Текст книги "Бельканто на крови (СИ)"

Автор книги: Таня Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

66

– Я люблю вас, Эрик. Я не вижу будущего без вас. Не прогоняйте меня, позвольте остаться и разделить с вами судьбу.

Они стояли в тёмной караулке у окна. Лунный свет бросал серебристые блики на их осунувшиеся лица. Маттео, осознавая свою власть над бароном, придвигался ближе, теснее. Горячо сжимал его руки, уговаривая:

– Вы обещали не бросать меня. Я слишком дорого заплатил за свою любовь. На мне суровая епитимья, которую я буду отбывать всю жизнь, и Свен Андерсон, который приходит, едва я закрываю глаза. Не прогоняйте меня, Эрик.

Барон молчал. Он боялся, что если начнёт говорить, то не сможет найти нужных слов, и польются ненужные, лишние, нежные. Те, после которых всё ещё больше запутается. Маттео взял его лицо в ладони и прошептал:

– Я не могу уехать после того, как вы приняли казнь вместо меня. Я всё знаю.

Эрик дёрнул головой, пытаясь сбросить мягкие руки и уклониться от тёплого дыхания.

– Ничего вы не знаете.

– Любящее сердце чутко. Когда вы скрипите зубами во сне, я знаю, что вам тоже снится Свен Андерсен. У него другое имя, но он такой же палач. Ах, если бы вы позволили мне остаться, я бы своими губами залечил ваши раны! Я бы ласкал вас до тех пор, пока вы не забыли всех, кто к вам прикасался. Я бы выпил вашу боль и вернул то, что у вас забрали.

– Господи, Маттео! Что за бред?

– Станьте моим, как я стал вашим, и вы поймёте, что любовь безгрешна.

– Как у вас всё просто.

– Святой Иоанн сказал: в любви нет страха, совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви.

Маттео привлёк Эрика к себе, покрывая поцелуями щёки и колючий твёрдый подбородок, а Эрик чувствовал, что всё это нелепо и неправильно. Кастрат не должен утешать рыцаря. Не должен шептать странные слова, жаром разливающиеся в паху. Станьте моим! Он разорвал объятия:

– Пусть я буду несовершенным, но вы сегодня же покинете башню. Скоро рассвет, и я не хочу, чтобы кто-то заметил, как вы спускаетесь.

– Всего одну ночь! Прошу вас! Последнюю ночь!

– Последняя ночь кончилась.

Маттео нашёл солёные губы и прижался к ним, с горечью ощущая, как они неподвижны.

– Ваша милость! – из узкого лестничного прохода высунулась голова поварёнка. – Там кто-то свистит под башней и просит скинуть верёвку.

– Кто? – Эрик отодвинул жалобно застонавшего Маттео.

– Не знаю. Какой-то русский.

Барон втиснулся в каменный проход и застучал башмаками по ступеням. На кухне все сгрудились у маленького окна, толкаясь и споря, но перед хозяином мигом расступились. Эрик выглянул наружу: внизу кто-то размахивал руками, задрав лицо вверх.

– Кто вы такой? Что вам надо?

– Эрик Линдхольм? Наконец-то. Скиньте верёвку!

– Кто вы?

– У меня кое-что для вас есть, – человек показал большую корзину, прикрытую белевшей в темноте тканью.

Эрик поразмыслил и выбросил конец верёвки, надёжно закреплённой у бойницы. Человек недолго повозился и сказал:

– Тяните обратно.

Юхан вытащил груз, пахнувший так аппетитно, что у всех заурчало в желудках. Эрик снял тряпицу и увидел бараний окорок, каравай хлеба и огромную бутыль вина. Он снова свесился в окно:

– От кого это?

– Поднимите меня, и я расскажу.

Акцент выдавал незнакомца, но Эрик не боялся одного-единственного русского. Он хотел знать, что ему нужно, и кто прислал в замок корзину отборной еды. Он снова скинул верёвку:

– Привязывайтесь.

Через несколько минут вспотевший от натуги Юхан помог русскому солдату протиснуться в оконце. Тот спрыгнул на пол, отряхнул мундир из зелёного сукна и выпрямился. Красные чулки собрались складками, тёмная косичка растрепалась, а чёрные глаза сверкали жадным весёлым любопытством. Он был выше Эрика, крупнее, и лет на пять старше.

– С кем имею честь? – спросил барон загадочного солдата.

Русский широко улыбнулся, заметив за спиной барона печального Маттео с перьями в кудрях:

– Должно быть, вы тот самый синьор Форти, которого чуть на кол не посадили из-за дурацкой кляузы? – он вытащил из кармана мятую бумажку и бросил на стол. – Какое варварство! В России мужчин за такую чепуху не казнят.

Он протянул ему крепкую руку, унизанную массивными кольцами, весьма дорогими для простого служаки. Маттео без опаски вложил в большую ладонь свои тонкие пальцы:

– Вы правы, я Маттео Форти. А как зовут вас?

Незнакомец раскатисто хохотнул:

– Зовите меня Александр Данилович.

Меншиков подтащил Маттео к себе и смачно поцеловал в губы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍67

Один русский генерал, он же губернатор Санкт-Петербурга и царский любимец, один шведский барон не самого захудалого рода и два итальянца, чей гений пока не снискал им всемирной славы, сидели на закопчённой кухне и пили превосходный кларет. Слуги выстроились у камина, прислушиваясь к беседе господ, а Марта взяла на себя обязанности виночерпия, хотя её и не просили. Меншиков, не таясь, поглядывал на разрумянившуюся немку.

– Мы с Улофом уже подписали акт о капитуляции и объявили праздник – а тут на скале послышались взрывы! Подумали, что Стромберг решил разбомбить Калин подчистую. Нет бы сидеть тихонько и ждать, когда флот Карла XII прорвёт осаду и придёт на помощь. Я даже зауважал вашего губернатора – глянь, не побоялся в одиночку выступить против русских пушек! А потом все поняли, что пуляют из древних гаубиц.

– Граф Стромберг открыл стрельбу по моему замку, это не связано с войной, – признался барон. – А что, королевский флот может прорвать осаду Калина?

– Ха-ха, даже не мечтайте, барон! На острове Смар стоит русский гарнизон – мышь не проскочит.

В голове Эрика шумело от крепкого вина, которым потчевал их русский генерал. Марта подливала в стаканы, а Меншиков без устали провозглашал тосты – да такие, за которые грех было не выпить. Вскоре все опьянели, несмотря на жирную закуску.

Меншиков продолжил рассказ:

– Я спросил Улофа, что там происходит? Он сказал, что понятия не имеет. Тогда его прелестная жёнушка поведала мне трагическую историю о мужской любви. Ох, и смелая девчонка бургомистерша! И на язык складная. Я аж прослезился, когда она живописала ваши злоключения. Как вас выгнали за ворота, как мои молодцы приняли вас за разведчиков и забросали бомбами, как вы лезли на башню по верёвке! Это уже городская легенда! Я приказал принести судебные бумаги и с удовольствием их почитал. То есть изучил для пользы дела. Бедного евнуха обвинили в содомии – какое уж тут удовольствие? Хотя хромой Клее знает толк в допросах, мда… – Меншиков оборвал себя и воскликнул, поднимая стакан: – Выпьем за то, чтобы наши судьи судили нас не по закону, а по совести!

Они чокнулись по русскому обычаю, закусили караваем, и генерал продолжил:

– И вот пока мы праздновали победу, откуда-то с небес послышалось пение ангела. Фрау Карлсон вытащила меня на площадь, а следом и остальные вышли. Мы ушам своим не поверили! Ах, как вы поёте, синьор Форти! Да вы хуже разрывной бомбы! Вся душа в клочья! Признаться, я зарыдал. Сначала, конечно, матерился, но потом – зарыдал. Да так сладко, как с двенадцати лет не плакал, когда Пётр Алексеевич меня взял.

– Очень приятно, что мои скромные таланты вызвали такую бурю в вашем организме, – вежливо заметил Маттео. – Это заслуга синьора Мазини.

Маэстро, блестя чёрными маслинами глаз, привстал и поклонился.

– Примите мою искреннюю благодарность, синьор Мазини, за ваши труды. Так вот! Я услышал ангельский голос и захотел познакомиться с героями, которые наплевали на закон, показали кукиш смерти, и теперь поют в осаждённой башне, пока их расстреливают из гаубиц. Фрау Карлсон помогла мне переодеться в солдатский мундир и тайком проводила к подножию замка. Не стоит нашему общему врагу знать, что я у вас в гостях.

– Фрау Карлсон внизу? – воскликнул Эрик. – Я хочу с ней выпить! Почему она не здесь?

– А как? У дамы такой живот! – Меншиков изобразил руками круг. – Она в окно не пролезет.

– Вы правы, генерал.

– И вот я с вами, мы пьём превосходное бордо-кларет, и у меня есть предложение: спускайтесь-ка вы вниз!

– Синьоры как раз собирались спускаться перед тем, как вы залезли, – сказал Эрик, глядя на Маттео.

– Правильное решение!

– Да, мы хотели просить у русского командования разрешения на проезд в Италию, – сказал Мазини.

– Вы хотите уехать в Италию? Но почему?!

– Потому что меня изгнали из города по приговору суда, – напомнил Маттео.

– Ах, какая ерунда! – Меншиков досадливо дёрнул плечом. – Я приказал уничтожить ваше дело, и его сожгли на площади. Я взял на память только одну бумажку – вижу, барон прибрал её себе.

– Прибрал, – подтвердил Эрик, который с первого взгляда узнал почерк доносчика.

Это был не Стромберг и, конечно, не Хелен.

– Я никуда вас не отпущу, дорогой синьор Форти! Хотите, Улоф и Клее на коленях попросят у вас прощения? – спросил генерал у Маттео. – Скажите, чего вы хотите? Потому что я хочу одного – чтобы ваш божественный голос никогда не покидал русский Калин! Просите денег, званий, почестей, женщин, ха-ха, мужчин – вы получите всё, что пожелаете!

Ошеломлённый Маттео лишь хлопал глазами:

– Зачем я вам?

– Не мне, а Петру Алексеевичу! Всей России! Здесь, на холме, я построю вам оперу роскошней, чем в Венеции. Вы станете придворным певцом и прославите Российскую Империю. Даже у курфюрста Баварского есть свой кастрат, почему бы и нам не завести? Соглашайтесь, синьор Форти!

– Я согласен, Александр Данилович! Конечно, согласен, – выпалил Маттео, не раздумывая.

Он согласен был и пирожками торговать, лишь бы не уезжать из Калина. Мазини поддержал ученика. И барон тоже поддержал: он понимал, что подле самого богатого и влиятельного человека Европы Маттео будет защищён и обласкан. Сам он не мог предложить любимому ни защиты, ни безопасности, ни даже кусочка хлеба.

Меньшиков забрал Маттео. И Мазини. И даже Марту с поварёнком: под смехотворным предлогом попросил одолжить на пару дней умелую кухарку. Эрик хотел отказать, да заметил, как смотрела на генерала неистовая Марта. Она уже удирала из дома за солдатом, и Эрик счёл за благо дать ей господское позволение на блуд.

Меншиков и Эрика бы забрал: «Присягните мне прямо сейчас, да и дело с концом», но барон отказался: «Я не могу предать родину».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍68

Чума город пощадила. Выкосив треть Риги, в Калине она собрала не столь богатый урожай. Эпидемия, вспыхнувшая на окраине среди беженцев и бедняков, не успела охватить весь город. Сразу после снятия осады власти предприняли решительные меры по борьбе с болезнью.

Эрик видел, как похоронная команда выносила из Домского собора десятки гробов. К Восточным воротам, ведущим на кладбище св. Варвары, потянулись длинные траурные процессии. Пустырь за домом фрау Майер выжгли, предварительно выкопав канаву с водой, чтобы огонь не перекинулся на соседние постройки. Маттео и Мазини вернулись на постой к Катарине, и Эрик радовался за них всех.

После того, как защитники Верхнего города умрут или сдадутся в плен, Маттео поселится наверху в чьём-нибудь опустевшем дворце, как и подобает императорскому музыканту. Эрик надеялся, что итальянец выберет дворец Линдхольмов, так похожий на средиземноморскую виллу. Он представлял, как Маттео дышит морским воздухом на террасе с колоннами, слушает пение соловьёв, готовится к концертам в светлых просторных покоях и спит в мягкой кровати под бархатным балдахином. На этом воображение барона спотыкалось, но не останавливалось: Маттео спит не один.

Такой достойный и талантливый юноша никогда не будет одинок.

Эрик знал, что скоро покинет Калин. Меншиков сказал, что никаких мирных договоров со Стромбергом подписывать не намерен: война между Россией и Швецией далека от завершения. Единственное, что он обещал, – не брать пленных. Шведы должны открыть ворота и пешим строем проследовать в гавань. Там под прицелом русских орудий они погрузятся на корабли и отплывут в Стокгольм.

А если кто-то захочет остаться в Калине с сохранением титула и собственности, тот будет обязан принести присягу: публично встать на колени и поклясться в верности Петру I. После этого он станет русским подданным и основателем нового дворянского рода. «Немцев у нас много», – подмигнул Меншиков. Эрик понял, что всех иностранцев, живших в России, генерал называл немцами. Даже шведов.

Юхан и дряхлый Ганс отказались покидать хозяина. Смерть от голода им больше не грозила, а гаубиц губернатора они не боялись: не верили, что каменные ядрышки пробьют толстые стены. Эрик их не гнал. В Швецию он их брать не собирался, потому что не знал, куда занесёт его судьба, а пока что – получал удовольствие от общения со старыми друзьями. Они сидели на кухне, сотрясаемой взрывами, допивали генеральское вино и наблюдали, как по стенам струилась каменная пыль.

– А вот ещё был случай! – Ганс разволновался от воспоминаний. – Как-то весной ваш отец отправился треску ловить, а ваша матушка с ним напросилась. Ну и вас решили взять, а заодно меня, чтоб я за вами присматривал. Вы маленький очень озорной были. И когда барон вываживал здоровенную рыбину, вы наклонились и булькнули за борт. Да так быстро, что я не заметил! Баронесса закричала, а ваш отец прыгнул следом за вами: я и раздеться не успел. Он вас поймал, но вы уже нахлебались воды и сильно кашляли. Ох! Баронесса плачет, у меня руки трясутся, а рыбина запуталась в шнуре и бьёт хвостом! Страху натерпелись!

– А я помню, Ганс! Рыбу не помню, а как наглотался солёной воды – помню. Холодно было!

– Точно, Эрик! Я потом грел вас, а ваша матушка обнимала барона: он дрожал весь. Апрель был, только лёд сошёл.

Эрик улыбнулся. Он вспомнил и вкус моря, и качку, от которой кружилась голова, и молодых родителей, слившихся в объятии на носу лодки.

А ещё он вспомнил рассказ графа Стромберга…

– Ганс, ты хорошо знал мою мать. Лучше, чем я. И отца знал.

– Конечно. Я и деда вашего знал, и даже прадеда застал немного. Я всю жизнь прожил у Линдхольмов.

– Мои родители, – спросил Эрик, – они любили друг друга?

– О да, очень любили! Барон увидел вашу маму ещё ребёнком и потерял покой. Ему пришлось три года ждать, пока ей исполнится пятнадцать. Потом они поженились, и через год родились вы. Они были очень счастливы. Какое горе, что баронесса умерла так безвременно! Вы были совсем крошкой.

– А почему отец не женился второй раз?

Ганс подозрительно посмотрел на хозяина и замолчал. Эрик подлил ему в кружку вина:

– Отвечай честно, Ганс. Я всё знаю.

– Знаете? Откуда? Барон скрывал это от всех.

– Я знаю о его запретной любви.

Очередной взрыв потряс стены. Они инстинктивно пригнулись и зажали уши руками.

– Чтоб тебя самого разорвало! – погрозил Ганс в сторону надвратной башни и вернулся к разговору: – Вот поэтому он и не женился! Запретная любовь, попирающая законы морали. Но как честный человек он всё равно хотел жениться, особенно после того, как у них дочь родилась…

– У них родилась дочь?! – в изумлении воскликнул барон.

– Ну да, девочка. Хорошенькая. Но её мать не ушла от мужа, как барон ни уговаривал. Она была набожной женщиной и не признавала развод.

– Погоди! У отца была любовница и внебрачная дочь?!

– Ну да. Они встречались больше десяти лет, пока барон не скончался, да покоится в мире его душа!

– Но разве… Граф Стромберг сказал, что они с моим отцом… – Эрик задумался и замолчал.

– А что граф Стромберг? Они с бароном дружили. И про ту женщину граф знал, ваш отец полностью ему доверял.

– А между отцом и графом что-то было? Ну ты понимаешь, про что я.

– Господи, помилуй! Покойный барон был большим ценителем женщин! Вы не в него уродились, хотя тоже… простите меня, знатный гуляка!

– Спасибо, Ганс! Не знаешь, где сейчас эта девочка, моя единокровная сестра?

Раздался ещё один мощный взрыв. Ядро попало в ту стену, которая накануне разрушилась и завалила вход в кладовые. Неужели они били прицельно в одну и ту же точку?

– Почему же не знаю? Она сейчас замужем за бургомистром. Её зовут фрау Карлсон.

Пыль осела, и они увидели зияющий пролом в погреб, где стояли бочонки с салом. Эрик рассмеялся так легко и радостно, что Ганс и Юхан переглянулись и рассмеялись вслед за ним.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍69

Он безумно скучал. Его постель пропахла Маттео, и он долго не мог заснуть, а когда засыпал, приходили тревожные сны. Он не знал, скрипел ли по ночам зубами, но догадки Маттео были ближе к истине, чем ему хотелось признать. То, что сделал с ним Стромберг, подорвало его веру в себя. Неслыханное запредельное унижение растоптало его гордость и мужское достоинство. Иногда он думал, что следовало с оружием в руках встать на защиту Маттео: лучше погибнуть в неравной схватке, чем позорно подставиться пажу! Но тогда Маттео бы казнили. И если для себя барон допускал вариант смерти ради сохранения достоинства, то для Маттео – нет.

Маттео должен жить.

Эрик крутился с боку на бок в караулке, наблюдая, как небо в западном окошке постепенно светлело. Каждое утро он приходил к выводу, что поступил правильно, но по ночам его грызли стыд, горечь и глухая тоска о чём-то безвозвратно утерянном.

– Хозяин, вы не спите?

– Юхан, тебе чего?

– Там ваша шлюха пришла.

– У меня нет шлюх.

– Сюзанна, которая живёт у Южных ворот.

Эрик удивлённо приподнялся:

– А этой что понадобилось?

Он быстро оделся и спустился на кухню. Высунулся в окно и увидел кудрявую головку.

– Сюзанна, я тебя не звал.

– У-у-у, – заревела она, – фрау Гюнтер не открывает двери. Я бою-у-усь. Я продала ей спорынью. Вдруг она умерла?

– Фрау Гюнтер для меня не существует. И я даже знать не хочу, что такое спорынья, о которой ты мне толкуешь.

– А-а-а! Заделали ей ребёночка, а теперь знать не хотите!

– Кто? Я заделал?!

– А то кто же? Только вы к ней и ходили, это все знают. А потом бросили ради евнуха, а она, бедняжка, уже брюхатая была. Думаете, зачем ей спорынья? Чтоб ребёночка выкинуть!

– Господи боже! – Эрик похолодел от ужаса. – Ганс, крепи верёвку, я спускаюсь! Юхан, где моя шпага? Ты идёшь со мной!

Обжигая ладони, он съехал по верёвке и упал в сухой песок. Отряхнулся, и, не дожидаясь слуги, помчался к воротам в город. Русские солдаты сначала не хотели его пропускать, но Эрик разорался:

– Немедленно откройте ворота, остолопы! Вы знаете, кто я такой? Пошевеливайтесь, или я доложу о вашей тупости своему другу Меншикову, и он повесит вас на Ратушной площади!

Он нагло блефовал, но солдаты поверили.

Все окна в доме фрау Гюнтер, вопреки традиции, были наглухо зашторены, а двери заперты. И парадные, и те, которые выходили в садик на заднем дворе. Эрик рукоятью шпаги разбил окно у чёрного хода, разбудив окрестных птиц раньше срока.

– Агнета! Вы где?

Они втроём проникли в дом. Их встретили мёртвая тишина, запах пыли и едва уловимый запашок железа и разложения. Сюзанна взвыла, Юхан поёжился, а Эрик быстрым шагом направился в гостиную, где они с Агнетой часто сидели, потягивая пиво и болтая обо всём на свете. Поскользнулся на чём-то густом и влажном и влетел в комнату, едва не упав.

Напряжённо выпрямив спину, Агнета сидела на бархатном диванчике. Узкая, как лезвие, полоса утреннего света падала на роскошное золотое платье, оголявшее великолепную грудь, и подсвечивала кривые жемчужинки в ушах. Она выглядела здоровой, если бы не восковая бледность и синие губы.

– Агнета! Вот вы где! Почему вы сидите тут одна? Где слуги? Где ваша дочь?

– Зачем вы пришли, Эрик? – спросила она твёрдым голосом.

Он смутился, оглянулся на Сюзанну:

– Она сказала, что дала вам какую-то дрянь. Я испугался за вас.

– Испугались за меня? Откуда такая забота?

Эрик увидел, что красная обивка диванчика темнее обычного. Опустил взгляд на пол и ужаснулся: изящные атласные туфельки стояли в кровавой луже.

– Я люблю вас, Агнета. Всегда любил, – глухо вымолвил Эрик. – Не так, как вы мечтали, но так, как я мог. Вы были правы во всём! А я солгал, когда сказал, что никогда вас не хотел.

– Теперь это не имеет значения.

– Позвольте мне помочь вам. Сюзанна, что в таких случаях делают? Юхан, беги ко врачу!

– Нет! – воскликнула Агнета. – Слишком поздно.

– Я не позволю вам умереть!

Она усмехнулась:

– А вы знаете, что это я предала Маттео? Сначала нажаловалась графу: хотела, чтобы он выгнал маленького развратника из города. Но граф и без меня всё знал. Он отдал мне штаны вашего любовника и попросил вернуть хозяину. Странная просьба, вы не находите? Я не вернула их, а подложила в подземелье и написала донос ратману Клее.

– Как вы узнали про подземелье?

– Это было нетрудно. Вы много раз упоминали, как набожен ваш католик-кастрат. А на заднем дворе Катарины – развалины монастыря, где мы играли в детстве. Я просто спросила дурочку Хелен, уж не в старой ли крипте молится её любимый синьор Форти, она и подтвердила.

– Что плохого он вам сделал?

– Он украл у меня сначала вас, а потом и этого… лживого ненасытного карлика.

– Я думал, вы его любите.

– Как можно любить человека, который променял тебя на кочевую жизнь с певцом-кастратом?

– Вы не сказали ему о ребёнке?

– Я узнала об этом в день казни, когда меня вырвало от запаха корюшки. С Линдой было то же самое.

– Где она?

– В деревне у родственников мужа. Там есть закрытая религиозная община, где сёстры во Христе воспитают её в строгости и вечном целомудрии. Она не повторит моих ошибок.

– Каких ошибок?

– Играть с мужчинами в их игры. Вы говорили, что в мужской любви ставки высоки, а риск огромен. Ах, барон, мужчинам и не снились те жертвы, которые на алтарь любви приносят женщины. Как вы слепы в своём мифическом превосходстве над женским полом! Как смешны со своими играми! Вы ничего не знаете о настоящем риске и настоящей любви!

Лужа под диваном ширилась, и Агнета загребала её ногами, будто желая скрыть от чужих взглядов. Пахло сладко-тошнотворно. Сюзанна стояла, зажав рот обеими руками, а глаза её наполнялись неизбывным ужасом. Эрик присел у ног Агнеты:

– Дорогая моя, позвольте мне удочерить Линду. Она любит меня как отца, и я тоже её люблю. Я сделаю её своей наследницей, она станет баронессой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Нет! Ребёнок – это дар божий, а вы заслуживаете только кару.

Эрик не стал оскорблять умирающую, напоминая, что кровавая лужа, в которой она сидела, – тоже дар. Он тяжело встал, а потом наклонился и поцеловал ледяную щёку:

– Я прощаю вас, моя дорогая Агнета. Вы тоже простите меня.

– Будьте вы прокляты!

С этим напутствием Эрик вышел из дома фрау Гюнтер – единственной женщины, которой доверял и которую любил, как родную сестру. В его глазах стояли слёзы, а в горле ком. Он оставил Агнету в темноте и одиночестве ждать, когда милосердная смерть заберёт её мятежную душу. Она выиграла глупый спор, но проиграла жизнь. Эрик вытер глаза жёстким рукавом кафтана:

– Юхан, где в городе можно раздобыть пару лошадей? Мы поедем за Линдой. Сюзанна, позови повитуху, пусть побудет с фрау Гюнтер. И никому ни слова о том, что вы видели и слышали! Проговоритесь – лично придушу.