Текст книги "Бельканто на крови (СИ)"

Автор книги: Таня Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍18

Грозовые тучи заволокли небо от края до края, зато ветер наконец прекратился. Пахло вспаханной землёй и весенней зеленью. Маттео ожидал у церковной стены, помахивая масляным фонарём.

– Чувствую себя кораблём, плывущим к родному маяку, – сообщил Эрик заплетающимся языком.

– Следуйте за мной, ваша милость.

Маттео скрылся в проходе, ведущем в крипту. Эрик развеселился: иногда грешники парят над крышами, а ангелы вьют гнёзда в подземелье. Они пересекли подвал, украшенный могильными плитами, и через знакомую дверку попали в склеп с разбитым алтарём. Две свечи скудно освещали низкое помещение. Между ними замерла янтарная Дева, мистически сиявшая в мрачном подвале нежным солнечным светом.

– Я нашёл этот алтарь, когда гулял по развалинам монастыря. Теперь это место – мой храм, ваша милость. Моя тайна, которой мне захотелось поделиться с вами.

Барон смотрел на воодушевлённое мальчишеское лицо и представлял, как кладёт итальянца грудью на алтарь и сдёргивает со смуглой задницы штаны. Внутри сладко заныло, и он шагнул к Маттео, но в последний момент удержался, сцепил руки за спиной и пьяно пошатнулся:

– Благодарю за доверие, синьор Форти. Вы открыли для меня двери своего храма, и я надеюсь не обесчестить… не опорочить… – Эрику надоело подбирать слова. – Чем мы тут займёмся?

– Мы будем молиться, ваша милость! – Маттео опустился на колени и обернулся: – Вы можете повторять слова за мной или просто слушать.

Эрик встал на колени и поморщился от боли. Насколько приятнее сидеть на подушечке в лютеранской церкви! Можно даже переговариваться с соседями или смущать румяных отроков плотоядными взглядами. Пастор никогда не делал замечаний.

– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti… – под каменными сводами нежный голос Маттео обрёл внезапную силу и строгость.

Барон старательно выговаривал незнакомые латинские слова, разглядывая по-мужски широкую спину Маттео и по-девичьи округлый зад. Колени всё сильнее ломило от боли. Эрик сдался и сел на холодный пол, исшарканный ногами средневековых монахов. Он растирал колени, тихо ругая ревностного католика. Маттео ничего не замечал. Он молился истово, благоговейно. Его голос взлетал под низкие своды усыпальницы и отражался серебряным эхом.

От коленей Эрик перешёл выше. Огладил свои мускулистые ляжки, потёр полный гульфик. Лучше бы он отправился к безотказной Сюзанне, чем на свидание с кастратом! Винные пары подпитывали раздражение и досаду. Сначала Агнета с абсурдным предложением о замужестве, затем Маттео с католической ересью.

– Не выйдет ничего, синьор Форти.

Маттео оглянулся:

– Что не выйдет?

– Вы привели меня в святое место, а я только и думаю, как забраться вам в штаны. Я безумец. Я проклят и обречён.

– Нет, ваша милость, не прокляты! – Маттео подполз к нему. – Молитесь! Молитесь и трудитесь, и верьте в силу молитвы!

Эрик взял его прохладную руку и прижал к твёрдой выпуклости в паху:

– Как я могу молиться в таком состоянии?

Сдавленно ахнув, Маттео попытался выдернуть руку, но Эрик держал крепко:

– Вы чувствуете? Вы хоть что-нибудь чувствуете? Вы – бестелесное существо, ангельское, безгрешное. Вам не понять, каково это – стоять перед алтарём и гореть в адском пламени. Как вы можете мне помочь, если даже понятия не имеете о той муке, которую я претерпеваю?

– Я тоже не безгрешен! – вырвалось у Маттео.

Его качнуло к Эрику, как на волнах, но он устоял и только облизал морскую соль с горячих губ.

– В чём ваш грех? Вы украли из тётушкиного буфета марципанового зайца? – спросил Эрик.

– Я ребёнок, по-вашему? Пустите руку.

– Не ребёнок, но и не мужчина.

– Вы ничего обо мне не знаете! – Маттео оттолкнул Эрика, и тот повалился на пол. – Вы упиваетесь своими страданиями, но не замечаете других людей. Вас не интересует ничего, кроме вашего отростка!

– Отростка?! – возмутился Эрик. – Будь он у вас, вы бы не говорили о нём так пренебрежительно!

– Да почему вы решили, что у меня его нет?

Маттео поднялся и отряхнул штаны. Он выглядел усталым, но не злым. Эрик смотрел на него снизу вверх и жалел, что поддался вспышке раздражения. Он не хотел обижать соблазнительного католика.

– Простите меня, синьор Форти.

– Ваша милость, – Маттео церемонно склонил голову. – Я читаю утреннюю молитву после завтрака и вечернюю на закате. Если вы почувствуете потребность в молитве, приходите. Реликвия, которую спасла ваша матушка, поможет вам исцелиться.

Барон не собирался исцеляться, но кивнул.

***

Какие грехи замаливал кастрат в разрушенной крипте? Барон ломал голову, но дальше украденной конфеты его соображения не продвинулись. Юхан тоже ничего не знал о кастратах. Известие о том, что итальянец лишён не всех мужских признаков, а лишь некоторых, глубоко его озадачило. Дрожащая от ужаса Хелен наотрез отказалась обсуждать способы кастрации домашних животных, даже серебряная монета не помогла. Фрау Гюнтер могла бы помочь, женщина опытная и деловая (и с потребностями), но они не разговаривали после ссоры. Эрик решил подобраться к маэстро:

– Я слышал, итальянцы отличаются особым вкусом в выборе подарков для женщин. Буду обязан, синьор Мазини, если вы поможете мне купить подарок для одной фрау.

Мазини, если и удивился, то виду не подал:

– С удовольствием, ваша милость. Правда, должен предупредить, что слухи об итальянском вкусе сильно преувеличены. Я скорей бы доверился французу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍19

Они вышли после завтрака. Весна набрала силу и полноправно хозяйничала в городе. В садике у Домского собора расцвели синие ирисы и пронзительно-жёлтые нарциссы, а на берёзах зелёными брызгами лопнули почки. Птицы щебетали так громко, что заглушали уличный шум. На Ратушной площади они встретили краснолицего бургомистра Карлсона. Его интересовал всё тот же вопрос:

– Ваша милость барон Линдхольм! Как я счастлив видеть вас, и какой горечью меня наполняет потеря складочного права! Ах, если бы Нижнему городу вернули его законную привилегию! Ах, если бы вы подняли этот вопрос на заседании губернаторского совета! Моя благодарность не знала бы границ. Вы понимаете?

– Уважаемый Карлсон, сожалею, но складочное право вне моей компетенции. Честно говоря, я плохо представляю, в чём оно состоит. Но я верю, что вы решите этот вопрос с графом Стромбергом ко взаимному удовлетворению. А сейчас позвольте, мы спешим.

Барон фамильярно подхватил маэстро под руку и увёл к прилавкам со сладостями:

– Что бы вы посоветовали приобрести для фрау сладкоежки?

– Несомненно, засахаренные фрукты.

– А что любите вы? Какие сладости предпочитают в Италии?

Час спустя Юхан нёс в корзине фруктовые сладости, три бутылки кларета и лакированную деревянную куклу в парчовом платье, которую выпрашивала Линда в день ярмарки. В кармане Эрика лежала коробочка с серебряными серьгами, искусно украшенными жемчужинами неправильной формы. Эрик никогда бы не купил такие уродливые жемчужины, ему нравились круглые, гладкие, но маэстро настоял. Устав от покупок, они зашли в таверну выпить по кружке пива. Солнце припекало, и свежее холодное пиво лилось в глотки, как ключевая вода. Малорослый маэстро Мазини приосанивался, когда горожане низко кланялись барону, и превосходно себя чувствовал в компании вельможи.

– Синьор Мазини, чем вы занимаетесь там, наверху? Вы редко спускаетесь вниз к тётушке.

– Мы репетируем новую программу, ваша милость. Маттео нужно много заниматься – по шесть часов каждый день.

– Когда же состоится концерт?

– Граф назначил премьеру на середину мая. Мы дадим двадцать концертов – по два или три в неделю. Каждый концерт включает арии из самых знаменитых опер, а также мои сочинения. И песни Маттео.

– Он ещё и музыку сочиняет?

– Нет, ваша милость. Слова.

– Талантливый у вас ученик.

– Нет, – улыбнулся Мазини, и лицо его преобразилось. Сверкнули белые зубы, вокруг глаз собрались весёлые морщинки, и даже крючковатый нос потерял хищный вид. – Он не талантливый, он – гениальный! Вы бы слышали, как он поёт! Вы ведь придёте на премьеру? Граф Стромберг сказал, что разослал сотню приглашений.

– Я не получил приглашение.

– О как жаль!

– Но я приду, – уверил барон. – Расскажите мне о синьоре Форти. Как он стал певцом?

Вернее, как он стал кастратом? Но Эрик не стал уточнять.

– Как все. Я ездил по Италии в поисках новых голосов, и мне сказали, что в приюте в Трани появился подходящий мальчик. Я поехал в этот городок. Он чем-то похож на Калин – рыбаки, торговцы, ремесленники, только в Трани тёплое море и греет солнце. – Мазини допил пиво, и барон махнул слуге, чтобы принесли ещё. – Меня не обманули, мальчик действительно обладал чудесным голосом и слухом. Сирота. Родители скончались от чумы, сёстры и братья тоже. Да вся деревня вымерла. Он один выжил, как будто у бога были на него особые планы.

– И что дальше?

– А дальше я увёз его в Неаполь и отдал в музыкальную школу.

– Его кастрировали вы? – прямо спросил барон.

– О, это личное… Спросите у него сами. Если он захочет, то расскажет свою историю, а я предпочитаю молчать. Простите, ваша милость, – ушёл от ответа Мазини.

В воображении Эрика маэстро с длинным ножом гнался за ребёнком и зловеще хохотал. Каким бы добродушным он ни выглядел со своими морщинками и кружкой пива в руке, барон был уверен, что именно Мазини принял решение о кастрации. Из-за этого Эрик чувствовал необъяснимую злость. Взять и превратить весёлого мальчугана в бесстрастного ангела – ну куда это годится?

– А после того, как Маттео закончил школу, вы начали гастролировать? Вдвоём, без семьи?

– Мы и есть семья, другой у нас никогда не будет. Я слишком стар, а Маттео… Вы знаете, церковь запрещает евнухам жениться. Да им и не надо.

Значит, никаких потребностей у Маттео действительно не было. У Агнеты были, а у него – нет.

Юхан уныло переминался с ноги на ногу у входа в таверну. Он изнемогал от желания избавиться от тяжёлой корзины и глотнуть холодного пива. Барон обратил на него внимание и подозвал:

– Юхан, отнеси корзинку в дом фрау Гюнтер. Скажи, это подарок от меня. Ах, и серьги возьми, передай лично фрау Агнете! Записки не будет, на вопросы не отвечай, понял? Потом можешь быть свободен, держи монету.

– Всё сделаю, как вы велели, хозяин, – оживился Юхан.

– Кому этот подарок? Фрау Гюнтер? – внезапно севшим голосом спросил Мазини.

– Да, верно.

– Это правда, что вы женитесь на ней?

– Откуда такие предположения?

Мазини замялся и опустил голову точно так же, как это делал его ученик:

– Люди говорят.

– Мои дела с фрау Гюнтер – это личное, – отрезал барон не без мстительного удовлетворения. – Спросите у неё сами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍20

До середины мая времени оставалось немного.

Молясь утром в крипте, Маттео ощутил, как потянуло сквозняком, и услышал тихие шаги. Но не обернулся. Только «Pater noster» стал читать громче, чтобы тот, кто пришёл, мог повторять слова.

«Pater noster», – «Pater noster».

«Sed libera nos a malo», – «Sed libera nos a malo».

Нежный бесплотный голосок – бархатный мужской баритон.

«Но избавь нас от лукавого», – просили оба.

«Amen», – «Amen».

Барон поднялся с колен. Сосредоточен, спокоен. Глаза красные, словно ночь не спал.

– Я не понимаю слов молитвы.

– Это не обязательно, ваша милость.

– Вы не бросите меня?

– Нет. Я буду с вами, пока вы не исцелитесь.

– Вы – моя болезнь.

– Я каждый день молюсь за вас.

– Вы испытывали желание хоть раз в жизни?

Маттео поцеловал фигурку Девы и задул свечи на алтаре. Вышел в подвал с проломленным потолком и встал под солнечные лучи, словно его знобило. Барон не ждал ответа, но услышал:

– Не причиняйте мне боль, расспрашивая об этом.

– Я хочу знать о вас всё, – Эрик подошёл к Маттео и заглянул в голубые глаза. – Что с вами случилось, как вы живёте, что вы чувствуете?

– Раньше вас это не интересовало.

– Раньше ваше тело интересовало меня больше вашей души. Теперь, когда я знаю, что мои плотские притязания смехотворны, я хочу познать вашу душу. Хотя бы это мне позволено? Или любить вас даже как друга – это грех и ад кромешный?

– Духовная любовь между мужчинами допустима.

– Это утешает.

Маттео ужаснулся безысходности, прозвучавшей в голосе Эрика.

***

После ужина барон промокнул рот салфеткой и сообщил:

– Я решил жениться.

– Что-что ты решил? – не расслышала Катарина.

– Жениться, тетушка! Кроме вас у меня никого нет. Мне нужен близкий человек, который заполнит пустоту в моём доме и моей постели.

– И в твоём сердце, милое дитя!

– Моё сердце… Впрочем, неважно.

Маттео сжался от тревожного предчувствия.

– Ты уже присмотрел невесту?

– Нет. Надеюсь, вы поможете мне найти девушку – пусть незнатную, но честную и добрую.

– О! – радостно воскликнула Катарина. – Хелен, быстренько принеси из кладовки бутылку кларета! Наконец-то мой племянник заговорил о женитьбе! Как долго я этого ждала!

А поздно ночью, когда в доме тётушки Катарины все угомонились, Линдхольм навестил Сюзанну. Худая и смуглая, как египетский мальчик, она подставила барону плоские ягодицы и по его просьбе твердила непонятную фразу на латыни. Всё, что пожелает щедрый клиент! Патер ностер так патер ностер!

Утро барон встретил в кабаке в компании пьяных матросов. Он не развлекался. Он внимательно слушал невероятные матросские байки, лишь иногда направляя разговор в нужное русло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍21

Они скидывают выцветшие рубахи, берутся за руки и переглядываются. Тот, который поменьше, чернокудрый и голубоглазый, взволнованно переспрашивает в третий раз:

– Ты меня не отпустишь? Точно не отпустишь?

Загорелый нескладный подросток ему отвечает:

– Я тебя когда-нибудь обманывал? Хоть раз?

Маленький улыбается и крепче стискивает его пальцы. Они разбегаются и отталкиваются от песчаного обрыва. Взлетают, как две свободные птицы, крича от избытка чувств, страха и восторга. Море под ними призывно шумит и манит прозрачной лазурью. Они разбивают лазурь пятками и погружаются в тёплые воды Средиземного моря. Всплывают в облаке воздушных пузырей, крепко держась за руки.

Черноволосый мальчик смеётся, щурится от яркого солнца и порывисто обнимает подростка. Целует в солёную щёку:

– Не отпускай меня! Если ты меня отпустишь, я утону.

– Я никогда тебя не отпущу!

Бабка в грязном платье и небрежно накинутом платке, концы которого она сжимает в кулаке, как верёвку погребального колокола, ковыляет по песку и бессильно падает у кромки прибоя:

– Дети! Джино, Маттео! Вас матери ищут, бегите домой. Несчастье! Чума пришла в деревню! – Она смотрит, как морская пена накрывает её колени. – Господь всемогущий, чем мы прогневали небеса? За какие грехи ты нас караешь?

Соль высыхает на губах, оставляя горький налёт.

***

Маттео прибежал в комнату Мазини в слезах. Тот ещё не спал, сидел над нотной тетрадью. Маттео бросился к нему в ноги, прижался к острым коленям:

– Маэстро, он снова мне снился!

– Джино, упокой господи его душу? Я думал, сны перестали тебя мучить.

– Так и было! Но здесь они вернулись.

– Потому что здесь нет храмов. Мы живём среди еретиков, вот и снится всякий грех, – тихо, но убеждённо сказал Мазини.

– Не поэтому, маэстро! – Маттео заплакал и закрыл лицо руками. – Грех – во мне. Я думал, что скверну вырезали из меня, и поверил в свою чистоту. Но я ошибался!

– Это просто сны или ты… что-то почувствовал? – осторожно спросил Мазини.

– Просто сны. Вялые и бесплодные, как я сам. Но та душевная радость, которую я испытываю, встречая Джино во сне, – она греховна, маэстро! Выходит, моё тело невиннее моей души.

– Молитва очистит твою душу. Ты каждый день молишься?

– Не помогает…

Маттео заплакал ещё горше, когда понял, что не в силах рассказать учителю о том, что личико двенадцатилетнего Джино в солёных морских снах превращается в чьё-то взрослое, бледное, веснушчатое лицо.

***

Катарина Майер с воодушевлением взялась за устройство судьбы любимого племянника. Она держала на примете всех незамужних девиц и могла сходу предложить дюжину подходящих кандидатур. К несчастью, в каждой Эрик находил изъяны – не столь существенные, сколь раздражительные.

– Я уж и не знаю, кого тебе сосватать! Уж ты придира из придир!

– Так ведь жену выбираю, а не корову, – засмеялся Эрик. – Вот у ваших девочек изъянов нет. Вы воспитываете достойных невест.

– Моим девочкам не по статусу иметь изъяны. Они же крестьянские дочери, – заметила тётушка. – Их удел – покорность мужу.

– Идеальные жёны, – сказал Эрик многозначительно.

– Хм… Ладно, купеческая дочь, но крестьянская? Ты всё-таки барон, милый мой.

– Я мужчина в первую очередь.

– Неужто тебе Хелен глянулась?

Эрик подёргал бровями, позволяя Катарине самой расшифровать ответ.

– Я на вас рассчитываю, тётушка.

Непревзойдённый мастер ведения переговоров, Катарина умела улавливать даже самые туманные намёки. Про себя удивилась: «Вон оно что!», а вслух сказала:

– Всё сделаю, дитя моё, всё сделаю.

Первым делом она переговорила с пастором. Кто лучше священника знает о сокровенных девичьих мечтах и маленьких постыдных тайнах? Пастор заверил, что репутация прихожанки Хелен белее первого снега. Потом Катарина сходила в деревню – исключительно ради протокола. Это посещение закончилось ровно так, как она и предвидела: счастливые родители на коленях благодарили тётушку за заботу, а его милость Эрика Линдхольма благословили самыми горячими родительскими благословениями. О такой партии для дурнушки Хелен они и мечтать не смели! Последний раз аристократ снисходил до крестьянки лет двадцать назад. Они были бы рады, возьми барон Линдхольм их дочь в любовницы, что уж говорить о законном браке! После этого мнение Хелен можно было и не спрашивать, но Катарина, движимая жгучим любопытством, хотела допросить будущую невесту. Как этой серой мышке удалось обскакать прекрасную Агнету и окрутить самого недоступного и желанного холостяка Калина всего за пару недель?

Хелен хлопала глазами и краснела ушами, пока Катарина задавала нескромные вопросы, но смертельно побледнела, когда услышала: «А чрево у тебя случаем не полное?». Она шлёпала губами, как снулая рыба, и собиралась упасть в обморок, но тётушка сжалилась над воспитанницей и налила ей стаканчик вина.

– Я девица, тётушка, чтоб мне на месте сдохнуть! – поклялась Хелен.

– Верю, верю…

Катарина и вправду верила, хотя весь её жизненный опыт подсказывал самое простое и логичное объяснение – беременность. Озадаченная, она сообщила Эрику, что дело сладилось, можно объявлять помолвку, и тот кивнул, удовлетворённый новостью.

За ужином он буднично сказал:

– Господа, благодаря тётушке у меня появилась невеста. Это наша красавица Хелен. Надеюсь, вы с уважением примете мой выбор.

От него не укрылось, что невеста обменялась с синьором Форти паническими взглядами. Как жених он имел полное право наказать свою наречённую за такую недопустимую вольность, но как человек, просчитывавший игру на три хода вперёд, был вполне доволен происходящим. Он подозвал Юхана и шепнул: «Следи за девчонкой, подслушивай все её разговоры». Один лишь Мазини искренне поздравил девушку. У него были свои причины радоваться предстоящей свадьбе Эрика и Хелен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍22

Хелен не должна была появляться в комнате Маттео, но прежде она так часто нарушала запрет, что привыкла переступать черту. Она на цыпочках прокралась мимо покоев Катарины и барона и шмыгнула на лестницу. Стоило ей поскрестись в дверь на втором этаже, как та распахнулась, и Маттео тепло обнял дрожавшую девушку.

– Ах, вы пришли! Это неосторожно. И опасно в вашем нынешнем положении.

– Мне нужно поговорить, синьор.

– Конечно. Такая неожиданная новость!

Хелен всхлипнула и упала в ноги:

– Умоляю вас, синьор Форти, спасите меня от этого брака! Родители нас благословили, пастор согласился, а тётушка уладила все вопросы со свадьбой. Но я не хочу выходить замуж за барона!

– Почему? – Маттео присел на пол рядом с Хелен и погладил её встрёпанную голову.

– Он бессердечное чудовище! Вы сами говорили, что не доверяете ему!

– Говорил, но он меняется. Он ищет покоя для своей грешной души.

– Он вас обманывает, синьор! – взвизгнула Хелен. – Ему не нужен покой. Ему не нужна ничья душа – ни моя, ни ваша, ни даже его собственная! Лучше умереть, чем попасть к нему в лапы. Я утоплюсь или спрыгну со стены. Ах, никто не хочет мне помочь! Вы – моя последняя надежда. Если вы толкнёте меня в его объятия, вы меня погубите!

Маттео гладил вздрагивавшие от рыданий плечи. Его опыта не хватало, чтобы понять глубину переживаний девушки, но он чувствовал её страх и не мог отрицать, что для него есть веские основания. Он и сам боялся барона. Не того, что он воспользуется правом сильного: насилие итальянца не пугало, человеческое тело создано для страданий и боли. Маттео боялся душевного волнения, которое вызывал в нём барон. Меткое слово, случайное прикосновение, проницательный взгляд – барон использовал их так же, как Маттео использовал ноты, чтобы петь. И в то же время Маттео знал, что мелодию барона услышит только тот, кто болен тем же недугом, поэтому не судил его строже, чем себя.

– Хелен, я поговорю с бароном Линдхольмом. Я постараюсь убедить его отказаться от свадьбы.

– Может быть, вы скажете, что я уже обручена? Тогда он отступится от меня.

– Но ведь это ложь?

– Увы! У меня нет наречённого, способного противостоять барону, – она опять залилась слезами, всхлипывая и сморкаясь.

– Признаю, это был бы хороший выход. Вы избежали бы нежелательного замужества и не унизили барона отказом. Но если у вас нет на примете мужчины, который женился бы на вас вперёд барона, то придётся честно с ним поговорить.

***

Барон не каждый день приходил в крипту на импровизированную мессу, и Маттео пришлось подождать удобного случая. Чем дольше он размышлял о положении Хелен, тем большей решимости преисполнялся. Он понимал мотивы барона: женитьба на простой и милой девушке могла оказать благотворное влияние на его распутную жизнь. Однако Маттео считал, что барон слишком торопится. Жениться в лихорадке, не будучи уверенным в полном излечении от порока, значило обречь невинную душу на страдания. Когда Эрик справится со своими демонами, Хелен перестанет считать его чудовищем и с радостью пойдёт под венец. Эти доводы казались Маттео такими ясными и убедительными, что он не сомневался в успешном проведении переговоров. Тем досаднее оказалось поражение.

– Я не буду обсуждать с вами свои матримониальные дела, – отрезал барон.

– Но, ваша милость! Если вы надеетесь обрести счастье в супружестве, вы должны…

– У меня нет подобных ожиданий.

– Тогда зачем вам Хелен? – растерялся Маттео. – Она небогата и не принесёт большого приданого. Она незнатна и не украсит ваше фамильное древо. Я бы понял, если б вы её любили, но это не так.

– Я отвечу, но сначала скажите, какое вам дело до моей женитьбы?

Маттео не хотел врать барону:

– Хелен – мой друг. Меня заботит её судьба.

Барон вздохнул и направился к алтарю. Переставил с места на место фигурку Девы Марии, понюхал букетик цветов. Маттео затаил дыхание. Трещал горящий воск, пахло каменной пылью.

– Вы считаете её другом, а ведь она любит вас, синьор Форти, – Эрик оставил в покое алтарь и подошёл к Маттео. – Вы, с вашей неспособностью испытывать чувства, не заметили очевидного. А я заметил, потому что тоже люблю вас. Вам не кажется, что двум несчастным людям, чью любовь вы отвергаете, не остаётся ничего иного, кроме как забыться в объятиях друг друга? – в голосе барона звучала нескрываемая горечь. – Мы будем думать о вас в нашу первую брачную ночь.

Маттео передёрнуло:

– Это отвратительно!

– Неужели? Вы живёте под защитой своей невинности и даёте советы людям, которых раздирают страсти. Если бы вас на самом деле заботила судьба Хелен, вы бы поступили иначе.

– Как?

– Вы бы сами на ней женились вместо того, чтобы отговаривать от свадьбы меня. Попросите – и я с радостью уступлю вам руку Хелен, потому что её сердце давно принадлежит вам.

– Но я не могу!

– А что вы можете? Вы требуете жертв от других, но сами неспособны чем-то пожертвовать.

– Вы очень жестоки…

– Вы тоже. Разница между нами в том, что я на свой счёт не заблуждаюсь.

Барон вышел из крипты донельзя довольный собой, а Маттео долго молился, прося Святую Деву вразумить его.