Текст книги "Пес, который взломал дверь"

Автор книги: Сьюзан Конант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 4

– Кими сегодня молодец, – сказала Лия. – А я вся мокрая. Ни разу в жизни так не потела. Когда же она отправится на выставку? Привет, меня зовут Лия. Я – племянница Холли.

– Кузина. Роз, это моя двоюродная сестра Лия Виткоум. А это Роз Инглман и Каприза.

Лия умела сообщать самую заурядную информацию с незаурядной искренностью и не позволила Кими устроить разборку с Капризой.

– Ты знаешь, что в Линкольне в четверг будут соревнования?

Голубые глаза Роз были направлены на Лию. Седины не избежать, даже если ты дрессируешь собак. У Роз на голове была копна коротких седых кудряшек, но глаза при этом сохраняли живой блеск. Если душа молода, то взгляд не тускнеет.

– Это любительские соревнования. Ах да, у тебя есть программка.

– Нам их выдала Бесс, – сказала Лия, одной рукой протягивая листок бумаги, а другой похлопывая Кими по шее.

– Роз, Лия прошла сегодня боевое крещение. Она впервые в жизни побывала на дрессировке. Это группа для самых что ни на есть новичков, и она не станет…

– Еще как стану, – перебила меня Лия.

– У меня есть для тебя отличная книга, – сообщила Роз Лии. – По дороге мы заглянем ко мне, и я дам ее тебе почитать. Книга называется «Как научить вашу собаку побеждать на соревнованиях».

– Автор – Курт Морселл, – добавила я.

– Ты уже дала ей эту книгу? – удивилась Роз.

– Нет, мне самой ее давали почитать, – успокоила я ее.

– В таком случае ты знаешь, что это как раз то, что Лии надо.

– Роз, – сказала я, – там речь идет о немецкой овчарке.

– Ну и что? – недоумевала Лия.

– А то, что книга действительно хорошая, – сказала я. Не вдаваясь в детали сюжета, могу сообщить, что в этой книге описывается, как сын Морселла тренирует свою овчарку в разных группах, начиная от подготовительной и заканчивая классами для Собак-Помощников. Но эта история может слегка разочаровать, когда дело дойдет до работы с маламутом.

– Все зависит от индивидуальности, – решила подытожить Роз.

Что же касается моих «индивидуальностей», то они бы принялись рычать на Капризу, если бы я предложила ей прокатиться в нашей машине. Было решено, что я сяду за руль, а Лия прогуляется вместе с Роз и Капризой вдоль парка и мы встретимся у их солидного вида красного кирпичного дома. Дом был крыт серым шифером, в створчатых окнах были крошечные ромбовидные вставки, и пестрые витражи обрамляли вход. Сквозь решетку на входной двери виднелся свет фонаря, а искусно расположенная подсветка освещала полянку с подстриженными газонами, ухоженными рододендронами и изрядным количеством перемолотой еловой коры, которого хватило бы на то, чтобы задушить всю растительность на квадратной миле тропического леса.

Я припарковалась у входа в дом и приоткрыла окна, чтобы дать подышать Кими. Затем я выпустила Рауди из машины, взяла его на поводок и потрусила за ним в сторону пожарного гидранта. Внезапно откуда-то со стороны машин, припаркованных у соседнего дома, появилась группка молодых балбесов, которые принялись сипло голосить на все лады какую-то банальщину, обычно исторгающуюся из уст не особо воспитанных молодых людей, видящих в хрупкой женщине, держащей на поводке собаку-богатыря, явную угрозу для своей молодой жизни. На заднем дворе дома залаяла собака.

– Не обращай внимания на чушь, которую несут эти парни, – посоветовала я Рауди, – они просто завидуют.

Рауди, как истинный джентльмен, не привыкший открыто выражать негативные чувства, приблизился к пожарному гидранту и поднял заднюю лапу. Если собака не обращает внимания на кошачий вой людей, они обычно прекращают свои приставания, но когда к дому подошли Лия и Роз, компания балбесов пережила резкую биологическую мутацию, превратившись в стадо пронзительно визжащих павианов, скрещенных со звонкоголосыми скворцами. Лия не придала ровно никакого значения происходящему, разве что ускорила шаг.

– Не обращайте внимания. Иногда я думаю, что живу по соседству с зоопарком. – Роз изобразила на лице улыбку, но вид у нее при этом был невеселый. – Пойдемте в дом.

Пока я усаживала Рауди в машину, запирала дверцу и шла за Роз в дом, она не переставала извиняться.

– Роз, серьезно, ничего страшного не произошло, – успокаивала я ее. – Лия с таким уже сталкивалась. Она не воспринимает это серьезно. Мы просто слегка удивились, вот и все. Это же Ньютон все-таки.

– Ньютон не таков, каким его принято представлять, – поправила меня Роз. – Это не деревня. У людей сложился определенный стереотип – они считают, что Ньютон это еврейское местечко. Но это не так. Евреев тут всего процентов тридцать. Здесь даже многие местные жители думают, что живут в деревне. Но население Ньютона – около девяноста тысяч. Это нормальный город.

Она провела нас в огромных размеров столовую, какую и в Кембридже не часто встретишь. Вместо книг в бумажных обложках и перуанских масок в застекленном шкафчике был аккуратно расставлен старинный фарфоровый сервиз фабрики Споуда. На тиковом столе место положенных кип научных журналов и репринтных изданий занимала ваза с букетом из желтых лилий и львиного зева. В серванте ровненько стояла пара графинов с пробками, а не самодельные подсвечники, сварганенные из пустых бутылок из-под «Кьянти», а на месте полагающихся обычно в таких домах русских икон или фетишей индейцев зуньи в строго очерченном культурном контексте красовалась менора.

Из кухни вышел муж Роз – Джек, крепкий ухоженный мужчина, в котором можно было без труда распознать посетителя оздоровительного центра. В руках он держал блюдо, на котором возвышалась горка картофельного салата, а рядом лежал внушительный сандвич с торчащей из него зеленью. Когда Джеку представили Лию, он не стал потакать ее самолюбию, отмечая красоту ее необыкновенных волос, или, еще хуже, интересоваться, откуда они у нее. По-моему, у него никогда не было своей собаки, но на выставках я его встречала не раз. Пару лет назад, когда у меня на выставке в Род-Айленде сломалась машина, он вызвонил для меня автомеханика и настоял на том, чтобы они с Роз ехали всю дорогу в Кембридж за мной, на случай, если моя тачка снова вздумает заглохнуть. Спустя две недели, когда она все же заглохла, но уже на выставке в Портленде, штат Мэн, моя кузина Сара, живущая в тех краях, просто-напросто прочитала мне лекцию о необходимости немедленного вступления в Ассоциацию американских автомобилистов и направила меня в гостиницу.

– Спасибо, – сказала я, когда он предложил нам перекусить, – мы недавно ели.

– Ну хотя бы самую малость, – не сдавалась Роз.

После того как Джек поставил на стол тарелки с сандвичами, картофельным и овощным салатами, маринованными помидорами и кувшин с охлажденным чаем, он присоединился к Роз в ее извинениях за соседских придурков, но при этом одновременно пытался умерить все возрастающее негодование жены.

– Это был Дейл, – чудесный голос Роз становился все злее, – я его узнала. У него все дружки – хулиганы. Митч уже вышел из этого возраста, а Вилли просто болтается с кем попало.

Джек тихонько положил руку на сжатый кулак жены.

– Хватит, – сказал он, а затем, посмотрев на Лию, добавил: – Словами делу не поможешь.

Роз проигнорировала его замечание:

– Вилли – неплохой мальчик. Знаете, он ведь был сегодня на тренировке. Я так удивилась, когда увидела его там. Да еще с новой собакой. Скорее всего, он читал руководство для дрессировщиков и сам занимался по книжке.

Так, значит, одного из ухажеров Лии в подготовительной группе звали Вилли. Видимо, это у него были сбриты виски и занимался он со светлой молодой немецкой овчаркой.

– Собаку зовут Райтус; может, он и впрямь рыцарственный. А вот имя парня я как-то не уловила, – вставила Лия, которая на глазах превращалась в настоящую собачницу.

– Вилли – один из моих, – сказала Роз так, будто ее пудель произвел на свет овчарку Вилли.

– Роз была воспитательницей в детском саду, – перевел Джек для Лии загадочное заявление жены, – под ее присмотром здесь вся молодежь выросла.

– Далеко не вся, – поправила его Роз. – В Ньютоне в сады и школы принимают всех, и многих я действительно нянчила. При школе Кейс есть всего один детский садик. Знаете, где он находится? Недалеко от парка. Так что под моим присмотром выросли почти что все соседские детишки. Вилли был один из них. Двое других сначала ходили в Ворд, но потом, я думаю, их родители решили, что это слишком еврейское место, и перевели их в садик при Кейс, и это несмотря на то что там работала я.

– Значит, вы соседствуете не очень давно? – спросила я. – Я хочу сказать, что тогда вы бы…

– Пятнадцать лет, – сообщил Джек, поддев вилкой овощной салат.

– И они ни за что не переедут, потому что Эдна не бросит свой дом, – сказала Роз.

– Эдна Джонсон – это наша соседка. Она страдает агорафобией, – беззлобно пояснил Джек, – еще одна весомая причина, чтобы не обращать внимания на…

Роз хлопнула ладонью по столу:

– Не обращать внимания?! Вот уж…

– Роз, хватит, – твердо сказал Джек, – это же не…

– Ты прав. Словами делу в данном случае действительно не поможешь.

Роз улыбнулась Лии:

– И вся беда в том, что они не одни такие. Эти леса… Ты наверняка слышала о тихом Элиот-парке, что напротив нас. Его еще называют Элиотовыми лесами. Ну, так вот там…

– Масса укромных уголков, – закончил Джек фразу жены.

– Еще каких укромных уголков!

– Но там оживленно только летом, – сказал Джек, – они там пьют пиво гуляют на всю катушку. Ну и что с того?

– Что с того? Тебе это прекрасно известно, и мне тоже.

– В каждом городке имеются свои укромные уголки, – мягко, но не без настойчивости сказал Джек.

– С соседями проблема в том, – сказала Роз, – что приличные люди к таким не придут. Он пьет, а она…

Джек согласно кивнул.

– Понимаете? Кому охота винить их? Они швыряют пустые бутылки, консервные банки. А так ничего особенного, – объяснил нам Джек и повернулся к Роз. – А мы подбираем их и, помня об экологии, выбрасываем в специальные мусорные ящики. Ну так что с того?

Мы пробыли у них еще час с небольшим. За это время Джек преуспел в отвлечении Роз от больной темы. Но всякий раз, когда ей удавалось вернуться к разговору о соседях, меня не покидало ощущение, что между двумя семьями ведется многолетняя война и собаки здесь тоже играют не последнюю роль. Большая часть беседы, однако, проходила между Роз и Лией и была посвящена составлению совершенно нереального плана подготовки Кими к июльским соревнованиям и к участию в испытаниях, которые намечались на август. Любительские соревнования – это еще куда ни шло. Они действительно ничего не значат, и прямо на них можно поправлять собаку. На официальных соревнованиях этого делать нельзя, но они очень хороши с точки зрения практики. А вот испытания – это уже серьезно. Роз пришлось объяснить Лии, что в наших краях испытания по послушанию обычно проходят совместно с выставками собак, так что собачники обычно говорят, что едут на выставку. Однако на самом деле выставка – это всего лишь соревнования по экстерьеру, там оценивают внешние данные, соответствие собаки стандартам ее породы, идеалу, а вот испытания – это уже вопрос послушания.

– Ну до чего же они милые, – сказала Лия, когда мы ехали домой. – И знаешь что? Моя мама права, а папа – абсолютно не прав.

– Ну, у него же аллергия, – заступилась я.

– Нет, я говорю не о собаках, а о евреях.

– А что такое?

– Он говорит, что они классные люди и что он ничего против них не имеет и так далее, но что в их компании чувствуешь себя чужаком. Не думаю, что он прав.

– В нашем семействе существуют некоторые личности, в обществе которых я чувствую себя гораздо более чужой, нежели в компании Роз и Джека. Возьмем, к примеру, Сару. Ты ведь знаешь ее, да?

– Да.

– Ну так вот. Как-то раз я была в Портленде, и у меня сломалась машина. А на дворе зима. И ты знаешь, как поступила Сара?

– Отправила тебя в «Холидей Инн».

Мы захохотали.

– А откуда тебе это известно? – спросила я.

– Она со мной поступила так же. Мама спросила, не могу ли я остановиться у нее всего на одну ночь, а Сара ей ответила, что у нее нет места и что я могу остановиться в гостинице. А в доме у нее всего-навсего восемнадцать комнат.

– А когда Крисси выходила замуж, то я не сомневаюсь, что на свадьбу она вас просто не пригласила.

– Не пригласила, – согласилась Лия. – Мама сказала, что она испугалась, что ей придется нас кормить.

– Ты не много потеряла. Там подавали салат из тунца, намазанный на хрустящие хлебцы.

– Которые продаются уже без корочки, – бросила Лия.

– Вот поэтому и существует столько шуток о протестантских свадьбах, – заметила я.

– Мой папа говорит, что это не жадность, а нежелание совершать престижные покупки с целью повышения своего социального статуса. Именно так и говорит.

– Ну, на этой свадьбе все покупки были такими непрестижными, что можно было просто умереть с голода. А вас так она и вовсе не потрудилась пригласить. После этого говори о людях, с которыми чувствуешь себя чужаком. Ведь есть и такие, которые как раз заняты именно тем, как бы сделать так, чтобы ты почувствовала себя чужой. Они просто не принимают тебя в расчет.

Глава 5

– Мерзость какая, – сказал Кевин Деннеги, усевшись на табуретку у меня на кухне, скрестив руки и расставив широко ноги. У него такие жирные ляжки, что, когда он сидит на стуле, ему, словно лягушке перед прыжком, приходится широко расставлять колени. Глядя на его лицо, можно было подумать, что, занимаясь на тренажерах, он узнал секрет сверхъестественного накачивания щек и челюсти.

– Мерзость, – повторил он и нахмурился.

– Ты прав, – сказала я. – Похоже, нечто аналогичное уже происходило недавно в Вестоне.

– Да. И в Ньютоне тоже. В одном из университетов.

Он сообщил это мне, а не Лии.

– Так что именно там было написано? – спросила его Лия.

Одетая в ярко-розовые спортивные шорты поверх черных велосипедок и лосин, она восседала на стуле, потягивая какой-то диетический напиток под названием «Кристал Лайт», – единственное, что она попросила меня купить ей из еды (если это вообще едой можно назвать). Вкус у напитка был до того гадкий, что даже Кими им побрезговала.

– Когда они позвонили, то просто спросили, не видела ли я чего. Они были очень немногословны.

– Там были свастики, – сказал Кевин, – и анти-, ну как их там, семитские слова. Все это было намалевано распылителем. Красным цветом.

Несколько секунд он пристально смотрел на Лию, словно до нее не дошла символика свастики, значение слова «антисемитский» и смысл такого цвета, как красный.

– Это называется фашизм, да будет вам известно, – сообщила нам Лия, – происходит из нацистской Германии, красный цвет оттуда же.

– Да, нам это известно, – сказала я с таким видом, будто мы с Кевином на редкость хорошо осведомлены в подобных вопросах.

Граффити были обнаружены сегодня ранним утром каким-то человеком, совершавшим пробежку в Элиот-парке. Он позвонил в полицию, после чего полицейские побеседовали со всеми живущими по соседству с парком и выяснили то ли через них, то ли через парковую администрацию, что накануне вечером в парке занимались члены Нонантумского клуба. Ньютонские полицейские позвонили мне и всем остальным членам клуба, чтобы узнать, не заметили ли мы во время своих занятий чего-нибудь подозрительного. Нас не посвятили в детали происшествия, но Кевину удалось кое-что разузнать через своего коллегу и приятеля Джона Сапорски, который вырос в Ньютоне.

– Итак, – продолжала я, – мы знаем только то, что это произошло после того, как мы ушли из парка, и перед тем, как там появился этот бегун, то есть ночью. А соседи видели что-нибудь?

– Только в том случае, если у них дома установлены приборы ночного видения, – сказал Кевин и заерзал на табуретке.

– На стене, значит. Понятно, – пробормотала я. Имелось в виду, что граффити были написаны на внутренней стороне каменной стены у входа в парк. Думаю, эту стену соорудили по инициативе Управления общественных работ, занимающегося трудоустройством безработных. Это была тщательно спроектированная, прекрасно выложенная стена, для сооружения которой явно потребовалось немало времени и сил.

– Но наверняка живущие по соседству люди могли заметить, как кто-нибудь входил в парк или выходил из него. Или, может, машину припаркованную кто заприметил?

– Может, и заприметил, – бросил Кевин без особого воодушевления.

– Или, возможно, кому-нибудь удастся что-нибудь вспомнить. Ну, тем, кто еще на работе, скажем, или с кем полицейские еще не успели переговорить…

– Возможно, – сказал Кевин.

В этот вечер нам со Стивом все-таки удалось побыть наедине, потому как Лия на дрессировке познакомилась с каким-то молодым человеком, который пригласил ее прогуляться по Гарвард-сквер. Его звали Джефф Коэн. Он был высок и худощав, со светлыми кудрявыми волосами, которые, вероятнее всего, потемнеют к тому времени, когда ему стукнет восемнадцать, и к тому же он оказался хозяином хорошенькой черно-белой колли, на которую я обратила внимание на тренировке у Бесс. К сожалению, зайдя за Лией, он не прихватил с собой свою собаку, но, несмотря на это, вид у него был вполне порядочный и внушающий доверие. Он пожал нам со Стивом руки, восхитился фотографией Ларри Берда и даже извинился перед моими взгрустнувшими псами, что уводит от них Лию. Немного поразмыслив, мы со Стивом решили, что плохой человек не может быть фаном «Селтика» и вдобавок иметь такую собаку. Я не могу написать об этом в «Собачьей жизни» или даже вслух заявить об этом дома, но колли, безусловно, наиболее умная и лучше всего поддающаяся дрессировке порода на свете. Обученные колли понимают семьдесят или восемьдесят команд и следят за отарами овец, гипнотизируя их своим пронзительным взглядом. Хозяева колли обычно отличаются прекрасным характером. И домой Лию он привел ровно в одиннадцать.

В следующий раз мы встретились с Джеффом Коэном в четверг вечером. Он разогревал для выступления свою собаку по кличке Ланс на травке у стоянки Линкольнского клуба собаководства. Городок Линкольн представляет собой деревенского типа предместье, где проживает руководство всяких высокотехнологичных предприятий, которое строит себе в лесу скромные дворцы из дерева и стекла, вступает в Общество защиты птиц и животных, покупает лабрадоров и золотистых ретриверов, которых выгуливает и дрессирует в милых пасторальных угодьях Линкольнского клуба. На природе собака Джеффа чувствовала себя совсем по-домашнему, и, несмотря на духоту и зной, из-за которого большинство собак реагировали на команды с некоторым опозданием, она, не мигая, смотрела своими проницательными глазами прямо на Джеффа, который заметно волновался.

– Кажется, Джефф нервничает, – сказала я Лие, выключив мотор.

– Ничего, справится, – ответила она, – пойдем.

– Сначала их надо выгулять, – сообщила я. – Если они начнут гадить на площадке, то их немедленно дисквалифицируют. Затем мы зарегистрируемся, а потом разогреем наших собачек. Ну, повторим самые простые команды – «лежать», «сидеть», «вперед» Это будет просто легкая разминка.

По моему настоянию мы вымыли и причесали собак. Очень многие хозяева собак перед любительскими соревнованиями не обременяют себя подобными процедурами, но Мариса всегда подчеркивала, что появление на публике человека с грязной собакой говорит судьям, собаке и всем прочим о вашем полном неуважении к этому виду спорта. Для соревнований, происходящих в помещении, я всегда наряжаюсь, а для сегодняшнего состязания на открытом воздухе я надела просто новые джинсы и приличного вида футболку. Лия заплела себе ровную французскую косичку и сменила свой костюм для занятий всеми видами спорта одновременно на джинсы и простую голубую футболку, которую позаимствовала у меня.

Десять минут спустя, зарегистрировавшись и надев на руки повязки с номерами, мы заприметили Роз Инглман, сидящую в раскладном кресле неподалеку от площадки для Собак-Помощников, которая, как и все другие площадки, представляла собой огражденный канатом прямоугольник посреди поля. Каприза, взобравшись на колени Роз, подвергала строгой критике все происходящее. Пара хозяев настоящих обученных псов – шелти и золотистого ретривера – беседовали с Роз. Хедер и Эбби тем временем поставили свои креслица совсем близко к площадке для выступлений, чуть ли не на ее территории. Между их кресел стояла серебристо-серая полипропиленовая клетка-переноска. На ней – термос и два стакана. Я пришла к выводу, что пудель Хедер – Султан – находится внутри.

Мы бы расположились рядом с Роз, однако не в моих правилах останавливаться с маламутом по соседству с рингом по послушанию. Маламут может вести себя безупречно, но почему-то то ли его запах, то ли внешность страшно отвлекают выступающую на площадке собаку. Однако мы поздоровались с Роз и, когда до наших выступлений оставалось всего минут десять, нашли наконец свободное местечко на пригорке, возвышающемся над площадками, где и расстелили свою подстилку, напоили собак и растерли прохладной водой их животы, чтобы хоть как-то помочь им остынуть.

– Если пойдет дождь, она нарушит укладку, – сообщила я Лие, которая на самом деле относилась к предподготовительной группе и никогда еще не спускала Кими с поводка. На случай, если вы никогда не дрессировали собак – в самом деле? а что так? – я, пожалуй, напомню, что при укладке собака должна опуститься на землю и остаться в таком положении. Если вместо этого пес встанет или начнет передвигаться, то это называется нарушением. Я втайне надеялась, что Кими не удерет с ринга и не примется налетать на других собак. Кими, конечно, следовало зачислить в предподготовительную группу, но Лия решительно отклонила мой совет. И вот ведь какая несправедливость! Так как Кими официально была моей собакой, а мы с Винни, Рауди и многими другими собаками завоевали множество разных званий, то Лию автоматически определили в подготовительную группу «Б», и это несмотря на то, что у Лии никогда раньше не было собаки и она никогда не выступала ни на каких собачьих соревнованиях. Кстати, если бы я всего лишь добилась звания Собака-Товарищ для Рауди, Лия все равно попала бы в группу «Б», а не «А». Большинство вожатых из группы «Б» вовсе не являются новичками.

– Она терпеть не может влажную траву, – предупредила я Лию, – так что не удивляйся. И в такую жару она будет запаздывать. В этом случае дай ей какую-нибудь добавочную команду. Например, скажи «к ноге». Потеряешь очки, но тебя хотя бы квалифицируют. Самое главное, чтобы она находилась не дальше шести футов от тебя. И еще, что бы ты ни делала, никогда не замедляй темп. Если судья решит, что ты подстраиваешься под свою собаку, ты потеряешь массу очков.

– Да знаю я, знаю, – сказала Лия с напускной терпимостью и улыбнулась. – Ты мне все это уже говорила. Не заводись, ладно? Это всего лишь любительские соревнования. Любительские, понятно?

Она ласково потрепала Кими по морде и провела пальцами по черным «очкам» ее маски «Одинокого скитальца».

– Любительские так любительские, – согласилась я. – Ладно, теперь садись и жди, когда тебя позовут. Постарайся, чтобы Кими сидела рядом и чтобы ее внимание было сосредоточено на тебе. Ассистенты позовут вас, когда подойдет очередь.

Пока мы с Рауди ждали нашей очереди – мы были в Открытом классе, – я увидела, как Лия с Кими выходят на площадку подготовительной группы «Б», и обратила внимание, насколько спокойно держится Лия и как ровно сидит Кими, пока судья беседует с девушкой. После этого мое внимание переключилось на моего судью и на Рауди, который слегка замедлил шаг в предчувствии команды «лежать!», но выполнил ее очень ловко, да и все остальное делал весьма мило. Когда мы закончили выступление, Лия и Кими уже ждали нас на подстилке и Кими дожевывала остатки собачьего бисквита. Это ничего не значило. Я наказала Лие поощрить собаку в любом случае, независимо от того, хорошо она выступила или нет.

– Ну как? – спросила я.

– Замечательно!

Обычно ответ новичка, впервые выступившего со своей собакой, состоит из подробного описания промахов и клятвенного заверения, что ноги его больше не будет на соревнованиях, по крайней мере с этой собакой.

– Судья был так мил!

– Он тебе сказал, что вас квалифицировали? Сказал или нет?

На случай, если вы никогда не участвовали в соревнованиях по послушанию, должна вам сказать, что после индивидуальных выступлений в подготовительном и Открытом классе – когда, кроме вас и вашей собаки, на площадке никого нет – следуют групповые выступления, длительная укладка и длительная посадка.

У Лии вытянулось лицо.

– Если нет, он бы тебе, наверное, сказал.

Некоторые из тех, кто судит любительские соревнования, еще не являются судьями Американского клуба собаководства – для них это хорошая практика – и порой забывают о всяких мелочах. Я расспросила Лию о возможных оплошностях Кими – что та, например, не подошла на подзыв, или смылась с площадки, или нагадила, или, может, решила прогуляться, вместо того чтобы стоять, – но Лия уверила меня, что Кими ничего такого не сделала.

– В таком случае вы, вероятно, получите квалификацию. Это же здорово! Поздравляю. Нас тоже, кажется, квалифицировали.

Тот промежуток времени, когда индивидуальные выступления закончены, а групповые еще не начались, для большинства новичков сущая нервотрепка. Лия хлебнула воды из собачьего термоса, улеглась на подстилке между двумя собаками и, подперев голову согнутыми в локтях руками, принялась наблюдать за Джеффом и его колли, которые выступали на площадке для начинающих. Тем временем Рауди исследовал подстилку на предмет крошек, оставшихся от гигантского собачьего бисквита, Кими прилегла и опустила свою прелестную головку на лапы, собаки и их вожатые вовсю работали на площадках, Лия озирала все это полусонными глазами, и на мне тоже потихоньку стали сказываться духота, жара и усталость. Я почувствовала, что погружаюсь в забытье: вокруг меня закружились горячая, влажная зелень, моя неожиданно появившаяся кузина, мои чудесные собаки, другие собаки, другие собачники – мгновенное сатори в собачьем дзэне. Затем все неожиданно прервалось.

– Хочешь, я кое-что тебе покажу? – спросила я Лию. – Посмотри вон на ту площадку для Собак-Помощников. Видишь серебристого пуделя?

– Я там его уже видела на днях.

– Точно. А напротив него стоит его хозяйка Хедер. Седая такая, с серебристыми волосами, видишь?

– Ну, вижу.

– А теперь посмотри, что происходит за ней, уже не на площадке. Видишь, там сидит ужасно худая женщина с длинными каштановыми волосами? В зеленой рубашке в цветочек.

– Вижу.

– Обрати внимание – руки у нее скрещены. Она сжала кулаки так, словно в них что-то есть, скрестила их и смотрит на собаку, так? Это называется двойным вождением. Ее зовут Эбби, она дочка Хедер, и они оттренировали этот прием так, что он у них выходит блестяще. Еду на площадку выносить запрещено, но собака знает – в руке у Эбби есть какая-нибудь еда, ну там печенка или еще невесть что, и Эбби всегда садится таким образом, чтобы собаке ее было видно. Если собака начинает ошибаться, то Эбби слегка двигает рукой или делает, еще что-нибудь совершенно незаметно.

– Но это мошенничество!

– Это семейное предприятие, – объяснила я.

Но серебристый пудель, конечно же, ни в чем не ошибся. Их выступление я просмотрела до конца. Затем я услышала, как закричал какой-то мужчина.

На том краю поля, что примыкал к стоянке, Вилли, бывший воспитанник Роз, стоял опершись о регистрационный стол. Казалось, что он заполняет регистрационный бланк и пытается спрятать за ним свое лицо. У его ног лежала светлая немецкая овчарка. Примерно в пяти ярдах от стола другой белокурый юноша орал на другую сжавшуюся от страха, рычащую и ничего не понимающую овчарку.

– Кайзер, дрянь ты эдакая, сидеть! – завопил он и дернул за поводок.

– Разве можно так? – садясь, спросила Лия. – О Боже, ты узнаешь его? Вон там – Райтус и этот, ну как его, Вилли. А это его брат… Ну, тот, что…

– Живет по соседству с Роз и Джеком. Да. И, конечно, нет. Так делать нельзя. С ним об этом поговорят. Да и вообще, что они здесь забыли?

– Бесс раздавала всем приглашения, ты разве не помнишь? И ты сама сказала…

– Сказать-то я сказала, но нельзя же так!

Даже с такого расстояния было видно, что у овчарки брата шерсть длинная, мягкая и шелковистая – это нежелательно для данной породы – и ее приходится мыть с шампунем. Если эту собаку просто вычесать щеткой, подумала я, то ее бледная шерсть будет казаться линялой, не такой роскошной, как у первой собаки. Когда хозяин овчарки шагнул в ее сторону, она внезапно и резко дернула головой. Казалось, она пытается его укусить. Человек не замедлил отреагировать. Он поднял руку и обрушил ее на пса. Животное взвизгнуло. В неиссякаемой надежде на славную собачью драку, в которую он сможет вломиться, Рауди резко подскочил, и Кими, радикальная феминистка, последовала за ним Если бы я оставалась лежать на подстилке, Рауди мог бы без труда протащить меня по полю прямо в пасть к овчарке, но я встала, посильнее сжала поводок, взяла себя в руки и приказала ему сесть. Рауди послушался Не дожидаясь моей просьбы, Лия занялась Кими. Кстати, она так здорово управлялась с собаками, что я было протянула ей поводок Рауди (я собралась пойти и выяснить, в чем дело, но только без него), но тут один из незнакомых мне судей наконец решил вмешаться в происходящее.

– Вон идет судья, – сказала я Лии, – и с ним еще кто-то Такое поведение строго запрещено. Собаку разрешается только слегка разогреть. Даже дрессировать нельзя, а уж ударить собаку – это против всяких правил Если бы это происходило на выставке, его бы просто выгнали. Непонятно, что им тут надо.

Полагаю, что судьи и администрация соревнования так запоздали, потому что были удивлены происходящим не меньше моего. Время от времени какой-нибудь недотепа, который поленился своевременно прочитать свод правил поведения на занятиях, начинает либо тренировать свою собаку во время выставки, либо повышать на нее голос – от этого собаки становятся агрессивными, но большинство выставок, соревнований и испытаний проходят без инцидентов. Те немногие, кто дрессируют собак жесткими методами, позволяют себе подобное только наедине со своими питомцами, частично оттого, что правила им хорошо известны, а также оттого, что им совсем неохота создавать себе дурную репутацию.

– Это мой судья, – гордо произнесла Лия. – Что он говорит?

– Скорее всего, он просит парня уйти.

К тому моменту забитая овчарка уже покорно лежала у ног своего хозяина. Судья, несомненно, отчитывал парня. Неподалеку стоял один из членов Линкольнского клуба, хозяин шелти, и, скрестив на груди руки, следил за происходящей беседой.