Текст книги "Осенний мост"

Автор книги: Такаси Мацуока

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

И какими же? – поинтересовалась Ханако.

Ну, по-первых, я могу отдать его Гэндзи, а он затем передаст его своему ребенку.

А вы отдадите его ему?

Должна признаться, я этого не планировала.

Но такое возможно?

Внутри этого золотого сердечка находился миниатюрный портрет прекрасной молодой женщины и прядь золотых волос. Женщина, изображенная на портрете, была бабушкой Эмилии – Эмилия никогда ее не видала. Все, кто видел этот портрет, утверждали, что эта женщина очень похожа на саму Эмилию, хотя Эмилии, когда она на него смотрела – а она это делала как минимум раз в день, во время вечерней молитвы, – он напоминал ее мать. Она скончалась при трагических обстоятельствах, когда самой Эмилии было четырнадцать лет. От умершей матери у Эмилии осталось всего две вещи: любимая книга матери, «Айвенго», и эта миниатюра и прядь волос, заключенные в золотом сердечке. Это было все, что осталось ей на память.

Нет, – признала Эмилия. – Он мне очень дорог. Я не могу представить, чтобы я отдала его кому-нибудь. Но в любом случае, мне кажется неправильным делать такие далеко идущие выводы на основании столь шатких доводов.

Довод – не только этот медальон, – возразила Ханако. – Довод – это медальон и другое видение.

Другое видение?

Да, – подтвердила Ханако. – Ваше.

Это было не видение! – сказала Эмилия. – Там была молодая женщина.

И совершенно случайно ее появление произошло в точности так, как было предсказано в свитке? – Ханако развернула свиток и прочитала вслух: – «Мы встретимся в женском монастыре Мусиндо, когда вы войдете в мою келью. Вы заговорите, я – нет. Когда вы приметесь искать меня, вы меня не найдете». Разве все не произошло именно так?

Мы пока что ее не нашли, – возразила Эмилия, подчеркнув это «пока что». – Но мы ведь не очень и искали. Завтра нам надо будет попросить Таро помочь распросить жителей деревни.

Ханако стала читать дальше:

«Когда вы приметесь искать меня, вы меня не найдете. Как такое возможно? Вы не будете знать этого до тех пор, пока не появится дитя, но тогда вы будете знать все твердо».

Эмилия покачала головой.

Это бессмысленно. Должно быть, она упоминает о двух не связанных между собою событиях.

Я с вами не согласна, – сказала Ханако. – Она говорит – как такое возможно, что вы двое встретитесь? И отвечает – вы узнаете, как такое возможно, когда появится дитя.

То есть, по-твоему, тогда, когда я рожу?

Я думаю, скорее. Вы считаете возраст ребенка с момента рождения. Мы же считаем, что ребенку, когда он рождается, уже один год – считая тот год, который мать носила его.

А! Но все же – как я могу что-то понять только потому, что буду носить ребенка?

Об этой госпоже говорят, что она являлась неоднократно на протяжении многих столетий. Но только тем, в ком ее кровь.

Ну вот, – сказала Эмилия. – Теперь ты сама себе противоречишь. Если это так, то я никак не могла увидеть ее сегодня, да и когда бы то ни было. Что бы ни произошло в будущем, я никогда не буду ее потомком. Я – урожденная Гибсон, и таковой умру.

Она ощутила огромное облегчение. Как Эмилия ни настаивала, что видела живую девушку, до нынешнего момента она не была в этом уверена. От того, что эта встреча очень напоминала описанное в свитке, Эмилии было сильно не по себе.

К удивлению Эмилии, Ханако не разделила ее облегчение. Вместо этого вид у нее сделался еще более обеспокоенный.

Если ребенок – от князя Гэндзи, – сказала Ханако, – значит, он потомок рода Окумити. Пока вы носите это дитя, в вас – кровь этой госпожи.

Эмилия покраснела.

Я не ношу никакого ребенка, ни от Гэндзи, ни от кого другого.

Да, не носите, – согласилась Ханако. – Пока что.

Услышанное так взволновало Кими, что ей не терпелось немедленно пойти и рассказать все остальным девушкам. Но нынешнее расположение стражи не позволяло ей уйти прямо сейчас. Придется ей ждать здесь, пока не стражники не уйдут. Когда госпожи двигались, пол в хижине настоятеля скрипел над ней. Кими слышала, как они укладывались. Для одной из них день выдался тяжелый. Не удивительно, что они решили пораньше лечь спать.

Госпожа Эмилия говорила по-японски, не считая тех моментов, когда начинала сильно волноваться. Словарный запас и построение фраз у нее было великолепное, куда лучше, чем у Кими. Этого, впрочем, следовало ожидать. Кими говорила по-японски, как безграмотная крестьянка, каковой она, собственно, и являлась. Госпожа Эмилия же училась языку во дворцах и замках, беседуя с благородными господами и дамами. В ее речи чувствовался американский акцент, но не слишком сильно. К счастью, Кими понимала почти все, что она говорила, за небольшим исключением.

Ага! Стражники двинулись дальше, в обход монастырской стены. Кими подождала еще минуту, пока они скроются из вида, затем выползла из щели под хижиной, тихонько прокралась подальше от нее, а затем бегом помчалась на розыски подруг.

А ты точно уверена, что они сказали, что у госпожи Эмилии будет ребенок от князя Гэндзи? – переспросила одна из девушек.

Да, – подтвердила Кими, – уверена.

Потому, что так предсказала Сидзукэ?

Тс-с-с! – зашикали несколько девушек сразу. – Если произносить ее имя, она подумает, что ты ее зовешь, и придет!

И все сбились потеснее.

Ничего она и не придет, – заявила Кими, оттолкнув от себя соседку. – Не придет, если ты не Окумити. А если ты Окумити, то что ты делаешь в этой жалкой деревне? Ступай к себе домой, в «Воробьиную тучу»!

Кими права. Все знают, что она является только своим потомкам.

А я слыхала, что чокнутая Одо часто видала госпожу, потому-то и сошла с ума. Чокнутая Одо вовсе не благородная дама.

Если бы вы выросли в этой деревне, как я, – заявила Кими, – вы бы знали, почему чокнутая Одо видела то, что видела. Ее мать когда-то соблазнил один из предков князя Гэндзи. Кажется, его прадедушка. Моя бабушка это знала. Только теперь она выжила из ума и ничего не знает даже про себя.

Так значит, она тоже Окумити.

А я не верю. С чего вдруг самурай, который может спать с красивыми госпожами, захочет маленькую грязную крестьянку?

А с чего ты думаешь, что самурай лучше крестьянина, и будет запускать свой плуг только в правильную борозду?

Девушки дружно рассмеялись.

Тс-с-с! – шикнула на них Кими. – Стражники нас услышат.

Если чокнутая Одо – Окумити, тогда и любая из нас тоже может оказаться Окумити. Так что лучше нам не произносить имя госпожи.

Сидзукэ, Сидзукэ, Сидзукэ, – сказала Кими, – Сидзукэ, Сидзукэ, Сидзукэ.

Кими, перестань!

Сидзукэ, Сидзукэ, – упрямо повторила Кими, – Сидзукэ, Сидзукэ, Сидзукэ…

Все затаили дыхание.

Ну, видите? – спросила Кими. – Приятно, конечно, воображать себя знатной дамой, а не обычной крестьянкой, но мы то – что мы есть, разве не так? Князь Гэндзи не приедет и не увезет нас с собой, потому что мы его родственницы.

Вот именно! – согласилась одна из девушек. К ней явно вернулась уверенность.

Ха! Ты так же боишься произнести имя ведьмы, как и мы все!

Так вы хотите услышать, что я вам могу рассказать, или нет? – спросила Кими.

Хотим, хотим!

Когда Кими закончила пересказывать все, что услышала, одна из девушек сказала:

Чего-то я не понимаю. Так госпожа Эмилия беременна или нет?

Ты что, совсем не слушала? Она только будет спать с князем Гэндзи, но еще не спала.

Значит, никакого ребенка у нее в животе нету?

«Не беременна» именно это и означает. Что ребенка в животе у женщины нету.

Но если ребенка нету, значит, крови Окумити внутри нее нет. А если госпожу может видеть только тот, в ком ее кровь, как же ее увидела госпожа Эмилия?

Для Сидзукэ кровь, которая будет, уже есть, – объяснила Кими.

Все равно не понимаю. Как может что-то такое, что произойдет в будущем, уже произойти шестьсот лет назад, и в то же время происходить сейчас? Это же чушь какая-то.

Если ты чего-то не понимаешь, это еще не значит, что этого нету, – сказала Кими. – Ты что, понимаешь все речения Будды? Все высказывания дзенских патриархов? Или вообще хоть одно слово из них?

Девушки снова рассмеялись, и одна из них сказала:

Дзенские патриархи всегда говорят загадками. Как мы можем понять их слова?

Вот точно так же жизнь – сама по себе загадка для нас, тех, кто внизу, – сказала Кими. – Только те, кто наверху – как князь Гэндзи – понимают все. – Теперь Кими безраздельно завладела всеобщим вниманием. Она выдержала эффектную паузу, потом договорила: – Время – это тюрьма для нас. Но не для Сидзукэ. Для нее прошлое и будущее – это одно и то же. Потому если что-то произойдет, для нее это все равно что уже произошло.

Я же тебе говорила, что она была ведьмой!

Она не была ведьмой, – сказала Кими. – Она была принцессой. Прекрасной принцессой из царства, расположенного за Китаем. Она знала магию, которую знают все тамошние принцессы. – Она вспомнила название места, которое упоминали госпожи. Оно звучало так красиво и так необычно…

Царство гор Синего Льда и реки Красного Дракона, – сказала Кими.

1308 год, монастырь Мусиндо

Сидзукэ опрометью выбежала прочь из кельи. Поскольку она уже больше месяца вела себя почти как нормальный человек, преподобная настоятельница Суку приказала, чтобы ее дверь не запирали. Это оказалось поразительно кстати, потому что если бы Сидзукэ не смогла убежать от призрачного демона, заговорившего с ней, она наверняка снова вернулась бы в прежнее безумное состояние. О, нет! А вдруг это существо гонится за ней? Сидзукэ боялась посмотреть.

Но еще больше она боялась не посмотреть. Она обернулась. И, к великому своему облегчению, не увидела никого.

У этого демона, как у многих являвшихся признаков, глаза и волосы были не такие, как у окружающих ее монахинь, и иные пропорции лица и тела. Сидзукэ начала уже понимать, что это были пришельцы из другого времени, прошлого или будущего, но не нынешнего. Здесь сейчас таких людей не было. Сидзукэ уже научилась отличать настоящее от возможного. Она думала, что научилась это делать очень хорошо.

Но этот призрак увидел ее!

Он с нею заговорил!

Что это означает? Мысли и чувства Сидзукэ пребывали в таком смятении, что она не могла достичь ясности. Нужно погрузиться в покой медитации. Собственная келья слишком пугала ее. Сидзукэ прошла в главный зал для медитаций и уселась поближе к алтарю – считалось, что там защита Будды сильнее всего.

ГЛАВА 8
Люди Добродетели

Самые жестокие, самые трусливые, самые вероломные люди никогда не считают себя злодеями. Они считают себя героями, совершающими небывалые деяния и справляющимися с невероятными трудностями.

Они убеждают себя в этом, видя только то, что желают видеть, похищая у слов их значение, забывая истинное и помня ложное. И в этом они не очень отличаются от настоящих героев.

В чем же разница?

Настоящие герои находятся на нашей стороне.

А жестокие, трусливые, вероломные негодяи – это герои наших врагов.

“Аки-но-хаси”.(1311)

1867 год, дворец князя Саэмона в Эдо

Саэмон, всегда бывший о себе высокого мнения, сейчас был доволен собою даже более обычного. То, что ему удалось перетянуть Таро на свою сторону, нанесет Гэндзи вред вне зависимости от того, будет Эмилия Гибсон убита, или нет. Ключом была сама измена Таро. Таро, конечно же, этого не понимал. Он, примитивный традиционалист, думал, что смерть чужеземной женщины имеет огромное значение. Таро и прочие ему подобные, пребывающие в плену у бесполезной мифологии прошлого, верили, что, остановив современно мыслящих деятелей наподобие того же Гэндзи, они смогут сохранить ту Японию, которую знают. Но на самом деле эта Япония уже была смертельно ранена. Она поборется за жизнь еще год-другой, а затем ее место займет новая Япония, во многом – такая, как предвидел Гэндзи. В противном случае, она просто не выживет.

Англичане, американцы, русские, французы, испанцы, португальцы, голландцы приходили повсюду, и повсюду результат был одинаков. Что случилось с африканцами? Их превратили в рабов. Великие ханства Центральной Азии теперь находились под сапогом у царя. Раджи Индии склонили колени перед сувереном Англии – перед женщиной! Есть ли хоть какие-то причины предполагать, что эти же самые чужеземцы не попытаются проделать в Японии то же самое, что уже прекрасно сработало в других местах? Конечно же, нет. Разве они не начали уже разделывать и грабить Китай?

Стремление Гэндзи к переменам вполне разумно. Саэмон не хуже Гэндзи знал, что у Японии нет иного способа пережить бойню, которую чужеземцы развяжут рано или поздно. Но он никогда не скажет этого вслух. Пускай Гэндзи и прочие ему подобные совершат все необходимые шаги и примут на себя всю ненависть. Когда эти идеалисты уйдут, тогда вперед выступят реалисты, такие, как он, Саэмон, и возьмут власть. Традиции обречены, но пока что Саэмон считал весьма полезными тех, кто по-прежнему твердил о своей приверженности к ним.

Это было воистину смешно. Традиции верности и чести, которыми так гордятся самураи – это всего лишь сказочки, точно такие же, как и сказочки чужеземцев о христианских добродетелях. Великая заповедь их Бога гласит: не убий. Они же убивали и несли опустошение на всех пяти континентах, на протяжении тысячи лет – под этим самым знаменем. Нет, Саэмон отнюдь не презирал чужеземцев за это. Лицемерие – существенная часть всех разновидностей власти. Немногочисленные выдающиеся люди делают то, что пожелают, и при этом убеждают легковерных следовать правилам, которыми они сами пренебрегают. И ту же самую роль, какую для христианских королей и вельмож играли заповеди, для самураев играл миф о верности и самопожертвовании, маскирующий многовековую традицию самовосхваления и измены.

Настоящий самурай – это не слепо преданный служака, стремящийся к самопожертвованию и связанный по рукам и ногам своими понятиями о чести, а скорее практичный, умеющий манипулировать людьми, вероломный политический гений – иными словами, человек, подобный самому Саэмону.

Таро представлял собою лишь одну часть тайной кампании, которую Саэмон вел против Гэндзи. Другой ее стороной был закон, предложенный Гэндзи – введение равенства для всех, включая отмену явления, которое сам Гэндзи именовал «буракумин», а все прочие – «эта». Сам по себе этот закон был необходим, поскольку Японии нужно было хотя бы внешне изобразить, будто она следует странным верованиям чужеземцев, касающихся «свободы» и «равенства». Но донесения говорили об активном участии Гэндзи в уничтожении деревни эта в княжестве Хино, произошедшем несколько лет назад. Не правда ли, занятное совпадение? Саэмон был уверен, что Таро что-то знает об этом, хотя пока что он ничего не сказал. Но наверняка есть способ разговорить его. Главное – найти этот способ.

Спешить не надо. Саэмон всегда мастерски умел подыскать нужный прием для нужного человека. Найдет и то, что подойдет для Таро. Ну а пока что он уже отправил агентов в Калифорнию, расследовать еще одно полученное им странное донесение. Это был скорее слух, чем информация, но это был волнующий слух.

Он гласил, что гейша Майонака-но Хэйко, прославленная красавица, которая, как известно, была любовницей Гэндзи во времена сражения при Мусиндо, вскорости после этого была отослана в Калифорнию и несколько месяцев спустя родила там сына. Через сколько именно месяцев это произошло – пока установлено не было. Источники Саэмона также не смогли сказать ничего определенного об отце. Самым вероятным считался американец Мэттью Старк, бывший товарищ Гэндзи по оружию и нынешний деловой партнер. Но – именно это и вызывало особое волнение – не исключалось, что это сам Гэндзи.

Если отец мальчика – Гэндзи, то что мальчик до сих пор делает в Калифорнии? Даже если он – сын гейши, он – наследник мужского пола, а в нынешний момент другого у Гэндзи нету. Это было особенно загадочно, если учесть данные Хэйко. Женщина ее талантов и красоты – более чем приемлемая мать для наследника. Ей совершенно не обязательно становиться женой Гэндзи, но из нее, несомненно, вышла бы превосходная наложница. Этого не произошло. Почему?

Существовала ли какая-то связь между предложением Гэндзи отменить княжества, законом, касающимся касты отверженных, и изгнанием красавицы-гейши, которая, возможно, являлась матерью его единственного сына? Саэмон не мог придумать никакой хоть сколько-нибудь вразумительной связи между этими событиями. Однако же, опыт учил его, что если он в настоящий момент не способен углядеть каких-то взаимосвязей, это еще не значит, что их не существует.

Продолжать размышления не имело смысла. Единственный способ выяснить правду – продолжать исследовать, в данном случае – исследовать прошлое. Гейша Хэйко сюда не возвращалась. Если что-то и было сокрыто, то это было проделано в Америке, а значит, там это и следует раскрыть. Саэмон уже послал двух лучших своих агентов в Сан-Франциско. А тем временем заставил Таро действовать. Один подход, или другой, или, быть может, оба сразу со временем принесут Гэндзи горький плод.

Монастырь Мусиндо

Господин Таро, нам не следует больше медлить.

Мы не медлим, – сказал Таро. – Мы сопровождаем госпожу Ханако и госпожу Эмилию. До тех пор, пока они желают оставаться здесь, мы тоже здесь остаемся.

Заместитель придвинулся к Таро поближе и негромко произнес:

Люди начинают нервничать, а нервничающим людям недостает решимости. Господин, давайте покончим с этим сопровождением и займемся нашей настоящей задачей.

И из-за чего они нервничают?

Таро до крайности бесило то, что этот разговор вообще имел место быть. Что сталось с великой добродетелью самураев – беспрекословным повиновением? Нынешние молодые люди совершенно не похожи на тех, что были в его время. Насколько другими в их возрасте были они с Хидё! Никаких непрестанных вопросов, никаких непрошеных предложений, никакого нервного нетерпения. Да, господин. Слушаю и повинуюсь, господин. Так оно было, не больше и не меньше. Что бы сделал старый господин управляющий, Сэйки, если бы Таро или Хидё принялись ему говорить, как следует поступить? Несомненно, огрел бы их мечом плашмя. То, что Таро и не думал обойтись так со своим заместителем, показывало, насколько мягкотелыми стали они все за каких-нибудь несколько лет.

Им становится не по себе просто от пребывания здесь, в Мусиндо, господин.

Не по себе? Это должно быть честью для них – что они находятся в месте, где наш клан одержал одну из величайших своих побед.

Это и есть честь для них, господин Таро. Я вовсе не хотел сказать, что это не так. Проблема во всех этих старых слухах.

Каких еще слухах?

Про призраков и демонов.

Таро прикрыл глаза. Он сделал несколько медленных, глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться и не заорать в гневе, и лишь после этого снова открыл глаза. Он заговорил – очень мягко, как всегда, когда бывал разъярен.

Когда мы вернемся в Эдо, – сказал Таро, – напомни мне, чтобы я набрал настоящих самураев, а этих переодетых маленьких девочек вернул матерям.

Господин! – воскликнул заместитель. Он виновато поклонился, благодаря чему несколько замаскировал дрожь в коленках. – Я понимаю, это глупо. Но тут нечто большее, чем просто слухи. Странные звуки исходят из зданий, из рощ, а иногда словно бы и из самой земли. Трудно винить людей за то, что им не по себе.

Звуки возникают из-за подземных потоков, – сказал Таро. – Господин Сигеру однажды сказал мне, что здесь они иногда поднимаются к поверхности и время от времени начинают бить горячие источники. Он сказал, что в них очень приятно купаться.

Господин Сигеру! – воскликнул заместитель.

Таро снова сделал глубокий вдох. Он очень спокойно произнес:

Я надеюсь, ты не собираешься сказать мне, что они боятся еще и господина Сигеру?

Жители деревни говорят, что его время от времени видят в лесу. Вместе с маленьким мальчиком. И с воздушным змеем в виде воробья.

Неужто наше время настолько выродилось, что самураи прислушиваются к болтовне невежественных крестьян? Господин Сигеру мертв. Я видел его отрубленную голову собственными глазами, шесть лет назад, в какой-нибудь сотне шагов от этого самого места, на котором мы сейчас сидим. Я присутствовал при его сожжении. И при том, как его пепел захоронили в «Воробьиной туче».

Да, господин. Мне следовало выразиться более ясно. Здешние жители не утверждают, что видят живого господина Сигеру.

А! – отозвался Таро с раздраженным выдохом. – Его призрак.

Да, господин.

Оставь меня, – приказал Таро. Его терпение иссякло. Он не открывал глаз, пока за заместителем не закрылась дверь. Если это – самые стойкие самураи, каких он смог найти, – а это так и есть, – то как самураи смогут выстоять против чужеземных армий? Призраки, демоны, бесплотные голоса. Чушь какая!

Но из всего, что сказал заместитель, одна деталь беспокоила его, хотя и слегка. Он сказал, что жители деревни видели призрак Сигеру в обществе маленького мальчика с воздушным змеем в виде воробья. Когда Таро в последний раз видел Сигеру вместе с его сыном, мальчик запускал воздушного змея, которого для него сделал господин Гэндзи.

Воздушного змея в виде воробья.

Откуда здешней деревенщине знать об этом? Мальчик никогда не бывал в Мусиндо. Несомненно, слухи расходятся повсюду, и пути их загадочны. Ну да неважно. Важно другое – их дело. В этом заместитель прав. Таро необходим новый план, и нужно его выработать поскорее. Прежде, чем его люди запаникуют, и прежде, чем женщины решат возвращаться в Эдо.

Завтра. Он приступит к действиям завтра. А сегодня ночью он придумает, что ему делать.

Хоть Эмилия и заявляла, что нисколечки не верит ни в какие пророчества, содержащиеся в свитках, ей, несмотря на всю усталость, долго не удавалось уснуть. Ханако охотно избавила бы ее от беспокойства, если бы неведение давало ей безопасность. Но увы. Так что пусть лучше она знает правду и смирится с нею. Когда дыхание Эмилии стало медленным и глубоким, Ханако подошла к двери и открыла ее, впуская внутрь серебро ночи. Она видела одного из так называемых стражников в тени стены. Она слышала, как еще один кашлянул с другой стороны хижины. Эти люди должны быть получше, чем те, кого Таро днем приставлял к Эмилии для охраны, поскольку порученная им задача – настоящая. Что ж, придется ей проскользнуть мимо них, как уже сделала эта пройдоха Кими.

Луна, пребывающая в последней четверти, превратилась в едва заметный изогнутый серп в небе; свет ее был слаб и почти не давал теней. Когда на месяц наползло облако, Ханако выскользнула в дверной проем и забралась в нишу под хижиной. И принялась там ждать, как незадолго до того ждала Кими. При мысли об этой девчонке Ханако улыбнулась. Слишком уж она храбрая – напросится еще на какие-нибудь неприятности. Такая черта подошла бы мальчишке, поскольку мальчикам полагается быть храбрым. А девочка должна быть более скромной и сдержанной. Инь и ян. Равновесие мужского и женского начала.

То, что Кими подслушала значительную часть их с Эмилией разговора, было не так уж безобидно. Она ведь не утерпит и поделится такой потрясающей новостью с подружками, и эта весть быстро вольется в поток слухов и легенд, постоянно кружащих вокруг каждого князя Акаоки. Однако же, ее присутствие под хижиной сослужило и свою пользу. Оно означало, что никого другого там в этот момент не находилось. То, что их разговор подслушала девчонка-сплетница, особого вреда не сулило – а ведь мог подслушать и кто-нибудь из врагов князя Гэндзи, которые кишели повсюду. Даже среди его телохранителей. Во всяком случае, так подозревала Ханако.

Бежать будет трудно. Она смогла бы ускользнуть. Эмилия не сможет, а важна именно Эмилия. Как странно. Хэйко оказалась права. Эмилия и князь Гэндзи были предназначены друг для друга, а Хэйко и князь Гэндзи, вопреки всем признакам, нет. Хэйко так и не вернулась в Японию из Калифорнии. Равно как и ее сын. А это означало, что мальчик – не от Гэндзи, поскольку если бы это был его сын, Гэндзи, конечно же, призвал бы его к себе, даже если бы он, по причинам, ведомым лишь ему, вознамерился отвергнуть Хэйко. Но что же случилось? Узнает ли она об этом когда-нибудь?

Ханако, конечно же, знала, что Эмилия влюблена в Гэндзи – и влюблена уже много лет. Это было очевидно для всех. Эмилия не понимала, что ее тайная любовь ни для кого не тайна. Достаточно лишь взглянуть, как она смотрит на князя, как неосознанно тянется к нему, когда он рядом, как меняется ее голос – не только тогда, когда она разговаривает с ним, но даже и тогда, когда она просто произносит его имя. Если чужеземцы все настолько открыты, их любовные романы волей-неволей превращаются в подобие представления на сцене, открытой всем взорам. На что это должно быть похоже – подобное чрезмерное пренебрежение к чужим личным тайнам?

А вот в поведении князя Гэндзи ничто не намекало, что он испытывает к Эмилии какие-либо чувства, кроме дружбы. Но, поскольку князь мастерски умел скрывать свои тайны, это еще ни о чем не говорило. И все же было очень маловероятно, чтобы он разделял чувства Эмилии. Он отличался чрезвычайно утонченным вкусом, даже для высокородного господина, а чужеземная женщина, да еще и со столь ограниченными познаниями об интимной стороне жизни, как Эмилия, не может быть притягательной для него. Если пророчество, записанное в свитках, истинно, оно исполнится неким совершенно неожиданным образом.

Ханако услышала приглушенные голоса. Теперь оба стражника сошлись вместе. Она выползла из-под хижины с другой стороны и, незамеченная, нырнула в лес.

Она без труда отыскала два камня, оставшихся от фундамента. Ханако никогда не могла запомнить знаменитые стихи, которые другие женщины цитировали с такой легкостью. А вот память на места у нее была безукоризненная – стоило всего один раз где-нибудь побывать. Она ощупала края первого камня, ничего не обнаружила и першла к другому. Ханако сама не знала, что она ищет, но что бы это ни было, оно должно было находиться здесь. Сидзукэ написала в свитке, что оставит для Эмилии знак своего присутствия. Сперва Ханако предположила, что это упоминание о самих камнях фундамента. Но что они подтверждали, кроме того, что здесь некогда в давние времена стояла келья? А это и так уже было записано в свитках. Нет, должно быть что-то еще. Второй камень был таким же, как и первый – просто плоский, тяжелый камень, торчащий из земли. Ханако медленно прошла по траве к тому месту, где должен был находиться третий камень. Он действительно там был. И снова ничего. Ханако мысленно нарисовала стену и прошла к четвертому камню. В отличие от остальных, он не врос в землю. Шестьсот лет назад здесь было ровное место. С тех пор смещение земли на горном склоне заставило зимний ручей течь в эту сторону, и он размыл почву.

Ханако запустила руку под камень. Ничего – только грязь и мелкие камешки. Ханако пошарила еще, но так ничего и не нашла. Было слишком темно, и зрение не служило подмогой.

Но тут Ханако услышала неподалеку осторожные шаги и застыла. Кто-то шел через густой лес шагах в ста от нее. Самурай – Ханако видела, что это самурай, по его силуэту, по волосам, забранным на макушке в хвост, – наклонился и подобрал что-то в кустах. Когда он выпрямился, он повернулся к Ханако боком. Он пришел сюда за луком и стрелами. Видно было плохо, и Ханако не удавалось его узнать. Когда самурай двинулся обратно к Мусиндо, Ханако последовала за ним. Было поздно, и все огни в монастыре были потушены. Лишь у ворот висел один-единственный фонарь. Но самурай не пожелал подходить к нему, и ловко перебрался через неосвещенную стену. Но когда он влез на стену, лицо его на миг оказалось освещено.

Таро.

Ханако задумалась, вспоминая вчерашний день. Эмилия видела Сидзукэ на прогалине, неподалеку отсюда. Таро забрал свое оружие с места, которое давало ему одновременно и укрытие, и возможность без труда попасть в цель, даже для такого посредственного лучника, как он. И выстрелить ему помешало лишь странное поведение Эмилии.

Ханако поспешила обратно в хижину. Сейчас не время было беспокоиться о посланиях от призраков. Если Таро предпринял одну попытку покушения, он предпримет и другую – и почти наверняка до того, как они покинут Мусиндо. Он желал изобразить неведомого убийцу, что давало двум женщинам небольшое преимущество. Но как ей использовать это преимущество наилучшим образом?

Поутру Таро решил, что он начнет действовать сразу же, как только они двинутся в Эдо. Первым делом его люди схватят и свяжут Ханако, чтобы удержать ее от попыток защищать Эмилию. Если они убъют Ханако, Хидё никогда не примкнет к ним и не выступит против князя Гэндзи, насколько бы правым он ни считал их дело. Таро решил отказаться от всякой скрытности. Он убъет Эмилию в открытую, мечом.

Госпожа Ханако, госпожа Эмилия, – позвал Таро, остановившись у дверей хижины настоятеля. – Мы готовы отправиться в путь сразу же, как только вы…

Он ощутил удар пули в бровь раньше, чем услышал грохот выстрела.

Предатель! – выкрикнула Ханако из-за закрытой двери. Она воспользовалась голосом Таро как ориентиром и выстрелила туда, где, по ее прикидкам, должна была находиться его голова. Правда, Ханако не очень надеялась, что она в него попала. Это было бы слишком большой удачей.

Таро постарался как можно быстрее отползти на четвереньках назад; льющаяся кровь застила ему глаза и мешала смотреть. Неужто она выбила ему глаз? Он

даже и не знал, что у Ханако есть револьвер.

Госпожа Ханако! – крикнул он. – Что вы делаете? Это же я, Таро!

Я знаю, кто ты такой, – отозвалась она, – и знаю, что ты такое.

Перед рассветом Ханако пробралась в хижину к девушкам и велела Кими как можно скорее отправить послание в Эдо. Они окружены предателями.

«Я отправлюсь сама, – сказала Кими. – Я бегаю быстрее всех».

«Ты не сможешь пробежать всю дорогу до Эдо», – сказала Ханако.

«А мне и не придется. Князь Хиромицу – друг князя Гэндзи. Здесь неподалеку находится поместье одного из его старших вассалов. Он поможет».

Пронырливая девчонка теперь была их единственной надеждой. Если ей не удастся достаточно быстро привести подкрепления, Таро с его людьми возьмут хижину штурмом и убъют Эмилию. Помимо револьвера тридцать второго калибра – подарка Старка, пересланного из Калифорнии, – у нее в запасе была еще одна хитрость. Но это было довольно рискованно, и Ханако предпочла бы к ней не прибегать, если без этого можно будет обойтись.

Ханако, ты уверена, что ты права? – спросила Эмилия. – Таро много раз рисковал ради меня. Мне не верится, что он желает мне зла.

Тот лук и стрелы не имеют иного объяснения. – Ханако принялась скатывать циновку. Эмилия помогла ей закрепить ее в дверном проеме. – Это их не остановит, но замедлит. Может быть, на достаточное время.

Может быть, он охотился, – сказала Эмилия.

Ночью? На кого? На сов, что ли?