Текст книги "Украденное счастье"

Автор книги: Тарокнахт Гонгопаддхай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

В СЕТЯХ

Хемчондро начал постепенно поправляться. С каждым днем ему становилось все лучше. Но пока он еще не мог вставать с постели. Гопал, как и прежде, днем и ночью не отходил от Хема. А Хему никого не надо было, кроме Гопала. Гопал его и накормит, и руки ему вымоет, и на постели усадит, и поговорит с ним. В Гопале заключалась теперь вся жизнь Хема.

Шошанкошекхор ежедневно ездил в Калькутту, а вечером возвращался домой. Бабушка Хема была бесконечно благодарна Шошанко. Не могла же она подозревать, с какой целью приезжает к ним Шошанко. И Шорнолота была также очень признательна гуру. Еще бы! Не доверяя никому, он сам ездил справляться о здоровье Хема. Что может быть бескорыстнее такой услуги?! К возвращению Шошанко Шорнолота уже стояла у дверей дома и поджидала его. Увидев его еще издалека, она бежала навстречу и начинала расспрашивать. Однажды Шорнолота сказала:

– Гурутхакур, я, наверно, никогда не смогу вам отплатить за все, что вы сделали для меня. Ведь только потому, что вы миритесь с неудобствами и каждый день привозите мне вести, я до сих пор здесь. Не будь этого, я бы давно уже потихоньку убежала в Калькутту!

И на глазах Шорны блеснули слезы благодарности.

Слова ее, точно стрелы, пронзили сердце Шошанко. Разбойники, нападая на чей-нибудь дом, не трогают детей. Люди, ловя рыбу, выбрасывают мальков обратно в воду. Шошанко, хотя и был в душе злодеем, сейчас содрогнулся от прямодушия чистой девушки. На какой-то момент он почувствовал угрызения совести. Слезы Шорны, словно капли расплавленного олова, жгли ему сердце.

Но разве может долго сохраняться вода в пустыне? Как только Шорнолота ушла, Шошанко снова стал самим собой. Привлекаемый магической силой золота, он направился к Хоридасу. Тот сидел и что-то писал.

– Ты что, господин, решил посвятить себя наукам? – насмешливо спросил Шошанко.

– Садись, я составил смету на свадебные расходы, – ответил Хоридас.

– Хороший план, который как можно скорее нужно претворить в дело. Времени уже не остается. Если помедлить еще неделю, обман может открыться! – заявил Шошанко.

– С моей стороны не будет никакой задержки. Но я не могу принять твое условие, не могу дать половины денег, оставленных по завещанию! – решительно заявил Хоридас.

Шошанко понял, что больше тянуть нельзя, иначе он совсем ничего не получит.

– Ну а сколько ты хочешь дать? – помолчав, спросил Шошанко.

– Шесть тысяч рупий.

Шошанко согласился и на это.

– Готовь жениха, послезавтра устроим обручение, – сказал он.

Шорнолота жила в доме Шошанко весело и спокойно. Как бесстрашно разгуливает по раскинутой охотником сети птица, так и Шорна не ведала никакой тревоги. Хему с каждым днем становилось лучше, за ним заботливо ухаживали, о чем еще было Шорне беспокоиться?

Поутру она уходила играть вместе с дочерью гуру и соседними девушками одного с ней возраста. После купания она ужинала. Вечером спокойно засыпала. Ей и во сне не снилось, что она попала в искусно расставленные сети.

Настал вечер. Шошанко, как обычно, пошел совершать вечернюю молитву на берег Ганги. Маленький сын Шошанко громко заплакал. Он не ложился спать, если Шорнолота не сидела рядом с ним. Жена Шошанко долго уговаривала его, но не могла уложить. Тогда она позвала Шорну.

– Зачем звала меня, мать? – спросила Шорнолота. Она называла жену Шошанко матерью.

– Посиди здесь, рядом с мальчиком, а то я никак не уложу его, – попросила женщина.

Мальчик спокойно лег, когда Шорна подошла к нему и прилегла рядом. Легкий весенний ветерок обвевал ее. Незаметно Шорнолота заснула. Вскоре домой вернулся Шошанко и позвал жену. Когда оба вошли в комнату, Шошанко спросил:

– Кто это лежит рядом с мальчиком?

– Шорна.

– Она спит или нет?

Как только Шошанко вошел в комнату, Шорна сразу проснулась, но, услышав, что он перешептывается с женой, притворилась спящей. Жена Шошанко подошла к Шорне, посмотрела ей в лицо и сказала:

– Спит!

– Подойди-ка тихонько ко мне! – шепотом позвал ее Шошанко.

Жена подошла. Мужчина показал на два ключа и тихо произнес:

– Вот два ключа, один от наружной двери, другой от задней. Я закрыл обе двери, смотри, чтобы из дома никто не мог выйти!

– Это еще что? Почему нельзя выходить из дома? – удивилась жена.

– Тебе-то какое дело?

– Я должна знать! – твердо ответила она. – Ты должен мне сказать, а не скажешь, я сама узнаю!

Шошанко пришлось рассказать. Жена вздрогнула, сердце Шорнолоты затрепетало. Женщина глубоко вздохнула, а Шошанко сказал жестко:

– Ты меня знаешь. Если только расстроишь мои планы, тогда тебе… – и тут он заговорил еще тише, потом покинул комнату.

У Шорны перехватило дыхание. Не зная, как показать, что проснулась, она ущипнула мальчика. Ребенок заплакал. Протирая глаза, Шорна приподнялась на кровати. Жена Шошанко, подавив тяжелый вздох, ласково спросила:

– Ну, выспалась?

– Да, – проговорила Шорна и вышла из комнаты. Она попробовала открыть заднюю дверь, но та была заперта. Подошла к наружной двери – и эта тоже оказалась закрытой. Шорнолота почувствовала себя, как птица, попавшая в клетку. До сих пор, живя в этом доме, она не подозревала о надвигавшейся опасности. А сейчас даже воздух казался ей отравленным: она задыхалась в этом доме.

Шорна вернулась в комнату, из которой только что вышла. За эти несколько минут она так изменилась в лице, что ее вид испугал жену Шошанко. Шорнолота села на стул и замерла неподвижная, как статуя.

– Милая, что случилось? – встревоженно спросила женщина.

Шорна не могла больше сдерживаться и разрыдалась.

– Я все слышала! Вы меня убьете! Отравите! – кричала она.

Жена Шошанко почувствовала жалость к девушке. Она не была такой бессердечной, как ее муж. Она поднялась с постели, подошла к Шорне и стала успокаивать ее:

– Не плачь, милая, не плачь! Мы найдем средство освободить тебя!

При этих словах Шорна припала к ногам женщины. Та ласково подняла ее, вытерла ей глаза и спросила:

– Шорна, ты умеешь читать и писать?

– Немножко!

– Сможешь написать письмо?

– Смогу, но кому я напишу? Дада еще болен. Сейчас ему бесполезно писать.

– А больше никого нет, кому бы ты могла написать и кто бы мог за тобой приехать?

Лицо Шорны при этом вопросе покрылось румянцем. Она опустила глаза:

– Кому же еще я напишу?

– Я слышала, что в вашем доме живет молодой человек по имени Гопал, почему бы тебе ему не написать?

На этот раз Шорна зарделась, как роза:

– Нет, я напишу даде, а он передаст ему.

– Какой толк писать твоему даде? Ведь он прикован к постели!

– Напишу даде, а он передаст Гопалу! – повторила Шорна и склонила голову еще ниже.

Жена Шошанко принесла чернила, бумагу и перо. Шорнолота написала письмо. На следующий день утром одна из служанок пошла на базар и тайком отнесла письмо на почту.

ГОПАЛ В ТЮРЬМЕ

Обычно почтовые конторы сначала пересылают письма важным господам, а потом уже, если остается время и если почтальоны в хорошем настроении, можно надеяться, что будут доставлены и остальные письма. Но если почтальон устал да еще письмо нужно нести куда-нибудь далеко, он просто оставит его до поры до времени у себя в сумке. И только тогда, когда в этой сумке накопится не меньше десятка писем в один район, почтальон как-нибудь в полдень зашагает туда семимильными шагами и вручит письмо адресату. Потому-то письмо Шорнолоты, которое по обычным почтовым правилам Хем должен был бы получить уже на следующий день, задержалось на целых три дня.

Письмо было адресовано Хему. Гопал прежде никогда не видел почерка Шорнолоты. Все письма, приходящие из дома, обычно писались их домашним писцом. Думая, что и это письмо от него, Гопал не распечатал его сразу.

Когда Хем проснулся, Гопал передал ему письмо. Хем посмотрел на адрес.

– От Шорны письмо!

С бьющимся сердцем Гопал взял письмо и прочитал про себя. Сказать Хему о прочитанном он не решился.

– Что она пишет? – спросил Хем.

Гопал поспешно кинул письмо под тахту.

– Спрашивает, как ты себя чувствуешь, – ответил он.

Хем удовлетворился этим ответом и повернулся на другой бок, но если бы он посмотрел на Гопала внимательнее, то заметил бы, что лицо его друга заалело, как китайская роза, а на лбу выступили капельки пота. Гопал вынул письмо из-под тахты и, кинув Хему на ходу: «Подожди, я сейчас», побежал к бабушке Хема, а к больному послал Шему. Затем он прочитал письмо бабушке. Старая женщина задрожала от бессильного гнева и принялась ругать гуру.

– Не надо так шуметь! – остановил ее Гопал. – Услышит дада и будет волноваться. Я поехал. Сейчас четыре часа, свадьба назначена на девять. Надо спешить, а то опоздаю на поезд!

С этими словами он накинул на плечи чадор, взял в руки бамбуковую палку и, прежде чем уйти, снова обратился к бабушке:

– Никому не говорите об этом. Посидите немного здесь, не поднимайтесь наверх, а то, чего доброго, все расскажете. Если дада будет спрашивать обо мне, скажите, что я поехал по своим делам в Бхобанипур. Может быть, я не смогу вернуться быстро, – добавил он.

Гопал выбежал. Но через минуту вернулся:

– Дайте мне, пожалуйста, немного денег на расходы, медлить нельзя! – торопливо произнес он.

Бабушка раскрыла ящичек и вынула ассигнацию. Гопал сунул ее в карман и вышел из дома.

По счастью, выйдя на улицу, он сразу увидел свободный экипаж.

– Если доставишь меня быстро на набережную Ховры, получишь хороший бакшиш! – крикнул Гопал кучеру. Тот сразу остановил экипаж. Гопал тут же вскочил в него. Кучер сильно стегнул кнутом лошадь, и они помчались.

Вот и набережная Ховры. Пароход стоял, готовый к отплытию. Гопал вынул из кармана деньги.

– У тебя есть сдача? – спросил он.

– Нет, – ответил кучер.

Поблизости стоял мелочной торговец. Гопал подал ему бумажку.

– Дайте мне пятнадцать рупий, а кучеру пять! – приказал он.

Получив деньги, он побежал на набережную, а продавец передал пять рупий извозчику.

Когда Гопал подбежал к пристани, пароход, пронзительно загудев и словно смеясь над Гопалом, отошел от берега. Не долго думая Гопал вскочил в лодку.

– Сумеешь переправить до отхода поезда, хорошо вознагражу тебя! – сказал он лодочнику и бросил ему рупию.

– Постараюсь, господин, садитесь! – с этими словами лодочник спрятал рупию и оттолкнул лодку от берега. Лодка причалила как раз в тот момент, когда раздался свисток, возвещающий об отправлении поезда. Гопал хотел выпрыгнуть, но лодочник задержал его.

– Я уже заплатил вам! – воскликнул Гопал.

– Да, конечно, вы бакшиш дали. А теперь платите за наем!

Не отвечая лодочнику, Гопал побежал. Не успел он сделать нескольких шагов, как ему заступил дорогу нищий. Гопал вынул из кармана рупию и бросил ему. Он прибежал на перрон в тот момент, когда поезд трогался. Отчаявшись, Гопал вскочил на подножку поезда, так и не успев взять билет. Едва он вошел в вагон, как почувствовал, что голова у него закружилась, и тело обессилело.

С тех пор как Хем заболел, Гопал ни разу как следует не поел и не поспал. К тому же сколько он пережил, пока добрался до станции! Все это, вместе взятое, довело его до полуобморочного состояния. Гопал прилег на лавку. Мерное постукивание колес стало убаюкивать его. Незаметно Гопал заснул. Где Шрирампур? Где Шорнолота? Гопал спал так крепко, как не спал никогда. Его не могли разбудить ни многочисленные остановки поезда, ни новые пассажиры, садившиеся в разных местах, ни прежние, постепенно покидавшие вагон. В девять часов поезд прибыл в Бордхоман. Железнодорожный контролер вошел в вагон и начал отбирать билеты. Со всех сторон послышался людской гомон. Но и он не разбудил Гопала. Когда вагон опустел, контролер увидел спящего Гопала. «Бабу, бабу!» – окликнул он его. Тот вскочил:

– Это что, Шрирампур? – спросил он.

– Уж не спишь ли ты наяву? Это Бордхоман! – ответил контролер.

Голова Гопала закружилась. Он сидел не шевелясь.

– Теперь выходи и сдавай билет! – приказал контролер.

Гопал тяжело вздохнул.

– У меня нет билета! Я заплачу за проезд, – сказал Гопал.

– Я уже давно понял, что у тебя нет билета! Сейчас же пойдем к дежурному по станции. – И, грубо схватив Гопала за руку, он повел его на станцию. Но дежурного не оказалось на месте, а начальник приказал заключить Гопала на эту ночь в камеру.

Не передать словами, что пережил Гопал в эту ночь.

«Я потерял Шорну навсегда!» – было первой его мыслью. Хоть он ничего не знал, но в душе почему-то твердо верил, что Шорна станет его женой. Теперь же эта уверенность совершенно исчезла. И еще одна мысль не давала ему покоя: «Почему я не передал содержания письма даде? – думал он. – Зачем я стал действовать в таком серьезном деле самостоятельно, на свой страх и риск? Может быть, дада придумал бы другой способ освободить Шорну?! И почему я, если уж взялся за дело, так безответственно отнесся к нему? Как я мог уснуть? Как я теперь буду смотреть даде в глаза, когда вернусь? Дада полностью мне доверял, и вот как я отблагодарил его!» – укорял себя Гопал. «Я и Шорнолоту сделал несчастной! Если бы отдал письмо даде или хотя бы прочитал его, ничего подобного бы не случилось! Несомненно, Шорнолота после этой свадьбы покончит с собой. И мне остается сделать то же самое! Как же иначе могу я искупить свой грех? Ах! До сих пор Шорнолота ругала даду, а того не знает, что именно я ее погубил!» – сокрушался Гопал.

В таких терзаниях и размышлениях он провел ночь. О том, что он сам попал в тюрьму, Гопал нисколько не беспокоился. «Я-то получу свободу, когда пройдет ночь, а вот оковы, надетые на Шорнолоту, в этом рождении уже не разбить!» – терзался он. Эта мысль причиняла ему жгучие страдания.

КАТАСТРОФА

Сегодня свадьба Шорнолоты; в доме жениха небывалое торжество. Из Калькутты привезли европейский оркестр. Во дворе толпятся ребятишки и любопытные. Вид у жениха далеко не привлекательный. Сам черный как уголь, в красной свадебной одежде, он был страшен, как Рактабидж[63]63
  Рактабидж – в индийской мифологии полководец у двух могущественных демонов, Шумбха и Нишумбха.


[Закрыть] перед битвой. Пришли его близкие друзья; жених молча сидел среди них.

Ласковы люди к новобрачным в день их свадьбы! Даже если жених и невеста бедны, все равно в этот день все почтительны с ними; даже если они некрасивы, все равно люди приходят взглянуть на них. И те, которые видели юношу изо дня в день с самого его рождения, обязательно придут посмотреть на него уже как на жениха. Время от времени кто-нибудь отзывал жениха в сторону, и тот с явной неохотой покидал толпу своих сверстников.

В то утро Шошанкошекхор встал рано и предупредил Шорну:

– Сегодня ничего не ешь, Шорна!

– Почему? – сделав удивленное лицо, спросила она.

– Сегодня твоя свадьба! – и Шошанко злорадно рассмеялся.

Сердце Шорны затрепетало от этого смеха. Сегодня она увидела другого, страшного Шошанко. Он стал ей казаться одним из тех страшилищ, о которых она когда-то читала в книжках.

– Да, сегодня твоя свадьба, Шорна! – повторил Шошанко, и смех его зловеще отозвался в сердце девушки.

Шорна в ужасе отшатнулась и спросила дрожащим от гнева голосом:

– Кто меня выдает? Где будет свадьба?

– Если б жив был твой отец, выдавал бы тебя он, а теперь я! А где и с кем будет свадьба, сама знаешь: вчера вечером все слышала! – с отвратительной улыбкой ответил Шошанко.

Шорна от ужаса и возмущения вся задрожала. Как мог Шошанко знать, что она не спала, а притворялась? Как догадался о том, что происходит в ее душе?

– А вы и впрямь настоящий благодетель! – проговорила Шорна.

– Для других – не благодетель, для себя – благодетель! – отрезал Шошанко. Помолчав немного, он добавил: – Да уж будто я для других ничего не делаю? И эту свадьбу устраиваю только потому, что так хотел твой отец.

– Ничего подобного! – крикнула в ответ Шорна. Шошанко опять злорадно рассмеялся.

– Ну, хорошо, он не хотел этой свадьбы, зато я хочу! – проговорил он. – Какое это имеет значение, хочешь ты или нет, когда не согласен тот, кого выдают, – возразила девушка.

– Как? Жених согласен. Его согласие давно получено.

– Что мне, согласен жених или нет? Я не согласна!

– Вот вы все такие «образованные», – начал Шошанко. – Подумаешь, выучилась немного читать и уже забыла всякий стыд и совесть! Не видишь, где твое счастье! Я по-хорошему тебе говорю, не поднимай скандала! Скандал при обручении до добра не доводит, – проговорил он угрожающе и собрался уйти.

– Куда же вы? – остановила его Шорнолота. – Со вчерашнего дня вы держите меня под замком. Отпустите меня, я хочу сейчас же уехать в Калькутту!

– Не сегодня. Поедешь после свадьбы! Шорна подошла к двери.

– Я сейчас закричу, что меня убивают; люди услышат, взломают дверь и освободят меня! – проговорила она и хотела выйти, но Шошанко схватил ее за руку и оттащил в глубь комнаты. Шорна дважды пыталась выбраться наружу, но где ей было тягаться с Шошанко! Гуру оттолкнул ее на середину комнаты, вышел и запер дверь на ключ. Шорна громко зарыдала.

– Теперь плачь, сколько хочешь, – проговорил Шошанко и, засмеявшись, ушел.

Войдя в комнату, где находился жених, он приказал музыкантам:

– Если услышите плач, играйте громче.

Сколько Шорна ни плакала, сколько она ни грозила, сколько ни умоляла, простирая руки, безжалостный Шошанко ничего не хотел слушать.

– Я вам дам в два раза больше денег, чем вы получите за мою свадьбу, только отпустите меня! Я отдам вам все деньги, которые оставил мне отец, только отправьте меня к даде! – умоляла его Шорна.

– Ты еще не имеешь права распоряжаться деньгами, иначе не было бы никаких хлопот, – возражал Шошанко.

– Я обещаю, что отдам! – клялась Шорна.

– Шошанкошекхор не верит обещаниям.

– Тогда что же ты хочешь, скажи, я все сделаю!

– Я хочу, чтобы ты вышла замуж за этого жениха.

– Ведь и у вас есть дочка! Подумайте о ней! Неужели вы и свою дочь тоже насильно будете выдавать замуж!

– Моя дочь – не такая бесстыдница, как ты. Она не станет поднимать шум, если дело ее не касается. За кого захочу выдать ее замуж, за того и пойдет. В таком деле у нее не может быть своего мнения. Она не учится, и ее брат не знает английского языка! – добавил он.

Шорнолота, растерявшись, замолчала.

Поезда приходили в Шрирампур, останавливались ненадолго и шли дальше. Всякий раз, как доносился шум поезда, Шорна думала: «Вот на этом поезде приехал кто-нибудь за мной!». Ах, если бы все надежды сбывались! Тогда земля стала бы раем.

Шорнолота совсем отчаялась. Ей начало казаться, что все поезда идут только в Калькутту, а оттуда не приходит ни один.

Незаметно день подошел к концу. Солнцу ведь незнакомо сострадание. Сколько больных в постели трепещет, чувствуя приближение ночи! С какой тревогой следят за заходом солнца те, кого ночь застает в море. Как рыдает Шорна, думая о том, что с наступлением ночи она на всю жизнь погрузится в океан скорби! Неужели вид этих слез не смягчит сердца светила? Разве солнцу-отцу не жаль дня, своего сына? Нет! В то время как сын твой, солнце, медленно умирает, сколько сыновей смертных справляют свои свадьбы, получает богатства, достигают власти. Бесстрастно взирает бог-солнце на смерть своего сына, ни на минуту не замедлит свой ход. Нет в солнечном роду людских страстей – и отец, и сын равно подчинены судьбе.

По мере того как приближался вечер, беспокойство Шорнолоты возрастало. Теперь еще одна мысль не давала ей покоя. Она думала о том, что, наверное, ее брату стало хуже, а вдруг – даже страшно подумать! – с ним случилось что-нибудь ужасное. Шошанко уже два дня не ездил в Калькутту. Шорна забыла о своем горе. Ей не терпелось узнать о здоровье Хема, но никто не приходил к ней. Ей не у кого было справиться о брате, Шошанко был очень занят. Жена и дочь его с самого утра сидели запертые в онтохпуре.

Наступил вечер. По небу скользили легкие облака. Поднялся прохладный весенний ветер.

С гирляндой цветов, в шелковой одежде, звеня браслетами, вошел жених. Вид у него был отталкивающий. Заиграла музыка. Жених сел в центре комнаты в окружении музыкантов. Друзья стали весело подшучивать над ним, как и полагается в таких случаях. Пришел жрец. Шошанко и Хоридас, отойдя в сторону от гостей, считали деньги. Шорнолота одиноко плакала в своей тюрьме. С наступлением вечера всякая надежда на спасение у нее исчезла.

– Боже мой! Что за судьба мне выпала! – рыдала она. Но кто услышит ее плач? Все веселятся, а Хоридас отсчитывает деньги Шошанко. Потом оба вышли к гостям. Все было готово. Ждали только появления невесты. Шошанко пошел за ней.

Лишь только он открыл дверь, как Шорнолота упала к его ногам и с плачем воскликнула:

– Скажи мне сначала, как здоровье дады, иначе я не двинусь с места!

– Твой брат здоров, – ответил Шошанко.

– Поклянись жизнью своего сына! – умоляла Шорна. Бедная девушка! Она совсем потеряла голову и даже не помнила, что говорила.

– Я сказал тебе сущую правду: твой брат выздоровел, – повторил Шошанко. – Я и со свадьбой так тороплюсь, потому что он выздоровел. Когда Хем будет на ногах, он, конечно, не даст согласия на эту свадьбу! Если б ему было плохо, я не стал бы спешить.

Шорнолота почувствовала, что Шошанко говорит правду. Тогда она крикнула:

– Вы не смеете выдавать меня против моей воли! Не смеете! Если вы пойдете на это, вам будет плохо. Я повешусь, вот увидите!

– После свадьбы можешь яд принять, можешь горло себе перерезать, – мне будет все равно. Я с тобой связан только до свадебного обряда! – И он опять захохотал.

Шорнолота обхватила ноги Шошанко. Тогда Шошанко присел и схватил ее за руки. Но в этот момент Шорна вырвалась, отбежала в угол комнаты и, завязав вокруг шеи край сари, закричала:

– Не двигайтесь! Сделаете хоть один шаг, я затяну петлю!

– Шорна, ты ребенок, – стал уговаривать ее Шошанко, – поэтому так горячишься. Тебе не вырваться от меня! Теперь ты можешь уйти, но благоприятное время[64]64
  Когда приходит время выдавать девушку замуж, жрец по расположению звезд определяет благоприятный для этого день.


[Закрыть] проходит, сегодня все кончится хорошо; но если убежишь, то пройдет благоприятный момент, и в будущем тебя ждут несчастья. – Шошанко приблизился к ней.

– Я затягиваю петлю! Пусть смерть принесет мне освобождение! – воскликнула Шорна, намереваясь исполнить угрозу. В это время окна озарились ослепительным светом. Тут Шошанко понял, что в его просторной молельне вспыхнул пожар.