Текст книги "Пес, который взломал дверь"

Автор книги: Сьюзан Конант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

– Ну, не дико ли все это? – спросила я Риту, которая устроилась у себя на тахте с Граучо, своей быстро стареющей таксой, на коленях.

Лия, Йен, Сиф, Мириам, успокоившийся Джефф и еще пять или шесть лучших друзей Лии оккупировали мою квартиру, где по Ритиному видику смотрели на бессмертного Джеймса Дина (сеанс был двойным: «Бунтовщик без идеала» и «К востоку от Рая»). Мы с Ритой пили джин со льдом в ее солидно обставленной и тщательно охлажденной кондиционером гостиной, находящейся этажом выше.

Я рассказывала Рите о Джонсонах.

– Одинаковые имена! Три Митчелла Дейла Джонсона! Я хочу сказать, некоторые считают, что моя семья со странностями. И я действительно занервничала, когда подросла и до меня дошло, что, услышав имя Холли Винтер, а плюс к этому еще и мое второе имя, можно запросто решить, будто речь идет о собаке. И немудрено.

Когда Рита сделала глоток джина, у нее на руке забренчали золотые браслеты, и Граучо открыл глаза.

– А какое у тебя второе имя? – спросила она. – Кажется, я его никогда не слышала.

– Тем лучше, – сказала я. – Однако в моей жизни был период, когда я ужасно стеснялась своего собачьего имени, но это не сравнить с чувством того, У кого в семье несколько человек с абсолютно одинаковыми именами. С какой стати давать такие имена? То есть зачем называть двоих своих детей в честь себя?

Этот поступок можно объяснить только таким образом, что Митчелл-старший всерьез задумал назвать сына в честь себя и сделал это дважды, на случай если одного из сыновей не станет. Но старший сын живехонек, помирать не собирается. И его младшему брату остается думать, что он просто запасная деталь. Разве он не станет твердить про себя: «Они завели меня на тот случай, если старший сломается. Но старший брат ломаться не собирается, и они наверняка раскаиваются, что потратили на меня столько времени и денег». Дикость, правда?

– Не все так просто.

Чем больше джина выпивала Рита, тем больше ей казалось, что не все так просто.

– Это отдает нарциссизмом. Но есть ли в этом патология?

– Да брось ты! Тебе бы такое понравилось?

– Думаешь, я шучу? Все действительно не так просто. Иногда в этом присутствует явная патология. Однажды я познакомилась с семьей, в которой маму, дочку и собаку звали Алиса.

Когда психоаналитик говорит, что познакомилась с семьей, это вовсе не означает, что она зашла к ним на чашку чая.

– Серьезно тебе говорю. Их всех звали Алисами.

– Вот как! – насторожилась я. – А какой породы была собака?

– Холли, перестань. Дело не в породе, а в том, что это была собака. Коккер-спаниель, если тебе так уж важно.

– Так-так.

– Что «так-так»?

– Собаки некоторых пород обладают повышенной чувствительностью, – со знанием дела заметила я. – И что же стряслось с тремя Алисами?

– Разве тебе это интересно?

Рита посмотрела на Граучо и погладила его по голове. Я очень надеялась, что она не замечает, как быстро он дряхлеет.

– Конечно, интересно, – уверила я подругу. – И что их привело к тебе?

– Они усыпили собаку, и тогда до девочки кое-что дошло. Как-то раз она пришла домой из школы, а собаки нет, и тогда родители ей сказали, что отвезли собачку к ветеринару и там ее пришлось усыпить.

– Они убили собаку, которую звали?… Боже! И что произошло?

– Девочка становилась все более и более замкнутой, стала бояться ходить в школу. И естественно, у нее появилась бессонница. Родители сказали ей, что «усыпили» собаку. И с девочкой случился психопатический приступ. Но, помимо имен и истории с собакой, в этом семействе были, разумеется, и другие проблемы.

– Проблемы Джонсонов, должна тебе сказать, тоже не исчерпываются одними лишь одинаковыми именами. Я тебе уже говорила, что их дом похож на грязный аквариум. И дело в том, что Эдна никогда не выходит из дома. У нее тоже какая-то там фобия.

– Агорафобия?

– Да.

– А дети у них уже взрослые?

– Нет. Вилли примерно восемнадцать. А Дейл – это второй Митчелл Дейл-младший – он будет постарше. Даты их рождения были указаны на семейном древе. Думаю, что Дейлу где-то лет двадцать. А самому старшему из братьев приблизительно двадцать пять.

– Они живут все вместе?

– Знаешь, мне кажется, у тебя на этот счет предубеждение. Существует множество замечательных обыкновенных семей, где все живут под одной крышей, и это вполне нормально.

– Может, это и нормально, но не все так просто.

– Господи.

– Серьезно тебе говорю. Все зависит от того, не хотят они разъезжаться или не могут. Это большая разница.

– Надеюсь, что Вилли там никто не держит. И он мог бы… Хотя…

– Хотя что?

– Хотя оба брата, Вилли и Дейл, обращаются с Эдной так, словно она вовсе не в здравом уме и твердой памяти, что, на мой взгляд, в принципе правда. Я себя так погано чувствую. Сама того не желая, я усложнила и без того непростую жизнь Вилли. Мне не следовало этого делать.

Тем из вас, у кого среди друзей нет психотерапевтов, которые заодно еще и квартиросъемщики, вероятно, кажется, что они вечно всем советуют не чувствовать себя ни чем виноватыми, но вы не знаете Риту.

– Конечно, не следовало, – сказала она. А затем добавила: – Но ты ведь не знала.

На следующее утро, покормив, выгуляв и напоив собак, я завела их за дом и, вооружившись всевозможными гребенками, щетками и гребешками, принялась вычесывать их, с моей точки зрения, слишком густой подшерсток. В результате шерсти набралось вполне достаточно, чтобы, как мне казалось, связать из нее одну варежку или узенький шарфик. Затем я принялась пылесосить свое жилище – начала я с кухни и продвигалась по всем комнатам, кроме Лииной: девочка еще спала. Обойдя с пылесосом все помещения, я снова принялась вылизывать кухню, потому что на плинтусах и в углах снова обнаружилась собачья шерсть. За уборкой я размышляла о том, что произойдет, если скрестить нелиняющего пуделя с маламутом. Если все правильно спланировать, то на свет может появиться идеальный пес – французско-аляскинский пудельмут, нелиняющий ездовой пес волчьей наружности, который непременно станет Чемпионом По Послушанию и, вместо того чтобы гавкать, будет подвывать. Но признают ли эту породу в АКС?

Когда Лия наконец проснулась, я обратилась к ней с такой речью:

– Послушай, последнее время Кими занимаешься в основном ты. Обе собаки линяют, и я подумала, что, возможно, ты также могла бы взять на себя и уход за Кими. Я хочу сказать, что этим летом ты временно станешь полноценной хозяйкой этой собаки.

– Конечно, – сказала Лия и, пародируя испанский акцент, добавила: – Нэт про-блэм.

Именно это и именно с таким акцентом сейчас сказали бы Джефф, Йен, Эмма, Ной и все остальные новые лучшие друзья Лии.

– И будешь помогать мне пылесосить квартиру?

– Нэт про-блэм.

– Прекрасно. Кими уже гуляла и ела, так что будь бдительна и не поддавайся на ее уловки, мол, она страшно голодна. Я хочу написать статью памяти Роз. Возможно, ее кончина не покажется вселенским событием для «Собачьей жизни», но какая-нибудь из местных газет, может, и откликнется. Кроме всего прочего, я просто хочу написать о Роз. Короче, мне надо найти кой-какой материал, а потом я вернусь домой.

В знаменитой академии человеческого послушания, что находится неподалеку от моего дома, имеется одна из крупнейших в мире библиотечных систем, но собачья коллекция там весьма скудная. Ничего страшного. Хотя библиотека АКС так неудачно расположена в Нью-Йорке, справа от моей Эпплтон-стрит находится Мемориальная библиотека Стэнтона, и собак на входе там никто не задерживает. Пока мы с Рауди пересекали Гурон-авеню, жара стала для него совсем невыносимой, и стоило нам доползти до библиотеки, как он забрался под длинный дубовый стол, свернулся там калачиком и уснул; я же изучала статистику на Чемпионов По Послушанию, среди которых меня в первую очередь сейчас интересовали пудели. Предпоследний пудель Роз Инглман по имени Вера заработала за свою жизнь около тысячи баллов, и за прошлый год она более чем на сто баллов обогнала последнего пуделя Хедер Росс. С другой стороны, Султан, нынешний пудель Хедер, был по послушанию среди первых двадцати пяти собак, а Капризы в этом чемпионском списке не было – она была младше Султана, и Хедер гораздо чаще, чем Роз, посещала в прошлом году всевозможные соревнования. По Системе Делани, признающей только тех собак, которые занимают места с первого по четвертое на занятиях по послушанию, и следуя которой за каждую побежденную собаку собака-победитель получает добавочный балл… Ладно, это не так уж важно. Короче говоря, долгие годы по Системе Делани Роз и Хедер шли с минимальным разрывом, и, будь я столь же честолюбивой, как Хедер, я бы наверняка почувствовала облегчение, узнав, что статистика на следующий год одарит Султана столь желанной парой сотен баллов, а то и больше, оставив Капризу далеко позади.

Исследуя Систему Делани, мне удалось заметить, что у ЧП золотистого ретривера – у кого же еще? – Биг Гарри Дила из Шорленда было 5042 балла, в то время как у самого заслуженного маламута, СТ Такела Амарок из Нортиста, – 44. Так, значит, 5042 балла? Я бы из-за них стала убивать? А из-за 44? Пожалуй что нет. Маламуты остаются маламутами, и из-за 44 баллов никто убивать не станет. Но пудели – это не маламуты, у лучшего из них по послушанию 3456 баллов, и он третий по Системе Делани, и у меня не выходит из головы, что сама-то я навряд ли смогу убить человека из-за 3456 баллов и третьего места, но вот соблазн как-то навредить этому счастливчику, пожалуй, велик. А уж если и я такая, то что тогда говорить о Хедер?

Глава 13

Маламуты считают лето досадной ошибкой Создателя. Выйдя из библиотеки и почувствовав на собственной шкуре жару в девяносто с лишним градусов, Рауди бросил на меня испепеляющий взгляд и встал в позу Балто. Чтобы заставить его двигаться, мне пришлось приказать ему идти рядом, но, оказавшись на улице Эпплтон, в двух шагах от дома, он стремглав понесся к заднему крыльцу, взлетел на него, а затем нетерпеливо смотрел на меня, пока я отпирала дверь. Оказавшись дома, я сразу же поняла, что Лии нет, – телефон надрывался вовсю. В ее возрасте пренебрегают какой угодно работой по дому, но отвечать на телефонные звонки – это святое.

Взяв трубку на кухне, я приложила ее к уху, а свободной рукой в то же самое время открыла кран с холодной водой, наполнила миску Рауди и опустила ее на пол.

– Это Холли? – раздался из трубки знакомый женский голос.

– Да, – сказала я.

– Говорит Лайза Донован. С курсов. Помните, я пообещала вам поговорить со своей соседкой, с той, что вяжет?

– Конечно, помню.

– Так вот, она очень заинтересовалась. Ее зовут Марсия Броли.

После того как Лайза повторила имя по буквам и дала мне номер телефона вязальщицы, мы проболтали сорок пять минут, обсуждая собак и обмениваясь информацией о грядущих собачьих соревнованиях, о судьях и о местах проведения выставок. Мы не просто сплетничали. Зачем понапрасну тратить время и деньги, отвозя собак на вкривь и вкось заасфальтированные площадки для дрессировок, расположенные рядом со свалками, зачем участвовать в конкурсе, судья которого за все десять лет своей работы не потрудился ознакомиться с уставом АКС просто потому, что его предпочтения давно определены?

Наговорившись с Лайзой, я позвонила Марсии Броди. Я очень надеялась, что ей не захочется беседовать о собаках. Но и Марсия была настроена на собачий лад. Она чувствовала себя виноватой, потому что колли – это рабочая собака, и Марсия боялась, что ее Раскэл становится невротиком из-за того, что лишен своего истинного предназначения. Не считаю ли я, что для него стоит раздобыть пару овец, которых он мог бы пасти? Да, и к тому же она могла бы использовать их шерсть. Кстати, о шерсти – что мне связать? Шарф? Использовать только шерсть маламута или смешать ее с овечьей?

– Только шерсть маламута, пожалуйста, – ответила я.

Идея смешанной шерсти вызвала во мне отвращение. Скорее всего оттого, что несла в себе идею скрещивания маламута и овцы, и это само по себе было ужасно; вы только представьте, что получится: сильное и тупое чудовище, в чьих смешанных генах закреплен конфликт хищника и жертвы, обреченное вцепиться в глотку самому себе.

– Если, конечно, вы не возражаете…

– Нет-нет. Мне все равно. Вам решать. Не хотите ли взглянуть на готовые изделия? Недавно я закончила небольшой гобелен из шерсти акиты, но за ним должны прийти сегодня вечером, так что если желаете взглянуть на него, то заходите в течение дня.

Большой розовато-лиловый дом Броли в голландском колониальном стиле стоял прямо напротив парка. На застекленной террасе, занимавшей одну из сторон дома, размещалась мастерская Марсии. В углу стоял ткацкий станок размером с кабинетный рояль, и, за исключением двух стульев, на которых мы сидели, и рабочего стола Марсии, разделяющего нас, основным содержимым мастерской были натуральные волокна. Под ногами у нас лежал грубой вязки пестрый шерстяной ковер. Тканые шторы ручной работы надежно защищали от солнечных лучей. По стенам в безупречном порядке были развешены разные катушки, шпульки и клубки пряжи и ниток, все они были натуральных тонов – коричневого, серого, белого с желтоватого, но среди них можно было заметить и несколько лиловато-розовых, вишневых и серо-зеленых клубков.

Привыкнув к кембриджским стандартам, я редко замечаю отсутствие макияжа – если вас застукают с макияжем в наших краях, то немедленно сошлют на выселки за город, – но бесцветные ресницы Марсии Броли бросались в глаза сильней всякой косметики, а ее сгоревшее на солнце лицо подчеркивали по-скандинавски светлые волосы.

Марсия аккуратно упаковала гобелен из шерсти акиты в бумагу и теперь решила продемонстрировать мне длинный и широкий шарф, связанный из шести или восьми различных оттенков коричневого.

– Как вам такой шарфик? Другого цвета, конечно. Разве что если его покрасить. Но вы против красителей, так ведь? Вам, наверное, нужен шарф из натуральных материалов.

– Думаю, натуральный ему больше понравится, – сказала я, вытащив из сумки туго набитый полиэтиленовый пакетик и протянув его Марсии. – Пока только это. У обеих моих собак белый подшерсток. У Кими он только чуть-чуть рыжеватый. Но как только у них станет линять покровная шерсть, у нас появятся разнообразные оттенки, и темные, и светлые, разные…

– Конечно, появятся.

Она развязала ленточку на пакете и с нетерпением ребенка принялась пропускать шерсть между пальцев.

– Знаете, в вязании я полнейший профан, – сказала я. – Как вы думаете, из этой шерсти может что-нибудь получиться?

– Конечно, может.

Я была совершенно счастлива, что моя шерсть – вернее, шерсть Рауди и Кими – прошла отборочную комиссию. Мы обсудили размер шарфа и его фасон, а также договорились об оплате, которая была вполне умеренной, особенно если иметь в виду, что сырье поступало самое что ни на есть натуральное, прямо от собак.

Решив, что краткий очерк о мастерице, которая творит чудеса из шерсти ваших линяющих питомцев, придется по вкусу редакторам «Собачьей жизни», я спросила Марсию, не согласится ли она на интервью. Несмотря на то что «Собачья жизнь» – это далеко не «Нью-Йоркер», Марсия была польщена моим предложением. Большая разница заключается в том, что в «Нью-Йоркере» предпочитают читать о людях, в то время как читатель «Собачьей жизни» интересуется преимущественно собаками. Как вы догадываетесь, мне лишь оставалось надеяться, что Раскэл, ее колли, окажется представительным и фотогеничным псом. Пока меня с ним еще не познакомили. Я спросила, где он.

– Он с Зиком, – ответила Марсия, подойдя к окну и отодвинув одну из штор. – С моим сыном. Возможно, они уже вернулись. Ага, вот и Раскэл!

– Ваш двор огорожен?

В Ньютоне действует суровый закон, запрещающий спускать собак с поводка. Я предположила, что собака на поводке. Марсия оставила мой вопрос без ответа, и тогда я добавила:

– Мне нравится Кембридж, но у нас там такие маленькие дворы. Когда я вижу, как много места у других людей, я всегда чувствую себя ужасно виноватой перед своими собаками.

– Да. Мы до того тоже жили в Кембридже.

На языке жителей Ньютона это высказывание значит «до новой эры», то есть до рождения ребенка.

– Мы переехали сюда из-за школы. Как, впрочем, и все в округе.

Ее слова были похожи на оправдание.

– Мы здесь с тех пор, как Зику исполнилось четыре годика, стало быть, уже пять лет. К этим краям привыкаешь.

– В этом я не сомневаюсь.

Марсия провожала меня до дверей.

– Да и к тому же у вашей собаки есть большой огороженный двор. Это уже неплохая компенсация. На таком просторе можно подумать и о приобретении овечек для вашей колли. Это же просто здорово!

Как только Марсия открыла входную дверь, зазвонил телефон.

– Простите, – сказала она, – мне надо взять трубку.

– Да-да, конечно, – ответила я, – я позвоню вам насчет статьи.

Оказавшись на улице, первым делом я принялась искать глазами ограду, за которую можно было бы заглянуть, чтобы познакомиться с собакой. Однако, когда я пересекала лужайку, из-за угла дома выбежал небольшой, почти что целиком черный кобель колли с опущенной мордой, неожиданно остановился и уставился на меня. Вы когда-нибудь встречались взглядом с колли? Нет? Тогда, возможно, вы когда-нибудь были загипнотизированы, приведены в состояние транса, заворожены и в результате не могли и шагу ступить? Это то же самое. Намерения этого малого были мне не совсем понятны. Он не рычал на меня, но в то же время я чувствовала, что он не хочет, чтобы я к нему приближалась. Думаю, дело обстояло следующим образом: колли угодно, чтобы вы сами догадались, чего ему от вас надо. Это небольшие собаки (по крайней мере, с точки зрения хозяина маламутов), они хорошо сложены и на редкость сообразительны; не будучи большими и сильными, они обладают заслуживающим доверия проницательным умом. По количеству завоеванных титулов ретриверы, конечно, стоят на первом месте, но и колли не далеко отстают от них.

Я не понимала, ждет ли эта собака от меня каких-нибудь речей, – этот колли, в отличие от своих соплеменников, не выказывал со своей стороны никаких прямых указаний. Хочет ли он, чтобы я ушла с его двора? И почему он не на привязи? Черт побери, подумала я, могла бы и раньше додуматься. Он просто прекрасно выдрессирован, поэтому его не держат на привязи и выпускают гулять. Но с другой стороны, разве Марсия не упоминала о том, что он немного нервный? Или что он начинает проявлять небольшие признаки невроза? Я не стала смотреть на него в упор, но по-прежнему наблюдала за собакой краешком глаза, неспешно двигаясь к выходу. Пока я не добралась до тротуара, он держался от меня в неизменных трех ярдах, затем как-то странно засеменил, потом остановился и залаял.

Из-за дома вышел мальчик с точно такими же волосами, как у Марсии, и приказал ему замолчать. Собака послушалась.

– Он не кусается, – принялся убеждать меня малыш. – И со двора он не выходит.

– Никогда? – спросила я. – Это удивительно. Колли такие замечательные собаки. Ты его дрессируешь?

Мальчик отрицательно замотал головой.

– Но это твой пес? Тебя зовут Зик?

Мальчик кивнул.

– А меня зовут Холли Винтер. Я только что была у твоей мамы. Она свяжет для меня шарф. Я подарю его своему отцу. Тебе здорово повезло, что у тебя колли! Это чудесная порода.

Мальчик улыбнулся и погладил пса по голове.

– Ты ходишь здесь в школу, так ведь? Я забыла, как она называется. Та, что за углом.

– Школа Кейс, – ответил он.

– Точно, Кейс. А когда ты ходил в садик, то твоей воспитательницей была миссис Инглман?

– Да. Она умерла.

– Я знаю, – сказала я. – Она была моей подругой.

– Она и моей подругой была, – сказал мальчик.

Было немного странно услышать такую фразу о воспитательнице от мальчика девяти или десяти лет. Они с Раскэлом были похожи – оба такие непредсказуемые.

– Мне ее не хватает, – сказала я.

– И мне, – сказал мальчик, беря собаку за ошейник. – Мне пора.

– И мне, – сказала я. – Пока.

Я не замечала ошейника, пока до него не дотронулся Зик. Зик по-прежнему был для меня загадкой, но зато теперь мне стало понятно, почему пес не переходил границы лужайки и почему чудесный пейзаж не был изуродован забором. Дело вот в чем. По периметру двора закапывается провод, передающий радиосигналы, которые поступают в приемник, зашитый в собачий ошейник. Стоит собаке пересечь границу дозволенного пространства, как она тут же слышит предупреждающий гудок. Предупреждающий? Ну да. Если пес тут же не отступит, то из ошейника его ударит электрическим током. Эта система стоит недешево, но, как я уже сказала, пейзаж она не уродует.