Текст книги "Таша (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)
Глава 29
Вот как я так? Он такие красивые слова говорил, а я…? Сейчас, хорошенько подумав, я понимала, что все же лучше было промолчать. Глупо вышло. Думала, что не усну, переживая об этом. А провалилась в спокойный и счастливый сон почти сразу же.
И подхватилась ранним утром, будто на крыльях взлетела. Закружила, зацеловала Зоряна, чуть не задушила, обнимая, Мастера. Покормила их утром, сияя не покидающей лица улыбкой. Потом мы все втроем смотрели то самое платье, что подарил мне Юрас к балу. Я так и не расспросила его – к чему это было так вдруг, а главное – почему так поздно, когда бал уже был в разгаре?
Мастер посмотрел на разложенный на убранной постели наряд и покачал головой.
– А ведь я тебе в этом не помощник, дочка. Мне нравится все, в чем ты одета. Может, спросить кого знающего? Это, наверное, лучше к женщинам.
– Нет, не хочу никого тревожить. Все равно больше ничего подходящего не найти за это время. Я покажусь вам, когда оденусь, ладно? Присмотрите пока за внуком?
Я набирала в каменное корыто теплую воду себе для купания, лила в нее настой ромашки. Мылась темным травяным мылом, споласкивала косы пахучей ромашковой водой. Сушила их, прочесывая потом до сухого треска, плела две пышных косы. А в груди сжалось что-то и не давало делать все это спокойно. Точно – будто тетива от лука натянута и не отпускает, тревожит. Или тугой бутон цветка рвется раскрыться, но для него пока нет простора и воли. Тянула на себя платье дрожащими руками, неловко затягивала шнуровку на стане, поднимала к коленям и подвязывала кружевные чулочки, обувала туфельки… Горело лицо и дрожало все внутри… Успеваю? Не успеваю?
Села возле зеркала и посмотрела на себя, раздумывая… а потом все же решилась и зачернила ресницы, слегка тронула темным брови, нарумянила губы. И оценила все это – мне как будто нравилось, а ему понравится? Стало смешно – вспомнила, какими черными гусеницами смотрелись мои брови тогда – выпачканные сажей из печи. Как, наверное, смешна была мука на моем лице, щедро насыпанная, чтобы скрыть веснушки… и эти мысли отрезвили. Грусть по детству, по тому дому, по умершим родным или еще что… но память успокоила меня, дала немного ослабнуть тугой тетиве, натянутой внутри.
Когда раздался стук в дверь, вышла из нашей с сыном комнаты. Вышла и стала перед Мастером – смотрите на меня. Длинное платье из светлого серого бархата обнимало мое тело мягко и удобно. Богатое кружево на руках и груди поблескивало живым серебром. В шнуровку такого же серого цвета тоже были вплетены сверкающие нити. Никогда еще не надевала я на себя такого красивого наряда. Зорян сразу стал щупать и дергать мягкую ткань, и я подхватила его на руки и спросила у Мастера:
– Ну, как я вам?
– Сильно, девочка, очень сильно. Я всегда знал, что ты у меня красавица, а ты все не верила… Жених увидит – точно упадет…
– Да мне это не нужно, – смеялась я, – что мне вот с этим делать? Немного не по росту – длинновато. Держать все время руками? Подшить может?
Я всегда одевалась, как зажиточная горожанка. А они не носили в городе одежду такой длины. Ходить, подметая мостовую подолом, было глупо. Городские платья да юбки опускалась донизу, все же оставляя открытыми туфельки, давая свободно ступать.
– Тебя уже ждут. Нужно выходить. Зоряна оставим со…?
– Нет-нет! Он – с нами. Он разумный мальчик, постоит рядом, подержится за юбку. Гусельки возьмем ему…
– Ну, раз с музыкой, то что уж тут скажешь…
В прихожую к Юрасу я выходила, пламенея так, что болели щеки. И становилось почти страшно от этого – буду не красивая для него, а смешная – вся красная. И уже даже жалела, что согласилась провести обряд сегодня. Нужно было завтра… или после… Я была бы готова… или нет? И потому в глаза ему смотрела с мучительным вопросом. Понял ли он мой страх, что вообще подумал, увидев меня такой – новой даже для самой себя? Сердце сжалось и замерло, и я услышала тихое:
– Веснушка… – а потом он кашлянул и сказал громче:
– Шершавый камень, радость моя… я все сделал, как ты велела. И очень сильно надеюсь…
Я тихо выдохнула, а его перебил Тарус, тронув за плечо: – А нам не пора уже… «радость моя»?
А я словно только сейчас увидела их обоих – как они одеты, что и Тарус тоже здесь. Они оба были в праздничной воинской одежде, рядом стоял знакомый стражник. Я спросила:
– Сувор, как ваш сын? Хорошо? Я рада и прошу вас с нами – у нас сегодня праздник. Разделите нашу радость? Юрас, ты не…
– Стой! – дернулся он ко мне, – ты наступила на подол, сейчас упала бы, а спотыкаться по дороге в обрядную нельзя. Длинное? Нужно держать его… нет, это потом. Сейчас я сам понесу тебя. Пока только до повозки, Колючка, не дергайся.
Укутал меня в свою бекешу – большую, теплую. Подхватил на руки и шагнул к двери. Я затрепыхалась, заоглядывалась.
– Юрас, подожди, а Зорян? А ты? Там же холодно, а ты раздет!
– Мне жарко, Таша, – шептал он мне в ухо.
– Мы с Зоряном с вами. Без меня все равно не начнете, – натягивал теплую одежду на внука старик. Он тоже был нарядно одет. И сыну я приготовила праздничную одежду и… это было все, что я смогла. Что будет дальше, я не знала. Как проводят обряд здесь?
Уже когда повозка повернула к дворцу, я вспомнила и спросила:
– Юрас… это платье, такое красивое и дорогое, наверное? Почему ты тогда передал его мне? И что так поздно? Я увидела его, только вернувшись домой.
– А это я поздно сказал ему, что тебя пригласили на тот бал. Оставалось всего два дня, – отозвался Тарус, – его едва успели сшить. Дошивали, что называется – «на колене». Вот и не успели вовремя.
– Это мне понятно. А вот зачем все это было?
Юрас уткнулся мне в макушку, шумно вздохнул.
– Я подумал, что у тебя может не быть настоящего дворцового платья. Женщины очень ответственно готовятся к балам. Даже одно и то же платье не надевают больше одного раза в год. Я тогда если еще и не считал тебя своей, то беспокойство за тебя чувствовал точно. И не мог допустить, чтобы тебе там было неловко. Ждал тебя в зале, высматривал, а просто нужно было зайти за тобой – я так и хотел. Но побоялся, что ты опять прогонишь, разозлишься и вообще никуда не пойдешь.
– Не такая уж я и злая, – протянула я разочаровано – почему он не зашел тогда? Я не прогнала бы.
– Да, Колючка, ты совсем не такая, – подозрительно быстро согласился мой жених.
Глава 30
– А что это невесту тащат на руках? Сопротивляется? – деловито поинтересовался… Владислас. Я закрутила головой, оглядываясь. Они с Дариной ждали нас возле подножья большой каменной лестницы при входе во дворец. Я когда-то уже стояла возле нее, не решаясь войти в бальный зал. Сейчас стало неловко, и я тихо шепнула, касаясь губами его уха, а он дернулся и сжал меня почти до боли:
– Отпусти, Юрас, поставь меня на пол.
На что услышала его на удивление спокойный ответ правителю:
– Приветствую вас. Нет, Таша не сопротивляется, но она чуть не упала в платье с длинным подолом – не привыкла носить такое. Кто вообще придумал эту длину? – оглянулся вокруг и спросил: – А где тут обрядная? Я просто донесу ее до места, чтобы не упала. Споткнуться перед обрядом – плохая примета.
– И чтобы не сбежала – тоже, – тихо добавил мне на ухо, обдавая щеку теплым дыханием и легко поднимаясь со мною на руках по ступеням из белого камня. За нами, переговариваясь и посмеиваясь чему-то своему, шли и Владислас с женой.
– Я сама не отпущу тебя никуда, – пообещала я и в ответ получила нечитаемый взгляд. Весь обряд запомнился плохо – я переживала. Все здесь было незнакомо и немного неожиданно – богатое убранство дворцовой обрядной… А у нас в Зеленой Балке женились в доме Головы – обряд проводил ведун из крепостцы, за которым посылали по случаю. Нежданным было появление Владисласа и Дарины, хотя этого должно было ждать. Все же дворец – хоть и слишком большой, но их дом. Да и Дарина не упустила бы случая увидеть, наконец, своими глазами, как Юраса «берут в добрые руки».
С радостью и великой силой звучали для меня слова напутствия, которые говорил отец:
– Да сольются два ваших солнца в одно – великое и сильное и станет оно защитой для ваших детей и семьи вашей…
Не знаю – по обряду ли, но Юрас все время держал меня за руку, перевив наши пальцы, а второй обняв за стан. Потом ведун надел нам на пальцы кольца – тонкие гладкие ободки. И обряд свершился – я стала мужней женой. Зорян все время простоял, вцепившись обеими руками в мое платье. И когда все закончилось, Юрас подхватил его на руки и сказал, улыбаясь:
– Поцелуй мамочку в щечку, сынок.
– Мамочка… – послушно сказал тот и поцеловал.
Я смотрела на всех, только не на мужа. Выслушала много добрых слов о том, чего желали нам от всего сердца. Даже заговорила с Тарусом, вспомнив, что наша женитьба помешала его поездке к Змеиному лесу. Или помешали ожидающиеся вскоре снегопады, но его было жаль. Он так рвался туда… даже думая, что скоро умрет. Но он сказал только:
– Я не отказался от этой поездки – просто перенес ее на лучшее время.
– Я бы тоже хотела туда, – протянула я, а он ворчливо ответил:
– А как же сенокос? Управитесь к сроку?
Я взглянула таки на мужа – искоса. И увидела в его глазах смех, а еще… обещание. Нам с ним еще пришлось, оставив дома сына и Мастера, посидеть немного за праздничным столом в воинской казарме, где его и мои друзья ждали нас. Но это было совсем недолго. Потом он вывел меня за руку и повез в тот дом – в котором сейчас не было ни его брата, ни прислуги.
Мы молча прошли по лестнице на второй уровень дома и вошли в его комнату. Здесь я была поймана в руки и поняла, что мелко дрожу. Как долго уже – не помнила и сама. Муж забеспокоился:
– Ты же не боишься? Ты не можешь меня бояться, жена моя, это я боюсь…
– А ты чего же? – слабым голосом спросила я.
– Не знаю… много чего. Давай тогда бояться вместе, хочешь? Спрячемся в кровать, под одеяло, обнимемся и будем друг друга защищать и успокаивать.
Так мы и сделали, только для того, чтобы лечь, сперва пришлось раздеться, и он помогал мне в этом. Торопливо растягивая шнуровку на платье, стаскивая с ног тонкие чулочки подрагивающими от нетерпения руками. И когда пришла пора успокаиваться, делать этого уже совсем не хотелось. Потому что у него, как у Зоряна, не закрывался рот, и он шептал мне… говорил… признавался между поцелуями. А я тоже отвечала ему, задыхаясь, когда мои губы получали свободу:
– И я… я тоже… так же… еще сильнее.
Его руки – теплые, сильные и совсем без костяных мозолей, гуляли по всему моему телу – с бережной лаской, которая вскоре вызвала ту самую жажду, охватившую нас двоих. И тот самый пожар…
Мои руки сами тянулись зарыться в его волосы, жадно гладили сильные смуглые плечи, крепко прижимали его к себе, обхватив за спину. Я помнила его тело, а он узнавал меня заново – ненасытно, жадно, долго… так долго. Мы проваливались на какое-то время в сон и будили друг друга опять… Уснули же только под утро, устав так, что казалось – не поднять будет ни руки, ни ноги. Но сытые… довольные… счастливые.
Днем же я проснулась, наверное, от того, что он смотрел на меня. И провела рукой по его щеке, чуть неуверенно прошептала:
– Что ты, хороший мой?
– Думаю вот… о том, что совсем не помню твой первый раз… наш. Я ведь и правда – не помню… Тарус рассказывал мне, что я творю, а я не верил… просто не верил, Таша. Потом пытался как-то оправдаться – стражник на воротах подтвердил его слова. Страшно не помнить то, что изменило твою судьбу, не понимать почему это случилось. Это время выпало из моей жизни, из моей памяти, будто кто-то нещадно вымарал его. Но сейчас осталось сожаление только об одном – не помню о нас с тобой, а я ведь не был тогда бережным, правда? Просто не мог… не осознавал, а ты щадишь меня, – промолвил он горько.
– Жаль, что не помнишь, тогда бы не переживал об этом. Юрас… мы как-то говорили с Конем… Он сказал, что вокруг тебя все еще виден след родового проклятия. Они – бестелесные, легко видят такие же призрачные следы. Так что это наказание не за какую-то твою вину, а за то, что свершили твои предки, может, что и дальние. Невозможность познать счастье в любви – следы проклятия, клубящиеся у сердца. Так он сказал – но это только следы… его больше нет на тебе. Не жалей о том, на что оно толкнуло тебя, куда завело, отняв разум, чему помешало. О несбывшемся с Дариной, о том, что не помнишь нашу ночь.
– Я жалею не о том, что это случилось, а о том, что не помню тебя тогда. Но если ты твердишь, что не следует об этом жалеть… то, может тогда вдумчиво посчитаем дни до сенокоса? – широко улыбался он, – как ты думаешь – мы уже управились?
– Нет, Юрас, мы точно еще не управились. Я помню то видение – у меня еще не было живота, – так же широко и ехидно улыбалась я.
– Нет же… нет! Ты просто не помнишь, он уже был – только небольшой. А то с чего бы я стал его наглаживать? Колючка, это непорядок. Нужно работать над этим… очень… очень сильно стараться.
Эпилог
Мы постарались… И к празднику первого сенокоса я ждала еще одно продолжение меня и Юраса. Хотелось бы, чтобы это была дочка, но пока было непонятно. Я хорошо помнила, что девочки лежат в животе у мамки умнее – прильнув, и живот тогда шире. Но он был пока совсем небольшим, едва заметным… я, и правда, в своем видении не запомнила это.
Так же, как тогда – в моем сне, кругом нас цвело лето, кружа голову запахами цветов и обнимая ласковым теплом. Так же одуряющее пахла свежескошенная трава, сложенная валками и покрытая ряднами. Дарина один оборот луны, как родила еще одного сына и сейчас уже полностью оправилась от родов. Она позвала на праздник нескольких мужчин, заседающих в Совете, вместе с их семьями, а также и нас с Юрасом и Зоряном.
Я уговорила поехать с нами и старого ведуна – день выдался таким славным. И жаль было, что он опять проведет его, делая свои записи. Так что мы с ним и Зоряном доехали до места в небольшой повозке с рессорами – той, о которой он тогда говорил и которую давно хотел. Ее, вместе с парой породистых лошадей, подарили нам на свадьбу правитель с Дариной. Кроме того, Юрас получил в подарок скакуна, смотреть на которого сбежалась почти вся стража столицы.
И если в том, как сделана повозка, я не разбиралась, только могла сказать, что – удобно, то Архаром любовалась вместе со всеми. Золотисто-рыжий, с черными гривой и хвостом, небольшой мордой с мягкими нервными ноздрями и тонкими, крепкими ногами – он был красив до изумления. А еще вынослив, быстр, прыгуч и хорош нравом. Скоро он ходил следом за Юрасом, как собака. Тот катал на нем Зоряна, уже сажая в седло одного и прохаживая коня шагом. Только мы жалели, что держать скакуна приходилось в дворцовых конюшнях – у нашего дома своей не было.
На поляне, выкошенной от травы, скоро стало тесно – прибывали друзья семьи правителя. Мужчины отошли и говорили о чем-то своем, а мы с еще одной гостьей выкладывали на грубо тканые рядна угощение – кто что привез с собой. Говорили о детях, смеялись, вспоминали Таруса, который сорвался таки в конце весны и помчался к Змеиному лесу. Не забоялся даже проснувшихся после зимней спячки змей. От этого становилось беспокойно, но Дарина, что сидела тут же с младенцем на руках, смеялась:
– Этот жук все сможет и везде успеет. Сам везде проползет, как змей. Раз так невмоготу, я помогла ему упросить Влада отпустить его со всего одним стражником. От степняков угрозы нет, а потому брать отряд и правда – не было нужды. Места знакомые, хоть и опасные. Но он справится, я даже в голову не беру…
А я с нетерпением ждала, как оно случится – то, что было в видении? И намеренно ничего не делала для этого. Оно получилось само собой. Юрас подошел к нам и, облизнувшись на угощение, потащил меня выбирать самое удобное место. Нашел, уселся сам и потянул меня на себя, усадив перед собой, чуть сбоку. Заботливо осмотрелся, как я устроена и спросил:
– Как ты? Не растрясло в повозке, и правда – такой мягкий ход?
– Ты бы за это время хоть разок, да опробовал – какой ход.
– Нет, я лучше на Архаре, – счастливо улыбался он, – а как мы тут поживаем?
Спросил и, положив руку на мой еще совсем маленький живот, ласково погладил его… и мы замерли. Я – оттого, что нечаянно сразу вцепилась в его руки, соскучившись уже по ним, а он – вспомнив то, о чем я рассказывала. Гомонили вокруг люди, и по летнему теплу речь разносилась как-то немного глухо – в густом, напоенном ароматами леса воздухе. Пищали дети, носясь оравой, гудели пчелы, легкий ветерок овевал лицо и шею… А я сидела в коконе из родных рук и истово благодарила в уме Силы. За то, что дали мне его…
– Веснушка, как же жаль, что тебе не дали досмотреть тот сон…
– А что бы ты еще хотел узнать? – удивилась я. Для меня и это было слишком – я просто купалась в своем счастье.
– Знали бы – внук или внучка будут у нас первыми…
– А не рано ли об этом? – поискала я глазами Зоряна и нашла – взглянув туда, откуда раздался детский рев. Два дружка – Зорян и Мир, вцепились друг в друга и мутузили куда попало. Оба ревели, но драться не переставали. Я дернулась было, но Юрас не дал встать:
– Ты что? Мужики… сами разберутся… – и потрясенно замер, как и все, кто смотрел на детскую драку.
Оба драчуна вдруг отпрянули друг от друга и разлетелись в стороны. Плавно все это было и медленно, будто нес их кто-то на невидимых руках, оставив потом стоять поодаль друг от друга. Я не понимала… ну, за Миром приглядывает Малек… Сердитый вопль Зоряна объяснил все:
– Конь! Кто тебя плосил? Он длазнился! Я бы ему так надавал…
И замолк, потому что на шею ему с ревом кинулась Заряна, вытирая кровь возле носа. Они и правда – нравились друг другу, это знали и видели уже все. Не к брату ринулась, а друга спасать… Двое малышей не смотрелись смешно – Зорян терпеливо стоял и ждал, а маленькая девочка по-женски заботилась о нем.
– Конь… Конюшка… будь добр, покажись, друг, – взмолилась я.
И возле Зоряна заколыхалась призрачная тень здоровенного воина. Он что-то сказал и Зорян, отодвинув от себя ручки девочки, передал мне:
– Он заскучал, мама, и плишел к нам. Говолит, что с нами… у него… жизнь полнее, чем у живого. Когда я ему надоем или буду плохо себя вести – глозится уйти. Не уходи, Конь, я буду холошим. Ладно… сейчас…
Сын ступил к такому же зареванному другу и протянул ему руку.
– Давай милиться, а то уйдут – и Малек, и Конь. Как тогда будем? Я выучу «р-р-р»… умею уже, плосто это… тр-рудно.
Они не совсем охотно пожали друг другу руки и разошлись. А я искала глазами Мастера. Он отошел от мужиков, которые разом заговорили, обсуждая то, что случилось, и подошел к нам с Юрасом.
– Еще только ты вернулась, он что-то стал лепетать про Коня. Прорывалось у него…ты, видно, думала – повторяет то, что слышал от тебя раньше, да? А я все прислушивался и присматривался. Потому и стражника потом попросил убрать из нашего дома, когда вскоре понял – снова есть охрана, только приставлена она к Зоряну. Конь, видно, просил до поры не давать знать о себе, да внучок и речью-то выправился недавно – как перестал спешить говорить. Ну, вот теперь и ты знаешь.
Таша, я буду готовить его к принятию моего дара. Коль так складывается, что вон куда его… то должен соответствовать. И будущей жене, и посту, что будет занимать.
– Мальцу четырех нет… я с ума с вами, мужиками, сойду. Когда мы с Дариной просто сказали… ведь как высмеяли?! А сами теперь? Жените их уже?
– Дружат сильно. Такая дружба со временем точно выльется во что-то большее. Ты глянь – как можно будет не полюбить ее? А его?
Зарянка таращила на друга синие-синие глаза и теребила короткую черную косичку, а Зорян с Миром слушали, что она им говорит. Потом ее очи сверкнули синим светом, а маленькие мужики виновато потупились. Я заметила, как опустилась обратно на траву, расслабляясь, Дарина.
– Мастер, – обеспокоенно обратилась я, как к наставнику, – мертвые… Он же видит и слышит их, так же? Понятно, что пока Конь стережет и оберегает его. Но откуда у него мой дар? Неужели же…
– Можно объяснить только этим. Что он получил его еще в твоей утробе. И если бы мы тогда не спрятали тебя в лесу, а потом Микей не помог с Конем, который оберегал вас двоих… Чем бы это закончилось для Зоряна… выжил бы, родился ли бы? Подумать страшно. Ты говорила, что это так тяжко… Но сейчас не бойся ничего, не надо уже, отдыхай спокойно. Я тоже присяду, – отошел и сел невдалеке от нас.
Микей… я опять почуяла ласковое тепло в душе, как и всегда, когда вспоминала о нем. И от всего сердца послала ему туда такую же теплую благодарность за моего спасенного сына.
– Не рано ли все это? – прошептал мне на ухо Юрас, – все – обучение, дар, невеста? У парня детство должно быть.
– Так детство пока и есть. Подрастут – сами немного отдалятся. Их обучение будет разниться – у него скачки да рубка, а у нее – рукоделие да управление домашними делами. У него с Миром уже сейчас команда из мальчиков. Отец смеется, что уже отряд себе собирают.
– То-то и оно… Таша, я хотел сказать потом, но тут такой случай… как раз по делу будет. Владислас сегодня предложил мне пост начальника стражи Белого края. А потом, со временем, и место Главы Белого города. Там толковый мужик, но уже доживает свой век. Нужно будет ехать туда.
И знаешь… я теперь думаю, что это не только из-за моих талантов. Очевидно, они с Дариной тоже видят это – дети же жить не могут друг без друга. Это ненормально, Веснушка, это рано и неправильно. Их будто предназначили друг другу, а у любого человека должен быть выбор. Вот вырастут, тогда…
– Ты сам говоришь – не могут жить.
– Сейчас, когда они совсем маленькие, развести их на время будет проще. И нужно. Ты как – насчет Белого города? Пока ты легко сможешь перенести переезд…
Белый город… самый красивый город будущего королевства Тартр. Выстроенный из белоснежного камня, с крепостью и замком над бурной, порожистой рекой, вытекающей с гор. Этот город стоял ближе к Змеиному лесу, и рядом проходило больше торговых трактов, чем у Столицы. Белый край находился на границе государства и округлым языком вдавался в земли наших северных соседей. Там с недавних пор послом состоял Станислас Корбат… уехал туда… Правитель его назначил, или попросился сам – я не знала… не узнавала. Бессовестно не желала пятнать свое счастье виной перед ним.
Через земли Белого края шли торговые обозы с севера в другие страны и обратно. Правление там не будет легким и спокойным, но Юрас справится. Он сможет добром уладить любое дело, решить любой спор, наладить нужные связи. С его незлобивым и легким нравом, умением смеяться, когда хочется плакать, с его умом и решительностью, с сильным командирским умением…
– Белый город – это хорошо, это славно. Я хотела побывать там. С той еще поры, когда тот идол…
– Ох, Веснушка! Ты слышишь это? – встрепенулся муж, замерев руками на моем животе. Там шевельнулось дитя… уже третий раз шевельнулось – я просто забывала сказать ему об этом.
Он плотнее придвинулся ко мне, положив подбородок на мою рыжую макушку, и еще раз ласково огладил неспокойный живот. Нас звали поближе к «столу», вокруг гомонили другие гости, пищали дети, цвело лето. А мы притихли вдвоем, прислушиваясь к тому таинственному и чудесному, что происходило внутри меня. Замерли, зачарованно переживая одно из самых светлых и счастливых мгновений нашей жизни.
