Текст книги "Грегор и тайный знак"

Автор книги: Сьюзен Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 2

– Ни фига себе! – только и смог выговорить Грегор, когда обрел дар речи.

Да уж. За эти несколько месяцев из беспомощного щенка Мортос вымахал в огромную – даже по сравнению с Живоглотом – крысу!

– И это еще не все, – отметил Живоглот. – Он продолжает расти, и мы ожидаем еще как минимум полметра к Рождеству.

«Это как снег, – подумал Грегор. – Мы ожидаем, что еще тридцать – пятьдесят сантиметров снега покроет эту огромную гору».

– Хотя вы уже встречались, все же позвольте мне представить вас друг другу. – Живоглот вытянул кончик хвоста в сторону Грегора: – Это Грегор Наземный, тот самый Воин, который не воспользовался шансом и не убил тебя, хотя имел для этого все возможности. – Живоглот сделал жест в сторону Мортоса: – А это крыса, которую мы называем Мортосом, хотя его мамочка дала ему совсем другое имя… такое сладенькое и куда более звучное: она назвала его Жемчужок.

Ну да, потому что его шерстка была белой и переливалась, словно жемчужина. И когда на нее падали лучи света – Грегор видел розовые, голубые и зеленоватые отсветы.

Вообще в Подземье не редкостью были белые мыши-зубастики и даже белые летучие мыши встречались. Но вот белые крысы… такая была только одна. И потому все знали, что Жемчужок и есть тот самый «крыс из забытых холодов», о котором говорилось в Пророчестве Погибели.

– Привет, – сказал Грегор горе мяса, покрытого белой шерстью.

Белый крыс засопел, но ничего не ответил.

– Итак, как бы ты хотел, чтобы я тебя называл? – спросил Грегор.

– Не имеет значения, чего бы я хотел. Все зовут меня Мортосом – все, кроме Живоглота. А ему нравится забавляться с моим именем, – ответил Мортос. – Он именует меня то Жемчупопкой, то Жемчужабкой.

Живоглот пожал плечами:

– Просто это трудное имя – Жемчужок, его трудно произносить. Попробуй-ка произнести его три раза подряд. Давай, начинай. Жемчужок, Жемчужлоб, Жемчужор… видишь, это невозможно!

– Жемчужок, Жемчужок, Жемчужок! – сказал быстро Мортос и уставился на Живоглота: – Он вполне может это произнести. Ему просто нравится дразнить меня.

Грегор знал, что Мортос прав. Живоглот был мастером по части дразнилок.

Он не очень-то досаждал Грегору во время их последнего путешествия по джунглям, зато сейчас, на уроках эхолокации, отыгрывался по полной программе.

Если бедному Мортосу приходится все время быть рядом с Живоглотом – он, конечно, постоянно терпит от него насмешки. Грегор даже посочувствовал белому крысу.

– А ты не обращай на него внимания. Как я, например, – посоветовал он.

– Ты – совсем другое дело. Ты яростник, – ответил Мортос. – Я очень хочу быть яростником. Ну или хотя бы взрослым. Тогда все изменится – когда я вырасту.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи нам, дружок, что именно изменится, когда ты вырастешь, – вмешался Живоглот и зевнул.

– Я стану королем. И все, – отрезал Мортос.

Грегор не на шутку встревожился, услышав его заявление. Причина, по которой он должен был убить Мортоса, была одна-единственная: нельзя было допустить, чтобы белая крыса получила власть. В пророчестве говорилось, что Мортос является потенциальным злом, которое ни в коем случае не должно оказаться на троне, иначе в Подземье наступят хаос и смерть…

И вот теперь Мортос рассуждал о том, как станет королем. Нехорошо.

– Вот как? И кто же тебе такое сказал? – поинтересовался Живоглот. – Уж не Умняшка ли?

– Возможно. – Взгляд Мортоса уперся в землю.

– О, она умеет воодушевлять, не так ли? – сказал Живоглот. – Но на твоем месте я бы не придавал особого значения ее словам – мне она тоже всегда говорит только то, что я хочу слышать.

– И другие мои друзья, – упрямо продолжал Мортос.

– Ах, твои друзья! – Живоглот расхохотался. – Ты каждого готов назвать другом, кто принесет тебе рыбки. А они знай нашептывают тебе всякую дребедень… какой ты сильный и какой ты храбрый… как однажды ты вдруг р-р-р-раз! – и станешь королем… А ты покорно и с радостью глотаешь и рыбу, и эту льстивую ложь… Ты просто большой белый дурак. И ты понятия не имеешь, кто твои истинные враги.

– Ты, я знаю, ты! – выпалил Мортос. – Ты всем крысам враг! Ты все время путаешься с людьми, с бабочками и зубастиками! А сам вынашиваешь планы уничтожить крыс! Мне Умняшка рассказывала, как ты расправился с Грызером, потому что сам хотел добраться до трона! Но только десятая часть грызунов поддерживает тебя. А остальные, остальные… Для нас ты никто, шут гороховый! Я… Я…

– Что ты? Убьешь меня? Так ты знаешь – у тебя всегда есть шанс попытаться, – ответил Живоглот.

И тут, к огромному удивлению Грегора, Мортос зарычал и бросился на Живоглота. Отваживались на такое считаные единицы – Живоглот был слишком силен. Мортос был на несколько футов выше и на несколько фунтов тяжелее, чем Живоглот, но все-таки как он собирался соперничать с крысой намного старше и опытнее себя?

Грегору пришлось отпрыгнуть в сторону лестницы, чтобы его не задели когти и зубы дерущихся.

Мортос сражался отчаянно, но ему не удавалось даже дотронуться до Живоглота, который точными ударами и без видимых усилий мотал его по всей пещере. И все же, глядя на этот неравный бой, Грегор впервые понял, насколько Мортос опасен. Он почувствовал страх. И пугали его не столько размеры белого крыса и даже не то, что говорилось о нем в пророчестве, – его пугала отчаянность, с какой тот дрался с Живоглотом. Он был либо действительно невероятно храбр, либо невероятно глуп, либо невероятно уверен в своих силах. А все это вместе взятое могло превратить его в по-настоящему опасного врага, несущего смерть и разрушение всему Подземью.

– Ладно-ладно, хватит, – произнес Живоглот. – Мне становится скучно. А когда мне скучно – я опасен.

Но Мортос разбежался и снова бросился на него.

– Хватит, я сказал! – повторил Живоглот и отбросил Мортоса назад с такой силой, что тот отлетел к самой стене и треснулся головой о камень так, что по пещере прошел гул. Это на мгновение отрезвило белого крыса, а Живоглот добавил: – Ты никогда не можешь остановиться, пока не причинишь себе боль.

Видимо, удар головой о камень был действительно силен, потому что Мортос отступил. Он сел, сгорбившись, и закрыл лапами морду. А потом, к изумлению Грегора, вдруг начал плакать. Не хныкать – а именно плакать: громко рыдать, сотрясаясь всей своей огромной тушей.

– О, великолепно! Наводнения нам только не хватало, – сказал Живоглот.

Видеть плачущего Мортоса было невыносимо. От бесстрашной гигантской крысы, только что яростно бросавшейся в атаку на противника, не осталось и следа – теперь перед Грегором был потерянный, несчастный малыш-переросток.

– Почему ты с ним так жесток, Живоглот? – спросил Грегор.

– Да потому, что он меня ненавидит! – ответил Мортос. – Он всегда меня ненавидел. Он вынудил меня уйти с ним. Он вынудил меня оставить моих друзей. И я живу у него в плену всю жизнь!

– Это они тебе напели, да? Твои замечательные друзья? – поинтересовался Живоглот. – А они не говорили тебе, что я спас твою никчемную жизнь и растил тебя с младенчества? Разве ты голодал? Или, может, болел чумой? Они не говорили тебе, что ты сидишь сейчас здесь, целый и невредимый, только благодаря мне?

– Ты меня не растил, – стоял на своем Мортос. – Меня Бритва растил. И он единственный, кто обо мне заботился.

– Да, он единственный, кто о тебе заботился, и чем ты ему отплатил, а? Ну-ка, расскажи Воину, пока он не растаял от жалости к тебе, бедняжечке, – давай, расскажи! – взревел Живоглот.

Но Мортос не произнес ни слова. Вместо ответа он притянул передними лапами ко рту свой розовый хвост и принялся сосать кончик.

– Ой, сю-сю-сю, бедный маленький обиженный Мортосик! А ведь Бритва действительно заботился о нем как о родном щенке. Сам недоедал, чтобы его накормить, защищал его, старался научить науке выживания… И где же Бритва сейчас? А?! Он мертв. А почему? Потому что наш милый Жемчужок убил его, сломав ему хребет, – продолжал Живоглот.

– Я не хотел! – завопил Мортос. – Я был голоден, я не думал, что это его убьет!

– Не думал? Не думал, что Бритва умрет, если ты скинешь его с обрыва? Конечно, чего особенного, обычное дело! – язвительно бросил Живоглот.

– Я не хотел, чтобы он падал с обрыва. Не хотел. Это случайно вышло… Я не рассчитал силу удара… – Слова Мортоса звучали невнятно, мешал хвост во рту.

– Конечно. Именно поэтому ты и попытался съесть его, стараясь скрыть следы. – Живоглот повернулся к Грегору: – Там мы его и нашли. Он сосал кровь Бритвы, пожевывая его печень.

Грегор почувствовал, как желудок совершает головокружительный кульбит, желая немедленно выплеснуть содержимое наружу. Он посмотрел на Мортоса с возросшей тревогой.

– Нет-нет-нет-нет! – Мортос, не удовлетворившись сосанием, начал грызть собственный хвост, и на нем выступила кровь.

– Да-да-да-да! Только за последнюю неделю ты двинул в глаз одному крысу и вцепился в ногу другому. Зачем? Почему? Ты даже не можешь объяснить! Вот почему я забрал тебя с собой – чтобы больше никто от тебя не пострадал. И прекрати сосать хвост! – Живоглот был вне себя. – Король, тоже мне! Ты думаешь, кто-то бросится исполнять приказы, исходящие от крыса, который сам себе хвост собирается отгрызть?!

– Может, кто и бросится, – прошипел Мортос в ответ. – Ты ничего не знаешь! Может, кто и бросится! – И с этим словами белый крыс кинулся вон из пещеры.

– Жди там, где я велел! – заревел ему вслед Живоглот.

Но вместо ответа послышался лишь скрежет когтей Мортоса по каменному полу – Мортос убегал прочь.

– Если, конечно, он найдет, где это, – меланхолично добавил Живоглот. – Он плохо ориентируется в темноте.

Живоглот снова прислонился спиной к стене в нескольких футах от Грегора и выждал некоторое время, прежде чем заговорить:

– Теперь он точно не услышит. Итак, ты его видел, Наземный. Что скажешь? Каково твое впечатление?

Грегор ответил не сразу. Буквально за несколько минут он успел испытать шок при виде Мортоса, тревогу в связи с его королевскими амбициями, страх при виде отчаянности, сочувствие к нестабильному эмоциональному состоянию крыса и отвращение из-за жестокого убийства его кормильца.

– Он… по-моему, он – проблема, – произнес наконец Грегор.

– И очень опасная проблема, Грегор! Мы с тобой в том виноваты, – заявил Живоглот. – Ты – потому что не смог убить щенка. А я – потому что подумал, что, убив его, мы закроем все двери надежде на мир в Подземье. Ведь когда ты сказал, что никто не пойдет за мной, если я его убью, ты был прав.

Внезапно Грегор осознал, что у него нет ни малейшего понятия о планах Живоглота. Раньше он знал, что Живоглот хочет свергнуть короля Грызера – и Грегор ему в том помог. Но что он собирался делать теперь?

– Ты сам-то хочешь стать королем, Живоглот? – спросил Грегор.

– Честно говоря, нет, – ответил тот со вздохом. – Но я хочу, чтобы все изменилось к лучшему. Чтобы войны закончились. Как ты думаешь, Мортос – это тот, кто сможет остановить кровопролитие?

– Нет, – покачал головой Грегор.

– Вот именно. А ведь он мечтает о короне, и нет никаких причин думать, что он ее не получит. Так как ты полагаешь, что нам с этим делать? – спросил Живоглот.

– Делать?!

У Грегора не было ни малейшего представления, что делать с Мортосом.

Голос Живоглота дрожал от напряжения, когда он наклонился поближе к Грегору:

– Думаю, ты был прав. Ну, в том, что я мог бы научить его чему-то другому, кроме того, к чему он был предназначен. Но… он попал ко мне слишком поздно. Отец уже успел оставить в его душе слишком глубокий след.

– Отец? – переспросил Грегор.

– Да. Капкан. Ты видел, как он погиб в смертельной схватке с матерью Мортоса.

– О да.

Грегор вспомнил страшную крысиную битву в лабиринте между Золотцем – матерью Мортоса – и Капканом, серой крысой. Но ему и в голову не могло прийти, что Капкан был отцом Мортоса. Не было в нем ничего отцовского…

– Капкан был чудовищем – по любым меркам. Как Золотце решилась связаться с ним – загадка. Я предупреждал ее, что не надо этого делать. Но она не послушала – и за это поплатилась. Ты никогда не задумывался, что случилось с остальными щенками из помета, в котором родился Мортос? – спросил Живоглот.

– Нет, – отозвался Грегор, думая, что действительно странно: почему Мортос оказался единственным крысенышем у матери, ведь обычно их бывает довольно много.

– Капкан убил их. Всех. Прямо на глазах у Золотца и Мортоса. Чтобы они не отбирали у Мортоса материнское молоко, – сказал Живоглот. – И ведь в этом не было ни малейшей нужды: многие крысиные семьи с удовольствием взяли бы малышей к себе.

– Это ужасно! – шепнул Грегор.

– Мортос не забыл об этом. А еще Капкан его бил. И потом его родители поубивали друг друга. – Живоглот помолчал, затем продолжил: – Ты счел, что он еще слишком маленький. Но он все помнит. Стоит при нем упомянуть имя Капкана, как он весь начинает трястись мелкой дрожью.

– Ты думаешь, он действительно может стать королем? – помолчав, спросил Грегор.

– У него найдется немало приспешников – он ведь Мортос. У него белая шкура, и размеры подходящие, а внутри кипит столько злобы, что ее хватит, чтобы не оставить в Подземье камня на камне. Большинство крыс закроют глаза на то, что он противоречит сам себе, потому что им он будет говорить то, что они будут хотеть услышать. Они слишком долго голодали, и чума унесла слишком много жизней… особенно щенков. Нет, крысы не будут колебаться: кто бы он ни был – они пойдут за ним, если он пообещает им реванш, – ответил Живоглот.

По спине у Грегора во время этой речи Живоглота побежали мурашки. Он пытался соотнести гигантскую белую крысу, которую видел сегодня, – угрюмую, злобную, молчаливую – с образом малыша, которого когда-то пожалел. Вспомнил, как Мортос скулил рядом с телом матери и лизал ей морду, пытаясь привести в чувство…

– Может, если бы Золотце осталась в живых – все было бы нормально, – нерешительно сказал он наконец.

– Все возможно. Но она мертва – так что мы никогда не узнаем этого наверняка. – Живоглот покачал головой и снова откинулся к стене: – Бритва очень хорошо о нем заботился. Да и несмотря на сегодняшнее маленькое представление, свидетелем которого ты стал, – я тоже был неплохой нянькой, когда он был маленьким.

Живоглот уставился в темноту. Когтями он теребил шерсть на груди – там, где был шрам, который он получил в их первой экспедиции. Плечи его поникли, будто его придавливал к земле какой-то тяжелый груз. И выглядел он несчастным.

Грегор вспомнил слова миссис Кормаци: у каждого в жизни должны быть маленькие удовольствия – и протянул крысу пакет с салатом:

– Вот. Это тебе.

Живоглот схватил пакет и потянул носом, сунув его внутрь. А потом буквально в два укуса сожрал весь пакет целиком!

Еда слегка улучшила его настроение. Мышцы расслабились, он фыркнул от удовольствия:

– Ф-р-р-р. Что ж, думаю, нам не остается ничего другого. Ждать нечего – лучше не будет. И мы должны покончить с этим как можно скорее.

– С чем? – не понял Грегор. – С чем мы должны покончить?

– Ты меня не слушал, что ли? – оскорбился Живоглот.

Грегор слушал, но все равно еще не мог понять, о чем идет речь.

– Я понимаю, что Мортос – это большая проблема… – начал он.

Живоглот положил лапу на плечо мальчика, прерывая его речь.

Грегор увидел собственное отражение в мерцающих глазах крыса – он был таким маленьким и растерянным!

– Мы должны убить его, Воин, – шепнул Живоглот. – И чем скорее – тем лучше.

ГЛАВА 3

– Убить Мортоса? – растерянно спросил Грегор.

Он-то думал о чем-то вроде консультаций психолога или о том, чтобы за Мортосом организовать особый надзор. Да, он был проблемой, он неприятен, возможно, он даже слегка сумасшедший, но ведь нельзя забывать, что ему довелось пережить. Грегор не верил, что Мортос намеренно столкнул Бритву с обрыва – если бы это было так, Мортос не плакал бы столь горько и не грыз бы свой хвост. То, что он этого Бритву употребил в пищу, конечно, отвратительно, но, насколько Грегор знал, крысы вообще не гнушались тем, чтобы поедать своих сородичей. Крысы едят крыс. А в их первом путешествии, помнится, один паук съел другого паука – и Живоглот не только не имел ничего против этого, а наоборот, именно это он и предложил. То, что Мортос постоянно причиняет боль другим крысам… – ну так крысы постоянно дерутся друг с другом.

Может, Мортосу просто нужен кто-то, кто сможет научить его владеть собой?

Грегор и сам яростник, а значит, тоже не всегда способен контролировать себя, и он не мог приговорить Мортоса к смерти.

– Да, убить Мортоса. И мы не можем позволить себе тянуть время, – кивнул Живоглот.

– Но… у меня уже был шанс убить его. И я этого не сделал. Ты помнишь?

– Все меняется, – возразил Живоглот.

Мозг Грегора не успевал за тем, что говорил Живоглот, – все это было так неожиданно и странно.

Грегор попытался успокоиться.

– Если ты так хочешь, чтобы он умер, – почему сам не убил его до сих пор?

– Из-за пророчества, – ответил Живоглот.

Какого еще пророчества? Насколько Грегору было известно, никаких иных пророчеств не существовало. И честно говоря, с тех пор как над его головой перестали висеть все эти пророчества, жить ему стало гораздо легче. Пророчества составил Бартоломью Сандвич, основатель Регалии, который, погружаясь в свои видения, испещрил ими стены и пол специального помещения во дворце. И в трех из них фигурировал Грегор, которого Сандвич назвал Воином.

Грегор представить себе не мог, что есть еще какие-то пророчества. И что все начнется сначала.

– О каком пророчестве ты говоришь? Я ничего не слышал, – сказал Грегор.

Возможно, Живоглот просто привирает в своих интересах – как тогда, когда обманом заманил Грегора в Подземье на поиски лекарства от чумы.

– Мы и сами думали, что тебе настало время отдохнуть после твоего последнего похода. Но поверь, оно существует, – произнес Живоглот. – Оно называется «Пророчество Времени».

– И в нем говорится, что мне все-таки необходимо убить Мортоса? – с сомнением спросил Грегор.

– Я считаю, что да. Но ты не волнуйся, я тебе помогу, – успокоил Живоглот и принялся излагать свой план: – Мы сделаем это завтра, во время урока. Захвати с собой меч. И никому не говори об этом, ни одной живой душе!

Грегору предложение Живоглота не понравилось:

– Что, и Викусу не говорить?

Старик был главой Совета Регалии, а также дедушкой его подруги Люксы, будущей королевы Регалии. Но самое главное – он был одним из немногих регалианцев, кому Грегор безоговорочно доверял.

– Особенно Викусу! Он будет вне себя, если узнает, что я привел сюда Мортоса. Ведь Совет с трудом разрешил мне самому здесь находиться. Все, что ты скажешь Викусу, он непременно отправится обсуждать на Совете. К тому же он стал беспомощным и практически бесполезным после того, что сотворила его милая женушка Соловет во время заварухи с чумой, – заявил Живоглот. – Так значит, завтра, в это же время. Ты захватишь свой меч – и мы с ним покончим.

Грегор крепко сжал губы.

Спорить с Живоглотом было бессмысленно. Крыс был абсолютно уверен в правильности принятого решения. Поэтому не стоило ему возражать – по крайней мере пока, до того, как Грегор сам во всем разберется и поймет, что на самом деле происходит. На данный момент точно он знал только одно: что-то есть неправильное в том, чтобы тайно сговариваться с Живоглотом об убийстве Мортоса.

– Увидимся, – уклончиво ответил он.

– Я рад, что ты все правильно понял, Грегор. У нас просто нет иного выхода. – С этими словами Живоглот растворился в сумраке.

Грегор медленно брел обратно, голова у него шла от всего этого кругом.

– Наземный! – вернул его к реальности чей-то голос.

Он повернул голову и только теперь понял, что находится уже в больничном крыле дворца. А окликнул его Говард, стоявший возле маминой палаты.

Грегор все время невольно сравнивал нынешнего Говарда с тем, каким тот был до чумы: прежний Говард был здоровым и сильным, а кожа у него была чистая. Несколько месяцев назад Говард чуть не умер от страшной болезни, и теперь он весил килограммов на десять меньше своего нормального веса. А уродливые багровые шрамы, избороздившие лицо, никогда уже не пройдут, хотя врачи обещают, что со временем они станут бледнее.

Болезнь заставила Говарда резко изменить свою жизнь. Ему разрешили остаться и работать в госпитале, где по-прежнему находилось много больных чумой, и теперь он еще и учился на доктора. Говард был молод и силен – вот почему ему удалось справиться с болезнью быстрее многих других, которые поправлялись мучительно долго. Как мама Грегора например. И Говард как раз помогал таким, как она.

– Наземный, у нас для тебя сюрприз! – радостно сообщил Говард.

– Надеюсь, хороший, – буркнул Грегор, думая о том, что один здоровенный и не самый приятный сюрприз ему сегодня уже преподнес Живоглот.

– Пойди и посмотри сам, – предложил Говард, приглашая его в палату.

Грегор увидел, что мама сидит в кресле. Его лицо озарилось улыбкой:

– И что это ты, интересно, делаешь не в кровати?

– Я? Ну как… я проснулась около шести. Приготовила завтрак, покаталась на летучей мыши, а теперь вот думаю о том, как переставить мебель. Ну, чтобы изменить декор. Ты понимаешь? – сказала мама.

Грегор рассмеялся. Разумеется, она ничего не делала из того, о чем сказала. Она вообще впервые встала с постели.

– Может, тебе все-таки стоит оставить перестановку мебели на завтра, мама?

– Да, вам действительно пора прилечь, – кивнул Говард. – Мы не хотим, чтобы вы в первый же день переутомились.

И протянул руку, чтобы помочь ей подняться.

– Нет, Говард, я попробую сама, – отказалась она.

С огромным усилием мама встала на ноги. Кровать была всего в пяти шагах от нее, но, одолев их, она повалилась на нее без сил.

Говард и Грегор бросились ей на помощь, чтобы она смогла принять удобное положение.

– Это было замечательно, – похвалил ее Говард. – Каждый день понемножку увеличивайте нагрузку – и тогда очень быстро восстановитесь. А теперь прошу меня извинить – мне пора разносить лекарства.

– Он хороший парень, этот Говард, – сказала мама, когда тот вышел.

– Он лучший, – кивнул Грегор.

– И он станет отличным врачом, – добавила мама. – Может, и ты когда-нибудь тоже?

Грегор кивнул. Вообще-то он никогда не думал о том, чтобы стать врачом. Он вообще не представлял себе, кем бы ему хотелось быть. С тех пор как он попал в Подземье – у него как будто появилась работа. Быть Воином – это ведь тоже работа. Но это не та работа, о которой он мог мечтать. Такая работа ему не нравилась, и уж конечно такое занятие никогда бы не одобрила мама. Она теперь знала, что в местных пророчествах его называют Воином, но вряд ли себе представляла, что это означает на деле.

– Где Босоножка? – спросил он, чтобы сменить тему.

– О, она навестила меня, а потом Люкса забрала ее с собой на стадион – делать какие-то упражнения, – ответила мама. – Как Лиззи, она в порядке?

Грегор поведал маме домашние новости: Лиззи уехала в лагерь, они намерены продать скрипку, на улице страшная жара.

Она кивала, стараясь ничего не упустить, даже малейшей подробности. И он постарался, чтобы в рассказе было побольше мелких деталей, хотя в этот момент его больше всего занимал разговор с Живоглотом и Мортосом.

– Ты сегодня витаешь в облаках, – сказала мама.

Пальцы ее потянулись к бордовому шраму на щеке – она всегда делала так, когда начинала волноваться: трогала рукой шрам.

– Что случилось, Грегор?

– Да ничего, – ответил он.

В ее взгляде он прочел, что она ему не верит, но, к счастью, в этот момент в палату вошел Говард, который принес лекарство. Говард сказал Грегору, что его маме нужно отдыхать.

– Скоро увидимся, – сказал Грегор и выскользнул в коридор.

Он отправился на поиски своих друзей. Раз Люкса взяла Босоножку с собой на стадион, там, должно быть, идет игра или тренировка. Грегор надеялся, что это не тренировка с кровавыми шариками. Ему и в хорошие дни доставляло немного удовольствия наблюдать за тем, как лопаются эти восковые шарики, обдавая красными брызгами все вокруг, когда их коснется меч. Теперь же момент был совершенно для этого неподходящим.

Добравшись до места, Грегор убедился, что на стадионе действительно шла тренировка. Но это было совсем не то, что он сначала подумал: просто малыши учились летать на летучих мышах. И даже не только летать.

Малыши с отчаянным радостным визгом падали откуда-то сверху, но не успевали пролететь и половину расстояния до земли, как летучие мыши подхватывали их на лету и снова подбрасывали вверх, чтобы потом опять поймать. Каждый ребенок пролетал в свободном падении метров пять-шесть, а потом его ловила очередная летучая мышь и снова подкидывала вверх.

Руководил тренировкой Марет. Он стоял в центре поля, опираясь на костыль. Доктора изготовили из кожи и рыбьих костей что-то наподобие протеза вместо отсутствующей ноги, но Марет пока не вполне его освоил.

Королева Регалии Люкса ему помогала – если, конечно, это можно так назвать, потому что в данный момент оба умирали со смеху, наблюдая за сценой, разыгравшейся перед ними.

Марет показывал на Босоножку, которая пыталась исполнить сальто, продемонстрированное ей Люксой. Когда летучая мышь подбросила ее вверх, Босоножка свернулась калачиком и несколько раз прокрутилась в воздухе. Но, разумеется, потеряла контроль над собственным телом и, раскорячившись, понеслась к земле, размахивая ручками, словно крыльями.

– Меня! – кричала она, словно призывая летучих мышей не забыть, что ее нужно поймать.

– Не расслабляйся, Босоножка! – смеясь кричала Люкса. – Держи колени!

– Я держу мои колени! – подтвердила Босоножка, которую поймала летучая мышь и снова подбросила. Девочка снова попыталась сделать сальто – и снова превратилась в беспомощного, падающего из гнезда птенца. – Меня! – снова завопила она.

– Эй, Босоножка! Почти получилось! Попробуй еще разок! – подбодрила ее Люкса.

Грегор на секунду оторвал взгляд от тренировавшихся детей и летучих мышей и уставился на Люксу. Он не мог не заметить, что выглядела она на редкость счастливой.

Три месяца в джунглях, в одиночестве, с раненой летучей мышью, проведенные Люксой в колонии зубастиков, изменили ее до неузнаваемости. Она была так рада вернуться домой! А ее подданные встречали ее с таким искренним восторгом – они словно прозрели и наконец поняли, как им повезло, что именно эта двенадцатилетняя девочка будет ими править. Правда, Люкса не могла обладать всей полнотой власти до тех пор, пока ей не исполнится шестнадцать, но и в свои двенадцать она могла высказывать свое мнение на Совете, когда обсуждались важные политические вопросы. И хотя Люкса порой проявляла упрямство и даже доводила Совет своими выходками, при этом она оставалась умной, сильной и безоговорочно храброй девочкой. К тому же теперь она готова была учиться находить взаимопонимание со своими подданными.

Все это несомненно способствовало тому, чтобы Люкса почувствовала себя счастливой. Но Грегор знал и другую причину ее радости. Причину звали Газард, это был шестилетний кузен Люксы, мальчик с зелеными, как лайм, глазами и черными кудрями, рожденный и выросший в джунглях. Когда его отец, Хэмнет, дядя Люксы, погиб в неравной схватке с муравьями, Газард осиротел. Его мама, которая была из наземных, давно уже умерла. И тогда Люкса забрала его с собой в Регалию, и они стали настоящими братом и сестрой. Он жил в ее апартаментах, ел вместе с ней и всюду за ней следовал, словно преданный паж. И Люкса позволила себе полюбить его всей душой.

Грегор увидел, как Газард пролетает на летучей мыши прямо у него над головой.

Газард был старше остальных малышей на площадке, но искусство управления летучей мышью было для него в новинку. Когда мальчик изъявил желание приступить к тренировкам, Люкса строго-настрого запретила подпускать его к какому-либо оружию. Его отец, умирая, просил, чтобы Газарда ни в коем случае не растили воином, и Люкса ему это обещала. Поэтому пока остальные дети его возраста учились военному искусству, Газард занимался тем, к чему у него был особый талант, – языками.

Вообще-то регалианцы не особо заморачивались изучением чужих языков, но Газард не был регалианцем по рождению – он родился и вырос в джунглях, где пытался разговаривать со всем, что встречал на пути и что могло ему ответить. Он прибыл в Регалию, в совершенстве владея языком «шипучек» (змей и ящериц) и умея объясниться еще на нескольких языках не привыкших общаться с людьми животных. Викус, дедушка Газарда, тут же пригласил для него учителей: Живоглот обучал его крысиному языку и все время ставил его в пример Грегору, говоря, что Газард несравненно более способный и старательный ученик; Темп, таракан, который несколько раз спасал Босоножку от неминуемой гибели, обучал сразу двоих – и Газарда, и свою обожаемую принцессу – щелкающему языку тараканов; а Парвокс, необыкновенной красоты красный паук, учил его своему странному способу общения при помощи вибраций. В свободное время Газард пытался беседовать с летучими мышами на их языке, хотя некоторые звуки, при помощи которых они общаются, слишком высоки для человеческого уха.

Грегор направился к своим друзьям и вдруг услышал, как кто-то промурлыкал ему в ухо:

– Прыгай!

Он сделал шаг и подпрыгнул как можно выше в воздух, расставив ноги в стороны. А в следующую секунду он уже сидел на спине Ареса.

Рядом с Аресом Грегор всегда чувствовал себя по-особому – в полной безопасности. Они породнились и были единым целым, командой из человека и летучей мыши, которые поклялись защищать друг друга ценой собственной жизни. А пройдя через невероятные трудности и вместе их преодолев, они стали к тому же настоящими друзьями.

– Как дела, парень? – спросил Грегор.

– Хорошо. Дела идут, – ответил Арес.

Грегор обнял Ареса за шею: на месте уродливых багровых шрамов от чумных бубонов пробивалась новая мягкая шерстка.

Арес был самой первой жертвой ужасной болезни и не только смог выжить, но и на удивление быстро восстанавливался. Уже через несколько недель после начала лечения врачи выписали его из больницы. Поскольку Арес был не очень-то общительным, врачи боялись, что он снова улетит в свое укромное убежище в пещере, где его невозможно отыскать, в то время как он нуждался в присмотре и продолжении лечения, а потому ответственность за него взяла на себя Люкса. И теперь Арес жил вместе с ней, Газардом и Авророй в королевских покоях дворца. Грегор полагал, что Арес и сам предпочел бы жить здесь, среди друзей, чем сидеть в одиночестве в своей пещере.

– Скоро мы будем есть? – спросил Грегор, у которого от голода сосало под ложечкой.

Марет свистнул, созывая летучих мышей и их маленьких наездников на поле.

– Думаю, прямо сейчас – тренировка-то окончена, – ответил Арес.