Текст книги "Заключенный (ЛП)"

Автор книги: Табата Варго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 2

КРИСТОФЕР ДЖЕЙКОБС

(Известный как Икс)

Я ПРОВОЖУ очень много времени в медпункте. Не по собственному желанию. Либо там, либо в изоляторе. Ни то, ни другое не позволяло забыть о том, что я застрял в аду, но взгляд на ее светящиеся невинные глаза и длинные рыжие волосы почти помог с этим справиться.

До того, как я убил Сару и Майкла Уэлча, позднее, во время суда, я узнал, что он был ее другом со старшей школы, я никогда не пускал в ход кулаки в приступе ярости. Я был доброжелательным, а не агрессивным. Девятнадцатилетний маменькин сынок: одни кожа да кости, незапятнанный татуировками, с ясным взглядом и приветливым выражением лица. Жизнь была полна дразнящих и волнующих перспектив, и никто не стремился к их открытию так, как я.

А потом я сорвался.

Выжил из ума. По всей видимости, потерял рассудок: истерзал и убил девушку, которую любил. Разрезал на кусочки, выпотрошив все внутренности.

Мне скрутило живот только от одной мысли об этом.

Я все еще чувствую запах гниющей плоти на пальцах. Все еще помню их испуганные до смерти лица. И залитую кровью комнату. Воспоминания были не из приятных. Скорее ужасными. Эти образы преследовали меня днями и ночами, даже во сне.

От них не было никакого спасения. Вообще.

Я не знал, что послужило причиной срыва. Черт возьми, я даже ничего не помнил. С тех пор я потратил десять лет своей жизни, борясь за выживание, пытаясь балансировать в этом совершенно неуравновешенном месте, оторванный от реальности и порядочных людей.

В тюремных стенах совершалось больше преступлений, чем во внешнем мире. Больше наркотиков. Убийств. Изнасилований. Всего было больше, но в то же время недостаточно. Ты лишен не просто свободы. Отняты твои представления об идеалах. Способность отличать добро от зла уничтожена. Все это выброшено вместе с твоими вещами и всем тем, что осталось от прежней жизни.

Жизнь без права на УДО – вот, что я получил. Но я не чувствовал себя живым. Как будто меня приговорили к смертной казни. Сердце перестало биться, а мозги превратились в кашу. Просто пронумерованный, в здании, полном мне подобных... Но в тот момент, когда я увидел новую медсестру, мир заиграл новыми красками, она была моим спасением.

Жизнью. А я – нет.

Меня не приговорили к смертной казни только потому, что я признал себя виновным по всем пунктам обвинения. Адвокат, предоставленный государством, подтолкнул меня к этому, хотя я ничего не помню об этих убийствах. Он сказал, что против меня чересчур много улик. Если бы я не признал себя виновным, меня ждала бы смерть. Большую часть дней я жалел о принятом решении. Хотелось оказаться от всего и всех подальше. У меня ничего не было. Я был никем.

 Я в се потерял. Мать – человек, который должен был любить меня, несмотря ни на что, отреклась от меня. Даже не взглянула на меня в зале суда. В конце концов, вовсе перестала приходить на заседания. Двумя годами позже, начальник тюрьмы известил меня о том, что она скончалась от обширного инфаркта. Умерла в одиночестве в нашем доме. Меня с ней не было.

Из-за плохого поведения я пропустил ее похороны. Получив эту новость, я слетел с катушек. Едва помню, как ударил одного из офицеров по голове. В тот день оборвалось все, что связывало меня с этим миром.

Через шесть месяцев был продан дом, в котором я вырос, и это убило последние воспоминания о мальчике, которым я был раньше. Кристофер Джейкобс умер в той комнате вместе с Сарой и Майклом, зарезан так же, как и они. Остался только Икс, загадка, которую даже я не понимал, убийца, опасный дикарь, бесчувственный и безжалостный, несущий смерть.

Теперь я именно такой, и другие заключенные считали подвигом победу надо мной. Господь знает, что они не оставляли попыток, особенно новички. Они хотели самоутвердиться, показать превосходство и заслужить место в высших тюремных чинах. И, чтобы добраться до вершины, им нужно пройти через меня. Не потому, что мне так хотелось, а потому, что верхние ряды заставляли их.

Из-за их желания подняться в этих кругах, я часто оказывался в госпитале. Я занимался делами, погруженный в собственные мысли, пока собирал белье из сушилки. Не то чтобы я ненавидел работу в прачечной, просто там было изнуряюще жарко. Тем не менее, это неплохая тренировка в те дни, когда не удавалось побегать по двору.

Стоило догадаться, что я неспроста остался один в прачечной. Проведя десять лет в загоне, я знал, как все устроено. Ты редко бываешь наедине с собой, а если оказался, значит кто-то заплатил надзирателю.

Дрожь, прошедшая по спине, предупредила о том, что я больше не один. Я почувствовал его позади себя еще до того, как получил удар по затылку.

Что за слабак наносит удар в спину?

Я наклонился вперед от силы его удара, прежде чем повернуться лицом к этому трусу. Позади него знакомые лица – члены Мексиканской Мафии – самой опасной банды в заведении. В основном они были известны торговлей наркотиками, вымогательством и убийствами, но в исполнении этой конкретной банды я видел все возможное. Не было ничего унизительного для них, и они играли грязно.

Их можно узнать по цифре тринадцать, вытатуированной на щеках. Тринадцать – потому что она представляет собой тринадцатую букву алфавита, букву М.

Их лидер, Карлос Перес, стоял в центре, сложив руки, и ждал, когда я нанесу ответный удар, но я не спешил. Я всегда давал им хотя бы один шанс. На халяву, так сказать. Он все еще мог уйти, и не самым дружелюбным выражением лица я хотел донести до него это.

Он мне не знаком. Новичок, недоумок, пытающийся войти в одну из самых смертоносных банд в блоке. Я дрался со многими новичками по этой причине. Чтобы уложить самого большого ублюдка за решеткой, требовались яйца. По счастливой случайности, я и есть этот ублюдок. Это было поводом рвать на куски тех простаков, которые по своей тупости осмеливались наброситься на меня.

Членство в банде обеспечивало в тюрьме определенный уровень защиты. Для слабых ребят, не умеющих драться, это было отличным решением. Возможно, при вступлении тебе надерут задницу, но с группой братьев за спиной это вряд ли случится вновь. Для них это того стоило.

Большинство группировок придерживалось себе подобных. Мексиканская Мафия и Ла Нуэстра Фамилья предпочитали латиноамериканцев. Ла Нуэстра Фамилья, с испанского переводится как семья, не была столь опасной как Мексиканская Мафия. Они не балуются радикальными вещами, а больше известны секс-торговлей. Поддерживают связь с теми участниками, что на воле, заказывают убийства и устраивают чертов контрабандный рынок.

Стоит также отметить, что нужно потратить годы, чтобы стать частью Фамильи, в отличие от Мафии, где в качестве инициации используются драки. Лидер Фамильи, Эрнесто Гонсалес, установил сложный процесс посвящения, новобранец должен продемонстрировать потенциал и достоинство.

Черные Партизаны и 803 были в основном чернокожими, хотя иногда попадался белый парень, который считал себя их братом. Они управляли правой стороной двора. Это сборище в основном играет в кости, устраивает бои или делает брагу. Они собирают все дерьмо в столовой и настаивают в камерах. Она отвратительна на вкус, но эффект от нее того стоит.

Семья Черных Партизанов, так же известная как СЧП, – билет в один конец. Если вы в нее вступили, то единственный выход – смерть. Предполагаемые члены назначались уже существующими. Они также имели татуировки: дракон, обвивший тюремную башню и держащий в своих лапах надзирателя.

Наименее опасные в блоке 803, чернокожие отбросы, которые никогда не удостаивались членства в СЧП. Они держались вместе и присматривали друг за другом.

Белые тоже держались своих, ответвляясь на множество банд от Арийского Братства до Черепов.

Арийское Братство или АБ была группой, кичащейся своим превосходством. Они прохаживались по своей части двора лысые с национальными тату, ожидая драки. АБ безжалостная группа, которая регулярно совершала убийства и была неподконтрольна настолько, что даже ее высокопоставленные участники никогда не чувствовали себя в безопасности.

Черепа были сопоставимы с 803, просто группа белых ребят, которая нуждалась в прикрытии спин. Все это политическое дерьмо вело либо к смерти, либо к изолятору. По сути, Фултон Пенн – одно большое недоразумение с расовыми войнами, участие в которых меня не привлекало.

Новички быстро понимали, что они были просто забавой для вышестоящих и никогда не получат настоящего места в банде. Вместо этого их использовали как развлечение. Как этого отморозка, что пустил в ход запрещенный прием – удар в спину. У него не было ни единого шанса. Он слишком слаб. И все же Мексиканцы предвкушали то, как я надеру ему задницу.

Хрустнув шеей, я потер ссадину, которую нанесли его костяшки на затылке, и посмотрел ему в глаза. Я дал ему достаточно времени на то, чтобы убежать, поджав хвост. Я не знал нового паренька, но он был сантиметров на тридцать ниже меня и никогда в жизни не поднимал тяжести. Это видно по его хилым рукам.

Многие заключенные качались, чтобы набрать мышечную массу для лучшей защиты. Не я. Для меня это не бегство. Я делал это не для того, чтобы накачать мышцы или быть самым большим ублюдком в блоке. А для того, чтобы снять напряжение. Отогнать плохие воспоминания.

Его ноздри раздулись, он вытянул руки по бокам, сжимая и разжимая кулачки. Он был напуган, искал поддержки. Я не винил его. Тюрьма жуткое место.

Я посмотрел в его глаза и заметил, что они полны ужаса. Жилка на шее выдавала учащенное сердцебиение, а на лбу блестел пот. Он начал сомневаться. Хорошо. Я не хотел драться с парнем, но если он пойдет на это, то я буду защищаться.

Я не часто говорил, поэтому вместо этого поднял бровь, как бы спрашивая, действительно ли он хочет этого.

Выражение его лица изменилось, и на мгновение я подумал, что он будет достаточно умен и уйдет. Но потом он отвернулся назад и взял бумажный нож у одного из банды, подначивающего его.

 – Вырежи его сердце, брат. Заслужи свое гребанное место. – Настаивал Карлос.

 С первого дня в блоке он был тем еще поганым засранцем. Он возглавлял Мексиканскую Мафию, но не говорил по-испански, вообще. Пойди разберись. Но каким-то образом ему удавалось управлять всем этим балаганом. Для меня всегда оставалось загадкой, почему они следовали за ним, хотя он не может понять даже половины из них.

Новичок выставил бумажный нож, отвлекая мое внимание от Карлоса и парней позади.

Чертово бумажное лезвие? Серьезно? Они практически обеспечили его провал.

За эти годы я сталкивался с различным оружием. Черенки зубных щеток, облупленная краска, скатанная в пейнтбольные шарики, банки из-под содовой – заключенные какое только сумасшедшее дерьмо не придумывали. Пребывание в блоке требовало изобретательности. Эти ребята блистают умом, когда дело доходит до изготовления оружия.

Возможно, звучит безумно, но заточенная зубная щетка может нанести большой ущерб. Черт возьми, я-то знаю. Я как-то провел два дня в госпитале из-за этой хрени. Мерзкий шрам служит постоянным напоминанием о том, что нельзя поворачиваться спиной к заключенным.

Если в дело пошли чертовы пейнтбольные шары размером с кулак, то будет адски больно. Их кладут в носки и бросают в голову. Меня как-то избили этим дерьмом. Больше было похоже на удары шлакоблоком. Я очнулся несколькими часами позже с шишкой на затылке размером с кулак.

У меня остались шрамы от самых нелепых вещей. Бритв. Рукояток. И любого другого оружия, какое эти придурки только могут придумать, но бумажные ножи были самым дурацким из них. Маленькому парню требовалось большое оружие, я почти улыбнулся тому, как смехотворно он выглядел, держа крошечный, заточенный рулон бумаги. Это скорее всего было тридцать страниц библиотечного Нэшнл географик.

Умереть от научно-исследовательского журнала. Да, черт возьми.

Новички отдавали предпочтение бумажным ножам, поскольку их легко сделать: туго сворачиваешь бумагу, намыливаешь и посыпаешь солью. Это делает бумагу достаточно опасной для того, чтобы разрезать кожу, как металл. Главным преимуществом такого ножа является то, что от него легко можно избавиться, просто разворачиваешь его обратно и смываешь в унитаз. Очень удобно, когда надзиратели устраивают осмотры камер.

Тем не менее лезвие было маленьким, поэтому, чтобы добиться успеха, ему нужно подойти ближе. Как только я до него доберусь, его заготовка ему не поможет.

Я стоял неустрашимый, в ожидании атаки. И он решился. Движение было быстрым. Небольшие размеры давали ему преимущество в скорости, но, поскольку он налетел прямо на меня, появилась возможность оттолкнуть его прежде, чем он успел замахнуться ножом.

Парни из банды прикрыли улыбки за руками. Без сомнения они ждали его провала. Для этих скучающих мужчин наблюдать за избиением какого-то паренька было развлечением.

Пошли они.

Я не цирковая обезьянка.

Схватив новичка, я одной рукой прижал его к стене, выбил из рук нож, а самого отбросил в сторону, как мешок с бельем. Не поднимаясь с колен, он отполз назад, отступая к группе зевак, которые стояли в невероятном возбуждении.

Улыбки исчезли, они сердито смотрели на меня из-за того, что я не вцепился в парня и не избил его до полусмерти. Мне это не нравилось.

Я знал, что последует дальше, но это не имело значения. Я стоял с ножом в руке, окруженный семью членами банды, разозленных тем, что я не играл по их правилам. Их татуировки блестели от пота, волосы, смазанные маслом, были зачесаны назад. Темно-карие глаза оценивали мое положение, готовясь к нападению.

Я пробежался по ним взглядом, пытаясь вычислить, кто нанесет удар первым, но они удивили меня тем, что накинулись всемером.

Я отбивался с переменным успехом, не используя нож, даже если учесть тот факт, что семеро на одного – нечестно. Я старой закалки, так что пошло оно все. Если мне суждено проиграть, то это будет по-моему: я не сдам позиций. И только когда один из них вонзил мне в ногу лезвие, я окончательно упал.

В этот момент помещение заполнили офицеры, разнимая дерущихся, они сразу же вырвали у меня из рук лезвие, не обращая внимания на другого парня с ножом. Как обычно, игнорируют всех остальных, размахивающих оружием. Я всегда был в черном списке и никому не приплачивал, поэтому короткая соломинка доставалась мне.

Никто и не говорил, что офицеры порядочны. Деньги и наркотики – единственный язык, который они понимают.

Вскоре меня заковали в наручники и потащили в лазарет. Меня окружил запах собственной крови, вызывая неприятные воспоминания. Мексиканцы, напавшие на меня, смеялись вслед, сплевывая на холодный бетон у моих ног.

Нога болела в том месте, куда вошло лезвие, а хаки медленно окрашивались кроваво-ржавым цветом. Я, не хромая и с высоко поднятой головой, шел в медпункт. Я не позволю этим мудакам понять, насколько сильно ранен.

Трое из нас, включая Карлоса, отправились в лазарет, остальные вернулись в камеры. Некоторые, в том числе и новенький, сбежали, только завидев охрану. Я ухмыльнулся тому, что, по крайней мере, зацепил Карлоса и еще одного придурка. Наверняка Карлосу потребуется наложить швы. Я почувствовал, как разорвалась его кожа под моим кулаком.

Офицер Ривз грубо тащил меня к медпункту. Он был грязным ублюдком, применявшим чрезмерную силу. Он положил на меня глаз еще в первый день моего здесь появления. То, как он смотрел, заставило задуматься, не хочет ли он сделать из меня шестерку. Честно говоря, его внимание стало главной причиной занятий спортом.

Он продолжал наблюдать за мной на протяжении нескольких недель, пока, наконец, не подошел. Хотите верьте, хотите нет, но офицеры представляли собой большую опасность, чем заключенные. После знакомства с ним я узнал, что офицеры тратят тысячи долларов на азартные игры. Что-то вроде санкционированного для развлечений "бойцовского клуба". Они ставили заключенного против заключенного, победившему платили проценты. В его глазах я был ценным бойцом.

Победивший не просто получал деньги. У него появлялись особые привилегии и вознаграждения, какие обычно не встретишь в тюрьме. Из их дел вычеркивались записи. Закрывали глаза на контрабанду, а иногда даже поставляли ее им. Деньги. Наркотики. Оружие. Защита. Женщины. На бойцовском ринге можно было выиграть много чего, но ничего из того, что мне нужно.

Я ему тогда отказал и продолжал это делать последние десять лет. Ублюдок ненавидел меня за это и превращал мою жизнь в ад. Он считал, что если будет продолжать в том же духе, то я сломаюсь. Хотел сделать из меня личного бойцовского пса. Чтобы я уничтожил конкурентов, заработав ему тысячи долларов.

Этому не бывать.

Для офицеров заключенные пустым местом. С нами обращались, как с собаками, офицеры, имевшие деньги, вкладывались, подкармливая и разводя зверушек. Они вознаграждали и наказывали своих подопечных ровно настолько, чтобы большие собаки оставались наверху, а остальные оставались именно там, где им и полагалось.

Это было выгодно, особенно для такого парня, как я. Ривз не единственный, кто время от времени пытался втянуть меня в драки. Выступать против офицеров было почти так же опасно, как и сражаться в их клубе. Ты становишься мишенью, тем, кого пытаются сломить и уничтожить за неподчинение и отказ прыгать на задних лапах, но ничего из этого не имело для меня значения. Я дрался, чтобы выжить. Конец истории. Те, кому было что выиграть, но нечего терять, ненавидели меня.

 – Шевели задницей, Икс, – произнес офицер Ривз, прижимая дубинку к моей спине.

Решетки лязгнули перед тем, как открыться. С опущенной головой я последовал в лазарет за офицером Ривзом. Запах антисептика всегда вызывал у меня тошноту.

Я поднял глаза и увидел ее. Медсестру. На ней был санитарный костюм бледно-розового цвета. Ничего сексуального в ее одежде не было, она выглядела нежной и милой. Честно говоря, она казалась самым прекрасным созданием, что я когда-либо видел.

Не знаю, было ли дело в ангельской красоте ее фарфоровой кожи или то, что она казалась абсолютной загадкой, но все, что я мог – стоять ошеломленным. От нее просто дух захватывало.

Горстка веснушек рассыпалась по ее дерзкому носику, и даже с того места, где я стоял, я мог увидеть карамельные крапинки в ее зеленых глазах. Ее розовые губы были надуты, будто она размышляла о величайших тайнах жизни. Время от времени она покусывала нижнюю губу, словно в сомнении.

Темно-рыжие волосы зачесаны в небрежный хвост, как будто у нее было мало времени его собрать, а бледно-розовый костюм свисал с ее крошечного тела.

Мои мышцы напряглись под хваткой офицера Ривза, когда он повел меня к ближайшей кровати, заставив оторвать от нее взгляд.

Она была такой красивой. Слишком мягкой для такого сурового места. Ей здесь не место, и я уверен, она об этом знает. Я бы хотел убедиться, что она здесь не задержится, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Ухмыляясь, офицер толкнул меня на кровать. Он знал, что я ничего не могу возразить, и мог быть настолько грубым, насколько пожелает. Гребаный, жадный до власти кусок дерьма.

Отойдя в сторону, он встал рядом с дверью. Я смотрел, как он трахает глазами новенькую медсестру, которая прошла через комнату за необходимыми инструментами.

Я отвернулся. Не мог смотреть.

Кровать, на которую он меня толкнул, стояла рядом с окном, что не могло не радовать. Я уже несколько дней не был на прогулке, тело молило о солнце. Через тонкое стекло, отделявшее меня от внешнего мира, я мог слышать щебетание птиц.

Закрыв глаза, я представил, что не заперт за бетонными стенами, а нахожусь снаружи, за пределами изгороди с колючей проволокой. Десять лет взаперти это слишком. Я начинал забывать, каково это быть свободным.

 – Хороший денек выдался, – прокомментировал мягкий голос рядом.

Открыв глаза, я пронзил ее лицо тяжелым взглядом, исследуя песочного цвета веснушки на носу и щеках. Она с трудом сглотнула. Отвернувшись, девушка схватила пару ножниц, чтобы разрезать штаны рядом с раной.

Я не ответил. Вместо этого отвернулся и позволил ей делать ее работу.

После того, как она разрезала ткань, обнажив глубокую колотую рану на ноге, она промокнула ватой все еще сочившуюся кровь. Пальцы девушки дрожали, не скрывая страх и неуверенность.

Отлично.

Она должна меня бояться. Надеюсь, я отпугну ее настолько, что она как можно скорее откажется от должности. Дело в том, что я знаю этих людей. Надзирателей. Заключенных. И я знаю, что они съедят ее живьем.

Заключенные будут представлять ее обнаженной. Будут красочно думать о том, что хотят сделать с ее телом – нечто нездоровое и извращенное. Желудок скрутило. Насильники, кишащие в коридорах, будут спорить о том, где и когда на нее нападут.

Охрана будет защищать какое-то время, но эти ублюдки подлее заключенных. Большинство из них не женаты и не имеют жизни вне этих стен. Они проводят бесчисленные часы с худшими отбросами общества, мужчинами, которым нечего терять, но которые не прочь обогатиться, настолько отвратительными, что задаешься вопросом, являются ли они вообще людьми.

В каком-то роде, охранники, которые пробыли здесь слишком долго, выдрессированы заключенными, которые здесь умрут. Они также лишены нежных женских прикосновений, поэтому тоже будут планировать заполучить ее в одиночестве, тереться рядом, сквернословить, пока даже самый горячий душ не поможет смыть их зловонное дыхание.

Гнев заволок глаза. Меня переполняла ярость по отношению к тем, кто решил, что нанять ее сюда было хорошей идеей. Но потом она положила пальцы в перчатках мне на грудь, и я посмотрел ей в глаза.

 – Будет немного больно, мистер Икс. – Она смущенно улыбнулась.

Она права. Где-то глубоко внутри ее улыбка задела меня. В месте, которое на протяжении долгого времени я не хотел признавать. Которое я не мог позволить сохранить. Оно было слишком мягким и чувствительным для тюрьмы.

Мне это не понравилось. Ей нужно уйти.