Текст книги "Доступна и беззащитна (СИ)"
Автор книги: Таня Володина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
40. Нарушено последнее правило
Всё остальное я помнила смутно. К нам подбежали люди, подняли и оттащили подальше от покорёженной детской коляски. Потом я оказалась в руках Кирилла – он не обнимал меня, не трогал, а только придерживал за талию, пробравшись мокрыми холодными пальцами под свитер и куртку. Зачем он так? Мне холодно.
– Паш, снимай, – негромко сказал он, – надо посмотреть, что там.
И Паша здесь? Я почти лежала на Кирилле, уткнувшись лицом в его грудь, а кто-то раздевал меня сзади. Снял куртку, приподнял свитер. Я попробовала пошевелиться, но правое плечо пронзила боль. Ещё болел затылок и правое ухо. Я скосила глаза и увидела кровь на песке. Чуть дальше, у самой воды, сверкал стразами пустой чехол от телефона. А где айфон? Бедненький, не везёт ему со мной.
– Маша, ты как? Машуня! Открой глаза, посмотри на меня! – раздался спокойный, но настойчивый голос Олега Игоревича. – Теперь смотри на мой палец.
– Я сейчас принесу воды, – крикнул Хосе.
Значит, все прибежали.
– Кажется, я в порядке… – ответила Маша. – Олег, это был взрыв? Паша, что случилось?
– Сейчас приедут люди, разберутся, – сказал Молчанов. – Маша, проверь себя тщательно, нет ли ранений. И не вставай, сиди на месте, я скорую вызвал.
– Вроде крови нет… Аня прямо на меня упала, закрыла собой…
В какой-то момент я оказалась голой по пояс. Кирилл всё так же придерживал меня за бока. Я полулежала на его груди, свесив руки вдоль тела, – неожиданно ослабевшая и вялая, а Молчанов осторожными пальцами ощупывал плечи и спину.
Наверняка он видел на моей талии резинку мужских трусов – «шведский тигр, шведский тигр». Наверняка подумал, что я окончательно съехала с катушек, раз покупаю себе вещи, которые носит он. Ну и ладно. Сегодня все могли видеть моё странное бельё и худое некрасивое тело, а мне было плевать. Пусть смотрят.
Озноб прошёл, я начала согреваться. Мне нравилось, что Кирилл держит меня в объятиях и словно защищает от всех – прикрывает грудь от нескромных взглядов и позволяет утыкаться носом в шею. Пока он меня держит, ничего плохого не случится. Несмотря на весь ужас ситуации, мне было уютно. И даже больше – было что-то чувственное в том, как двое мужчин заботились обо мне. Как раздевали меня в четыре руки, как трогали и рассматривали моё тело, как согревали своим теплом. Мне было комфортно между ними. Паша и Кирилл.
Мне казалось, что раньше я потерялась, а теперь нашлась.
– Вот тут глубоко задело, – сказал Молчанов, коснувшись правого плеча. – Остальное – поверхностные раны. Да и взрыв был несильным… Олег, дай аптечку! Распакуй марлевые тампоны.
– Ты видел взрыв? – тихо спросил Кирилл. – Я только хлопок слышал.
– Да, я как раз смотрел в эту сторону. Судя по хлопку и радиусу разлёта осколков – около ста граммов, вряд ли больше. Похоже, акция устрашения. Но если бы Маша и Аня вовремя не упали, то могли бы… – он не закончил фразу, тихо ругнувшись матом.
А если бы я продолжала стоять, склонившись над коляской как любопытная Варвара, то моя голова валялась бы сейчас рядом с чехлом от телефона. Я истерично всхлипнула и ещё крепче прижалась к Кириллу. Он аккуратно обхватил меня и прислонился бородатой щекой к виску.
– Специалисты выехали?
– Да, Олег вызвал бригаду.
– Скорая приехала, сейчас принесут носилки, – сказал незнакомый голос.
* * *
В больнице меня накачали обезболивающим и вытащили осколок из правого плеча – из того места, где обычно проходит бретелька лифчика. Наложили несколько швов и подвязали руку к шее. Кроме того, обработали глубокие царапины на затылке и ухе, а тыльные стороны кистей измазали зелёнкой. Я даже в зеркало не стала смотреть, чтобы не расстраиваться. Хорошо, что у меня есть месяц «отпуска», оплаченный Кириллом. Можно спокойно восстановиться, прежде чем возвращаться на работу.
И хорошо, что вкололи лекарства. Страх и паника улеглись. Я понимала, что если бы мы вовремя не упали, если бы не кондовая молчановская куртка из «носорожьей» кожи, если бы взрыв был чуть мощнее, если бы в него добавили поражающие элементы – мы бы не выжили. Или по крайней мере сильно покалечились. Но теперь я чувствовала себя в безопасности. Тем более в двухместной палате кроме меня находились Кирилл, начальник службы безопасности Олег Игоревич, следователь из полиции и несколько мужчин в штатском, выправкой напоминающих военных. Несмотря на сонливость, усталость после процедур и ноющую боль в плече мне пришлось давать показания.
Главное, что их интересовало, – зачем я пошла смотреть на ребёнка? Что меня смутило в поведении «мамаши»? Чем она вызвала подозрения? Я нехотя призналась, что никаких подозрений дама в шляпе не вызвала, я просто узнала бывшую коллегу из агентства Василия Ивановича, – и тут все накинулись с расспросами. Впервые в деле покушений на Бориса Кохановского и его детей появилась ниточка, ведущая к исполнителям и заказчикам. В контору на Васильевском тут же отправили бригаду – то ли допрашивать моего несчастного босса, то ли сразу арестовывать. Телефон мой остался где-то на берегу в Северных Дюнах, и я даже не могла позвонить Василию Ивановичу и предупредить о визите полиции. Меня тоже начали допрашивать более жёстко – из пострадавшей я превратилась в подозреваемую. Ещё бы! Я была знакома с исполнительницей теракта и могла быть замешана в преступлении. Я целый час повторяла свою историю: как заметила женщину с коляской, как она показалась мне знакомой, как я её узнала и решила проверить «ребёнка», как увидела картонные цилиндры и испугалась, а вопросы всё сыпались и сыпались. В конце концов я чуть не расплакалась и сказала:
– Да не виновата я ни в чём! Если бы я была причастна, разве бы я пострадала? Я бы не поехала туда, вот и всё! – Я отвернулась от полицейских и сказала лично Кириллу: – Я и не хотела, между прочим. Чисто поблагодарить заехала, на пару минут…
Кирилл понял моё состояние и выпроводил следователей вместе с Олегом Игоревичем. Налил стакан воды и подсел в ногах:
– Прости, что тебе пришлось через это пройти.
Я выпила половину стакана и спросила:
– Ты тоже думаешь, что я замешана?
– Нет, я знаю, что ты не замешана. Это просто совпадение – можно сказать, счастливое для Маши и нашей семьи. Это большая удача, что ты узнала женщину и догадалась проверить коляску. Если бы не ты, моя сестра могла погибнуть… – Он взял меня за здоровую руку. – Я прошу у тебя прощения за то, что втянул тебя…
– Кирилл, – прервала я его, – ну ты-то причём? Ты же не знал, что будет взрыв! Ты предложил мне посидеть с Машей, а потом сходить в ресторан. Ты не заставлял меня, я сама согласилась.
Он посмотрел на меня. В карих глазах плескались боль и вина, и я почти физически почувствовала, как он разбит, опечален и угнетён. Мне захотелось плакать уже по-настоящему. Бедный Кирилл! Я догадывалась, что у него на сердце.
– Аня, это моя вина, – сказал он. – Я подверг тебя опасности, не уберёг, не предусмотрел. Ты пострадала из-за меня.
– Не так уж сильно, – я попыталась пошутить. – До свадьбы заживёт.
Он всё смотрел на меня и смотрел, а я не знала, куда деться от этого проникновенного взгляда. Потом сказал:
– Переезжай ко мне. Я знаю, ты в меня не влюблена, хотя были моменты, когда я в это верил. Но я тебе нравлюсь – этого ты не можешь отрицать. Нам не скучно друг с другом, у нас потрясающий секс.
О нет!
Кирилл продолжил:
– Давай начнём всё сначала – не как девушка по вызову и клиент, а как обычные люди.
Но я не обычный человек! Мне нужно срочно зарабатывать деньги на квартиру, а не строить зыбкие отношения с миллионером. Сегодня я ему нравлюсь и он испытывает чувство вины, а завтра он от меня устанет – и куда я денусь? Снова к Василию Ивановичу на поклон? Он, конечно, примет и пожалеет, но постоянные клиенты забудут Диану, найдут других любовниц, а мне придётся мыкаться по одноразовым мужикам, и это будет отвратительно, больно и стыдно.
Не влюбляться в клиентов, не спать с ними бесплатно, не болтать языком – какие мудрые правила придумал Василий Иванович! Пока я придерживалась их – у меня всё было хорошо. А теперь? Влюбилась в родственника клиента – и разбила себе сердце, поехала на бесплатную встречу – и чудом не погибла от взрыва, разболтала полиции о Зое – и… И стала единственным свидетелем, который может дать показания в суде и которого легко устранить. Да я просто молодец!
Навалилась тупая усталость. Я сползла по подушке и посмотрела в окно. Жалюзи были раздвинуты, и я видела кусок голубого неба и зелёные верхушки тополей. Они раскачивались от ветра, слышался щебет птиц.
В этот момент я отчетливо осознала, что, несмотря на все проблемы, на безнадёжность моей любви к Молчанову и очевидную тупиковость ситуации, мне всё-таки хотелось попробовать с Кириллом.
41. Если б не было тебя
Я готова была рискнуть и начать встречаться с Кириллом на безвозмездной основе. Я долго сомневалась, примеряя на себя роль его подружки, спутницы или даже любовницы, – и наконец созрела. Пусть у меня не было к нему глубоких чувств, но я ощущала спокойствие, уверенность и тепло. Я ему доверяла. Для начала и это неплохо.
Единственная проблема в том, что я не смогу с ним жить, если за стенкой будет жить Молчанов. Всё моё спокойствие разобьётся на мелкие осколки, если я каждый день буду видеть его бледное, бесстрастное, чужое, дорогое, любимое лицо. Это немыслимо. Я никогда не достигну таких высот самообладания. Кирилл для меня не вариант. Я должна вычеркнуть его из своей жизни. Их обоих!
Он всё ещё держал меня за руку и ждал ответа. Я легко сжала его пальцы:
– Нет, Кирилл. Прости. Я не буду с тобой жить.
– Хорошо, не жить, – быстро ответил он. – Встречаться, общаться, узнавать друг друга. Хотя бы пока ты поправишься. Как ты с одной рукой будешь управляться? Ты правша? – он дождался кивка и воскликнул: – Вот видишь! Я хочу помочь. Я не претендую на что-то большее. Всё остальное – только если сама захочешь.
– Нет. Я ничего от тебя не хочу. Спасибо.
Его лицо исказилось, а в моей памяти всплыли слова Молчанова: «Ему было бы легче, если бы он мог загладить свою вину и как-то компенсировать Лене тот вред, который причинил. Но Лена ничего от него не хотела». Ох! Эмоциональный порыв чуть не толкнул меня к Кириллу – обнять, объяснить, что на самом деле я не считаю его виноватым, что мой отказ не связан с ним, а продиктован другими соображениями. Что я вынуждена так поступать и сама об этом сожалею. Но я вовремя опомнилась – не стоит делать ему ещё больнее. Ему незачем знать, что я отказываю из-за Молчанова.
Неосознанно, каким-то непостижимым образом я повторяла поступок Лены. У нас с Кириллом всё было иначе, совершенно по-другому, но над нами словно висел рок. Всё было предопределено с самого начала: моё сходство с Леной, проигрыш в карты, моя холодность в постели, те удары, которые я ему наносила, его вина передо мной и мой отказ принять от него помощь…
– Кирилл, пожалуйста, уходи! Уже поздно, я устала и хочу спать.
Он встал с кровати, поправил одеяло и сказал:
– Ладно. Я приду завтра на выписку, и тогда ты скажешь, принимаешь моё предложение или нет. Сейчас и правда не стоило разговаривать, ты совсем измучена.
Он поцеловал меня в щёку и ушёл. Я накрылась одеялом, подавила всхлип и заснула.
* * *
Проснулась я от того, что кто-то легонько хлопал меня по щеке. Я открыла глаза и увидела Молчанова. В палате было темно, горел лишь тусклый ночник на столе.
– Паша? – удивилась я. – Сколько времени?
– Три часа ночи.
– Что ты здесь делаешь?
Он встал, принёс к кровати стул и сел на него верхом, устало облокотившись на спинку. Я могла коснуться его колена, если бы захотела. Его близость и ощущение того, что мы оказались наедине в полутёмной больничной палате, смутно меня тревожили.
– Я был на четвёртом этаже, у Маши.
– Как она? – я вспомнила о Маше и разволновалась. – С ребёнком всё в порядке?
– Нормально, угрозы нет, – ответил Молчанов, – но на всякий случай я настоял, чтобы её подержали в больнице. Это не первая её беременность…
Я поняла, о чём он.
– Мне жаль, – искренне сказала я. – Я схожу к ней завтра.
Он кивнул. Мы замолчали. Казалось, он собирался с духом для сложного или неприятного разговора. Сцепив пальцы в замок, он глухо заговорил:
– Четыре года назад, после развода с Леной, я совершил опрометчивый поступок и попал в крайне серьёзную ситуацию.
– В плен?
– Нет, это был не совсем плен. Я приехал туда с намерением воевать, но когда оказался на линии разграничения, то передумал. У меня были причины так поступить, я не буду сейчас их касаться. – Он с минуту помолчал и продолжил: – Захватили меня не военные, а обычные бандиты – чистый криминал. Когда они узнали, кто я, то потребовали выкуп – несколько миллионов долларов.
Я подтянулась и села на кровати. Об этой истории я слышала, но подробностей не знала и теперь боялась пропустить хоть слово.
– Они позвонили Кириллу и тот откликнулся. Обнулил оборотку «СтальИмпорта», снял деньги со счетов, набрал кредитов и через три недели приехал за мной. А до этого мы два года не разговаривали: Кирилл не мог простить, что я женился на девушке, которую он любил.
Молчанов задумался, словно переживая те события снова.
– А что потом?
– А потом я вернулся домой. В тяжёлом состоянии – пневмония, гниющие раны. – Он потёр запястья, и я догадалась, что тонкие белые шрамы, которые я заметила в самолёте, появились после плена. Наручники? Верёвка? Проволока, врезающаяся в кожу? – Маша ухаживала за мной два месяца, мы очень сблизились. С Кириллом тоже помирились. Я продал всё, что у меня было, – две квартиры, дачу, машину, – и вложился в его бизнес, иначе он бы обанкротился. А Кирилл сделал меня совладельцем. Я просил не делать этого, но он сказал, что заплатил за брата, а не за чужого человека, и ему не нужно возмещения.
Он снова замолчал. Я тоже не знала, что сказать. Я восхищалась этими двумя мужчинами, преклонялась перед их дружбой и взаимовыручкой, и, кажется, любила их обоих. Разной любовью – но всё же обоих. И ни с одним из них я быть не могла. Я лишний пазл в этой картинке, меня некуда вставить.
Молчанов поднялся и принёс стакан воды. Протянул мне. Я сделала несколько глотков, а он жадно допил оставшееся. Вытер ладонью губы и снова сел:
– Я рассказал эту историю, чтобы ты поняла, что нас связывает, – меня, Кирилла и Машу. Мы не просто друзья детства, мы родные люди. Мы никогда не сделаем друг другу больно.
«Особенно из-за какой-то проститутки», – мысленно продолжила я. Что ж, это честно – сказать мне всё в лицо. Расставить точки над «i». Продемонстрировать нерушимый кодекс чести, который не оставляет моей глупой любви ни единого шанса.
– Спасибо за откровенность, Паша. Я всё поняла. Я не буду пытаться влезть между вами и всё испортить. Такая дружба и… любовь достойны уважения. – Я скомкала простыню пальцами здоровой руки. – Но если ты хотел от меня избавиться, то мог сказать проще: «Аня, ты мне не нужна».
Он подался вперёд и с нажимом произнёс:
– Мог бы.
Его дыхание коснулось моего лица. Сердце трепыхнулось и чуть не выскочило из груди. Это признание? Это значило: «Мог бы, если бы это была правда»? Или: «Мог бы, но я не хочу от тебя избавляться»? Или это ничего не значило? Пока я лихорадочно размышляла над его словами, он спросил другим голосом – простым и будничным:
– А теперь скажи, почему ты отказала Кириллу? Я видел его в больнице, он очень расстроен. Только не ври, Аня, мне нужен честный ответ.
Я не стала врать, сил уже не оставалось:
– Я не могу встречаться с Кириллом, пока ты рядом. Мне тяжело тебя видеть, а вы везде вместе – дома, на работе, в свободное время.
– А если бы меня не было?
Я пожала плечами и скривилась от боли.
– Тогда я согласилась бы с ним встречаться. Он мне нравится.
– Спасибо за ответ, – мягко сказал Молчанов. – И за всё остальное тоже.
На миг показалось, что он коснётся моей руки или даже встанет со стула и поцелует – такое у него было лицо. Но нет. Он тяжело поднялся и усталой походкой вышел из палаты, а я ворочалась в кровати до утра.
42. Я обезоружена
Утром медсестра отвела меня на перевязку, а потом я впервые за сутки посмотрелась в зеркало. И чуть не отшатнулась: правая щека в зелёных пятнышках, ухо заклеено пластырем, клок волос у шеи выстрижен, а вместо вчерашней косички – грязная спутанная масса. Плечо закрыто тугой повязкой, рукой шевелить больно, появился отёк.
Кирилл прав – мне будет трудно управляться в одиночку. Лучше всего уехать в Овсяновку. Дедушка поухаживает за мной, а я поухаживаю за ним. Жаль, перевязки там некому делать – ближайшая больница в райцентре, а до него ещё надо доехать.
Я почистила зубы левой рукой. Неудобная одноразовая щётка несколько раз сорвалась с линии зубов и поранила дёсны. Да уж, придётся разрабатывать левую руку.
В двенадцать часов дня, как раз ко времени выписки, приехал Кирилл. Он вручил мне букет ромашек и небольшую белую коробку. Почему-то вспомнились длинные холодные серьги, подаренные Юрием Георгиевичем. Я почувствовала себя неловко. Не время для подарков. Всё так глупо. Я протянула коробку обратно:
– Спасибо, но давай без прощальных подарков.
Кирилл замер, услышав слово «прощальных». Он сразу всё понял и даже справился с лицом. Не скривился, не нахмурился, просто облако набежало и ушло.
– Это не подарок, – сказал Кирилл. – Следователи нашли на берегу твой телефон – видимо, отлетел во время взрыва. Задняя панель разбита в хлам, я решил купить тебе такой же. А симку они вернули, – он отдал мне сим-карту.
– Задняя панель давно разбилась, – сказала я, – ещё в тот день, когда Степан меня заказал.
В тот день Василий Иванович раздобыл нам с Викой несложный заказ – три дня на яхте знаменитого режиссёра. Возможно, без секса. Просто побыть «бородами» для Степана и его очередного любовника. Как давно это было! Как много всего произошло за неполные два месяца.
– Ну что ж, теперь у тебя новый телефон, и ты можешь вычеркнуть «разбитое» время из памяти. Словно ничего не было. – сказал Кирилл. – Я так понимаю, ты всё решила?
– Да. Мы не можем быть вместе.
Кирилл сделал лицо «я не согласен, но спорить не буду» и открыл для меня дверь отделения. Я вышла на лестницу и сказала:
– Давай к Маше зайдём? Она на четвёртом этаже в гинекологии. Ты был у неё?
– Был, но она уже выписалась. Они с Пашей решили улететь в Калифорнию: там и врачи лучше, и безопасность обеспечить проще, и мать рядом. – Он подошёл к лифту и нажал на кнопку. – Маша всегда скучала по матери, а теперь, когда она ждёт ребёнка, ей и правда лучше в Америке. Я считаю, это правильное решение. – Он взглянул на часы: – Они сейчас, наверное, над Атлантикой.
Мы зашли в лифт и спустились на один этаж. Прошагали по вестибюлю до входных дверей.
– А Паша? – спросила я. – Паша тоже будет жить в Америке?
– А Паша будет жить в самолётах, ему не привыкать. Закончились наши покатушки. Ну ничего, Маша родит, преступников найдут и накажут, всё утрясётся…
Мы вышли на улицу. На меня обрушился душный питерский июль с тополиными пушинками, пылью и городским шумом. Я остро, до слёз, почувствовала, что я жива, что избежала страшной опасности, что рядом со мной мужчина, которому я нравлюсь, что где-то над Атлантикой другой мужчина, который дал мне шанс.
Хватит ли у меня духу им воспользоваться?
Кирилл открыл мне дверь джипа «Лексус» и сам сел за руль. Значит, тот чёрный «Порше», на котором меня возил Молчанов, принадлежал ему, а не Кириллу. Я ошибалась, считая Молчанова кем-то вроде высокопоставленного сотрудника. Их связывали намного более тесные узы, которые Молчанов ослабил, давая мне время выстроить отношения с Кириллом. О ком он больше заботился – обо мне или о друге? Что им двигало – благородство, забота о счастье Кирилла, вера в мою искренность? Или желание «пристроить» девушку, сделав окончательно недоступной для самого себя?
Любил ли он меня?
Возможно.
Любила ли я его? Я не знала. По неопытности я могла перепутать сексуальное притяжение с серьёзным чувством. Но ведь первое не обязательно приводит ко второму. Как говорила Вика: «Это не очень связанные вещи: похоть и любовь». Сколько девушек на этом споткнулись, включая мою мать!
Мы выехали на развязку. Если Кирилл повернёт направо – он повезёт меня к моему дому в спальном районе, если налево – в центр, к своей элитной высотке. Кирилл перестроился в правый ряд и остановился на светофоре. За нами притёрся большой чёрный джип, за рулем которого я заметила Олега Игоревича. Что ж, Кириллу и правда нужна охрана. Те меры безопасности, которые он предпринимал и которые казались мне смешными и излишними, на самом деле были необходимы.
Я посмотрела на Кирилла. Он хмуро глядел перед собой на дорогу, ожидая зелёного сигнала светофора. Волнистые пряди упали на смуглый лоб, крупные губы были поджаты. Руки уверенно лежали на руле. Это не Молчанов, который управлял автомобилем и самолётом кончиками пальцев. Кирилл предпочитал вступать в более плотный контакт – с техникой, с женщинами, со всем миром. Он не ускользал, как Молчанов, он открыто шёл вперёд.
Могу ли я его полюбить? Да, несомненно. То, что я узнала о нём с момента знакомства, полностью перевернуло мои первые впечатления. Я считала его мальчиком-мажором, шикующим на деньги отца-депутата. Я приписывала ему наглость, пресыщенность и эгоизм – но я ошибалась. Он оказался добрым, отзывчивым и верным. Он давно уже мне нравился – как человек.
Любил ли он меня?
– Кирилл, – тихо спросила я, – ты меня любишь?
Он на несколько секунд прикрыл глаза – как будто ему стало больно. Потом повернулся ко мне и спросил:
– А ты не знаешь, да? Ты совсем ничего не чувствуешь?
И тут я поняла, что всё чувствую, – и жизнь сразу же стала простой и ясной. Пазл сошёлся, мне нашлось место. Я больше не видела причин расставаться с этим мужчиной. Возможно, он предназначен именно мне – если я не попробую, то как я узнаю?
– Твоё предложение ещё в силе? – спросила я, ощущая, как щёки заливает краска. – Я тут подумала и решила, что согласна. Я хочу, чтобы ты заботился обо мне, хочу видеть тебя каждый день, хочу начать всё сначала…
– Чёрт, Аня! – выругался Кирилл, выворачивая руль налево и вклиниваясь в поток машин, едущих в центр. – А раньше ты сказать не могла?
В этой грубости сквозила непередаваемая нежность. У меня перехватило горло.
– Прости, я только сейчас поняла…
Джип с Олегом Игоревичем перестроился вслед за нами, нарушая правила дорожного движения и пересекая сразу три полосы. Раздались раздражённые автомобильные гудки, но нам было всё равно. Кирилл повернул и помчался в центр – туда, где над Невой высилась громада моего будущего дома.
Меня ждала новая прекрасная жизнь.
