Текст книги "Движение солнца (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
вниз в часовню и провести встречу, но он прекрасно знал, что Шоу прав. Противоречивые
чувства разрывали его, он поднялся на ноги, оставил поцелуй на ее все еще холодном лбу
и направился за Шоу к выходу из палаты.
Мужчины сидели на церковных скамьях в небольшой часовне, строго в том же
порядке, что они занимали за столом. Исаак и Шоу вышли вперед. Шоу присел, а Исаак
развернулся лицом к своим братьям.
– Мне нужно возвращаться, поэтому я перейду непосредственно у делу. Мы
должны проголосовать насчет Уайетта. Два голосования: насчет его нашивок и его жизни.
Он пошел против решения голосования клуба. Его действия привели к смерти Ровера и к
тому, что моя старуха серьезно пострадала. Она может умереть, – его голос надломился,
и он замолчал, чтобы вновь собраться с силами. – Бл*дь, возможно, она умирает в эту
самую минуту, так что давайте покончим побыстрее со всем. Кто за то, чтобы забрать
нашивки у Уайетта.
Голосование должно было быть анонимным. Никто не возражал против этого.
– Принято. Следующее голосование. Он должен умереть? Предал клуб, послужил
причиной смерти двадцатичетырехлетнего парня, нашего проспекта Ровера, повинен в
том, что Лилли подстрелили и пытали. Все это – причины, по которым Уайетт должен
понести заслуженное наказание. Голосование анонимное.
168
Оно было таковым, но СиДжей опустил голову, словно произнося молитву, прежде
чем поднять глаза, и с жестким взглядом проговорил:
– Я «за».
Несмотря на беспокойство, которое обернулось вокруг его позвоночника словно
железные пруты, Исаак чувствовал облегчение. Он не знал, что бы он делал, если бы
голосование прошло не так, как он того ожидал.
– Принято. Он мой. Держите его до тех пор, пока я не смогу добраться до него.
– През, постой, – Шоу поднялся на ноги, и Исаак повернулся к нему, готовый к
борьбе. Шоу поднял свои руки вверх. – Я знаю, что ты хочешь покарать его. Я понимаю
твое желание. Но я хочу попросить тебя перевести дух. Мы убрали девочек и
хэнгараундов из клуба. Только так мы можем удерживать его в ожидании наказания. Но
чем дольше мы удерживаем его, тем больше возрастает риск. Ты хочешь разобраться с
ним и оставить Лилли? Или же ты предпочтешь остаться с ней и позволить нам
разобраться с ним? Выбор за тобой.
Работа Шоу состояла в том, чтобы возвращать Исаака в реальность. Именно поэтому
он хотел именно его на должность ВП, чтобы тот укрощал его неуемный нрав. И он был
прав. Но сейчас все, чего хотел Исаак, это разбить его лицо. Он резко повернулся и
схватил вазу с цветами, бросая ее через всю часовню. Брошенная ваза достигла стены и
ударилась об нее, разлетаясь на мелкие кусочки. Опираясь рукой на небольшой алтарь,
Исаак попытался вернуть себе контроль. ОН должен был убить его. Он нуждался в том,
чтобы чувствовать, как жизнь по капле покидает тело этого предателя. Он отчаянно желал
отнять его жизнь для Лилли.
Он не смог бы оставить ее. Он не сделает этого.
Исаак вновь повернулся к своим братьям. Его взгляд остановился на Лэне, а не на
Шоу, и он проговорил:
– Ты и Виктор убьете его. Я хочу, чтобы он умер медленно и в мучениях. Срежьте
его чертовы нашивки с жилета. Я хочу, чтобы он смотрел, как его татуировку
принадлежности к клубу вырезают с его кожи. А также я не хочу, чтобы он был
похоронен рядом с его братом. И сожгите его гребаный жилет.
Лэн коротко кивнул, а Исаак вышел из помещения церкви и направился обратно к
постели Лилли. Он больше не оставит ее. Ни за что.
~oOo~
Дни пролетали, а Лилли все не приходила в себя. Он не отходил от нее дальше, чем
до приемного покоя, который находился в конце коридора. Его братья приносили ему еду,
но большую ее часть он оставлял нетронутой. Медсестры – большая группа медсестер —
заставляли его иногда пить и время от времени есть, но он не чувствовал вкуса еды.
Дважды МК собирался на краткую встречу в приемном покое, и ежедневно Шоу
приходил к нему, чтобы посвятить в происходящее. Виктор и Лэн позаботились о
Уайетте. Оружие с Талсы было доставлено. МК повысило трех хэнгэраундов до
должности проспектов. У них никогда прежде еще не было три проспекта одновременно
– у них редко было даже больше, чем один – но проспекту можно было поручить
выполнение таких вещей, которых они не могли поручить хэнгараунду, откровенно
говоря, им была нужна рабочая сила. Они были небольшим клубом, и им предстояло
столкнуться с сильным врагом.
Мак Эванс, на данный момент, перешел на сторону «хозяев поля» и вслед за этим
получил резкий телефонный звонок от одного из помощников Эллиса, но Мак на этот раз
сразу же позвонил Шоу. На следующий день детей Уилла Келлера преследовали от дома
до остановки школьного автобуса на джипе с тонированными стеклами, который никто не
мог узнать. Уилл твердо стоял на своем, и МК оплатил поездку для его жены и детей во
Флориду к родителям его жены. Ситуация набирала зловещий оборот.
169
А Исаак едва находил место в голове, чтобы хоть на мгновение задумываться об
этом. Шоу посвящал его в происходящее, и Исаак просто кивал. Шоу предполагал новые
варианты действий, Исаак просто кивал. Он наблюдал за тем, как поднимается и
опускается грудная клетка Лилли, и просто кивал. Затем Шоу стискивал его плечо и
покидал его.
Они перевели ее из палаты интенсивной терапии, как только ее состояние
нормализовалось. Почти на протяжении трех дней они находились в отдельно палате, и
работники больницы принесли ему раскладное кресло. Он не стал заморачиваться и
пользоваться им. Он сидел как можно ближе к ней и ждал, желая, чтобы она очнулась.
Когда он спал, то всего-навсего дремал с краю ее кровати, не выпуская ее руку.
Первый день или несколько дней доктор Инглетон останавливалась, чтобы
поговорить с ним после того, как она осматривала Лилли. Она объясняла ему, что она
видела, что это значило, говорила о том, какие прогнозы были, по ее мнению. Но
последние пару дней она только лишь мрачно улыбалась и покидала палату, как будто
было нечего больше сказать.
А сказать было, на самом деле, нечего. Никаких изменений. Она просто не
приходила в себя.
Он занимал свой разум и не падал духом благодаря тому, что представлял свое
будущее вместе с ней. Он собирался жениться на ней, сделать так, чтобы она набила его
татуировку, привести ее в свой дом. Он представлял, как приходит домой к ней, как они
обнимаются и читают книги, или же смотрят фильмы. Как он относит ее к себе в кровать,
к ним в кровать, как он оставляет в ней свое семя, чтобы она носила его ребенка. Он был
занят мыслями о том, как она сидит на высоком стуле в его мастерской и наблюдает за
тем, как он придает форму куску дерева и вырезает. Он погружался в мечты о том, как он
путешествует с ней на старом жилом автофургоне, который ей так пришелся по душе,
наблюдает за тем, как она бросает гневные взгляды на людей, которые стараются занизить
стоимость его деревянной вазы. Он старался занимать свои мысли мечтами, как она
держит их ребенка в своих руках.
Это была единственная жизнь, которую он желал. И для этого нужно было, чтобы
она пришла в себя, чтобы он мог воплотить это в реальность.
Поздно вечером, на четвертый день, незадолго до того, как он начал бы отсчет
начала пятого дня, рука Лилли дернулась в его ладони. Он пребывал в дреме на границе
между сознанием и сном, и резко встрепенулся, приходя в сознание, когда это произошло.
Потом он стал сомневаться, что это произошло на самом деле. Он присел на стуле и стал
ждать, когда она сделает это еще раз. На протяжении долгих напряженных мгновений, за
которые он старался охватить взглядом все ее тело, чтобы он не смог упустить ни единого
изменения, он ожидал каких-либо изменений.
И затем она сделала глубокий вдох.
– Лилли?
Она была неподвижна.
Господи Иисусе, Спорти. Очнись. Очнись, очнись.
Глава 21
Лилли казалось, что она прибывала в сознании некоторое время, потому что ни один
из звуков, что она слышала, не казался ей знакомым. Она знала, что находилась в
больнице. Она прекрасно понимала, что была подсоединена к аппаратам, чувствовала
легкое неудобство от фиксирующего пластыря на ее запястьях и жесткое проникновение
внутривенных катетеров, тянущее ощущение от лейкопластыря на ее груди, который
удерживал датчики кардиомонитора. Она могла слышать необычные звуки больницы, в
170
которой кипела работа, пикающие звуки мониторов в ее палате, разговоры за пределами
ее. Определенно точно, это была больница. Но она только не была уверена, почему.
Прежде, чем она открыла глаза, она знала, что Исаак – тот, кто держит ее за руку,
его жесткие, грубые ладони, ощущались тепло и нежно на ее коже. Исаак. Ее любовь. Он
был здесь; он был с ней. Она старалась понять, что это могло значить. Было что-то, что
она должна была знать, что ей было необходимо знать, что-то важное. Но это ускользало
от нее.
Комната начала медленно приобретать четкие очертания. Свет в палате был ярким и
резал ей глаза, но прежде, чем она могла закрыть их вновь, ладони Исаака сжались на ее
щеках.
– Лилли? Ах, Спорти. Ты со мной? Ты пришла в себя? – она слышала нотки
отчаяния в его голосе и попыталась ответить ему, но у нее не получишь выдавить из горла
ни звука. Она попыталась кивнуть, но ее шея не желала ей подчиняться. Вместо того,
чтобы попытаться еще сильнее распахнуть глаза и посмотреть на него, она крепко сжала
свои пальцы вокруг его.
– О, Господи. Лилли, слава Господи. Ох, младенец Иисус, – он придвинулся к ней
ближе и поцеловал лоб. Он улыбнулся ей; затем, как если бы его первый поцелуй не
удовлетворил его потребность, он начал осыпать дождем из поцелуев ее щеки, нос,
подбородок, губы и вновь ее тело. К тому времени, когда он закончил и посмотрел на нее
снова, она уже могла четко видеть. Он выглядел ужасно, под его прекрасными глазами
залегли темные круги. Она подняла руку, которую он не держал, и удивилась, увидев ее в
гипсе.
Когда она полностью пришла в сознание, вместе с ним вернулась нестерпимая боль.
Она поняла, что она чувствовала боль по всему телу. Она старалась понять, что
произошло. Автомобильная авария? Каким ее было последнее воспоминание? Исаак
ласково гладил ее лицо и затем взял что-то в руку возле ее плеча.
Голос раздался через динамик, который был расположен где-то в комнате, спросил:
– Вам что-то нужно?
Исаак прокричал:
– Она пришла в себя!
Голос ответил ему:
– Кто-нибудь сейчас подойдет.
Он поднес ее руку к своим губам, все повторяя:
– Ты будешь в порядке, Спорти. Ты будешь в полном порядке.
И у нее не было причин не верить ему. Поэтому она просто прикрыла глаза.
~oOo~
Лилли проснулась с Исааком, практически лежащим на ней, его ладони крепко
прижимались к ее плечам, его грудь тяжело прижималась к ее.
– Проснись, детка. Все в порядке. Ш-ш-ш-ш. Не причини себе боль.
Сон быстро расселся, оставляя после себя только кусочки образов, когда она поняла,
где находилась. Она извивалась под весом Исаака, чувствуя нарастающее раздражение от
его слов, которые звучали снисходительно. Она чувствовала себя беспомощной и
достаточно слабой и без того, что Исаак обращался с ней как с ребенком.
– Я в порядке, – она попыталась избавиться от него, и он, наконец, отпустил ее и
опустился на стул рядом с ее кроватью.
– Сны стали хуже – сейчас намного хуже, Спорти.
Она только пожала плечами вновь. Он был прав – они стали намного хуже. Это
были все еще кошмары о смерти, но теперь в них всплывали моменты из ее памяти, и
смерть приобрела свои окончательные очертания в лице Хобсона. Но они обычно не
171
задерживались надолго в ее памяти, как только она просыпалась. Она научилась
справляться с ними так же, как научилась справляться со всем остальным в ее жизни.
К концу второго дня ее пребывания в полном сознании, Лилли, наконец, вспомнила
причины, которые привели ее сюда. Хобсон. Она позволила ему взять над собой вверх.
Вновь, она позволила ему причинить ей боль. Она облажалась.
Она знала, что он умер. Исаак убил его. Поэтому, так или иначе, ее цель была
достигнута. Но, как бы то ни было, она облажалась. Хобсону удалось, несмотря ни на что,
отобрать у нее все. Он хотел отобрать у нее намного больше, но он был не способен на то,
чего он так желал. Она помнила каждую секунду, пока Исаак не заключил ее в свои
объятия. И после этого четыре дня полного мрака.
Хобсон нанес ей много травм. Но Лилли поправлялась. После трех дней ее
пребывания в сознании – неделю спустя ее ранения – она почувствовала, как ее силы
стали возвращаться. Она уже могла проводить в сознании большее количество времени,
не чувствуя головокружения, даже когда она лежала в постели. Она не могла стоять
больше чем пару секунд, потому как мир вокруг нее сразу начинал погружаться в серую
дымку, но она знала, что скоро у нее все получится. Хотя ее все еще беспокоила лодыжка.
У нее была ужасна рана на ее шее, которая оказалась там по причине ее слабости.
Различные порезы и ушибы, что виднелись на ее коже, постепенно исчезали, хотя из ее
памяти они не исчезнут никогда. Ее левая рука была в гипсе, и это, вероятно, станет той
вещью, которая будет вызывать неудобство на протяжении долгого времени. Все это,
несмотря ни на что, заживет. Она ожидала, когда полностью выздоровеет.
Чего она не знала, так это того, как сохранить присутствие духа. Судьба отняла у нее
семью. Хобсон отнял нее все остальное, даже ее силы. Она не знала, что осталось у нее.
~oOo~
– Где ты, Спорти? – они сидели снаружи дерьмого небольшого больничного
«дворика». Лилли была в инвалидном кресле, которое было больше предосторожностью,
чтобы у нее вдруг не закружилась голова, и она не упала в обморок, но все же это
заставляло ее чувствовать себя инвалидом. Ладонь Исаака покоилась на ее колене, и он
легко сжал его, когда говорил.
Она пришла в себя и улыбнулась ему.
– Нигде. Просто отключилась.
– Твой мозг работает не настолько медленно, чтобы просто отключиться. Там что-
то происходит, Лилли. Я вижу это. И это происходит с того момента, как ты пришла в
себя. Поговори со мной, – он придвинул ее кресло так, что оно развернулось под углом, и
она оказалась лицом к нему. – Поговори со мной.
Он внимательно смотрел в ее глаза, словно там старался разглядеть то, что она
держала в себе. С того момента, как она очнулась, он смотрел на нее по-другому. Этот
взгляд... обнажал, он не сдерживал ничего, словно он предлагал ей все. Это пугало ее,
потому что у нее не было ничего, что могла бы дать ему в ответ. Она чувствовала пустоту.
Когда ее мать покончила с собой, у нее был ее отец, и он был у нее, когда умерла ее
бабушка. Когда умер отец, у нее была армия. Когда ее вышвырнули из армии, нее была ее
месть. У нее всегда было что-то, что могло отвлечь ее от утраты. Во временном отрезке, в
котором она существовала после увольнения из армии и прежде, чем она узнала о
поступке Хобсона, она чувствовала себя такой же опустошенной, и она просто
остановилась на месте, ее жизнь замерла. Чувство потери, от которого она бежала с того
момента, как ей исполнилось десять, начало настигать ее. И затем с ней связался Лопез, и
она вновь запихнула это чувство подальше.
Теперь у нее был Исаак. Но с того момента, как она очнулась, она могла только
видеть его сквозь дымку своих неудач и поражений. Ее связь с ним усложнила
выполнение ее миссии. Она приняла решения, руководствуясь чувствами к нему, которые
172
подвергли его и остальных большому риску. И затем она облажалась. Ей понадобилось,
чтобы ее спасли. Она была в полной власти Хобсона. Вновь. Погибло двое мужчин,
которые не должны были погибнуть, если бы она держалась подальше от Исаака и МК.
– Лилли. Прошу тебя поговори со мной, – Исаак повторил свою мольбу, ласково
поглаживая ее по бедру.
Громкий голос в ее голове все вторил ей, что это ее возможность освободиться от
него. Она могла покончить с этим сейчас, сказать ему, что произошедшее в корне
изменило ее мышление. Она могла затаиться на время и затем вновь начать двигаться.
Она уже открыла рот для того, чтобы ответить ему, но...
Она любила его. Она не хотела покидать его. Она не знала, что осталось от нее, но
если что-то и осталось, это находилось здесь. Между ними. Он улыбнулся ей и прижал
ладонь к ее щеке, проскальзывая пальцами в ее волосы.
– Я люблю тебя, Спорти. Лилли. Я прекрасно понимаю, что у тебя есть секреты. Я
понимаю это. Но не отгораживайся от меня.
Чувствуя себя эгоистичной и потерянной, она не стала. Она открылась. Она
нуждалась в нем только для того, чтобы избежать сокрушительной пустоты. Нет. Это
было намного большим. Она нуждалась в нем из него самого, из-за того, что было между
ними. Она доверилась ему, и он никогда не предавал ее доверия. Теперь она должна была
основываться на этом. Она сказала ему, о чем она думает, что она чувствует. Она впустила
его. Она впустила его в свою душу еще с того момента, как они встретились
Когда она выговорилась, он крепко сжал ее ладони в своих.
– Лилли, ты ошибаешься. Рей не забрал ничего. Не позволяй ему одержать победу
сейчас. Я еще не знал ни одной женщины, похожей на тебя, – такой же сильной, такой же
умной. Ты сделала меня сильнее. Когда мы действуем по отдельности, тогда мы слабы.
Когда мы прячемся, боимся сказать правду, тогда мы слабы. А вместе мы – отличная
команда. Мы дополняем друг друга. Мы подходим друг другу. Я чувствую это. А ты?
Она чувствовала, что они подходят друг другу, что дополняют друг друга таким
образом, как ни с кем прежде. Поэтому она испытывала такие чувства?
– Я не знаю, где мое место, Исаак. Что я дополняю? Или же куда я подхожу. Я не
знаю, что будет дальше. Большую часть сознательной жизни моим постоянным адресом
был шкафчик на военной базе.
– Здесь, Лилли. Ты подходишь этому месту. Создай свой дом со мной.
Она покачала головой. Это место было лишь придуманной легендой.
– Я здесь даже не под своим настоящим именем. Я даже не могу воспользоваться
своим именем.
Он улыбнулся и сжал в его больших ладонях ее бедра.
– Ну, тогда возьми себе новое. Возьми мое.
Ошеломленная, Лилли не ответила ему ничего. Она просто уставилась на него в
ответ, но его взгляд оставался решительным.
– Исаак, что...?
– Прошу тебя выйти за меня замуж, Спорти. Стать моей старухой. Черт возьми, ты
уже и так моя старуха. Я хочу, чтобы ты была со мной.
Ее сердце отчаянно забилось от этой мысли. Но это не было правильным решением.
– Нет. Раствориться в тебе – никак не поможет мне понять, кто я такая. Ни за что.
Исаак откинулся спиной на скамейку и отвел взгляд в сторону. Это был первый раз с
того момента, как она пришла в себя, его руки не сжимали ее, и она жалела об утрате его
прикосновения.
– Ты ошибаешься, Спорти. Для такой умной женщины, ты упускаешь что-то очень
важное. Я не знаю никого с таким сильным самоощущением себя, которое есть у тебя. Ты
прекрасно знаешь, кто ты. Это все четко проявляется во всем, что ты делаешь.
Единственная вещь, которую ты не знаешь, это то, что тебе известно о самой себе.
173
Теперь она чувствовала себя усталой и расстроенной. Не понимая того, что он
говорит, плюс ко всему, в данный момент она явно не была в настроении для загадок, она
вздохнула.
– Не говори загадками. Как я могу не знать, что я знаю о себе? Это не имеет
никакого гребаного смысла.
Он вновь повернулся к ней.
– Ты права. Но мне кажется, что ты провела слишком много времени,
сосредоточившись на следующих вещах: на твоей миссии или что там еще тебя вело
вперед, ты даже никогда не останавливалась, чтобы подумать, насколько ты
восхитительная. А также ты никогда не останавливалась, чтобы задуматься о том, сколько
замечательных вещей ты можешь делать. Потому что ты просто знала, что можешь делать
это, и все. Потому что ты знала себя достаточно, чтобы просто знать, на что ты способна.
Ты никогда не сомневалась в этом. Мне кажется, именно поэтому Рей поступил с тобой
таким образом. Но, Лилли, он мертв, а ты жива. Мы сделали это вместе. Ты выдержала.
Ты не позволила ему победить.
Беря ее ладони в свои вновь, он подался вперед.
– У нас есть нечто общее, у тебя и у меня. У нас на самом деле много общего. Но,
что самое важное, мы делаем то, что хотим делать. Мы получаем то, что мы хотим.
Поэтому, Спорти, ответь себе на вопрос: чего ты на самом деле хочешь?
Лилли прикрыла глаза. Она была усталой, но больше всего она хотела привести в
порядок мысли, что путались в ее голове. Она не знала. Она не знала. И затем одна мысль
возникла на фоне какофонии остальных и приобрела более четкие очертания. Это даже
была не мысль – это был образ, воспоминание. Она вспомнила, как она сидела,
откинувшись спиной на его тело, когда он лежал на их одеяле во время второго дня
вечернего костра в Талсе, его прикосновение рук к ее. Она чувствовала себя целостной,
спокойной и счастливой.
Она чувствовала себя дома.
Она открыла глаза: его зеленые глаза все еще были сосредоточенны на ней. С
улыбкой на губах, она ответила:
– Тебя. Я хочу тебя.
Его односторонняя улыбка была открытой и счастливой, его ощущение облегчения
было буквально осязаемым.
– Ну, тогда все ясно. Я спрашиваю опять, Спорти. Ты выйдешь за меня?
Она кивнула.
~oOo~
Она ходила сама и достаточно хорошо шла на поправку к тому времени, как ее
выписали. Только гипс на ее руке и темный шрам на шее служили ей постоянными
напоминаниями. Она чувствовала, как ее переполняло нетерпение от желания побыстрее
вернуться к пробежкам и тренировкам, но она знала, что должно пройти какое-то время,
прежде чем она могла начать делать это.
Исаак привез ее к себе домой, где он мог заботиться о ней. Это был переезд на
постоянной основе. Он смог упаковать все ее вещи – по крайней мере, те, которые
находились здесь, в городе, в ее Камаро, – и перевести в дом. Она больше не жила в том
небольшом домике. Теперь она жила в фамильном доме Исаака.
Работа была проблемой, которую предстояло решить. Она отдала ему ключ от своего
кабинета, и он привез и установил все на втором этаже его дома. Она доверяла ему, что он
не станет совать нос в ее дела, и плюс ко всему, там не было никаких конфиденциальных
документов, но это все равно было нарушением основного протокола. Но у нее были
срочные дела, которые нужно было решить в самое короткое время. Ее отсутствие в то
174
время, пока она находилась в больнице, вызвало тревогу, и она больше не могла ждать,
чтобы уладить происходящие проблемы.
Решить проблемы с Управление национальной безопасности было просто – потому
как оказалось, что они не связывались с ней до того момента, пока не осталось пару дней
до ее выписки, поэтому в ход не была пущена «тяжелая артиллерия». Просто они
хорошенько задумались о причине ее молчания. Рик же, который был ее связным в деле с
Хобсоном, был в десяти секундах от того, чтобы удалить их файловый сервер высокой
доступности, когда она, наконец, связалась с ним. Она была должна купить этому парню
что-нибудь, чтобы успокоить его нервы.
Все было кончено. Хобсон подвергся правосудию – единственному виду
правосудия, который был для них доступен. Смерти. Это было странно для Лилли —
задумываться над тем, чтобы встретиться лицом к лицу с чем-то похожим на нормальную
жизнь – дом, постоянный партнер, общество. Она не имела ни малейшего понятия, будет
ли ей это под силу.
Но ей очень хотелось выяснить это.
Глава 22
Он припарковался возле дома и прошел внутрь. В доме было тихо, что обычно
означало, что Лилли работает. Он повесил свой байкерский жилет на напольную вешалку
и направился на кухню, чтобы взять пару бутылок пива, затем поднялся наверх.
На протяжении всех этих лет, с того момента, как он переехал обратно домой, после
смерти его отца и до момента, когда он перевез Лилли сюда пару недель назад, Исаак мог
пересчитать по пальцам количество раз, когда он бывал на втором этаже дома. Там
находилось пара спален, а также небольшая ванная комнатка, которая располагалась под
самым карнизом. Он и его сестра выросли на этом этаже. Для Исаака, чье детство
насчитывало всего несколько счастливых воспоминаний, не было ничего хорошего,
связанного с этими комнатами. Поэтому он просто закрыл комнаты и не обращал на их
существование никакого внимания.
Но Лилли была сейчас здесь, поэтому ей необходимо было ее личное место для
работы. Поэтому он отдал ей под кабинет свою старую комнату. За исключением того, что
с кровати было снято все постельное белье, был только голый матрас, она выглядела так
же, как и тогда, когда он жил в ней. Лилли была поражена аскетизмом остановки. Как и
он. Его больно задели воспоминания, о которых он старался не думать. Его отец был
нетерпим к несерьезным вещам, поэтому у него не было никаких плакатов или же
альбомов, никаких моделей машин или же других увлекательных хобби. За исключением
книг. Книг, которых он позволял, но Исааку не позволялось держать их в комнате. Он
учился работать с мотоциклами и вырезать по дереву, потому что это было работой, а не
напрасной тратой времени. Выполненная работа обязательно подвергалась его отцом
тщательной проверке. Он не должен был получать удовольствия от работы. Или же от
выпитого алкоголя. По крайней мере, так полагал его отец.
Исаак получал удовольствие, помогая Лилли превращать эту комнату в нечто
большее и лучшее. Он сделал большое количество работы, когда она поправлялась, но она
сидела там, рядом с ним, на высоком стуле и управляла им. Он избавился от всей старой
мебели и сделал для нее стол и полки для книг. Вообще-то, ей не нужны были книжные
полки для ее работы, но ему нравилось делать для комнаты все, что она хотела, тем более,
он прекрасно знал, что у нее имелось множество книг, которые она где-то хранила. Он
также покрасил их цветом, которым она выбрала из цветовой палитры Pantone book,
которая находилась в его мастерской. Это был серовато-зеленый (Прим. Pantone book —
цветовая модель Пантон, это широко используемая стандартизованная система
175
идентификации и подбора цвета, общепризнанный международный стандарт в
издательском деле и офсетном производстве).
Он не хотел делать ничего больше, по крайней мере, сейчас, потому что он даже не
знал, какой у нее вкус, а ему хотелось, чтобы она сама изъявила желание и попросила его
сделать что-либо. Она впервые за свою жизнь жила с кем-то в своем доме. У него
вызывало это горьковато-радостные чувства. Даже у него был дом, каким бы он не был.
Думать, что Лилли была лишена этого, заставляло его сердце сжиматься от боли. Но она
создаст с ним свой дом, и они изменят неприятные воспоминая, чтобы создать его. Исаак
чувствовал сосредоточенность и ясность насчет его дальнейшей жизни. Такого он еще
прежде не испытывал ни разу.
Он постучал в закрытую дверь. Она рассказала ему больше, чем следовало, насчет
своей работы, но, не смотря на это, она держала свою дверь закрытой. Когда она не
работала, она всегда была рада видеть его в этой комнате. Обычно он не поднимался в ее
кабинет, но ему нужно было срочно поговорить с ней.
Это заняло пару минут, он знал, что она закрывает все, что у нее было открыто на
компьютере, чтобы впустить. Когда она открыла, то улыбалась ему.
– Привет. Ты сегодня раньше, чем я предполагала.
– Да. Я хотел поговорить насчет кое-чего, если, конечно, у тебя есть время, – он
протянул ей пиво.
– Для тебя время есть всегда, любимый. Давай все же спустимся вниз.
Они вдвоем спустились в гостиную и сели вместе на старинный диван. Исаак взял ее
за руку и переплел их пальцы.
Гипс с ее руки сняли на прошлой неделе, и она практически вернулась в свою
прежнюю форму. К настоящему моменту прошла пара месяцев после столкновения с
Реем. Она начала вновь бегать месяц назад, чем вызывало у доктора Инглетон
негодование, но Лилли справилась. Исаак был крайне удивлен, что она смогла вытерпеть
так долго. Но большая потеря крови не прошла без последствий, она была расстроена и по
сей день, думая о том, сколько у нее займет времени, чтобы вернуть все ее силы обратно.
Сегодня утром она возвратилась после своей пробежки одновременно расстроенная и
взволнованная; она впервые пробежала с того времени пять миль.
Он всегда был свидетелем того, как она возмущалась, что хочет быть сильной, что
хочет создать свой дом, что желает быть независимой, поэтому он просто отошел с ее
пути и позволил ей это. Он позволил ей быть самой собой. Он хотел жениться на ней
сразу же, но не потому, что он был не уверен в ее решении, а просто потому, что он
чертовски хотел жениться на ней. Но она выйдет за него, только будучи самой собой,
Лилли Аккардо, а не Лилли Карсон. Это значило, что им пришлось бы тайно сбежать,
чтобы сделать это, а Исаак не мог в данный момент покинуть Сигнал Бенд. Эллис
собирался предпринять реальное наступление, и МК, и город должны были быть готовы
отразить его натиск, если, конечно, им будет это под силу это.
И именно об этом он должен был с ней поговорить. Он должен был рассказать ей
все, ввести ее в курс дела. Ему нужна была ее помощь. Потому что он был напуган.
– Я хочу рассказать тебя, что происходит у нас в МК. Это серьезное дерьмо.
Слишком серьезное для меня. Ты мне нужна.
Она подняла их переплетенные ладони и поцеловала его костяшки на руках.
– Я здесь. Я помогу тебе, чем смогу.
– Мне просто нужен взгляд со стороны. У Шоу есть свои идеи, у меня свои, но, как
мне кажется, мы смотрим на вещи несколько ограниченного, – она знала о перевозке
мета, потому что пробила по своим собственным каналам некоторую информацию насчет
его клуба, когда они только начали бывать вместе. Но теперь он объяснил ей, почему они
приняли решение заниматься перевозкой мета. Он рассказал ей больше историй о городе,
и затем он рассказал все о Лоуренсе Эллисе и что он был намерен сделать в Сингал Бенд.
176
Когда он закончил рассказ, Лилли молчала, пристально смотря в окно на сад. Она
хотела цыплят, и он задался вопросом, представляла ли она, как они бродят по саду.
Кроме нескольких почти диких кошек, которые питались мышами, у него больше не было
никаких животных на его собственности с того момента, как он вступил во владение. Но
Лилли, у которой никогда не было даже рыбки, обнаружила в себе страсть к животным.
Исаак был практически уверен, что одна из кошек была беременна, и он боялся, что скоро
весь дом будет переполнен котятами. А Лилли при этом еще хотела и кур, и собак. Она
также хотела лошадей. Но и на этом она не хотела останавливаться. Он отверг эту идею
поначалу, это была его автоматическая реакция на ее слова, потому он не хотел быть
отягощен ответственностью еще и за животных. Но ведь в этом-то и был смысл создания
общего дома – принимать решения вместе. И теперь он хотел этого.
И он любил ездить на лошади, почти так же, как и на Харлее. Он хотел ей купить