Текст книги "На прибрежье Гитчи-Гюми"

Автор книги: Тама Яновиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

23

Было и так жарко, а от проносящихся мимо машин становилось еще жарче. Крема от солнца у меня не было, и я знала, что через несколько минут кожа у меня зажарится и начнет отделяться от плоти, как отваливается от мяса кожица поджаренной Леопольдом курочки. Жизнь моя запуталась окончательно. Глаза мои наполнились слезами, каждая из которых была размером с жемчужину. В них наверняка обитали какие-то живые существа, но без микроскопа мне их было не рассмотреть.

Несколько секунд я стояла не двигаясь, и только огромные сверкающие капли стекали по моим щекам. Мне посигналила проносившаяся мимо машина, и если можно просигналить плотоядно, то так это и прозвучало. Затем она притормозила так резко, что в нее едва не врезалась идущая сзади. Из окна высунулся мужчина и закричал:

– Быстро садись! Здесь нельзя останавливаться!

Я покачала головой. Не время заводить нового кавалера, особенно если это мужик средних лет с «Шевроле-Каприсом» и страстью подбирать девушек на автостраде. Да и «Каприс» у него далеко не новый.

Я брела по обочине, стараясь жаться к забору. Слезы застили мне глаза, и я все ждала, когда какой-нибудь зазевавшийся водитель сшибет меня коротким, точным ударом. Тогда придется мне провести остаток жизни в инвалидной коляске и компенсировать свою неполноценность, развивая мускулатуру рук. Со временем, может, мне раздобудут дрессированную обезьянку, обученную наливать лимонад и играть на шарманке для своего калеки хозяина. От этих мыслей я разрыдалась еще горше. Ну разве это жизнь для обезьянки? Остановилась еще одна машина.

– Помощь нужна? – крикнул мужчина.

Был бы у меня пистолет, я бы приняла одно из следующих пяти-шести предложений. Возможно, мне удалось бы поставить любого, на меня посягнувшего, на место при помощи того, что мамочка называла моим острым как кинжал слабоумием, только очень уж мне не хотелось поселиться в окрестностях Форт-Лодердейла и провести остаток жизни в инвалидной коляске в обществе обезьянки и какого-то малоприятного типа.

Пирс ссадил меня всего в полумиле от съезда с эстакады. Мне, можно сказать, повезло. Правда, я так и не составила определенных планов относительно того, чем заняться в оставшиеся до аварии мгновения. И вот наконец долгожданный поворот! На машине не расстояние, но когда идешь пешком, кажется, что, несмотря на все усилия, стоишь на месте.

– Почем даешь? – крикнул какой-то парень. – Тыщи хватит?

Это меня основательно взбодрило. Хоть кто-то меня оценил. Впрочем, карьеру куртизанки можно было бы начать в городе покосмополитичнее или, скажем, в эпоху поизысканнее. Вот, например, в Париже начала века нижнее белье ручной работы можно было купить очень и очень недорого, а сейчас оно стоит запредельно, и вряд ли я бы стала тратить все тяжким трудом заработанные деньги на то, что увидит лишь горстка мужчин, пусть и согласных щедро платить за мое общество.

И все-таки было удивительно приятно ощущать себя неотразимой, а то, что я получала столько внимания от людей, которые даже не могли видеть моего лица, а только затылок и скрытые одеждой конечности, говорило о том, что моя магическая сила растет (если только у меня не было дырки на каком-нибудь неприличном месте). Я быстренько ощупала задницу – вроде все в порядке. За моей спиной кто-то настойчиво сигналил, но я не оборачивалась. Наверняка очередной недоумок – либо с непристойностями, либо с предложением помочь.

Стало совершенно ясно, что иного выбора, кроме как заняться проституцией, у меня нет и, пожалуй, следовало сдаться, но, с другой стороны, я не видела причин не попробовать скользнуть в пучину порока чуть медленнее, хотя бы не на съезде с эстакады.

Рядом со мной притормозила машина. Я пыталась придумать, что бы сказать водителю такого, что бы его уязвило, поставило на место, заставило понять всю низость собственного поведения и в то же время возжелать меня еще больше.

– Садись! – закричали два голоса.

Один из них был детский, высокий и мелодичный. Я покосилась на машину. Это были Пирс с Леопольдом. Леопольд сидел сзади. Я залезла вперед, и Пирс поехал дальше. Леопольд тихо всхлипывал за моей спиной. Я молча глядела в окно, а потом посмотрелась в зеркальце. Лицо в грязных подтеках, волосы торчат во все стороны. Те, кто мне сигналил, видно, были психами. Ни один нормальный человек с таким чучелом спать не захочет. А косметики с собой никакой, красоту навести нечем. И я, вторя Леопольду, разрыдалась.

– Прости, – сказал наконец Пирс.

Я не ответила.

– Зачем ты это сделал, Пирс? – спросил Леопольд с подвыванием. – Ты меня от смерти напугал.

– Не «от», а «до».

– Чего?

– Он тебя не от смерти, а до смерти напугал.

– По-моему, «от смерти» точнее, – сказал Леопольд.

– Я же сказал «прости», – взревел Пирс.

– Дай мне салфетку, – сказала я, шмыгнув носом.

Пирс пошарил у себя в ногах и вытащил рулон туалетной бумаги.

– Утром прихватил в мотеле! – сказал он гордо.

– Отлично. – Я громко высморкалась.

– Что ты решила делать? – спросил он.

– Понятия не имею, как во Флориде с промышленностью. Знаю только, что цитрусовые разводят, – сказала я. – Чем еще знаменита Флорида?

– Аллигаторами, – сказал Леопольд. – И общинами пенсионеров. Мы с мамой заказывали литературу на эту тему.

– Пирс может стать охотником на крокодилов, а я займусь изготовлением бумажников и ремней, – сказала я. – Впрочем, у нас нет необходимых навыков. А чтобы выйти на пенсию, нужны деньги. Может, удастся устроиться сезонными рабочими. Пожалуй, проституткой становиться я не хочу.

– Почему это? – спросил Леопольд.

– Все эти раздевания-одевания так надоедают, – объяснила я. – Когда мои ближайшие родственники бросили меня на произвол судьбы посреди автострады, я вдруг поняла, что мне это не интересно.

– Значит, – сказал Пирс, – будем сезонными рабочими? Круто.

– Слава богу, мамы с нами нет, – сказала я. – Она бы наверняка кого-нибудь из рабочих соблазнила. Мы бы оглянуться не успели, как у нас на руках оказался бы еще один младенец.

– А сейчас сезон цитрусовых? – спросил Пирс.

– Можешь мне поверить, – сказала я, – когда наша мама видит мужчину, ей на сезон наплевать.

Мы наконец выехали на улицу, которая была немногим уже шоссе, только со светофорами.

– Свернул бы ты направо, – сказала я. – Может, хоть там не автострада? – сказала я.

Но когда Пирс свернул, мы очутились на еще одном шоссе.

– Давайте найдем какой-нибудь переулок, – сказал Леопольд.

На перекрестке Пирс снова повернул направо, но и это мало что изменило.

– Может, это штат из тех, где все заасфальтировано? – сказала я.

– А в Соединенных Штатах есть такие? – спросил Леопольд.

– Безусловно, – сказала я. – Если не на сто процентов, то по крайней мере на девяносто. Флорида, большая часть Техаса, Нью-Джерси, Калифорния, Массачусетс и еще несколько. Например, в Массачусетсе девяносто процентов занимает город Бостон, а остальное – знаки «Стоянка запрещена» и японские предприятия. Или Техас: сплошные торговые центры и немножко пастбищ.

– Откуда ты знаешь? – спросил Пирс.

– В школе учили. – Шоссе опять расширилось и стало точь-в-точь как то, с которого мы только что свернули: шесть полос, а по бокам какие-то учреждения, аптеки, банки. Между «Пет-Фуд экспресс» и китайским ресторанчиком стояло двадцатиэтажное здание то ли с фонтаном, то ли с прудом у фасада. – Леопольд, что там написано?

– Отель «Кросс-Крик». Может, в этом фонтане водятся аллигаторы? Давайте проверим!

– Отличная мысль, – сказала я. – Пирс, притормози.

Я зашла в вестибюль. За конторкой стоял с виду совсем молоденький мальчик. Я присмотрелась к нему повнимательнее и поняла, что он не так уж молод, а красив только по американским стандартам: безвольное, глуповатое лицо, близко посаженные глаза и грязные светлые волосы. Похоже, из тех, кто любит скейтборд, лыжи или гольф, то есть такой вид спорта, который требует дорогого снаряжения, и поездок в места, куда стекаются толпы любителей того же самого и где цены запредельные.

Он разговаривал по телефону, судя по всему, по личному вопросу. Я стояла перед ним, барабаня пальцами по конторке. Там валялась куча буклетов, и я их полистала. В месте под названием «Мир бабочек» было собрано более пятисот видов бабочек и гусениц. В рекламе бара «Вики-Ваки» и ресторана «Саппер-клаб» сообщалось, что бар работает с 1957 года и каждый вечер там танцуют настоящие полинезийцы, а еще там была фотография официанта-мексиканца с молочным поросенком на блюде, на фоне филодендрона. Может, предпочесть карьере сезонного рабочего работу в ресторане?

Я расстегнула три верхние пуговицы на кофточке и, по старой семейной традиции, навалилась грудью на конторку. У парня на табличке было написано «Брайан Триста», а ниже и чуть мельче – «Помощник управляющего».

Брайан положил трубку и взглянул на меня.

– Могу я вам чем-то помочь?

– Возможно. Вы помощник управляющего?

– Да, – сказал он. – Вернее, управляющий.

– У вас есть свободные номера на ночь?

– Сейчас проверю, – сказал он и подошел к компьютеру.

Я просмотрела остальные буклеты. Неподалеку находился «Крупнейший в мире торговый центр» площадью более пятисот акров, где можно было купить товары знаменитых универмагов практически за бесценок. По субботам и воскресеньям на территории центра – блошиный рынок. Я взглянула на Брайана, который все еще возился с компьютером.

– Прошу прощения, – сказал он, заметив мой взгляд. – У нас компьютер немного барахлит.

– Но вы же должны знать, есть ли у вас свободные номера, – сказала я. – У вас есть книга регистрации? Что-нибудь на бумаге записано?

– Нет, – ответил он. – Подождите минутку.

Он продолжал нажимать на разные клавиши и кнопки. Я проглядела брошюру о «Стране попугаев», где попугаи со всего мира разъезжали на велосипедах по парку, имитирующему джунгли. Вход – двадцать долларов. Понять, где именно это расположено, я не смогла, и, хоть мне очень хотелось бы сводить туда Леопольда, брошюру ему, пока мы не разбогатели, показывать не стоило.

– Даже не знаю, что сказать. – Брайан почесал в затылке. – Может быть, вы зайдете попозже? Компьютер вот-вот заработает.

– Я бы хотела сначала узнать, сколько стоит номер и пускаете ли вы постояльцев с собаками?

– Сколько стоит номер, я сказать не могу, это все в компьютере, тем более что стоимость разная – в зависимости от расположения. А собаки – да, собаки разрешаются, но только не в номере.

Это я пропустила мимо ушей.

– Брайан, – сказала я, – а может, вы дадите мне номер сейчас, а заплачу я, когда компьютер заработает?

– Этого я сделать не могу.

– Я понимаю, это нарушение правил, – сказала я, – но мне кажется, вы тот человек, который может их нарушить. А утром я расплачусь наличными.

Мне пришлось дать ему понять, что его ожидает море удовольствий и что я постараюсь сделать так, чтобы он ни о чем не пожалел. Наконец мы договорились. Он сказал, что, если мы несколько часов где-нибудь погуляем, он нас потом потихоньку впустит. У него, конечно, могут быть серьезные неприятности, если, например, делегаты какой-нибудь конференции сняли весь отель и внезапно объявятся или приедет с внезапной инспекцией из другого отеля его босс.

Но если я проведу с ним этот вечер, а утром заплачу наличными, он согласен рискнуть своей карьерой. А если свидание будет действительно удачным, он даже сможет одолжить мне немного денег.

– Сейчас у нас одно дело – где-нибудь несколько часов погулять, – сказала я Пирсу и Леопольду, ждавшим меня в машине. – Так что, пока есть время, нам надо попытаться набрать где-нибудь Денег. Какие будут предложения?

– Разве вчера вечером ты не получила кучу денег от Боба Хеттея? – сказал Пирс. – И вообще, я есть хочу. Давайте сначала перекусим, а потом решим. – Он снова выехал на шоссе. – А вот и пиццерия. – Мы свернули на стоянку у супермаркета.

– Хорошо, приоритеты мы наметили, – сказала я. – Нам нужно хотя бы двадцать долларов, и нам нужна еда. План таков: ты, Леопольд, иди в супермаркет и принеси нам чего-нибудь поесть, в машине и в номере, на случай, если мы опять проголодаемся. Вот тебе пять долларов. Я пойду поошиваюсь у входа в супермаркет, может, встречу какого-нибудь мужчину, закупающего продукты на одного. Тогда я к нему пристану и кое-что предложу. При необходимости я готова вернуться к идее проституции, но, надеюсь, мне удастся уговорить его дать мне денег просто так.

– А что такое «продукты на одного»? – спросил Пирс.

– Ну, например, готовый ужин для микроволновки, кварта молока, упаковка мороженых буррито.

– Ой, лучше не рассказывай, – сказал Пирс. – А то жрать еще больше хочется. Леопольд, принеси мне ужин для микроволновки, ладно?

– Пирс, а где же ты его будешь разогревать?

– Да нигде. Я, это, и так люблю, замороженное. У вас задания есть, а мне-то что делать?

– Слушай меня: иди в пиццерию, закажи кусок пиццы и коку, и еще кусок Трейфу. А потом жди нас у входа. Пока будешь ждать, поищи подходящего клиента.

– Клиента для чего?

– Для секса! – сказала я.

– Думаю, у меня не очень-то получится, – сказал он.

– Не беспокойся, – сказала я. – Сиди у входа и ешь свою пиццу. Оглянуться не успеешь, как к тебе подвалит какой-нибудь скользкий тип и спросит что-нибудь про собаку. Ты только обязательно ему ответь. Будь с ним мил. А потом он захочет узнать, не желаешь ли ты заняться сексом.

– Точно? – сказал Пирс. – Думаешь, в пиццерии во Флориде в десять тридцать утра так бывает?

– Конечно! – сказала я. – Ты даже не представляешь, сколько всего скрытого от постороннего глаза творится вокруг. Есть множество людей, которые ведут себя, что называется, совершенно нормально, и есть одновременно с этим подводные течения, так сказать, изнанка жизни. В настоящее время мы познаём изнанку жизни.

– А когда этот тип предложит заняться сексом, что мне делать?

– Сначала он захочет узнать, не пойдешь ли ты к нему. Ты отказывайся, говори, что это слишком долго. Он, возможно, скажет, что это в пяти минутах отсюда, что обычно значит от получаса до сорока пяти минут. Ты скажи, что у тебя встреча, но укажи на вон тот проулок. Тебе всего-то и надо будет, Пирс, зайти в этот проулок и постоять смирно, пока он тебе сделает муфти-пуфти. Раздобудь себе газету или что-нибудь такое, чтобы было чем заняться.

– Стоять смирно, пока он мне сделает муфти-пуфти, – повторил Пирс.

– А что, собственно, такое муфти-пуфти? – спросил Леопольд.

– Муфти-пуфти – это когда мужчина или женщина, но чаще мужчина, берет шпиндель другого мужчины и, сунув в свои коралловые уста, его сосет.

– Фу, – сказал Леопольд. – Гадость!

– Пирс, – сказала я, – только не забудь ему сказать, чтобы он заплатил пятьдесят баксов вперед. Если мы с Леопольдом вернемся, а тебя не будет, мы тебя подождем. А ты без нас не уезжай!

– Ни за что! – негодующе воскликнул Пирс.

– Может, мне лучше все это записать?

– Да, – вздохнул Пирс. – Неплохо бы.

– Повтори еще раз, что мне купить, – сказал Леопольд.

– Всякой ерунды. Что-нибудь вкусное и питательное – морковку, конфеты, собачий корм. На пять долларов, впрочем, не разгуляешься. Посмотри, нет ли чего-нибудь уцененного, или попроси кассиршу сделать для тебя скидку. Уверена, у тебя отлично получится. Веди себя так, словно точно знаешь, что делаешь, только учти: что бы ни случилось, мы с тобой не знакомы. Ты никогда раньше меня не видел, понял?

– Почему это?

– Когда за тобой таскается ребенок, мужика не подцепишь. Обещай, что сделаешь вид, будто меня не знаешь.

– Ни за что, Мод! – Леопольд обхватил меня за колени.

– Это только на время, – сказала я, что его немного успокоило.

Мы с Леопольдом направились к супермаркету, а Пирс – в пиццерию.

– Эй! – крикнул Пирс. – Я обернулась. – Это и есть жизнь?

– Нечто ей подобное, – ответила я. – Похоже, но не совсем то. Скорее, это параллельный путь.

24

В супермаркете была приятная прохлада и слегка пахло несвежим мясом и подгнившими овощами. Я подошла к полкам с сальсой. Стоила она семьдесят девять центов за банку. Была представлена сальса острая, средняя и мягкая, кусочками и протертая, по-мексикански и по-деревенски. Я сделала вид, что выбираю сальсу, но уголком глаза следила за кассой для купивших от одного до пяти предметов. Какая-то женщина выставила перед кассиршей пачку растворимого пюре, банку макарон с сыром, банку тушеных бобов и пакетик чипсов, а потом взглянула на меня и вздрогнула.

– Что-нибудь не так? – спросила я и машинально себя оглядела – проверить, не потеряла ли я какую деталь туалета.

Все оказалось на месте, хотя, честно признаться, я успела изрядно испачкаться, да и мои клоунские штаны с блестками были немного пестроваты. Обожаю все яркое, наверное, это во мне цыганская кровь говорит. Я смутилась и покраснела.

А потом подумала, что мне, собственно говоря, стыдиться нечего. Это пусть ей будет стыдно – надо же, залила свои мышиные волосенки лаком, сверху все гладенько, а по бокам кудельки, да еще напялила розовые пластмассовые очки, в которых похожа на распластавшегося по стенке аквариума осьминога. А эти черные синтетические брючки, а кофточка в желто-красных тюльпанах, почему-то осаждаемых какими-то райскими птичками! Вот убожество!

У меня мелькнула мысль: может, нагнать ее на автостоянке, сбить с ног и стащить все ее покупочки? Но тут я представила себе, как она валяется на асфальте, рассматривает жирное пятно на своей кофточке и заливается горючими слезами. Нет, все-таки Теодор ошибается: не чуждо мне сострадание! Я вдруг безумно захотела поскорее с ним встретиться. Опишу ему этот случай, и пусть он заберет свои слова обратно!

И все же как она смеет на меня пялиться! Нет, такое поведение заслуживает наказания. Может, подойти к ней, спросить, не отдавала ли она свою дочку в детский дом, и притвориться, будто я эта дочка и есть – вот, нашла-таки мамочку. Если у меня возраст неподходящий – что ж, есть еще Пирс с Леопольдом. А если она никогда не отдавала никакого ребенка в детский дом, может, она хотя бы нас пожалеет, пригласит к себе, накормит, мы у нее пару недель поживем.

Но тут я присмотрела объект более подходящий – древнего старичка. На нем была красная в синюю клетку кепочка с помпоном на макушке – то ли знак того, что сексуальный интерес у него давно угас, то ли предупреждение, что женщинам на всякий случай следует держаться подальше.

Я решила, что лет ему около восьмидесяти. Он вытащил из корзинки покупки: кошерную салями, консервированную щуку, коробочку готового помидорно-морковного салата и баночку желе, из тех, что лежат на прилавке так долго, что сверху коркой покрываются. Это была красная студенистая масса с полуутопленными в ней ядовито-желтыми кусками каких-то фруктов. Я, чувствуя себя львицей, выслеживающей в степи престарелую антилопу, сделала несколько осторожных шагов в его сторону.

На задворках собственного воображения я уже могла разглядеть его машину: старомодного мастодонта, за все годы прошедшего тысяч десять миль. Скорее всего, это «Олдсмобиль-81». Может, просто выйти за ним следом и, когда он откроет дверцу, внаглую залезть внутрь и сказать, что я в жизни такого не делала, но, увидев его, не смогла с собой совладать?

А потом Лев отвезет меня к себе в кондоминиум, где у него на втором этаже квартирка, темная, пропахшая тунцом, горелыми тостами и мочой, с мебелью, купленной еще покойной женой и перевезенной из Бронкса во Флориду, сплошь старое красное дерево и пыльное зеленое сукно. Наверное, его дочь, живущая по соседству, уже прибрала к рукам драгоценности покойной (обидно, конечно, но что поделаешь!) и теперь приходит через день, ворчит на него за то, что он все еще водит машину, и проверяет, правильно ли он питается, придерживается ли рекомендованной ею изумительной диеты – тунец, апельсиновый сок и творожок со сметаной.

У меня не хватило душевных сил следовать за полетом собственного воображения. Это было безусловное поражение, но я решила не сдаваться и снова отправилась в разведку. У отдела замороженных продуктов я заметила одинокого мужчину и крадучись последовала за ним.

У него была лысина на затылке и темно-синий костюм с огромными подкладными плечами. Он кидал в тележку упаковки равиоли с мясом и сыром, готовые обеды «Хелси чойс» и мороженые смеси «Грин джайент». Я снова чуть не разрыдалась: в каком он положении – и в каком я! Но он был по меньшей мере лет на сорок моложе хромой антилопы в кепочке, этакий средних лет олень. Даже самая ленивая львица предпочтет старой козлятине мясо помоложе и посочнее.

Я незаметно кралась за ним – от писчебумажного отдела к хозяйственному, затем в бакалею. Он оплатил покупки и с пакетами в обеих руках зашагал на автостоянку, кажется, по направлению к черной спортивной машине.

Расстояние между нами увеличивалось. Я собрала остатки сил и настигла его, когда он открывал багажник.

– Прошу прощения! – крикнула я, с трудом переводя дыхание.

Он обернулся и инстинктивно поднял руки. Я обнажила зубы, изобразив то, что среди людей считается улыбкой, но в ситуации «хищник – жертва» означает нечто совсем иное.

– Вы, возможно, сочтете это странным, но, уверяю вас, я никогда ничего подобного не делала, – сказала я. – Я увидела вас в супермаркете, и меня к вам так и потянуло. Вы такой интересный мужчина!

– Что? – спросил он.

Так, у старого осла проблемы со слухом.

– Я говорю, вы очень интересный мужчина, – заорала я.

Он нервно оглянулся по сторонам.

– Я хорошо слышу. Просто решил, что неправильно вас понял.

– Да вам наверняка все время такое говорят!

– Нет, – пробормотал он смущенно.

– Вы думаете, я с приветом? – Я ждала ответа, но удар уже попал в цель – он лишился дара ре-ми. – Вы сразили меня наповал! – Взгляд его затуманился. Такое же выражение я видела по телевизору в глазах беспомощных существ, на которых падал выбор хищника, – вместо того чтобы попытаться убежать, они сдавались и цепенели, загипнотизированные страхом и неотвратимостью финала. – Там, в магазине, я прошла мимо вас и просто кожей почувствовала ваш магнетизм, поэтому и пошла за вами. Вы, наверное, к такому уже привыкли?

– Вообще-то нет, – сказал мужчина. – Даже не знаю, что сказать. Вы уверены, что не ошиблись?

– А вы ничего не почувствовали? – спросила я. – Вас никакой волной не обдало?

Если б мне здесь, на стоянке, пришлось пристать к Фреду, ему бы я такой белибердой голову не заморочила. Он бы сам в ответ наговорил с три короба.

– Я… как бы это… – Мужчина оставил наконец в покое свои пакеты и вперился остекленевшим взглядом в мои усыпанные блестками брюки, настолько вызывающе тесные, что блестки с них сыпались дождем.

– Ну, извините, – сказала я. – Я просто не простила бы себе, если бы ушла, ничего вам не сказав. Вам, наверное, пора – к жене, к детям…

Я развернулась и пошла прочь походочкой Мерилин Монро, которую мы с Мариэттой отрабатывали днями напролет, но преуспела в этом только она. У меня получалось похоже скорее на семенящую дамочку, у которой вот-вот трусы свалятся.

– Подождите! – крикнул мужчина. – Все это так странно… Я не могу поверить, что вы серьезно. И не знаю, как себя вести в такой ситуации. Я разведен.

– Серьезно? Вот уж не подумала бы. – Я послала ему влажный тягучий взгляд, каким смотрит красавица корова, чье дыхание благоухает клевером. Правда, мгновенно перейти от образа гипнотизирующего жертву хищника к роли наивно-простодушного жвачного травоядного оказалось нелегко. Мужчина отпрянул в сторону и озадаченно почесал затылок. – Добавить мне, в сущности, нечего. Но я рада, что все вам рассказала.

– Понимаете, – сказал он почти испуганно, – мне надо убрать продукты в холодильник. Но мы могли бы встретиться попозже, выпить, например, по рюмочке. – Он пристально меня оглядел. – На вид вам лет шестнадцать. Вы меня не разыгрываете?

– Шестнадцать! – Я закатила глаза. – Я знаю, что выгляжу моложе своих лет, но вы мне чересчур льстите. Вы что, думаете, у шестнадцатилетней девочки хватило бы духу сказать такое?

– Хорошо, хорошо! Я вам верю! Так как, встретимся вечером?

– Я, к сожалению, не знаю, буду ли свободна. Впрочем, если хотите, я могу с вами быстренько позавтракать. Правда, вам надо еще продукты в холодильник положить…

– Позавтракать? – переспросил мужчина.

– Какая я глупая! Сейчас скорее время ланча, да?

– А плевать! Пусть тает, – сказал мужчина. – Все равно мне пора подкрепиться. Вы как, возьмете свою машину?

– Вы на «Корвете»? Пожалуй, я лучше поеду с вами. А вы потом меня сюда и отвезете, хорошо?

– Обязательно!

– А вы не подождете меня минутку? Я кое-что забыла купить.

– Конечно.

Я пулей кинулась обратно в супермаркет.

– Леопольд! – завопила я.

– Чего? – Леопольд вынырнул из-за полок с сальсой.

– Давай скорее! – сказала я. – Что ты копаешься? Нам пора.

– Если бы ты меня не дергала, я бы купил еще чего-нибудь, – возмутился Леопольд. – В кулинарии я взял четверть фунта копченой говядины, маринованных огурчиков, копченой лососины и итальянскую салями в нарезку.

– Ты что, спятил? Протухнет же. Я думала, ты купишь каких-нибудь консервов и печенья, а это все надо держать в холодильнике!

– И это вместо благодарности! – обиделся он.

– Да ладно тебе, – сказала я. – Значит, так, сейчас ты поедешь со мной и с одним типом на ланч. У него черный «Корвет». Как только подойдем к машине, садись назад, только быстро – поставим его перед фактом. А потом вытаскивай все покупки из пакета и суй под сиденье, пусть этот мужик решит, что мы очень бедные и очень голодные.

– Мы действительно бедные и голодные!

Этого я комментировать не стала.

– После ланча он отвезет нас обратно к Пирсу.

– А что это за тип?

– Сама не знаю. Да какая разница! Главное, он может нам помочь. А нам нужна любая помощь, в разумных, естественно, пределах.

Мужчина уже сидел за рулем. Он потянулся, чтобы открыть мне дверь, но, увидев за моей спиной Леопольда, зажмурился и потряс головой, словно отгоняя дурное видение. Так ему и надо: мужчина поприличнее вышел бы из машины и распахнул передо мной дверцу, а не тянулся бы к ней, не вставая с места. Дверцу я открыла сама, выдвинула сиденье вперед и пропихнула в щелку Леопольда.

– Привет! Твой… твой юный спутник – это кто?

– Клевая тачка! – сказал Леопольд. – Новая? А почему на заднем сиденье детское креслице?

– Отодвинь его в сторону. Я на выходные забираю ребенка. Для человека с детьми машина не самая удобная, но мне так хотелось побаловать себя чем-нибудь после развода. Неприятная, знаете ли, процедура.

– Ненавижу неприятности, – сказала я. Тут меня что-то стукнуло по ноге, и я отпихнула это неизвестно что подальше. – А как вас зовут?

– Меня? Билл. – Он сидел развернувшись вполоборота и пялился на Леопольда, который вел себя довольно странно: ползал, как лемур, по полу. Я наконец вспомнила, что велела ему запихать продукты под сиденье. Он, наверное, засунул что-то слишком далеко и заехал мне по ноге. – Билл Бринкман.

– О, Билл! – воскликнула я. Его надо было немедленно отвлечь. – А я Мод, Мод Сливенович. Это мой братишка, Леопольд. Ты не против, что он поедет с нами? Не могла же я оставить его одного в супермаркете. Ты должен меня понять, у тебя ж у самого ребенок. Посмотри мне в глаза, Билл, и скажи, что не сердишься!

Его лицо напоминало бабочку, слишком рано вылезшую из куколки: широко расставленные, чуть навыкате глаза, крошечный нос с раздувающимися ноздрями, коралловые уста такие тонкие, будто прорезь для них сделали, а про губы забыли.

– Я… это, боюсь, времени у меня не много, – сказал он. – Вы с братом хотите пойти в какое-нибудь определенное место?

– Куда-нибудь поближе, – величественно сказала я. – У меня тоже, увы, времени не много.

– А куда?

– Да хоть сюда! – Я грустно покачала головой, показывая, как меня расстраивает его медлительность.

– В медицинский центр «Источник жизни»?

– 0-ох, – вздохнула я.

– Рядом есть пара кафе. Ты это имела в виду? «Побег бамбука»? Там отличная кухня, китайско-японская. Раз мы оба спешим, могли бы выпить по стаканчику, а брату твоему предложить, например, минералки.

– У нас хватит времени перекусить, – весело прощебетал Леопольд. – Давно мечтал попробовать блюда китайско-японской кухни.

В ресторане было темно и пусто. В нос мне ударил запах сырой рыбы и каких-то пестицидов. У входа нас встретила крохотная кореянка.

– Что вам угодно?

– Столик на троих, будьте добры, – сказал Леопольд с уверенностью человека, который прошел множество реинкарнаций и в каждой жизни питался только в ресторанах.

– Времени у нас не слишком много, – сказал Билл. – Нам что-нибудь попить и легкую закуску.

– Принесите, пожалуйста, меню, – сказала я.

В меню было страниц пятнадцать.

– Я бы, ребята, с удовольствием посидел с вами подольше, но только…

– Лично я выбираю «парадный обед из десяти блюд», – заявил Леопольд и захлопнул папку с меню. – Звучит заманчиво: водоросли с вяленой скумбрией под соусом мисо, яйца, фаршированные креветками, суши из угря, макрели и тунца, свинина в кисло-сладком соусе, темпура с баклажанами, чау-мейн, яйцо фу-юн, а на десерт на выбор компот из личи и ананасов, соевый творог или зеленый чай с мороженым.

Меня немного подташнивало. Интересно, а можно забеременеть, просто посидев на грязном сиденье?

– Вряд ли тебе понравится сырая рыба, – сказала я. – У нее специфический вкус, и ценят его только те, кто знает толк в кокаине.

– Я так мечтал ее попробовать, – заныл Леопольд.

– Возьми сырой рыбы и поешь! Ты посмотри, как старина Билл Бринкман напрягся! Может, ему не по карману угостить бедного бездомного ребенка обедом из десяти блюд.

– Об этом не беспокойтесь, – пробормотал Билл Бринкман.

– Какой ты милый! – сказала я. – В таком случае можно, я закажу коктейль «Скорпион» в кубке-черепе за семь девяносто пять, дюжину ребрышек в кисло-сладком соусе, утку по-пекински и оладьи? Я и с вами поделюсь.

– Ребята, а вы уверены, что столько съедите?

– Если что и не съедим, попросим завернуть и заберем с собой. В китайских ресторанах еду на вынос дают в таких хорошеньких коробочках. Билл, почему у тебя такой скорбный вид? Сдается мне, ты думаешь, что я пристаю ко всем мужчинам, лишь бы поесть на дармовщину. Вовсе нет! Гони от себя эти мысли! Пройдут годы, и ты еще будешь горько в них раскаиваться, потому что я уже никогда не позволю мужчине платить за мой обед. Не сочти за наглость, но любой нормальный мужчина будет счастлив меня угостить и сочтет это великим одолжением с моей стороны. Я же тебе говорила: когда я увидела тебя в супермаркете, меня к тебе всю так и потянуло, иначе бы я ни за что к тебе не подошла.

Билл немного расслабился.

– Тогда я ничего не заметил, – признался он. – Но сейчас почувствовал. Это как энергетическое поле, которого сам по себе не ощущаешь, но стоит встретить второго такого же – и понимаешь: есть контакт!