Текст книги "Женщина, которая легла в постель на год"

Автор книги: Сью Таунсенд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава 43

Снегопад парализовал всю страну. Транспорт сбился с графика, а услуги, включая доставку корреспонденции, осуществлялись хаотично.

В половине седьмого вечера неделю спустя после Рождества в почтовый ящик Боберов вместе с рекламными буклетами и счетами опустили открытку от Александра. Брайан вытащил почту и разложил ее на кухонном столе. На лицевой стороне карточки красовался нарисованный акварелью зимний пейзаж: Темза, Вестминстерский мост и Парламент.

Брайан перевернул открытку и прочел:

« Дорогая Ева,

Я с ума схожу в гостях у тещи: она настаивает, чтобы мы все просыпались в семь утра и ложились спать в девять вечера, лишь бы «сэкономить электроэнергию».

За время пребывания здесь я продал четыре картины. Хотя теща твердит, что «малевать краской по бумаге – не самое достойное занятие для мужчины». На следующей неделе вернемся в Лестер. Думаю о тебе каждый день».

Брайан взглянул на рисунок на открытке и фыркнул, как верблюд. По его мнению, изображение не слишком походило на Парламент. И с каких это пор Темза стала голубой и захлестнула набережную? Брайан считал импрессионизм бесспорным надувательством.

Он бросил послание в ящик кухонного стола, где хранились разные мелочи, и повернулся к подносу, который готовил для Евы. На нем стояла тарелка с бутербродами с сыром, яблоко, апельсин и полпачки овсяного печенья.

Брайан налил в термос чаю и отнес поднос наверх. Поставил рядом с Евой и сказал:

– До моего возвращения этого тебе хватит. Какого черта детям понадобилось ехать учиться в Лидс? У нас прямо за углом два прекрасных университета. Я вижу их, когда бреюсь!

* * *

В машине было тихо. Поппи изображала кающуюся грешницу.

Спустя несколько миль Брайан обратился к ней:

– Что-то ты сегодня до странности неразговорчива, Поппи.

– Все в порядке, я просто медитирую, – тихо отозвалась она. – Пытаюсь понять, кто я, Брайан. У меня давние проблемы с самоидентификацией.

Близнецы сдавленно захихикали. Брианна с заднего сидения подала голос:

– А я точно знаю, кто ты, Поппи. Хочешь, скажу?

– Нет, но спасибо за участие, Брианна, – кротко отказалась Поппи.

Брианна откинулась на спинку сиденья, наслаждаясь моментом.

– Я больше не могу выносить это напряжение, – наконец выдохнул Брайан-младший. – Мало того, что ты опасно водишь, папа, так еще и в каждом из нас проигрывается мучительный внутренний монолог. Пожалуйста, включи музыку.

– Я позволю тебе критиковать мою манеру вождения, только когда ты сам с десяток лет покрутишь баранку, сынок, – миролюбиво сказал Брайан. – И я по-прежнему надеюсь, что мы сможем забыть о прошедшем Рождестве и спокойно жить дальше. Почему бы нам не поболтать о чем-нибудь интересном? Я наметил несколько тем, хотите, перечислю?

Поппи ответила «Да», а близнецы хором протянули: «Нет».

– Ладно, как насчет безработицы среди молодежи? – забросил наживку Брайан.

Никто не клюнул.

– Евро?

Снова молчание.

– Хорошо, тогда кое-что для вас, молодые люди. Кто убьет быстрее – акула или лев?

– Акула. Примерно на пятнадцать секунд быстрее, – нашлась Брианна, а затем предложила: – А что насчет такой темы: как давно ты спишь с Титанией? Давай об этом поболтаем.

– Ты не мужчина, Брианна. Ты не поймешь.

Брайан-младший ровным голосом вмешался:

– Я мужчина, но тоже не понимаю.

– Ты еще мальчик, – усмехнулся Брайан. – И, подозреваю, останешься таковым до конца твоих дней.

– Поистине ужасное оскорбление, – заметил Брайан-младший, – особенно от человека, который до сих пор иногда носит кепку козырьком назад.

– Ага, и слушает хруст хлопьев после того, как зальет их молоком, напевая песенку из рекламы, – поддержала брата Брианна

Поппи с придыханием сказала:

– Я доселе не встречала такого зрелого мужчину как вы. Хотелось бы мне, чтобы вы были моим отцом, Брайан. – Она накрыла ладонью руку доктора Бобера, сжимающую рычаг переключения передач.

Брайан даже не попытался высвободиться. Переключая передачу, он двинул и ладошку Поппи вместе со своей рукой.

– Как ты мог предпочесть маме Титанию? – не унималась Брианна. – Мама все еще очень красивая. И добрая, и заинтересована в людях. А Титания выглядит как содержимое банки для анализов, и она вовсе не добрая, папа. Она втихомолку называет Александра «эскимошкой». Говорит, что снаружи он темно-коричневый и шоколадный, а внутри у него пломбир.

Брайан рассмеялся и сказал:

– Признай же, Брианна, что Алекс говорит и держится так, будто в своем Скарсборо на острове Тобаго был членом королевской семьи.

– Его усыновила английская пара, которая отправила его учиться в Чартерхаус! – вскипела Брианна. – После привилегированной школы он не может говорить и держаться по-другому!

Брайан пытался перестроиться в средний ряд, отчаянно моргая поворотником и держась на хвосте у едущего впереди автомобиля. Он перекричал шум мотора:

– Сдается мне, ты слишком горячо его защищаешь. Будто влюбилась.

– Не просто влюбилась. Я по-настоящему люблю Александра.

Брайан отвлекся от дорожной ситуации, и ему пришлось довольно сильно крутануть руль, чтобы выровнять колеса по полосе.

– Он старше тебя на тридцать два года, Брианна!

– Мне все равно, – сказала она.

– Тебе не будет все равно, когда придется подтирать его дряблую старческую задницу и класть его зубы в стаканчик у кровати. А он тебя любит, Брианна?

Брианна сквозь метель посмотрела в окно на габаритные огни идущей впереди машины.

– Нет, – прямо ответила она.

– Нет, – повторил Брайан, – потому что ты – потерявшая голову глупая девчонка. Ты же всего лишь ребенок.

Брайан-младший наклонился вперед, приблизившись губами почти вплотную к уху отца, и тихо прошипел:

– А ты – лицемер. Ты же на восемнадцать лет старше Титании.

Сопровождая слова отчаянной жестикуляцией, Брайан взревел:

– Думаешь, я этого не знаю? Я год за годом боялся, что она оставит меня ради кого-то помоложе!

Автомобиль завилял по дороге.

Поппи отдернула ладонь от Брайана и взвизгнула:

– Пожалуйста, возьмите руль обеими руками!

Брайан-младший сказал:

– Я хочу знать, когда именно ты разлюбил маму. Хочу знать, как долго ты врал всей нашей семье.

– Я не разлюбил вашу маму. Взрослая жизнь очень сложна. – После долгой паузы Брайан продолжил: – Нам стоило бы остановиться на обсуждении евро: бери или беги. Если начнем бередить старые раны, из этого не выйдет ничего хорошего.

– А мне нравится сдирать корку, – строптиво возразила Брианна. – Так приятно, когда болячка сходит и под ней виднеется новенькая кожа.

Брайан взорвался:

– Хорошо! Раз вы оба такие, мать вашу, взрослые! Так и быть, я вам расскажу, как сошелся с Титанией! Спрашивайте все, что угодно!

Близнецы молчали.

– Это было безумно романтично? – вмешалась Поппи. – Вы влюбились в нее с первого взгляда?

– Скорее это походило на медленное возгорание. Меня впечатлил ее ум и хватка прирожденного исследователя. Она словно терьер намертво вцеплялась в то, что считала правильным путем. Такой упертостью она не снискала себе популярности у коллег, но я всегда думал не как все.

Близнецы обменялись насмешливыми взглядами.

– Как у вас все случилось в первый раз? – задала второй вопрос Поппи.

Брайан улыбнулся в темноте.

– Однажды ночью в университетской библиотеке, среди стопок книг по философии…

– В библиотеке? – возмущенно переспросила Брианна. – Там же мама работала! Это ужасно!

– Сейчас бы мы уже не смогли это провернуть – везде понатыканы чертовы камеры наблюдения.

– И когда этомежду вами произошло? – захотел уточнить Брайан-младший.

– Примерно когда упал шаттл «Колумбия» [25]25
  Космический корабль «Колумбия» потерпел крушение 1 февраля 2003 года во время захода на посадку. На борту шатлла находились семь астронавтов. При взлете обшивка шаттла была повреждена куском отлетевшей теплоизоляционной пены величиной с портфель. Инженеры NASA, тщательно изучив снимки, пришли к выводу о безопасности продолжения полета. Но оказалось, что отлетевший кусок пены пробил дыру в передней кромке левого крыла орбитального аппарата, повредив тепловую защиту на нижней стороне крыла. При посадке в крыло просочился раскаленный газ, после чего корабль взорвался, и его обломки упали в восточном Техасе.


[Закрыть].

– То есть у тебя интрижка с Титанией аж с две тысячи третьего года?

– Та катастрофа с шаттлом сильно меня подкосила, сынок. Я был крайне уязвим. Ваша мать, казалось, не желала понять, какое горе я переживаю. Но Титания была рядом и тоже скорбела. Именно «Колумбия» сблизила нас. Друг в друге мы нашли необходимое утешение.

– Да, но ведь тебе не потребовалось целых восемь лет лишь для того, чтобы пережить боль от той космической катастрофы? – съязвил Брайан-младший.

Брайан повернулся к сыну.

– Ладно, – кивнул он. – Признаю. Между нами вспыхнула страсть и сработала физика. Я был непреодолимой силой, а Титания – абсолютно неподвижным объектом [26]26
  Намек на физический парадокс непреодолимой силы: «Что случится, когда непреодолимая сила встретит на своем пути абсолютно неподвижный объект?» Аналог парадокса о всемогуществе Бога: «Может ли Бог создать камень настолько тяжелый, что не сможет поднять его?»


[Закрыть].

Водитель опасно близкой к ним фуры нажал на клаксон. Брайан затормозил так резко, что Поппи тут же задумалась о травме спины и о возмещении ущерба из-за причинения вреда здоровью.

Когда все успокоились, Брайан-младший процедил:

– Итак, сначала мы узнали, что ты неверный муж, а теперь выяснилось, что ты к тому же банкрот по части разумности. Нелепая метафора, в который ты уподобил себя силе тяготения, могла прийти на ум лишь интеллектуальному пигмею. Твоя апелляция к популярной науке неуместна, а упрощенная до примитива логика так же опасна, как твоя манера вождения. Миллионы людей погибли из-за так называемых ученых вроде тебя.

– Давай жми, Бри, – подбодрила брата Брианна.

Последующий спор быстро разгорелся и перерос в яростную перепалку, достигнув ледяных вершин непонимания, пока наконец отец и сын не обнаружили, что оказались на плато науки, переключившись на обсуждение шестимерного пространства.

Поппи заскучала. Чтобы скоротать нескончаемое время (ради Бога, они доехали только до развязки, ведущей к аэропорту Ист-Мидлэндс!), она позволила себе погрузиться в фантазии, в которых стала малюткой-невестой доктора Бобера. У алтаря она бы выигрышно смотрелась в белом кружеве рядом с грузным бородатым женихом. Она заставила бы Брайана продать запущенный особняк вместе с Евой, расстаться с занудной Титанией и купить пентхаус в центре города. Поппи очаровала бы весь факультет, чтобы удовлетворить амбиции Брайана о работе профессором на полную ставку. Затем настояла бы, чтобы косматик потратил триста пятьдесят фунтов на стрижку волос и бороды у Никки Кларка. Приучив мужа носить повседневную одежду маститого ученого (вельветовые брюки, замшевые броги, мягкий твидовый пиджак и очки в роговой оправе), она стала бы его агентом, пристроила бы его на телевидение, и в конце концов они стали бы вращаться на равных в кругу знаменитостей. Ей всегда хотелось свести знакомство с Кэти Прайс и Далай-ламой. Конечно, она настоит, чтобы Брайан сделал вазэктомию. Станет брать с него деньги за секс, а позже – когда он совсем состарится или начнет выживать из ума – поместит мужа в дом престарелых. Хотя всегда есть возможность умерщвления из милосердия. В зале суда Поппи красовалась бы в траурном наряде и скромной черной шляпке с вуалеткой, сжимая в руках белый платочек и изредка промокая глаза. А когда председатель коллегии присяжных объявил бы: «Невиновна», она бы мило упала в обморок прямо на трибуне. В общем, когда автомобиль дополз до поворота на «Икею», Поппи успела охмурить, окрутить, охолостить и похоронить Брайана.

А бедняга ехал и ехал вперед, не ведая об уготованной ему судьбе.

Поппи вынырнула из раздумий и тут же перебила Брайана-младшего, который монотонно вещал о чем-то, чего Поппи не могла – да и не хотела – понять.

– Мне кажется очевидным, что ваш отец по уши влюбился в Титанию. Наверное, тогда она была очень красивой, правда, Брайан?

Брайан заколебался:

– Да нет, даже не симпатичной. И хорошенькой я бы ее тоже не назвал. Но она разделяла мою страсть к нашему общему делу. А Ева, когда я задерживался на работе допоздна, не проявляла не малейшего любопытства, чем я там занимался. Она едва глаза поднимала от своей треклятой вышивки. Казалось, замаячь конец света, она бы… шила, шила и шила.

– Все это вранье, вранье и вранье, папа, все эти годы, – покачала головой Брианна.

Поппи поерзала на сиденье, чтобы повернуться лицом к Брайану. Ее легкая шелковая юбка задралась, и доктор Бобер мельком увидел бледно-зеленые французские трусики.

Пару километров они ехали в тишине.

Потом Брайан сказал:

– Пришло время музыки.

Он нажал кнопку на магнитоле, и автомобиль наполнился композицией оркестра Нельсона Риддла. Для близнецов поездка и так была пыткой, но стала во много крат мучительней, когда заиграла песня «Ночные прохожие» и Брайан с Поппи начали подпевать Синатре. Брайан подвывал с псевдоамериканским акцентом, а фальцет Поппи безбожно не попадал в ноты.

Близнецы изобразили, что их тошнит, и заткнули уши звуконепроницаемыми наушниками. Проезжая знак поворота на Лидс, Брайан и Поппи любовно мурлыкали друг другу серенаду «Ты стала частью меня».

* * *

Едва лишь Брайан высадил их напротив Сентинел-тауэрс, близнецы ринулись к лифту, чтобы поскорее выставить рождественские подарки от родственников на интернет-аукцион. Подержанные айпэды были до смешного отсталыми от новейших технологий и не годились для продвинутых нужд Брайана-младшего и Брианны. Планшеты лежали на дне черного целлофанового пакета. Там же находился шарф, который Руби связала для внука, и автобиография Тони Блэра с надписью на первой странице «Брианне в день Светлого Рождества от бабушки Ивонн».

Но Поппи задержалась и попыталась с помощью взгляда передать Брайану, что считает его самым неотразимым мужчиной в мире и ей невыносима разлука с ним.

* * *

В половине четвертого утра Брайан-младший услышал, как открылась дверь в комнату Поппи и зашумела вода в душе.

Поппи фальшиво напевала:

– Я стала частью себя!

Брайан-младший разозлился. Он ударил кулаком в стену и испугался при мысли, что способен на самом деле убить Поппи.

В глубинах интернета Брайан-младший уже нашел способ, как заставить кого-то «исчезнуть» и остаться непойманным.

Глава 44

Сестра Спирс велела Еве снять ночную рубашку. Она хотела обследовать тело пациентки на предмет пролежней.

Ева как могла прикрыла свою наготу покрывалом.

– Я знала людей, умерших от декубитуса, миссис Бобер, – подбодрила медсестра. – Если за пролежнями не следить, они могут привести к некрозу, образованию язвы, а в финале и к ампутации. – Она приподняла лодыжки Евы и критическим взглядом изучила  пятки. Затем переместилась к ягодицам и закончила осмотр ощупыванием локтей. Сестра Спирс, по-видимому, слегка разочаровалась, не найдя никаких пролежней. – Наверное, вы пользуетесь хорошим защитным кремом.

– Нет, – сказала Ева, – но я знаю об опасности пролежней и поэтому не забываю двигаться и менять позы.

Когда пациентка оделась, медсестра измерила  ее давление и нахмурилась, увидев результат, хотя тот не выходил за рамки нормы. Затем вставила термометр в ухо Евы и снова нахмурилась, посмотрев на показатель. Убрав градусник, сестра Спирс спросила:

– Как поживает ваш кишечник?

– Мой в порядке, а ваш? – вежливо ответила Ева.

– Я рада, что вы способны на такую беззаботность, миссис Бобер, учитывая все обстоятельства. По словам вашей матери, ваш муж живет в пристройке с другой женщиной.

– В сарае.

– Ваша мать также рассказала, что когда вам необходимо воспользоваться уборной, вы сооружаете то, что сами называете «Белым путем», и считаете этот самый путь продолжением своей постели. Это правда?

– Да, правда. Белый путь и есть продолжение моей постели. Если я прострелю вам череп и он разлетится на куски, сестра Спирс, как правильнее рассматривать пулю: саму по себе или как продолжение пистолета? – Ева вспомнила этот пример из подслушанной однажды за завтраком дискуссии о квантовой физике между Брайаном и Брайаном-младшим. Спор закончился падением банки с вареньем из рук мужа на пол.

Сестра Спирс хмуро делала пометки в карте Евы.

– Я бы хотела прочесть, что вы там написали, – сказала Ева.

– Боюсь, эти заметки – конфиденциальная информация, – отрезала медсестра и отодвинула карту подальше от Евы.

– Вы ошибаетесь, сестра Спирс, – возразила Ева. – По закону пациент вправе читать свою карту.

– Я пришла к заключению, что вы недостаточно умственно здоровы, чтобы читать свою карту. Это может спровоцировать у вас психический срыв.

– Я физически и умственно здорова.

– Психически больные, как правило, считают себя полностью здоровыми.

– Значит, вы хоть так, хоть этак правы? – усмехнулась Ева.

– В этом вопросе мне послышался оттенок паранойи, – насторожилась сестра Спирс.

– Вы достаточно квалифицированы, чтобы диагностировать психические заболевания? – поинтересовалась Ева.

– У меня нет соответствующего образования, но хватает личного опыта. В моей семье был случай психической ненормальности, этого не нужно стыдиться, миссис Бобер.

Ева почувствовала холодок страха.

– И вы из своего личного опыта вывели, что я психически нездорова?

– Я отправлюсь в больницу и сообщу вашим врачам, что, по-моему, у вас своего рода нервный срыв. Опять же, миссис Бобер, не бойтесь. Подобными расстройствами страдали многие выдающиеся люди. Вспомните Черчилля, Алистера Кэмпбелла, Леса Денниса.

– Но с моей психикой все в порядке! – настаивала Ева.

– Медицина продвинулась далеко вперед с тех пор, как бедный мистер Черчилль страдал от депрессии и называл ее «черная собака, которая всегда со мной». Изобретены чудодейственные препараты, и всего через несколько недель вы снова станете собой. Сможете встать с постели и снова присоединиться ко всем нам.

– А я не хочу к вам присоединяться.

Сестра Спирс надела темно-синий дождевик и аккуратно протянула ремень через коричневую кожаную шлевку.

– Я непременно к вам еще зайду. До свидания, миссис Бобер.

 * * *

Пять минут спустя, услышав снизу голос матери и звук захлопнувшейся входной двери, Ева крикнула:

– Мама!

На подъем по лестнице у Руби ушло больше времени чем обычно, и, дойдя до кровати Евы, она тяжело дышала.

Ева не хотела расстраивать мать, но откровенный разговор уже назрел. Ева спросила:

– Значит, ты побеседовала с медсестрой?

– Да, – кивнула Руби. – Спирс рассказала о докторе Бриджесе. Представляешь, он уже три дня не ходит на работу – как-то повредил нос анимированным пинцетом.

– Автоматизированным, – исправила оговорку Ева. – И Спирс не следовало сплетничать о врачах.

– Ей не по вкусу этот чернокожий доктор, Проказзо, говорит, он натуральный лентяй. Ну, медики все такие и есть, а?

– Нет, они не такие.

– Я бы ни за что в мире не согласилась на  работу Спирс. На все эти тошнотворные вещи, что ей регулярно приходится делать. Она описала несколько самых запущенных случаев. Отвратительно,  какими только гадостями бедняжка не вынуждена заниматься.

– Ты насплетничала ей о Брайане и Титании, что они якобы живут в пристройке.

– Но я ведь не могла сказать, что они живут в сарае, разве нет?

– И зря ты проболталась о Белом пути.

– Но вседавным-давно знают о твоем Белом пути, – возразила Руби.

– Все?

– Ну, все, с кем я знакома. Сказать по правде, Ева, все думают, что это сумасбродство с твоей стороны.

– А ты, мама? Ты сама как думаешь? Что это сумасбродство?

Руби печально покачала головой и вздохнула:

– Я думаю, что никогда тебя толком не знала и никогда не узнаю. Никто из нас больше тебя не знает, дочка. Мы все хотим, чтобы к нам вернулась прежняя Ева.

– Прежняя Ева мне не нравилась. Она была несчастной трусихой.

– Тебе давно пора сменить обстановку. За четыре месяца, небось, наотдыхалась. Неужели тебе не хочется встать, принять душ, вымыть волосы этой твоей овощной штукой…

– Травяной, – поправила Ева.

– … одеться потеплее и пройтись со мной по магазинам? В парке уже появились подснежники. Я могла бы позаимствовать у Стэнли инвалидную коляску. Ты стала легкая как пушинка, мне будет легко тебя везти. Я присмотрю за тобой, Ева.

– Ты не понимаешь, да, мама? Считай меня огромной гусеницей. Я окукливаюсь здесь, в этой комнате.

Руби стало неловко:

– Ты говоришь глупости, перестань!

– Но однажды я сброшу кокон, – мечтательно улыбнулась Ева. – Я с нетерпением жду этого момента. Интересно, какой бабочкой я окажусь?

– Одинокой, если продолжишь нести вздор в том же духе.

* * *

Руби спустилась вниз и обнаружила там Титанию, опорожняющую стиральную машину. Вещи любовников тесно переплелись. Одна из рубашек Брайана поглотила ночную сорочку Титании.

– Значит, вы не на работе? – спросила Руби.

Титания, считавшая Руби рекордсменкой по недалекости, терпеливо ответила:

– Очевидно, нет, раз я здесь, на кухне, позиционируясь в трех измерениях. Даже в четырех, если считать время.

Кивнув в сторону комнаты дочери, Руби вздохнула:

– Ей становится все хуже. Только что Ева сказала, что она – огромная гусеница.

Титания выпучила глаза:

– Вы уверены, что она не сказала что-то вроде «у меня заусеница» или «принеси мне гусятницу», или другое созвучное?

– Знаю, что я не молоденькая, но я своими ушами точно слышала, как она заявила « Яогромная гусеница».

– То есть, насекомое?

– Вот-вот.

– Очень по-кафкиански [27]27
  Отсылка к новелле Франца Кафки «Превращение».
  Главный герой рассказа Грегор Замза, простой коммивояжер, проснувшись утром, обнаруживает, что превратился в огромное мерзкое насекомое. Герой сохраняет здравый ум и осознает происходящее. В непривычном положении, он не может встать с кровати, не открывает двери, хотя о том настойчиво просят его члены семьи – мать, отец и сестра. Узнав о его превращении, семья приходит в ужас: отец загоняет его в комнату, там его оставляют на все время, лишь сестра приходит его кормить. В тяжелых душевных и телесных (отец бросил в него яблоко, Грегор поранился о дверь) муках, проводит Грегор время в комнате. Он был единственным серьезным источником дохода в семье, теперь его родные вынуждены затянуть потуже пояса, а главный герой чувствует себя виноватым. Вначале сестра проявляет к нему жалость и понимание, но позже, когда семья уже живет впроголодь и вынуждена пустить квартирантов, которые нагло и беспардонно ведут себя в их доме, она теряет остатки чувств к насекомому. Вскоре Грегор умирает, заразившись от гнилого яблока, застрявшего в одном из его сочленений. Рассказ завершается сценой жизнерадостной прогулки семьи, предавшей Грегора забвению.


[Закрыть], – пробормотала себе под нос Титания.

– Передадите Брайану, когда он вернется с работы, что Ева теперь считает себя гигантской гусеницей?

– О да, с радостью передам, – кивнула Титания.

– Пойду-ка я домой, – решила Руби. – Мне малость поплохело. – Надев пальто и шляпу, она вдруг спросила: – Титания, что будет с Евой, если я умру?

– Мы справимся.

– Вы будете  ее кормить? – уточнила Руби.

– Несомненно.

– Стирать  ее одежду, менять простыни?

– Конечно.

– Мыть  ее?

– Да.

– Но ведь вы не будете  ее любить, вы и Брайан, правда?

– В мире и без нас хватает любящих  ее людей.

– Но она нуждается в мамочкиной заботе, – надтреснутым голосом настаивала Руби. – А если я отправлюсь в объятия Иисуса, за ней же некому будет присматривать как положено, верно?

– Мне кажется, Александр всерьез любит  Еву, – утешила Титания.

Руби подхватила пустую авоську и сказала:

– Вы про секс, а я говорю о любви.

Титания провожала взглядом удаляющуюся по коридору Руби, думая, что та явно одряхлела за последнюю неделю. Старуха нетвердо держалась на ногах, а  ее плечи поникли. Возможно, имело смысл предложить Руби сменить туфли-лодочки на кроссовки.

* * *

Открыв входную дверь, Брайан учуял запах карри, своего любимого блюда. Титания суетилась у плиты, поджаривая индийские лепешки. Все поверхности, которые можно было отполировать, сверкали. В дочиста вымытой кухне слегка пахло отбеливателем. На накрытом на двоих столе стоял букетик подснежников и открытая бутылка бургундского. Натертые до блеска бокалы отражали свет люстры.

Брайан приподнял крышку кастрюли и спросил:

– Что это, курица?

– Нет, козлятина, – отозвалась Титания. – Пока не забыла: твоя жена нынче считает себя огромной гусеницей. Мерзким насекомым.

У доктора Бобера был чувствительный желудок. Он почувствовал, как аппетит улетучился, и опустил крышку на место.

– Огромная гусеница? – гадливо повторил Брайан. – А ты не могла подождать с насекомыми, пока я поем?