Текст книги "Сталин"

Автор книги: Святослав Рыбас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 74 страниц)

Глава двадцать четвертая

Первое дело против Тухачевского. Мюнхенский путч Гитлера. Крах революции в Германии. Красная армия остается дома

У истории германской революции 1923 года есть еще один аспект, который объясняет странное единодушие кремлевского руководства в столь сложном вопросе.

В противостоянии с Францией, оккупировавшей Рур, немцы сами протягивали руку Москве, пытаясь наладить военно-экономическое сотрудничество. Эта рука была принята, так как Кремль тревожила перспектива новой интервенции Антанты, о чем сообщали сводки ГПУ. Введя войска в Германию, Франция приближалась к советским границам, и это значительно ухудшало военное положение СССР.

Поэтому сначала не «экспорт революции», а военное сотрудничество с Германией занимало советских руководителей. В случае германо-французской и германо-польской войн Красная армия и рейхсвер имели бы общих противников. Главнокомандующий рейхсвером генерал-полковник Г. фон Сект и поддерживаемый им канцлер В. Куно с надеждой смотрели на Советскую Россию как на единственного возможного союзника.

Москва же планировала военные действия обратить в революционную войну и содействовать КПГ в захвате власти.

Однако неожиданно ситуация круто переменилась. Не выдержав давления Франции и угрозы всеобщей забастовки, кабинет Куно ушел в отставку. Канцлером стал Г. Штреземан, который 13 августа сформировал коалиционное правительство с участием социал-демократов. Обычно, говоря о Сталине и его политике в отношении Германии, представляют роль генерального секретаря самодостаточной и зависящей только от его добрых или злых помыслов, каковые в мировой политике стоят не на первом и даже не на втором месте. (Как ответил Ллойд Джордж на упрек русских эмигрантов по поводу заключения Англией торгового соглашения с Советской Россией: «Мы торговали даже с людоедами».)

Поэтому «немецкий Октябрь» будет непонятен без обращения к позиции германского руководства, которое в ту пору могло принимать ответственные решения. Это прежде всего руководитель рейхсвера Ганс фон Сект. После введения в Рур французской армии, оснащенной танками и тяжелой артиллерией, немецкое сопротивление в основном держалось на военных. Был разработан план вооруженного ответа, который были намерены осуществить известный промышленник Фриц Тиссен и генерал фон Уолтер, опираясь на добровольческие отряды. Это означало ни более ни менее как войну с Францией, Польшей и Чехословакией. А к такой войне вермахт не был готов.

Впрочем, и капитулировать немцы не хотели. Зондируя политическую почву, Сект стал выяснять, на какие силы он может опереться. Он встречался с Людендорфом и даже с Гитлером. Людендорф был согласен в случае войны стать Верховным главнокомандующим. Одиннадцатого марта Сект имел разговор с Гитлером и вынес сильное впечатление от встречи, хотя претензия Гитлера на руководство националистическим движением вызвала у него настороженность. Но как бы там ни было, контакт руководителя армии и будущего фюрера в 1923 году, за десять лет до прихода нацистов к власти, свидетельствует о глубинных переменах в настроении германской военной элиты. Гитлер заверил Секта, что если начнется боевое столкновение с французами, поможет отрядами CA (военизированные формирования «Sturmabteilungen»).

В Германии атмосфера была насыщена предчувствием военного переворота. Однако появление в должности канцлера лидера Народной партии Густава Штреземана и его курс на урегулирование проблем с Францией мирным путем остановили сползание к заговору. В итоге ситуация изменилась. 8 ноября Гитлер в Мюнхене, столице Баварии, пронизанной сепаратистскими настроениями, заявил об установлении национал-социалистической диктатуры. Людендорф принял из его рук командование национальной армией, Мюнхенская офицерская пехотная школа взбунтовалась и заявила о переходе на сторону Гитлера.

Однако к ночи 8 ноября президент и канцлер передали всю полноту власти Секту. Тот отдал соответствующие команды, коммунистическая и национал-социалистическая партии были запрещены. Путч был подавлен.

Но вот что необходимо выделить особо. Сект признался своему адъютанту, что если бы молодые офицеры, участвовавшие в мятеже и уволенные им из армии, остались в стороне, «он бы потерял веру в будущее» ¹²⁸. Другими словами, генерал осознавал необходимость национального сопротивления. Более того, военные продолжали выступать за союз Германии с Советской Россией, а демократы и социалисты – за союз с Западом. Внутригерманский раскол был очевиден.

Прежний «восточный» курс сменился поиском соглашения с Францией. Несмотря на то, что руководство рейхсвера возражало, правительство дало директиву посольству в Москве свернуть военно-политические переговоры и ограничиться только экономическими вопросами.

«Троянский конь войны» затрещал.

Но угроза антантовской интервенции не исчезла. Наоборот, ГПУ сообщало, что она усиливается.

Поэтому советский курс на поддержку германской революции, приобретя новое оборонное содержание, был продолжен. Планировалось, что союзником коммунистов станут патриотически настроенные мелкобуржуазные слои, интересы которых наиболее радикально выражали национал-социалисты Адольфа Гитлера. (Тогда невозможно было предвидеть эволюцию национал-социализма.) В 1923 году казалось, что диаметрально противоположные национализм и интернационализм смогут объединиться в общей борьбе с «мировым капиталом».

Немцы, однако, пошли по третьему, социал-демократическому пути и избежали потрясений. «Экспорт революции» закончился плачевно.

Произошло то, чего опасался Радек: германский пролетариат не поднял восстания. Только в Гамбурге рабочие сражались на баррикадах.

О военной атмосфере той поры можно найти характерные зарисовки в дневнике Михаила Булгакова.

«18 октября. Четверг. Ночь.

Теперь нет уже никаких сомнений в том, что мы стоим накануне грандиозных и, по всей вероятности, тяжких событий. В воздухе висит слово «война». Второй день, как по Москве расклеен приказ о призыве молодых годов (последний 1898 г.). Речь идет о так называемом „территориальном сборе“. Дело временное, носит характер учебный, тем не менее вызывает вполне понятные слухи, опасения, тревогу…

События же вот в чем. Не только в Германии, но уже и в Польше происходят волнения. В Германии Бавария является центром фашизма, Саксония – коммунизма. О, конечно, не может быть и речи о том, чтобы это был коммунизм нашего типа, тем не менее в саксонском правительстве три министракоммуниста – Геккерт, Брандлер и Бетхер. Заголовки в „Известиях“ – „Кровавые столкновения“ и т. д. Марка упала невероятно. Несколько дней назад доллар стоил уже несколько миллиардов марок! Сегодня нет телеграммы о марке – вероятно, она стоит несколько выше.

В Польше, по сообщению „Известий“, забастовка горнорабочих, вспыхнувшая в Домбровском районе и распространившаяся на всю (?) страну. Террор против рабочих организаций и т. д.

Возможно, что мир, действительно, накануне генеральной схватки между коммунизмом и фашизмом.

Если развернутся события, первое, что произойдет, это война большевиков с Польшей» ¹²⁹.

Одновременно с попыткой начать революцию в Германии в Польше, в Кракове, вспыхнуло восстание рабочих. В уличном бою они разбили уланский полк и разоружили весь краковский гарнизон, захватив несколько десятков тысяч винтовок, пушки и пулеметы. Польша была на грани гражданской войны. Но всеобщему восстанию помешала забастовка железнодорожников. В результате Краков ограничился только экономическими требованиями, восстание стихло.

В сентябре 1923 года в Болгарии тоже произошло так называемое «Сентябрьское восстание». Оно тоже закончилось неудачей. Причем в его подавлении активно участвовали эмигрантские белогвардейские части.

В целом это было катастрофическое поражение Коминтерна. Оно подводило черту под эпохой мирового пожара и имело далеко идущие последствия. Европа устояла.

Показательно, что Троцкий, не веривший в военную силу немецких коммунистов, выступал за использование Красной армии в Германии и, когда этого не случилось, говорил, что «сдрейфили», не хватило смелости повести красную кавалерию на прорыв.

На самом же деле, несмотря на августовское решение Политбюро о военной поддержке германских коммунистов, было очевидно, что кто-то очень влиятельный воспрепятствовал этому. Но кто? Ни Зиновьев, ни Троцкий. По-видимому, именно Сталин был инициатором неприменения военной силы. Если бы он считал по-другому, то его веса оказалось бы достаточно, чтобы советские корпуса и бригады перешли границу Польши и вошли в Восточную Пруссию.

Что могло повлиять на него? Причина, кроме перемен в правительственной политике Германии, кроется в опасении неконтролируемых действий военных.

По информации ГПУ стало рассматриваться в ЦК дело Тухачевского, продолжились перемещения в командном составе Западного фронта, заместителем (помощником) Тухачевского был назначен его соперник И. Уборевич, бывший командующий 5-й Отдельной армией. Хотя никаких репрессивных мер в отношении Тухачевского не было принято, а его «грехи» были незначительными (женщины, использование бывшего родительского имения в Смоленской области), внимание высшего руководства к его персоне говорило о многом.

Это означало, что ведущая «тройка» чувствует неуверенность и в преддверии решающей (после ожидаемой кончины Ленина) битвы за власть совершает малопонятные действия, не зная, как укрепить свою позицию в военной среде.

Двадцать восьмого августа Оргбюро ЦК решило ввести в состав Реввоенсовета СССР несколько членов ЦК, противников Троцкого. Троцкий оказывался в меньшинстве. Среди рекомендованных в РВС был и Сталин, так что у Троцкого не могло быть иллюзий. Правда, Троцкий отбил данное решение, но это был грозный звонок.

Показательно, что 1-я Конная армия расформировывалась. Опасались Буденного. Даже в белой эмиграции Буденного называли, как и Тухачевского, возможным руководителем заговора.

Все это говорит о том, что «тройка» готовилась к важным событиям и страховалась от неожиданностей. Впервые в Советской России армия выступала в несвойственной ей политической роли. Причем несущественно, была ли эта роль реальной или только приписывалась ей. Еще была жива память об армейском заговоре против Николая II и о запасных батальонах в Петрограде, которые были силовой базой Февраля.

Так и Политбюро имело все основания ожидать от Тухачевского (как лидера сторонников участия армии в мировой революции) объединения на этой основе с Троцким. К тому же еще не остыла кровь Кронштадтского восстания.

Нажав в последний миг на тормоза, Сталин и его союзники предпочли не рисковать.

Глава двадцать пятая

НЭП против промышленности. Троцкий защищает промышленность. Армия грозит вмешаться. Чистка в правительстве

НЭП был вынужденным поворотом романтического и жестокого «военного коммунизма» в сторону крестьянских интересов. Страна, начинавшаяся сразу за городской чертой Москвы, Петрограда, Екатеринбурга, Ростова, зажила богаче, стала поставлять продукты на рынки и в целом ощутила действие экономических законов, не совпадающих с теорией коммунизма. Но чем дальше крестьяне уходили от краха, тем ближе промышленность подходила к катастрофе. Процесс, который еще во времена Витте назывался «внутренней колонизацией», то есть выкачиванием средств из деревни, почти прекратился.

А кроме как из деревни денег на развитие было взять негде. Поэтому НЭП, накормив города и ликвидировав одну проблему, породил новую.

В 1922 году урожай достиг трех четвертей от довоенного уровня. Через год – снова прекрасный урожай. Но вместе с тем недофинансирование заводов и фабрик поднимало цены на промышленную продукцию, а быстрый рост сельского хозяйства сильно опускал цены на продовольствие. Этот разрыв назвали с подачи Троцкого «ножницами цен».

Промышленных товаров не хватало, они были дороги, а крестьяне с их дешевым хлебом не могли создать платежеспособного спроса. Троцкий настаивал на «сверхиндустриализации», то есть на приоритетном развитии промышленности. «Тройка» же не считала возможным прекратить поддержку крестьян.

Однако естественный рост экономики, опирающейся на постепенный подъем аграрного производства, исключал всякие надежды на успешное соперничество с западными странами. При НЭПе в промышленности создавалось на 20 процентов прибыли меньше, чем до мировой войны, на железнодорожном транспорте – в четыре раза; действующее оборудование было старым.

Но начинать новую борьбу с крестьянской страной? Ведь только-только был принят земельный кодекс и началась стабилизация. Для шести лет новой власти, из которых четыре года ушло на войну, это было большим достижением и в значительной мере выполнением программы революции.

Советское руководство оказалось на распутье. Если даже у Столыпина в обстановке мира не оказалось исторического времени для победы его реформ над феодальной дворянской элитой, то у новой власти и подавно не было ни малейшего шанса на эволюционное развитие.

С августа по декабрь 1923 года в стране прошло 217 забастовок, из них в Москве – 51. Политические настроения рабочих стали внушать опасения. К тому же в деревнях снова встала проблема перенаселения, наблюдался рост скрытой безработицы, которая послужила взрывным материалом Октября и теперь давила на власть, требуя быстрого решения.

В воздухе витало ощущение недосказанности, недоделанности революции.

В этой ситуации Троцкий решил атаковать «тройку» и 8 октября 1923 года направил членам ЦК и ЦКК письмо, обвиняя в создавшемся кризисе партийную бюрократию, которая действует методами «военного коммунизма», в руководстве «создалась секретарская психология», кадры подбираются некомпетентные, «секретарскому бюрократизму» надо положить предел.

За обвинениями Троцкого легко прочитывалось прямое обращение к рабочим и партийным массам, именно они должны были понять, кто их защитник. Кроме того, он говорил о необходимости качественного планирования и фактически предлагал себя на роль организатора этой работы.

Не забыл Троцкий и предложение о включении в состав Реввоенсовета группы своих противников, объясняя это членам ЦК как пример «секретарской психологии».

Что могла ответить «тройка»?

Вдобавок вслед за этим последовало письмо Е. Преображенского с критикой проводимой политики. К 15 октября его подписали 46 видных членов партии, в числе которых были виднейшие участники Октября Бубнов, Антонов-Овсеенко, Пятаков, Муралов.

Это письмо демонстрировало партии, что в ее руководстве назрел принципиальный конфликт.

«Чрезвычайная серьезность положения заставляет нас (в интересах нашей партии, в интересах рабочего класса) сказать вам открыто, что продолжение политики большинства Политбюро грозит тяжкими бедами для всей партии. Начавшийся с конца июля этого года хозяйственный и финансовый кризис, со всеми вытекающими из него политическими, в том числе и внутрипартийными последствиями, безжалостно вскрыл неудовлетворительность руководства партией как в области хозяйства, так и особенно в области внутрипартийных отношений» ¹³⁰.

Если учесть, что Троцкий сохранял в своих руках управление армией (пусть и не полностью), то обращение его сторонников к широким массам партийцев могло дать ему решающие козыри.

На объединенном пленуме ЦК и ЦКК в октябре 1923 года подавляющим большинством (102 голоса против двух при 10 воздержавшихся) было осуждено поведение Троцкого и 46 подписантов.

В ответе ЦК Троцкому без обиняков говорилось: «Он ведет себя по формуле: „или все, или ничего“. Тов. Троцкий фактически поставил себя перед партией в такое положение, что: или партия должна предоставить тов. Троцкому фактически диктатуру в области хозяйства и военного дела, или он фактически отказывается от работы в области хозяйства, оставляя за собой лишь право систематической дезорганизации ЦК в его трудной повседневной работе» ¹³¹.

Троцкий требовал перемены партийного курса «в сторону рабочей демократии». Он не собирался уступать. Наоборот, были вынуждены лавировать его противники.

Дальнейшие события свидетельствовали о расширении конфликта.

Одиннадцатого декабря в «Правде» была опубликована статья Троцкого «Новый курс». Бухарин воспринял ее «как объявление войны».

В тот же день Е. М. Ярославский направляет в Политбюро и ЦКК крайне тревожное письмо, где приводится выступление одного молодого военного: «Мы военные, тоже точим зубы на ЦК и мы покажем, что сумеем у себя уничтожить казенщину и сумеем изгнать всякое назначенство» ¹³².

Четырнадцатого декабря «тройка» собрала представителей десяти парторганизаций Москвы в поддержку позиции большинства в Политбюро. Однако тон «Заявления восьми членов и кандидатов в члены Политбюро» (Бухарин, Зиновьев, Калинин, Каменев, Молотов, Рыков, Сталин, Томский) как бы разделяется на увещевательный и обвинительный.

Авторы «Заявления…» говорят: Троцкий не понимает хозяйственных вопросов; может ввергнуть страну в военную авантюру; не знает внутренней жизни партии; недооценивает роль крестьянства; отталкивает от военной работы лучших «военных цекистов». И самое главное: «Если бы партия начала осуществлять внутрипартийную демократию согласно указаниям т. Троцкого, то партия разложилась бы и превратилась бы в некоторое подобие меньшевистских партий II Интернационала, состоящих из коалиций, групп и фракций» ¹³³.

А далее следует пассаж о надежде на перемену тов. Троцким его позиции.

Заметная двойственность позиции Политбюро объясняется просто. К середине декабря ГПУ предупредило, что большинство парторганизаций в основной своей массе не поддерживает ЦК и что в армии заметны тревожные тенденции.

По свидетельству Бажанова, Сталин решает часть проблемы цинично и эффективно. На заседании Политбюро после высокопарных речей он заявляет: «…я считаю, что совершенно неважно, кто и как будет в партии голосовать; но вот что чрезвычайно важно, это – кто и как будет считать голоса».

На следующий день Сталин вызывает к себе в кабинет Назаретяна и долго с ним совещается. Назаретян выходит из кабинета довольно кислый. Но он человек послушный. В тот же день постановлением Оргбюро он назначен заведующим партийным отделом «Правды» и приступает к работе.

В «Правду» поступают отчеты о собраниях партийных организаций и результаты голосований, в особенности по Москве. Работа Назаретяна очень проста. На собрании такой-то ячейки за ЦК голосовало, скажем, 300 человек, против – 600; Назаретян переправляет: за ЦК – 600, против – 300. Так это и печатается в «Правде». И так по всем организациям. Конечно, ячейка, прочтя в «Правде» ложный отчет о результатах ее голосования, протестует, звонит в «Правду», добивается отдела партийной жизни. Назаретян вежливо отвечает, обещает немедленно проверить. По проверке оказывается, «что вы совершенно правы, произошла досадная ошибка, перепутали в типографии; знаете, они очень перегружены; редакция «Правды» приносит Вам свои извинения; будет напечатано исправление. Каждая ячейка полагает, что единичная ошибка, происшедшая только с ней, и не догадывается, что это происходит по большинству ячеек. Между тем постепенно создается общая картина, что ЦК начинает выигрывать по всей линии. Провинция становится осторожнее и начинает идти за Москвой, то есть за ЦК» ¹³⁴.

Здесь ярко проявится то свойство сталинской натуры, которое впоследствии будет названо «утилитаризмом», хотя в этом свойстве можно найти продолжение решительности и бесцеремонности Петра Великого, революционного миссионерства Нечаева и ленинского опыта быстро реагировать на смену ситуации.

Кроме «правдинской» операции, Сталин направил в Московский комитет партии заведующего Организационно-инструкторским отделом ЦК Л. Кагановича для борьбы со сторонниками Троцкого. По указанию Сталина Каганович взял на себя прямое руководство отделами MК, организационным и агитационным.

Одной из идей Сталина того периода было вовлечение производственных партийных ячеек в обсуждение дел на более высоком уровне, на предприятиях и в трестах. Таким образом, «критика снизу» направлялась не на ЦК, а на экономические проблемы, которые были гораздо ближе и понятнее рядовым коммунистам.

Сталин захватывал новое пространство и противопоставлял узкопартийному подходу противника обращение к массам. Эта тактика косвенно задевала старых партийцев, так как их роль апостолов революции начинала нивелироваться. Однако они были поглощены острой дискуссией и не почувствовали угрозы.

В итоге партийной дискуссии Троцкий нанес «тройке» сильнейший удар, но не смог совершить переворот в партии.

Он был всего в одном шаге от того, чтобы возглавить страну. 27 декабря 1923 года начальник Политического управления РККА В. Антонов-Овсеенко написал в Политбюро письмо с угрозой «обратиться к крестьянским массам, одетым в красноармейские шинели, и призвать к порядку зарвавшихся вождей» и признал, что «среди военных коммунистов уже ходят разговоры о том, что нужно поддержать, как один, т. Троцкого» ¹³⁵.

Командующий Московским военным округом Н. Муралов был за Троцкого. Позицию Троцкого поддерживали партийные ячейки Главного управления Военно-воздушного флота СССР, Штаба РККА, Главного управления военных учебных заведений РККА, частей ЧОН. Но «дворцовому перевороту» помешал Тухачевский, который не захотел поддержать Троцкого.

Четырнадцатого – пятнадцатого января 1924 года пленум ЦК обсуждал итоги партийной дискуссии. «Тройка» торжествовала победу. Кроме того, пленум сформировал Военную комиссию ЦК для «обследования положения в Красной Армии». Комиссию возглавил Гусев (Драбкин), сторонник Сталина. В нее вошли Ворошилов, Фрунзе, Уншлихт, Андреев, Шверник.

Четырнадцатого января был смещен с должности командующий Приволжским военным округом С. Мрачковский, последовательный сторонник Троцкого.

Вслед за пленумом прошла XIII партийная конференция, на ней Сталин сделал доклад об очередных задачах партийного строительства. Антонов-Овсеенко был освобожден от должности начальника Политуправления армии.

Из сталинского доклада можно было сделать прогноз ближайшего будущего, очень непростого и даже драматического. Генеральный секретарь отметил сильное давление бюрократического правительственного аппарата, насчитывавшего миллион человек и состоявшего в основном из представителей чуждых партий, на партийный аппарат, гораздо меньший по численности (около 30 тысяч человек) и более низкий по культурному уровню. Вывод Сталина: в этих условиях демократия далеко не всегда возможна. Он позволил себе обнародовать секретное постановление X съезда партии о единстве партии, согласно которому можно исключать из партии за фракционную деятельность. И наконец, Сталин назвал формулу, которая определила будущее страны на долгие годы, следуя которой, однако, одновременно с мощным рывком возникала катастрофа национального масштаба.

«Троцкий утверждает, что группировки возникают благодаря бюрократическому режиму Центрального Комитета, что если бы у нас не было бюрократического режима, не было бы и группировок. Это немарксистский подход, товарищи.

Группировки у нас возникают и будут возникать потому, что мы имеем в стране наличие самых разнообразных форм хозяйства – от зародышевых форм социализма до средневековья. Это во-первых. Затем мы имеем НЭП, т. е. допустили капитализм, возрождение частного капитала и возрождение соответствующих идей, которые проникают в партию. Это во-вторых. И в-третьих. Потому, что партия у нас трехсоставная: есть рабочие, есть крестьяне, есть интеллигенты в партии. Вот причины, если подойти к вопросу марксистски, причины, вытягивающие из партии известные элементы для создания группировок, которые мы должны иногда хирургическими мерами обрезать, а иногда в порядке дискуссии рассасывать идейным путем.

Не в режиме тут дело. Если бы у нас был максимально свободный режим, то группировок было бы гораздо больше. Так что не режим виноват, а виноваты условия, в рамках которых мы живем, условия, которые имеем в нашей стране, условия развития самой партии» ¹³⁶.

Уместно здесь напомнить, что Сталин в докладе критически отозвался о генерале фон Секте, с которым «якшается» германская социал-демократия. Этот выпад против немецкого социального компромисса был не случаен.

Итак, из-за разнородности общества и наличия в нем разных немарксистских идей партийные группировки неизбежны, но тогда неизбежен и скальпель «хирурга».

Сталину аплодировали. Для партийцев, прошедших революцию и Гражданскую войну (а именно это поколение было руководящим), в его словах не было ничего неприемлемого. Они понимали, что Троцкий при всем его блеске является «вельможей» (так назвал его Сталин в докладе) и его призыв к демократии – это попытка их обмануть, передав актив партии на расправу учащейся молодежи.

Они были апологетами революционного насилия, но им не могло прийти в голову, что вскоре Великая Октябрьская революция повторит Великую французскую в кровавом противостоянии внутри стана победителей. Образ хирургического скальпеля не напомнил им гильотину. Они были участниками великой битвы культурных героев с силами тьмы.

Первым итогом социологического подхода Сталина к основным группам населения, влияющим на политику партии, была высылка из Москвы и крупнейших городов «социально вредных элементов» в северные лагеря и ссылку. С декабря 1923-го по 15 марта 1924 года в Москве было арестовано 2092 человека. Кроме того, проверялись сотрудники наркоматов вплоть до самих наркомов и членов коллегий.

Отстранение работников от должностей обсуждалось в трибуналах и партийных судах. В ОГПУ было создано Экономическое управление, на которое ЦК РКП(б) возложил особое задание по борьбе с «накипью НЭПа».