Текст книги "Женщина, которая легла в постель на год"

Автор книги: Сью Таунсенд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Глава 45

Назавтра спозаранку явился Барри Вутон с женщиной, которую представил Ивонн как «новую знакомую».

Ивонн, чья «смена» выпала на утро, проводила парочку наверх в комнату Евы, болтая на ходу. Словно служанка в костюмной драме, она объявила от двери:

– Мистер Барри Вутон и мисс Ангелика Хедж.

Ева села в кровати и обратилась к Барри:

– Значит, вы по-прежнему в этом мире?

Барри рассмеялся:

– Ага, благодаря вам.

Ева посмотрела на мисс Хедж, ожидая, что гостью представят как подобает.

– Ей нравится, когда ее зовут Ангел, – не заставил себя ждать Барри. – Она ловила такси на вокзале и сказала мне: «Выглядите очень веселым для февральского утра», а я ответил: «Ну, это все благодаря чудесной Еве Бобер», и тогда она захотела с вами познакомиться.

Ангелика была миниатюрной хрупкой девушкой со стрижкой, не требующей укладки. Обильный макияж не скрывал совиных черт ее лица. Она протянула Еве руку без маникюра и тонким голосом без акцента пролепетала:

– Для меня большая честь познакомиться с вами, миссис Бобер. Думаю, это настоящее чудо, что вы спасли Барри жизнь.

– Она святая, – подтвердил Барри.

Ангелика продолжила:

– Но берегитесь… Помнится, то ли Конфуций, то ли Платон говорил, что если спасти человеку жизнь, он станет вашим навеки.

– Ну, я бы не стал возражать, но не знаю, что скажет Ева, – развел руками Барри.

Ева слегка улыбнулась и, скромно вздохнув, позволила Ангелике пожать ей руку немного дольше, чем полагалось.

– Это ваша свекровь открыла нам дверь? – спросила Ангелика.

– Ивонн, – кивнула Ева.

– А сколько Ивонн лет?

– Лет? Точно не знаю. Семьдесят пять-семьдесят шесть?

– Она живет здесь?

– Нет, приходит три-четыре раза в неделю.

– А ваши дети уже взрослые?

– Им по семнадцать, – сообщила Ева, про себя недоумевая, почему эту девушку так интересует, сколько всем лет. Неужели она аутистка и зациклена на числах?

– А вам, сколько лет вам?

«Точно аутистка», – решила Ева, а вслух спросила:

– А сколько дадите?

– Никогда не умела определять возраст людей в летах. Вы можете быть моложавой шестидесятилетней дамой или сорокалетней женщиной, выглядящей старше своего возраста. Трудно угадать, тем более сейчас, когда существует ботокс.

– Ну, мне пятьдесят, и я выгляжу на свой возраст.

– И как давно вы здесь живете?

– Двадцать шесть лет, – не стала скрывать Ева, думая: «Это будет утомительно».

– Барри сказал, что вы прикованы к постели. Это так ужасно.

– Нет, я не прикована к постели, и в этом нет ничего ужасного.

– Вы такая храбрая! А вашего мужа зовут Брайан?

– Да.

– А сколько ему лет?

– Пятьдесят пять.

В комнату вошла Ивонн и спросила:

– Не хотят ли твои гости освежиться, Ева? У нас есть чай, кофе, горячий шоколад и, конечно же, всякие прохладительные напитки. Думаю, я могла бы по-быстрому сообразить какие-нибудь легкие закуски.

Ева едва не спрыгнула с кровати, чтобы придушить Ивонн и сбросить ее с лестницы, так велика была охватившая ее ярость. «Я никогда не нравилась свекрови, и вот оно, очередное доказательство!» – думала она.

Барри и его подруга благодарно повернулись к Ивонн и хором сказали:

– Горячий шоколад.

От такого единодушия они засмеялись, Барри усадил Ангелику на испачканный супом стул, сам примостился на подлокотнике, и оба уставились на Еву. Та откинулась на подушки. Ивонн неспешно спускалась с лестницы, не подозревая, что Ева считает секунды до того момента, как незваные гости окажутся по другую сторону входной двери.

Потом приключились тридцать пять томительных минут, начавшихся с того, что Ивонн протянула Барри и Ангелике чашки с обжигающе-горячим шоколадом, а гости тут же выронили их, едва прикоснувшись к раскаленному фарфору.

Коричневая лава расплескалась по ногам Барри и полилась на белые доски пола. Нейлоновые носки гостя мигом впитали обжигающую жидкость, и Барри завопил от боли. Ивонн засуетилась, пытаясь остановить поток захватывающего пол шоколада пригоршней туалетной бумаги, принесенной из санузла.

– Холодная вода! Опустите ноги в холодную воду! – кричала Ева, но никто ее не слушал.

Перекрикивая стоны Барри и попискивание Ангелики, Ивонн ярилась на Еву:

– Не виноватая я, в этой комнате вообще не на что поставить хоть что-нибудь! Зачем тебе понадобилось избавляться от мебели?

Ева попыталась остудить обличительный пыл, с улыбкой сказав:

– Подсказочка, Ивонн: когда снова соберетесь давать кому-то в руки фарфоровые чашки с кипятком, предварительно обеспечьте этих несчастных асбестовыми перчатками.

– Подсказочка, Ева? – завопила Ивонн. – Я тебе тоже подскажу! Лентяйкам, которые прохлаждаются в постели, целыми днями пялясь на собственный пупок, не стоит насмехаться над теми, кто ходит и занимается настоящими делами! Лучше бы я осталась дома. Сегодня даже не моя очередь присматривать за тобой! Сегодня черед Руби! Но угадай, что приключилось? У твоей матери опять весьма кстати «разыгралась мигрень». А я, между прочим, жду посылку с Амазона! Там книга Алана Титчмарша «Когда я был мальчуганом», причем удалось разыскать первое издание с автографом! Теперь у меня будут все книги Алана. Я оставила в дверях записку курьеру, чтобы он положил посылку в угольную яму – но ведь вполне может оказаться, что рассыльный не умеет читать по-английски!

– А что такое угольная яма? – встряла Ангелика.

– Такая яма, куда кладут уголь, – недружелюбно пояснила Ивонн.

– А вам разве не хочется спросить, сколько угольной яме лет? – съязвила Ева.

– И сколько же?

– В этом году исполнится шестьдесят.

Последовали несколько минут суеты: кто-то подтирал пол, кто-то снимал одежду и умащал обожженную кожу мазью, извлеченной Ивонн из огромной сумки. Пока Ивонн искала ночную рубашку достаточно большого размера, чтобы налезла на Барри, и застирывала носки и брюки пострадавшего, Ангелика принялась с ним беседовать, начав с сакрального:

– Сколько тебе лет, Барри?

– Тридцать шесть, – ответил он. – И не говори, что я выгляжу старше – я и сам знаю. Все дело в работе по ночам. А спать днем  не получается. С одной стороны наяривает «Massive Attack», а с другой – что-то из классики. Я просил соседей сделать потише, но они оба сволочи. Этажом выше живет кто-то на высоких каблуках, а подо мной обитает постоянно гавкающий пес. Никогда не переезжайте в новостройки. Неудивительно, что я вконец отчаялся. Наверное, не постучись я к Еве, и лежала бы сейчас моя голова в целлофановом пакете из супермаркета, верно, Ева?

– Возможно, – тихо отозвалась Ева.

– Говорю тебе, эта женщина – святая. Кто еще из знакомых тебе людей откроет дверь безнадежному никчемушнику, каким был тогда я?

– Самаритяне? – пробормотала себе под нос Ева.

– Хорошо просто знать, что в этом мире существует неравнодушный человек, который вместо того, чтобы сладко спать, готов побеседовать ночью с незнакомцем.

Ева шепотом объяснила Ангелике:

– У меня не было выбора. Он вломился в дом силой.

– А во сколько это случилось? – уточнила Ангелика.

– В двадцать семь минут четвертого утра, – ответил Барри.

– И что вы почувствовали, когда отчаявшийся незнакомец ворвался в вашу спальню? Тревогу, испуг, возмущение?

– Ну, определенно, я была удивлена.

– Она заслуживает медали или чего-то подобного.

– Значит, вы относите себя к сердобольным женщинам?

Ева на секунду задумалась:

– Не совсем.

Каждый нерв ее тела натянулся от раздражения. Ева ощутила, как гнев ворочается внутри, словно пробуждающийся от спячки медведь. Она попыталась отвлечься от реальности и переключиться на что-то другое. Вообразила, будто прогуливается по пляжу греческого острова. Слева искрится Эгейское море, а всего в нескольких шагах справа раскинулась арендованная роскошная вилла. Но спустя несколько секунд Ева сдалась и вернулась в спальню, к своим мучителям.

Барри продолжал нудить:

– Я много с кем подружился по компьютеру. С людьми, навроде меня, которым тоже хочется покончить с собой. Отличные ребята, мы здорово развлеклись.

– Я часто чувствую, что жизнь не стоит того, чтобы жить, – поддержала его Ангелика. – У тебя есть адрес в интернете?

Барри порылся в кармане пиджака и вытащил небольшой красный блокнот. Открыв на чистой страничке, он старательно написал адрес:

– Вот – англсуицидклуб точка орг, – затем повернулся к Еве и спросил: – А Брайан-младший дома? Я хотел сказать ему отдельное спасибо за помощь и все такое. Не возражаете, если я поделюсь вашими координатами с моими новыми друзьями?

– Барри, нет! – простонала Ева.

– Вы слишком скромная, Ева, люди должны узнать, какая вы героическая женщина, – возразил он. – Нечего вам прятать свой свет под чем бы там ни было.

– Ивонн! – закричала Ева.

Свекровь долго-долго черепашьим шагом поднималась по лестнице и наконец вошла в спальню.

– Ивонн, Барри и его подруга уходят. Не вернете ли ему одежду?

– Она еще не высохла, – возразила Ивонн. – Я только сейчас закинула ее в сушилку. Если Барри наденет мокрое, у него будет воспаление легких.

Из последних сил стараясь говорить спокойно, Ева сказала:

– Это миф, увековеченный пенсионерами старшего возраста. Нельзя подхватить пневмонию только из-за того, что надел влажные носки и брюки. Будь так на самом деле, все мои одноклассники повально заболевали бы после того, как пошлепают по лужам. – Гнев начал прорываться на волю. – Я полдетства провела во влажной, а то и в мокрой одежде. Габардиновый плащ вовсе не водонепроницаем во время снежной бури или ливня. Я спала в комнате с тазиком в углу, потому что хренова крыша протекала. Так что, Барри, спускайтесь-ка вместе с Ивонн и Ангеликой, надевайте свою влажную одежду и уходите!

Барри был близок к тому, чтобы разрыдаться – он-то думал, что Ева его друг. Потрясение оказалось сильным.

Ангелика выключила лежащий в нагрудном кармане толстовки маленький диктофон фирмы «Сони».

Ивонн обратилась к невестке:

– Давненько мы не видели мистера Гнева, а, Ева? И в этот раз явлению мистера Гнева нет оправдания. Я давно счет потеряла родственникам, друзьям и знакомым, которые заболели воспалением легких лишь из-за того, что недостаточно просушивали свою одежду!

– И именно из-за этого мифа нам приходилось мириться с гребаным бельем, которое постоянно висело по всему дому! – сорвалась на крик Ева. – В понедельник стирка, во вторник сушка перед камином, в среду сборка, в четверг глажка, а в пятницу и субботу окончательная просушка. Только в воскресенье белье наконец-то убирали в шкаф, а в понедельник начинали все по новой! И каждый гребаный день мы с матерью мучились. Жили словно в китайской прачечной!

– Ладно, мне все равно пора возвращаться к работе, – подала голос Ангелика.

– Я тебя подброшу, – печально предложил Барри.

– До свидания, Ева, возможно, некоторое время мы не увидимся, – сухо сказала Ивонн. – Твои слова сильно меня обидели. Да что там, я оскорблена до глубины души.

– Барри, вы чудесно выглядите, совсем другой человек, – опомнилась Ева. – Простите, я вела себя как свинья. Если будете проезжать мимо и заметите меня у окна, помашите мне, пожалуйста. Я буду рада видеть свет ваших фар в темноте – как доказательство, что вы все еще живы.

– Вы замечательная женщина, Ева, – рязмяк Барри. – Я хочу купить вам подарок. Что вы любите?

– Все что угодно. Все, что бы вы ни выбрали, Барри, я приму с благодарностью.

* * *

Ева смотрела, как отъезжают Барри и Ангелика.

Через несколько минут из дома вышла и Ивонн.

Ева смутилась, увидев, как тяжело хромает свекровь. Ивонн надела вязаный берет с помпоном задом наперед, и Ева подумала было открыть окно и указать пожилой даме на эту оплошность, но побоялась, как бы та не сочла, будто невестка над ней издевается.

* * *

Когда прошло три дня, а Ивонн ни разу к ним не заглянула, Брайан пошел проверить, в чем причина.

Он вернулся обеспокоенным и сообщил:

– Мама помешалась на Алане Титчмарше. Угрожает сделать его своим наследником. – Затем добавил: – Она была совсем ненакрашена, и сначала я ее даже не узнал. – Брайан грустно подытожил: – Похоже, и она выживает из ума.

Глава 46

На следующий день, когда Брайан был на работе, миссис Хордерн вошла в его кабинет и сообщила:

– Ваша жена на первой полосе «Меркьюри».

Брайан схватил местную газету и увидел на первой странице снятую широкоугольным объективом расплывчатую фотографию сидящей в кровати Евы. Заголовок гласил «МУЖЧИНУ СПАСЛА “СВЯТАЯ”».

Брайан перелистнул на третью страницу и прочитал:

"Местная жительница Ева Бобер (50) с Боулинг-Грин-роуд, Лестер, по словам собиравшегося покончить с собой водителя такси Барри Вутона (36), обладает неким «уникальным даром».

«Она спасла мне жизнь, – заявил дородный таксист (см. фото вверху справа). – Она святая»".

На странице располагался нечеткий черно-белый снимок Барри, похожего на разъевшегося Буку-Грязнулю.

С растущим скептицизмом Брайан продолжил чтение:

«В пятницу вечером я был в отчаянии, – рассказал Барри журналистке «Меркьюри» Ангелике Хедж в своей чисто прибранной квартире в Артур-корте, Гленфилд-эстейт. – Я впал в уныние и думал, что моя жизнь никчемна». На глазах Барри выступили слезы, пока он перечислял беды, которые ввергли его в столь отчаянное состояние. «Я переехал собственную собаку Синди, у меня отключили отопление, бандиты изрезали кожаные сидения в моем кэбе, и я истратил целое состояние на объявления в разделе знакомств, но жену так и не нашел». Затем Барри поведал, как его «потянуло» к дому миссис Бобер. «Она прикована к постели, и я часто видел, как она ранним утром сидит у окна. Я уже ехал к железной дороге, чтобы положить голову на рельсы, когда почувствовал, как что-то буквально тянет меня к ее дому. Время было полчетвертого утра, но я позвонил в дверь».

Из дальнейшего Брайан узнал, что его самодурка-жена «ангел», «спасительница», «чудотворица» и «святая». А он сам, Брайан Бобер, «семидесятипятилетний физик-ядерщик», и у них «восемнадцатилетние тройняшки, Поппи, Брианна и Брайан-младший». Брайан сразу же сел за свой стол и написал электронное письмо главному редактору газеты.

« Сэр,

Я желаю выразить свое негодование по поводу вашей статьи на первой полосе о моей жене, Еве Бобер. В ней слишком много ложных и неточных данных, например, я не физик-ядерщик. Я работаю в сфере астрономии, и мне пятьдесят пять. В моей профессии существует обязательный возраст выхода на пенсию, и мне ни в коем разе не позволили бы работать в семьдесят пять. Также я не являюсь отцом тройняшек. Упомянутая в статье Поппи просто гостит у нас и не относится к моим потомкам. Далее, моя жена совершенно точно не «ангел», не «спасительница», не «чудотворица» и не «святая», равно как и не «прикована к постели». Она решила не покидать кровать по личным причинам.

В надлежащее время с вами свяжутся мои адвокаты.

С уважением,

Доктор Брайан Бобер, бакалавр естественных наук, магистр естественных наук, доктор философии Оксфордского университета».

Нажав кнопку «Отправить», Брайан тут же сорвался с места и поспешил по коридору, чтобы показать газету Титании. Та непрерывно смеялась, пока читала статью, и чуть не зашлась в легкой истерике, дойдя до пассажа о возрасте Брайана.

Когда Брайан сообщил, что отправил письмо главному редактору газеты, Титания воскликнула:

– Дурак! Теперь это понесется как снежный ком.

Один из юных интернов Титании, Джек Бокс, вставил:

– Это уже в твиттере. Хэштег – «ЖенщинаВКровати». Хотите почитать?

Брайан и Титания никогда прежде не писали в твиттере, равно как и не читали его.

Пальцы Джека Бокса забегали по клавиатуре.

– За последний час уже три твита, – сообщил он.

Брайан приник к экрану:

«Ева Бобер святая? Вот уж не думаю, она – шлак и отстой».

«Мне нужна твоя помощь, Ева, я хочу убить себя, где ты?»

«Умри! Брайн Бобьер! Зчм ты исчо жыв в 75! йадырнайа енергейа убъет нас фсех! и изуродываит нашых дитей!!!»

– Ненавижу интернет, Тит, – вздохнул Брайан. – А Ева переживает? Нет, ей плевать на мои страдания.

Он продолжил любопытствовать:

«#ЖенщинаВКровати, ты это читаешь? Хотел бы я оказаться в кровати с тобой на пару. Выглядишь спортивно».

Внезапно на экране высветилось сообщение: «Появился 1 новый твит».

Джек Бокс кликнул мышью, открыв запись от GreenMan2478:

«#ЖенщинаВКровати, я понимаю твою жажду восстановить духовность. Помни, мы все сделаны из звезд, но ты покрыта звездной пылью. Удачи, сестра!»

– Звездная пыль, черт побери, – проворчал Брайан. – Если бы Ева была покрыта нелетучими остатками сверхновой, долго бы она не протянула.

* * *

К десяти вечера твитов набралось уже сто пятьдесят семь, а к шести утра следующего дня их число увеличилось втрое.

Один твиттерянин задал простой вопрос: «А почему она в кровати?», и ответы на него посыпались из разных уголков Земли.

Глава 47

На следующий день, в пятницу, на пороге нарисовались двое: съемочная группа с регионального канала, изъявившая желание взять у Евы интервью.

Открывшая дверь Руби сориентировалась и сказала:

– Я ее мать, Руби Сорокинс. – Она сразу же узнала корреспондента. – А вы Дерек Плимсолл. Я ваша большая поклонница, каждый вечер любуюсь вами в новостях.

Это было правдой – Руби на самом деле являлась верной и восторженной почитательницей маститого телевизионщика. Когда-то Дерек был красив, стремителен и обаятелен и смешно шутил в конце шестичасового новостного блока. Текли годы, и Руби день за днем смотрела, как в его черные волосы прокрадывается седина, а тело раздается, но обозреватель по-прежнему носил милые приталенные костюмы пастельных тонов и пестрые галстуки. Во время интервью с политиками он вел себя очень уважительно. И никогда не злился, если собеседники увиливали от вопроса – не то что инквизиторствующий Джереми Паксман. Дерек походил на старого приятеля, и иногда, когда он говорил «Спокойной ночи, Ист-Мидлендс, до завтра», Руби кивала телевизору со словами: «Да, до завтра, Дерек».

Спутница корреспондента, несущая камеру на штативе, представилась:

– А я Джо.

Девушка сходу не понравилась Руби. В ее глазах новоприбывшая была из тех причудниц, вроде Поппи, что красились ярко-красной помадой и носили тяжелые ботинки. Руби совершенно не понимала современной молодежи.

Она пригласила визитеров в кухню и извинилась за несуществующий беспорядок.

Дерек сморщил загорелый нос и поинтересовался:

– Чем это так восхитительно пахнет?

– Пеку пирог, – с готовностью ответила Руби.

– Пирог! – радостно изумился Дерек, погрозил Руби пухлым пальцем и спросил: – Уверены, что у вас в духовке не кекс?

Старуха залилась смехом и прикрыла лицо руками:

– Чтобы у меня да в духовке секс? – Она привзвизгнула: – Мне семьдесят девять лет! Уже и матку вырезали!

– Готов поспорить, в свои молодые годы вы были страшной кокеткой, Руби, – галантно сказал Дерек. – О, всего одна мысль о вас, дорогая, и я уже возбуждаюсь.

Джо закатила глаза и тоже обратилась к Руби:

– Вот видите, с чем мне приходится мириться? С этим жутко старомодным пошлым надоедой!

– Мы с вами оба – люди старой формации, да, Руби? – отмахнулся от нападки Дерек. – Раньше ох как классно было обмениваться шуточками с сексуальным подтекстом без риска попасть в лапы полиции нравов.

– Нынче я вообще боюсь рот открыть, – подхватила Руби. – Такое впечатление, будто каждой фразой я кого-то оскорбляю. Ума не приложу, как теперь называть темнокожих.

– Темнокожими, – решительно сказала Джо. – Называйте темнокожих темнокожими.

– Не-е, мы ж цветные, а? – изобразил карибский акцент Дерек.

Пока Руби разливала чай, Дерек восторгался сервизом, восклицая:

– Чайник, молочник, сахарница, фарфоровые чашки и креманки! А серебряные ложки с апостолами!..

Руби была рада, что сюда наконец-то заглянул человек, умеющий ценить милые мелочи жизни.

Джо встала за камерой и настроила объектив. Пробормотала Дереку: «Освещение хорошее» и включила запись.

– Могу ли я задать вам несколько вопросов о вашей дочери? – спросил у Руби Дерек.

– Конечно, – кивнула польщенная Руби. Ей всегда хотелось попасть на телевидение.

Дерек указал на напарницу и объяснил:

– Джо проденет вам микрофон под одеждой, так что смотрите в оба – она играет за другую команду.

Руби недоуменно посмотрела на телевизионщика.

– Он пытается сказать, что я лесбиянка, и намекает, что я могу проявить к вам сексуальный интерес, – перевела Джо.

Руби слегка испугалась.

– Все нормально, Руби, – успокоил поклонницу Дерек. – У нашей Джо есть, как они это называют, «однополый партнер на всю жизнь», сейчас она не в поиске.

Руби накрасила губы ярко-розовой помадой, Джо прикрепила ей на воротничок микрофон-пуговицу, и интервью началось.

– Нужно проверить звук, – предупредил Дерек. – Миссис Сорокинс, что вы ели на завтрак?

– Две чашки чая, хлопья, яйцо, бекон, колбаски, пудинг с патокой, поджаренный помидор, бобы, грибы и тост, – без запинки перечислила Руби.

* * *

Наверху Ева проснулась от беспокойного сна. Она убегала от Майкла Паркинсона.

Поборов сонливость, она занялась обычными делами: встряхнула одеяло, выровняла подушки и села у окна. Сразу бросился в глаза припаркованный напротив микроавтобус «мерседес» с кричащей надписью на боку «СЕГОДНЯ В ИСТ-МИДЛЕНДС», а из кухни донеслись чьи-то бубнящие голоса, среди которых различался тембр матери.

– Мама! – крикнула Ева.

Спустя секунду она услышала, как открылась кухонная дверь и в прихожей раздались шаги. Топот сопровождался ворчаньем Руби, которая громко кляла лестницу.

– Эти чертовы ступеньки станут моей погибелью!

Она ввалилась в комнату и грузно плюхнулась на стул.

– Почему бы тебе не купить лифт? – выдохнула Руби. – Я не могу ходить туда-сюда по пять-шесть раз на дню.

– Кто там внизу? – поинтересовалась Ева.

– Дерек Плимсолл с лесбиянкой.

Ева недоумевающее посмотрела на мать.

– Дерек Плимсолл. Ты его знаешь. Его по телику показывают, в новостях. В конце выпуска он всегда шутит и собирает бумаги.

Ева кивнула.

– В общем, там он и какая-то лесбиянка. Я только что дала им интервью, – Руби потрогала прицепленный к воротничку микрофон.

– Неужели ты выиграла в лотерею аккумулятор?

– Нет, мы говорили о тебе.

– Обо мне?! – изумилась Ева.

– Ну да, о тебе, – кивнула Руби. – Дерек Плимсолл читает «Меркьюри», как и все в графстве. Вот и захотел взять у тебя, по его собственным словам, «расширенное интервью для спецвыпуска».

Ева встала в кровати и затопала по матрасу с криком:

– Категорическое нет! Я лучше собственную блевотину слопаю! Иди вниз и скажи им, что я против.

– А волшебное слово?

– Пожалуйста! – заорала Ева.

Руби не привыкла, чтобы дочь на нее кричала, и всхлипнула:

– Я-то думала, ты обрадуешься. Это же телевидение, Ева. Значит, ты действительно особенная. Я не могу спуститься и сказать Дереку, что ты отказываешься от интервью. Он очень расстроится, возможно, его сердце даже будет разбито.

– Ничего, он справится, – махнула рукой Ева.

Руби тяжело встала со стула и, бормоча, зашлепала вниз по лестнице.

* * *

Вернувшись на кухню, Руби громким шепотом сообщила Дереку:

– Говорит, что нет, она отказывается, и для нее проще съесть собственную рвоту. – Повернувшись к Джо, старуха добавила: – У нас одно время была собака, которая так делала… омерзительно! Я ужасно обрадовалась, когда псина сдохла.

Улыбка Дерека померкла.

– Руби, я не могу уйти восвояси, не побеседовав с Евой. Я весьма опытный и уважаемый журналист. У меня есть профессиональная гордость. Поэтому, мэм, не соблаговолите ли снова сходить наверх и сообщить вашей дочери, что я брал интервью у каждой знаменитости, попадавшей в Ист-Мидлендс. Я вел бой с тенью с Мохаммедом Али, задавал Нельсону Манделе откровенные вопросы о его прошлой террористической деятельности и, да упокой Господь ее душу, флиртовал с принцессой Дианой. – Он наклонился и доверительно шепнул Руби на ухо: – И, клянусь Богом, она заигрывала со мной в ответ. Я чувствовал, что будь она без свиты, и мы бы выпили вместе, а потом… кто знает, что могло бы случиться? Я был готов, она была готова… – Он замолчал и похотливо подмигнул Руби.

Та восторженно вступила в сговор. Заговорщицки кивнула и отправилась обратно.

* * *

Ева нетерпеливо ждала отъезда микроавтобуса, но услышала только мать, болтающую с лестницей:

– Хорошо тебе, лесенка,  стоишь себе и стоишь, а мне приходится по тебе вверх-вниз карабкаться. Да, знаю, ты поскрипываешь, но ты хотя бы деревянная. А когда поскрипываю я – скрипят мои живые косточки, и жуть до чего больно.

Еву это не удивило. Мать постоянно разговаривала с предметами обихода. Только вчера Ева стала свидетельницей тому, как Руби упрашивала: «Ну же, утюг, побереги пар, мне еще три Евиных ночнушки надо прогладить».

Руби оперлась о косяк, силясь восстановить дыхание.

Ева стояла на кровати, глядя на мать сверху вниз.

– Ну? – поинтересовалась она. – Почему они еще здесь?

– Ты не можешь сказать «нет» Дереку Плимсоллу! – прохрипела Руби. – Он брал интервью у принцессы Дианы, когда голубушка еще была жива!

* * *

Джо просматривала на экране камеры интервью с Руби. Ярко-алая помада создавала впечатление, будто изо рта старухи течет кровь.

Руби говорила:

– Ева всегда была немного странной. Не один год мы думали, что у нее с головой не в порядке. Представляете, она разыгрывала пьесы в саду, используя игрушечного кролика для немых ролей. Могла целый день так дурачиться, а я только изредка выходила посмотреть, что она там делает. Брала с собой вязание, чтобы время с пользой скоротать. Кстати, кролик играл из рук вон плохо.

Джо обратилась к Дереку:

– Нельзя использовать общие планы. Старуха так расставила ноги, что видны ее огромные трусы.

Джо была уже до чертиков сыта. Любовь к Киноправде сподвигла ее на изучение кинематографии в Голдсмите, но Джо надеялась работать с Майком Ли и импровизирующими профессиональными актерами, а не с простыми людьми. Перед камерой «уличные» безнадежно мямлили и без конца скатывались на клише вроде: «такой кошмар», «мы были в шоке», «я еще не до конца осознал произошедшее» и – затасканное до дыр – «я на седьмом небе».

Через пять минут, когда Ева так и не спустилась, Дерек сказал:

– Хватит зря терять время, я иду наверх. Давай, за мной!

Дерек слегка нервничал в предвкушении того, что его ждет наверху. В прошлом он пережил несколько неприятных неожиданностей, например, когда спросил у стотрехлетнего мужчины, в чем секрет его долголетия, а тот выкрикнул: «Дрочка!». Медленно поднимаясь по лестнице, журналист насвистывал бодрящий мотивчик из «Изгоняющего дьявола».

– Мы катаемся по тонкому льду, Дерек, – предупредила Джо, плетясь следом и снимая на ходу.

Одолев все ступеньки, Дерек прошипел Руби, стоящей в дверном проеме:

– Уйдите с дороги, вы заслоняете кадр!

И протиснулся мимо нее, отчего Руби пошатнулась.

– Милый кадр, как ты отталкиваешь с прохода старушку, Дерек, – прокомментировала Джо.

* * *

Ева увидела, как Дерек Плимсолл и незнакомка с камерой на плече заходят в ее комнату, и закричала:

– Мама, не пускай их сюда! Закрой дверь!

Руби не знала, что делать. Джо тоже растерялась: ей не нравилось происходящее. Симпатичная женщина в видоискателе была очевидно напугана, но Джо прежде всего удивилась яркости абсолютно белой комнаты. Освещение было превосходным, и телевизионщица не считала возможным выключать камеру, пока сюжет не завершен, а потому настроила баланс белого и продолжила снимать.

Ева спряталась под одеяло с криком:

– Мама! Мама! Звони Александру! Его номер в записной книжке!

Джо умудрилась на пару секунд запечатлеть лицо жертвы, прежде чем та накрылась с головой.

В кадр вошел Дерек и объявил:

– Я в спальне женщины по имени Ева Бобер – или, как называют ее десятки тысяч людей, Святая из пригорода. Меня пригласила в дом мать Евы, миссис Сорокинс, но сама святая – стеснительная и нервная особа, и она попросила, чтобы ее лицо не снимали. Программа «Сегодня в Ист-Мидлендс» с уважением отнеслась к ее просьбе. Итак, вот этот бугор на кровати и есть Ева.

Видоискатель Джо нацелился на холмик под белым одеялом.

Ева завопила из-под укрытия:

– Мама, ты еще здесь?

– Да, но я еще не отдышалась после подъема, – отозвалась Руби, плюхаясь на стул. – Весь день прыгала туда-сюда по лесенке, как чертов кузнечик. В мои-то семьдесят девять я уже слишком стара для такого переполоха. И еще у меня внизу пирог в духовке, за которым нужно следить.

– Миссис Сорокинс, мы тут снимать пытаемся! – закричал Дерек. – Прошу вас, ничего не говорите, не свистите и не пойте!

Руби встала со стула и заявила:

– Не буду я здесь сидеть, коли меня не желают видеть.

Она вышла из комнаты прислонилась к перилам и тяжело обмякла, пока не почувствовала в себе силы спуститься на кухню, где принялась искать записную книжку Евы. Первым там значился номер Александра, записанный его собственным почерком. Руби села за кухонный стол и с трудом нажала на кнопки телефона в правильной последовательности.

Александр сразу же ответил:

– Ева?

– Нет, Руби. Она просит, чтобы вы заглянули сюда. Здесь люди с телевидения, а Ева хочет, чтобы они оставили ее в покое.

– Что? Ей нужен вышибала?

– Да, она хочет, чтобы вы пришли и выгнали их отсюда, – проворчала Руби, выходя за рамки указаний Евы.

– А почему я? Я ведь не уличный боец.

– Да, но темнокожих ведь больше боятся, верно?

Александр хмыкнул в трубку.

– Буду через пять минут. Принесу свои смертоносные кисточки для рисования, хм?

– Вот и ладненько, потому что мне уже до чертиков опротивела вся эта грызня. Я иду домой.

Руби аккуратно поставила телефон на базу, надела шляпу и пальто, взяла из-за кухонной двери свою авоську и вышла в холодный полдень.

* * *

Между тем Ева заставила Джо выключить камеру и теперь сидела в постели со сложенными на груди руками, похожая – по мнению Дерека – на современную Жанну д’Арк.

Дерек увещевал:

– Ну что, вы поступите как разумная женщина и дадите мне интервью сами, или же мне сказать все, что заблагорассудится, за вас? Если так, боюсь, вам не понравится то, что я сочиню.

– Все, что я хочу вам сказать: вон из моего дома!

– Мне это не нравится, – нахмурилась Джо. – Ты угрожаешь интервьюируемой, Дерек, и мне придется сообщить об этом в управление персоналом.

– Все нормально, всегда можно вырезать сомнительные эпизоды во время монтажа.

– Но я не занимаюсь монтажом. Я просто непрерывно снимаю реальную картинку, как диктует Киноправда.

– Ты не была столь принципиальной, когда на прошлой неделе мы поймали на пороге безутешную вдову.

– Какую именно? На прошлой неделе было две безутешных вдовы.

– Ту, чей идиот-муж упал в промышленную тестомешалку.

– Я тогда с тяжелым сердцем поступилась своими убеждениями.

Дерек схватил Джо за плечи и прошипел:

– Зато тебе удался шикарный высокохудожественный финал, когда по ее лицу бежали бриллиантовые слезы – ты будто радугу поймала.