Текст книги "Таша (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Глава 25
– Яд, который лекарь сразу узнал… Юрас не подходил к тебе потом, так же? Ты шла с ведуном, а он сам тащился где-то сзади… как-то находя на это силы – с ранением, с ядом в крови. А потом тебя оставили и ушли оба. Тарус его увел, утащил на себе? Вернулись, найдя себе и тебе одежку. А там уже силы совсем оставили его… Пошли спать, дочка. Завтра поговорим со Стасом, если ты так решила. Пускай ходит к тебе… только не спеши, проверь себя – сможешь ли с ним? В таком деле всегда нужно быть уверенным, – устало поднялся ведун и направился к себе.
– Нет уж! Что такого в этом яде? Что вы темните, отчего не договариваете? Я не должна знать?
– Не должна. Я не приложу к этому руку. А потому – спать.
Не спалось. Я ворочалась… крутилась, как уж на сковороде. Думала… Он спас меня, заслонил собою от стрел? Жизнью рисковал, так что же потом сталось такое, что я стала не нужна? Было не уснуть… и я тихонько встала, вышла из комнаты, оставив дверь открытой – слышать Зоряна. Прошла в залу, где мы любили сидеть с ведуном, нашла на ощупь и зажгла толстую свечу. Прошла вдоль стены, на которой были выставлены рядами книги по ведовству, по истории государства, истории разных умений. Нашла ту, что была нужна мне – про яды. Это для начала. Если нет в ней того, что мне нужно, то стану искать в других. Все одно найду.
Яды… яды… Сделанные из грибов, трав, вываренных соков диковинных плодов, змеиной отравы. Сготовленные из тухлого мяса и человеческой крови, зараженной страшными хворями… Кто придумал все это, для чего, для кого? Как же нужно ненавидеть…? Как можно? Читала и скручивало внутри от страшного описания того, что следовало за отравлением – его признаки, проявления, виды агонии…
К утру добралась до того, что искала – до составов, в которые макают жала своих стрел степняки. Один, другой… и третий…
Встала и подошла к сереющему окну. Я нашла то, что хотела – объяснение всему. И дивилась великой мужской глупости. Как так можно? Как это возможно – так уперто и тупо лелеять свою гордость? Как можно в угоду ей жертвовать тем, что важнее всего? Или я была не так уж важна? Скорее всего… И, скорее всего, он не понял, не знал, что я и не заметила, не увидела, не узнала… не до того мне было, не до него даже. Слишком сильно тряхонуло тогда, так сразу не отойти было от всего этого, не придти в себя.
Силы небесные, да я бы просто посмеялась надо всем этим, только не могу – совсем не смешно… Не понимаю чего-то? Вот Мастер понял его и оправдал. А я не понимала – случись тогда стреле попасть в меня, тогда что? Хотя догадывалась уже – спасли бы, помыли, укутали, выходили… потому что это их святая мужская обязанность – защитить и сохранить. А меня убогую, понятное дело, должно было отвернуть от него, вызвать отвращение и гадливость. Немыслимо…
И старый ведун прав – глупость эту не преодолеть, не побороть. Поговорить что ли с Тарусом? Сказать, что я ни сном, ни духом…? Так поймет же, что уже знаю… Он тоже на стороне мужской гордости. Невозможно… непреодолимо… мне и правда – не понять, вовеки не осмыслить всю глубину этой их исконной мужской дури.
Ведун застал меня, когда я ставила книгу на место. И я потрясла ею перед ним.
– Так это мы придурастые да куры тупые? Не вы – мужики? Тут вы правы – мне не понять этого, но я принимаю… Раз оно так, то пусть так и останется. Я не соперница вашим мужским заморочкам, и раз уж они так важны… сильнее всего для него, то так тому и быть, – едва сдерживалась я, чтобы говорить спокойно.
Ведун отобрал у меня книгу, полистал, нашел нужную страницу. Постоял, вчитываясь, потом отложил. Посмотрел на меня…
– Не знаю – смогу ли я передать… опять получится ли так, чтобы ты поняла? Каждая битва, каждая сшибка между врагами – это не только соревнование в воинском умении – кто кого железом? Это еще и духовное противостояние. И часто оно бывает решающим. Почему зачастую побеждает тот, кто защищает свой дом, а не тот, что пришел пограбить? Другой посыл к бою, причина идти до конца, отстаивая свое и своих – она другая.
Степняки… такое придумать… никому из наших в голову не пришло бы – другое мышление, другие понятия о воинской чести. А вот они смогли и придумали этот яд… Долго ли сохранит силу духа даже легко раненный воин, сражаясь в мокрых штанах, а то и обгадившись? Этот яд травит до смерти, но не сразу. Сразу он расслабляет тело. Ты не увидела, не поняла тогда, но он же не знает об этом… Беспомощный, связанный, избитый, а потом и вовсе запредельное – обмочиться… умирая от яда, пряча мокрое исподнее… на глазах у той, кого хотел завоевать, заставить полюбить себя, перед которой гарцевал жеребцом… Это страшное унижение, немыслимое! Он бы, наверное, выбрал смерть – будь выбор. Я вот сейчас уже не говорю, что это умно… но если бы со мной такое в молодости…
– Дуболомы хреновы! Да чтоб вам! – сорвалась я в рыдания, – дурни проклятые! Да он спас мне жизнь! А если бы со мной так? Тоже бросил бы?
– Выхаживал бы, обмыл бережно… страшное дело – любовь пополам с дикой виной за…
– Да за что?!
– Что не уберег, что допустил до…
Я ругнулась так грязно, что ведун потерянно умолк. А я завершила уже спокойнее:
– Да пропади оно все пропадом. Не Зорян бы – ни дня бы тут не осталась, ушла бы в леса, чтобы никого вокруг. Я такой дури еще не слыхала, а только чую, что мне открылась только малая часть ее. Пускай живет с этим. Я не буду никому навязываться, ни к кому лезть, пускай лелеет свой «позор» хоть и всю жизнь. Будь причина серьезной боролась бы за него. А к этой же дури… я даже не знаю, как подступиться.
Замерший было ведун отмер, покрутил головой.
– Ну… хоть не довлеет в тебе это… слезливое. Не придется выбивать и выколачивать из тебя, – и заговорил возмущенно: – Ты где научилась этому, фэйри? Да что ж ты за фэйри такая? Кто обучил тебя таким срамным словам, кто позволил кинуть их в отца?
– Я не в вас… – глухо оправдывалась я, – я в них – тупых мужиков. Простите, отец. Больше никогда… В Зеленой Балке сосед часто гонял жену… слышно было.
– Горе ты мое… Зорян хнычет, слышишь? Иди… жду вас.
Мы поели… я кормила сына, переговаривалась о чем-то незначительном с отцом… я давно уже считала его им… Все было так привычно, уже так много раз повторено… Я дома, среди тех единственных, кому доверяю, считаю своими родными…
И хлоп…! В голове будто что-то щелкнуло и приоткрылось… будто я долгое время хотела вспомнить, а мне все не удавалось. И вот… вспомнилось. Взглянула на Мастера – он кусочком хлеба снимал с тарелки остатки еды. По этому всегда можно было узнать того, кто половину жизни не вылезал из походов. Кто привык, даже имея скудный запас воды, держать походную миску в чистоте. Теперь я знала об этом – у меня появился новый опыт. А многое я знала и до этого, вот только сообразила с опозданием.
– Он не считает меня родным человеком… не доверяет. Я не та, кому можно принести свои боль и стыд, открыть раны и увечья. Я чужая ему, так же? Все дело в этом.
– А ты хоть как-то дала ему понять, что это не так? Кроме того, что гнала от себя, не давая сказать слова? – согласно кивнув, ответил отец.
– Я сама только-только поверила в это. Даже подумала всего один раз… лишь в мыслях назвала своим, – прошептала я, вздохнула и продолжила:
– У нас, в Зеленой Балке, самой счастливой была одна семья… Они жили через дом от нас – еще не старые. Уже после того, как он взял Секлету женой, его укусил паук – за ухом. И лицо страшно перекосило… страшно… На него нельзя было глядеть без содрогания. Но они так и остались самой счастливой парой в поселении. А еще я знаю, что домой возвращаются порубанными и изувеченными – без рук и ног, со страшными шрамами от вражьих клинков… И не думают – а не встретят ли их с гадливой усмешкой? Верят… А он не захотел принести ко мне на излечение даже свою поруганную гордость. Не верил мне.
– Без духовной близости, которой еще нет, да – не смог принести. А то могли бы просто посмеяться над этим вместе, порадоваться тому, что выжил. Но не с тобой, а с близким ему человеком. Ты же упорно не хотела становиться им. Так какого доверия требуешь? А вот про веру… он поверил тебе, доверив свою жизнь, разрешив рисковать твоей. Что ты все время судишь по себе? Попробуй хоть раз взглянуть на все его глазами. Вот с его стороны? Кто ты и что? Что хорошего он видел от тебя, кроме того, что ты сохранила его сына?
– Не про то я сейчас… и не считаю себя правой во всем. Я готова была… я хотела и чуяла его своим. Но я понимаю – о чем вы. Он не знал, я не дала понять… но я просто не успела!
– Так он и не знает до сих пор. И, скорее всего, считает, что теперь у него вовсе нету надежды. Хотя… сколько прошло – пять дней, седьмица? Он оправлялся от ран, у него служба, дочка. Дай всему время. А еще – нужно говорить… просто говорить, чтобы понять один другого.
Тут не поспоришь. Говорить-то надо, но как говорить с тем, кто прячется от тебя? Не бегать же за ним? Я только вздохнула – время так время, но не век же? А смотреть на себя глазами Юраса я не хотела вовсе – разлучница, укравшая сына, кидающаяся, орущая, не дающая сказать слова. Он тоже не знал моих причин, хотя они были. А если все так, то что ему тогда нужно от меня, со мной? Если я такая его глазами? Сейчас даже думать не хотелось обо всем этом – устала.
Вскоре после того, как мы встали из-за стола, подошел Стас, но только за тем, чтобы пригласить меня на совет.
– Влад собирает. Посчитал, что ты уже отошла от дороги, отдохнула. И я решил оповестить сам… проводить тебя. Я подожду снаружи, Таша, поспеши – нас ждут.
Он вышел за дверь, а я метнулась к себе – ждут же, надо быстрее. И потерянно застыла… Там будут и Тарус, и Юрас. Иначе и не может быть. У нас хотят требовать отчета о походе. А за него отвечает он – командир. С самого начала и до последнего мига, не важно, что там было между…
Мне бы переживать да бояться, а я стояла и думала – во что мне одеться? Нет, рядом с Дариной я не смогу поразить своей красой…. И снова замерла – а я ведь думаю об этом уже без боли. Она в моих мыслях уже отошла в сторону и то, что было между нами с Юрасом – и хорошее, и плохое, было уже только нашим с ним…
Так что надеть? Платье или праздничную воинскую справу? Я хороша в ней – без преувеличения. Мягкие темные штаны из лосиной кожи обрисовывали ноги – стройные и ровные. Темно-зеленая рубаха из тонкого мягкого сукна доставала изгиба бедер. Будто бы и прикрывая их, но не скрывая плавной линии, что заканчивалась у нагрудника из дорогой рыжей кожи. Он стягивал стан похлеще крепкой шнуровки, а яркий узор из стальных заклепок нравился мне даже сильнее женских ожерелий. Я буду красиво смотреться в нарядном воинском облачении, вот только есть ли у меня теперь право носить его?
Мой дар оставил меня, весь выгорел там – среди вражьего стана. Он пропал, как исчезло и воинское умение – боевое ведовство. А иным оружием я не владею. Имеет ли право просто фэйри надеть воинское облачение? Я думала об этом, уже натягивая на ноги высокие сапоги на небольшом каблучке – удобные для езды верхом. Все равно я какая-то не такая фэйри, уже не совсем правильная. Скажут снять все это, тогда и сниму, а до той поры… Погляделась в высокое зеркало у стены – я нравилась себе, вот только…
Распустила и расчесала свои косы, скрутила их в тугой узел и уложила в женский плат. Концы закрепила на широком стальном обруче – он отблескивал в моих волосах, как заклепки нагрудника, как навершие боевого ножа из Дамоскла, закрепленного на поясе. Теперь все верно – я больше не ищу себе мужа. Пусть все идет, как идет. Мой опыт в этом показал, что гиблое дело было – поверить, что проклятие изжило себя полностью за одну человеческую жизнь. Очевидно, оно спряталось до поры, а потом вывернулось с другой стороны и ударило еще больнее.
Так что буду жить, как и думала, выходя из своего дома в Зеленой Балке – для своего дитятка. У меня теперь есть семья, мне и так дано много – больше, чем я ждала тогда. Что же гневить судьбу, желая еще большего? И шагнувшему навстречу Стасу я сразу сказала:
– Прости. Но с тобой я не буду. Отец прав – просто разрешить себя любить и не дать ничего взамен подло. Ты достоин любви – самой горячей и сильной. Достоин, как никто. Не говори только ничего, не надо – я знаю, что ты скажешь. Время, что ты попросишь, ничего не изменит. Прости меня.
– За что мне тебя прощать, Таша? – спросил он глухо.
– За то, что не отказала сразу, что металась, не зная очевидного ответа. Что проявила слабость и в какой-то миг решилась брать, не отдавая взамен. Использовать. Прости за эту подлость, хоть и не осознанную мною тогда.
– Я знал и был готов.
– Нет, Стас. Мой ответ – нет.
Мы шли ко дворцу. Я ступала широко и легко, расправив плечи и не опуская головы. И сильно надеялась, что наконец вышла из возраста детства и юности. Возраста, когда творят глупости.
Шаги гулко отдавались в стенах дворца, извещая о нашем приходе. В зале, где всегда заседал Совет, было непривычно светло – солнце сейчас стояло со стороны череды больших окон. При входе, как и в прошлый раз, мне на шею надели кожаный шнурок с ключом – знак временного участника Совета. Тогда я просто разрешила надеть его на себя, особо не задумываясь, да и Мастер потом сказал, что в этом нет ничего плохого или страшного для меня. А сейчас я хотела знать – что это значит? О чем и спросила Стаса, с которым мы вместе вошли в зал.
– Тебе должны были сказать. Мы знаем друг друга десятилетия… доверяем и доверяемся друг другу. А новые люди, которых допускают к тем знаниям об управлении государством, которые являются тайными…
– Я понимаю, – отвернулась я, замыкаясь в себе. Опять недоверие… отсутствие веры.
– Это не показатель недоверия к тебе или к другим – Юрасу, например, – уловил мой настрой Стас, – наоборот – этот амулет настраивает вас на волну доверия и понимания. Вы доступны в своих эмоциях, открыты теперь для нас, как и мы для вас. Такое достигается годами дружбы, но сейчас мы собрались по вопросу государственной важности и тратить время на прощупывание, гадать о возможности или невозможности открыть тайное…
– Да, прости. Я поняла тебя, – я кивнула, улыбаясь, и поймала взгляд Юраса. Он смотрел на нас со Стасом, сжав губы, всматривался в мой женский плат, очевидно – не понимая с чего эти перемены. Я кивнула ему и Тарусу. У Юраса, и правда, на груди висел такой же ключ, а одежда один в один повторяла мою. Только у него хватило ума не нацепить на пояс нож, идя на совет.
Среди собравшихся я не увидела Дарины, но Владислас начал без нее. И сразу последовал вопрос к Юрасу. Я сидела и слушала, как он докладывает о том, как проходил поход, о принятых нами решениях, о том, чем они были вызваны. Понятно, что основное все знали. Сейчас будет подробный разбор.
– Наша сдача в плен была обусловлена надобностью попасть во вражий стан. Мы лишились своих глаз в нем – души наших погибших товарищей были пленены при помощи какого-то обряда. И Таше нужно было попасть туда – способ на то время был один.
Дальше слово взял Тарус и рассказал о плененных в камне душах ведунов. Он знал толк в чарах и его рассказ даже для меня объяснил то, что только угадывалось порой, о чем я точно знать не могла. Любопытно было слушать рассказ товарища о том, что мы пережили вместе с ним, только увиденное его глазами, со стороны. Потом настал мой черед, а что я могла добавить? Все было рассказано. Вот только разве…
– Тарус все сказал. Я не рассказала бы лучше, потому что была тогда не в себе и не видела ничего вокруг себя – только круговерть безумных, замученных душ. Я тогда открылась им, почти слилась с ними – мною овладело такое же безумство. Я готова была уйти с ними… уже уходила, но Тарус… он оттолкнул и у…
– Оттолкнул Юрас, я удержал, не дав упасть. Тебя выцелили… там были хорошие стрелки – в этом безумии, когда творилось такое…
– Юрас оттолкнул, – согласно кивнула я, – а потом я и вовсе выпала из жизни. Перед глазами стояли только мертвые дети. Наверное, потому что я мать, а еще – фэйри… это убивало меня. Как и то, что почти в один миг был уничтожен целый народ и сделала…
– И был спасен другой, и не только наш. Они были угрозой не только нам. И почему это уничтожен весь? Я думаю, что нашим детям или внукам еще предстоит… если оставшиеся не сделают правильных выводов. Так ты уже справилась со своими муками совести, Таша? – по-доброму улыбался мне Владислас.
– Не сразу… я тогда далеко не сразу даже мир вокруг себя увидела. Касание к мертвым живой душой… меняет душу.
– И что же изменилось в тебе, девочка?
– Я стала больше ценить то, что имею, что мне дано. И перестала хотеть недосягаемого. Просто жить – этого уже много, а у меня еще есть сын и отец. У меня есть дом и товарищи – отряд тоже стал для меня семьей. Другой, временной, но семьей. Для них я тогда была готова на многое.
– И что же ты могла для них?
– Сделать все от меня зависящее, чтобы они все до единого вернулись живыми.
– Так ты и сделала это.
– Как смогла. На что хватило ума и силы…
Владислас встал и подошел ко мне, стал напротив.
– Дарина вскоре подойдет, но я хочу спросить тебя… Таша, ты примешь от нас с ней побратимство? Ты примешь и нас в свою семью?
– Нет!! Нет, нельзя, – раздалось от распахнувшейся двери. И я увидела, как к нам быстро входит Дарина.
– Влад, ей нельзя стать с нами одной семьей, ее сыну тоже.
Не уходи, Таша, ты не понимаешь, о чем я говорю. Я могу…
Ее перебил напряженный голос Юраса:
– Чем это мой сын не годен тебе, Дарина? И что не так с ней, более чем достойной даже большего? Почему нет – потрудись объяснить. Иначе я приму это за оскорбление моей семьи, я… тоже из ее отряда.
– Ты же не даешь мне слова сказать! Это трудно… а может и вовсе необъяснимо и похоже на бред, но… мы должны оставить нашим детям эту возможность. Может статься, что я и придумываю, но мне кажется… – она растерянно и неловко развела руками, – я вижу, что Заряне нравится Зорян… и наоборот… Нет-нет, я же понимаю, что это все еще совсем по-детски и сто раз может измениться… Влад! Ну, помоги же мне! Ты тоже замечал, помнишь – мы смеялись? Что дочка нашла себе жениха. Даже имена в одно… почти.
В зале послышались смешки, а потом мужики грохнули… смеялись – до слез, по всхлипов, до стонов… Широко улыбался Юрас и тихо хмыкал рядом со мною Стас. А я встревожено смотрела в глаза Дарины. А она – в мои. Силы небесные! А если это правда? Станет правдой когда-нибудь? А они через наше побратимство уже станут близкой родней? Не по крови, нет, но это не даст им… если и правда, вдруг…
– Нет-нет! Нельзя, ни в коем случае! Не надо побратимства, Владислас, вдруг это правда?! – вскрикнула я в ужасе.
Мужики затихали… умолкли. Дарина облегченно улыбнулась и спросила мужа:
– Мы очень нужны вам сейчас? Я… про Ташу. Если не сильно…
– Да-а… да идите, куда хотите, – не сразу нашелся правитель. А его жена взяла меня за руку и повела из зала, на ходу поясняя:
– Я замечала уже не раз. Когда я говорю им, что мы пойдем гулять к Зоряну, Зарянка сразу тянет на себя любимую свою…
– А он? Он что – тоже? – растерянно спрашивала ее я.
За спиной, за не полностью еще прикрытой за нами дверью раздался стон… кажется – правителя, а потом опять грохнуло…
Мы замерли, а потом Дарина улыбнулась и махнула рукой:
– Выставила себя на смех. А, и пускай! Что бы они да понимали в этом? Я и в самом деле страшно испугалась. Так, будто вы уже братаетесь. Не нужно этого, мы и так будем дружить, если сможем и сойдемся. А сделать что-то непоправимое страшно.
– Страшно, – согласилась я, идя следом за ней.
Глава 26
О чем мы говорили с ней? Почти все время мы провели в книжном хранилище. Причина этого была в том, что она в самом начале назвала меня ведуньей. И на этот раз я не стала молчать…
Я тяжело пережила и конец нашего похода, и все, что сталось в стане степняков, что касалось Юраса… Но еще я лишилась самого верного друга – Коня, перестав получать его защиту и силу, но если бы только это! Я будто осталась голой, открытой и слабой, лишившись того доброго, теплого и постоянного, чего раньше просто не замечала – его заботы. Мне было тяжко без него, а без его советов, поддержки, а когда и ругани всегда за дело – еще хуже. Казалось бы – всего этого с излишком давал мне отец. Но я скучала по своему другу! И без него я вовсе и не ведунья, а просто себе фэйри, а с этим слабым даром я стала бесполезной…
Дарина так не думала. Она повела меня туда, где высились целые стены из книг – больших, малых, потрепанных и совсем новых.
– Когда я услыхала про твой дар… но это сейчас не важно. Я сразу стала искать все и о фэйри. Это вовсе не слабый дар! С чего ты взяла? Ты чиста душой. Отчего, ты думаешь, протянул тебе руку Влад? Он ничего не говорил мне, не собирался. Это порыв души – открытость и доверие! Благодарность. И жаль… но дети важнее, даже если я не угадала с этим.
Готовка? Это свое умение ты подняла до больших высот. Но вот умение помочь всему живому? Ты знаешь о нем? Всему тому, что растет, живности и даже людям. Ты можешь лечить теплом своего кокона, а это свет твоей души… Безо всяких настоев и снадобий. Просто коснувшись с участием… А еще – ты же умеешь отличать правду и ложь? Должна, – взволновано говорила Дарина, доставая и выкладывая на стол книгу за книгой.
– Я попрошу, чтобы вот это все – где упоминается о фэйри, отнесли к тебе домой. Вот эти две я и вовсе из архива вытащила, ты с ними осторожно… почти рассыпаются. Почитай, изучи и ты поймешь, что я сейчас коротко рассказала только правду о твоем даре. Ты можешь учиться ему по этим книгам – тому, чего пока не постигла.
И я вдруг сказала то, о чем говорить совсем не собиралась:
– Узнать – отличу ли правду ото лжи… Вот сейчас и попробуем, ты не против?
Она серьезно посмотрела в мои глаза и улыбнулась: – Давай.
– Тогда скажи мне – что у вас с ним?
– Будь ты сейчас темной ведуньей, я бы испугалась, Таша… – отвернулась она. Видно, говорить об этом было не так-то просто.
– Когда-то я едва не полюбила его, но не смогла простить измены – тогда, в Зеленой Балке. Потом случился Влад, и потому я благодарна тебе и той полненькой молочнице, и… вскоре я пришла к Юрасу за детьми, как и ты. Так случилось – меня убедили что их, которых я уже знала по видению, я смогу иметь только от него. Я ломала себя… потом жалела его, а он тогда еще любил меня. Мы с Владом грязно использовали его, чтобы потом просто вычеркнуть из своей жизни. А он не смог нам отказать. Я поняла что натворила, еще тогда… мучилась от этого. Но после стало еще хуже – он вдруг решил, что Заряна – его. Сейчас-то уже видно Владову дочку, а тогда… я думала, что с ума сойду. Только все начинало налаживаться, а тут – это.
У меня сердце плакало кровавыми слезами, когда он тянулся к Заряне… от страшной своей вины, от жалости к нему. Он всегда хотел свою семью, а так до сих пор и нет никого, кроме нас. С братом он не очень, да и далеко тот сейчас. А семьи у него не было с раннего детства. Человек, усыновивший их с братом, сам был неприкаянным и Юрас почти все детство провел в казарме. Не зная, что это такое – когда тебя ждут домой, когда заботятся – не голоден ли, здоров ли? Но ты же видела его – он не озлобился, не стал завистливым – он сохранил свой легкий и веселый нрав, свою светлую душу.
Я не прогнала его с глаз – просто не смогла. Влад поддержал меня в этом – мы оба были виноваты перед ним. Просила его завести семью, а он сказал, что если встретит кого-то – кто знает, то мне скажет об этом первой. Недавно он сказал, что встретил – тебя, и хочет забрать свое слово… Силы Небесные! До этого он всерьез собирался ждать смерти Влада – они вдвоем назначили двадцать лет до нее. Это что – ум? И это они сейчас смеялись над нами? Я тогда хотела убить их за это!
И вот после всего, что между нами было – влюбленности, ненависти, обиды, унижающей жалости мы пришли к тому, что чуем себя родными – как сестра и брат. Мы не чужие еще и потому, что не единожды спасали друг другу жизни. И я всегда помогу ему и получу его помощь, если будет нужно. Но, даже любя его по-сестрински, я дико хочу, чтобы он, наконец, исчез с моих глаз!
Не навсегда, нет! Ну… хотя бы на пару лет. Но только при том, что у него все будет хорошо, чтобы я не переживала за него, чтобы он, наконец, был счастлив! Тогда я согласна не видеть его и вовсе… Я далеко не фэйри, Таша, и в первую очередь я думаю о нас с мужем. Я хочу отдохнуть от своей вины, хочу, наконец, покоя от этого…
– Потому ты и устроила нашу встречу тогда? Рассказала ему обо мне, направила к Тарусу, чтобы тот рассказал о сыне… Чтобы пристроить его?
– В добрые руки, Таша – твои руки. Я хотела тогда поглядеть на вас двоих и увидела, как ты смотришь на него, – улыбалась она сквозь слезы, – я совсем не фэйри, я так устала тревожиться о нем, видеть его таким неприкаянным…
– Прости за этот допрос, я не подумала, что все так… тяжко, – тронула я ее за плечо, – вытри глаза. От него всегда одни слезы.
– Не всегда! Он смешной… когда захочет этого. Он красиво поет, тебе понравится, вот увидишь. Он сможет защитить свою семью. Ты уже знаешь, что такое командирское умение? Кроме всего, еще и владеть любым оружием лучше самого умелого воина в своем отряде. Его любят там… Он не лжец, не раб денег, как его брат. Он всегда держит слово и выполняет свои обещания. Умный, сильный, но далеко не мудрый, Таша. Порой он очень дурной! И эта дурь в нем так упряма… А еще он совсем не умеет говорить… в казарме не принято обнажать душу. Там принято выказывать силу духа, а то, что тебе плохо и одиноко – прятать ото всех. Своей радостью он делится щедро, от всей души, а обременять других своими трудностями не станет. И вместо того, чтобы поговорить и все прояснить, он будет молчать и делать так, как считает нужным. Мы все не без греха, но это в нем страшно бесит.
– Я не почуяла в твоих словах лжи, или просто еще не умею отличать одно от другого, но одну неправду ты сказала – он пообещал мне и не выполнил.
– Это вопрос времени. Все будет, если он сказал.
– Я не собираюсь просто сидеть и ждать этого. У меня тоже есть гордость.
– Или гордыня? Гордость – немного другое, так же? Я тоже не сразу поняла это и натворила … Сегодня ночью ты подумаешь над этим и согласишься со мной. Или когда поймешь, что можешь потерять навсегда, всерьез поймешь. Это не гордость твоя бунтует – плачет обида. Она сейчас мешает тебе понять, как и мне тогда. А в любви даже гордости нет, есть только неутолимая жажда и желание всегда быть рядом. Да… так что – мне просить, чтобы книги отнесли к тебе?
– Ты выпроваживаешь меня? – хмыкнула я.
– Немножко. Слышишь разговор? Совет закончился, – засмеялась Дарина, – я сейчас отыграюсь за тот его смех. Придумаю что-нибудь такое… эдакое.
– Успеха тебе в этом. Я буду ждать книги, – попрощалась я.
Возле выхода из дворца с моей верхней одеждой в руках ждал Стас. Я отдала незнакомому ведуну ключ с шеи, и недовольно глянула на него – он не понял слова «нет»? Но я зря тревожилась, он все пояснил:
– Я привел тебя сюда, значит – я за тебя отвечаю. Провожу до дома и уйду. Буду знать, что с тобой все хорошо – уже темнеет.
– Что еще было на совете, что пропустили мы с Дариной? Из того, что можно мне рассказать? – спросила я, когда мы уже подходили к дому.
– Почти ничего. Разве что то, что собирают новый поход. Тарус доказал, что сейчас самое время навестить Змеиный лес – змеи засыпают в зиму. Правда, мы совсем ничего не знаем о них – так ли это? Может статься, что есть и не спящие…
Мне вспомнилось, как ведун тогда прощался со своей мечтой – перед смертью. Жалел только о ней. Что он чует так сильно? И вправду, что ли – свою судьбу там?
– И когда он уходит?
– Как только Стагмисов соберет отряд. Дамитров идет ведуном, а его берет командиром.
– Юрас тоже уходит? – упало у меня сердце…
– Ему нужно отвлечься, – жестко ответил Стас, – а то последнее время не вылезает из веселого дома.
Я потянула в себя воздух… его не хватало. А потом до меня дошло – его последние слова скрежетали, как ржавое железо… Дальше мы шли молча. Встав у двери, я подняла голову и посмотрела ему в глаза – он не отвел свои, даже не покраснел. Обидно… как же обидно. Мастер знает его и говорил о нем только хорошее, вот как так? Что сломало его, зачем?
– Зачем ты, Стас? – отвела я глаза – было стыдно за него.
– Ты должен был это знать – фэйри слышат ложь.
Он отвернулся и молчал.
– Стас, откажись от меня, от этого… Оно делает тебя хуже, ломает твою душу, поганит честь. То, что в тебе сейчас – оно темное, не такое, как надо.
– Ломает, ты даже не знаешь – как сильно ломает. А честь… для меня она всегда была в достижении цели. Если цель достойна того. Ты только не вини себя, ведь станешь винить, так же? Я солгал тебе. Иди… закрой за собой дверь. Не тревожься, со мной все будет хорошо.
Охранник впустил меня в дом, мы с ним немного поговорили о чем-то… Я сильно задержалась во дворце. Сын уже спал, Мастер тоже ушел к себе. А я сегодня ночью должна была думать, как сказала Дарина. Я и думала… сидя в глубоком и удобном отцовском кресле, запрокинув голову и устало прикрыв глаза. Не сняв воинского облачения, даже не разувшись.
Дверь скрипнула, и со свечой в руке вошел ведун. Стражник его разбудил, что ли? Как он угадывает всегда, чует, что ли?
Он подошел совсем близко и уставился на меня.
– Что? – недовольно спросила я.
– Вот и я себе думаю – что оно такое? Откуда у нас в доме взялась мужняя жена? – разглядывал он мой женский плат.
– Решила больше не искать себе мужа. И показала это всем, – отвернулась я, – Дамитров и Стагмисов уходят в Змеиный лес. Вы знали?
– Нет, пока не слышал такого, – покачал он головой, – зимой безопаснее, это да. Вот только нужно поспешить, пока не пошли снегопады, можно застрять на пол пути. Расскажи про совет, что там и как?
Я рассказала.
– Дала понять, что ни сном, ни духом? Мудро.
– Без толку, – вздохнула я.
А дальше Мастер опять заговорил по-своему:
– Я вот думаю – пересидеть что ли все это у Славны в лесу? Мне там сильно понравилось, еще когда к тебе ездил – тихо, спокойно. Пережду, когда ты перестанешь метаться туда-сюда, когда в вас обоих это детство перекипит в одном месте… С этой беготней друг от друга, с женским платом с какого-то дива…
– Вы сами говорили! Я приняла взрослое, взвешенное решение, что вам опять не так? Не хочу больше ждать не пойми чего, не хочу плакать из-за него и навязываться не стану. Пускай знает, что не жду!
– Охрана наша сказала, что ты со Стасом ушла. Вот и подумай… вместе, да в женском плате. Что он подумал – для кого ты его надела?
