Текст книги "Нежна и опасна (СИ)"
Автор книги: Таня Володина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
49. Анна Молчанова
Дергаясь в бесконечных автомобильных пробках, мы приближались к Вествуду и белой гасиенде, где нас наверняка заждались. Внезапно я вспомнила о тестах на беременность:
– Мы забыли заехать в аптеку!
Молчанов ответил:
– Зачем? Какая теперь разница?
– А если я беременна?
– Мне все равно, Аня. Это, конечно, осложнит твое расставание с Кириллом, но для нас это ничего не изменит. Не нервничай, ладно? Я сам с ним поговорю.
Я сжалась на сиденье. Молчанов собирался поговорить с Машей, а после нее – с Кириллом. Будь у нас в запасе чуть больше времени, мы бы расстались с нашими партнерами не так резко, но тянуть было некуда. Завтра – свадьбы.
– Пока я буду с ним общаться, собери вещи, документы и жди меня в машине. Мы поедем ночевать в отель, а завтра улетим в Москву или Питер.
Я сцепила пальцы.
– Что ты им скажешь?
– Правду, Аня. Я не знаю, что тут можно соврать. Если бы я один захотел расстаться с Машей, то можно было что-нибудь придумать, как-то смягчить информацию, но ты ведь тоже разрываешь отношения. Странно будет, если мы уедем в отель и никому ничего не объясним. Они заслуживают правды.
Мне стало больно, когда я представила горе Маши и разочарование Кирилла.
– И в чем правда, Паша?
– В том, что между нами возникли чувства, и нам нужно время, чтобы в них разобраться.
Я поняла, что именно эту фразу он и произнесет. Дважды. Наверное, он придумал ее заранее – когда вез меня в «Дом мечты». Он уже тогда знал, что возврата не будет, что переспав со мной, он не сможет меня оставить.
– А мне нужно с ними поговорить? – спросила я. – Не с Машей, у меня не хватит духа посмотреть ей в глаза, но хотя бы с Кириллом? Я думаю, так будет правильно.
– Может быть, позже. – Молчанов глянул на меня. – Он импульсивный человек. Боюсь, наломает дров, а потом будет жалеть. Вы поговорите, когда ты будешь к этому готова и когда он успокоится. Отмена свадьбы – еще не конец света.
Я смотрела на его профиль и таяла от любви. Мой мужчина. Красивый, сильный, ответственный, любящий, сексуальный. Мой Молчанов. Только мой.
– А мы с тобой поженимся?
Его губы растянулись в озорной улыбке:
– Слушай, я могу арендовать частный самолетик, Сессну какую-нибудь – она по размерам не больше этого джипа. Слетаем в Лас-Вегас, если тебе хочется. Устроим свадьбу в городе грехов.
– Как самые настоящие грешники?
Он протянул руку и потрепал меня по колену:
– Мы не грешники, Аня. Мы просто полюбили друг друга в сложных обстоятельствах. Так бывает. Это не значит, что мы плохие люди, и нас нужно наказывать.
Меня поражало, как спокойно он об этом говорил. До того, как он принял решение расстаться с Машей, он так же спокойно меня отвергал. А теперь он вел себя так, словно у него с души свалился тяжелый груз. Он осознавал, что сделает больно дорогим для него людям, но это было честнее, чем создавать семьи, а потом изменять супругам. А в том, что мы бы изменяли Кириллу и Маше, мы оба не сомневались. То, что пылало между нами, так просто не затушить. Мы пытались.
Я вздохнула:
– Если без шуток, то я не хочу выходить замуж в Лас-Вегасе. Я все понимаю: свадебная столица мира, часовня, где женился Элвис, красивые фотографии и легенда для внуков. Но меня это не привлекает. Пускай моя свадьба будет не такой эпичной – главное, чтобы дедушка был со мной.
Молчанов улучил момент и поцеловал меня в губы:
– Так и будет, любовь моя. Все, что захочешь…
* * *
В гостиной пахло дорогими французскими духами. На малиновом диване с кожаными подлокотниками сидела румяная Маша. Слева от нее примостилась Светлана – в умопомрачительном платье с люрексом, а справа – взволнованный Олег. Кирилл стоял позади дивана, улыбаясь во все тридцать два зуба.
– Паша, Аня, подойдите! – воскликнула Маша, увидев нас на пороге.
Ее голос звучал так благоговейно, на грани восторга и слез, что я подбежала и присела у ее ног:
– Что случилось?
Она взяла мою руку и приложила к животу.
– Чувствуешь?
Я замерла и ощутила легкий толчок прямо в ладонь. Я испуганно отдернула руку, а Маша заливисто засмеялась:
– Не бойся, это наша Анютка толкается. Резвая девочка. Паша, иди сюда.
Он подошел, Маша потянула его к себе:
– Послушай, первые толчки. Это такое чудо, такое нереальное счастье…
Тихие быстрые слезы потекли по ее щекам, она небрежно их смахнула, и одна слезинка упала мне на руку. Обожгла до мяса, как расплавленный металл.
Как же больно!
Молчанов присел рядом со мной, – Олег так и не уступил ему место рядом с Машей, – и приложил руку к животу. Его лицо исказилось в гримасе боли и радости, страдания и любви. Он спросил, запинаясь:
– Ты сказала… «Анютка»?
– Ну да! Мы с мамой ходили сегодня на маникюр и педикюр. Сидели там, болтали с мастером, и вдруг мне в голову пришла замечательная идея: а почему бы не назвать нашу дочку Анютой? В честь Анечки, конечно. Это чудесное имя: простое, нежное, библейское, к тому же прекрасно подходит к отчеству и фамилии. Анна Павловна Молчанова. Скажи, красиво звучит?
Анна Павловна Молчанова.
Анна Павлова-Молчанова.
Я не выдержала и, глотая слезы, отняла руку от живота, где толкалась моя крошечная тезка. Молчанов криво улыбнулся Маше:
– Красиво.
Потом посмотрел на меня, и я чуть заметно покачала головой. Он побледнел, на скулах вздулись желваки, и я услышала, как он скрипнул зубами. Я подавила рвущийся из горла всхлип и еще раз качнула головой, более настойчиво. Это означало – «нет».
Нет нашему плану.
– Девочки, ну что вы все рыдаете, как маленькие? – жалобно спросила Светлана, выуживая из золотого клатча бумажный платочек и осторожно промакивая накрашенные ресницы. – Врач сказал: запрещено волноваться, плакать и испытывать негативные эмоции. Нужно беречь себя!
– Так я же от счастья, мама, – проговорила Маша.
– Все равно не надо! Ребеночку это не на пользу. Все, пойдемте пить чай с тульскими пряниками! Я специально заехала в русский магазин и купила настоящих русских пряников. – Она поднялась и замахала руками на Кирилла, Олега и Пашу: – А вам, ребята, пора ехать, ваши цыпочки вас заждались. Папа уже там, Саша там, бодигарды там. Собирайтесь – и гоу на мальчишник!
Молчанов показал мне глазами на патио.
* * *
Я ловко уклонилась от объятий Кирилла – «Где вы так долго пропадали? Что еще за сюрприз? Надеюсь, приятный?» – и закрылась в ванной. Умылась холодной водой, вытерла сопли и приняла решение – единственное, которое не делало меня монстром в собственных глазах.
Вышла во дворик: пусто. У бассейна тоже никого не было. Из дома раздавались голоса Кирилла и Светланы. Они так громко и экспрессивно обсуждали планы на завтра, что было непонятно, ругаются они или шутят. Горячая южная кровь. Я прошла вдоль дома и завернула за угол, к небольшой пристройке с тренажерами. И тут же попала в руки Молчанова:
– Что случилось, Аня? – прошептал он и притиснул меня к стене.
Тело тут же откликнулось. Оно не забыло наслаждение, пережитое два часа назад. Кровь еще бурлила. Я уперлась ладонями в твердую грудь под белой рубашкой:
– Паша, не говори ничего Маше. Она сейчас такая уязвимая. Я не прощу себе, если с ней что-нибудь случится, и ты тоже не простишь. Мы возненавидим друг друга. Потом… когда-нибудь… скажешь.
– Когда потом? Завтра свадьба.
– Я не знаю… – я сглотнула комок в горле и выдавила: – Не надо ничего ей говорить – это жестоко и неправильно. Сейчас самое главное – ребенок. Дай ему спокойно появиться на свет.
– Ты предлагаешь мне жениться? Серьезно?
Другого выхода не было. Бросить беременную невесту у алтаря – это за гранью добра и зла. Почему я не подумала об этом раньше? Куда делись мои мозги и моя чуйка? Мне казалось, все будет легко и просто – или нелегко и непросто, но хотя бы не так убийственно! А когда я увидела Машу, погруженную в хрупкое материнское счастье, когда увидела ее слезы и беззащитность, на меня обрушилось осознание подлости моего поведения.
Я была бесконечно перед ней виновата.
Она меня поддержала, окружила теплом и приняла в семью, а я нагадила ей в душу – из эгоизма, легкомыслия и похоти. И Молчанова я подвела! Я его соблазнила. Он сопротивлялся сколько мог, но я загнала его в ловушку своей безрассудной и безжалостной любви. А теперь я должна открыть двери и выпустить его из плена. Выгнать, если он не захочет уходить по доброй воле.
– Женись, – прошептала я.
Он поднял мою голову:
– Это невозможно, ты же знаешь.
– Еще сегодня утром ты собирался это сделать. Считай, что между нами ничего не было. Мы ошиблись, Паша. Нет, это я ошиблась, а ты был прав! На чужом несчастье…
– Аня, Аня, – перебил Молчанов, – Маша не заслуживает такого унижения. Я слишком ее уважаю, чтобы жениться из чувства долга. Я и так себя ненавижу. Я думал, что поступаю как порядочный человек, а на самом деле вел себя как мудак – с Машей, с Кириллом, с тобой…
В его голосе было столько презрения к себе, что сердце у меня сжалось. Он тоже себя казнил! Страшно представить, что с ним будет, если он расстанется с Машей, а она потеряет ребенка. Нельзя этого допустить.
– Нет, Паша, ты порядочный человек, но ты сам сказал: сложные обстоятельства, так бывает. Другого варианта нет. Иногда долг важнее любви. Ты не можешь бросить Машу…
Мой голос сорвался, Молчанов прижал меня к себе. Я выставила локти, чтобы удержаться от объятия, в котором нуждалась больше всего. Он понял, что я настроена категорически, спросил чужим голосом:
– Ты хочешь, что я бросил тебя?
– Да.
– А ты выйдешь замуж за Кирилла?
На этот вопрос я знала ответ:
– Нет. Я уйду от него, когда мы вернемся в Питер. А завтра что-нибудь придумаю, свадьбы не будет. Мы не поедем с вами в Лас-Вегас, это… лишнее. А ты постарайся наладить отношения с Машей. Еще недавно у вас было все хорошо.
– У нас давно не все хорошо.
– Все равно постарайся. Делай что должен, и будь что будет, – произнесла я самую унылую и пессимистичную фразу.
Он бережно провел руками по спине – от шеи, вдоль лопаток и до поясницы. Я непроизвольно задрожала. Он спросил, касаясь губами уха, словно целуя в последний раз:
– Это твое окончательное решение?
– Да, – вымолвила я, стараясь удержать подступающие слезы.
– Ради Маши?
– Ради Ани Молчановой. – Я больше не могла терпеть эту муку: – Иди, Паша, тебя ждут. И прости меня, если сможешь…
50. Пройденный этап
Я ревела в ванной, включив воду, чтобы ни Светлана, ни Маша не услышали моих всхлипов. Мне хотелось постучать головой об стену, чтобы уж наверняка выбить из нее всю дурь. Или дурь сидела не в голове?
Мне было нестерпимо стыдно перед Машей за то, что я переспала с ее женихом. Да, я послушала свое сердце, да, настоящая любовь все оправдывает, но почему же чувство стыда выжигало меня изнутри? Почему моя вина перед ней казалась такой безмерной, что хотелось выть от отчаяния?
Нам с Молчановым не стоило переступать последнюю грань. Мы должны были остаться людьми, а не превращаться в животных.
Но как мы могли устоять? Наша любовь изначально расцвела на страсти, и у нее не было иных причин, кроме жгучего и безрассудного влечения друг к другу. Это потом появились уважение, восхищение, доверие и душевная близость. Но главное – всепоглощающая телесная потребность слиться воедино. Время пришло – и мы упали в объятия друг друга. Это могло случиться раньше – например, в больнице, когда он зашел узнать, почему я отвергаю Кирилла. Это могло случиться позже – например, через пять лет, когда мы оба были бы семейными людьми. Этого бы не случилось только в одном случае: если бы мы не отрицали своих чувств и не пытались их подавить, а спокойно поговорили и нашли достойный выход из сложной ситуации. Я верила, что выход возможен, – для тех, кто умеет думать головой.
А теперь я никогда не смогу посмотреть ей в глаза.
Наш «честный» план рассказать все Маше и Кириллу был хорош до того момента, пока я не увидела ее лицо. Ударить в самое незащищенное место и разрушить ее жизнь я не имела права. Это как дать пощечину мадонне. Единственное, что я могла сделать, – оставить в покое ее мужчину. Расстаться с ним, расстаться с Кириллом, расстаться даже с ней – лишь бы не причинить ей боль. Пусть она никогда не узнает, как низко пали люди, которых она любила. Пусть не узнает о нашем предательстве. Пусть спокойно выносит и родит долгожданную дочку. Больше я ничего не желала.
Где-то в глубине души мелькала грустная, но отрадная мысль: а вдруг у Молчанова и Маши и правда все получится? С глаз долой – из сердца вон. Хороший левак укрепляет брак. Может, они начнут сначала и сблизятся после рождения дочки? Пускай! Так будет лучше для всех. Так будет лучше для меня.
* * *
Кирилл вернулся поздно, когда я лежала в кровати без сна. Он повалился на меня, дыша коньячными парами, но я выскользнула из-под его разгоряченного тела:
– Кирилл, послушай, нам надо поговорить.
– О чем? Давай завтра. Иди ко мне, – он поймал меня за ногу и потянул к себе.
Удивительно, но до секса с Молчановым я легко отдавалась Кириллу, а теперь все во мне воспротивилось. После того, как я приняла решение о расставании, я уже не могла с ним спать. Единственное, что осталось, – какие-то смазанные чувства, похожие на… сестринские. Как странно! Я пыталась выработать эти чувства к Молчанову, заставляла себя видеть в нем брата, но не добилась ни малейшего успеха. А к Кириллу постоянно испытывала то сестринскую нежность, то дружескую симпатию, и то и вовсе ощущала нашу связь как инцест.
– Кирилл, пожалуйста, это важно, – зашептала я. Я боялась, что кто-нибудь из соседей может подслушать наш разговор. – Я передумала выходить замуж… в Лас-Вегасе. Мы должны отменить поездку.
– А где ты хочешь расписаться?
– Ну… пока нигде.
– О чем ты, Аня? – Он все-таки подгреб меня к себе, повалил на спину и устроился сверху. – Ты же сама обижалась, что я не собираюсь на тебе жениться.
– Не было такого! – возразила я.
Я пыталась отстраниться от его набухающего члена, а Кирилл вдавливался в меня все сильнее. Мысль о том, что придется с ним переспать, приводила меня в панику. Только не после того, что случилось сегодня днем! Только не после Молчанова! Когда я работала проституткой, я не испытывала дискомфорта при смене партнеров, а сейчас была близка к истерике. Мое тело казалось неприкосновенной собственностью Молчанова, хотя он и не просил хранить ему верность.
– Было, Аня! Ты спросила, зачем я с тобой встречаюсь, если не собираюсь жениться. А до этого ты спрашивала, почему я не женат в свои тридцать два года. Я отлично помню тот разговор! Мы вернулись с презентации Степана, и ты насела на меня с расспросами. Хочешь сказать, это было простое любопытство? Без намеков?
– А ты хочешь сказать, что я намекала, что хочу за тебя замуж?! – мне удалось вывернуться и сесть на кровати. – Кирилл, ты ошибся, все было не так.
– А как?
Сказать ли ему правду? «Я люблю Молчанова. Мы сегодня переспали, и теперь я тебя бросаю. А он женится на Маше, потому что бросать беременную женщину негуманно и опасно для ребенка». Меня передернуло от отвращения к самой себе. Или сказать часть правды? «Я люблю тебя, но немножко не той любовью, которая нужна для вступления в брак. Не испытываю оргазма, проще говоря. Давай отложим свадьбу на неопределенное время, а лучше навсегда». Или продолжать беззастенчиво лгать до возвращения в Питер? А там уйти без объяснений, оставив его мучиться в догадках?
Мне не нравился ни один вариант. Я вздохнула и ступила на зыбкую почву неполной, но все же откровенности:
– Я не намекала на свадьбу, я просто хотела выяснить, помнишь ли ты о клятве, которую дал Лене.
– Какой еще клятве? – спросил Кирилл.
– Когда вам было по шестнадцать, вы поклялись, что не женитесь ни на ком, кроме друг друга. Я хотела узнать, почему ты холост: потому, что не встретил подходящую девушку, или потому, что держишь слово, данное Лене.
Впервые я видела, чтобы его лицо так помрачнело. Карие глаза, обычно добрые и спокойные, налились опасной чернотой. Он спросил жестким неприятным тоном:
– Кто тебе об этом рассказал? Опять байки дяди Степы?
– Нет, я разговаривала с Леной. Мы столкнулись на презентации, и она посоветовала мне закатать губу, если я планирую выйти за тебя замуж. Она сказала, что ты никогда не женишься на другой женщине. – Я порылась в памяти и добавила: – Она сказала: – «Он мой».
– Она так сказала? Я тебе не верю. Ты что-то напутала, как всегда.
– Ничего я не напутала. Я спросила, зачем она вышла замуж за Молчанова, если вы поклялись не жениться на других. А она ответила, что ей можно нарушать клятву, а тебе нельзя, – сказала я. – Вот такой был разговор. И прости, пожалуйста, но мне кажется, она права.
– В чем? – Костяшки его сцепленных пальцев побелели.
Мне захотелось как-то успокоить его, чтобы он перестал волноваться из-за старой истории и хоть немного расслабился. Но потом я вспомнила, что даже Молчанов и Маша обходят эту тему стороной. Вспомнила об украденном пистолете, о наркотиках и битых машинах, о том, как тяжело Кирилл вылезал из депрессии, и ужаснулась своему поступку. Зачем я завела этот разговор?!
Но отступать было некуда. Раз уж мы начали, я хотела договорить:
– В том, что ты – ее. Мне кажется, ты ее до сих пор любишь. Ну, или не любишь, а это какое-то другое чувство – более противоречивое, я не знаю. Тебе надо решить этот вопрос, прежде чем жениться, иначе ты будешь несчастен сам и сделаешь несчастной жену. Поговори с Леной! Я же видела, каким взглядом ты на нее смотрел. Вы должны выяснить отношения раз и навсегда – только после этого у вас появится шанс. Она ведь тоже страдает. Со стороны такая красивая и дерзкая, а на самом деле – обиженная злая девочка.
Чернота в его в глазах отступила. Вспышки ярости не произошло. Он протянул руку к моей груди и потрогал крылышко ангела:
– Ты и правда ангел?
Для меня это прозвучало как насмешка. Если б он знал о моем чудовищном предательстве, он бы сорвал украшение и затолкал его куда поглубже. Или отвесил мне увесистую пощечину и презрительно плюнул.
– Нет, Кирилл, я точно не ангел.
– Ты первый человек, – он сделал такое движение рукой, словно обводил себя, меня и всех, кто спал в доме, и я поняла, что он имеет в виду свое окружение, – который не ненавидит ее. Знаешь, это удивительно: я совершил непростительную ошибку, но все меня жалели. А Лену осуждали за упрямство, эгоизм и распущенность. Но ведь она ни в чем не виновата! Ей было всего семнадцать лет. Она меня любила, а я проиграл ее в карты…
Его голос дрогнул. Кирилл замолчал.
– Я ее не осуждаю, – сказала я, – и тебя не осуждаю, и никого не осуждаю. Просто поговори с ней.
Он невесело усмехнулся:
– Я пытался. Много раз. Это пройденный этап. Сейчас моя жизнь – это ты. Впервые я почувствовал, что в ком-то нуждаюсь. – Он взял меня за руку: – Возможно, ты права, и у меня остались чувства к Лене, но это ничего не значит. Мне нужна ты, и я хочу быть с тобой. Мне никогда не было так хорошо с другой женщиной. Я понимаю твои причины отложить свадьбу – они веские и убедительные, но не торопись разрывать помолвку. Дай нам время узнать друг друга получше. Ты поймешь, что мои чувства к Лене не помешают мне любить тебя…
Он все-таки это сказал. Про любовь. И я даже не сомневалась, что он в это верит. Что, если ответить: – «Зато мои чувства к Молчанову помешают мне любить тебя»?
Какой длинный, солнечный, счастливый, горький, злосчастный и убийственный день!
– Хорошо, – сказала я, – мы не будем торопиться. Нам всем нужно время. Никаких поспешных решений, никаких больше глупостей.
Лимит на глупости исчерпан.
51. Павел, согласен ли ты
Утром Кирилл постучал вилкой по своему стакану с апельсиновым соком:
– Уважаемые дамы и господа! Пока все в сборе и никто не носится по дому в поисках свадебного платья или смокинга, хочу сообщить сенсационную новость: Анька меня отшила.
– Что?! – воскликнула Маша.
– Сказала, что не хочет выходить замуж в городе порока. Предпочитает более строгие и мрачные города. Петербурженка, что с нее взять? – он чмокнул меня в щеку.
Маша придвинулась ко мне, повернувшись к остальным спиной, словно отгораживая нас от всех:
– Что случилось? – спросила она тихо. – Это после вчерашнего? Ты расстроилась из-за мальчишника?
– Из-за мальчишника? – переспросила я.
Я и думать о нем забыла. Даже не поинтересовалась у Кирилла, как прошла последняя холостая вечеринка.
– Аня, там ничего такого не было. Просто стрип-клуб, мальчики немного выпили и повеселились.
– Да нет, все в порядке, просто… – я пыталась подобрать слова, чтобы и не соврать, но и не выдать всю правду. Вся правда взорвала бы нашу маленькую компанию, как граната, брошенная в окоп. – Мы слишком мало знаем друг друга.
Я поймала взгляд Молчанова. В нем читалось… уважение?
– Ой, Аня! Ты пока не понимаешь, что в этом ваше преимущество, – сказала Маша. – Жениться надо или в первый год, когда чувства бурлят, гормоны играют, а секс пять раз в день, или – никогда. А уж после трех лет отношений жениться вообще бессмысленно.
– Почему?
– Потому что любовь живет три года, – ответил Олег. Маша изумленно на него посмотрела. – Я угадал? Я видел, как ты читала книгу с таким названием. Должен сказать, ты читаешь много занимательных книг. «Накажи меня нежно», например. Я в самолете ее нашел, получил массу удовольствия…
– Голубев, не зли меня!
– Я и не предполагал, что тебя могут интересовать…
– Голубев!
Пока они переругивались в своей ехидной манере, я заметила, что Кирилл и Молчанов перебросились несколькими фразами. «С родителями я поговорю после церемонии», – сказал Кирилл, и Молчанов кивнул. Что ж, никто особенно не удивился нашему решению отложить свадьбу. В то утро, когда Кирилл сообщил о намерении сделать мне предложение, и то было веселей: все кидали заговорщицкие взгляды, вспоминали первый брак Молчанова, ругали Леночку, ломали стекло в руках…
«Я не любил ее, но не понимал этого, пока не влюбился по-настоящему», – вспомнились слова Молчанова. Тогда я подумала, что он говорит о Маше, но он говорил обо мне. Я – настоящая любовь Молчанова. Первая. Взаимная. Несчастливая.
Я тряхнула головой, стараясь выбросить ненужные мысли. Через несколько часов он женится и увезет свою жену в свадебное путешествие в Лас-Вегас. А мы вернемся в Питер. Я объяснюсь с Кириллом и уйду от него. И куплю наконец тест на беременность. Как изменится моя судьба, если тест окажется положительным, я пока не думала.
* * *
На берегу океана красовалась ажурная арка, увитая белыми розами и шелковыми лентами. Под ней молодых ждал представительный седой «министр» – официальное лицо, проводящее церемонию. Рядом стоял Молчанов в мятом льняном костюме и Кирилл в джинсах и белой рубашке – возлюбленный невесты со своим лучшим другом. Все согласно традициям.
Соленый океанский бриз играл лентами на арке и волосами женщин, приглашенных на свадьбу. Я сидела в первом ряду между Светланой и Олегом. Позади на стульях, обтянутых белой тканью, расположились гости, которых я уже видела на «русском» обеде в Санта-Барбаре. Ближайшие американские родственники. Детишки бегали вокруг арки и стреляли из пистолетов мыльными пузырями. Большая собака подпрыгивала и хватала их пастью.
Я надела солнечные очки, чтобы жаркое калифорнийское солнце не выжгло мне глаза, и чтобы никто не заметил моих слез. В том, что они будут, я не сомневалась. Но я должна была через это пройти. Они решили пожениться задолго до моего появления в их жизни, и я не имела права им мешать. Если у них есть проблемы – пусть решат их без меня. Мой долг – отойти в сторону. Делай что должен.
Заиграла музыка. И с первых же нот глаза увлажнились. Зачем Маша выбрала эту проникновенную, рвущую сердце мелодию? Чтобы гости обрыдались от умиления? Мы встали и повернулись задом к министру в арке. По песку к нам приближались Маша под руку с Борисом Михайловичем. Он был в черном смокинге с бабочкой, а Маша – в скромном белом платье выше колена, которое подчеркивало ее аккуратный животик.
Под нежную музыку они медленно прошли между рядов, и Борис Михайлович передал руку дочери жениху. Увидеть их вот так – под венчальной аркой, держащимися за руки и смотрящими в глаза друг другу, оказалось сложнее, чем я ожидала. Я никогда не ревновала к Маше – женщине, в которой видела не просто будущую мать, а – мою собственную погибшую мать, – но то было раньше. До того, как я узнала, что Молчанов меня любит. До того, как переспала с ним. До того, как мое тело впервые познало наслаждение.
Сейчас же я ревновала – слепо и безнадежно.
– Друзья, мы были приглашены сюда сегодня, – сказал свадебный министр, – чтобы разделить с Павлом и Марией этот важный момент в их жизни. В течение нескольких лет они были вместе, их любовь и понимание крепли с каждым днем, и сейчас они решили связать свои жизни в качестве мужа и жены.
Я не успевала переводить в уме английские слова. Да и не хотела. Пусть эти чужие брачные клятвы никогда не попадут в мою кладовку воспоминаний, они мне не нужны. Пусть там останутся лишь ночь с марихуаной, тихий поцелуй в полосе прибоя и наш тайный, запретный, восхитительный и постыдный секс в «Домике мечты».
Ветер шумел в ушах, слезы выкатились из-под очков. Не страшно, Светлана тоже плакала, шмыгая носом и хлопая длинными нарощенными ресницами. Я до боли сцепила пальцы. Суставы громко хрустнули. Молчанов вздрогнул, но не обернулся. На секунду я вообразила себя на его месте. О чем он думал, когда женился на женщине, которую берег, в присутствии женщины, которую любил? Мне было страшно представить.
Как такое могло произойти с нами?
– Павел, согласен ли ты взять эту женщину в законные жены, – голос министра ввинчивался в мой мозг, как дрель, – чтобы быть с ней в радости и горе, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
Мне показалось, что кто-то толкнул мой стул, и я падаю спиной вперед в бездонную пропасть.
– Да, – ответил он, не колеблясь.
«Если Пашка обещал девушке заботиться о ней – он скорее сдохнет, чем нарушит свое слово», – сказала однажды Маша. Она его знала как никто другой.
– Мария, согласна ли ты взять этого мужчину в законные мужья, чтобы быть с ним в радости и горе, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
– Да я как-то не уверена… – сказала Маша на русском языке.
