Текст книги "Нежна и опасна (СИ)"
Автор книги: Таня Володина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
55. А потом еще двенадцать
Пока я умывалась, у меня дрожали руки. Я не сомневалась, что это была Зоя. И не сомневалась, что она прошла через то же, через что пришлось пройти мне: плотная маска с ремешком под подбородком, приглушенный голос, влажные руки, шарившие по телу, густой аромат сигарет. Но почему она уверена, что это был Борис Кохановский? Настолько уверена, что взялась ему мстить… Но за что?!
Я вновь минута за минутой переживала события позапрошлого года, когда мужчина с тяжелым дыханием лишил меня девственности. Продырявил во всех местах, как выразилась Зоя. Но вены мои он не трогал! Да, Василий Иванович дал мне таблетку перед тем, как отправить к первому клиенту, а потом я нюхала какой-то наркотик, пахнувший гнилыми персиками, но – никакой подсадки на иглу, никаких инъекций. «Был один инцидент, после которого он обещал, что будет осторожен», – вспомнились слова Василия Ивановича.
Не может быть, чтобы это был Борис Михайлович! Просто не может быть – и все! Зоя ошиблась.
Я набрала номер Василия Ивановича. Мне нужно было с ним поговорить во что бы то ни стало. Если его телефон прослушивается – плевать. Я должна была выяснить, кто такой ГД. Неужели Василий Иванович заключил договор на мои услуги с двумя Кохановскими – отцом и сыном? Но это же… противоестественно и отвратительно! Или мой начальник сам не знал, кто его богатый таинственный клиент? С замиранием сердца я ждала, когда он снимет трубку.
«Набранный вами номер не обслуживается».
– Черт! Черт!
Где мне раздобыть его одесский номер?! Или пришла пора вытащить голову из песка и посмотреть своим страхам в глаза?
Я вышла из ванной комнаты и встала на пороге кабинета, где Кирилл с кем-то разговаривал по телефону. Дождалась, когда он взглянет на меня, и спросила:
– Ты работаешь?
– Угу. Мне нужно пару часиков, чтобы разгрестись. А потом, может, сходим куда-нибудь поужинаем?
– Почему бы и нет? А твой папа уже улетел в Москву?
– Нет, он на пару дней задержится В Питере. Извини, это я не тебе, – сказал он в трубку.
– А где он остановился?
– Во «Дворце Трезини» около Кунсткамеры. Это его любимый отель.
Я кивнула и попыталась изобразить улыбку дрожащими губами. Кирилл снова погрузился в обсуждение рабочих вопросов, а я схватила сумку и выскользнула из квартиры. Еще в лифте я вызвала такси. Крадучись и оглядываясь по сторонам, прошмыгнула мимо офиса Олега и дождалась такси на улице.
– Отель «Дворец Трезини». Знаете такой?
– Разберемся, – ответил таксист.
Мы сразу же попали в пробку. На улице накрапывал дождик, пахло близкой осенью. По радио играла музыка, потом начались новости. «Скандал с участием видного российского дипломата набирает обороты, – сказал диктор. – По словам пресс-службы Министерства иностранных дел фотографии, попавшие в сеть, являются фальшивкой. Готовятся документы для подачи иска о защите чести, достоинства и деловой репутации».
Я громко вздохнула. Все-таки не удалось вовремя удалить блог Жанны, несмотря на усилия Олега и его коллег! Если бы мы находились в Питере, было бы проще, но мы оказались в Америке, а потом двенадцать часов болтались над землей.
Водитель покосился на меня и сказал:
– Еще одного чиновника поймали с эскортницей. У них там медом намазано, что ли? Что они находят в этих страшных девках? Ни кожи, ни рожи. Мне бы приплатили – я бы и то не стал такую… – он проглотил последнее слово.
Я сжалась на сиденье.
– Так говорят, что фальшивка…
– А что им еще говорить? Я видел фотографии – настоящие они. – Он раздраженно посигналил подрезавшему нас мотоциклисту. – Сволочи! На народные деньги шлюх покупают. Наказывать надо – и тех, и других. Пр-р-роститутки. Все проститутки!
«Дворец Трезини» оказался… Дворцом Трезини. С тяжелым сердцем я зашла в роскошный отель-музей, построенный триста лет назад. Ноги утонули в толстом ковре. Я подошла к золотой стойке ресепшн, украшенной мраморными колоннами и статуями голых женщин.
– У вас остановился господин Кохановский, – сказала я администратору, молодому красивому парню. – Мне нужно с ним поговорить.
– Одну минуточку, – парень расплылся в радушной улыбке. – Как вас представить?
– Аня, невеста его сына, – ответила я.
Улыбка стала еще шире и слащавей. Он взял телефонную трубку, нажал на кнопочку и сказал, что Аня, невеста Кирилла Борисовича, желает встретиться с Борисом Михайловичем.
– Сейчас за вами придут, – сказал он с таким лицом, словно сообщал о выигрыше десяти миллионов долларов.
Через несколько секунд за мной пришел один из охранников. Я видела его в самолете и в Америке, но имени не помнила. Он провел меня по бесконечно длинному коридору и впустил в номер, обставленный с королевской роскошью. Подобные интерьеры я видела только в Эрмитаже. Как можно здесь жить? Я вспомнила Светлану с ее любовью к шику и блеску. Почему она сбежала от первого мужа? Они же были идеальной парой.
Я остановилась посреди гостиной, откуда сквозь золоченые двустворчатые двери открывался вид на спальню – прямо на гигантскую кровать, застеленную красным атласным покрывалом. Подчиняясь внезапному импульсу, я подошла к ней и села в ногах. Охранник нахмурился:
– Борис Михайлович принимает ванну. Я известил его о вашем визите, он просил подождать в гостиной.
– Я подожду его здесь, – сказала я.
Он не стал со мной спорить. Отошел в сторону. Я попрыгала на кровати, проверяя упругость матраса. Провела ладонями по гладкому шелку.
– А здесь есть запасной выход? – спросила я. – Или только через ресепшн?
– Есть запасной выход в переулок.
– Ясно…
Я огляделась, но обстановка ничего мне не говорила. Тогда я закрыла глаза и прислушалась к себе – но звуки и тактильные ощущения тоже ничего не подсказывали.
Лишь чуйка кричала во весь голос.
На антикварном столике, инкрустированном перламутром, я заметила ящик, похожий на коробку для драгоценностей. Я потянулась и открыла его. Внутри лежали сигары, штук десять или пятнадцать, – разного цвета, толщины и длины. Там же лежала металлическая зажигалка, а в крышку был встроен гигрометр. Человек, которому принадлежал этот ящичек, серьезно относился к своим удовольствиям. Я задумчиво выбрала одну сигару, помяла в пальцах и понюхала. Охранник внимательно за мной наблюдал. Как ее прикурить? Я попыталась осторожно оборвать завернутый кончик, но он не поддавался. Тогда я просто переломила сигару пополам. Взяла зажигалку и прикурила обломок. Сделала несколько затяжек и положила тлеющую сигару в пепельницу.
По комнате медленно расползался густой ароматный дым, очень характерный, очень… знакомый. И в этот момент я вспомнила, что меня зацепило, когда мы разговаривали с Борисом Михайловичем во время плавания в Таллин. Как же я раньше не догадалась? Ведь все было на поверхности!
– Аня, – сказал Борис Михайлович, входя в комнату. Он был одет в белый махровый халат, на волосатых ногах – белые тапочки. – Ты зачем пришла? С Кириллом все в порядке?
– С ним все хорошо, а я пришла, чтобы… поговорить о совпадениях, – тихо, стараясь не выдать дрожь в голосе, ответила я.
Он заметил варварски разломанную сигару и открытый ящик. Бросил охраннику: «Погуляй в коридоре», захлопнул дверь и сел в кресло напротив меня:
– Что случилось?
– Помните, как вы расспрашивали меня о первом клиенте? На «Коханой», когда мы плыли в Таллин.
– Помню.
– Я сказала, что мне было безразлично, что какой-то мужчина потыкал в меня своим органом.
Он скривился:
– К чему ты клонишь?
– Что вы тогда мне ответили? Вспомните, это важно! – Он молчал, и я ответила за него: – Вы сказали: «А потом еще двенадцать мужчин потыкали». Еще двенадцать мужчин.
– И что? – с раздражением спросил он.
– А то, что другие, кто видели мой список, – Паша Молчанов, Олег Игоревич, следователи, – все решили, что у меня было всего двенадцать клиентов! Даже Жанна не поняла, что их было тринадцать, хотя у нее и возникли сомнения. И только вы точно знали, что после первого клиента у меня было еще двенадцать, – от Михи Радича до Кирилла Кохановского.
Он выбрал из ящика сигару и отрезал кончик блестящей гильотинкой. Раскурил ее и выдохнул дым мне в лицо:
– Чего ты от меня хочешь, котенок?
Это было признание!
Меня имели отец и сын.
Эта тошнотворная мысль билась в голове и превращала все, что происходило между мной и Кириллом, в грязь и мерзость. Я теперь никогда не смогу посмотреть ему в глаза, никогда не смогу к нему прикоснуться. За то, что я переспала с Молчановым, мне не было стыдно – я сделала это по любви, зная, что дороги назад не будет. Но того, что я спала с отцом Кирилла, я стыдилась как самого гнусного извращения. Я не была виновата в этом извращении, но я принимала в нем участие.
– Как вы могли? – вырвалось у меня. – Это же отвратительно, это инцест! Нельзя так поступать с родным сыном!
– Как так? Я же не знал, что ты с ним спутаешься, – ответил он, посасывая сигару. – Я узнал о тебе только после взрыва.
– Вы должны были рассказать мне! Я бы не стала жить с Кириллом!
– А меня устраивало, что ты с Кириллом! – воскликнул он. – Уж лучше ты – глупенькая послушная шлюха, чем какая-нибудь алчная гиена или малолетняя заносчивая дрянь. Тебя хотя бы можно контролировать и направлять, а некоторые девицы считают, что они пупы земли и мир должен крутиться вокруг них. Таких надо наказывать – жестоко, на всю жизнь, чтобы они понимали, что они ничто, пыль под ногами, подстилки для мужчин. Что их можно насиловать и проигрывать в карты! Что их цель – обслуживать мужчин и знать свое место!
Я содрогнулась от страшной догадки.
– О ком вы говорите? Кого проигрывать в карты?
Он молчал. Бешеной каруселью крутился в голове рассказ Степана о том дне, когда Кирилл проиграл Леночку. «Она совсем дитя была, одуванчик невинный: ни сиськи ни письки». «Кирилл неплохо для школьника играл, но против таких монстров, как мы – без вариантов». «Ему еще повезло, что это был я, а не Борис Михайлович».
Еще тогда я пыталась вообразить эту сцену и не понимала, как такое могло случиться в богатой благополучной семье. Не пьяницы, не маргиналы, не игроманы. Зачем взрослые мужчины подвергли подростка столь унизительному наказанию из-за глупого карточного проигрыша? Степан обмолвился, что они хотели преподнести урок пацану, но… только ли ему?
– У вас что-то было с Леночкой, да? – догадалась я. – Вы специально разыграли этот спектакль, чтобы ее проучить? Что она вам сделала?
– Не проявила должного уважения! – рявкнул Борис Михайлович. – Пренебрегла моим вниманием!
– Вы хотели с ней переспать?! – ахнула я. – С девушкой своего сына?
– А мне плевать, чья девушка, если я ее хочу! Она посмела насмехаться надо мной и поплатилась за это! Ее трахал пьяный Степа, а Кирилл сидел в соседней комнате и слушал его пыхтение. Я показал заносчивой малолетке, где ее место! Превратил ее в подстилку для любого желающего.
– Почему же она не сопротивлялась? – убито спросила я.
– Ждала, что Кирилл остановит это шоу! – он злобно усмехнулся пожелтелыми зубами. – Мелкая гордячка до последнего не верила, что рыцарь не спасет свою принцессу. Это же было так просто: зайти в комнату и забрать свою девочку.
– А почему он этого не сделал?
– Да потому что я не позволил! Встал грудью на его пути. Сказал, что настало время определиться: или он позорный соплежуй, или настоящий мужчина. – Борис Михайлович пожевал сигару. – Пришлось дать мальчишке пощечину, но в итоге он сделал правильный выбор.
Передо мной сидело чудовище.
Я задала последний вопрос. Я хотела, чтобы он прозвучал ядовито, но сарказма у меня не получилось:
– А почему вы не сами провели экзекуцию, а поручили ее Степану? Могли бы показать пример настоящего мужчины. Или боялись, что соплежуй вас возненавидит?
– Ничего я не боялся, просто к тому времени она потеряла единственное достоинство, которое меня привлекало, – девственность. А я, знаешь ли, с пробитыми девочками не сплю, – он затушил сигару в пепельнице. Добавил жестким тоном: – Надеюсь, у тебя хватит ума не рассказывать Кириллу об этом разговоре. Это все равно ничего не изменит.
56. На мосту
Я вышла под моросящий дождь и, не разбирая дороги, побрела по Благовещенскому мосту. Зонта у меня не было, капли стекали по щекам, носу и губам. Волосы прилипли к шее.
Он захотел подружку своего сына. Девочку со внешностью одуванчика и упрямым вспыльчивым характером. Предложил ей что-то гадкое, зная, что она девственна. Она резко отреагировала. Он ждал – возможно, долго. Возможно, до тех пор, пока она не отдалась Кириллу, потеряв самое ценное свое преимущество в глазах будущего свекра. А после этого наказал их обоих – да так, что ни он, ни она не догадались, кто причина их личной катастрофы. Кирилл винил себя. Лена винила Кирилла. Борис Михайлович отомстил за пренебрежение, проявленное нимфеткой.
А дальше понесло козу по кочкам – от обиды, унижения и гнева. Что должна испытывать девочка, которую проиграл в карты любимый мальчик? Чудовищное разочарование! Уж я-то знала, насколько это болезненно, когда тебя разыгрывают вместо ставки – пускай и чужие люди. А тут – свой, любимый, единственный. Вдвойне, втройне больно. Я остановилась на середине моста, схватилась за мокрые перила. Но даже тогда ситуацию можно было исправить – вымолить прощение, поговорить по душам. При одном условии – если бы Кирилл не позволил Степану трахнуть Лену. Если бы он зашел в спальню и увел ее, наплевав на карточный долг и честь игрока.
Если бы рыцарь спас свою принцессу.
Но он не спас.
Что она испытывала, когда ее поимели чуть ли не на его глазах, а он это стерпел? Ненависть. Не просто боль и разочарование, а самую настоящую ненависть – лютую и бессильную. И чем больше она его любила, тем сильнее должна была возненавидеть.
Но Лена не знала, что Кирилл хотел ее спасти. Она не знала, что влюбленного соплежуя пришлось бить по щекам и использовать весь отцовский арсенал, – от авторитета до увещеваний и завуалированных угроз, – чтобы заставить его сидеть смирно. А Кирилл так и не понял, что отец им манипулировал. Кирилл винил лишь себя. И даже дядю Степу простил спустя пятнадцать лет…
Я перегнулась через перила, всматриваясь в серые воды Невы. Вдоль Английской набережной были пришвартованы несколько шикарных яхт. По палубам сновал персонал, салоны уютно светились огнями, туристы на набережной с восхищением разглядывали плавучие островки роскошной жизни. Я отвернулась. Как я могла думать, что эта жизнь предназначена мне? Кто я такая? Почему я решила, что мне будет лучше среди богачей, а не простых людей? Деньги ничего не гарантировали. Детские травмы, извращенная сексуальность, ложь, неврозы, наркомания – все это сопутствовало большим деньгам намного чаще, чем казалось со стороны.
Дунул резкий ветер, намокшее платье прилипло к ногам.
Я снова подумала о Кохановском старшем. Интересно, это Леночка подтолкнула его к поискам девственниц, готовых отдать себя на растерзание за несколько тысяч евро? Интересно, Зоя была первой девочкой, отвезенной во «Дворец Трезини» к ГД? Интересно, почему ГД? Интересно, тот листочек, который я выкупила у Жанны за серьги с голубыми ирисами, принадлежал Зое или кому-то еще? Сколько всего нас было?
Я снова зашагала по мосту, вспоминая все, что знала. Выстраивалась стройная картина. После фиаско с Леночкой Кохановский решил, что проще покупать молоденьких начинающих проституток, чем совращать знакомых девиц, – это безопасней, комфортней и в итоге дешевле, если учитывать возможные проблемы. Он все обставлял в режиме строгой секретности: девочке надевали плотную повязку на глаза и сажали в машину, которая доставляла ее в апартаменты Кохановского. Там он давал ей что-то из наркотиков (легкое в моем случае и тяжелое в случае Зои) и занимался сексом так, как ему хотелось. Периодически возникали сложности: Василий Иванович упоминал об инциденте, связанном с грубостью. «Он обещал, что будет осторожен», – сказал шеф, успокаивая меня. Скорее всего, Василий Иванович не знал об истинной личности клиента. Он обозвал его ГД – инициалами, далекими от КБМ. Разгадать тайну этих букв я не могла. Возможно, только шеф и может объяснить, почему он так назвал клиента, которого не видел.
Вернее, видел только его автомобиль…
Задумавшись, я подошла слишком близко к проезжей части, и меня обдало веером брызг из лужи. Я отшатнулась. Мне, считай, повезло: Кохановский трахнул меня без лишней жестокости. А вот Зое не повезло. «Продырявил вены». Судя по всему, она так и не оправилась после первого раза. Подсела на наркотики, начала подворовывать, разрушила свою жизнь и не смогла выкарабкаться. И винила во всем своего первого клиента. А потом она откуда-то узнала, что виновником ее несчастий был Борис Кохановский. Спросить бы, откуда. Я тоже догадалась, что это он, но мне помогла неосторожно оброненная фраза. А что помогло ей? Сбившаяся повязка, подслушанный разговор с администратором отеля, пометки в блокноте Василия Ивановича? Или она случайно посмотрела заседание Госдумы и узнала властный голос, преследовавший ее в кошмарах? Как бы там ни было, она выяснила имя обидчика и решила мстить.
«Дилетантские, глупые, неудачные покушения, – сказал Кохановский на яхте. – Я хочу найти заказчика». Я истерично рассмеялась. Он искал заказчика, не допуская мысли, что его терроризировала девчонка, над которой он когда-то измывался.
И как бы я ни злилась на Зою из-за того, что она подвергла опасности жизнь беременной Маши, как бы ни страдала от ранения в плечо, которое до сих пор меня беспокоило, как бы ни осуждала доморощенный терроризм, в глубине души я понимала Зою. Она имела право ненавидеть человека, который не только грубо и болезненно лишил ее девственности, но и подсадил на наркотики.
Она имела право на месть.
Меня преследовала смутно знакомая музыка. «Я обезоружена», – пронзительно кричала девушка. Где-то я уже слышала эту фразу. Мне пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить, что это рингтон на моем айфоне. Я достала его из сумочки и увидела, что звонит Кирилл. И куча непринятых звонков и сообщений. Ну, конечно! Я же теперь звезда, всем хочется взять интервью у Дианы, любовницы высокопоставленного чиновника.
Я засунула телефон обратно.
Остановилась.
Дождь усилился, по тротуару неслись потоки холодной бурлящей воды, заливая ноги в открытых босоножках. Я посмотрела на них, но зрение меня подвело: я видела не серый питерский асфальт, а песок на пляже в Сан-Диего, пушистый ковер на мексиканской гасиенде, сухой дощатый пол в «Домике мечты». Я видела все места, которых касались мои ноги в последние дни, – и это было так щемяще грустно и прекрасно, что я не могла оторвать взгляд от иллюзорного калейдоскопа. Мои ступни на фоне ночного калифорнийского неба, на ковролине «боинга», на плечах Молчанова…
Громко застучали зубы. Пошатываясь и дрожа всем телом, я достала телефон и ответила на вызов:
– Забери меня, я где-то на Благовещенском мосту.
57. В ловушке
Кирилл ни о чем меня не спрашивал. Он занес меня в квартиру, раздел и запихнул под горячий душ. Растер пушистым полотенцем и уложил в кровать. Все это время я тихо лила слезы, не в силах остановиться. Мне было жаль Кирилла, Лену и даже Зою. Но больше всего мне было жалко себя – моей несбывшейся любви. Молчанов налаживал отношения с Машей, матерью своего ребенка, а я лицом к лицу столкнулась с правдой о себе. Я увидела нечто чудовищное, гадкое и вонючее, а потом поняла, что это и есть моя жизнь.
Меня тошнило от омерзения. Лучше бы я никогда не узнала, кто такой ГД! Он испачкал своей слизью все, что было у меня с Кириллом. А ведь, несмотря на нашу взаимную нелюбовь, у нас было много хорошего: доброта, поддержка, нежность. Может, мы стали бы неплохими супругами, если бы я не изменила ему за день до свадьбы. Но чего ждать от проститутки? Она привыкла порхать из одной постели в другую. «Девчонка, которая разрушила свое будущее только потому, что ей захотелось попрыгать на каком-то конкретном члене», – сказал Василий Иванович у меня в голове. И добавил голосом Молчанова: «Как будто любовь, страсть или одновременный оргазм что-то в этой жизни гарантируют». Желудок сжался. Я перегнулась через кровать, гортань напряглась, но все ограничилось спазмами. Последний раз я ела в Лос-Анджелесе.
Кирилл потрогал мой лоб и принес градусник. Потом глянул на него и приготовил теплый напиток с резким вкусом лимона:
– Выпей это и постарайся заснуть. Ты заболела.
– Кирилл, Кирилл, – сказала я, – мы должны расстаться.
– С чего бы это? – поинтересовался он, поддерживая мой затылок, пока я пила лекарство.
В голове шумело, я не могла собраться с мыслями. Но мне казалось, что если я не скажу Кириллу правду сейчас, то не скажу ее никогда. Я всегда буду находить благовидные предлоги, чтобы щадить его самолюбие и продолжать лгать.
– Я дрянь, Кирилл. Я так и не полюбила тебя. Я пользовалась тобой. Я изменила тебе.
Твердая ладонь под моим затылком дрогнула.
– Я догадывался, – спокойно ответил Кирилл.
– Догадывался? Откуда?
– У тебя в сумочке мужские носки. Не мои. Я случайно увидел, когда доставал твой паспорт.
Ох, мой амулет в бирюзовый горошек, призванный напоминать о том, что мы с Молчановым брат и сестра! Я спросила сквозь слезы:
– Ты знаешь, кто он?
– Не знаю, но выбор невелик: Паша или Олег, – наигранно беззаботным тоном ответил Кирилл. – Но так как Олег по уши влюблен в Машу, то остается… Ладно, Аня, потом поговорим, у тебя жар.
Он сказал, что у меня жар, а меня трясло от озноба, словно я летела в небе над Гренландией – голая, беззащитная, и без надежного Молчановского «боинга».
– Паша, это был Паша… – проговорила я. – Один раз, накануне свадьбы. Мы хотели во всем признаться, но я не смогла. Маша выглядела такой счастливой…
– Ну и молодец, что не стала грузить Машу. Пусть они сами разбираются, это их личное дело.
Я попыталась прочитать чувства на его лице. Гнев? Разочарование? Боль? Кирилл оставил кружку и поправил подушку.
– Тебе все равно, да? – догадалась я. – Когда Паша женился на Лене, ты несколько лет на него злился, а мне говоришь: «Ну и молодец»?!
– Не сравнивай! Лену я любил… – он осекся. – Прости, Аня, я не должен был… Черт…
Я хрипло рассмеялась:
– Ну вот мы все и выяснили.
* * *
Я плавала в горячечном мареве, иногда приходя в себя и замечая у своей постели то незнакомую женщину в белом халате, то Олега, то уставшего Кирилла. В одно из таких просветлений я спросила:
– На какой машине ездит твой отец?
– На черной «Ауди А8», а что?
– Эта та, которая с водителем?
– Да, это служебная машина.
– Служебная… – повторила я.
– Госдумовская, – уточнил Кирилл.
Госдумовская.
Государственная Дума.
ГД.
– А на ней написано, откуда она? Человек с улицы может понять, кому принадлежит такая машина?
– Да, конечно. По номерам. А если человек погуглит, то сможет даже узнать, в какой партии состоит хозяин машины. Все данные есть в открытом доступе. А почему ты спрашиваешь?
– Просто так, спасибо…
Василий Иванович не знал, что это был Кохановский. Он обозвал клиента согласно номерного знака служебного автомобиля, увозившего девочек на экзекуцию. От мысли, что Василий Иванович не специально подложил меня под отца и сына, стало чуть легче.
* * *
Когда я немного окрепла, меня навестил Олег. Я замоталась в плед и вышла на террасу. Уселась в плетеное кресло, стоявшее на солнышке, а Олег сел напротив. Он достал сигарету, помял в пальцах и закурил, отгоняя дым в сторону.
– Мы разобрались с Жанной, – сказал он, – и с тем полицейским, который слил ей данные. С этой стороны тебе больше ничего не грозит. Конечно, фотографии расползлись по всему интернету, но в целом они не носят компрометирующего характера. Никаких голых тел, ничего провокационного.
– Юрия Георгиевича застали с проституткой – ничего провокационного?
– Ну, во-первых, вы там в приличном виде, а во-вторых, откуда известно, что ты проститутка?
– Так список же.
– Ксерокопия, сделанная с блокнотного листа, где от руки написано несколько кличек? Это не может служить доказательством.
– А кому нужны доказательства, когда подворачивается шанс облить грязью политика?
– Здесь ты права, – Олег стряхнул пепел в пустой цветочный горшок. – Я узнавал по своим каналам, Юрия Георгиевича отозвали из Вашингтона. Но не вини себя, это они перестраховались: боятся скандала. За последние месяцы это третий случай, когда известного человека ловят с девушками из эскорта. Горячая темка. Одна эскортница даже книгу написала – похоже, бестселлер, я так и не смог купить бумажный экземпляр. А тебе еще не предлагали написать мемуары?
– Кто?
– Кто-нибудь из журналистов или из издательства. «Как я спала с министром внутренних дел» или «Секс на заседании ООН». Уверен, ты могла бы рассчитывать на солидный гонорар.
Он улыбался.
– Нет, мне не предлагали, но я трубку не беру. Там много звонков от чужих людей.
– Ну и правильно, пусть поутихнет. – Он помолчал, затушил сигарету и добавил: – Я пока не закончил разбираться с делом твоего отца, но не волнуйся, я о нем помню. Рано или поздно я найду убийцу.
– Спасибо, – сказала я. – Вы хороший человек.
* * *
К приходу Кирилла я успела покидать свои вещи в сумки. Я все для себя решила. Не было никакого смысла оставаться с человеком, с которым у нас не было взаимной любви. С самого начала я знала, что мои чувства к Кириллу слишком слабые и противоречивые по сравнению с тем шквалом эмоций, который накрывал меня при общении с Молчановым. Но тогда я надеялась, что время и совместное проживание нас сблизят. Я делала ставку на его страсть и на свою потребность быть любимой и защищенной. Я даже пыталась решить наши сексуальные проблемы. К сожалению, я недооценила степень его одержимости Леночкой. Молчанов упоминал об этом, но я оказалась самонадеянной дурочкой. Я верила в будущее с Кириллом, пока не увидела, какими глазами он смотрел на Лену.
Он пришел с работы и наткнулся на сумки, сложенные в прихожей.
– Куда это ты собралась? – спросил он.
В его голосе звучала наигранность, ставшая уже привычной.
– Я ухожу. Сегодня. Прости, но это окончательное решение.
Он взял меня за руку и усадил на диван:
– Ты еще не выздоровела.
– Неважно. Кирилл, я больше не могу быть с тобой. Это все бессмысленно.
– А до того, как ты переспала с Молчановым, смысл был?
Я отвела взгляд. Обсуждать Молчанова у меня было еще меньше желания, чем перспективы наших с Кириллом отношений. Если бы я была чуть более жестким или эгоистичным человеком, я бы ушла не прощаясь. Лишь страх причинить Кириллу боль меня останавливал. Он и так натерпелся.
– Аня, – мягко сказал Кирилл, беря мои руки в свои, – мы много раз говорили на эту тему. Нам незачем расставаться. Ты, наверное, думаешь, что мне совсем на тебя плевать, раз я не устроил сцену ревности. Но, поверь, это не так! Мне горько, что моя девушка переспала с моим другом. Я не ожидал этого ни от тебя, ни от него. Но в жизни всякое случается, надо уметь прощать. У меня нет сил на вас злиться, я давно перегорел…
Я посмотрела в грустные карие глаза. Кажется, он говорил вполне искренне, не понимая, как жалко это звучит. На миг мне захотелось сказать ему правду: «Твой папа имел меня во все дырки, поэтому мы не можем быть вместе». Но я сказала другую правду – такую же честную, но не такую страшную:
– Ты любишь Лену. Ты должен быть с ней, а не со мной.
Он вспылил:
– Хватит, Аня! Сколько можно попрекать меня женщиной, с которой я не общаюсь пятнадцать лет? Я хочу тебя! И если ты мне не веришь, то сейчас я тебе докажу!
Он подхватил меня и понес в спальню. Я извивалась в его сильных руках, как полудохлый червяк.
– Не надо, пожалуйста, это ничего не изменит…
– А вот мы посмотрим!
– Нет!
Он опустил меня на постель и принялся целовать в шею:
– Как еще я могу доказать свои чувства к тебе?
Я попыталась вывернуться, но Кирилл поймал меня и придавил к постели:
– Я так соскучился по тебе… Не сопротивляйся, Аня…
Его шепот обжигал кожу, а руки скользили по ногам. Я ощутила себя в ловушке. На секунду мне показалось, что я сижу на кровати с завязанными глазами, а незнакомый мужчина лезет когтистыми пальцами мне в трусы. Я вздрогнула от гадливости.
– Кирилл, послушай, – сказала я. – Послушай меня!
Он приподнялся на локтях:
– Что? Тебе же нравится секс со мной… Я все равно тебя не отпущу. Мне плевать на Лену и на Молчанова, я хочу быть с тобой. У меня никого нет, кроме тебя! Ты нужна мне! Как ты не понимаешь?!
– Дай мне еще сутки, Кирилл, – попросила я. – Всего двадцать четыре часа. Если завтра в это же время ты повторишь свои слова, я останусь с тобой. Договорились?
Он задумался:
– Зачем тебе двадцать четыре часа? Ничего не изменится.
Я встала с кровати:
– Я не знаю, изменится или не изменится. Но я хочу кое-что попробовать.
