Текст книги "Женщина, которая легла в постель на год"

Автор книги: Сью Таунсенд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 58

Родители Хо, мистер и миссис Лин, шли по узкому пыльному тротуару вдоль восьмиполосного шоссе.

Они не разговаривали: шум транспортного потока заглушал все прочие звуки.

Два года назад никакого шоссе здесь не наблюдалось, а был плотно застроенный район одноэтажных домиков, лавочек и мастерских, переулков и крошечных проулочков, где люди жили на виду у соседей. Ни о какой уединенной частной жизни и речи не было. Если человек кашлял, его слышали многие, а праздники отмечали всем миром.

Мистер и миссис Лин свернули и миновали блочную новостройку, а потом и автосалон, в котором продавались сверкающие новые машины. Затем дошли до внешнего дворика, где выстроились электрические скутеры, сгруппированные по цвету. Мистер Лин всегда хотел иметь скутер. Он провел рукой по рулю и сиденью мотороллера своего любимого колера – аквамаринового.

Шагая дальше, миссис Лин воскликнула:

– Ты только посмотри, как берегут эти старые велосипеды.

За забором-сеткой с прожекторами наверху теснились сотни подержанных велосипедов.

Супруги рассмеялись, и миссис Лин сказала:

– Кому бы пришло в голову красть такую рухлядь?

Завернув за угол, чета Лин оказалась на своей старой улице. Строительный мусор до сих пор не вывезли.

Они прошли мимо места, где раньше стоял их дом, в котором они прожили девятнадцать лет. Хо тогда спокойно играл в переулках, свободных от дорожного движения. Жилыми остались лишь пять зданий. Одно из них принадлежало ростовщику, мистеру Чу. Ходили слухи, будто у мистера Чу имелись связи в туристическом бюро Пекина, и что он дал взятку водителю бульдозера, сносившему застройку, чтобы тот не доехал до его дома. Мистер Чу боялся перебираться в район новомодных банкиров-кредиторов, которые отнимали у него работу.

Мистер Лин негромко крикнул в открытую дверь:

– Вы здесь, мистер Чу? Это мистер Лин, ваш бывший сосед.

Мистер Чу вышел на порог и поздоровался с гостями.

– Ха! – сказал он. – И как вам живется в небе, с птицами?

Лины были гордыми людьми.

– Спасибо, хорошо, – ответила миссис Лин, – всяко лучше, чем на земле, с собаками.

Мистер Чу вежливо улыбнулся.

Мистер Лин всегда недолюбливал ростовщика. Он считал, что мистер Чу дерет со своих заемщиков буквально грабительские проценты. Но он посетил множество банков, и ни в одном не одобрили необходимую ему ссуду. Мистер Лин напрасно объяснял менеджерам, что устроится на вторую работу, будет трудиться по ночам, помогая возводить новый Пекин. Но он был таким худым и морщинистым, что со стороны казалось, будто старик в любую минуту может присоединиться к предкам на небесах. Ни один банковский служащий не рискнул поверить, что мистер Лин проживет достаточно долго, чтобы полностью выплатить кредит.

– Как дела у Хо в Англии? – любезно спросил мистер Чу.

– Очень хорошо, – сказала миссис Лин. – Усердно учится и получает на экзаменах только высшие баллы.

– Вы пришли просто в гости или по делу? – уточнил ростовщик.

– По делу, – кивнул мистер Лин.

Мистер Чу проводил супругов в свой маленький домик и предложил сесть, знаком прося мистера Лина продолжать.

– Нам предстоят непредвиденные расходы. Семья. Наводнение в деревне.

– Какое невезение, – промурлыкал мистер Чу. – И какие же именно расходы?

– Замена пола, матрасов, кухонной плиты, одежда для восьми человек и телевизор, – перечислила миссис Лин. – И еще…

– В общем, пятнадцать тысяч долларов, – подвел итог мистер Лин.

Ростовщик радостно усмехнулся:

– Недурная сумма! А что предложите в залог?

Мистер Лин был готов к этому непростому вопросу.

– Самого Хо. Через шесть лет он станет врачом. С дипломом английского университета. Он и вернет вам долг.

Мистер Чу задумчиво кивнул:

– Да, но сейчас он всего лишь первокурсник… Многие бросают учебу, позорят родителей…

– Только не Хо, – яростно возразила миссис Лин. – Он знает, чем мы для него пожертвовали.

– С учетом длительного срока возврата… под тридцать процентов, – сказал ростовщик.

– Вам будет принадлежать часть зарплаты Хо в течение десяти лет, – уточнил предмет залога заемщик. – Как только сын начнет работать, пойдут перечисления с банковского счета Хо прямо на ваш. – Мистер Лин надеялся затронуть в мистере Чу азартную жилку.

Тот покачал головой.

– Нет. Что самое ценное в вашей жизни, сосед?

Мистер Лин отвел глаза и сказал:

– Моя жена, для меня она бесценна.

* * *

На обратном пути миссис Лин присела на уцелевшее крыльцо когда-то принадлежавшего им снесенного дома. Покраснев, она прошептала мужу:

– Какой позор, какой позор!

Мистер Лин вытащил из кармана бланк денежного перевода за границу и пробормотал:

– Это лишь деловая операция.

– Но Чу нас страшно унизил, – возразила жена.

– Как?

– Не предложил нам выпить с ним чаю!

Глава 59

На Евином клене распустились листья, образовав трепещущий лаймово-зеленый балдахин между окном и толпой людей на тротуаре через улицу. Ева не видела Сэнди Лейк, но слышала, как та день и ночь скандирует свои возмутительные послания. Действовало предписание, по которому Сэнди не разрешалось приближаться к дому номер пятнадцать по Боулинг-Грин-роуд ближе чем на пятьсот метров. Но та регулярно нарушала закон и, воодушевившись задержкой в прибытии полиции, даже пыталась прорваться в дом и спровоцировать Александра, чтобы тот вышел из себя.

Сэнди толкала его и пихала, крича:

– Уйди с дороги, самбо! Мне нужно поговорить с ангелом для пожилых людей Евой!

Когда по Евиному настоянию Александр наконец официально пожаловался констеблю Хоуку, полицейский занизил «индекс вредности» Сэнди.

– Да, она малость перегибает палку, но лично мне в женщинах это вполне симпатично. Мне случалось ходить на свидания с настоящими буками, которые спустя несколько минут вообще переставали разговаривать и как-то на меня реагировать.

Александр возмущенно парировал:

– Так пригласите эту реактивную говорунью в пиццерию. Гарантирую, вы не продержитесь даже до добавки в салат-баре. Она на самом деле психически нездорова. И вам следует знать, насколько оскорбительна кличка «самбо» для чернокожего. Мне-то уже не суть важно, но если поблизости, когда она такое вопит, окажется парочка скучающих чернокожих юнцов, вам, констебль Хоук, придется подавлять мятеж.

– Нет, я мигом затушу градус ситуации, – возразил констебль. – Я проходил специальный курс межрасовых взаимоотношений. Мистер Тейт, почему бы вам не попробовать поддразнить ее? В следующий раз, когда мисс Лейк обругает вас «самбо», попробуйте назвать ее «жирной». И тогда, узнав вас получше, она поймет, что вы такой же человек, как она. Скажите ей между прочим, что в венах у вас обоих течет одинаково красная кровь.

Александр посмотрел на невинное невежественное лицо констебля и понял, что не сможет изречь ничего, что произвело бы на того впечатление. Констебль Хоук еще подростком закрыл свой разум, а в полицейской академии и вовсе его запечатал. И этот ларчик больше никогда не откроется.

* * *

Ева лежала поверх одеяла лицом к двери. Стоял жаркий летний день, и ее бесили жара и жужжание мух, роящихся под потолком. Когда же хоть кто-нибудь принесет ей поднос с едой и напитками?

От голода Ева запаниковала. В последнее время она несколько раз оставалась одна, когда Александр уезжал подработать.

Что она станет делать, если к ней неделю никто не зайдет? Встанет ли с кровати и спустится ли на кухню, или же будет лежать здесь и медленно умирать от голода – ожидая, пока органы один за другим откажут, сердце со вздохом остановится, мозг после нескольких предупредительных сигналов умрет и впереди наконец покажется туннель с ярким светом вдалеке?

Ева подумала о своем организме, о триллионах клеток, размером меньше толщины человеческого волоса. Об иммунной системе, которая в случае угрозы болезни соберет все хорошие защитные клетки на кризисное совещание. О том, как клетки выберут лидера-стратега, который примет решение, заболеть ли организму или побороться. Совсем как в демократии древних Афин, где граждане на народном собрании все вместе управляли городом.

Вспыхнула мысль: «Если внутри каждого из нас существует целая вселенная, неужели боги – это мыи есть?»

Александр постучал и вошел в комнату, держа в руке лист бумаги формата А4. Увидев изнемогающую от жары и голода Еву, он спросил:

– Сегодня приемный день?

– Не знаю. А кто там?

– Обычная солянка. Новички здесь, в списке. – Он посмотрел на лист бумаги, пытаясь расшифровать собственный почерк. – Продавец семян, который говорит, что его никто никогда не любил.

– Да, с ним встречусь, – кивнула Ева.

– Вегетарианец, который работает на скотобойне, потому что больше его никуда не взяли. Стоит ли ему уволиться? Я, кстати, обязательно обыщу его на предмет ножей.

Ева приподнялась на локте и взяла список.

– Я ужасно проголодалась, Александр.

– Чего бы ты хотела?

– Хлеба. Сыра. Джема. Чего угодно.

Он остановился у двери и выпалил:

– А ты не могла бы добавить «пожалуйста»? Тогда я не до такой степени буду чувствовать себя евнухом-лакеем.

– Хорошо. Пожалуйста, – ворчливо добавила Ева.

– Спасибо, мэм. Это все?

– Послушай, если тебе есть что сказать…

– Я много чего хочу сказать, – перебил ее Александр. – Мне надоело смотреть, как ты тратишь свою жизнь, копошась в своей берлоге и решая, кому повезет лицезреть великую Еву, а кому дать от ворот поворот из-за минутного каприза. Ты понимаешь, что я ни разу не видел тебя стоящей на ногах? Я даже не знаю, какого ты роста!

Ева тяжело вздохнула. Мысль о предстоящем выслушивании рассказов о человеческих горестях вгоняла ее в уныние. Ее домочадцы, казалось, постоянно чувствовали себя несчастными, и теперь начал срываться даже Александр.

– Александр, я сейчас не могу думать ясно, – взмолилась она. – Я очень голодна.

Александр наклонился к ней поближе и посоветовал:

– Отлично, вставай с кровати и топай-ка на кухню сама.

– Мне казалось, ты меня понимаешь. Мы же понимаем друг друга, верно?

– Не думаю. Мне кажется, что мы увязли ногами в бетоне и ни один из нас не может пошевелиться.

Он вышел, оставив дверь открытой, словно не хотел утруждаться ее захлопыванием.

Ева взяла список и прочитала. Она рассердилась, увидев, что к некоторым пунктам Александр написал свои комментарии.

« Женатый мужчина – имеет любовника-гея. (И что такого?)

Помощница в буфете – показала синяки, оставленные мужем.

Сержант отдела по борьбе с наркотиками – амфетаминовый наркоман. Вогнал себя в панику метамфетамином.

Рабочий по листовому металлу – игровые счета в интернете. Проиграл полторы тысячи фунтов и лимит по кредитной карте (пять тысяч). Жена пока не в курсе. Продолжает делать ставки, пытаясь отыграться.

Домохозяйка, мать шестерых детей из Ипсвича – ненавидит пятого ребенка.

Кузнец, которого завтра выселят из дома.

Помощница учителя – часто и успешно ворует в магазинах. Хочет перестать.

Каменщик на пенсии – отказывается озвучить проблему.

Мальчик-подросток – жесток к насекомым, собакам и кошкам. «Нормален» ли он? (Вполне, для психопата).

Водитель автобуса – пьет за рулем.

Личный помощник – стоит ли выходить замуж за нелюбимого? (Нет! Нет! Нет!)

Пекарь – плюет в тесто. (Узнай, где именно он работает).

Четырнадцатилетняя школьница – забеременеет ли она, если после секса примет душ? (Да).

Женатая пара, обоим сильно за шестьдесят. У жены рак матки. Не согласишься ли ты ввести им обоим смертельную дозу инсулина? (Дорогая Ева, прошу, не соглашайся убить их, это уже слишком, с любовью, Алекс).

Тринадцатилетняя школьница – подвергается сексуальному, физическому и эмоциональному насилию в семье.  (Телефон доверия: 0800 11 11. Полиция).

Мусульманка – ненавидит паранджу. Чувствует, что в ней «задыхается».

Стенографистка – замужем за А, по-прежнему любит Б, но завела интрижку с В.

Неудавшийся финансист, бывший растафарианец, борющийся с трудностями художник, взятый в плен прикованной к кровати женщиной чуть постарше. Хочет делить с ней постель и водить ее на прогулки по полям (Проблема срочная, предлагаю дать аудиенцию этому несчастному как можно скорее)» .

Ева улыбнулась, читая последнюю строку, но замерла, услышав вопли Сэнди Лейк:

– Я вернулась! Я здесь! Я умру за тебя, ангел Ева! Я никогда тебя не оставлю! Им нас не разлучить! Ты – моя вторая половинка!

Ева всерьез желала Сэнди Лейк смерти. Необязательно, чтобы та умирала в мучениях, достаточно мирной кончины во сне. Еве хотелось сказать кому-то, что Сэнди Лейк ее пугает, но не хотелось показаться слабой и нуждающейся в помощи.

* * *

Когда Александр вернулся с тарелкой бутербродов, Ева взяла один, откусила кусочек и тут же выплюнула.

– Я просила хлеб с сыром или хлеб с джемом, а не все три ингредиента одновременно! Кто же ест сыр с джемом в одном бутерброде? – закричала она.

– Возможно, эксцентричные люди? – тихо предположил Александр. – Кто-то, не способный или не желающий встать с постели? Кого осаждают такие же эксцентрики?

Ева вытащила из бутербродов ломтики сыра и набросилась на хлеб с джемом. Она не остановилась, пока тарелка не опустела. Потом Ева облизала испачканные джемом пальцы.

Александр не сводил с нее взгляда.

– Поеду за детьми в школу, а оттуда к себе домой. Я зашел попрощаться, – сказал он.

– Такое впечатление, будто ты прощаешься навсегда, – заметила Ева.

– Я так больше не могу, Ева. Я словно забочусь о капризном, неблагодарном чаде. – Александр наклонился и поцеловал ее в щеку.

Ева повернулась к нему спиной. Она слышала, как он выходит из комнаты, топает по полу вестибюля, как открывается и закрывается входная дверь, как кричит и свистит толпа, пока Александр идет мимо, как заводится двигатель, как ускоряется машина, завернув за угол… А дальше – тишина.

Ева осталась одна.

И тут же поняла, что Александра ей сильно не хватает.

Глава 60

Сараи Брайана оказались переполнены вещами Титании. Он запретил любовнице приносить что-либо еще из дома, где она раньше жила с мужем, но то и дело находились какие-то прибамбасы, без которых она не могла обойтись: осенний и зимний гардероб, купленная во Флориде уэльская прялка, постмодернистские часы с кукушкой из магазина «Обитель» и викторианский шезлонг, приобретенный у наивного с виду старьевщика за пятьдесят фунтов (впоследствии, правда, выяснилось, что шезлонг весь изъеден жучком, и в итоге реставрация обошлась в пятьсот фунтов плюс НДС).

Брайан протискивался между барахлом Титании в дополнительном сарае, который они называли «кухонькой». Титания сердито подняла глаза от книги «Адроны и кварк-глюонная плазма». Она только что оставила на полях пометку: « Проф. Яги не согласен. См. его статью в “Журнале о космологии и космических частицах” № 865 (2/2010)».

– Брайан, ты причитаешь как сельская кумушка. Знаю, неудобно, что мои вещи хранятся здесь, но я же не могу перевезти их в дом, верно? Твой дом теперь онснимает.

Брайан парировал, пытаясь говорить вразумительно:

– Тит, признаю, я действительно немного сержусь, что вынужден делить жизненное пространство с ворохом накопленного тобой за многие годы хлама, но разве я хоть разок пожаловался? Нет. Буду ли я рад, если мусор исчезнет? Да.

– Прошу тебя! Если ты еще хоть разок задашь вопрос и сам же на него ответишь, разозлюсь ли я и ударю ли тебя? Тысячу раз да!

Любовники угрюмо замолчали. Каждый понимал, что если сейчас выдаст пару убойных словечек, то исход будет напоминать вылазку из относительно безопасного грязного окопа на Ипре прямиком на поле битвы при Пашендейле.

В напряженной тишине Титания оценила их отношения заново. Интрижка была временами довольно головокружительной. Да и какой еще мужчина поймет и посочувствует, если она пожалуется на непослушные частицы, которые отказываются подстраиваться под ее теории?

Брайан ударился ногой об уэльскую прялку и закричал:

– Гребаная рухлядь! – после чего сильно пнул памятник старины.

Он не знал, что прялка для Титании символизировала пасторальную жизнь на пенсии. В ее планах на отдаленную перспективу они держали бы кур и доброго пса с черным пятном на глазу. Ходили бы с собакой в деревенский магазин за журналами «Наука» и «Небо и телескопы». Она бы покупала на кооперативной овцеводческой ферме шерсть, пряла ее и вязала Брайану свитер с выбранным им рисунком. Титания пока не умела шить и вязать, но готова была посетить несколько уроков – в конце концов, это не ракетостроение. На холмах Уэльса будет прекрасный обзор неба.

В обладающей 24-дюймовым зеркальным телескопом обсерватории Повиса есть небольшой пост космической безопасности. Брайан и Титания подружатся с тамошними учеными, и Брайан сможет давать им советы и консультировать. Он известный и очень уважаемый астроном. А школьных экскурсий пенсионеру можно с легкостью избежать.

Титания увидела, что прялка катится на нее, грохоча деревянными спицами, и взвизгнула, словно к ней приближалась блуждающая ракета, наводящаяся на тепло. Титания закричала:

– Давай, давай! Почему бы не разломать все мои милые вещицы! Ты просто хулиган!

– Нечего было заводить драчливую мебель, женщина! – завопил в ответ Брайан.

– Неудивительно, что Ева спятила и живет в комнате совсем без мебели! Это ты ее до такого довел!

К удивлению любовницы Брайан просочился между тесно стоящими вещами, снял с шезлонга пару коробок, лег и принялся всхлипывать.

Титания была ошеломлена такой пораженческой реакцией и воспользовалась слабиной:

– Прости, Брайан, но я не могу дальше так жить. Я хочу обустроиться в доме с предназначенными для жилья комнатами. Генри Торо, возможно, и был счастлив ютиться в хижине посреди леса – флаг ему в руки и барабан на шею, но я хочу поселиться в цивилизованном доме. В твоем доме.

Теперь она говорила умоляющим тоном. Романтический медовый месяц вдвоем в сообщающихся сараях давно закончился, и теперь Титания ждала, что они заживут как разумная пара в комфортных условиях.

– Ты же знаешь, что мы не можем поселиться в моем доме. Ева это не одобрит, – всхлипнул Брайан.

Титания почувствовала, будто в ее голове что-то щелкнуло – включилась остервенелая турбо-ревность.

– Мне надоело слушать о Еве, и я ненавижу сараи! Я больше ни минуты здесь не выдержу!

– Отлично, вот и отправляйся домой к Гаю гребаному Горилле! – заорал Брайан.

 – Ты же знаешь, я не могу пойти домой! – крикнула Титания. – Гай сдал наш дом вьетнамским фермерам-коноплеводам!

Она выбежала из сарая, промчалась по газону и ворвалась в дом.

Брайан вообразил, как Титания пробегает насквозь через дом, выскакивает на улицу и продолжает нестись по Боулинг-Грин-роуд, потом заворачивает за угол и мчится без оглядки по садам, переулкам, проселочным дорогам, вьющимся по холмам тропинкам все дальше и дальше, и дальше.

Брайан мечтал, чтобы Титания исчезла, просто исчезла.

Глава 61

Александр тихо вышел из террасированного домика матери на Джейн-стрит. Лучше ее не будить: мать бы спросила, куда он идет, а ему не хотелось ей говорить.

Он нервничал, оставляя детей на попечении бабушки – теперь она слишком ослабла, чтобы забирать их из школы, и, будучи человеком старой закалки, не проявляла сочувствия, если Томас кричал, увидев плохой сон, а Венера звала маму.

Александр крался по тротуару, а когда вышел за пределы слышимости, прибавил шагу. По прохладному ночному воздуху и слабому гнилостному запаху он чуял, что осень готовится вступить в свои права.

Улицы безмолвствовали, машины дремали вдоль бордюров.

У Александра было три мили на то, чтобы отрепетировать слова, которые он собирался сказать Еве об их отношениях. Хотя, пожалуй, сначала следует установить, а есть ли у них отношения…

Давным-давно, вернувшись из Чартерхауса с чужим аристократическим акцентом, над которым смеялась даже его мать, Александр проводил долгие часы в комнате со стареньким магнитофоном, пытаясь минимизировать свои протяжные гласные и расслабить челюсть. Он старался держаться подальше от местных уличных банд, Команды Нортенгерского аббатства и Парней из Мэнсфилд-парка. Александр задумался, представился бы мистер Дарси более или менее привлекательным глазам мисс Беннет, если бы прошелся по бальному залу с выглядывающей над поясом приспущенных мешковатых джинсов задницей с ярлыком от нижнего белья «Кельвин Кляйн»?

Александр слышал лишь собственные шаги, эхо которых отдавалось по улицам в неверном лунном свете.

Затем раздался шум приближающейся машины с несущимся из колонок на полную громкость гангстерским рэпом. Александр повернулся, чтобы посмотреть, как старенький бумер проезжает мимо. Четверо белых, коротко стриженные, накачанные. В багажнике – спортивные снаряды. Тачка остановилась прямо перед ним.

Александр подобрался и, надеясь казаться дружелюбным, поздоровался:

– Добрый вечер, ребята.

Водитель машины прогнусавил пассажиру на переднем сиденье:

– Окажи услугу, Роббо, достань из багажника ящик с инструментами, а?

Александру эти слова не понравились. Для защиты он располагал только своим армейским швейцарским ножом, но ко времени, когда отыщется подходящее лезвие…

– Что ж, засим желаю вам спокойной ночи, – сказал он. От страха его уличный акцент испарился, сменившись идеальным английским Чартерхауса.

Четверка рассмеялась, но невесело. По знаку водителя двое оставшихся пассажиров вслед за ним вылезли из машины.

– Милые косички, – похвалил заводила. – Давно их таскаешь?

– Семнадцать лет, – ответил Александр, прикидывая, сумеет ли убежать от хулиганов, хотя колени уже начинали подгибаться.

– Небось, враз полегчает, если их обрезать, а? Отхватить эти мерзкие грязные патлы, свисающие на спину.

Внезапно трое парней сбили Александра с ног, сноровисто, словно уже так делали. Один сел ему на грудь, двое других держали ноги.

Александр заставил себя расслабиться: он по опыту знал, что любое сопротивление приведет к избиению.

* * *

Он вошел в дом Евы, открыв дверь ключом, полученным из ее рук. Снял обувь и понес ее наверх вместе с отрезанными дредами.

Когда он добрался до площадки, Ева спросила:

– Кто там?

Александр тихо приблизился к ее комнате и отозвался:

– Я.

– Можешь включить свет? – попросила она.

– Нет, я хочу полежать рядом с тобой в темноте. Как раньше.

Ева подняла глаза на луну.

– Человек на луне что-то сделал со своим лицом.

– Ботокс, – предположил Александр.

Ева засмеялась, но Александр не поддался веселью.

Ева повернулась к нему и заметила, что дредов больше нет.

– Зачем ты подстригся?

– Это не я.

Ева обняла его.

Александр, одеревеневший от ярости, спросил:

– Что является самым важным человеческим качеством, которое на пользу всем людям? Даже ублюдкам, отчекрыжившим мне волосы.

Ева подумала над ответом, гладя Александра по голове, и наконец сказала:

– Доброта. Или это слишком просто?

– Нет, пусть будет просто доброта, я за.

* * *

Незадолго до рассвета он позволил Еве подровнять ему оставшиеся волосы. Когда она закончила, Александр вздохнул:

– Теперь я знаю, как чувствовал себя Самсон. Я уже не такой как прежде, Ева. – На какое-то время он задумался о том, что для него важно, а затем добавил: – Все мы – дураки, гении, попрошайки, отличники… Всем нам нужно любить, и чтобы любили нас. А когда любовь взаимна – аллилуйя! Если человеку удается прожить жизнь, избежав унижения, он благословенен. Я так не смог – меня унизили те, кого я даже не знаю. В дредах заключался весь я. С ними я мог  противостоять лицом к лицу чему угодно. Они являлись визуальным символом моей гордости за нашу историю. И, знаешь, когда дети были маленькими, они часто качались на моих дредах. Мыть и переплетать их я разрешал только жене, но мог бы позволить и тебе. Думая о старости, я всегда представлял себя с белыми дредами, длинными белыми дредами. На пляже в Тобаго. Закат, словно на картинке в туристическом буклете. Ты в отеле, смываешь с волос песок и конфетти. Ева, пожалуйста, вставай с постели, ты нужна мне.

Из всех его соблазнительных слов – Тобаго, пляж, закат, конфетти – Ева уловила лишь одно, прозвучавшее для нее диссонансом: «нужна».

– Глупо во мне нуждаться, Алекс, – сказала она. – Я подведу тебя, поэтому будет лучше, если я устранюсь из твоей жизни.

Александр рассердился:

– Ради чего ты могла бы вылезти из постели? Ради спасения детей? На похороны матери? А может, ради чертовой сумочки от «Шанель»?

Александр не стал ждать, пока Ева увидит его слезы. Он знал ее отношение к плаксам, поэтому спустился и до рассвета сидел в саду.

* * *

Когда он уходил, готовясь к долгой дороге домой, Руби уже мыла крыльцо дезинфицирующим раствором. Увидев Александра, она радостно воскликнула:

– Новая прическа! Так вам очень, очень идет, Александр.

– Стрижка позднего лета, – тихо ответил он.

Руби смотрела вслед удаляющейся фигуре.

Александр больше не двигался легко и ловко. Со спины он выглядел сутулым мужчиной среднего возраста.

Руби хотела окликнуть приунывшего, сделать ему чашку особенно любимого им крепкого кофе. Но, решившись позвать, вдруг поняла, что никак не может вспомнить его имени.

* * *

На рассвете Ева смотрела, как небо из грязно-серого становится молочно-голубым. Птицы пели душераздирающе весело и жизнеутверждающе.

«Надо бы мне последовать их примеру», – думала Ева.

Но она по-прежнему злилась на Александра. Онне имеет права в чем-то нуждаться. Именно она нуждается в поддержке, воде и пище. Иногда ей приходилось пить воду из-под крана в санузле. График присмотра за ней сбился, так как провалы в памяти Руби становились все масштабнее.

Но на что Еве жаловаться? Ведь ей достаточно просто встать с кровати.