Текст книги "Таша (СИ)"

Автор книги: Тамара Шатохина

* * *

– Вот так проходит граница… тут крепость… поселение совсем рядом – в тылу, – чертил прутиком по земле Юрас. Очевидно, вся карта была у него в голове.

– Мы сейчас вот здесь, а до означенного места меньше дня пути спокойным шагом. Ехать будем не спеша, высылая вперед дозор…

– Из привидов, – подхватила я.

Юрас согласно кивнул, уставился на Таруса.

– Отвернем к крепости или сразу на место?

Перевел взгляд на меня. А я думала… Хотя что тут думать – в крепости, конечно, будет уютнее и надежнее, чего уж… Опять же – увереннее от того, что отряд стал больше, да за крепкими стенами, но! Все равно это вопрос времени – уйти в то место, к стыку миров. Тарус словно прочитал мои мысли:

– Сразу – туда. Кто знает – сколько у нас времени, да и есть ли оно? Слишком быстро холодает… дожди перестали – зима не за горами, подходит срок… тот самый.

Я согласно кивала головой. Юрас поднялся с колена, спросил:

– Таша, а ребята смогут отсюда взглянуть в ту сторону? Или нужно подойти ближе?

Над моим ухом послышалось:

– Мы уйдем вперед прямо сейчас, я уже чую это место… тянет… А вы бы подождали здесь… устроили стоянку на день, может и меньше. Лошади подустали за долгий переход, да и всему отряду день отдыха не помешает.

Закару вторил Конь:

– Да… тянет, но и мешает что-то, теребит душу… тревожит. Вам лучше подождать тут – Зак прав. А потом будем смотреть по месту.

Мы остались ждать их, остановившись в неглубокой степной балке. На самом ее дне протекал небольшой ручей, почти сразу пропадая между россыпью мелких камней, уходя в землю. Высокий и крутой склон укрыл отряд от холодного ветра, но моя родная степь в преддверии зимы смотрелась неуютно и невзрачно. Сухие травы утратили цвет и стали одинаково серыми, вылизанная ветрами и подсыхающая после дождей земля – тоже. В этом месте и дров было мало, так что на костерке сготовили только горячее питье, грея потом об походные кружки руки. Запас сухих и самых жарких дров лежал в повозке, но бездумно тратить их, не зная, сколько еще мы тут задержимся, не хотелось.

Еще два дня назад все вытащили и натянули на себя самую теплую походную одежду, порядком разгрузив обоз. Поддев под низ теплое исподнее, одевшись в мягкие бекеши, укутавшись толстыми суконными плащами, мы сидели вокруг небольшого костерка. Мужики точили зубами вяленое мясо, макая сухари в кружки с кипятком, а я просто сидела, глядя на огонь. Отдыха не получалось, всех поглотило тревожное ожидание. Набежали мысли о доме… о Зоряне. Кто-то негромко сказал:

– Песню бы сейчас… хотя бы тихонько, чтобы веселее было.

Так же тихо отозвался Юрас:

– Струны звучные… ветром далеко унесет. Можем просто спеть, если тихонько…

– Да нет… не то… не хочется, – бурчали мужики.

А мне захотелось, и я тихо запела, как для сына на ночь, песню, которую хорошо знала с детства. Простую, но дорогую для меня – я каждый вечер пела ее сыну. Завела ее поначалу совсем тихонько, потом немного осмелела:

 
– Заметет завея все дороженьки-пути, так что ни проехать, ни тропинкою пройти…
Только в нашем домике под печкою тепло, не найдет и не достанет никакое зло…
 

Дальше пелось про то, что сильные ветры унесут злые тучи и высоко в ночном небе взойдут звезды и месяц. И можно спокойно спать, ничего не боясь, потому что наш покой хранит сильный воин…

 
– Он умело, сильною, уверенной рукой сохранит свободного селения покой.
Вырастешь и станешь ты таким же, как и он – и умел, и ладен, и по– воински силен.
Нужно только постараться и быстрей расти, чтобы по следам отца уверенно пройти,
Оставляя в ожиданьи и тревоге мать… а сейчас пора тебе, сыночек, засыпать…
 

Думаю, что во мне от фэйри только и осталось, что голос. Теплый, мягкий, грудной… чарующий. Мастер говорил, что он вводит душу в особый настрой – тихого любования жизнью, дарит стойкое ощущения счастья, дает ей покой от тревог и забот.

Наверное, эти же чары сейчас вызвали тепло в глазах воинов. Они расслабились и задумались, вспоминая что-то свое, хорошее, глядя на затухающий огонь. А Юрас смотрел на меня.

– Под эту песню засыпает каждый вечер наш сын? – спросил тихо, но совсем не таясь от своих людей.

– Под эту, – согласилась я.

– Прости за те мои слова, хотя ты просто неправильно их поняла. У нас самый лучший сын… он и не мог вырасти другим, слушая такую колыбельную, – улыбался командир, а я улыбнулась в ответ. Первый раз – от чистого сердца, все еще под настроением от песни – мягко, ласково, по-доброму. И сразу пожалела об этом, потому что услышала:

– Полюби меня опять, Таша…?

Я вскинулась, не веря своим ушам, потом отвела глаза от него – весь отряд смотрел на меня с затаенным ожиданием, будто сейчас решалась судьба их всех. Вот же…

– Хорошее время, а главное – место, выбрал ты, Юрас, – сердито попеняла ему я и уставилась в землю.

– Будет ли оно у нас – это время? – прошептал он, – только мне так… или всем не по себе? Будто давит что? Неприкаянность какая-то – ни стоянку обустроить, ни поесть толком не хочется.

Мы замерли, замолчали, прислушиваясь к себе. А и правда – сидели, даже не озаботившись расставить походные шатры. Будто птицы мимоходом присели на жердочку, готовясь взлететь в любой миг…

– Что-то будет, – проворчал командир, обведя всех понимающим взглядом, – тут даже говорить не надо – и так все ясно. Чуечку командирскую никто не отменял.

Повернулся ко мне всем телом и сказал громче и веселее, будто для того, чтобы подбодрить всех:

– Потому и спрашиваю – хотя бы попробуешь?

И мне не оставалось ничего другого, как ответить ему:

– Попробую…

Парни зашевелились и заговорили… о Зоряне. Вспоминали его проделки, опять по-доброму смеялись над детскими словечками, а Юрас тихо и ласково улыбался и не сводил с меня глаз. Уже скоро я чуяла себя ужом на сковороде, хотелось спрятаться от него, не видеть, не краснеть так сильно…

Над ухом раздалось встревожено:

– Весело вам тут? Таша, там такая хрень… полная задница… плохо все. В том месте… вся вражья сила там. Поставили идолов кружком. Кругом, табором – стоянки многих отрядов, даже одна племенная – с семьями. Похоже – собирается немалое войско и не только пошарпать рубежи. А на их пути – одна только малая крепостца да вы. Решайте…

Глава 22

– Одного – к крепости, упредить отряд? – предложил Тарус.

– Нет, – ответил командир, – это потом. Вначале… Тан, Глот! По коням и в столицу. Вы все слышали, все поняли?

Двое самых молодых парней седлали коней, готовили тючки с припасом себе в дорогу. Юрас подумал и добавил:

– Выделить им сменных лошадей – из самых быстрых. Мы справимся без них. Сами знаете у кого такие. Не жалейте – с ребятами они точно выживут, – хмыкнул он и еще двое стали готовить своих лошадей в дорогу.

– Ни крепость, ни мы в одиночку против орды не выстоим. Потому двигаемся к крепости. Зак, оттуда вы дотянетесь присмотреть?

– Растянувшись… может и дотянемся.

– Тогда – в дорогу. По пути хорошенько подумаем и решим – как быть дальше? У кого какие мысли – говорите вслух. Выслушаю даже полный бред – иногда он бывает самым разумным решением.

Иначе, чем бредом, я бы и не назвала то, что пришло мне в голову. Но вначале нужно было выяснить у Таруса неясное для меня. Гонцы уже умчались. Отряд готов был выступить, только двое безлошадных топтались у повозок. Юрас подъехал ко мне, взял поводья из моих рук и, отбросив их, выдернул меня из седла, усадив перед собой. Не дав времени даже пикнуть, крикнул тем, что стояли пешими:

– На коня! Второй тоже, к Здору – он худой. Повозки – следом, но тоже поспешите за нами. Дорогу знаете, да и по следам видно будет. Мы в крепость, обоз не ждем. Тронулись!

Я сидела и молчала. Юрас объяснил:

– У меня удобное седло – без высокой передней луки. Немного проедем так, а потом, когда устанешь – сядешь сзади, будешь держаться за пояс.

Покрутив головой, увидела Таруса, позвала его. Отряд набирал скорость, говорить было неудобно, приходилось почти кричать:

– Тарус! Ты ведун… зачем они собрали идолов до кучи? Что это может значить, кроме того, что и так понятно – вместе они сильнее? Зачем это им в глухой степи?

– Войско и не собирают на виду у всех, но да… почему в этом самом месте?

– Там еще пленники… – хрипнул в ухо Конь.

– Стой! – дернулась я в руках у Юраса.

– Что мы несемся, ничего не решив? Нам не отряд усиливать нужно, а решать, как быть с нашей задумкой.

Остановились, сдерживая коней. Мы с Тарусом напряженно смотрели друг на друга.

– Тарус, они будут кормить идолов. Там пленники… что будет, когда они…?

– Откуда мне это знать? Понятно, что для нас – ничего хорошего. Не допустить бы до этого, вот только – как?

– Мне нужно туда – как можно ближе, – решилась, наконец, сказать я то, что пришло мне в голову. И насторожилась, приготовилась отстаивать свое решение, но Тарус просто спросил у Юраса:

– Как мы это сделаем?

– Идем до самого конца, Таша? Даже на смерть? Я готов… но как же это не вовремя, – на его лице цвела отчаянная улыбка, – я вспомнить хочу! Не умирать рядом с тобой я хотел, милая. Совсем не умирать.

И решил:

– Пойдем втроем… ну, и твои ребята, само собой. Живые идут в крепость. Все одно не выстоять – ни самим, ни с ними. Тут ты права – это привычка, наработанная годами… а делать нужно другое. Возвращаемся к обозу, берем с собой твой шатер, еды дня на три, воды. Коней… как можно меньше – их нужно кормить и поить. На одном мы с тобой, на другом – ведун с поклажей. Будем надеяться, что у нас еще есть время. Подойдем как можно ближе. А там уже как пойдет…

– Мы выживем, Юрас, я – так точно. А, значит, и вы тоже. Тарус, – обратилась я к ведуну, – помнишь, я рассказывала о видениях, что были мне в избе у Строга?

Он согласно кивнул, всматриваясь в мои глаза.

– Так вот – в самом конце, перед тем, как меня разбудили… там было лето. Веселая такая полянка в лесу, будто бы только что выкошенная – очень сильный запах шел от травы, сложенной валками. Там много людей – три или четыре семьи с детьми. Зорян среди них… И я тоже там, рядом с кем-то, кто сидит за моей спиной… Он бережно обнимает меня, а я сижу и держусь за его руки. Он обхватил меня ими и гладит мой живот… ласково так…

– Мы снова ждем дитя, Таша, – сделал вывод Юрас и весело захохотал, запрокинув лицо к небу, – и плевать нам на всех степняков вместе и на каждого в отдельности. Не смотри так, милая, а то поцелую прямо сейчас. Отря-ад! Слушай своего командира!

* * *

Нас вели, указывая самый безопасный путь. Мы пробирались по дну балок и небольших впадин в земле, которые только собирались стать ими. Обходили по большой дуге ровные места, потому что они просматривались издали. Вскоре стало темнеть, и ехать дальше стало просто опасно – лошади могли поломать ноги, попав ими в лисью нору или оступившись на остром камне. Зато нас не могли увидеть враги, поэтому мы все так же пробирались вперед. Это была ужасная ночь – я запомню ее на всю жизнь. В конце пути, уже под утро, я почти не могла мыслить разумно – устала, промерзла и так хотела спать, что проваливалась в сон урывками. Потому Юрас и усадил меня опять перед собой, опасаясь, что я свалюсь во сне с конского крупа, забыв держаться за его пояс.

Когда небо над степью стало сереть, мы остановились в небольшой, заросшей кустами балочке, и меня в очередной раз выдернул из дремы голос Коня:

– Дальше нельзя. Есть укрытия ближе, но их время от времени проверяют, объезжая. Но мы почти рядом, можем смотреть отсюда.

– И что… – прохрипела я, прокашлялась и не успела переспросить. Конь отвечал:

– Да ничего… все так же – пленные в отдельном шатре, в тепле. Значит до поры нужны живыми, и эта пора пока не настала. Отряды продолжают прибывать. Добавилось десяток шатров и это воины – семейных не прибыло. Видно, войско собирает тот, кто здесь с родовичами. Кто это – мы все равно не знаем, так что от этого знания нам ни холодно, ни жарко. Идолы стоят, как и стояли. А так все, как должно – едят, ходят, говорят. Что будете делать дальше?

– Отоспимся для начала, а вы покараульте, – попросилась я, уже стоя на земле. Ноги держали с трудом. Попросив отвернуться, поковыляла к кустикам, потом – обратно. Мужики за это время разобрали груз и начали устанавливать меховой шатер. Поставили, и стали молча рядом, глядя на него.

– Тут только вдвоем, да и то – в обнимку, – проронил Тарус. Юрас ухмыльнулся, лукаво взглянув на меня:

– Тогда вначале вы с Ташей, а я покараулю вместе с ребятами.

Ведун удивленно поднял брови.

– А чего же это я? Если в обнимку?

– Ты сможешь уснуть рядом с ней, а я – нет. Мне не дает покоя то видение… я уже извелся весь, подсчитывая обороты луны и сроки до первого сенокоса, а потом и до второго… Сильно переживаю – успеть бы, чтобы все, как должно…

Я молча полезла в шатер и там уже тихо затряслась от смеха. Вот же…! Тарус влез следом и стал укладываться, прижавшись спиной ко мне и, видно услышав что-то, спросил встревожено:

– Ты плачешь? Таша, он шутит, ты что?

– Тарус… молчи. Я плачу, да – от смеха. Не усну теперь.

Но я уснула. Даже не слышала, как ведуна рядом со мной сменил командир. Следующие ночь и день они так и спали по очереди. Костер нельзя было разводить, а потому мы грызли сухие сухари и жевали вяленое мясо. Вначале я отказывалась – сухое не лезло в глотку. Но потом живот стал болеть от голода, и я потянулась за едой. Никто не уговаривал меня поесть, не убеждал, что это нужно. Мне давали решать самой – что и как делать. Признавали за мной право решать даже в таких мелочах, и я почуяла себя равной. Насколько равной может быть женщина, которой все же давали выспаться не в очередь, а сколько хотелось.

Лошадей стреножили и понемногу кормили овсом, но они уже сжевали всю сухую траву в нашем укрытии. Глубокая ямка, сразу выкопанная Тарусом под кустами в самом низком месте, нехотя заполнялась водой, и ее для двух лошадей доставало с трудом.

Через день с ночью ничего во вражьем лагере не изменилось и мы задумались.

– Сегодня под утро на землю упал заморозок и держался даже после того, как ненадолго выглянуло солнце. Для нас это лучше, чем дожди, но что, если они будут подтягиваться еще седьмицу? – задумчиво промолвил ведун, – съестное – ладно, но без воды мы долго не продержимся. Да и от скудной пищи скоро станем сильно мерзнуть… В поход зимой всегда нужно брать сало…, – проворчал он недовольно.

– Чего мы ждем? Пока они начнут движение? И что тогда?

– Они не двинутся с места, пока не завершат с идолами, – ответила я Юрасу.

– Завершат что?

– То, для чего и приволокли их сюда, для чего собрались именно здесь, а еще есть пленники… Закар, вы можете подслушать их разговор о том, что последует дальше? Хоть кто-нибудь там говорит об этом?

– Едят, пьют, устраивают шутливые сшибки на саблях, танцуют в кругу – бахвалятся… когда станут собираться до кучи, чтобы было похоже на совет – скажу.

Этой радости мы ждали еще день – ничего не менялось, разве что подошел еще один большой отряд и приволок своего идола. Теперь их стало семь. Мы сильно устали и мерзли… Юрас переставал смеяться и шутить, и я часто ловила его на том, что он молча смотрит на меня. Потом просто отводит взгляд, задумавшись и не стараясь превратить все в шутку. А вскоре он предложил:

– Нужно как-то заставить их провести этот совет. Зак, на подходе есть отряды?

– Есть… один – небольшой, без идола.

– Можешь показать его Таше?

– Могу, чего проще, – передавала я ему слова привида.

И я увидела его глазами – голова закружилась, стало холодно, и тело продрал жуткий, почти невыносимый страх, поднявший дыбом волосы на голове… я застонала сквозь зубы. Но увидела – по степи трусили мохнатые лошадки со степняками на спинах. На головах у чужаков были надеты лохматые шапки с длинными ушами. Грудь каждого перетягивал ремень от набитого битком колчана и тетива большого боевого лука, а впереди ехал он – тот самый пожилой степняк, которого я помнила в том видении. Его острый, умный взгляд оббегал степь, своих людей, искал опасность, которая могла угрожать им.

Я потерла рукой онемевшее горло и жалобно попросила привида:

– Не мог бы ты, Зак… убить его? – язык повиновался с трудом, и я поняла, что спрятанная где-то глубоко во мне фэйри противится убийству вот так – исподтишка. Это гнусный и подлый удар – в спину. Не так должны сходиться враги в битве – нужно лицом к лицу, глаза в глаза… Мысли ворочались тяжело, и я вытащила из их глубины воспоминания о маме, которая годами ходила плакать в степь по моему отцу. Почему это, а не то, что там ждут своей смерти пленники? Не понимала сама, но у меня стало сил сказать:

– Зак, вожака нужно удавить. Сделайте это.

Мне никто не ответил. Опять стало холодно и страшно до онемения рук и ног, но я снова видела то, что и тогда – вожак силился оторвать от себя руки привида, лицо стало красным, глаза пучились и лезли из орбит… Потом он тяжело уронил руки и сам сполз на землю… отряд шарахнулся, обтекая его тело, останавливаясь. А я закрыла глаза, запоминая этот страх и мертвенный холод, сохраняя их в себе – на кончиках немеющих пальцев.

После я рассказала обо всем командиру и ведуну и надолго замолчала. Юрас смотрел на меня с тревогой, а ведун понимающе хмыкнул и посоветовал:

– Гони ее подальше. Здесь точно не место для трепетной фэйри. Они враги и шли убивать.

Будто я сама не понимала этого…

Прошло время, и Конь доложил: – Отряд довез тело до места. Забегали… но ничего похожего на сбор… ни-че-го…

– А с чего мы вдруг решили, что они будут собирать совет? – задумчиво спросил Юрас, – в большом походе и у нас единоначалие. Слово командира – закон, его решение не обсуждается – иначе просто нельзя. И у них кто-то там… вождь? Главный каган? Как скажет, так и будет… а вот нельзя ли так же добраться и до него?

– Не думаю, – отозвался ведун, – уж он-то себя обеспечил защитой, это точно. Но попробовать можно. Чем мы рискуем при этом?

– Душами Закара и его ребят? – тоскливо проговорила я. Не знала, что дальше делать. Вернее – знала, но не дадут же… Вслушивалась, ждала, что будет дальше. Опять заговорил Закар:

– А вот и оно-о… вывели пленника, вяжут к идолу…

– Это из-за нас? – вскинулась я.

– Вы… уходите отсюда. Прямо сейчас… как можно… – затихал голос в моей голове. Я вскочила, оглядываясь. Позвала со страхом:

– З-закар? Конь? Конюшка, ты где?

Ни звука, ни слова в ответ я не услышала и поняла, что с ними сталось что-то страшное.

– Собирайтесь! Быстро! – решительно повернулась я к своим спутникам, – уходите прямо сейчас. Закар не просил – велел. Зря говорить не стал бы. Там принесли жертву и что-то стало с моими привидами. Юрас, мне нужно туда. Со мной ничего не станется – я говорила вам. А вы сгинете безо всякой пользы. Уходите, я прошу вас – это нужно для дела. Не уйдете ведь, да? Не уйдете… Подождали бы, спрятавшись вблизи – может, мне как-то тайно помогли бы…

– Дурь, Таша, – просто ответил командир. И насторожено развернулся в сторону, прислушался, взлохматил волосы, провел ладонью по лицу. Потом светло улыбнулся мне. Смотрел так, как я мечтала когда-то – жадно, ласково, словно вбирая в себя мой облик навеки.

– Все равно уже поздно. И не вспомнить мне, не узнать – как у нас было тогда, да, Таша? Но уйдем мы вместе… ты согласна принять смерть от моей руки? Я не отдам тебя на позор и муки. Ведун… – прошипел он, снова оглядываясь, вытирая ладонью холодный пот со лба, – ты что, разве не слышишь? Земля гудит… бьют по мерзлой земле копыта… чужие, не кованные.

– Слышу… – тоскливо пробормотал ведун, – как не слышать? Это сама Смерть – ее поступь. А я в Змеиный лес собрался… тянет меня туда, давно уже. Будто судьба моя там… или пара моя меня дожидается. Все что-то не дает, все что-то мешает, – вставал он решительно, – значит, буду ждать ее на той стороне. Обо мне не думай – я все сам.

Отошел от нас, добывая из ножен саблю, доставая длинный нож в другую руку. А Юрас шагнул ко мне… Я уже и сама слышала глухой гул, который передавался землей, близился, неотвратимо надвигаясь, укладывая тяжелую плиту страха на душу.

– За сына не бойся…

– Я и не боюсь. Юрас…

– Ничего не бойся, совсем ничего… ты и не заметишь. Подожди меня там один миг… за руку за собой уведу. Навеки вместе будем, вот только поцелую тебя хоть разочек, злюка моя любимая, – потянулся он, прижимая меня к себе одной рукой. Одной… а в другой был зажат нож… Я отскочила, вырвалась, закричала:

– Не смейте! Оба! Мы не умирать сюда шли, так чего же вы? Я же сказала – мне нужно туда! Почему вы не верите? Я же знаю, что выживу. Просила же – уйдите вы! Даже если и на смерть… то хоть попытаться вы мне дадите? Дадите попробовать сделать то, ради чего мы шли сюда? Не верите…?

Юрас уронил на землю нож, протянул ко мне руки.

– Иди сюда…

Я качнулась к нему, а он обнял так, что, казалось, затрещали косточки. Я задохнулась, обхватила его за шею, хмыкнула со всхлипом:

– Не зарезал – задушить хочешь?

– Боюсь… как же страшно я боюсь за тебя. Не верю, что все закончится добром, но тебе хочу верить. Мой рыженький воин… делай, что должно. Что делать нам?

Я вскинула голову – по краям балки стояли всадники… много всадников. Молчали, только дыхание шумно вырывалось из многих глоток – человеческих… конских. Так выглядит Смерть?

– Всеми силами… любыми возможными способами постарайтесь сохранить свои жизни. Ты нам нужен, Юрас… сыну нужен, – я провела рукой по его лицу, жалея – ему сейчас будет трудно. Провела так, как тогда – в том домике, в наш первый раз. И услышала сказанное со стоном: – Та-аша…

Я уже не смотрела на него, шагнула, вскинув голову к высоким краям балки. От страха за него и Таруса скручивало узлом внутри живота, тошнило. Проглотила вязкую, горькую слюну и отчаянно крикнула:

– Кто у вас старший, с кем мы можем говорить?