Текст книги "Сталин"

Автор книги: Святослав Рыбас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 74 страниц)

Глава восемьдесят первая

Завещание Сталина. XIX съезд партии: доклад делает наследник. Молотов и Микоян – отодвинуты. Попытка сменить правящую элиту. Леонид Брежнев – секретарь ЦК

Задумывался ли он о собственной смерти? Безусловно. Вопрос о преемнике уже был решен: Маленков. 7 сентября 1952 года вышло постановление Политбюро о созыве 20 ноября 1952 года XIX съезда ВКП(б), на котором с очередным докладом должен был выступить именно он. Ранее с отчетными докладами всегда выступал Сталин.

Девятого июля 1952 года Маленков возглавил Комиссию Политбюро по подготовке изменений в Уставе партии, 15 июля он был включен в состав Комиссии по подготовке очередного пятилетнего плана. С учетом решающего влияния в МГБ Маленков фактически становился кронпринцем.

Но здесь, как всегда у Сталина, случилось одно сюжетное отклонение: он задумался над теоретическими основами существования СССР. Как вспоминает Юрий Жданов, вождем был подвергнут пересмотру даже тезис Гегеля о единстве и борьбе противоположностей. По Сталину, это признание равенства двух начал разоружает, тогда как в реальной жизни доминирует борьба: «Быть может, от единства вообще надо отказаться, поскольку это ведет к ошибочным практическим выводам в политике» ⁶²⁷.

В руководстве работой группы ученых (Л. Леонтьев, К. Островитянов, П. Юдин, Д. Шепилов) над учебником политэкономии в 1951–1952 годах Сталин проявил не только глубокое знание марксистской теории, но и нечто большее. «Общение со Сталиным на эти темы оставляло ощущение, что имеешь дело с человеком, который владеет темой лучше тебя» ⁶²⁸.

Наш герой постоянно держал в сфере своего внимания работу над учебником, отредактировал три главы и введение, показав, что сохранил остроту ума. Занимаясь учебником, Сталин первоначально не предполагал предавать широкой огласке свои заметки, о чем прямо написал ученым-экономистам, разрешив, впрочем, без ссылки на его авторство использовать их «в лекциях, на кафедрах, в политкружках». Потом он передумал, и перед открытием XIX съезда партии в «Правде» была напечатана его работа «Экономические проблемы социализма в СССР». Почему он так сделал, объяснений не было. По-видимому, причину надо искать в том, что он предвидел экономическую либерализацию (что прочитывалось из проекта доклада Маленкова съезду) и хотел задать ее теоретический вектор.

В сталинском труде содержится несколько важных мыслей:

в СССР существует товарное производство и действует закон стоимости;

действия закона стоимости, принцип рентабельности производства регулируются «законом планомерного развития народного хозяйства», который выравнивает дисбаланс между важными для страны, но малоприбыльными отраслями (тяжелая промышленность) и прибыльными;

главный экономический закон капитализма: это «обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения данной страны, путем закабаления и систематического ограбления народов других стран, особенно отсталых стран, наконец, путем войн и милитаризации народного хозяйства, используемых для получения наивысших прибылей»;

основной экономический закон социализма: «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники» ⁶²⁹.

Сталин предвосхищал экономическое реформирование по пути, который сегодня называется «китайским». Из этого следовало, что он должен был осудить период репрессий, чтобы развязать обществу руки. И скорее всего, виноватыми были бы названы люди из его ближайшего окружения. Кто это? Берия? Хрущев? Молотов?

Кроме того, огосударствленная экономика СССР и отсутствие рынка не создавали стимулов, что делало невыгодным для предприятий инновационное развитие. Пример силового «внедрения» изобретенной В. Мацкевичем РЛС был одним из подтверждений этого печального факта. К тому же объем свободных денег у бедного населения являлся ничтожным и не мог создать для промышленности платежеспособного спроса. Нищий человек не был способен купить дорогую высокотехнологическую вещь, а предприятие не могло предложить торговле подобных товаров, так как для них не находилось покупателей.

Думается, Сталин подошел вплотную к важнейшей проблеме экономического развития государства и остановился. Каким мог быть его следующий шаг?

Трудно ответить на этот вопрос. Однако опыт Мао Цзэдуна, не верившего в развал капитализма, может кое-что подсказать.

Да, Сталин «закрыл» мировую революцию, создал великое государство, но его историческое время завершилось. Это время включало в себя грандиозное пространство. В нем было все:

великая православная империя во главе с царем, духовным руководителем страны;

переход от абсолютной монархии к конституционной;

заговор политической верхушки против имперской власти;

поразительная слабость этой верхушки и катастрофа государства;

большевистский переворот;

жестокий выбор между мировой революцией и возрождением страны;

модернизация экономики;

урбанизация страны;

война внутри новой элиты;

войны с Германией и Японией;

создание мирового лагеря социалистических государств;

восстановление разрушенной экономики;

война с Западом в Корее;

создание атомного и ракетного вооружения;

гармонизация взаимоотношений внутри западного мира под влиянием успехов его, сталинской, деятельности;

перемена всего мира.

Но он настолько изменил мир, что и сам уже устаревал в этой новизне. Время пожирало и этого титана, как когда-то он пожирал иные времена, иных людей.

Пятого октября 1952 года открылся съезд партии, которому предстояло оценить прошедшие с последнего съезда 13 лет и перспективы развития страны. Новый пятилетний план отличался от прежних примерно равными темпами прироста тяжелой и легкой промышленности, соответственно: «группа А» – 13 процентов, «группа Б» – 11.

Доклад Маленкова продолжал идеи Сталина. В международном положении это «мирное соревнование с капитализмом», во внутреннем – рост промышленного производства от 1950 к 1955 году на 70 процентов (рост производства средств производства – на 80, рост производства предметов потребления – на 65 процентов).

Но благодушия в докладе не было. Наоборот, явственно прозвучала тревога: «Дело в том, что в связи с победоносным окончанием войны и крупными хозяйственными успехами в послевоенный период в рядах партии развилось некритическое отношение к недостаткам и ошибкам в работе партийных, хозяйственных и других организаций. Факты показывают, что успехи породили в рядах партии настроения самодовольства, парадного благополучия и обывательской успокоенности, желание почить на лаврах и жить заслугами прошлого. Появилось немало работников, которые считают, что „мы все можем“, „нам все нипочем“, что „дела идут хорошо“ и незачем утруждать себя таким малоприятным занятием, как вскрытие недостатков и ошибок в работе, как борьба с отрицательными и болезненными явлениями в наших организациях. Эти вредные по своим последствиям настроения захлестнули часть плохо воспитанных и неустойчивых в партийном отношении кадров. Руководители партийных, советских и хозяйственных организаций нередко превращают собрания, активы, пленумы и конференции в парад, в место для самовосхваления, в силу чего ошибки и недостатки в работе, болезни и слабости не вскрываются и не подвергаются критике, что усиливает настроения самодовольства и благодушия. В партийные организации проникли настроения беспечности. Среди партийных, хозяйственных, советских и других работников имеет место притупление бдительности, ротозейство, факты разглашения партийной и государственной тайны. Некоторые работники, будучи увлечены хозяйственными делами и успехами, начинают забывать о том, что все еще существует капиталистическое окружение и что враги Советского государства настойчиво стремятся заслать к нам свою агентуру, использовать в своих грязных целях неустойчивые элементы советского общества» ⁶³⁰.

(Буквально эти же слова о беспечности, потере бдительности, ротозействе говорил Сталин на заседании Политбюро 1 декабря 1952 года, то есть уже после съезда, из чего можно сделать вывод: Маленков озвучивал мысли вождя.)

Также была выражена сильная озабоченность «опасными и злостными проявлениями» приписок, местничества, сокрытием от общегосударственного учета ведомственных ресурсов, клановости.

Предупредил Маленков, сославшись на Сталина, и об опасности «легкомысленного забегания вперед и перехода к высшим экономическим формам без необходимого создания необходимых предпосылок для такого перехода». Он повторил тезис Сталина о невозможности отрицать законы экономики.

Говоря о культуре, Маленков неожиданно стал критиковать «крупные недостатки в развитии нашей литературы и искусства»: много серых, скучных, просто халтурных произведений, «искажающих советскую действительность». «Нам нужны советские Гоголи и Щедрины, которые огнем сатиры выжигали бы из жизни все отрицательное, прогнившее, омертвевшее, все то, что тормозит движение вперед» ⁶³.

Налицо ранее озвученная мысль Сталина о необходимости «советских Гоголей и Щедриных». Он высказал ее на заседании Политбюро при обсуждении претендентов на Сталинскую премию 26 февраля 1952 года (К. Симонов). Что касается заостренной критики, то напомним отношение нашего героя к гегелевскому положению о единстве и борьбе противоположностей.

Что же суммарно предлагалось Сталиным в докладе Маленкова? Мир с Западом, экономическое развитие, повышение благосостояния населения, идеологическая борьба. Но все заметили, что съезд обошел вниманием вопрос антирелигиозной пропаганды.

На съезде выступил и Сталин, причем в самый последний день, уже после выборов ЦК. Очевидец описывал это так: «Зал поднимается и рукоплещет. Сталин встает из-за стола президиума, обходит этот стол и бодрой, чуть-чуть переваливающейся походкой не сходит, а почти сбегает к кафедре. Кладет перед собой листки, которые, как мне кажется, он держал в руке, когда шел к трибуне, и начинает говорить – спокойно и неторопливо. Так же спокойно и неторопливо он пережидает аплодисменты, которыми зал встречает каждый абзац его речи. В одном месте зал прерывает его речь так, что если продолжить ее с того слова, на котором она была прервана аплодисментами, то форма одного из строго построенных абзацев речи будет нарушена. Сталин останавливается, дожидается конца аплодисментов и начинает снова не с того места, с какого его прервали аплодисменты, а выше, с первого слова той фразы, которая кончается словами о знамени: „Больше некому его поднять“.

В самом конце своей речи Сталин впервые чуть-чуть повышает голос, говоря: „Да здравствуют наши братские партии! Пусть живут и здравствуют руководители братских партий! Да здравствует мир между народами!“ После этого он делает долгую паузу и произносит последнюю фразу: „Долой поджигателей войны!“ Он произносит ее не так, как произнесли бы, наверное, другие ораторы – повысив голос на этой последней фразе. Наоборот, на этой фразе он понижает голос и произносит ее тихо и презрительно, сделав при этом левой рукой такой жест спокойного презрения, как будто отгребает, смахивает куда-то в сторону этих поджигателей войны, о которых он вспомнил, потом поворачивается и, медленно поднявшись по ступенькам, возвращается на свое место» ⁶³².

Сталин высказал принципиальные вещи – о доверии, сочувствии и поддержке Советского Союза братскими народами за рубежом. В зале сидели руководители коммунистических партий всего мира: Лю Шаоци, Луиджи Лонго, Морис Торез… Он сказал, что теперь им легче бороться: перед их глазами «примеры борьбы и успехов» СССР и народных демократий.

Он ни слова не сказал о внутренних делах, планах, преемниках. Как будто смотрел поверх этих проблем.

На следующий день состоялся пленум ЦК, на нем Сталин преподнес сюрприз, который потряс многих. Вместо того чтобы заранее обсудить в узком кругу состав руководящих органов, он пришел к самому началу пленума и не стал ничего обсуждать. Выйдя со старыми членами Политбюро в зал, он был встречен овацией и хмуро показал жестом, что надо обойтись без выражения восторга.

Его выступление было в очень жесткой тональности. Вскоре все поняли, что происходит нечто неожиданное. Сталин говорил о необходимости твердости и бесстрашия, вспомнил мужество, проявленное Лениным в 1918 году, когда страна была в кольце врагов.

«И тон его речи, и то, как он говорил, вцепившись глазами в зал, – все это привело всех сидевших к какому-то оцепенению, частицу этого оцепенения я испытал на себе. Главное в его речи сводилось к тому (если не текстуально, то по ходу мысли), что он стар, приближается время, когда другим придется продолжать делать то, что он делал, что обстановка в мире сложная и борьба с капиталистическим лагерем предстоит тяжелая и что самое опасное в этой борьбе дрогнуть, испугаться, отступить, капитулировать. Это и было самым главным, что он хотел не просто сказать, а внедрить в присутствующих, что, в свою очередь, было связано с темой собственной старости и возможного ухода из жизни.

Говорилось все это жестко, а местами более чем жестко, почти свирепо. Может быть, в каких-то моментах его речи и были как составные части элементы игры и расчета, но за всем этим чувствовалась тревога истинная и не лишенная трагической подоплеки. Именно в связи с опасностью уступок, испуга, капитуляции Сталин и апеллировал к Ленину в тех фразах, которые я уже приводил в тогдашней своей записи. Сейчас, в сущности, речь шла о нем самом, о Сталине, который может уйти, и о тех, кто может после него остаться. Но о себе он не говорил, вместо себя говорил о Ленине, о его бесстрашии перед лицом любых обстоятельств» ⁶³³.

Предложив избрать Президиум ЦК, куда вошла вся старая гвардия, Сталин вдруг предложил образовать Бюро Президиума ЦК и «стал называть фамилии, написанные на маленьком листочке». Молотова и Микояна не назвал.

Главный редактор «Литературной газеты», кандидат в члены ЦК Константин Симонов, вспоминая этот пленум (как оказалось, последний в жизни Сталина), повествует, что Сталин открыто обвинил своих старых соратников, Молотова и Микояна, в трусости и капитулянстве.

По словам Сталина, Молотов вел неправильную политику в отношении Америки и Англии, «нарушал линию Политбюро», шел на уступки; Микоян же поддерживал предложение Молотова повысить заготовительные цены на зерно. [46]46
  Микоян вспоминал, что его предложение о закупочных ценах высказывалось в 1946 или 1947 году, то есть во время продовольственного кризиса. Почему Сталин вернулся к этому через шесть лет, он не знал.


[Закрыть]

Молотов и Микоян оправдывались. Микоян назвал себя верным учеником Сталина, но тот отверг это определение: «У меня нет учеников. Все мы ученики Ленина». Кроме того, Микоян пытался перевести все обвинения на Молотова.

Далее наступил просто ужас: Сталин сказал, что он очень стар и не может исполнять все свои обязанности; он может работать председателем Совета министров и вести заседания Политбюро, но уже не в состоянии быть генеральным секретарем и вести заседания Секретариата ЦК.

Симонов в этот миг увидел на лице Маленкова настоящий страх, ибо тот осознал, что Сталин прощупывает своих соратников. Маленков сделал протестующий жест. Свердловский зал Кремля загудел: «Не отпустим! Просим остаться!»

Принято считать, что Сталин играл и был неискренен. Но почему так? И без должности генерального секретаря его полномочия были колоссальны. В случае его «полуотставки» Маленков стал бы официальным руководителем партии, каковым он фактически и являлся. Кто бы проиграл? Только Берия. Но, зная Берию, Маленков испугался, что его вскоре постигнет судьба Вознесенского и Кузнецова.

Формально Сталин генеральным секретарем остался, но реализовал резервный вариант – было принято решение в случае его отсутствия председательствовать на заседаниях Секретариата надлежит поочередно Маленкову, Пегову, Суслову; на заседаниях Бюро Президиума вдобавок к ним – и Булганину; на заседаниях Бюро Президиума Совета министров СССР и Президиума Совета министров – Берии, Первухину, Сабурову.

В этой «византийской» расстановке за нашим героем везде оставалось верховенство, вторым номером шел Маленков.

Но в этом, казалось бы, уже окончательном раскладе неожиданно появилась новая фигура, претендующая на большие перспективы. Это был уже известный нам П. К. Пономаренко, бывший первый секретарь Компартии Белоруссии и бывший начальник Центрального штаба партизанского движения.

Одиннадцатого декабря 1952 года он был утвержден заместителем председателя Совета министров СССР по заготовкам сельскохозяйственных продуктов и сельскохозяйственного сырья, членом Бюро и Президиума Совета министров СССР. На пленуме ЦК он был избран членом Президиума и секретарем ЦК КПСС.

В Секретариат, кроме него, вошли А. Б. Аристов, Л. И. Брежнев, Г. М. Маленков, Н. А. Михайлов, Н. М. Пегов, И. В. Сталин, М. А. Суслов, Н. С. Хрущев.

В сформированное по предложению Сталина Бюро Президиума ЦК КПСС вошли известные фигуры: Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Сталин, Хрущев.

«Руководящая пятерка» выглядела так: Сталин, Маленков, Берия, Хрущев, Булганин. Все эти люди и определили историю страны на долгие годы.

Двадцать первого декабря 1952 года на Ближнюю дачу без приглашения съезжались гости, чтобы поздравить хозяина с днем рождения. Приехали и Молотов с Микояном. Сталин принял всех, но потом через Хрущева передал Молотову и Микояну, что он им больше не товарищ и не хочет, чтобы они к нему приходили. Он послал им черную метку.

Микоян объяснял опалу своим неприятием сталинской работы «Экономические проблемы…». Но это объяснение мало что раскрывает, ведь наш герой не был легкоранимым графоманом. Микоян признавался на XX съезде КПСС, что стал хвалить эту работу на XIX съезде КПСС «из дипломатических соображений», что говорит о его хитрости и больше ни о чем.

Думается, соратники не поняли, что Сталин снова утверждал свою главную идею верховенства государства над их клановыми и местническими интересами, над их готовностью примириться с врагами, лоббированием для курируемых ими министерств более низких плановых заданий, более комфортных условий работы. Сталин перестал верить Микояну по той же причине, что и Молотову: из-за их возможного «капитулянтства».

Вообще психологический переход от дружеского доверия к подозрительности и враждебности, от любви к ненависти проходит много ступеней. Занимаясь внешнеполитическими делами, Микоян был «советским купцом № 1» и рассматривал мобилизационную экономику СССР как нуждающуюся хотя бы в минимальной либерализации, для чего, по мнению Сталина, еще не было реальных условий. Поэтому Микоян стал чужим.

Вождь был уже старым, терял представление о времени. После расставания в три-четыре часа ночи с приближенными членами Бюро Президиума вскоре пытался снова вызвать их и спрашивал охрану: «Какое сегодня число? Утро или вечер?»

Можно представить, как он, мучимый бессонницей, ходит по комнатам Ближней дачи и перед его мысленным взором предстают образы ушедших людей: матери, отца, священников, полицейских, Кати Сванидзе, Ленина, Троцкого, Дзержинского, Нади Аллилуевой… Где они? Почему он один? Где Василий и Светлана? Но у них своя жизнь… И неизвестно, успеет ли он завершить дело всей жизни и передать его надежным наследникам.

А где они, надежные наследники? Вот царь Николай отрекся от власти в марте семнадцатого года, считал, что передает ее достойным людям, а они бросили ее в грязь. А ведь тогда всё образованное общество, Дума, генералы, промышленники, интеллигенты жаждали отнять у него власть. Он и отдал, чтобы не было гражданской войны. А наследники оказались ничтожествами… Река ада? Значит, он, Сталин, и есть река ада.

Дальше события развивались так. 10 января 1953 года Сталин внес правку в статью «Правды» «Шпионы и убийцы под маской врачей». [47]47
  В сталинской редакции – «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей».


[Закрыть]

В статье приводились страшные факты, объединенные ложными выводами. Инфаркт миокарда у Жданова установлен экспертизой – это бесспорно. В лечении Щербакова допускались серьезные ошибки – тоже бесспорно. В остальном – домыслы: связь врачей с американскими сионистами и иностранными разведками, попытки создать в СССР «пятую колонну».

Но, судя по сталинской редактуре, «дело врачей» не было для него главным. Главным были его умозаключения: «В СССР эксплуататорские классы давно разбиты и ликвидированы, но еще сохранились пережитки буржуазной идеологии, пережитки частнособственнической психологии и морали, – сохранились носители буржуазных взглядов и буржуазной морали – живые люди, скрытые враги нашего народа. Именно эти скрытые враги, поддерживаемые империалистическим миром, будут вредить и впредь» ⁶³⁴.

Это основная мысль Сталина. Казалось бы, все понятно: враги не сдаются, их надо уничтожить. Однако он еще дописал заключительный абзац: «Все это верно, конечно. Но верно и то, что, кроме этих врагов, есть еще у нас один враг – ротозейство наших людей. Можно не сомневаться, что пока есть у нас ротозейство, – будет и вредительство. Следовательно, чтобы ликвидировать вредительство, нужно покончить с ротозейством в наших рядах» ⁶³⁵.

Это меняло акценты, ведь ротозей – не шпион, не сионист, не убийца в белом халате, а простой советский обыватель.

Сначала этой мысли не поняли, и в «Правде» появились чисто антисемитские установки, но почти сразу это исчезло, стали бичевать «ротозеев» с русскими фамилиями.

Поэтому нет ничего удивительного, что в конце 1952 года Сталин на обсуждении Сталинской премии заявил: «У нас в ЦК антисемиты завелись. Это безобразие!» ⁶³⁶

Думается, из-за этого и возникла идея опубликовать в газетах коллективное обращение выдающихся советских граждан-евреев, в котором они выразили бы верность Советской Родине и обличили происки Америки и Израиля. Подписной лист к обращению подписали поэт С. Я. Маршак, писатель В. С. Гроссман, певец М. О. Рейзен, кинорежиссер М. И. Ромм, физик Л. Д. Ландау, композитор И. О. Дунаевский и многие другие, в том числе и Илья Эренбург. При этом Эренбург написал Сталину, что поддерживает борьбу против «американской и сионистской пропаганды, пытающейся изолировать людей еврейской национальности», но предупреждал, что публикация обращения в «Правде» может вызвать еще более негативную реакцию в мире.

Сталин забраковал два варианта обращения, и идея отпала, поскольку базировалась на принципе объединения группы людей на национальной почве, что всегда было для него неприемлемо. С 20 февраля 1953 года пресса резко сбавила тон. Похоже, в Кремле уже задумывались, как выпутаться из крайне трудной ситуации. Надо было ставить точку. [48]48
  Все существующие предположения, что Сталин готовил депортацию евреев на Дальний Восток и даже публичные казни на Красной площади, не имеют документальных доказательств. Равно существуют слухи, что готовилась депортация всех украинцев, 40 миллионов человек, в реальности такое было просто неосуществимо.


[Закрыть]

Внутренние события следует спроецировать на планы США в отношении СССР. 1 апреля 1950 года в докладе начальника оперативного управления ВВС США генерал-майора С. Андерсона министру авиации С. Саймингтону указывалось, что ВВС США в случае войны не в состоянии выполнить план атомных бомбардировок СССР («Тройан») и обеспечить противовоздушную оборону территории США, включая Аляску.

Поэтому вопрос о войне был отодвинут и ему на смену была выдвинута идея подготовки коалиционной войны с участием всех стран НАТО. Дата начала войны – 1 января 1957 года ⁶³⁷.

Кроме того, в Вашингтоне было взято на вооружение положение, выдвинутое К. Клаузевицем еще в начале XIX века: «Россия не такая страна, которую можно действительно завоевать, то есть оккупировать… Такая страна может быть побеждена лишь внутренней слабостью и действием внутренних раздоров» ⁶³⁸.

В директиве Совета национальной безопасности (СНБ-58), утвержденной Трумэном 14 сентября 1949 года, подчеркивалось значение поддержки в СССР «дружественных групп на вражеской территории», ставилась задача «интеграции психологической, экономической и подпольной войны и военных операций», а также «создание группы антимосковских коммунистических государств».

Сталин знал об этих планах, следовательно, он должен был вспомнить Михоэлса, интересовавшегося его личной жизнью, контакты Аллилуевых с людьми из ЕАК, активность Жемчужиной в отношении Крыма и т. д. А дальше – врачи-убийцы, их прикрывающие сотрудники МГБ, Власик, Поскребышев, Молотов, Микоян, русские, украинские, прибалтийские, грузинские националисты, миллионы «ротозеев».

Понятно, что в этих обстоятельствах Сталин был озабочен обновлением правящей верхушки. Появление в руководстве таких людей, как Пономаренко, Брежнев, Шепилов, Юрий Жданов (он стал членом ЦК), показывает, чего хотел наш герой.

На самом деле это поколение пришло к власти только в 1964 году, уже после отстранения Хрущева, осуществив намерения Сталина с десятилетней задержкой, что в итоге привело к критическому застою в процессе смены элиты, завершившемуся неожиданным выдвижением провинциалов Горбачева и Ельцина.