Текст книги "Доступна и беззащитна (СИ)"
Автор книги: Таня Володина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
28. Розы и цепи
Пока Кирилл разговаривал по телефону – «Нет, я не могу уронить цены, у меня под погрузкой стоит тридцатитысячный пароход, „Металлпродукту“ придётся подождать», – я готовилась к походу в гости.
Уложила волосы, подкрасилась и надела вчерашнее бархатное платье. Вышла в гостиную и покрутилась перед Кириллом, сидевшим на диване с ноутбуком. Тот сказал в трубку: «Одну минутку», – и подошёл ко мне:
– Аня, это неудачный вариант. Слишком вызывающе. У тебя есть другая одежда?
– О, – смутилась я, – только ночная рубашка и джинсовые шорты. Тоже вызывающие.
– Это я виноват, надо было предупредить.
– Скажи, какая одежда нужна, и Василий Иванович мне привезёт, – предложила я. – У него есть ключи от моей квартиры.
Он задумался.
– Нет, через час выходить, твой босс не успеет съездить туда-обратно. Проще купить новую. На первом этаже есть несколько фирменных магазинов, купи что-нибудь спокойное и повседневное – джинсы, рубашку, неважно что. Главное, не пафосное и не соблазнительное.
– Хорошо, – я схватила сумочку и направилась к двери.
– Стой, – он поймал меня за руку, – я сейчас Пашу позову.
– Нет! – испугалась я. – Зачем?! Я сама схожу, на первый-то этаж! Не заблужусь.
– Да не в этом дело.
– А что, ты думаешь, это опасно? На меня могут напасть в вашем элитном жилом комплексе?
Он посерьёзнел:
– В прошлом месяце на отца покушались. Взорвали его машину в Москве – ни исполнителей, ни заказчиков пока не нашли. Да и вряд ли найдут, честно говоря. Не в первый раз… – Кирилл внимательно на меня смотрел: – Недавно в новостях показывали большой репортаж, ты не видела?
– Я не смотрю политические новости.
Он невесело хмыкнул:
– Политика тут не при чём, это новости бизнеса. Нам с Машей тоже поступают угрозы. Не спорь со мной, сходи с Пашей, а я как раз дела закончу. Обычно я по будням работаю, но сегодня взял выходной – да видно, не получится отдохнуть…
* * *
Сегодня Молчанов со мной не поздоровался. Сопроводил до лифта и зашёл в него первым – в соответствии с этикетом. Дождался пока зайду я, нажал на кнопку холла и отвернулся к окну. Всё молча и с нечитаемым выражением на лице.
А вчера у него было другое выражение лица.
Я сделала шаг к его широкой спине, остановилась в нескольких сантиметрах и втянула воздух. Он или совсем не пользовался туалетной водой, или она не давала шлейфа, как яркий парфюм Кирилла. Молчанов ничем особо не пах. Только собой – телом, зубной пастой, чистой одеждой. Немного кофейными зёрнами.
Сегодня он был не в костюме – видимо, тоже выходной. Его ноги обтягивали узкие джинсы, а сверху он надел чёрный бадлон с мрачным рисунком на груди. Разглядеть его толком не получалось, но я заметила что-то рокерское: черепа, перевитые розами и железными цепями, живописные потёки крови. Наряд довершали старомодные кеды. Я была права! В неофициальной одежде он выглядел моложе своих тридцати двух лет.
А ещё он был небрит и растрёпан, и совсем не походил на истинного арийца.
Сказать ему, что я сожалею о своём вчерашнем поведении? Но зачем врать? Я не сожалею. Сказать, что он был прав в оценке психологии Кирилла? Но он и так знает, что был прав. Сказать, что если он закажет меня у Василия Ивановича, то я без раздумий соглашусь? Вряд ли он в этом сомневается.
Нам не о чем говорить. Он всё обо мне знает.
Захочет – закажет без моих подсказок.
Или не закажет? Однажды они уже делили одну женщину на двоих – не похоже, чтобы им это понравилось. Друзья иногда меняются девушками, если это несерьёзные отношения, делятся телефонами красивых проституток, дают интимные советы, но – Кирилл и Молчанов? Я не могла представить, чтобы Кирилл сказал: «Паш, Аня так классно сосёт, вызови её, не пожалеешь», а Молчанов бы ответил: «Рекомендуешь? Ладно, попробую». Но я многого о них не знала. Насколько они вмешиваются в личную жизнь друг друга? Вполне возможно, что для них это допустимо, – спать с одной женщиной.
Лифт мягко затормозил, тихо булькнул звуковой сигнал. Я вышла первой – как положено.
Фирменные магазины на первом этаже действительно имелись: элитно-алкогольный, элитно-парфюмерный и элитно-джентльменский. Тощие манекены, застывшие в манерных позах, напоминали группу парней нетрадиционной ориентации. Назывался магазин «Адонис». Молчанов направился к нему.
Оденем меня под мальчика?
Внутри нас встретил молодой радушный консультант. Он поздоровался с Молчановым за руку, как со старым знакомым, и сразу же приступил к продвижению товара:
– У нас неделя последних скидок на летние коллекции – до семидесяти процентов. Хотите, я покажу вам брюки из шерсти и хлопка? Чудесный состав! Всего двадцать девять тысяч, первоначальная цена – пятьдесят девять.
– Нет, сегодня мне нужна женская одежда.
– Ах, женская… – пробормотал консультант. – Пойдёмте.
Мы прошли в соседний зал – небольшой по размеру и полупустой. На вешалках блестели и переливались всеми цветами радуги несколько нарядных платьев. Судя по стеклярусу, пайеткам и отделке из страусиных перьев, они зависли тут с Нового года. Нет, такое я не надену. Наверняка ещё и стоят как крыло от «боинга».
– У вас же недавно было… – начал Молчанов.
– Всё отправили в стоки, – пояснил консультант. – Это мужчина может выйти за бутылкой вина и купить себе галстук или рубашку, а женщины предпочитают крупные торговые центры с мировыми брендами. Бутики у дома их не удовлетворяют.
Я вернулась в мужской зал и окинула взглядом ассортимент. А там что такое? Розы? Я сдержала улыбку:
– А что-нибудь из мужской коллекции вы сможете мне подобрать?
Он нахально обхватил меня за бёдра, приминая бархатные складки и оценивая габариты, и довольно ответил:
– Да, вашего размера кое-что найдётся! А вы смелая девушка!
И пока Молчанов недоумевал, консультант увёл меня в гигантскую примерочную кабину с волшебными зеркалами. Чем дороже магазин – тем моложе и стройнее ты выглядишь в его зеркалах.
Я напрямик высказала свои пожелания:
– Я хочу такие же джинсы и футболку с розами и цепями, как у парня, который меня привёл. Он ведь здесь купил свою футболку?
– Вы угадали! – отозвался он. – Эти оригинальные бадлоны из кашемира и шёлка – из нашей весенней коллекции. К сожалению, они давно распроданы, но есть такие же белого цвета. Вам пойдёт! Никто не догадается, что это мужская модель. Унисекс сейчас в моде.
– Да мне всё равно, я просто хочу этот рисунок.
– Минуточку, – и он выскользнул из кабины.
* * *
Когда я появилась в зале в новой одежде – джинсах-скинни и белой футболке с черепом, увитым алыми розами и цепями, Молчанов впервые за время нашего знакомства выглядел шокированным. Мы были одеты совершенно одинаково и даже в одинаковые бренды, только цвета различались. Ещё обувь была разной: поношенные кеды против босоножек из золотой кожи.
Я наклонилась и безжалостно растрепала уложенные волосы, изображая подружку рокера. Спросила:
– Ну как? Вам нравится?
– Нет, – сказал он, – это не подходит.
Я-то надеялась, что он немного оттает. Может быть, улыбнётся, оценив мой тонкий юмор и находчивость.
– Это нормальная повседневная одежда, – сказала я и пошла к кассе. – Рассчитайте меня, пожалуйста. И упакуйте, пожалуйста, платье.
– Всего тридцать две тысячи рублей, – радостно сообщил консультант. – У вас карточка или наличные?
– Я сам заплачу, – отодвинул меня Молчанов. – Наличными.
* * *
Мы вышли на воздух. Моё лицо горело.
Ему не понравился мой выбор – и понятно почему. Мы выглядели как пара. Для постороннего человека это не было очевидно: ну, джинсы и джинсы, ну, футболки с длинными рукавами – тем более разного цвета. Кто там будет разглядывать рисунки? Но мы оба знали, что одеты как пара, – как парочка сумасшедших влюблённых, которые подбирают одинаковую одежду, чтобы подчеркнуть свою близость. Чтобы всем показать: мы любим друг друга, мы спим друг с другом. Крайняя степень помешательства.
И это моя вина. И вчера тоже была виновата я.
Откуда-то запахло кофе. Я оглянулась и увидела «Старбакс».
– Давайте зайдём, – попросила я, – выпьем по чашке кофе. Я приглашаю.
Он пристально на меня посмотрел. Без улыбки, без принятия или понимания, но и без ненависти. Он давно уже не смотрел на меня с ненавистью или презрением. Слава богу, те времена остались в прошлом. Теперь в его взгляде мелькало странное выражение, словно он терпел боль. Или его тошнило – от меня, от себя, от всего на свете.
– Вы вчера были откровенны со мной – я ценю это, Павел Петрович. Я тоже хочу вам кое-что рассказать.
29. Ты знаешь
Мы взяли по стакану кофе с молоком и сели за дальний столик у окна. В будний день народу было немного, и мне вдруг показалось, что мы школьники, сбежавшие с уроков. Лишь бы родители и учителя нас не нашли – никогда.
Молчанов ожидающе на меня смотрел.
– Мой отец выстрелил в мою мать из охотничьего ружья, когда мне было три года. Я была в соседней комнате. Помню звук выстрела и крик отца. Он так страшно орал, что мне до сих пор снится этот крик, – и я просыпаюсь от ужаса. А потом отец вызвал полицию, был суд, его посадили на двенадцать лет. Он умер в колонии.
Молчанов сделал такое движение, будто хотел дотронуться до меня, но передумал и отодвинулся. Сказал негромко:
– Я знаю, я читал материалы дела.
– Зачем?
– Однажды Кирилл встречался с женщиной, которую подослали конкуренты. Она поставила жучки в его кабинете. С тех пор я всех проверяю.
– Это логично, – согласилась я. – А меня вы когда проверили? В первый же день?
– Да, в ту ночь, когда ты приходила на «Кохану». Я связался со своими людьми, и наутро знал о тебе всё.
– И тогда вы узнали, что я из агентства?
– Да.
– Но Кириллу не сказали?
– Нет. – Он неохотно пояснил: – Я предчувствовал проблемы. Вся эта ситуация с игрой в карты была странной и рассчитанной на то, чтобы пробудить в Кирилле чувство вины. Я решил сначала сам в этом разобраться.
– Разобрались?
– Да. Это Степан Федорчук развлекался. Придумал сценарий, нашёл актрису и устроил спектакль со слезами и мелодрамой. Но в целом ничего серьёзного. Единственная проблема – Кирилл снова хотел с тобой встретиться. У вас что-то не получилось в первый раз, это его зацепило. Я видел, что он постоянно о тебе думает.
– И вы попытались помешать нашей встрече, чтобы уберечь Кирилла от воспоминаний и новых душевных травм, – утвердительно продолжила я. – А он знает, что это вы придумали про лодку и шторм?
– Нет. – Молчанов сделал несколько глотков кофе. – Спасибо, что взяла вину на себя. Благодаря тебе я избежал неприятного разговора с Кириллом. Он до сих пор болезненно относится к разговорам о Лене, считает себя виноватым и злится, когда я советую всё забыть. Старых ошибок уже не исправить, а вот новых наделать – легко.
Я кивнула:
– Одного не пойму: откуда вы узнали, что я взяла псевдоним в честь принцессы Дианы? Я никому, кроме Степана, об этом не говорила. Это он вам рассказал?
– Да я со Степаном вообще не говорил! Даже тогда, когда его попросили соврать о твоей смерти, – это мой человек с ним встречался, не я. – Молчанов вытер гладкие губы салфеткой. – А про тебя мне рассказал матрос с яхты – Антон, кажется. За пятьсот евро он выложил всё, что слышал на «Оскаре». Он сказал: «Арендованные люди на арендованной яхте», – довольно меткое определение… Ну что, пойдём? Ты всё мне сказала?
– Я самого главного вам не сказала.
– Хорошо, я слушаю.
Я глотнула кофе и собралась с духом.
– Когда отец убил мою мать – это было убийство, совершённое на почве ревности. Преступление любви. Я была маленькой, но всё понимала. И я поклялась никогда не повторять маминых ошибок: не терять голову от страсти, не влюбляться в женатого мужчину, не соблазнять того, кто мне не предназначен… – я почувствовала, как глаза наполняются непрошенными слезами, и поспешила договорить: – не ломать чужие судьбы, не оставлять детей сиротами, не причинять горе родителям.
Молчанов внимательно слушал и ждал, что я скажу дальше.
– Я так боялась влюбиться не в того, что этот страх отшиб все чувства. Я превратилась в бревно, которое доставляет удовольствие другим, но само ни на что не способно. Мёртвое холодное бревно. Ни разу в жизни я не испытывала желания быть с мужчиной… – и, ощутив, как бешено забилось сердце, я выдохнула своё признание: – до вчерашнего вечера.
Серые глаза Молчанова потемнели, он словно окаменел. Спросил неуместно будничным, деловым тоном:
– Ты хочешь сказать, что влюбилась в Кирилла?
– Нет, Паша, нет, – я покачала головой, – ты знаешь, что я хочу сказать.
Он скомкал салфетку и бросил в пустой стакан. Затем встал и вышел из кафе.
– Вам помочь? – подскочила официантка. – Позвольте я вытру.
Только тут я заметила, что расплескала весь свой кофе – так сильно у меня дрожали руки.
* * *
Я поднялась в башню в одиночестве. Двадцать второй этаж, первая дверь от лифта. Чуть дальше виднелась вторая, но лампочки в потолке зажигались только над головой, и я не могла рассмотреть весь холл в глубину. Я остановилась у двери Кирилла и постаралась прийти в себя.
Что такого ужасного я сказала, что он бросил меня одну, без охраны? Он ведь так внимательно слушал мою исповедь, на его лице читалось сострадание. Неужели я стала ему противна после признания? Или он подумал, что я лгу? Или он вообще ничего не понял?
Но это невозможно! Он прекрасно понял, что вчера произошло в прихожей. Мы стояли друг перед другом, как Адам и Ева, вкусившие запретный плод, – такие же открытые и потрясённые. И оба знали, что предназначены друг другу. Богом, судьбой, случайным совпадением – неважно. Если я это ощутила – значит, и он должен был ощутить. Не может быть, чтобы я ошиблась. Моя чуйка меня не подводит.
Слева над дверью что-то блеснуло, и я заметила глазок камеры, нацеленный на меня. Наверняка тут везде камеры. Нехорошо будет, если кто-нибудь заметит, как я переминаюсь с ноги на ногу, будто замыслила недоброе.
Я позвонила, и дверь тут же открылась.
– Ну наконец-то! – воскликнул Кирилл, беря меня за руку и втаскивая в квартиру. – Отлично выглядишь, прикольная футболка! Держи букет, а я понесу подарок. Иди за мной.
Я взяла охапку ароматных белых роз и посмотрела на Кирилла, не понимая, куда идти. Он двинулся в спальню, отдёрнул тяжёлую штору и открыл балконную дверь. С улицы раздался привычный городской шум: автомобильный гул, завывание ветра и крики птиц.
– Так быстрее, – сказал Кирилл и вышел на воздух.
Двадцать второй этаж! Как высоко! Внизу Большая Невка впадала в Неву, пестрящую десятками катеров, яхт и прогулочных пароходов. На пристанях и под мостами собирались пробки. А я и не знала, что сверху наши реки похожи на ручьи, наполненные детскими бумажными корабликами. Я прилипла к перилам, ветер ударил мне в лицо и взметнул волосы.
– Пойдём, – потянул меня Кирилл, – сейчас увидишь.
Мы сделали несколько шагов вдоль здания и повернули. За углом балкон чудесным образом превращался в живописную стометровую террасу. На деревянном настиле в беспорядке были расставлены плетёные кресла, диваны с мягкими подушками и парочка журнальных столиков. Под навесом от дождя качался тропический гамак, а ближе к ограждению стоял массивный обеденный стол с коваными стульями. Рядом с ним – передвижной угольный гриль. Аппетитно пахло дымком. По периметру террасу окружали кадки с деревьями и бесчисленные цветочные горшки. На столах красовались вазы с роскошными букетами. В целом создавалось впечатление, что мы находимся не на крыше питерской высотки, а где-нибудь на Кипре, на уютной загородной вилле.
– Отец подарил нам весь этаж, – пояснил Кирилл. – Мы с Машей устроили тут фамильное гнездо, правда, я своё ещё не доделал. Времени всё нет.
Около гриля возились мужчины, один из них был в белом поварском колпаке и фартуке – то ли приглашённый повар, то ли кто-то из своих. Вокруг стола и у перил сгрудились женщины. Они смеялись и что-то обсуждали. Всего я насчитала около десятка гостей. Среди них я заметила Марию Борисовну. Она увидела нас, расплылась в улыбке и направилась в нашу сторону:
– О, Диана! Как я рада, что эти ужасные слухи о твоей смерти оказались неправдой! Проходите, ребята!
– Её зовут Аня, – без долгих предисловий сообщил Кирилл, вручая сестре коробку с подарком: – А это тебе – американская малиновая кофеварка, всё как ты хотела.
– О, спасибо, нашёл таки! – Мария Борисовна поцеловала брата и обратилась ко мне: – Тебе очень подходит имя Аня! Проходи, не стесняйся, я тебя сейчас со всеми познакомлю. И называй меня Маша, ладно? Мы тут по-простому, по-семейному.
Один из мужчин обернулся, и я узнала Молчанова. На нём были солнечные очки и клетчатая рубашка с подвёрнутыми рукавами. Он переоделся.
И постепенно я начинала догадываться, почему.
30. Грустный праздник
Повар жарил на гриле бараньи котлетки и толстые говяжьи стейки. Сбоку от мяса томились сладкие перцы и ломтики баклажанов. В воздухе плавали ароматы чеснока, тимьяна и мяты. Звенели бокалы, смеялись женщины, иногда визжали дети, приведённые кем-то из гостей.
Как только Маша познакомила меня с друзьями, я расслабилась: никого из них я раньше не видела. Хорошая новость. Не хотелось бы встретить тут своих клиентов. Приняли меня тепло: мужчины с доброжелательным интересом, не выходящим за рамки приличий, а женщины – приветливо. Сильно на меня не наседали, но кое-какие вопросы задали: «Сколько тебе лет?», «На каком факультете учишься?», «Откуда приехала?», «Как давно знаешь Кирилла?». Я старалась отвечать честно: «Скоро будет двадцать», «На экономическом», «Из Карелии, из небольшого посёлка – Овсяновка называется», «Недели три или чуть дольше».
Маша сделала мне комплимент: «Какая красивая у тебя футболка, у Паши есть похожая». Она обернулась, словно хотела, чтобы Паша подтвердил её слова (вероятно, сказав: «Ну надо же, какое забавное совпадение!»), но тот разговаривал с кем-то из парней, и было видно, что разговор серьёзный. Они оба хмурились и разглядывали экран планшета, прикрывая его от солнца.
Правильно, что он переоделся. Он очень умный и предусмотрительный человек. Мы выглядели бы как два идиота, если бы не он. А я совсем потеряла чувство меры, когда решила купить эту вещь. Мне просто хотелось иметь что-то, напоминающее о нём. Что-то материальное, что можно потрогать или надеть.
Это была плохая идея.
И признаваться Маше, что я работаю в эскорте, мне тоже показалось вдруг неправильным. Я всё ещё переживала из-за того, что вынуждена её обманывать, – это беспокоило мою совесть, как острый камешек в ботинке, – но какие-то смутные соображения меня останавливали. Я словно потеряла ощущение безопасности в её присутствии, и от этого становилось горько. Моя предполагаемая дружба с этой женщиной становилась всё более и более призрачной, и я не понимала, отчего так происходит. Не могла оформить невнятные чувства в конкретные опасения.
Чуйка сломалась.
Всё сломалось.
Маша махнула рукой:
– Мне кажется, всё готово! Приглашаю всех за стол.
* * *
Первый тост сказал Кирилл:
– Хочу поднять бокал за мою драгоценную сестричку, за самую милую, чуткую и терпеливую девушку на свете! Машенька, я тебя люблю! Мы все тебя любим. Будь счастлива, дорогая!
Пока гости поздравляли именинницу, выпивали и закусывали, я украдкой наблюдала за Молчановым. Мои глаза словно прилипали к нему и не желали смотреть в другую сторону. Куда бы я ни отводила взгляд – я всё равно видела его. И даже когда закрывала глаза – он стоял передо мной как живой. Вдобавок к этому моё ухо безошибочно выделяло его тихий спокойный голос из общего шума: я была как приёмник, настроенный на его волну. Это пугало.
Чтобы не выдать себя с головой, я подсела к Маше. Никто не сидел на одном месте, все мигрировали, то зависая у гриля и наблюдая, как жарятся новые порции мяса, то подходя к ограждению, чтобы выкурить сигарету и полюбоваться на город. Кирилл присоединился к Молчанову и парню с планшетом. Я отвернулась.
Маша заметила моё мятущееся состояние и придвинулась поближе вместе со стулом.
– Ты сегодня повеселее выглядишь, – заметила она, – не такая бледная, успела подзагореть. Где-то отдыхала?
– У дедушки в Овсяновке. Недолго, пару недель.
– Я однажды ездила в Карелию, мне очень понравилось: потрясающая природа, ощущение нетронутости и удивительно добрые люди. Всё мечтаю повторить эту поездку, да, к сожалению, некогда.
Как серьёзный юрист серьёзной компании может быть таким прекраснодушным? Или дома в кругу друзей она расслабляется и становится самой собой? Я вернула ей комплимент:
– Вы сегодня тоже замечательно выглядите.
Я не лукавила. Белая рубашка оттеняла южную смуглоту её кожи, вьющиеся волосы были подобраны в высокий узел, а на щеках играл румянец – от вина и свежего воздуха. На пышной груди поблёскивал двухкаратный бриллиант на цепочке. В ушах качались чёрные жемчужины.
– «Ты», – поправила она, – называй меня на «ты». Хоть мне и исполнилось тридцать восемь, но в душе я до сих пор девчонка. Не могу привыкнуть к тому, как быстро летит время. Вон мальчишкам уже по тридцать два!
«Мальчишки» как будто услышали её слова. Кирилл улыбнулся и помахал сестре рукой. Потом глянул на меня, кивнул и сделал красноречивое лицо: мол, расскажи ей о себе, не трусь. Но если утром я была воодушевлена и готова открыться, то сейчас я не просто закрылась – я отгородилась ото всех и заперлась на все замки.
Я не понимала, что происходит.
Если бы я посмела, я подошла бы к Молчанову и спросила, почему он бросил меня в кафе. Вряд ли моё признание стало для него новостью. Ещё в ресторане в Северных Дюнах он намекнул, что догадывается о моих чувствах. Пускай. Он старше на двенадцать лет и на целую жизнь опытней. Он вполне мог догадаться о моих чувствах раньше меня. Но если я ему противна, он мог сказать: «Аня, я знаю, о чём ты говоришь, но ты меня не интересуешь». Или: «Тебе почудилось, выкинь эту ересь из головы». Или: «Ты же шлюха, Аня, между нами ничего не может быть». Или: «Я среагировал на голое тело, это нормально». Ну хоть какая-то реакция должна быть? В крайнем случае: «Когда Кирилл с тобой наиграется, я вызову тебя и оттрахаю». Я бы всё поняла. Но он молча сбежал.
Маша легко коснулась моей руки:
– Мне очень приятно, что Кирилл пришёл с тобой. Сегодня важный для меня день.
Мне стало стыдно. Если бы Маша знала, кто я такая, она бы так не говорила. При всей её терпимости к человеческим порокам, вряд ли бы она потерпела проститутку за семейным столом. Кирилл преувеличил широту её души.
К стыду прибавилось отвращение к самой себе. Я мысленно нападала на человека, который был ко мне добр, когда я в этом отчаянно нуждалась. Маша не заслужила злых мыслей с моей стороны.
Зря я согласилась на этот заказ! Василий Иванович был прав, когда сомневался в моей способности обслужить Кирилла. И проблема не в том, что он мне нравился больше, чем нужно. Проблема в том, что мне нравился его друг. И то, что Молчанов – не мой клиент, ничего не меняло и никак меня не оправдывало. Я нарушила главное правило, и я за это поплачусь.
Моё сердце будет разбито.
Но ведь он не сказал «нет»!
Мысли скакали с пятого на десятое. Я не могла сосредоточиться. Ветер трепал волосы, солнце слепило глаза. Надо держаться. Я не могу извиниться и уйти с мероприятия, как обычный гость, – я здесь не на отдыхе. Я на работе. И ночью мне предстоит отработать как минимум два половых акта. А если Кирилл будет в форме, то и три. Я должна быть бодрой, улыбчивой и сексуальной, а не портить клиенту настроение унылой разочарованной физиономией.
Мы ещё поговорим с Молчановым. Мы ведь в последнее время хорошо разговаривали – почти по-дружески и очень доверительно…
– Ребята! – обратилась Маша ко всем и встала. – Во-первых, я хочу сказать вам спасибо! За то, что вы со мной – и в сложные времена, и в счастливые, и в грустные, и в радостные. Я очень вас люблю и ценю вашу дружбу! А во-вторых, у меня есть для вас новость…
Это прозвучало торжественно и таинственно.
Гости притихли, даже повар в белом колпаке отложил щипцы для мяса и повернулся к столу. Кирилл достал из ведра со льдом бутылку шампанского и начал деловито снимать фольгу с горлышка. Я не могла разглядеть выражение его лица, но, кажется, он улыбался.
– Не у тебя есть новость, а у нас, – поправил Молчанов.
Он подошёл к Маше и обнял её за плечи. Потом снял солнечные очки, положил их на стол и продолжил:
– Мы с Машей подали вчера заявление. Свадьба назначена на десятое августа, вы все приглашены.
Послышались крики удивления и радости, поздравления и пожелания, кто-то шутливо воскликнул: «Горько!», а кто-то сказал: «Наконец-то!». Хлопнула пробка от шампанского, зазвенели бокалы. Я подняла голову и встретила его взгляд – впервые он посмотрел мне в глаза после моего признания. В этом взгляде я прочитала снисходительную жалость.
Вот и всё, чего я заслуживаю.
Мир качнулся передо мной и медленно поплыл, во рту стало кисло.
– Ане плохо… Отойдите… Принесите холодной воды… – донёсся до меня голос Кирилла.
– Всё нормально, – я постаралась улыбнуться, – просто немного душно…
– Да, обещали грозу, – сказал повар и снова взял железные щипцы.
