Текст книги "Украденное счастье"

Автор книги: Тарокнахт Гонгопаддхай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

НИЛКОМОЛ, БИДХУБХУШОН И ШОШИБХУШОН

Читателю уже известно, что, оставив Гопала в Калькутте, Бидхубхушон отправился в Даккокий округ. Ревизор взял Бидху потому, что был большим любителем музыки и пения. По приезде в округ он поручил Бидхубхушону вести счета и записи. Вначале эта работа шла у Бидху не очень гладко, но вскоре он приобрел сноровку. Днем он обычно работал, вечером понемножку обучал своего хозяина музыке. Часть жалованья Бидху тратил на себя, а остальное посылал Гопалу.

Однажды он зашел в лавку купить одежду и услышал на улице шум. Все выбежали посмотреть, в чем дело. Вышел и Бидхубхушон. Что же он увидел? Впереди шагал длинный, худой человек, а за ним бежали несколько мальчишек. Они кричали: «Хануман! Хануман!» – и бросали в него комья грязи.

Едва Бидхубхушон взглянул на этого человека, как сразу узнал в нем Нилкомола. Но от прежнего Нилкомола остались кожа да кости; выглядел он ужасно: борода спускалась на грудь, глаза были воспалены. Он шагал впереди толпы мальчишек, которые громко дразнили его. Иногда он не выдерживал и оборачивался, чтобы ударить кого-нибудь из них, но они тут же разбегались в разные стороны, а потом опять окружали его и кричали: «Хануман, Хануман!».

Бидхубхушон быстро подошел к Нилкомолу, но тот не узнал его и обернулся, чтобы ударить. Однако посмотрев внимательно, воскликнул:

– Дадатхакур, это ты? Я не узнал тебя! Меня так разозлили, что я себя не помню. Сейчас я мог бы даже убить тебя!

– Что случилось, Нилкомол? Когда ты пришел сюда?

Позади них непрерывно раздавались крики: «Хануман! Хануман!».

Все внимание Нилкомола было сосредоточено на этих возгласах, и он не расслышал, что сказал Бидхубхушон.

– Дадатхакур, – проговорил он через некоторое время, – прежде спаси меня, после я все расскажу!

Бидхубхушон пытался прогнать мальчишек, но не тут-то было: отгонит с одной стороны, они подбегают с другой. Тогда он взял Нилкомола за руку и ввел в лавку. Идти за ними мальчишки не осмелились и разбрелись кто куда.

Бидхубхушон повел Нилкомола в заднюю комнату. Оба сели.

– Дадатхакур, как ты сюда попал? – спросил Нилкомол, немного передохнув.

– Я тебя хочу спросить о том же. У тебя была хорошая работа, почему ты ее оставил?

– Дадатхакур, видно уж так заведено, что долгого счастья не бывает, – начал Нилкомол. – От вас я направился к себе домой. Там все и началось. Куда бы я ни шел, за мной следует мой позор. Дадатхакур, ведь с тех пор как ты запретил, я уж не пел больше той песни и не вспоминал ее, а все равно меня не оставляют в покое!

Бидхубхушон догадался, что Нилкомол говорит о «Лотосооком», и промолчал.

– Ты мне непременно скажи, куда сейчас пойдешь, дадатхакур? – спросил Нилкомол.

– Зачем ты выходишь из себя? Ведь все эти мальчишки только того и ждут.

– Я вот и сам себе говорю, зачем мне так выходить из себя? Но стоит услышать это проклятое слово, как я голову теряю! – горестно воскликнул Нилкомол. – Становлюсь прямо сумасшедшим.

Об этом он мог бы и не говорить – это было ясно при первом же взгляде на Нилкомола.

До вечера они просидели в лавке.

– Пойдем к нам, Нилкомол. Там поешь и отдохнешь, – сказал Бидху.

– Дадатхакур, а ты думаешь, что это для меня необходимо?

– Что такое? – удивился Бидхубхушон.

– Вот уже трое суток у меня не было ни крошки во рту, но есть я не хочу.

– Нилкомол, посиди здесь, а я принесу тебе чего-нибудь, – с глубокой жалостью проговорил Бидху.

– Нет, нет, – запротестовал Нилкомол, и при свете луны Бидху увидел, что в глазах его промелькнуло выражение ужаса.

Бидху заботливо довел Нилкомола до дому, где он жил с ревизором, усадил на веранде, а сам прошел в комнату, чтобы принести еду. Он быстро вернулся, но Нилкомола уже не было. Бидху кинулся искать его, но нигде не обнаружил.

Казалось, Бидхубхушон никогда не жил так счастливо, как сейчас, работая у ревизора.

Теперь посмотрим, как спится разбогатевшему Шошибхушону в его дворце! Заговор Рамсундора начал давать свои плоды. Мать заминдара подала жалобу, прибыл сам судья-сахеб, чтобы все расследовать лично.

Когда судья вошел в гостиную заминдара, тот сидел на низкой тахте. Слева стоял столик, покрытый скатертью. На нем – статуэтки из слоновой кости и несколько фарфоровых китайских вещиц; около стола – стул. Перед заминдаром сидели служащие и что-то быстро писали. Узнав о предстоящем визите судьи-сахеба, сегодня заминдар сам решил заняться делами. Глаза у него были воспаленные, а кончик носа – распухший и красный, как китайская роза. Он пытался произнести какие-то слова, но язык не слушался его. Опахало мерно поднималось и опускалось, но это не мешало мухам свободно садиться на лица.

Весь облик заминдара внушал судье неприязнь. Он задал заминдару несколько вопросов. Тот не смог ответить на них самостоятельно, а говорил то, чему научил его Шошибхушон. Судье-сахебу стало ясно, что именно Шошибхушон является здесь полновластным хозяином. Судья объявил, что до тех пор, пока не назначат опекуна, контора будет закрыта, а Шошибхушон должен представить отчет в том, как он управлял поместьем.

Точно гром грянул над головой Шошибхушона. Он даже не думал, оставят ли его на этой работе или нет. Главной причиной страха Шошибхушона было требование представить отчет за прошлое время. Он был бы в тысячу раз счастливее, если бы его просто отстранили от должности, не спрашивая ни о чем.

В подавленном состоянии Шошибхушон отправился домой. В другие дни, когда он выходил из конторы, все служащие вскакивали и кланялись ему, а сегодня каждый продолжал заниматься своим делом и никто не двинулся с места, чтобы попрощаться с Шошибхушоном. Ни один человек из тех, кого он встретил по дороге, не поклонился ему. Шошибхушон боялся поднять глаза. С поникшей головой он пришел домой и лег.

– Что сказал сахеб? – спросила Промода.

– Что он может сказать? На мою погибель он приехал!

– На погибель? – удивилась Промода.

– Мне нужно представить отчет, и до тех пор, пока не кончится проверка, мне ничего не доверят.

Промода больше не задавала вопросов.

Вечером Шошибхушон вышел в приемную. Было уже поздно, но никто из служащих так и не пришел. Время от времени раздавался стук, и каждый раз Шошибхушон с надеждой смотрел на дверь, но оказывалось, что это либо торговец рисом принес свой товар, либо лавочник приходил за деньгами.

Около восьми часов Шошибхушон послал за служащими. Послал потому, что никто из сослуживцев не пожелал теперь навестить его.

В девять Шошибхушон сам направился в дом Рамсундора-бабу. Там он застал всех в сборе. Никто сегодня не приветствовал его, как бывало прежде. Рамсундор никогда обычно не курил в присутствии Шошибхушона, сегодня же он, не стесняясь, словно желая вознаградить себя за прежнее воздержание, не выпускал трубки изо рта. Он как будто забыл, что тот тоже курит. Шошибхушон сел, но никто с ним не заговаривал. Через некоторое время, когда все уже собрались уходить, Шошибхушон вдруг произнес:

– Я пришел к вам!

– Какая честь! – насмешливо воскликнул казначей. – Зачем мы вам понадобились?

– Пойдемте, уже поздно, – проговорил писец, обращаясь к казначею.

– Сделайте одолжение, присядьте на минуточку! – попросил Шошибхушон. – Я пришел ко всем вам.

Служащие сели. Помолчав, как будто собравшись с силами, Шошибхушон сказал:

– Если вы меня не спасете, я погиб. Поэтому я пришел просить у вас защиты!

– Да где уж нам! Разве мы смеем, разве мы можем? – возразил Рамсундор-бабу. – Я простой писец, никто от меня не зависит, и я ни от кого не завишу!

– Правда, но если вы не защитите меня от этой опасности, я погиб, – проговорил Шошибхушон.

– Незачем было к нам обращаться, – заявили они и пошли к выходу.

– Но вы все мне нужны! – с отчаянием проговорил Шошибхушон и смиренно сложил руки. Из глаз его закапали слезы. При виде покорной позы бывшего начальника сердца служащих немного смягчились. После долгих обсуждений решили, что если Шошибхушон даст на четверых четыре тысячи рупий, они скроют его вину, но с условием, что когда, будет доказана его невиновность, он сам откажется от своей должности. Не имея другого выхода, Шошибхушон вынужден был согласиться на это.

«ГДЕ ГОПАЛ?»

Беда никогда не приходит одна: стоит произойти одному несчастью, за ним пойдут другие. Умер Бипродас. Не успела семья оправиться от этого удара, как заболел Хемчондро. В тот год в Калькутте свирепствовала страшная эпидемия оспы, она уносила множество жизней. Поражала оспа и тех, кто уже болел. На третий день болезни тело Хемчондро покрылось оспенными нарывчиками. Он позвал Гопала.

– У тебя привита оспа, Гопал? – спросил он.

– Привита, – ответил Гопал.

– Я заболел оспой, тебе нужно остерегаться!

Взглянув на Хема, Гопал вздрогнул: все его тело было покрыто маленькими красными, словно от укола колючек, нарывчиками. Это зрелище заставило Гопала содрогнуться. Но он ничего не сказал Хему, взял свой чадор и немедленно пошел за доктором. Доктор пришел, осмотрел больного и подтвердил, что это действительно оспа. За несколько дней все тело Хема распухло. Горло у него так болело, что он не мог ни говорить, ни даже выпить воды. Целыми днями он молча лежал в постели и не принимал никакой пищи.

Гопал тоже лишился сна и аппетита. Он неотлучно сидел у постели Хема. Когда подходило время, ему приносили немножко еды; в иной день он ел, в другой даже не притрагивался к пище. Однажды Хем с большим трудом произнес:

– Гопал, не сиди здесь все время; кто знает, и ты можешь заболеть.

Гопал не ответил.

– Гопал, ты писал кому-нибудь о моей болезни? – помолчав, снова спросил Хем.

– Нет, никому не писал.

– Вот и хорошо, не пиши! – попросил Хем.

– Из дома пришло два письма, дада. Будешь читать? – спросил Гопал.

– Распечатай и прочти. Если нужно, напиши ответ, но только не упоминай о моей болезни!

Гопал прочитал письмо.

– Все здоровы, – сказал он Хему.

Через несколько дней Хем впал в беспамятство и по ночам стал бредить и метаться. В бреду он чаще всего произносил имена Гопала и Шорны. Гопал сидел у его изголовья и тихо плакал. Шема по окончании домашних дел все свободное время также просиживала у постели Хема.

– Диди, если так будет продолжаться, разве он выживет? – спросил ее однажды Гопал. Глаза его были полны слез.

– Чего бояться? Это же обыкновенная оспа! Я знаю очень много случаев, когда такие больные выздоравливали, – успокаивала Шема.

– Поклянись, что так было!

– Зачем мне лгать? Сколько людей болели оспой и выздоравливали! – уверяла Шема.

Некоторое время Гопал сидел молча. В это время с улицы донесся шум экипажа. У их дома экипаж остановился.

– Диди, посмотри, кажется, доктор приехал.

Шема пошла открывать дверь. Вошел доктор. Он подошел к постели больного, внимательно осмотрел его и, взяв за руку, пощупал пульс.

– Сколько времени больной находится без сознания? – спросил доктор, нахмурившись.

– Сегодня с самого утра он не сказал ни слова! – ответил Гопал.

Доктор опять нахмурился.

– Положение серьезное? – спросил Гопал с тревогой.

– Не только серьезное, но и очень опасное!

Гопал разрыдался.

– Не плачь! Ухаживай как следует за больным. Еще есть надежда, что он выживет, – проговорил доктор.

Гопал немного успокоился. Он записал все, что приказал сделать доктор, и продолжал заботливо ухаживать за Хемом.

После ухода доктора Гопал спросил Шему:

– Диди, я до сих пор не писал ничего его домашним, нужно ли и теперь молчать, как ты считаешь?

– Конечно, надо послать письмо! – ответила Шема. – Если ему станет хуже, они подумают, что вокруг него чужие, равнодушные люди, поэтому он и умирает.

Гопал согласился с Шемой и написал Шорнолоте такое письмо:

«Шорна, дада заболел оспой. До сих пор не извещали Вас об этом. Но сегодня с раннего утра он находится без сознания. Доктор сказал, что и сейчас еще есть надежда. Если Вы хотите приехать, приезжайте. Мы с Шемой ухаживаем за ним, как можем.

Гопалчондро Чоттопаддхай».

Отослав письмо, Гопал стал намного спокойнее. Но он приходил почти в отчаяние при мысли, что вдруг случится что-нибудь плохое, и тогда люди скажут, что, видно, плохо он ухаживал за больным.

Гопал неотлучно сидел у постели друга. Он считал, что никому не может доверить заботу о Хеме. Никто, кроме Гопала, не понимал Хема. Стоило больному чуть шевельнуть губами, и Гопал уже знал, что ему нужно.

Получив письмо от Гопала, Шорнолота и ее бабушка пришли в неописуемое волнение. Они бросили дома все, как было, а сами в паланкине отправились на станцию. Но они не знали, как найти Хема в Калькутте. Недалеко от Шрирампура находился дом их духовного наставника.

– Шорна, пойдем сначала к нашему гуру. Я знаю, где он живет, – предложила бабушка. – Оттуда вместе с кем-нибудь доберемся до Калькутты!

Шорна согласилась. Они взяли билеты, сели в пассажирский поезд и к вечеру были у гуру.

Этого гуру звали Шошанкошекхор Смритигири. Он встретил приезжих гостеприимно и с должным почтением. Бабушка Шорнолоты низко поклонилась ему, коснулась его ног и сказала:

– Гуру, Хем тяжело заболел, жизнь его в опасности. Мы едем к нему, но не знаем, как его найти. Поэтому мы приехали к вам. Дайте нам кого-нибудь из слуг, и мы легко отыщем его дом.

– Зачем слугу? – возразил гуру. – Я сам готов поехать с вами. Чем болен Хем? Может быть, следует совершить жертвоприношение, чтобы он скорее поправился?

– У него оспа! Если ваши молитвы могут умилостивить судьбу, поступайте, как находите нужным, и не считайтесь с расходами. – С этими словами бабушка протянула гуру пятьдесят рупий.

Гуру подошел к свету, стал разглядывать деньги. Радостная улыбка так и просилась на его губы, но он подавил ее и сказал:

– На первое время этих денег хватит, но мне кажется, что для полного выздоровления Хема их недостаточно.

– Расходуйте пока эти деньги, а потом получите столько, сколько будет нужно, – ответила бабушка Шорнолоты.

– Хорошо, – согласился гуру. – Я только не знаю, как вы отправитесь в Калькутту сегодня вечером.

– Разве так поздно и нет уже экипажей? – удивилась бабушка.

– Да.

– В таком случае наймите лодку! Нам обязательно нужно ехать! – решительно заявила она.

Сделав вид, что он согласен, гуру послал слугу на берег Ганги. Немного спустя тот вернулся.

– Сегодня лодки не будет, – объявил он.

Шорнолота с бабушкой вынуждены были остаться на эту ночь в доме гуру. Они встали на другой день задолго до восхода солнца и приготовились к отъезду в Калькутту. Вскоре поднялся и Шошанкошекхор. Поставив на лбу метку илом священной Ганги, он отправился к Шорнолоте и ее бабушке. Те приветствовали его глубоким поклоном. Шошанкошекхор благословил их, пожелав им долгой жизни. Видя, что они совсем готовы ехать в Калькутту, он спросил:

– У Шорны сделана прививка?

– Ни у кого в нашей семье нет прививок! – ответила бабушка.

– Тогда, мне кажется, Шорне не следует ехать в Калькутту!

– Мы поступим, как вы пожелаете, – согласилась бабушка Шорнолоты.

– Шорну оставьте в моем доме, а сами поезжайте в Калькутту. Иначе и она, несомненно, заболеет оспой.

Бабушка согласилась, а Шорна воскликнула:

– Я поеду в Калькутту во что бы то ни стало. Оспы я не боюсь!

– Шорна, – остановила ее бабушка, – тебе нельзя ехать в Калькутту! Во-первых, у тебя нет прививки, во-вторых, гуру против этого. Ну как я тебя возьму в Калькутту при подобных обстоятельствах?

Шорна молчала.

– Ты останешься здесь. Ты будешь ежедневно получать известия о здоровье Хема! – пообещал гуру.

Шорнолоте ничего не оставалось, как согласиться. А Шошанкошекхор вместе с бабушкой Шорнолоты поехал в Калькутту.

Уже третий день, как Хемчондро лежал без сознания. Утром по обыкновению доктор пришел навестить больного. Осмотрев его, он с удовлетворением улыбнулся. В самом деле, Хем выглядел значительно лучше.

– Теперь можете не бояться, – сказал доктор, – скоро он выздоровеет!

Радость Гопала была безгранична. В это время приехали бабушка Хема и Шошанкошекхор. Они сразу направились в спальню. Вскоре Хем открыл глаза, но, не видя Гопала, позвал:

– Гопал!

– Это я приехала, милый, что ты хочешь? – спросила его бабушка.

– Где Гопал? – настойчиво повторил свой вопрос Хем.

ВОТ УЖ ВСТРЕТИЛИСЬ БРАТЬЯ ПО КОВАРСТВУ!

Оставив бабушку Хема в Калькутте, Шошанкошекхор в тот же день вернулся домой. Тотчас к нему подбежала Шорнолота.

– Видели даду? Как он? – спросила она.

– Не беспокойся. Ему стало лучше. Скоро он совсем поправится, – ответил гуру.

– А когда мне можно будет поехать туда? – спросила Шорнолота.

– Пока он совсем не поправится, тебе не следует ехать. Как знать, и ты можешь заболеть оспой! К чему так торопиться, Шорна? Разве о тебе здесь не заботятся?

– Нет, нет, обо мне здесь заботятся! Но я думаю о том, что за дадой некому присмотреть. Поэтому-то мне и хочется ехать!

– Об этом нечего беспокоиться! За ним ухаживает его друг, которого зовут Гопал, и пока он там, за твоего брата можно не бояться. Гопал заботится о нем, как никто другой!

Сердце Шорнолоты забилось в невыразимой радости при словах Шошанко. Она больше ни о чем не расспрашивала.

Шошанко вскоре куда-то ушел. Подойдя к дверям, он послал одного из слуг за своим соседом Хоридасом Мукхопадхаем.

Хоридас не замедлил явиться.

– Зачем звал меня? – спросил он, поздоровавшись.

– Хочу по секрету поговорить с тобой.

– Здесь будем говорить или пойдем в другое место?

– Пойдем-ка в эту сторону, – предложил Шошанко. Оба медленно направились к берегу Ганга. Солнце уже село. Взошла луна и раскинула над землей нежную, тонкую сеть своих лучей. Мягкое дуновение весеннего ветра наполняло тело неиссякаемой бодростью. Лаская слух мелодичным журчанием, несла Ганга свои прохладные воды навстречу океану. Смутный аромат цветов из соседнего сада носился в воздухе. В этот чудный час столько людей с благоговением склоняются к стопам всевышнего, шепча слова благодарности!

О чем же советовались в это время Шошанкошекхор и Хоридас?

Придя на берег Ганга, они сели на траву.

– Говори, что хотел! Уже поздно, пора читать вечернюю молитву, – обратился Хоридас к Шошанкошекхору.

– Стоит ли торопиться? С таким делом нельзя спешить.

– Я же не знаю, какое у тебя дело. Может быть, лучше подождать?

– Ну, слушай! Сегодня богиня исполняет то, о чем не раз мы с тобой говорили. Девушка из Бордхомана, на которой ты хотел женить своего сына, в наших руках!

– Как так? – удивился Хоридас.

Шошанко продолжал:

– Ты знаешь, что предложение было сделано еще при жизни Бипродаса. Кажется, Бипродас был согласен; он всегда следовал моим советам. Но он не мог пойти на это из-за своего сына. Перед праздником Бипродас сказал мне: «Я готов сделать так, как ты говоришь, но мой сын уже взрослый, и мне необходимо посоветоваться с ним…».

– Это я уже давно слышал, а сейчас ты скажи: есть ли что-нибудь новенькое? – перебил его Хоридас.

– Не торопись. Все по порядку. Сперва выслушай внимательно, что я скажу. После праздников, когда я приехал, Бипродас сказал мне: «Господин, я тут ни при чем, я уже стар и должен прислушиваться к мнению своего сына. Хем же наотрез отказался от вашего предложения».

– Дальше что? – нетерпеливо спросил Хоридас.

– Дальше ты все знаешь. Из многих мест приходили предложения; всем было отказано. Бипродас хотел жениха для своей дочери пусть не очень образованного, но богатого. Достаточно было того, чтобы он знал несколько английских слов, – в наше время все хотят иметь хорошую родословную и английское произношение.

– Ведь мой сын знает английский, и родословная у нас неплохая. Почему же он отказал нам? – возмутился Хоридас.

– Это действительно верно. Я тебе уже сказал, чего хотел Бипродас. Но он был таким любящим отцом, что сын быстро сумел переубедить его. Тот считает, что Шорне деньги не нужны, считает, будто ей совершенно достаточно того, что она получит по завещанию. Он хочет, чтоб жених обязательно умел и читать, и писать, и имел приятную внешность.

– Ну, этим мой сын не обижен. Он сдал экзамен на бакалавра на английском языке, а по внешности десятерых стоит!

– Это на твой взгляд, – усмехнулся Шошанко. – Если бы все смотрели твоими глазами, твой сын мог бы не беспокоиться! – язвительно добавил он.

– Чего-чего? При чем тут мой взгляд? – вскипел Хоридас.

– Не кричи! Нечего горячиться! – остановил его Шошанко. – Наше дело не такого свойства, чтоб решать его криком да спешкой. Я ведь не говорю, что твой сын плох! И то сказать, один такой на десять человек вряд ли найдется: правда, на свете много уродов; если их не считать, то такой, как твой сын, не только на десять – на пятьдесят человек один будет!

Но заметив, что глаза Хоридаса снова наливаются кровью, Шошанко сказал:

– Не сердись, на сердитых воду возят! Слушай внимательно, что я тебе скажу.

– Хорошо, говори, говори! – проворчал Хоридас.

Шошанкошекхор продолжал:

– Так вот: твой сын – обезьяна по сравнению с тем, за кого Хем хочет Шорну выдать замуж!

– Тхакур, ты думай, о чем говоришь! – обиделся Хоридас.

– Я никогда не говорю, не подумав, – возразил Шошанко. – Ты не видел этого юношу, поэтому и говоришь так. А я его видел. Он точно сам Картикея[62]62
  Картикея – в индийской мифологии бог войны, его имя стало нарицательным для обозначения красивого юноши.


[Закрыть]. Он умен, образован, прекрасно читает и пишет. У Хема было желание выдать Шорну за него замуж. Понимаешь? Я говорю, желание было, так как сейчас, можно сказать, что его нет, потому что тот, у кого было это желание, сейчас прикован болезнью к постели на долгое время. Если бы этот юноша был богат, обручение уже давно бы состоялось. Но оно еще не состоялось – значит, его может не быть вовсе! – многозначительно закончил Шошанко.

– А почему ты думаешь, что оно может не состояться? – живо спросил Хоридас.

– Потому что, если Хем умрет, бабушка не согласится на этот брак. Ей хочется денег. Она выдала бы Шорну замуж за того, у кого денег больше. И мне кажется, она может согласиться на мое предложение. Сейчас тебе нужно надеяться на смерть Хема: если Хем умрет, тогда я смогу устроить свадьбу Шорны с твоим сыном.

– Но ведь кто знает, сколько он еще протянет! – возразил Хоридас. – Сколько людей вырывается из когтей смерти. Но если уже так выйдет, что… – Хоридас не закончил.

«Не много же в сердце почтенного гуру любви к людям, если он так легко смотрит на смерть Хема!» Такая мысль мгновенно пронеслась в голове Хоридаса, но высказать ее прямо он не решался.

Помолчав немного, Шошанко опять начал:

– Если случится так, как я говорю, тогда все в порядке. Но если этого не произойдет, есть еще одно средство. Не знаю, согласишься ты или нет.

– Если это не будет стоить никому жизни, я считаю, что обязательно надо устроить наше дело. Ради него я готов и потрудиться, и потратиться, – заявил Хоридас.

– Больной сейчас в очень тяжелом состоянии. Дня через три-четыре исход болезни будет ясен. Если его состояние ухудшится, не о чем и разговаривать. Посидеть там, уронить несколько слезинок – и дело сделано. Но если он начнет выздоравливать, то, по-моему, надо обручить их потихоньку от Хема.

– Разве это возможно? – спросил с сомнением Хоридас. – Она ведь дочь богатого человека, ее не утащишь, как какую-нибудь там Вами или Шеми. Я женил одного своего подчиненного. Девушка ночевала в одной комнате со своим отцом. Совсем еще ребенок, ей было всего пять лет. Несколько человек легко выломали дверь, схватили отца, девочке дали сластей и игрушек, и дело было улажено. Но здесь-то так не сделаешь. Как же нам заполучить невесту?

– Это уж моя забота, – ответил Шошанко. – Были бы деньги, и тигр будет доиться. Если ты поскупишься на расходы – сам будешь виноват. От тебя требуются деньги и решительность, от меня – ловкость.

– Понимаю, но какой хитростью ты добудешь невесту – не могу представить. Достанешь ее, тогда и поговорим, – решительно заявил Хоридас.

– Ты что, мне не веришь? Я же сказал, что невесту заполучить моя забота, а теперь ты скажи насчет денег!

– Прежде я хочу увидеть невесту или узнать, как ты собираешься добраться до нее, а потом уже, если дело выйдет, готов и заплатить!

Хоридас был соседом Шошанко и отлично знал его характер. Обманывать людей и обирать их было для Шошанко делом привычным. Поэтому Хоридас имел все основания говорить с ним так осторожно.

– Я сказал: тебе нечего беспокоиться о невесте. Поговорим о деньгах, а ты слушать меня не хочешь. Сейчас я не требую денег. Сначала условимся, а заплатишь, когда увидишь девушку.

– Вот это правильно! Но ты сам и назначай цену. Сколько решишь, столько и дам.

– На такое дело базарной цены нет. Немного заплатишь, и я тебе буду помогать, – заявил Шошанко.

Хоридас был не из тех, чтобы на слово поверить Шошанко. Если бы он не знал его характера, то мог бы еще допустить, что тот и вправду согласится помочь за небольшую сумму. Но он знал почтенного гуру и поэтому не обрадовался его словам. Он лишь пробормотал:

– Так-то оно так!

– Действительно, это так, но что же ты молчишь? Говори о деле! – торопил Шошанко.

– Если обручение состоится, я дам тебе тысячу рупий, – помолчав, ответил Хоридас и посмотрел на Шошанко.

– Уж не бредишь ли ты, братец? – рассмеялся Шошанко.

– Почему?

– А сколько по завещанию денег оставлено, это ты знаешь? – спросил Шошанко.

– Деньги по завещанию – что рыба в реке: еще когда-то их достанешь! Я не поверю до тех пор, пока деньги Не окажутся в моих руках. Неужели ты думаешь, что я из-за денег так хочу этой свадьбы? – говорил Хоридас.

– Что ты, что ты! Ну, конечно, этого я не думаю! Девушке не выйти замуж, никто ее брать не желает. Недостатков у ней не перечесть, и ты из одного только сострадания женишь на ней своего сына! насмешливо проговорил Шошанко.

Хоридас был хитер, но и Шошанко был искусен в обмане. Вот уж встретились братья по коварству!

– Да нет же, перестань, – проговорил Хоридас.

– Да, именно так! Девушке не выйти замуж, и ты только из сострадания и себе в убыток соглашаешься женить на ней своего сына. И за то, что я окажу ей небольшую услугу, ты согласен наградить меня одной тысячью рупий! Ты же добрый, великодушный человек, настоящий благодетель, не так ли? – насмешливо говорил Шошанко.

– Я пошутил, – ответил Хоридас.

– Тогда оставь шутки и говори серьезно.

– Я дам тебе пять тысяч.

– Опять шутишь. Перестань же, наконец!

– Нет, на этот раз я не шучу, – решительно заявил Хоридас. – Подумай сам, свадьба будет совершена тайно, и это может привести к судебному процессу. Да вдруг еще споры разгорятся вокруг завещания! Тут и сомнений быть не может – обязательно разгорятся! Сколько денег потребуется на то, чтобы вести судебный процесс, да и других расходов не миновать. Вот и подумай, за вычетом всего этого много ли останется? Поневоле приходится действовать с оглядкой!

– Тебя привлекут к суду, а меня в стороне оставят, так, что ли? – возмутился Шошанко. – Этот Хем – современный юноша. Никакого почтения к жрецам. Даже встречаться с ними избегает, чтобы не кланяться им. Разве он отстанет от меня легко? Но ведь говорят: когда живот набит, то спина от ударов не болит. Вот я тебе и говорю: дашь половину – соглашусь, не дашь – сына не женишь!

– Не могу столько дать!

– Ну, нам, значит, толковать не о чем. Пойдем!

И Шошанко собрался уходить, но Хоридас схватил его за руку и снова усадил.

– Хорошо, я об этом подумаю и завтра скажу. Теперь расскажи, как ты собираешься заполучить невесту?

– Она у меня в доме, – сказал Шошанко.

– Да ну? – удивился Хоридас.

– Конечно. Разве я стал бы говорить неправду вечером на берегу Ганги!

– И можно будет на обратном пути взглянуть на нее?

– Разумеется!

Затем Шошанко с Хоридасом спустились к воде, чтобы прочесть вечерние молитвы и совершить омовение.

Известное дело, как относится любой торговец к своему товару: молочницы не пьют молока, кондитеры не едят сладостей, доктора не принимают лекарств, винокуры избегают вина, брахманы не совершают вечерней молитвы, если поблизости нет людей. Прикоснувшись дважды к воде, Шошанко сказан:

– Пойдем! Кончай скорее.

Но Хоридас не торговал религией, поэтому он сегодня, как и всегда, старательно прочел все молитвы и только тогда присоединился к Шошанко. По дороге, зайдя к нему в дом, он собственными глазами увидел Шорнолоту и убедился, что девушка, и верно, в их руках.