Текст книги "Сталин"
Автор книги: Святослав Рыбас
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 74 страниц)
Глава семьдесят шестая
Судьбы детей Сталина. Настроения и ожидания молодежи. Новый брак Светланы
«Маленькие детки – маленькие бедки», – говорит пословица. А его дети уже выросли. С Яковом он окончательно простился: разведка подтвердила факт гибели и даже прислала протокол допроса какого-то француза, маявшегося вместе с Яковом в лагере. Тот сообщал, что сталинский сын не уронил чести и говорил в глаза врагам, что Советский Союз победит.
Василия и Артема Сергеева Бог миловал. Василий, кроме ранения от реактивного снаряда во время злополучной рыбалки, больше повреждений не получил. Артема война сильно побила. Еще зимой 1941-го под Москвой ему разрывной пулей почти оторвало правую кисть, но великий хирург Александр Николаевич Бакулев ее пришил. После штыкового удара в живот его спас хирург Вишневский.
Потом Артем снова воевал, на несколько дней попал в плен, бежал из-под расстрела, партизанил в белорусских лесах, затем снова воевал в действующей армии. Получил еще три ранения. В 1945-м в 24 года стал подполковником, командиром артиллерийской бригады.
Василий – полковник, командир авиадивизии, в 1946-м – генерал.
Отправив детей на фронт, Сталин не знал, уцелеют ли они. Но вот двое уцелели. И что?
Василий так и остался «дикаренком типа скифа», хоть и с погонами генерал-майора. Он рано женился. В 1941 году у него родился мальчик Саша, в 1943 году – девочка Надя. В его служебной характеристике указано, что он хороший летчик, храбрый человек, но несдержанный, может позволить себе даже драку с работниками НКВД. В начале 1946 года Василий снова женился, на дочери маршала Тимошенко, красавице Екатерине, жгучей брюнетке с голубыми белками глаз. Ее мать – испанка.
Сын Василия от первого брака Александр Бурдонский вспоминал: «Екатерина Тимошенко с нами странно обращалась. Сестру била жесточайшим образом, у нее почки до сих пор отбиты. На роскошной даче мы умирали от голода. Вылезли как-то… маленькие дети, прокрались туда, где овощи лежат, набрали себе в штаны и зубами чистили свеклу, немытую грызли в темноте» 592.
Артем – гораздо серьезнее. Он учился в Артиллерийской академии, где, несмотря на все старания, профессора часто были не удовлетворены его знаниями. Юный фронтовик очень переживал, пока не выяснилось, что он страдает из-за Сталина: тот велел быть с воспитанником «построже». Генерал-майором он стал только в 1957 году.
Василий же получил это звание гораздо раньше, при активной поддержке ближайшего начальства. Счастья это ему не прибавило, но сделало жизнь ярче и веселее. Любитель шумных компаний, красивых женщин, лошадей, футбола, он был добрым малым, недалеким гусаром, каким, собственно, и должен был быть человек, не видевший ничего, кроме войны. Он был развращен прислугой и подхалимами. Впитавший с детства от Власика матерный образный язык, он жил в стихии инстинктов, никого не боясь, кроме отца. В отличие от Артема, который хотел учиться, Василий, казалось, потерял ощущение времени.
Он просто был одним из символов сталинской эпохи. Кончится эпоха – будут выброшены символы. Непокорный, щедрый, сумасбродный, любвеобильный молодой человек, даже став командующим авиацией Московского военного округа, не угомонился. Оставалось только гадать, когда он повзрослеет. Пока же наш герой терпел художества сына, тем более что по службе к Василию не было претензий, наоборот, авиация MВО стала лучшей в армии.
Если определить одной формулой противоречивую натуру Василия Иосифовича, то она ярко выразилась в его самостоятельности. Это было, возможно, общее качество молодых фронтовиков. В силу своего уникального положения он мог ремонтировать школы, строить дома для офицеров или спортивные сооружения, увозить из Большого театра к себе домой балерин (однажды с репетиции прямо в балетной пачке и в генеральской папахе Василия увезли молодую балерину, впоследствии ставшую знаменитой), совершать практически любые поступки.
В какой-то мере в нем реализовывалось ожидание лучшей жизни, характерное для послевоенного общества.
В отношениях Сталина с сыном это обстоятельство надо учитывать, иначе как объяснить то, что в 1949 году Василий стал депутатом Верховного Совета СССР, возглавил Федерацию конного спорта СССР. Вождь ожидал, что сын оправдает его ожидания.
Можно ли сказать, что Василий, выбиваясь из общей канвы, бунтовал?
Именно так. Отклонение от общепринятых норм – это и есть бунт. Генерал-майор Сталин был вне системы, противопоставлял себя обществу не на уровне идей, а на уровне быта, любовных отношений, спорта.
Время от времени вождь как будто оглядывался и замечал где-то на окраине империи своих детей, посылал им какой-то знак, и они снова терялись за его глобальными проблемами и войнами.
Только однажды в 1952 году, когда СССР впервые участвовал в Олимпийских играх, которые проходили в Хельсинки, он возложил на сына серьезную политическую задачу. Но Василий не справился с ней. Советская команда не обогнала американскую, как предполагалось, а только разделила с ней первое и второе места, а футбольная сборная, составленная в основном из футболистов клуба ВВС, проиграла сборной Югославии. Сталин воспринял это как личное оскорбление. «Армия, потерявшая знамя, должна быть расформирована», – сказал он, и команда Василия была расформирована.
Вообще в молодежной среде происходили неприятные вещи. У юношей и девушек, выросших в строгой и возвышенной обстановке военных лет, были особые надежды и виды на будущее. Реальная повседневность с ее экономическими трудностями и жестким идеологическим контролем, задевающим их духовную свободу, казалась если не враждебной, то случайной или ошибочной. Нет, они не были антисоветски настроены, они хотели улучшения. Поэтому не один десяток молодых людей оказался в поле зрения как партийных органов, так и госбезопасности. Власть боролась, вплоть до уголовного преследования, с любыми попытками отклониться от «магистрального пути».
Сталин и его соратники видели в новых молодежных настроениях отражение угрозы внешнего мира. Этот мир соблазнял подобно тому, как в гоголевской повести «Тарас Бульба» прелестная панночка соблазняла запорожского казака Андрия, из-за нее тот и был убит своим же отцом Тарасом. В отношениях с детьми Сталин был в чем-то похож на несчастного полковника Бульбу.
Светлана в отличие от Василия еще не потеряла душевной привязанности к отцу, но все время балансировала в опасной близости разрыва.
Реальность проникала в жизнь Светланы и всегда больно ранила. Однажды, в 1946 году, к Сталину в Гагру приехал Хрущев и привез много разных подарков: «арбузов и дынь не в обхват, овощей и фруктов и золотых снопов пшеницы». Его шофер, пока руководство занималось своими делами, поведал на кухне, что обстановка на Украине ужасна: засуха, голод. Впечатлительная Валентина Истомина сразу уловила идеологическую основу этого сюжета. «Как им не стыдно, – кричит Валечка и плачет, – как им не стыдно было его обманывать! Теперь все, все на него же и валят!» 593
В представлении Светланы отец, справедливый и бескорыстный, не имел отношения к этим ужасам.
Летом 1947 года Сталин снова пригласил дочь на юг, и она потом вспоминала: «Это было приятно и печально, – и бесконечно трудно». Она терялась, не зная, о чем с ним можно разговаривать. Они жили в разных мирах и, находясь рядом друг с другом, ощущали огромную дистанцию.
«Было такое ощущение, что стоишь у подножья высокой горы, а он – наверху ее; ты кричишь что-то туда, наверх, надрываясь, – туда долетают лишь отдельные слова… И оттуда до тебя долетают лишь отдельные слова; всего не скажешь таким образом, много не наговоришься. Мы гуляли иногда, – это было легче. Я читала ему вслух газеты, журналы – это ему нравилось. Он постарел. Ему хотелось покоя. Он не знал порою сам, чего ему хотелось… Вечером крутили кино – старые, довоенные фильмы, „Волгу-Волгу“, которую он очень любил, фильмы Чаплина» 594.
Бесспорно, отец и дочь любили друг друга. Сталин с нежностью относился к ее сыну Иосифу. Отгороженный от всех охраной, заборами, очищенными от людей перронами, он видел перед собой только этих двух живых существ из обычного мира – дочь и внука. Конечно, он хотел, чтобы они были рядом.
Разведясь с Григорием Морозовым, Светлана переехала в Кремль. Она была по-прежнему одинока, в чем-то повторяя отцовское одиночество. Но эта юная женщина хотела любви. Ей очень нравился сын Берии, Серго. Сталин же видел ее мужем сына Жданова, Юрия.
Ждановы происходили из иной культурной среды. Прадед члена Политбюро был ректором Духовной академии, отец – магистром Духовной академии; в ждановском роду было несколько университетских профессоров. Сам же Андрей Александрович был широкообразованным человеком, верившим в идеалы коммунизма. Сталин к нему относился очень сердечно.
Но можно ли Светлане выйти замуж за Серго Берию?
Впоследствии на этот вопрос ответил сам Серго: он не был влюблен в Светлану, его сердце принадлежало Марфе Пешковой, внучке Горького.
Весной 1949 года Светлана вышла замуж за тридцатилетнего Юрия Жданова, заведующего сектором науки ЦК, и переехала в его семью вопреки желанию Сталина, чтобы дети жили вместе с ним на Ближней даче.
Отказ Светланы обидел его. Он доказывал непослушной дочери, что обстановка ждановской семьи, где всем правят вдова Жданова (Андрей Александрович умер 31 августа 1948 года) и ее сестры, будет непереносимой для самостоятельной Светланы. Он оказался прав. Юрий с утра до ночи был на работе, а она грустила в чуждой обстановке. Почувствовав ее состояние, муж засадил ее выписывать на отдельные карточки цитаты философов – ему это потребовалось для научной работы. Светлана добросовестно выполнила задание, но на душе стало еще тяжелее. Она была беременна, предродовый период проходил тяжело, ребенок (девочка Катя) родился недоношенным. Лежа в больнице по соседству с дочерью Молотова и наблюдая, как к соседке приходят родственники и сам Вячеслав Михайлович, Светлана чувствовала себя никому не нужной. Она написала отцу горькое письмо. Он ответил запиской: «Здравствуй, Светочка! Твое письмо получил. Я очень рад, что ты так легко отделалась. Почки – дело серьезное. К тому же роды… Откуда ты взяла, что я совсем забросил тебя?! Приснится же такое человеку… Советую не верить снам. Береги себя. Береги дочку: государству нужны люди, в том числе и преждевременно родившиеся. Потерпи еще, – скоро увидимся. Целую мою Светочку. Твой „папочка“» 595.
Сталин к ней так и не приехал.
После развода с Юрием в кремлевских кругах стали поговаривать, что Серго Берия собирается жениться на Светлане. На первый взгляд, если бы это произошло, Берия приобрел бы положение наследного принца. Однако Лаврентий Павлович вдруг сильно обеспокоился, почувствовав огромную опасность перспективы породниться со Сталиным. Перед его глазами стоял пример бывшего сталинского свата, «ученого» Мороза, и почти всех Сванидзе, попытавшихся переступить невидимую черту.
Впрочем, Берия смотрел еще дальше. Как считал Судоплатов, он «знал, что его противники из Политбюро используют этот брак в борьбе за власть и что силы Сталина уже не те: если Берия свяжет себя со Сталиным семейными узами, то в случае смерти Сталина он будет обречен. Ситуация породила их взаимную неприязнь…» 596.
Прямо-таки Монтекки и Капулетти, война феодальных сеньоров… И в расчетах каждого мысль: кому достанется наследство?
Есть свидетельства, что в начале 1952 года Василий и Светлана получили из Грузии и передали Сталину письма о коррупции и о других преступлениях в этой республике. Незадолго до смерти Сталин сказал дочери, что теперь он понял, что Берия – его враг 597.
В борьбе двух группировок – ждановской и маленковско-бериевской – однажды под удар попал и побочный сын Сталина, Константин Сергеевич Кузаков. Он родился от связи Сталина во время вологодской ссылки с молодой вдовой Матреной Кузаковой и был записан на имя умершего за два года до рождения младенца мужа. После революции Сталин помогал им. По воле судьбы их пути пересеклись. Константин Кузаков стал заместителем начальника Управления пропаганды и агитации Александрова, «человека Маленкова».
В конце сентября 1947 года на заседании Политбюро было решено создать в аппарате ЦК «суд чести». 29 сентября на собрании работников аппарата на Старой площади в присутствии Сталина выступил с докладом секретарь ЦК Кузнецов. Говоря о борьбе с антипатриотизмом, он вспомнил закрытые письма ЦК от 1935 года – «Уроки событий, связанных с злодейским убийством товарища Кирова» и «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского революционного блока», а также другие документы, посвященные «революционной бдительности». Кузнецов подчеркнул, что «главной задачей в подрывной деятельности против нашей страны иностранная разведка ставит прежде всего обработку отдельных наших неустойчивых работников». Он привел много соответствующих примеров, и основной удар был нанесен по Александрову и другим руководителям УПиА. Ключевой фигурой в докладе стал бывший заместитель заведующего отделом УПиА, директор Государственного издательства иностранной литературы Б. Л. Сучков, которого обвинили в передаче американцам атомных секретов, а также сведений о голоде в Молдавии. Кроме того, попытавшись помочь бывшему однокурснику Льву Копелеву, осужденному на десять лет заключения за «контрреволюционную деятельность», Сучков написал в его защиту письмо в прокуратуру. Из прокуратуры письмо переслали в ЦК Маленкову, где в аппарате дело было замято. Испуганный Сучков советовался с Кузаковым, не следует ли ему написать покаянное объяснение. Тот советовал подождать, не раскрываться, то есть стал соучастником.
Сталин молча выслушал доклад Кузнецова и не вмешивался в дальнейшие события.
Двадцать третьего – двадцать четвертого октября 1947 года «суд чести» рассмотрел дело об антипартийных поступках бывшего заведующего отделом кадров ЦК М. И. Щербакова и бывшего замначальника УПиА Кузакова, обвиненных в потере политической бдительности и чувства ответственности за порученную работу в связи с разоблачением Б. Л. Сучкова, которого они рекомендовали на работу в аппарат ЦК. Им объявили общественный выговор. Решением Секретариата ЦК они были исключены из партии. Сучкова приговорили к заключению и освободили только в 1955 году.
(В итоге всех разбирательств УПиА было расформировано, Александрова отправили директором в Институт философии, к руководству партийной пропагандой пришли люди Жданова. Начальником стал М. А. Суслов, сохранив за собой пост руководителя внешнеполитического отдела. Проводя чистку, Жданов руководствовался мыслью «убрать с идеологического фронта эту мелкую буржуазию».)
Возможно, Кузакова тоже арестовали бы, но Сталин не позволил. В дальнейшем сын вождя работал на киностудии «Мосфильм» и на Центральном телевидении СССР главным редактором Главной редакции литературно-драматических программ.
Но отец и сын так никогда и не поговорили друг с другом.
Если о Константине Кузакове Сталин знал и признал его своим сыном, то второго внебрачного сына (родился в 1914 году от Лидии Перепрыгиной в Курейке Туруханского края) он никогда не вспоминал. Только в 1956 году председатель КГБ СССР Иван Серов сообщил Хрущеву, что внебрачный сын Сталина Александр Давыдов (фамилия отчима) служит в армии в звании майора.
Таким образом, у нашего героя было пятеро детей от четырех женщин – четверо сыновей и дочь.
Глава семьдесят седьмая
Война наследников. Гибель ждановской группировки. «Ленинградское дело»
Обе группировки устраивали Сталина. С достаточно высокой степенью точности можно сказать, что ждановская представляла идеологов, а маленковско-бериевская – военно-промышленный комплекс. [45]45
Маленков был руководителем Спецкомитета по ракетной технике, а Берия – Спецкомитета по атомной проблеме. То есть они оказали решающее влияние на создание ядерно-ракетной мощи СССР.
[Закрыть]
После того как Сталин перенес центр власти из ЦК в правительство, влияние Маленкова упало. На волне идеологических кампаний усилилась роль Жданова, хотя это вовсе не означало, что установился окончательный баланс. Ни о каком балансе не могло быть и речи, и вскоре в ждановской команде произошла катастрофа – по вине Юрия Жданова.
Восемнадцатого октября 1947 года, будучи в отпуске в Гагре, Сталин разговаривал с Юрием Ждановым о состоянии дел в биологии и, в частности, сказал, что поддерживает президента ВАСХНИЛ Т. Д. Лысенко, так как тот экспериментальным путем добивается результатов вопреки модным на Западе течениям.
Однако младший Жданов, будучи к тому же кандидатом наук – биохимиком, дерзнул опровергнуть Сталина. В апреле 1948 года, выступая с докладом на семинаре лекторов обкомов и горкомов партии, он сказал, что неверно считать, «будто у нас идет борьба между двумя биологическими школами, из которых одна представляет точку зрения советского, а другая – буржуазного дарвинизма». То есть Ю. Жданов заявил Сталину, что вождь не прав. Продолжая лекцию, он подчеркнул, что тот, кто разделяет «всех советских биологов» на два лагеря, «преследует скорее узкогрупповые, нежели научные интересы, и грешит против истины».
Сам того не подозревая, сын члена Политбюро вступил на поле, где безраздельно властвовал запрет на мирное сосуществование с западным мировоззрением. А то, что признание правоты всех научных течений означало уступку Западу, для Сталина было очевидным.
Но не будем считать его идиотом, таковым он никогда не был. Наоборот, его вера в экспериментаторство Лысенко была продолжением его творческой натуры, готовой на многие жертвы ради успеха. В беседе со Ждановым-младшим 18 октября 1947 года он объяснял, почему так считает: если при экспериментальном посеве 95 процентов растений погибает, а пять выживает, то Лысенко берется добиться результата именно с этими пятью, когда его противники отрицают возможность такого развития.
Казалось, Сталин бросал вызов всему мирозданию, доказывая свою правоту.
Попутно отметим, что его статья «Марксизм и вопросы языкознания» тоже имела практическую и политическую основу. Он критиковал теорию академика Н. Я. Марра, который предлагал форсировать создание особого мирового языка и к тому же не относил абхазский язык к иберийской группе языков, тем самым содействуя сепаратизму абхазцев, так как они получали теоретическое обоснование своей обособленности от Грузии.
Лекцию Юрия Жданова можно было бы считать сумасбродным шагом, если бы не его принадлежность к «поколению наследников». Он поставил Сталина в сложное положение: сын ближайшего соратника, образованного марксиста, безупречного идейного бойца оказался по ту сторону баррикад? Зная Юрия с детства и рекомендовав его на работу в ЦК, Сталин ни на минуту не мог подумать о его предательстве. Но и оставлять случившееся без оценки не мог.
Вскоре стенограмму лекции затребовал лично Маленков. 31 мая 1948 года на заседании Политбюро обсуждался вопрос о присуждении ежегодных Сталинских премий. Докладчиком был Шепилов, присутствовал и Ю. Жданов.
Шепилов закончил свое сообщение. Сталин встал и тихим глухим голосом произнес: «Здесь один товарищ выступил с лекцией против Лысенко. От него не оставил камня на камне. ЦК не может согласиться с такой позицией. Это ошибочное выступление носит правый, примиренческий характер в пользу формальных генетиков» 598.
Сталин спросил, кто разрешил доклад молодого Жданова.
Видимо, решив, что надо копнуть поглубже, Сталин сказал: «Нет, этого так оставить нельзя. Надо поручить специальной комиссии ЦК разобраться с делом. Надо примерно наказать виновных. Не Юрия Жданова, он еще молодой и неопытный. Наказать надо „отцов“: Жданова и Шепилова…» 599
К удивлению многих, никаких наказаний не последовало. Юрий Жданов 10 июля направил письмо Сталину, признав, что совершил много серьезных ошибок, но, однако, не согласился, что генетики («морганисты-менделисты») – «люди купленные». То есть этот мальчишка по-прежнему спорил.
На заседании Политбюро Сталин зачитал это письмо, оставлявшее, по замечанию Молотова, впечатление «недостаточного разоружения».
Именно тогда Берия сказал Жданову: «Это, конечно, неприятно, но нужно быть выше отцовских чувств». Что следовало из его слов? Согласиться, что Юрия надо осудить? Но ведь Сталин уже предупредил, что «молодого и неопытного» не надо трогать. Скорее всего, это был лицемерный совет руководителя побеждающей группировки задыхающемуся от сердечной недостаточности, только что, в декабре 1947 года, перенесшему инфаркт Жданову свалить все на сына.
Конечно, тогда никто не знал, что Жданову остается всего три месяца жизни, но по его внешнему виду было заметно: не жилец.
Вскоре Сталин ответил Юрию Жданову личным письмом, «в котором безоговорочно осуждался „менделизм-морганизм“». Это означало, что «молодой и неопытный» прощен.
Пятого июля начальник Лечсануправления Кремля академик П. И. Егоров подписал на имя Сталина медицинское заключение о состоянии здоровья А. А. Жданова: «За последнее время в состоянии здоровья тов. Жданова А. А. наступило значительное ухудшение…» Рекомендовались отпуск на месяц и строгий постельный режим. 6 июля решением Политбюро Жданов получил отпуск на два месяца.
Седьмого августа 1948 года в «Правде» была напечатана статья Юрия Жданова, подготовленная на основе его покаянного письма.
На судьбе Ю. Жданова это не отразилось. В конце 1948 года после реорганизации УПиА он стал заведующим сектором науки Отдела пропаганды ЦК. Весной 1949 года женился на Светлане Сталиной. В 1950 году – заведующий Отделом науки и высших учебных заведений ЦК. На XIX съезде партии, уже после развода со Светланой, избран членом ЦК. После смерти Сталина был направлен в Ростов-на-Дону, где был секретарем обкома партии и ректором Ростовского госуниверситета.
Тридцать первого августа в санатории на Валдае скоропостижно умер А. А. Жданов. Ему было 52 года.
Его смерть только символизировала окончание власти «идеологов», на самом же деле переход власти от ждановской (ленинградской) группировки к маленковско-бериевской начался еще при жизни Жданова.
Первого июля 1948 года решением Политбюро были введены в состав Секретариата ЦК Маленков и Пономаренко, Жданов сдал дела по Секретариату Маленкову и уехал в отпуск на два месяца.
По воспоминаниям Пономаренко, его назначение произошло следующим образом. Его пригласил Маленков и во время встречи сказал, что Жданов «освобожден от работы для лечения» и, по предложению Сталина, в Секретариат надо привлечь «некоторых молодых руководителей». Показательны слова Сталина: «Пусть перенимают опыт у нас, пока мы живы, и приучаются к центральной руководящей работе» 600.
Как вскоре станет понятно, наш герой предвидел скорый уход Жданова и хотел создать новый противовес маленковско-бериевской группировке.
Десятого августа, еще при жизни Жданова, Политбюро (по предложению Жданова) приняло решение «О реорганизации аппарата ЦК ВКП(б)». Управления заменялись отделами, причем главный с точки зрения влиятельности отдел партийных, комсомольских и профсоюзных органов курировал Маленков (плюс сельхозотдел). Ответственность других секретарей определялась так: Жданов – отдел пропаганды и агитации, Суслов – отдел внешних сношений, Кузнецов – отдел машиностроения и административный отдел, Пономаренко – транспортный и планово-финансово-торговый.
Ликвидация Управления кадров выбила из рук ждановской группировки важнейший ресурс, но Сталин частично восстановил баланс сил, переведя 3 сентября 1948 года Косыгина в члены Политбюро. Правда, Косыгин, жена которого была двоюродной сестрой жены Кузнецова, не стремился к политической карьере и не претендовал на политические позиции.
Вскоре в Кремле и на Старой площади почувствовали, что после ухода Жданова потрясения в правящей верхушке неизбежны.
Здесь надо вернуться к определению позиций противоборствующих сторон. Жданов и Вознесенский выступали за развитие внутреннего рынка, производство товаров народного потребления, рост уровня жизни. В разработках новой Программы ВКП(б), где ведущая роль принадлежала Жданову и Вознесенскому, выделялась ее социальная направленность: предлагалось в больших объемах вести жилищное строительство, начать массовое производство легковых автомобилей и т. д. Из политических идей надо отметить следующие: перерастание государства диктатуры пролетариата в общенародную демократию, референдумы по важнейшим вопросам, предоставление общественным организациям права законодательной инициативы.
Для Сталина, который в 1948 году спешил встретить новую войну во всеоружии, подобные идеи были в лучшем случае далекой перспективой.
Маленков и Берия, связанные с армией и военно-промышленным комплексом, были принципиальными соперниками ждановцев. Успех одних означал неудачу других. В условиях же конкуренции, которую поощрял Сталин в своем окружении, неудача была чревата не только потерей бюджетных ассигнований и статусных преимуществ, но и политическим крахом.
В ленинградскую группу, кроме Жданова, Вознесенского и Кузнецова, входили: председатель Совета министров РСФСР Родионов, заместитель председателя Совета министров СССР Косыгин, первый секретарь Московского горкома и обкома партии секретарь ЦК Попов. Каждый из них обладал своими связями и ресурсами, но в целом они не были, как может показаться, единой командой. Надо сказать, что задачи военного производства и армейского развития сплачивали их оппонентов гораздо сильнее.
Сын Маленкова, Андрей, писал, что именно его отец в свое время выдвинул на должность начальника Генерального штаба A. М. Василевского, главнокомандующего авиацией А. А. Новикова, президента АН СССР С. И. Вавилова, наркомов B. А. Малышева, Д. Ф. Устинова, А. И. Шахурина. Маленкова связывали дружеские отношения с Жуковым, Рокоссовским, адмиралом Кузнецовым. Напомним, что именно Маленков был представителем ГКО и Ставки в переломные моменты на Сталинградском фронте и на Курской дуге.
При этом не надо считать, что Маленков и Берия были лучшими друзьями. Их объединяли общие интересы, прагматизм, но и их отношения характеризовались соперничеством.
Неизвестно, как развивались бы события, но в конце 1948 года случилось происшествие, вскоре описанное в анонимном доносе, настроившее Сталина резко отрицательно в отношении ленинградцев. На объединенной областной и городской партийной конференции в Ленинграде четыре руководителя обкома и горкома получили при голосовании по нескольку голосов «против», но в счетной комиссии этого не учли и представили в протоколе ангельски стопроцентную поддержку руководства партийным активом.
С точки зрения партийной морали это было преступлением. Конечно, те, кому была оказана медвежья услуга, не знали о ней, но на них легла тень подлога. Кроме того, МГБ зафиксировало разговоры на квартире Кузнецова с Родионовым и Попковым о бедственном положении Российской Федерации. Похоже, повторялся трагический сюжет генералов Гордова и Рыбальченко.
На основании этого и началось «ленинградское дело». Вскоре к нему были прибавлены новые прегрешения, и 15 февраля 1949 года вышло постановление Политбюро «об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. и Попкова П. С». Их вина заключалась в следующем: они незаконно организовали в январе 1949 года в Ленинграде Всесоюзную оптовую ярмарку без согласования с ЦК и Советом министров СССР; у данных товарищей «имеется нездоровый, небольшевистский уклон, выражающийся в демагогическом заигрывании с Ленинградской организацией, в попытках представить себя в качестве особых защитников интересов Ленинграда, в попытках создать средостение между ЦК ВКП(б) и Ленинградской организацией и отдалить таким образом Ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б)».
Это было не все. Кроме «ущерба государству» и «разбазаривания государственных товарных фондов» Попков был обвинен в том, что он «встает на путь обхода ЦК партии, на путь сомнительных закулисных, а иногда и рваческих комбинаций, проводимых через различных самозваных «шефов» Ленинграда вроде тт. Кузнецова, Родионова и других».
Зацепили и Вознесенского: к нему обращался Попков с предложением «шефствовать» над Ленинградом.
Заключительная часть постановления звучала более чем угрожающе: «ЦК ВКП(б) напоминает, что Зиновьев, когда он пытался превратить ленинградскую организацию в опору своей антиленинской фракции, прибегал к таким же антипартийным методам заигрывания с ленинградской организацией, охаивания Центрального Комитета ВКП(б), якобы не заботящегося о нуждах Ленинграда, отрыва ленинградской организации от ЦК ВКП(б) и противопоставления ленинградской организации партии ее Центральному Комитету» 601.
Обращение к фигуре Зиновьева ничего хорошего ленинградцам не сулило. Это была черная метка.
Кузнецов, Родионов, Попков были сняты с должностей. Надо было ждать новых репрессий. Они вскоре и последовали.
Если учесть, что в Ленинграде была проведена не Всесоюзная, а Всероссийская оптовая ярмарка для распродажи товарных излишков, то все обвинения формально слабо мотивированы: обвиненные действовали в рамках своей компетенции.
Наступила очередь Вознесенского. Отторгать Ленинград от ЦК он явно не собирался, но был далеко не безгрешен. Его главный грех, пожалуй, заключался в безграничной самоуверенности.
Вознесенский был виноват в том, что Госплан занизил планы промышленного производства на первый квартал 1949 года по сравнению с четвертым кварталом 1948 года. Суть дела в том, что в зимний период в так называемых «сезонных отраслях» наблюдается спад производства и что в первом квартале меньше рабочих дней. Однако грехов у Вознесенского было много: «самоуправство», «хитрость» в отношении Совета министров, «преступные факты» подгона цифр и «культивирование в Госплане непартийных нравов», «факты обмана Правительства» – все это явилось основанием для его увольнения из Госплана.
Постановление Совмина СССР «О Госплане СССР» вышло 5 марта 1949 года. Председателем Госплана назначили М. З. Сабурова, человека из соперничающей группировки. Он в 1941–1942 годах был председателем Госплана, затем – заместителем председателя СНК СССР. Сабуров, как и М. Г. Первухин (нарком электростанций и электропромышленности; зампредседателя СНК СССР), был опорной фигурой в кадровой системе Маленкова.
Седьмого марта 1949 года Вознесенскому был дан месячный отпуск «для лечения в Барвихе».
Между тем были освобождены от постов второй секретарь Ленинградского горкома Л. Ф. Капустин, второй секретарь обкома Г. Ф. Бадаев, председатель горисполкома П. Г. Лазутин, секретарь одного из городских райкомов М. А. Вознесенская (сестра Н. А. Вознесенского), министр просвещения РСФСР А. А. Вознесенский (его брат). Направленный из ЦК в Госплан уполномоченный Е. Е. Андреев посылает Маленкову и Пономаренко записку о том, что обнаружена пропажа многих секретных документов (за пять лет исчезло 236 секретных и совершенно секретных документов). Их перечень мог привести Сталина в шок. (Они касались производства военной техники, угля, черных и цветных металлов, нефти и т. д.)