Текст книги "Странница (СИ)"

Автор книги: Тамара Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

* * *

– Все, – решительно сказал шут, – дальше – ногами. Она устала.

– Ногами так ногами, – легко согласился Гарвин, ласково проводя рукой вдоль спины Лены, не касаясь, – и сразу стало легче, хотя ее все еще трясло. – А можно и привал. Дров сколько угодно, мороз невелик, можно и отдохнуть.

Милит заворчал что-то неодобрительное, что относилось явно не к предложению шута, а к манипуляциям Гарвина.

– Не надо мне так чрезмерно облегчать жизнь.

– Не надо? – удивился эльф. – Чем же успел прогневить тебя этот неведомый мир, если ты готова залить его своими слезами? Или я неправ? Ты слишком близко к сердцу принимаешь войны. И казни.

Маркус деловито вытаптывал площадку под костер, шут положил свой мешок и усадил на него Лену.

– У меня было впечатление, что я себя увидел, – произнес вдруг Милит с певучим эльфийским акцентом. Волновался. – Все то же самое: двуручным мечом по кольчуге, в том же месте…

– И даже глаза синие, – поддакнул Маркус. – Я тоже едва не принял его за тебя. Все-таки вы, эльфы, на одно лицо, не в обиду будь сказано.

– Может, это все Трехмирье? – тихо спросил шут. – Этот эшафот…

– Нет, в Трехмирье люди бы ликовали, – возразил Гарвин, – а там – вовсе нет. Я бы сказал, наоборот. Сочувствовали. Но молчали. Наверное, за сочувствие тоже полагается нечто… в виде виселицы. Там висели вперемежку эльфы и люди. Я бы в этот мир вернулся посмотреть… Не надо гневных взоров, я не предлагаю, а говорю свое мнение. И все. Решать все равно ей.

– И она вернется, чтобы спасти еще парочку эльфов! – взорвался Маркус. – А какой ценой?

– Какой? – заинтересовался Гарвин. – Какой ценой она спасла уже парочку эльфов?

– Дурак ты, хоть и некромант, – сообщил шут, опускаясь на колени около Лены и обнимая ее. – Давно тебе, видно, ушей не резали. Увидят твою роскошную шевелюру – и стрелу пустят. Ладно, если в тебя, а если в нее?

– Мы вернемся туда, – сказала Лена. – Хотя бы вдвоем с Маркусом. Странница я в конце концов или нет?

– Нет, – удивительно слаженно ответили они квартетом и засмеялись. Продолжил Маркус:

– Ты Светлая, это определенно, но не Странница. Не нужно возвращаться. По-всякому не нужно. Будь ты Странницей, ты была бы одна, ну, с кем-то одним, но не с такой оравой. Где-то убивают эльфов, где-то – людей, а где-то – тех и других.

– Мы вернемся. В тот, где война, или в тот город… Я хочу знать. Должна знать.

– Что знать? – рявкнул Маркус. – Что бывает война? Что люди убивают друг друга? Нечего тебе делать на войне!

– Нечего, – дуэтом согласились эльфы.

– Война – это тоже жизнь… – начала было Лена, но шут ее мягко прервал:

– Война – это смерть. Давайте пока об этом не будем. Ведь не сейчас же ты хочешь возвращаться?

– А ты будто и не против? – удивился Милит.

– Я с ней, – пожал плечами шут. – Я не хочу, чтобы она видела кровь, казни, войну. Но если она пойдет, я пойду с ней.

– Ну куда ей войну? – беспомощно сказал Маркус. – Какую ей войну, если она от капли крови в обморок падает? Если у нее душа болит только от разговоров о чужой и кончившейся войне?

– Маркус, в моем мире тоже есть войны, и такие, какие вам и не снились. Я знаю о них.

– Знать о войне и знать войну – разные вещи, – как-то сухо сказал Милит, разламывая руками ветки толщиной с небольшой бревнышко. Воин. Солдат и главнокомандующий одновременно. Синие глаза, разрубленная кольчуга и кровь на снегу. Нет. Там была осень. Но синеглазый эльф не был просто похож на Милита, это просто был тамошний Милит, как та тощенькая девчонка на площади Ленина и на другой площади. Одна и та же, но в разных мирах. Наверное, есть где-то еще Маркус Гарат, Рош Винор и Ленка Карелина. – Ставь палатки, шут. Надо будет согреть там воздух, и не пугайся, не магией. Есть много других способов.

Гарвин оказался перед ней, но не на коленях, просто на корточки присел.

– Не сердись. Ни на меня, ни на них. Они правы, тебе не нужно видеть войну.

– И не нужно спасать эльфов?

– Тем более не нужно, – серьезно ответил он. – Ты уже на всю жизнь наспасалась.

Он легко поцеловал ее в щеку, что делал вообще-то крайне редко, и занялся дровами. Лена наблюдала за ловкими движениями шута, собиравшего каркас палатки (телескопические трубочки из какого-то невесомого, как алюминий, но гораздо более прочного сплава, всего несколько штук, а эффект потрясающий), за тем, как Милит откапывает из-под снега несколько плоских камней и кидает их в костер – как только он их увидел там? Маркус набрал снега в чайник и подвесил его над огнем, и более недовольным Лена его еще никогда не видела. Почему она решила, что надо вернуться? Точно не из-за слов Гарвина, потому что эта мысль мелькнула еще там. Хотелось знать, что думали те люди на площади, глядя, как поочередно казнят эльфов. Хотелось знать, за что так отчаянно дрался тот другой Милит… Этот дрался, чтобы задержать людей и дать возможность уйти эльфам, а потом, когда его окружили, когда остался один, дрался не за свою жизнь, а за свою смерть – легкую смерть…

Магии у него уже не было, израсходовал всю, выжег себя и умер бы, даже если бы вырвался из того боя. Был только меч, большой, по росту, и где было невысоким людям дотянуться до него своими короткими клинками, да вот беда – у кого-то оказался двуручный, да хорошей работы, рассекший куртку с металлическими пластинами, кольчугу, ребра… Если бы не доспехи, пополам бы разрубил. И словно через эту рану вышел кураж, весь азарт битвы, сразу нахлынула усталость. Он покачнулся, оперся на меч, и тот легко ушел в землю, и он не удержал равновесия, упал навзничь, уже понимая, что умер, да так обидно – не в бою, а все-таки на кресте…Зато остальные УСПЕЛИ.

А люди еще боялись подходить, толпились вокруг, добрый десяток клинков был направлен ему в грудь, и такой ведь был соблазн порубить его в мелкую капусту, однако устояли, чтоб казнить последнего эльфа… Он не сопротивлялся. А что он еще мог? Ну, в глаз дать кому-то. Пнуть. Убить уже не сумел бы. Так что он просто вел себя, будто его тут нет. Его и не было – только тело. Не повезло телу, ну что ж, с солдатами это бывает нередко. Но на всякий случай с него стащили не только доспехи, но и всю одежду. Бездарный лекарь остановил кровь и кое-как залатал глубокую рану – эльф должен был дожить до казни. Но даже голого его боялись – бросили на дно телеги, привязали руки и ноги врастяжку. Чтоб к позе на кресте успел приготовиться, наверное. Понятно, что боялись: видели, каков он в бою, знали, что маг, так что связывали редкими-редкими уже веревками из травки валицы, не позволяющей использовать магию. Не знали, дурни, что валица свои свойства сохраняет не дольше нескольких лет, а этим веревкам было уж столько, что ничего такого в них не осталось. Пусть. Пусть считают, что он все еще великий боевой маг. Если вдруг потом где поймают эльфа, который не успел себя выжечь, да этим свяжут, очень сильно удивятся.

Ночь была теплая, а жаль: будь похолоднее, полудохлые осенние мухи не ползали бы по полудохлому эльфу, не топали бы по ране, она и так болела – никакие известные способы борьбы с болью не помогали. Люди иногда подходили – проверяли, не сбежал ли. Или не умер ли. Он не обращал внимания. Покойникам вообще-то все равно, что на них смотрят, даже если они голые, все равно, если на них плюют. Только очень хочется пить, так хочется, что даже дышать трудно… и совсем не поверилось, когда вдруг в рот побежала вода. Он глянул удивленно: человек наклонил над его лицом чайник, из носика текла вода, и он пил до тех пор, пока не опустошил весь этот чайник. Даже боль начала утихать. А человек ничего не сказал, просто ушел. И люди бывают разные.

Странная раса – люди. Мелочны, мстительны и глупы. Сожгли Ларм. Ну воспользовались бы – нет, надо уничтожить, не только эльфов стереть с лица земли, но и всякую память о них. Мечи потом тоже переплавят или законодательно запретят упоминать о том, что клинки-то эльфийские? С аристократок украшения эльфийские посрывают? Город сожгли, город, какого им никогда не построить, потому что ни вкуса не хватит, ни умения, ни магии. Из синего камня коровники соорудят, болваны. А вот эшафот строить было не лень. Добротный такой, крепкий – и все для одного эльфа. Почетно.

Он шел сам, хотя и не без труда держа осанку – очень уж хотелось перекоситься на раненый бок. Своих этот лекарь так же исцелял? После такого лечения скорее калекой останешься, чем выздоровеешь. Людей он не замечал. Было бы на что смотреть. К тому же у покойников со зрением уже трудности. Эльф по имени Милит, любимый внук Владыки Лиасса, умер вчера в бою. А это так, недоразумение, тело вот еще двигается, для того чтоб помучиться на радость толпе. Дураки. Не будет радости. Эльфы не кричат.

Людей, похоже, было много – очень уж большая темная масса колыхалась перед эшафотом. Ну-ну, любуйтесь. В последний-то раз. Он смотрел поверх их голов, не видя. Эльфы умели смотреть так, что взгляд был оскорблением. Хотя кто знает: разве мухам не все равно было, как он на них косился, пока они пировали в его засохшей крови?

Когда палач отхватил ему ухо, он даже удивился: нож был острый, а казалось почему-то, что непременно самый затупленный выберут, чтоб развлечения надольше хватило. А тут-то: чик – и все, он даже боли почти не почувствовал, только кровь хлынула на плечо, будто именно в ухе проходил главная жила. Уши-то ладно, другие части тела побольнее будет, а там и до собак дело дойдет… бедные псины, вас-то за что? Чем потом кормить будут? Вот медведь, если попробует человечины или эльфятины, другого есть уже не хочет. И собаки переключатся на хозяев? А забавно бы.

По ступенькам эшафота не самой изящной походкой поднималась женщина в черном платье. Никакая. Ни красивая, ни некрасивая, час смотрел – через минуту забыл. Фигура тоже… не того. Впрочем, она немолодая, люди в ее возрасте редко сохраняют привлекательность, а этой-то и сохранять было нечего, и смолоду не была даже хорошенькой. Нормальная такая женщина. Волосы русые и короткие, некрасиво, волосы у женщины должны быть длинные… хотя какое до этого дело покойнику?

– Я забираю этого эльфа с собой.

А это еще зачем? Мужика что ли, не хватает?

Лена с ужасом смотрела на Милита. Он с недовольным лицом крошил в котелок сушеное мясо, почувствовал ее взгляд, посмотрел с улыбкой – и улыбку смыло.

– Что с тобой?

– Тебе перед казнью человек давал напиться?

– Ночью давал, – кивнул Милит. – А я не Гарвин, не говорю, что все люди…

– Длинноносый и черноглазый? В рваной зеленой куртке?

Глаза Милита расширились, и он медленно кивнул. Господи, что же это было? Всполошился шут, бросил свои дела, с размаху грянулся перед ней на колени, схватил за руки: «Лена, что?». Гарвин потянулся к ней магией – она точно знала, что магией, взгляд у него был какой-то особенный. Маркус тоже едва топор не уронил. Возникла короткая паника.

– Нормально. Просто мне тут померещилось…

– Она была в моей памяти, – сказал Милит медленно и певуче, – я ничего не почувствовал.

– В памяти?

– Иначе она не могла этого знать.

– Мало ли что ты ей говорил, – Гарвин бросил взгляд на шута и беззастенчиво продолжил, – по ночам особенно. Ты болтун известный.

– Об этом не говорил. И не заговорил бы.

– Что-то такое стыдное? – удивился Гарвин, снова проводя рукой вдоль спины Лены, снимая напряжение в мышцах.

– Нет. Я не стал бы говорить ей о моем последнем бое. И о казни тоже.

– Да, – признал после паузы Гарвин. – Не стал бы. А что так испугало? Она не просто Странница, она Аиллена, и если она может проникать в сознание шута, то почему не может в твое? Ну, девочка, успокойся. Твоя магия дает о себе знать – и ничего больше. Не нравится? Ну так никто ж и не заставит. Не захочешь – не станешь.

– Я словно была Милитом, – пробормотала она. Гарвин покачал головой, но промолчал. Даже странно. У него на всякий случай находились слова. Шут обнял ее колени, положил на них голову, и стало гораздо спокойнее. Лена натянула капюшон, который он скинул – раз не сорок градусов, то ему уже и жарко, он просиял глазами и вернулся к палаткам. Маркус как бы невзначай погладил ее по плечу. Больше об этом не говорили.

В палатке и правда оказалось сравнительно тепло. Шут натаскал веток, расстелил сверху одеяло и свой плащ, чтоб не тянуло холодом от земли.

– Лена, у тебя нет мази от ожогов? – помявшись, спросил он. – Нет, не пугайся ты так! Просто… я не знаю, что там делал старик, но магию он применял сильную. Амулет обжег, а рубашка шерстяная, задевает – неприятно. Там помазать пару раз – и все. Смотри…

– Темно, – сообщила Лена, на ощупь вытаскивая баночку с мазью, пока шут зажигал свечку. Ожог был из разряда кухонных – не так чтоб серьезный, но докучливый. Лена осторожно смазала его и залепила чудным эльфийским пластырем: кусочком ткани, по краям смазанным смесью из травы и листьев: стоило намочить, как эта смесь начинала липнуть ко всему и, высохнув, долго держалась.

– Ты и правда была Милитом? – тихонько спросил он через какое-то время. – Я слышал, что так бывает… Что некоторые люди могут. Дракон, получается, прав. Ты – можешь.

– Я не буду…

Шут поцеловал ее.

– Лена, ты думаешь, Милита это обидело? Нет, что ты. Он расстроился из-за того, что ты чувствовала то же, что и он. Тебе было больно, я почувствовал. Вот здесь, да?

Он провел пальцами по боку Лены – именно там на теле Милита был шрам от удара мечом, потом обнял, снова поцеловал и пробормотал:

– Надо бы нам в какой-нибудь гостинице остановиться… а то совсем мне грустно жить. С тобой – и без тебя…

* * *

До ближайшей гостиницы оказалось два дня пути. Погода была зимняя, но не утомительная, мороз не лютовал, а ветер был несильным. Потом впереди показался город, точнее городишко, убогий до того, что Лена едва выдержала два дня, которые отвела на выполнение своих «светлых» обязанностей. Гостиница была тоже убогая, в ней было-то всего три комнаты, две из которых оказались заняты, так что шуту оставалось только вздыхать на полу. Следующий городишко был не лучше, а идти до него пришлось почти неделю, хорошо хоть деревни по дороге попадались. Мир был скучный, унылый и убогий. Магия в нем была, но тоже убогая. Эльфы были, но никого не интересовали и сами никем не интересовались, жили изолированно, на полном самообеспечении. «Ну живут – и живут, нам какое дело», – ворчливо объяснил Гарвину один крестьянин, так и не поняв, что говорит с эльфом.

Следующий мир был полной противоположностью. То есть он был роскошным. Красивые города, аккуратные деревни, нарядные или просто опрятные люди. Последняя война кончилась лет двадцать назад – «соседям с юга, вишь, пару городов прибрать захотелось, ну так и отогнали их назад, теперь торгуем, оно выгоднее выходит, так-то вот, Светлая». Эльфы тоже никого не интересовали. Ну, живут. Оружие хорошее делают, инструменты, а вино уж какое – сам король только его и пьет. Вино попробовали. «Уж какое». На вкус Лены, не лучше и не хуже «Дневной росы». И именно в этом мире ей захотелось попасть к эльфам. Посмотреть, как они отреагируют на Светлую. Милит и Гарвин не возражали, даже пообещали идти стороной, чтоб эльфы отнеслись к ней непредвзято. Шли долго, почти две недели, хорошо, что морозов не было, но все равно две недели в палатке ночевать – это было чересчур близко к природе. Правда, практичный Маркус в городе купил толстенную лошадиную попону и тащил ее сам, доверяя шуту только расстелить ее в палатке. Так что Лена почти не мерзла: и попона все-таки предохраняла от стылой земли, и пара одеял лучше, чем одно, и раздеваться не приходилось.

В один прекрасный день Гарвин и Милит отстали: Гарвин усмотрел где-то далеко впереди эльфа, а они втроем зашагали вперед. Эльф ехал навстречу верхом. Лена очень хотела быть узнанной, и у нее получилось. Эльф спешился, поклонился, едва скользнув взглядом по Маркусу, и тут же продолжил Светлой свою лошадь. Лена отказалась: нам, Странницам, пешочком ходить положено, и он принял это как должное, снова раскланялся и объяснил шуту, как лучше добраться до главного города эльфов. Автономная область у них тут была. Или округ.

К вечеру дошли. Эльфы встречались не так чтоб часто, но встречались, вроде бы по делам куда-то шли или ехали, но Лена отчего-то заподозрила, что они исполняют функции дозорных: в мире, конечно, с людьми живем, да вот надолго ли…

Город был белый. Точнее, желтовато-белый. Все дома были выстроены из такого камня: глаза не слепил и на фоне снега казался желтоватым, а летом, наверное, белым. И был он сказочно красив. Авторы всяких фэнтези непременно описывали изящную резьбу, легкую архитектуру, арочные своды, сияющие крыши – ну точно. Первый же встретившийся горожанин проводил их в гостиницу, был приветлив, ну разве что на Маркуса внимания не обращал, но когда Маркус спросил что-то, вполне вежливо повернулся к нему и ответил.

Хозяин гостиницы так и вовсе просиял:

– Светлая! Как же давно ни одна Странница не посещала наши края! Позволь приветствовать тебя. Эти люди с тобой? Здравствуйте, люди.

– А если бы не со мной, ты не пустил бы его в гостиницу? – поинтересовалась Лена с самым невинным видом.

– Пустил бы, если бы они заплатили, – удивился хозяин. – Но я не хочу брать денег со Светлой и ее спутников. Мы живем в мире с людьми.

– А баня у вас есть? – жалобно спросила Лена, и ей пообещали через полчаса сколько угодно горячей воды и душистого мыла. Водопровода здесь не было, воду носила эльфийка, веселая и хорошенькая, болтавшая без умолку, так что через час Лена знала всех городских знаменитостей и последние городские сплетни.

Мужчины уже ждали ее: розовенькие, свежевыбритые, с мокрыми еще волосами, в последних чистых рубашках и летней одежде. Всю прочую у них забрали в стирку. Лена была в черном платье, но вся увешана украшениями, как елка: браслет Арианы она не снимала, пояс застегивала на драконью пряжку, а ворованную ветку непременно прикалывала на грудь, а амулет Лиасса и вовсе был вроде части тела, плюс кольцо-«глушилка»…

Они спустились вниз. Гостиница была такой, как и во всех мирах: собственно, это был ресторан (язык не поворачивался назвать его трактиром) со сдающимися комнатами. Когда Лена с друзьями только пришли, зал был уже почти пустым, зато сейчас эльфов в него понабилось много. Ну да. Цирк приехал. Весь вечер на манеже Делен Светлая и ее веселые товарищи.

В общем, был нормальный вечер, как и на всяком постоялом дворе, как во всякой другой гостинице, вся разница была только в обилии огромных светлых глаз и отсутствии кривоногих толстяков. В отношении к Светлой эльфы вели себя точно как люди, может, с большим достоинством, однако так же неприкрыто радуясь ее визиту. Выходило, что Странницы не забредали к ним лет двести. Это вам не Сайбия…

Толика уважения перепала и Маркусу, а шут оказался свой – когда его брили, обнаружили заостренные уши. Лене пришлось довольно много рассказывать о своих Странствиях, но, помня не самый приятный опыт, она повела себя, как всякая Странница, – рассказывала об обычаях и нравах, стараясь не упоминать обычай резать эльфийские уши. Шут и Маркус помалкивали, но Лена чувствовала их не то чтоб недовольство, но нечто вроде. Ясно. Ты не такая, как они. Тогда Лена рассказала о Сайбии и новых подданных и новом титуле Родага, старательно приписывая все Лиассу.

– Король людей и эльфов, говоришь? – произнес один, словно пробуя на вкус этакое неудобоваримое сочетание. – И Владыка присягнул человеку?

– Дал истинную клятву, – кивнула Лена, а шут на всякий случай объяснил, что означает истинная клятва. Здесь могла быть и другая терминология. Эти двое выглядели повеселевшими. Ну как же, наша Странница самая… странная. Вмешивается. И скромная. Не говорит о своих немыслимых заслугах, Проболтается кто, что она за Милитом и Гарвином ходила, поубиваю к чертовой матери, а шута отселю в палатку к остальным.

– Значит, в мир пришел Владыка… Как это хорошо, Делен, – улыбнулся эльф. – Ты простишь мне такую вольность – я называю тебя по имени.

– Не по имени, – сказал с порога Гарвин. – И не смотри на меня так строго, Аиллена.

Вот сейчас Лена поняла, что значит затасканное выражение «эффект разорвавшейся бомбы». Нет. Бомбе они бы так не удивились. Подумаешь, боевая магия, только очень сильная. А вот этакое… Враз поверили Гарвину. Тишина наступила – слышно было, как постукивают в стекло снежинки. Потом эльфы дружно брякнулись на колени. То есть на одно. И дружно возблагодарили своего несуществующего эльфийского бога за то, что в мир пришла Дарующая жизнь. А всего-то надо было переспать с красавцем-блондином. Тьфу.

– Ну, – бросая на пол свой мешок и отвешивая поклон, спросил Милит, – ты уверилась, что эльфы не везде едят людей на ужин?

– Люди тоже не везде едят эльфийские уши, – отрезал Маркус. Гарвин захохотал.

– Кое-где они едят свои собственные! Прости, Аиллена, мы честно хотели появиться только утром, но там такая метель началась, что нам очень захотелось в тепло.

– Ты Странствуешь с эльфами? – почти заикаясь, произнес все тот же эльф, наверное, главный тут, насколько у них вообще может быть кто-то главный.

– А нельзя? – удивилась Лена. – Я Странница, мне все равно – человек или эльф. А вы оба еще поплатитесь.

– Ага, – сообщил Гарвин, снимая плащ, – ругаться будет. И дуться пару дней. Аиллена, а что ж будет, если я скажу им, что ты не только Дарующая жизнь?

– Тут и останешься, – пообещала Лена почти всерьез. Разозлилась она крепко. – Вместе со своими особенностями. Будешь рассказывать сказки и страшные истории, авось на хлеб заработаешь.

Эльфы даже не смеялись. Они ржали. Гоготали, всхрюкивали, взвизгивали, держались за животы и падали со стульев. Причем Милит тоже, а Гарвин выглядел несколько смущенно. Лена на его счет уже второй раз шутила так удачно. Понять бы еще, в чем тут соль.

Эти двое тоже пошли отмываться и переодеваться, а Лене и остальным подлили еще божественного вина, принесли с кухни нечто воздушное, нежное и сладкое с ореховым и яблочным вкусом одновременно, и она злорадно придумала, как наказать трепачей: запретить им есть эту вкуснятину. Послушаются как миленькие, если она запретит это прилюдно. То есть приэльфово. Им придется быть паиньками.

Так она и сделала, и эльфы опять покатились со смеху, а Гарвин и Милит смирились и глотали слюнки, наворачивая мягкие отбивные с тушеными овощами. Наказала взрослых мужчин – оставила без сладкого. Лене было смешно и одновременно грустно, потому они не возьмут лакомства, даже если их угостят, и это будет вовсе не демонстрация повиновения, рассчитанная на посторонних. Не возьмут даже у шута или у Маркуса, когда окажутся наедине. Им казалось, что так правильно. Раз они решили принять ее условия (которых она вовсе не выставляла), то слово должны держать. Один Маркус нормальный, а остальные отличаются патологической честностью.

Подобные размышления вовсе не мешали ей уничтожать это печенье, запивая его вином и не предлагая эльфам. Даже на непритязательный вкус Лены было ясно, что это вино на порядок лучше «Дневной росы». Эльфы ей не досаждали больше, переговаривались между собой и не огорчились, когда она решила уйти. Встали и поклонились.

Комната была небольшая, чистая, теплая. Персональная. Шута и Маркуса поселили отдельно, а эльфов, скорее всего, тоже у порога не бросят. Шут, правда, через десять минут появился, причем с вещами. Странно. Обычно он блюл нормы общественной морали и ни в коем случае не афишировал их отношения. Главным образом чтобы не смущать Лену.

– Спросили прямо, кто из нас твой мужчина, – виновато улыбнулся шут, – потому что свободных комнат у них нет, а наших эльфов отправить в другую гостиницу нельзя, потому что это твоиэльфы. Да они и сами не пойдут… Ну и спросили, все ли мы просто спутники. Лена, клянусь, я ничего не сказал! Это они на меня пальцами показывали. Ты стесняешься?

– Господи, конечно, нет, – удивилась Лена. – Ведь эльфы не самые… скромные создания во всех мирах?

– Нет, не самые, – фыркнул шут, – говорят, орки еще скромнее. Лена, я соскучился. Честно предупреждаю. Мы побудем здесь несколько дней?

– Само собой, Хочу посмотреть, чем эльфы Владыки отличаются от свободных эльфов.

Шут покачал головой.

– Отличаются, конечно. Мне наши больше нравятся, если честно. А ты знаешь, что здешние считают Лиасса и своим Владыкой?

Лена села на кровать, чтобы разуться, и шут тут же опустился на корточки, чтобы снять с нее сапожки, и продолжил:

– Удивительно, но эльфы считают себя одним народом. Ну, так получилось, что они рассеяны по разным мирам. Потому для них каждый эльф – брат родной. А полукровка – двоюродный. Может, иначе им просто не выжить? Появление Владыки где-то в мире, в который они никогда не попадут, для них так же важно, как если бы Владыка сидел в соседнем городе. Правда, удивительно?

– Они вообще удивительные. Я люблю эльфов. Как твой ожог? Давай-ка раздевайся.

Шут снял куртку и рубашку. Ага, пластырь он снял, когда в ванну полез. Ожог выглядел вполне прилично.

– Чешется, – признался шут. – Заживает. У тебя мазь и правда… Та, что делает Ариана. медленнее действует. Честно. Лена, ты правда не расстроилась, что я так… нахально? Они считают, что даже Маркусу нельзя на полу постелить, потому что…

– Потому что это мой Маркус, – кивнула Лена, – хотя он совершенно свой собственный. Я вообще ни на кого не претендую. Кроме тебя.

– Неправильно, – покачал головой шут. – То есть в отношении меня правильно, но остальные тоже твои.

– Друзья. Но это взаимно, и они мои ровно столько же, сколько и я – их.

Шут не согласился.

– Нет. Это неправильно. Есть ты – и есть мы, твои спутники. Пусть мы друзья, и конечно, мы друзья, только ведь мы бы ими никогда не стали, не будь тебя. Ты нас объединяешь. Понимаешь? Ты – единственное общее, что есть у нас четверых. Ни Милит, ни тем более Гарвин никогда и не посмотрели бы в сторону Маркуса, а Маркус никогда бы не обратил внимания на шута. А тут появилась ненормальная Светлая…

– Ненормальная?

– А разве нет? Она даже щекотки боится!

Щекотки Лена действительно боялась.