Текст книги "Однажды придёт отец...(СИ)"

Автор книги: Таня Белозерцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Ковер вареньем намазали – хотели посмотреть, не впитается ли оно и не размокнет ли коврик как бисквитный торт? Проверили, на сколько растянется зубная паста из тюбика, выяснили, что от прихожей через всю гостиную, вокруг дивана до холла и до лестницы…

Посолили суп, стоящий на плите, подумав, добавили туда пачку какао, полбанки кофе, ещё посолили, поискали по кухне, нашли горох, крупу, соду, всё найденное бухнули в кастрюлю… Получившаяся бурда отправилась в унитаз, а мальчики – в постель без сладкого.

Купаясь в ванне, привычно расшалились, опрокинули шампунь тётушки Мардж (она как раз гостила у них), озаботились, думая, чем восполнить случайную потерю? Помня, что шампунь был зеленый, решили подкрасить папин бальзам, который они перелили в опустевшую бутыль. Изумрудная зелень нашлась тут же в ванной комнате, за зеркальной дверцей шкафчика-аптечки. Лосьон Вернона «после бритья» разбавили водой, подкрасили зеленкой и покинули ванную с чистой совестью. Зеленая Мардж, злая и страшная, как кикимора болотная, уехала со скандалом.

Много их было, милых детских шалостей и проделок, все не стоит описывать, всё равно фантазии не хватит, да и размеры книги всё же ограничены.

Восемьдесят четвертый год ознаменовался для Северуса деканством. Официально деканом Слизерина он считался ещё с восемьдесят первого, но только официально, на бумажке. В права он вступил только сейчас, четыре года спустя. Тихий, спокойный и вежливый со всеми, Северус всё-таки не скоро завоевал хорошее расположение к себе, темное его прошлое, да ещё на услужении Темного Лорда, долго не отпускало его. Даже и сейчас коллеги сторонились Северуса, настороженно замолкали при его приближении и сверлили подозрительными взглядами до тех пор, пока он не скрывался из их поля зрения.

Всё это, понятное дело, привело лишь к тому, что характер Северуса стал желчным, ядовитым и ещё более мрачным. А что поделать? Сработал древний как мир принцип: как к нему – так и к вам. Закон природы. Ведь Северус тоже человек, и, встречая злое к себе отношение, он отвечал тем же, потому что только полный даун или абсолютно глухой человек способен безмятежно улыбаться в ответ на оскорбления…

На одной из перемен, после урока МакГонагалл, четырнадцатилетний студент Билли Уизли совершенно случайно съел трансфигурированный хлеб. Просто прихватил его с окна, вынес из класса, чтобы перекусить между уроками, рассчитывая сгрызть за перемену. В желудке магия столкнулась с биологией, а точнее, с желудочным соком. А может, чары рассеялись или закончилось действие формулы заклятия, в общем, хлебушек вернулся в исходную форму – в камушек. Кусок гранита с острыми краями.

Билла скрутило так… Его затошнило, вырвало с кровью. Перепуганные студенты позвали Помфри, та, продиагностировав, схватилась за голову – мальчик проглотил булыжник! Спасите-помогите!..

Северус, услышав панические крики, экстренно прибежал узнавать, что тут происходит? Узнав, за голову хвататься не стал, бросился в подземелья за зельями, принес и, смешав какие-то составы, споил пострадавшему парню. Лекарство подействовало моментально, кусок гранита превратился в песок, а тот сошел на нет, истаяв в пену, в мыльную. Ну, а мыло уже вывели из организма естественным путем.

Позже Северус пришел в больничное крыло с другими зельями, стенки желудка всё же были повреждены инородным телом. Ну и спросил ученика, где он, такой умный, транфигурированный хлеб нашел? Билли, морщась и охая, рассказал – где. Подумав, Северус устроил Минерве не хиленький такой разнос, мол, совсем дура она, что ли, трансфигурированные хлеба разбрасывать где попало? Она бы его ещё из графина переформировала, и пускай студенты помирают от битого стекла в животах!

Мама Молли, узнав об инциденте, Минерве чуть в глаза не вцепилась, не успела – её перехватили и оттащили, но рот Молли позабыли закрыть, так что её вопли вся школа слышала. И узнали много нового о Минерве – но увы, все слова непечатные, стесняюсь их писать…

Разумеется, после того скандального случая на декана Снейпа стали смотреть куда более благосклоннее как на спасителя одного из детей и настоящего мастера-зельевара.

====== Часть 6. Двойное счастье ======

Гарри исполнилось уже семь лет, когда он перестал ждать отца. Вернее, мечтать о нем. Прекратил мечтать, сочинять, как он однажды переступит порог дома Дурслей, наклонится к нему, улыбнется, погладит по голове, возьмет за руку и скажет:

– Ну вот я и пришел, сынок! Пойдем домой?

А Гарри не сомневался в том, что папа его позовет с собой. И тогда… Тут он вставал очень прямо, гордо откидывал голову и, с презрением глядя на воображаемого взрослого, цедил сквозь зубы:

– Я тебя слишком долго ждал! Где ты был все эти годы?

Он обязательно скажет эти горькие и несправедливые слова. Потому что он заслужил. Потому что его действительно очень долго не было! И… и вообще, он его не любит, разве это папа? По-настоящему любящий отец давно бы плюнул на дурацкую королеву и приехал к сыну! К родному сыну. Так нет же, не приезжает папа, не торопится к нему, видимо, Королева и служение Короне для него важнее, чем родной ребёнок…

В общем, разобиделся маленький Гарри, разочаровался в папе, для которого он приготовил столько любви в своем сердечке, так мечтал прижаться к нему, обнять за шею и крикнуть как можно громче, так, чтобы на той стороне Темзы было слышно: папа, я тебя люблю!

Как выглядит отец, Гарри не знал, у мамы Пэт не было ни одной его фотокарточки, по которой он мог бы иметь представление о папиной внешности. Но у него была фантазия, и Гарри легко представил себе, что папа высокий и сильный, как… как мистер Вилмен, фермер. Его Гарри частенько видел на ярмарке, которую устраивали в честь дня Благодарения. Мистер Вилмен был настоящим силачом, поднимал самые тяжелые предметы и однажды на спор сдвинул даже грузовик, и не вперед, по ходу колес, а вбок! Вот такой он сильный.

И его папа будет таким же, мечтал Гарри. Таким же сильным и могучим. У папы черные волосы, как у него, и черные глаза. Тут фантазия Гарри слегка спотыкалась, мама Пэт говорила, что глаза у его папы черные, как антрацит, но Гарри не знал, что такое антрацит и какого он цвета, поэтому представлял, что папины глаза темно-темно-темно-карие, цвета очень густого чая. Или как кофе, которое по утрам пил дядя Вернон, перед тем как ехать на работу.

Жилось Гарри в доме Дурслей неплохо. У него с Дадли была пока одна комната на двоих, в ней было две кровати, один встроенный шкаф-гардероб, один письменный стол и два стула. Ещё над каждой кроватью на стене были полки и светильник-ночник: у Дадли в виде пузатого фонаря-бочонка, а у Гарри – глазастой совы. Полочки были личными, на них мальчики держали свои самые любимые и необходимые вещи. Прежде всего, конечно же, книжки. Хотя у Дадли книги стояли лишь для прикрытия, за ними он любил прятать стратегический запас орешков и пакетиков с чипсами. А Гарри свои книжки честно читал и после прочтения бережно хранил на полке, периодически стирая с них пыль.

Об уборке здесь стоит поговорить отдельно. Толстый Дадли от природы был ленив, если не сказать, избалован, будь он один в семье, Петунья не преминула бы воспитать его, как помощника себе, но судьба подбросила им Гарри. И Дурсли, как это порой случается, забили на воспитание своего ребёнка. Зачем? Если для этого есть удобный, нужный и послушный племянник, за которым уж точно некому присмотреть. И, начиная с шести лет, подросшего и окрепшего Гарри начали понемножечку нагружать работой по дому. Тут подмести, там помыть, полочки и столики от пыли протереть.

Дадлика работой не грузили, но если требовалась его помощь, лишняя пара рук или ног, звали. Как правило, Дадли не отказывался помочь, мелкие просьбы-поручения с удовольствием выполнял. Но он хитрец, очень ленивый хитрец: если его посылали принести почту из коридора, то он, видя, что Гарри ничем не занят в это время, увиливал от своих обязанностей. Выглядит это примерно так – Вернон коротко буркает из-за утренней газеты, доставленной мальчишкой-разносчиком:

– Принеси почту, Дадли.

Тот нагло отвечает:

– Пошлите за ней Гарри.

Вернон снова буркает из-за газетной стены:

– Гарри, сходи за почтой.

А Гарри, нахаленок, зная, что Дадли просто ленится, тоже начинает отбрыкиваться:

– Пошлите за ней Дадли.

Газета с шуршанием опускается на стол, Вернон, прищурившись, подозрительно обозревает две хитрые мордашки. Сорванцы сидят с самым невинным видом и, казалось, никакими силами их сейчас с места нельзя сдвинуть, нипочем не послушаются. Но дядя Вернон знает, куда нажать. Скорбно вздохнув, он сумрачно изрекает:

– Ясно. Никто из вас не хочет мороженого, я так полагаю?

Мальчишки, переглянувшись, срываются со стульев и наперегонки мчатся за письмами и счетами…

В общем, обыкновенные пацаны, растущие в обычной семье. Одинаково любимые и любящие, озорные пострелята.

«Что до крестража, наипорочнейшего из всех волховских измышлений, мы о нем ни говорить не станем, ни указаний никаких не дадим…» Прочитав эти строки, Северус закрыл древнюю книгу и тупо уставился на обложку, вернее, на слова, вытисненные полустершимся золотом на растрескавшейся порыжевшей от времени коже:

«Волхование всех презлейшее».

Значит, ни говорить не станете, ни указаний никаких не дадите? Ну знаете… не для того я сюда прокрался, в кабинет директорский, воспользовавшись тем, что Дамблдор отбыл по делам министерским, чтобы вы тут заявляли, что я здесь ничего не найду. Черта с два! Вы у меня заговорите, буквы драные, кислотой из вас правду вытравлю!!!

И Северус, злясь на весь белый свет, утрамбовался поглубже в директорском кресле и принялся тщательно изучать находку, вышеназванную книгу о темной магии, раздел о крестражах, о которых она якобы не желала говорить. Он настолько глубоко погрузился в её бумажно-чернильные недра, что напрочь забыл о времени. Когда пришел Дамблдор и окликнул его от двери, Северус поднял на него тяжелый взгляд, налитый кровью и бешенством. Этот взгляд был в стократ хуже взгляда василиска, он замораживал ужасом и буквально пригвоздил директора к двери. Как мотылечка стальной иголочкой.

У Дамблдора аж горло перехватило, а воздух застрял где-то в трахее. Так на него даже Грин-де-Вальд не смотрел после его предательства. Задушено икнув, он жалко проблеял:

– С-с-северус… ч-ч-что случилось?..

– Вы! – выплюнул Северус, вложив в это коротенькое слово всю мощь вселенского гнева. В комнате ощутимо запахло озоном, а в наэлектризованном воздухе замерцали-затрещали голубенькие разряды молний. Особенно много их было вокруг серебряных штучек, не имеющих названий и стоящих на столиках и полках. От этого тихого рыка и общего настроя Дамблдор непроизвольно вжался в дверь. Налитые кровью глаза, казалось, просверлили в нем дыру и ласково, с нежностью Ганнибала Лектера, расковыривают его черепушку, откладывая на сковородку самые вкусные кусочки его мозга…

Да, когда прижмет, и не такое сделаешь. Северус безжалостно потрошил-легилиментил память Альбуса, выцарапывая из его глубин ВСЕ знания о крестражах. И видел.

– А ещё я умею разговаривать со змеями. Это обычная вещь для волшебника?

Эти слова произнес маленький мальчик, с холодной расчетливостью в глазах. Дамблдору-из-памяти стало не по себе от такого заявления, но он сдержался и сумел ответить как можно безразличнее:

– Нет, необычная, Том. Но это встречается.

Тот же мальчик, но уже на распределении, под Распределяющей Шляпой. Шляпа громко вопит:

– Сли-и-изерин!

И испуганные, панические мысли в голове Дамблдора-из-памяти: «о нет! Он всё-таки темный маг, да ещё и змееуст! Плохо дело… очень плохо».

И смотрел Северус, с отвращением смотрел, как вместо того, чтобы пригреть и приласкать маленького сироту из детского дома, недобрый старик окружает его стенами подозрения и отчуждения. А маленький Том, и так-то волчонок, злой и недоверчивый, как и всякий ребёнок, выросший в приюте, становится только хуже от такого отношения к себе.

Смотрел Северус и «эксперимент» Великого и Светлого волшебника Дамблдора, который он поставил над мальчиком, чтобы узнать его стремления. Подсунул ему ту самую книгу… С другими детьми это обычно срабатывало как лакмусовая бумажка, выявляя их сущности: едва вчитавшись в первые строки наитемнейшего трактата и осознав, о чем идет речь, подросток с криком отвращения и ужаса отбрасывал эту черную, мерзкую и кошмарную книгу. А Том заинтересовался черной магией и внимательно прочитал раздел о крестражах. Мысли Альбуса были полны омерзения: точно змееныш, противный и скользкий…

Том попросился остаться на лето в Хогвартсе, но его даже слушать не стали, выпнули вон. Осенью он вернулся исхудавший в дым, с глазами малолетнего убийцы. Вместе с ним в школу в тот год, в сорок четвертом, вернулись почему-то только чистокровные волшебники и ни одного магглорожденного. В чем дело, что за массовый побег? Оказалось, всех детей Лондона, Ливерпуля, Бристоля и прочих крупных городов эвакуировали в срочном порядке. И Том, что называется, на каникулах уткнулся носом в запертые ворота опустевшего приюта. Как он выживал два месяца под бомбежкой, осталось непонятным. Но Дамблдор отныне стал для него врагом номер один…

Северус вырвался из мозгов директора и с отвращением посмотрел в его испуганные глаза. Злобно осведомился:

– Вы идиот? Как можно было так поступить с ребёнком? Выпихнуть его под разрывы снарядов в дымящийся, разрываемый на части Лондон? И вы ещё удивляетесь, с чего так ребёнок испортился?! Дамблдор, вы мне противны!..

– Ошибки старого человека, – горестно произнес какой-то портрет со стены. Северус на это лишь фыркнул, оттолкнулся от Дамблдора и, открыв дверь, вышел вон.

О крестражах Тома он теперь знал. Помнил, как тот отдал на хранение Люциусу черную тетрадку, а Беллатрисе велел спрятать в сейф некий кубок. Самому Северусу Лорд приказал сварить редкий яд, убивающий не сразу, а после произнесения кодового слова, так называемая бомба с жидким таймером. Что ж, он постарался, сварил целый котел этой уникальной отравы, которую нельзя ни вылить, ни вычерпать, а только выпить…

С этого дня Северус превратился в детектива, шныряющего по школе и допрашивающего всех направо-налево. Портреты, привидения, учителя, все были допрошены вдоль и поперек. Прошло несколько недель, когда однажды ночью к нему в комнату просочилась Серая Дама, женское привидение башни Когтевран. В сопровождении весьма необычного спутника – полтергейста Пивза. Призрачные визитеры поведали ему целую мелодраму с кражей фамильного наследства, побегом в дальние страны, тайным браком со сценой ревности, завершившейся убийством и самоубийством главных героев – все Шекспиры с Ромео и Джульеттами отдыхают. Общая суть истории свелась к тому, что Елена Когтевран, очарованная словами подростка, раскрыла ему местонахождение украденной диадемы. Ну, а Пивз, кривляясь и ерничая, добавил, что видел пресловутую диадему в небезызвестной комнате, в той её ипостаси, в которой всё спрятано. И напоследок.

Портрет Корвина Мракса вспомнил, что видел на пальце шестнадцатилетнего студента Тома Реддла фамильное кольцо Мраксов. Помедлив, нарисованный мужчина деланно удивился, откуда, мол, у парня-маггла взялось то кольцо? И как бы невзначай, продемонстрировал свое кольцо на пальце. Нарисованное. Это колечко Северус очень внимательно рассмотрел во всех подробностях и накрепко его запомнил, попутно вспоминая о последних Мраксах. Кажется, они жили в Грейт-Хэнглтоне… или Литтл Хэнглтоне? Хм, надо будет проверить оба города, где-нибудь они найдутся.

Следующие несколько месяцев Северус потратил на поиски крестражей и способы их уничтожения. Диадему он, правда, достал почти сразу, с помощью того же Пивза, который привел его прямо к ней, спрятанной в хламе, среди таких же корон и обручей. Что ж, она была хорошо прикрыта, как древесный лист в лиственном лесу… Где находится медальон Салли Слизерина, он примерно знал. То зелье, которое он варил когда-то, обладало памятью, а котел, в котором оно варилось, был законсервирован и наглухо запечатан в стену, чтобы не использовать его снова. Зелье было крайне ядовито, и Северус не рискнул ни отмывать котел после использования, ни утилизировать его… И вот теперь остатки того зелья пригодились.

Посмотрев на осклизлое, желеобразное зеленое нечто на донышке котла, Северус едва подавил приступ тошноты, но делать нечего, зелье надо найти… Соскреб, вылил в колбу и разогрев, выпил. И следующие полтора часа смотрел «мультики». Насмотревшись до полного одурения, он, с трудом сохраняя ясность ума, принял заранее приготовленный антидот и отключился. Проснулся полумертвый и разбитый, но живой и в твердой памяти. Связанная память зелья показала ему пещеру где-то на каменистом побережье. Название местности оно, конечно же, не сообщило, но Северус и сам припомнил, куда именно возили детей из приюта.

Осталось наведаться туда, найти пещеру и забрать медальон. Вот только зелье… кому бы его споить? После недолгих и неторопливых размышлений по лицу Снейпа расплылась недобрая улыбка, а в глазах сверкнуло мрачное решение – Дамблдору, конечно, кому ж ещё? Тем более, что сам «добрый» дедушка такие планы распланировал вокруг одного мальчика. Северус снова погрузился в воспоминания Альбуса, которые он подсмотрел в тот вечер, когда сорвался и влез ему в голову после изучения книги: «это что у него на лбу? Гм-гм, неужели руна жизни? Ах, какая жалость, негодяй перед смертью успел сделать ещё один крестраж и вложил его в голову малыша… Значит, это и есть та сила, которой он наделил своего противника… как там в пророчестве?.. и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… Значит, мальчика надо вырастить и в положенное время стравить с Томом».

Значит, готовим бойцового пса, Альбус? Чтобы натаскать его и стравить с опытным и безжалостным убийцей, да, Альбус? А меня ты спросил, мудозвон бородатый? Это мой сын, и я не дам его погубить! Чтоб ты лимонными дольками подавился и захлебнулся самым сладким чаем, сучий ты потрох. Нет, Альбус, не будет этого. И директором ты не будешь, когда мой сын пойдет в школу! Ты у меня будешь пить ту зеленую гадость до тех пор, пока она у тебя изо всех щелей не полезет!

Тетрадку Темного Лорда Люциус отдал ему сам, торопливо и с поклонами, он был очень рад избавиться от темномагического артефакта, который мог скомпрометировать его семью и испортить хорошую репутацию добропорядочного и законопослушного гражданина. Видя такое дело, Северус осторожно спросил и про чашу, спрятанную в сейфе Лестрейнджей. Люциус, завороженно поглазел на него, подумал и пообещал достать её.

Заручившись сим обещанием, Северус занялся тетрадкой, пролистав её и проверив на магию, он довольно быстро понял, как именно действует этот вид крестража. Взаимопроникновением. Сначала в дневник вливается сколько-то души-симпатии, потом подпитавшийся дневник начинает свое обратное влияние и уже сам подчиняет носителя своей воле. Просто, как тапок.

Заглянув в записи-воспоминания Тома-из-дневника, Северус увидел василиска. И задумался. Яд василиска, как сообщила книжка, способен уничтожить крестражи, значит, будем иметь его в запасном резерве, его помощь ещё понадобится, главное, яд как-нибудь достать. А пока…

А пока соберем кусочки. Диадема давно добыта, вот она, лежит на столе под стеклянным колпаком. Кольцо… Оно нашлось в лачуге Мраксов, в городке Литтл Хэнглтон. Медальон оказался украден. Зря он Дамблдора травил зеленой гадостью. Но записка с анаграммой Р.А.Б. привела его на площадь Гриммо двенадцать, в Блэк-хаус. По его просьбе Нарцисса Малфой любезно потрясла за шкирку старого домового по имени Кикимер и вытрясла из него правду и медальон. Его она с поклоном передала Северусу.

Из сейфа Лестрейнджей Люциус доставил чашу Пенелопы Пуффендуй, и коллекция крестражей стала полной. Во всяком случае, Северус надеялся, что их действительно пять, а не больше.

Он устало потянулся, растягивая занывшие мышцы. О-о-ох, пропади оно всё пропадом, на всё про всё ушло без малого шесть лет. Шесть гребаных лет прошло с тех дней, когда его вынесли из Азкабана, и до сегодняшнего дня, как на стол легла последняя часть мозаики волдемортовой души. А всё Дамбушка, паучара недоверчивый, всё жмется, уворачивается, всё тайны свои бережет… ноет ещё, что рано, что не время ещё… а когда оно будет, это время? Когда Гарри в школу пойдет? Кстати, Гарри… ему же уже… семь? Матерь Божья, как время-то пролетело!.. Всё, хватит, пора наведаться туда, на сына, наконец, посмотреть.

Они увидели её одновременно.

Гарри с крыльца минимаркета «Бейли», а Северус с другой стороны дороги под сенью старых лип, куда он трансгрессировал несколько секунд назад. Петунью он узнал сразу, с полувзгляда, она вышла из магазина с маленьким мальчиком, в котором Северусу внезапно представилась Лили. Замерев от неожиданности, он жадно всматривался в лицо мальчика, такое родное, такое… Боже, он так близко…

Гарри не видел его, он смотрел на собачку. Маленькая, беленькая и чем-то напуганная, она суетливо бегала туда-сюда по дороге на Сонной улице. Было похоже, что она потерялась. Забыв о тёте и вообще обо всем на свете, Гарри, не отрываясь, смотрел на симпатичную собачку и не видел больше никого и ничего… Только её, потерянную коротколапку с грустными карими глазками и полустоячими ушками. Двигаясь, словно в полусне, Гарри спустился с крыльца и ступил на дорогу, тихо чмокнул. Собачка остановилась и с любопытством посмотрела на него. Гарри медленно подошел, совсем близко-близко, собачка не убегала, она, задрав милую мордочку, вопросительно смотрела в лицо мальчику и так же спокойно и доверчиво позволила взять себя на руки. Прижав собаку к груди, Гарри повернулся к тёте и, задыхаясь от волнения, сообщил:

– Мама, он – мой! Можно?

Петунья посмотрела в конец улицы и скептически хмыкнула:

– Ну, если донесешь до дома… – не договорив, она многозначительно посмотрела на племянника. Гарри твердо заявил:

– Донесу!

И они неспешно двинулись по тихой вечерней улице. Прошли из конца в конец Сонную, потом пересекли бульвар Глициний и вышли на Тисовую. Всё это время никем не замеченный Северус шел за ними. Шел, смотрел и поражался силе духа маленького мальчика, три килограмма песьего веса давно перевалили за центнер, а Гарри стойко и упрямо продолжал тащить свою четвероногую находку, нипочем не желая бросать нового друга. Промокшая от его пота собака выскальзывала из рук, и Гарри перехватывал его, подтягивал повыше к груди и только крепче прижимал её к себе. Петунья молча шла сзади с сумками, снисходительно подстраиваясь к шагам племянника, и ласково улыбалась, глядя на его старания.

Вот уже и их дом, номер четыре. Гарри, взмокший, тяжело пыхтя, счастливо и победно посмотрел на тётю, устало выдохнул:

– Я донес! Он мой теперь, да?

– Хорошо-хорошо, – засмеялась Петунья. – Он твой. Вот только… ничего, что он не пекинес?

– Ничего, – отозвался Гарри. – Я знаю, что пекинесы дорогие. Зато он – бесплатный!

Северус покачал головой и шагнул к ним, наконец-то показываясь им. Петунья вздрогнула, увидев и узнав его, нервно кашлянула. Гарри тревожно замер, в страхе глядя на незнакомца. О нет, неужели владелец собачки?! Но незнакомец тут же развеял эти страхи, присев на корточки перед мальчиком, он ласково пощекотал пёсика по горлышку и непринужденно спросил:

– Какой красавец. Как его зовут?

– Бейли! – с облегчением выдохнул Гарри. И понимает. У человека черные глаза. Не карие, не темно-темно карие, а черные, по-настоящему черные. Как антрациты… Именно такие, как и говорила ему мама Пэт.

====== Часть 7. В кругу семьи ======

Гарри, замерев, во все глаза смотрел на мужчину, сидящего перед ним на корточках. Его ротик смешно приоткрылся, а в маленькой детской груди стало тесно от огромного упругого шара счастья, он рос-разрастался, заполняя собой всё пространство грудной клетки. И лопнул, вырвавшись сдавленным взвизгом, на крик он не успел сорваться, потому что отец сгреб его в охапку и прижал к себе вместе с собачкой.

Вместе с собачкой он и поднял их, выпрямляясь, и по приглашению Петуньи внес их в дом. На кухне Северус сел на стул, посадив Гарри на колени, а тот наконец-то смог спустить с рук собачку и схватиться за папину ладонь.

Все обиды и подозрения маленького Гарри испарились в один миг – папа же пришел, какие теперь печали?! Даже вопрос забылся. Только крепенько держался за папину руку и жадно рассматривал его лицо, отмечая малейшие его черты: внушительный нос, четкие губы, густые брови, таинственные искорки в глубине черных глаз и черные-пречерные волосы до плеч. А ещё папа улыбался. Ему. Сердечко Гарри просто трепетало от папиной улыбки, вот что это такое, папина улыбка! Это… это неописуемо и необъяснимо, и непонятно, а почему Дадли-то так не радуется, когда ему улыбается его папа – дядя Вернон?

Но Гарри понял, почему. Просто для Дадли это было привычным, в порядке вещей, он не терял своего отца и с самого рождения видел папину улыбку.

Северус сидел на стуле в обычном человеческом доме, на простой маггловской кухне и испытывал ни с чем не сравнимое счастье, ощущая в своих объятиях живое тепло родного ребёнка… Улыбался и думал о пропущенных годах – как много он потерял: первые шаги сына, первый его зубик, первую улыбку, первое слово… Но если первый год Гарри так и так достался Джеймсу Поттеру, и с этим ничего не поделаешь, то с остальными шестью годами им обоим просто не повезло… Обстоятельства оказались сильнее их.

Главный вопрос задала Петунья.

– Северус, ты… пришел за ним?.. – и губу закусила, нервно теребя полотенце. Северус правильно понял её страхи. И ответил так, чтобы успокоить сразу всех:

– Я пришел к вам… – и взглядом спросил «Можно?»

Петунья облегченно улыбнулась и торопливо закивала. В конце-то концов, Северус тоже родной человек, раз является отцом Гарри. Враз успокоившись, она занялась покупками, а Северус и Гарри продолжали сидеть и с любопытством рассматривали друг друга. Потом Гарри, окончательно убедившись, что папа здесь, что он действительно пришел к нему, умиротворенно вздохнул и, прижавшись к груди Северуса, затих, слушая, как совсем рядом размеренно бьется папино сердце. Затих и Северус, прижимая к себе теплого и доверчивого малыша, и благодарно смотрел на Петунью, сохранившую для него сына, как он и просил когда-то в письме.

Молча разбирала продукты Петунья, слегка смущаясь от благодарного взгляда Снейпа и попутно восхищаясь тем, как вырос соседский мальчик…

Бесшумно сновал по кухне пёсик Бейли, обнюхивая углы шкафов, ножки стола и стульев, мимоходом принюхиваясь к ногам людей. Но хозяина он здесь не находил, как и на улице, где он потерялся. Из кухни он перебежал в холл и прихожую, пересек их и вбежал в гостиную. И столкнулся со старожилом – большой, почти с него, кошкой. Кошка грозно зашипела, выгибая спину горбом, и распушилась, отчего стала вдвое больше. Щенок отпрянул и стратегически прижался к полу, за свою короткую семимесячную жизнь он уже имел столкновение с кошками и знал, как себя с ними вести.

Симона, не встретив привычного собачьего противостояния, сдулась, уложила вздыбленную шерсть и опустила хвост, с удивлением глядя на пса, который против обыкновения не стал её облаивать. На её памяти это была первая вежливая собака, не нарывающаяся на скандал. Бульдог Злыдень, приезжающий в гости со своей хозяйкой Мардж, был крайне неприятным типом, при виде неё всегда срывался в истерику, злобно рычал и лаял, брызгая слюнями. Не то, что этот маленький пёс. Симона, заинтригованная нестандартным поведением пса, подошла ближе и, осторожно принюхиваясь, обошла его по кругу. Щенок лежал смирно и лишь голову поворачивал, следя за кошкой глазами.

Завершив круг, Симона остановилась напротив, пёс, вытянув шею, робко понюхал её мордочку и застенчиво стукнул хвостом по полу. Очевидно, они как-то объяснились между собой и в чем-то сумели договориться, потому что, когда Петунья вспомнила о четвероногом госте и в его поисках заглянула в гостиную, то увидела их вместе, лежащими на ковре бок о бок. Приятно удивившись, она на цыпочках вышла из гостиной, прошла к лестнице и поднялась наверх, чтобы приготовить комнату для Северуса. А отец и сын, оставшись одни на кухне, тем временем разговорились. Гарри начал первым, задав давно мучивший его вопрос:

– Я тебя так долго ждал. Почему ты не приходил?

Как ни старался Гарри сохранить нейтральный тон, в его голосе всё же прозвучала затаенная обида. Северус почуял эту обиду и встревожился. Максимально честно ответил:

– Я был очень занят, Гарри. Прости…

А Гарри, чего-то испугавшись, перебил, задав следующий, не менее важный вопрос:

– Ты насовсем пришел?

– Да, насовсем, – торопливо ответил Северус, зарываясь носом в темную макушку. Глухо пробормотал: – Вот разберусь с последними делами и останусь с тобой навсегда.

– А с какими делами? – насторожился Гарри, запрокидывая голову и пытливо заглядывая в глаза отцу. Северус интуитивно почувствовал, что одним словом тут не отделаешься. А значит…

– Я их почти закончил на самом деле. Осталось только придумать, как достать последнее средство для их уничтожения.

– А что надо уничтожить? – вполне предсказуемо заинтересовался Гарри. Северус задумался, прикидывая, какими доступными словами можно рассказать ребёнку, объяснить ему свое долгое отсутствие.

– Знаешь, почему я так долго не приходил? Почему столько лет пропадал и никак не мог вырваться к вам? Я был очень далеко, странствовал в поисках очень плохих предметов, которые могут причинить много зла людям, а теперь я их нашел и должен уничтожить.

Потому что есть некие плохие вещи, которые просто так нельзя оставлять где попало, и выбросить в мусорное ведро тоже нельзя, их надо уничтожить, утилизировать так, чтоб и следа не осталось. Понимаешь?

– Ух ты… – завороженно выдохнул Гарри, а его зеленые глазенки ярко загорелись. – Как ядреные, ра-ди-ктивные отбросы, да, папа? Значит, ты вправду работаешь на секретном задании?

– Да, сынок, – Северус с трудом скрыл удивление. Какое-такое секретное задание?! Но почти сразу он сообразил, что так, видимо, мальчику объяснила Петунья. Или дядя. И… Боже, как это волнительно – слышать от сына слово «папа»! Получается, что Петунья не просто сохранила ему сына, но и сумела привить любовь к отцу, которого мальчик никогда не видел, который, по сути, был чужим человеком, совершенно незнакомым для Гарри.