраивания в левый ряд, обгоняя и со злостью давя на педаль газа. – Раньше мне надо было уебать тварь эту, чтобы ссал кровью и трахаться не хотел.
Следующие за нами автолюбители откликаются нетерпеливыми и предупреждающими сигналами, но Андрей лишь нервно скользит взглядом по зеркалам, игнорируя все положенные дорожные правила. Я вдавливаюсь сильнее в кресло, начиная думать, что авария сейчас уместное наказание за взятый мною на душу грех.
– Прекрати, ты угробишь нас.
Срываюсь на визг, когда Андрей проскакивает на красный, буквально перед колёсами КАМАЗа.
Остаток дороги едем молча и мой водитель смиренно придерживается минимального скоростного режима, вымещая злобу на сигаретах, выкуривая их почти с фильтром, одну за одной. В душном салоне наполненном гневом и так нечем дышать, так ещё и сизое облако выедает глаза вместе с мозгом, которым я не могу понять с чего Андрей так злится?
Бесится, стискивая руль до противного треска кожаной оплётки, скрипя этим звуком по натянутым нервам, словно пенопластом по стеклу. Мерзко заставляя передернуться и поскорее сбежать от него.
– Мне этот академик в очках сказал, что тебе нужен уход, – припарковавшись во дворе, Андрей устало опускает голову, уперевшись лбом в собственные руки, крепко стискивающие руль. – Следить за температурой, так что тебе придется меня терпеть.
– Я готова, только мозг мне не клюй. Без тебя тошно. И… – невесомо касаясь, зарываюсь пальчиками в его волосы. – Спасибо тебе. Мне действительно больше не на кого положиться и я бы не хотела огласки на работе.
Последняя фраза лишняя, ведь Андрей мой вечный буфер, который умеет смягчать силы удара при столкновениях с жизненными проблемами и без него я никто, раздавленная девчонка, ищущая тепла.
