Текст книги "Доступна и беззащитна (СИ)"
Автор книги: Таня Володина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
22. Новый клиент
В понедельник утром я вернулась домой на машине, принадлежавшей Юрию Георгиевичу. Вернее, организации, в которой он служил. Тело сковывала усталость, между ног саднило, мышцы тянуло, а тяжёлые серьги с эмалью болезненно оттягивали уши. Я сняла их и положила в сумочку. Карманов в моём «девчачьем» платьице не было. Водитель ни разу за полтора часа не посмотрел на меня и не сказал ни слова.
Я вышла у парадной, заросшей кустами сирени, и направилась к двери. Вдруг со скамейки поднялся мужчина и перегородил мне проход. Я отшатнулась, но тут же узнала Колю. Он был небрит и помят, словно ночевал на улице. Глаза – красные. В руках он держал увядший букетик чайных роз.
– Что ты тут делаешь? – в изумлении спросила я.
Всего три человека знали, где я живу: Василий Иванович, Вика и дедушка. Он даже приезжал ко мне несколько раз, когда в сильные морозы озеро промерзало и рыбалка превращалась в мучение.
Неужели дедушка дал ему мой адрес? Больше некому! А ведь я взяла с него обещание, что он так не сделает.
Коля бухнулся на колени и сказал:
– Я приехал к тебе извиниться. Прости меня, пожалуйста, я был дураком! Я злился и ревновал. Я даже хотел тебя убить. Какая же я скотина!
– Убить?!
– Утопить, – откровенно признался Коля, – а потом сказать, что это случайность. Помнишь, как Петрик утонул в девятом классе? Его ещё искали баграми целую неделю…
– Коля, ну какой Петрик, царство ему небесное. Встань. Когда ты приехал?
– В субботу, – ответил Коля, но с коленей не встал.
– Сегодня понедельник, – напомнила я.
– Я сначала сходил в кофейню, про которую говорил дед Иван, но там сказали, что ты уволилась в прошлом году. Тогда я пришёл сюда и решил тебя дождаться. Я должен был извиниться, меня совесть загрызла.
– И сидел тут два дня?
– Да, боялся тебя пропустить. Ел «рафаэлло», которое купил тебе в подарок, спал на лавочке.
– А почему не позвонил? Наверняка дедушка и телефон мой дал.
– Ты достойна, чтобы стать перед тобой на колени, а не просто позвонить по телефону.
Хорошо ответил. Мне никто такого не говорил. И никто не хотел утопить меня из любви и ревности. Вот было бы забавно, если бы придумка Молчанова воплотилась в реальность. Вот бы он удивился.
– Ладно, вставай уже, пойдём домой.
* * *
Я лежала в ванне, в которой шипела и растворялась соляная бомбочка. Поверхность воды подёрнулась маслянистой плёнкой, прибывала пушистая пена, пахло спелым сладким манго. Ступнями я перекатывала бомбочку, то прижимая её к стенке ванны, то отпуская.
Заглянул Коля:
– Я в морозилке пельмени нашёл. Сварить?
– Свари.
– А лаврушка и перец есть? А сливочное масло?
Он пытался отвести от меня глаза, но они ему не подчинялись. Скользили по стенам, раковине, разноцветным флаконам на полочке, махровому половичку, но неизбежно останавливались на моём обнажённом теле. Меня смешила эта ситуация – но не по-хорошему, а по-злому. Поднимала во мне что-то тёмное, несвойственное ранее. В промежности у меня щипало, кожа ещё горела от пальцев Юрия Георгиевича, а перед глазами извивалась белая резинка от мужских трусов. Надо съездить в Стокманн и купить себе такие трусы. Надевать их на ночь вместо пижамных шортов.
– Коля, иди сюда, сядь, – я похлопала по бортику.
Он зашёл и сел.
– Знаешь, где я провела выходные?
Он помотал головой.
– Я была в гостях у мужчины. Он мне нравится как человек, но я его не люблю.
Коля отвернулся.
– Не хочешь меня утопить? – я сползла под воду, пуская пузыри и расплёскивая пену.
Он схватил меня и вытащил наружу, прижимая к себе:
– Не смей так говорить! Я никогда не причиню тебе вреда! Я сказал об этом потому, что хотел открыться тебе, чтобы ты поняла, как сильно я тебя люблю, чтобы поверила, что я раскаиваюсь…
– Я верю тебе, Коля. И я тебя не боюсь. Пусти.
Он послушно меня отпустил и я плюхнулась в свою манговую ванну.
– Давай договоримся так: я позволю тебе находиться рядом со мной, но ты должен выполнять следующие условия: не прикасаться ко мне без разрешения, ни о чём не спрашивать и не говорить о своей любви. Я и так помню, что ты меня любишь. Согласен?
Если бы три недели назад мне сказали, что я поставлю подобные условия Коле, – моему Коле, – я бы не поверила. Что-то поменялось за это время – ощущение себя и своего тела, ощущение границ окружающего мира, отношение к людям. То же самое случилось после первого секса. Тогда тоже многое поменялось. Практически всё.
– Я согласен, – тихо ответил Коля.
Я улыбнулась ему.
После того, как Коля сходил в душ и приготовил обед из найденных в холодильнике продуктов, мы оба начали клевать носами. Сказывался недосып последних дней.
– Будешь спать на полу, – сообщила я, доставая из шкафа одеяло, подушку и гостевой комплект белья. – Матраса нет, но есть туристическая пенка, надо?
– Спасибо, – ответил Коля, – пенка – лучше, чем лавочка.
– А работу ты бросил? Кто возит директора леспромхоза, пока ты в городе лавочки околачиваешь?
– Не бросил пока, взял отгулы. Но если хочешь, я уволюсь и перееду в Питер.
Я повернула жалюзи, и комната погрузилась в полумрак. Легла в кровать, натянула одеяло до шеи:
– Потом поговорим. Спокойной ночи, то есть дня, – и тут же провалилась в сон.
* * *
Я доступна.
Любой может приехать в контору на Васильевском острове и выбрать из тридцати девушек ту, на которую член встанет уверенно и крепко. У разных мужчин встаёт на разных девушек, и Василий Иванович этим пользуется.
Из некоторых девушек он лепит светских красавиц – таких, с которыми не стыдно появиться на пафосном приёме или гламурной вечеринке: длинные ноги, высокая грудь, пухлые губы, гибкая талия. Мужчины будут пожирать её глазами, а женщины выискивать следы ботокса и шрамики под мышками или за ушами. Капсулярная контрактура, отёк кончика носа, неплотно закрывающийся глаз, кривая улыбка – всё будет подмечено, обсуждено и осмеяно. Карьера красавиц обычно заканчивается лет в тридцать-тридцать пять: на пятки наступает новое поколение, энергичное и голодное.
Из других он делает «подруг» для мужчин. Внешняя красота отходит на второй план, а на первый выдвигаются человеческие достоинства: умение слушать, хохотать над бородатыми анекдотами, готовить гуляш по-венгерски, немного разбираться в политике и сосать так, что мёртвый кончит. Это крайне ценные навыки. Иногда такие девушки выходят замуж за клиентов. Карьера может продолжаться до бесконечности.
Из третьих он ничего не делает. Он выбирает симпатичных девочек без лишнего гонору и продвигает их как «экопродукт». Всё натуральное: волосы, тело, желания, мысли. Гляди, это обычная девочка с улицы – прикоснись к цветущей юности, вернись во времена молодости и реализуй то, что не смог реализовать тогда. Хочешь – воспитай под себя. Хочешь – просто трахай. Никто не скажет тебе «нет». У этой категории больше всего рисков не найти постоянных клиентов, но и больше шансов найти состоятельного покровителя на долгие годы. Всё зависит от того, клюнет на тебя мужчина или нет. К сожалению, на это повлиять невозможно: мужчина выбирает тебя не за достоинства, а подчиняясь импульсу, эмоциональному порыву, телесной тяге или зову сердца. Все непредсказуемо.
Я беззащитна.
Василий Иванович не размещает рекламы, у него нет сайта – фотографии и видеозаписи хранятся только в конторе и больше нигде. В сети нет изображений сотрудниц его агентства. Да у этого агентства даже названия нет! Практически все клиенты знакомы с Василием Ивановичем с начала девяностых, а те, кто не знакомы, приезжают знакомиться лично. Они верят друг другу на слово. Не было случая, чтобы сотруднице эскорта причинили физический вред, за исключением тех случаев, когда она дала на это согласие.
Беззащитность в другом. Ты не можешь надеть броню на свою душу, когда торгуешь своим телом.
Я обезоружена.
Иногда ты встречаешь человека, и все твои принципы рушатся, как детский песочный замок под набежавшей волной. Ты просто построила его слишком близко к воде. Несчастный случай, никто не виноват. Сиди теперь, ракушки собирай.
Я обезоружена!!!
Я подкинулась и побежала в прихожую за телефоном. Чуть не наступила на Колю, споткнулась, но успела ответить на звонок.
– Ласточка моя, – проговорил Василий Иванович, – какие у тебя планы на завтра?
– О, никаких, наверное… – я не могла окончательно проснуться. – А что вы хотели? Что-то случилось?
– Нет, все отлично, мне Юра прислал эсэмэску – он очень тобой доволен. Проблема в другом. Ко мне сегодня приходил новый потенциальный клиент, интересовался тобой. Смотрел фото и видео, расспрашивал в подробностях.
– Ну, хорошо… У меня как раз освободилось время. Вы договорились?
– Нет, я сказал, что мне нужно твоё подтверждение. Он просил ускорить процесс. Приедешь завтра? Не хочу обсуждать это по телефону.
Значит, какие-то проблемы с новым клиентом. Василий Иванович на пустом месте не просит подтверждения. Придётся брать на себя возможные риски.
– Хорошо, я приеду. А в чём у вас сомнения?
Или он слишком старый, или имеет физические дефекты, или ещё что-то неприятное. Или хочет того, чем я не занимаюсь: групповой секс, БДСМ, анал.
– Ты с ним знакома – в этом главное моё сомнение. Остальное – завтра, при встрече.
23. Всё-таки Кирилл
Я с ним знакома.
Я знакома с десятками мужчин. Это ни о чём не говорит. Любой мужчина, который так или иначе со мной пересекался, мог раздобыть контакт Василия Ивановича и прийти к нему в контору. Почему же меня начало потряхивать, словно было названо конкретное имя?
Может, потому, что это имя постоянно крутилось в моей голове, как заевшая мелодия? Ты спокойно живёшь, занимаешься своими делами, а на заднем плане звучит «Деспасито», и ты ничего не можешь с этим поделать. Разве что выстрелить себе в голову.
Так имя этого мужчины звучало во мне.
Коля попытался навязаться в провожатые, когда утром я собралась на Васильевский, но я ему запретила. Тогда он горько спросил:
– Этот мужчина, который приезжал за тобой в Овсяновку, – он и есть твой… Ну, тот, у которого ты ночевала?
– Василий Иванович? Нет! Он мой начальник. И прекрати меня расспрашивать, ты обещал.
– Тогда я поеду в порт. Не подскажешь, какая там станция метро?
– Ближайшая – Балтийская. А зачем тебе в порт?
– А не скажу! – с вызовом ответил Коля. – Потом сюрприз будет.
Я пожала плечами и оставила его в квартире.
* * *
Василий Иванович сходу предложил:
– Кофе будешь? У меня есть пончики с варёной сгущёнкой. Правда, остывшие.
Я так него посмотрела, что он осёкся:
– Ладно, не гипнотизируй меня. Это Кохановский и Молчанов, твои старые знакомцы. Приехали вчера утром, попросили твои фотографии и записи.
– Оба?!
– Нет, смотрел только Кохановский. Ушёл в мой личный кабинет, сидел там целый час.
Всё-таки Кирилл!
Целый час – это долго. Ролик, в котором я демонстрировала соблазнительные отверстия своего тела, а потом мастурбировала с помощью малинового вибратора, длился двадцать минут. Еще минут десять – интервью. Я рассказывала, сколько мне лет (восемнадцать), чем занимаюсь в свободное время (читаю книги и хожу в кино), что люблю в сексе (всё, абсолютно всё обожаю). Какие мужчины мне нравятся – обаятельные и щедрые. А кто из мужчин не считает себя обаятельным или щедрым? Я жеманно улыбалась, покусывала губы и часто прикладывала ладонь к лицу, словно мне было немножко стыдно. Но к тому времени, как записывалось это интервью, мне уже не было стыдно.
Кроме видео у Василия Ивановича хранилось моё портфолио. Фотографии с трёх профессиональных фотосессий: в одежде, ню для эстетов и совсем порно. Клиент мог выбрать, какие фотографии ему интересны, а мог посмотреть все по очереди.
Хорошо, что Молчанов ничего не видел. Кирилла я не стеснялась, он уже имел возможность оценить мою анатомию, но Молчанов – другое дело. Он не испытывал ко мне симпатии и наверняка не получил бы удовольствия от просмотра. Хотя разве это связано? У меня тоже не было к нему симпатии, но его тело, наполовину освобождённое от гидрокостюма, до сих пор иногда всплывало в памяти…
– Потом он вышел из кабинета и сказал, что хочет заказать тебя на пару дней. Как можно быстрее, в идеале – с сегодняшнего дня, – продолжил Василий Иванович.
– Почему бы и нет? – ответила я. – Он всё про меня знает и, кажется, не сердится. Если он хочет переспать со мной, чтобы завершить то, что осталось незавершённым, я не против.
«Гештальт», – вспомнились слова Степана.
– Он тебе нравится? – напрямик спросил Василий Иванович.
– Кирилл? Да, немного.
– И в какой момент это началось?
– Не знаю, – честно ответила я. – Он с самого начала относился ко мне нормально, хотя имел причины злиться. А я сперва его боялась, сильно нервничала, а потом пожалела – когда Степан рассказал про его школьную несчастную любовь.
– А потом?
– А потом, когда мы случайно встретились в Северных Дюнах, мне показалось, что… – мне сложно было сформулировать. – Я увидела, что он неплохой человек. Не пафосный совсем, умеет дружить, любит кого-то кроме себя. Не стал на меня орать из-за вранья с перевернувшейся лодкой. В общем, мне показалось, что я ему нравлюсь.
– Ты всем своим клиентам нравишься, – заметил Василий Иванович.
Ещё бы, они же сами меня выбирали.
– Да, верно, – вынуждена была согласиться я, – но он как будто чуть-чуть переживал за меня. Из-за моей смерти. Я это почувствовала.
– И это расположило тебя к нему больше, чем нужно?
– Вы считаете, я нарушила правило? Скажите честно, откуда у вас сомнения в том, что я нормально отработаю с Кириллом? Вы ожидаете каких-то проблем?
Он развернул меня к окну, пристально вгляделся и сказал:
– Аня, он не только твоё портфолио смотрел.
– О… – я была озадачена. – Наверное, решил заодно посмотреть, кто у нас работает. Что в этом такого? Он мужчина, проявил любопытство. Многие так делают. Или он не должен был смотреть на других девушек?
– Да нет, – более расслабленным тоном ответил Василий Иванович, – я просто проверял твою реакцию. Кажется, ты и правда не влюблена, раз не ревнуешь.
– Да не влюблена я в него, – улыбнулась я. – Он приятный человек, и сестра у него добрая, но у меня не замирает сердце, когда я о нём думаю.
– Как поэтично! Тогда ладно. Я сейчас напишу Кохановскому, пусть переводит деньги за два дня.
Я вспомнила, что хотела спросить:
– А чем занимался Молчанов, пока Кирилл разглядывал каталог?
– Он изучал твои документы: медицинскую карту, паспорт, рабочий график за полтора года.
– Рабочий график?! Зачем ему?
– Наверное, в целях безопасности. Он же охранник, да? – Василий Иванович перешёл на доверительный тон: – На самом деле многие клиенты интересуются, сколько мужчин было у девушки. В этом нет ничего постыдного. У меня в делах полная честность и открытость – поэтому люди мне доверяют, а агентство процветает.
А я и не знала, что кого-то интересует мой послужной список. Сама я мужчин не считала.
– И сколько у меня было мужчин?
– Восемьдесят два, – уверенно ответил босс. – Из них с оказанием интимных услуг – одиннадцать.
Я думала, больше.
– Не считая первого? – тихо спросила я.
– Нет, его я не считаю. О нём никто не знает, кроме нас двоих.
* * *
Домой я поехала на такси. Времени до восьми часов вечера, когда за мной должна была прибыть машина Кохановского, оставалось достаточно, но я нуждалась в отдыхе перед работой.
Что ж, сегодня вечером я поставлю двенадцатую галочку в своём рабочем графике. Вернее, тринадцатую, но своего первого клиента я проводила по другому списку. Я нигде его не учитывала. Он стоял особняком: я не знала его имени, не видела лица и вообще плохо помнила события той ночи. Я помнила лишь тугую повязку на глазах, приказ «Нюхай-нюхай, вдыхай глубже, котёнок» и фруктово-ацетоновый запах, проникавший прямо в мозг. И боль – не острую, а тянущую, тупую. А ещё я помнила, что мышцы перестали мне подчиняться: он входил в меня как горячий нож в сливочное масло, а я даже не могла сжать влагалище или задний проход…
Постаравшись выбросить воспоминания о той далёкой ночи, я переключилась на подготовку к предстоящей.
Заказ на двое суток, поэтому надо взять достаточно одежды, включая ночную и домашнюю. Средства гигиены. Аптечку. Брать ли игрушки? Я не знала, что Кирилл предпочитал в постели, и на всякий случай решила кинуть в сумку маленький U-образный вибратор, который доставлял удовольствие обоим партнёрам. Лично мне он удовольствия не доставлял, я равнодушна к дрожащим силиконовым штукам, но многим клиентам нравилось. Им было забавно попробовать – их это развлекало.
Я так погрузилась в размышления, что забыла о Коле.
В квартире пахло жареной картошкой и чесноком. Мой гость хлопотал на кухне явно в приподнятом настроении. Чтобы не откладывать неприятный разговор и понапрасну не обнадёживать Колю, я сказала:
– Коль, я сегодня вечером уеду на пару дней.
Он замер и перестал помешивать картошку на сковороде. Сказал куда-то в пространство, не глядя на меня:
– Ты же только вчера вернулась.
– Ну и что? У меня каникулы, я развлекаюсь.
– А мне с тобой можно?
– Нет, извини.
И я пошла собираться.
Салон я посещала три дня назад перед «свиданием» с Юрием Георгиевичем, поэтому эпиляция, маникюр и педикюр были в идеальном порядке. Жаль, что нельзя быстренько перекрасить ногти из «бэби-дольского нюда» во взрослый оттенок, но снимать гель ради одного наряда мне показалось глупым. Пусть будут бежевые ногти к вишнёвому платью.
В ванной я отскрабила тело, намазалась диоровским парфюмированным маслом и сделала увлажняющую маску. Волосы высушила, сидя на бортике ванны головой вниз, а вот с макияжем пришлось повозиться. Мне хотелось добавить в образ драматизма. Я выбрала бархатное платье с вызывающе глубоким вырезом и пышной юбкой до колена. Оно намекало на стиль вамп, и я собиралась перевоплотиться из «сливочного наивняка» в «роковую женщину».
Где-то в глубине души я понимала, что эта возня в ванной, это желание поразить своим видом мужчину, представ перед ним в новом чарующем облике, – это лишнее, неправильное и пустое, но мне так хотелось увидеть его восхищённый взгляд! Не холодный и колючий, а – жадный, заинтересованный. Растерянный от того, что я ему нравлюсь, и он внезапно это осознал…
Но так нельзя, нельзя!
Я повернулась к зеркалу и заглянула в свои глаза с расширенными зрачками. Медленно провела пальцем по губам, подбородку и шее – до солнечного сплетения, где заканчивался вырез платья, и спросила своё отражение:
– Но почему нельзя? Он же не клиент…
И сама задрожала от своих слов, от скрытого в них признания.
Когда на телефон пришло сообщение, что машина ждёт, я надела золотые босоножки на головокружительно высоких каблуках и взяла сумку. Коля вышел в прихожую, угрюмо посмотрел на мой наряд и сказал:
– Я, наверное, домой завтра поеду.
– Тебе вообще не надо было приезжать.
Он кивнул, соглашаясь.
– Я просто захлопну дверь, ладно? У тебя есть ключи?
– Есть. Прощай, Коля. Не держи на меня зла. И дедушке привет передай, скажи, что у меня всё хорошо, пусть не волнуется.
Я мгновение поколебалась, обнять его или нет, но он сделал шаг назад, словно заранее отстраняясь от моих объятий, и я вышла в парадную. Сбежала по ступенькам и выпорхнула в летние сумерки.
У парадной, глянцево бликуя в свете фонарей, стоял чёрный «Порше». Я подождала, не выйдет ли водитель открыть дверь, но никто не спешил мне услужить. Тогда я села на переднее сиденье и вежливо сказала:
– Здравствуйте.
Молчанов посмотрел на меня, тронулся и ответил:
– Здравствуй, Аня.
24. Неискупленная вина
Он уверенно влился в вечерний автомобильный поток и въехал на эстакаду Западного скоростного диаметра. Значит, мы едем на север. Может быть, на дачу к Кириллу?
Я сидела, прижавшись к двери, словно хотела быть как можно дальше от Молчанова, а сама косилась на его руки. Он управлял машиной с той же лёгкостью, с какой управлял «боингом»: не сжимая руль или штурвал, а контролируя его кончиками пальцев. Большая машина послушно и отзывчиво исполняла его команды. Невольно я вспомнила свои ощущения при взлёте: волнение, сладкая щекотка в солнечном сплетении, эйфория в момент отрыва от земли. Страх и… удовольствие.
Сейчас я испытывала похожие чувства.
Молчанов съехал на развязке и порулил в центр города через Васильевский остров и Петроградку. Приёмник был выключен, я слышала только тихий шорох шин по асфальту. Он припарковался на набережной с видом на крейсер Аврору и новый жилой комплекс, залитый огнями. Выключил двигатель и потянулся к бардачку, наклонившись к моим коленям так резко и близко, что я замерла и перестала дышать.
Пока он переворачивал в бардачке какие-то бумажки, провода и упаковки салфеток, я медленно подняла левую руку и коснулась костяшками пальцев его пиджака. Как бы случайно. Всего лишь на секунду. Я сделала это незаметно и осторожно, Молчанов ничего не почувствовал, но сердце у меня забилось, как у пойманной преступницы.
Наконец Молчанов нашёл пачку сигарет – каких-то тонких, видимо, дамских, – и нервно прикурил. Я впервые видела, чтобы он курил: от него никогда не пахло дымом. Он сделал одну затяжку, две, три. Мы сидели в полном молчании, как чужие люди или даже непримиримые враги. Это было невыносимо, от волнения и непонимания ситуации меня начало потряхивать. Зачем мы тут остановились? Смотреть на крейсер Аврору? Почему он молчит?
Я проглотила комок в горле и сказала каким-то сдавленным, не своим голосом:
– Всё-таки не получилось у вас оградить Кирилла.
– От тебя?
Я кивнула, хотя он и не смотрел на меня. Он открыл окно и выдувал тонкую струйку дыма на улицу, словно ему нечего было делать и он развлекался. Напряжение нарастало. С улицы доносились крики детей и автомобильный гул. Он докурил, вытолкнул окурок в окно и повернулся:
– Ты в туалете спрашивала про Лену. Откуда ты о ней узнала?
– Степан рассказал.
– Про то, что Кирилл проиграл её в покер?
– Да.
Молчанов не удивился.
– То, что на самом деле тогда произошло, знаем только мы с Машей. – Он впервые заговорил со мной искренним тоном, его лицо выражало полную открытость. – Мы были с ним, когда всё это случилось. Если ты думаешь, что ему легко далась эта ситуация, то ты ошибаешься. Кирилл вообще не такой, каким кажется. Особенно девушкам вроде тебя.
– Проституткам? – жестко спросила я.
– Нет, – он сделал паузу, – начинающим охотницам. У тебя пока не хватает опыта понять, на кого ты сделала стойку, и поэтому ты жестока. Ты увидела его и подумала: «Ах, какой красивый молодой миллионер! Наверное, в его жизни нет проблем, кроме выбора с кем переспать, какую яхту купить и какой галстук надеть». Я прав?
– А у него проблемы?
– Он несколько лет лечился от депрессии. А до этого таскался по ночным клубам, разбивал машины и сидел на кокаине. А ещё раньше он хотел застрелиться: украл у отца пистолет, но тот вовремя заметил пропажу. А началось всё с той игры, когда он поставил на кон свою девушку.
Я даже не предполагала, что Кирилл так тяжело переживал. Молчанов продолжил:
– Ему было бы легче, если бы он мог загладить свою вину и как-то компенсировать Лене тот вред, который причинил. Но Лена ничего от него не хотела – она его бросила и даже на звонки не отвечала. После Степана она пошла по рукам, опустилась, но Кирилла так и не простила. – Он потянулся за новой сигаретой, вытащил её, но потом всунул обратно и закинул пачку в бардачок. Щелчок прозвучал как выстрел. – Его мучило чувство вины, которое он не мог ни пережить, ни искупить. Он скатывался на дно: бросил учёбу, начал гонять на дорогих тачках, подсел на наркоту.
– Но вы же были рядом? Вы помогли ему?
– Да, я был рядом. Мы двое – я и его сестра. Борис Михайлович к тому времени ударился в политику и уехал в Москву. Бросил детей, только банковские карточки не забывал пополнять. А ещё он вытаскивал Кирилла из передряг: хранение наркотиков, ДТП, хулиганство. Хорошо, что никто не погиб: ни сам Кирилл, ни кто-нибудь ещё.
– И что дальше?
– А дальше он долго лечился. Потом пошёл учиться, закончил институт, открыл «СтальИмпорт».
Всё хорошо, что хорошо кончается. Стоп! А как же…
– А как получилось, что вы с Леной поженились?
– Однажды она мне позвонила. К тому времени я давно её не видел, нам было по двадцать пять лет. Она попросилась немного пожить у меня, помочь ей решить проблемы. Я согласился, а потом…
Он задумался, погрузившись в воспоминания.
– А потом вы поженились.
– Да. А через два года развелись.
– Почему? – спросила я.
– Это к делу не относится.
– А как Кирилл воспринял вашу свадьбу?
– Плохо. Мы поссорились и долгое время не общались, пока… Пока не произошли определённые события. Тебе не нужно об этом знать. Того, что я рассказал, достаточно, чтобы сделать выводы.
Он нажал на кнопку и окно плавно поехало вверх, отсекая нас от вечернего города. Снова стало тихо. Молчанов завёл машину. Какие выводы я должна сделать? В голове всё смешалось. Я слышала эту историю раньше, и Степан тоже упоминал о страданиях Кирилла, но преподносил это как мимолётные угрызения совести или мальчишескую ревность к опытному и удачливому сопернику. Степан не говорил, что школьник выкрал у отца пистолет, начал нюхать кокаин и забросил учёбу. Возможно, он не знал. Никто ничего не знал, кроме Паши Молчанова и Маши Кохановской.
Теперь и я об этом знаю.
Но что мне делать с этим знанием?
– Павел Петрович, какие выводы я должна сделать? Помогите мне!
– Ты не поняла? – он устало улыбнулся. – Ты для него – шанс пережить старую историю с новым финалом. Навсегда избавиться от чувства вины. Сделать для тебя то, чего он не сделал для другой проигранной девочки, – спасти тебя.
– О-о, – протянула я, – но я не нуждаюсь в спасении!
– Я знаю, – он выехал на набережную и сразу же начал перестраиваться в левый ряд, – но Кирилл думает иначе.
У новой элитной высотки, которую мы видели, стоя у Авроры, машина нырнула в подземный паркинг со шлагбаумом и светящейся разметкой на полу. Около лифта зияли пустотой несколько машиномест, и я подумала, что это места Кирилла, – и не ошиблась. Молчанов припарковался рядом с белым «мерседесом» и проводил меня к лифту. Нажал на кнопку двадцать второго этажа и уставился на панораму города, которая проплывала за стеклом лифта.
Внезапно на меня напал страх. Я боялась сделать что-то не так: причинить лишнюю боль Кириллу, не оправдать доверия Молчанова, накосячить так по-крупному, что Василий Иванович непременно меня уволит.
Я тронула Молчанова за плечо:
– Как мне себя вести, чтобы вы… – Он повернулся ко мне, и я задохнулась от вида его бледного потухшего лица. – Чтобы вы остались мной довольны?
Он наклонился ко мне – так близко, что я ощутила тепло его дыхания.
Проговорил медленно и чётко:
– Я был бы доволен, если бы ты никогда не появлялась на нашем пути, но теперь уже поздно. Поэтому просто выполняй свою работу. И не строй из себя овечку, как делаешь это со мной. Больше я ничего от тебя не прошу.
