Текст книги "Остров водолазов"
Автор книги: Святослав Сахарнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА ПЯТАЯ,
где мы узнаем, что такое Тридцать первый остров, и перелетаем во Владивосток
Я сидел за колченогим столом, вдвинутым в узкое пространство между двумя шкафами, и заполнял отчетную ведомость установки плит. Послышался шум. Кто-то, опрокидывая стулья и ящики, пробирался ко мне.
– Сергей, ты здесь? – послышался голос Аркадия. – Я нашел. Ты слышишь, я нашел его!
Я поднялся со стула, ухватил на лету локоть Аркадия и потащил приятеля из конторы в коридор.
– Я нашел, понимаешь, нашел! – Аркадий размахивал руками и поправлял поминутно падающие очки. – Все оказалось так просто.
– Зачем ты сюда пришел? Это ведь учреждение. Сядь на подоконник и успокойся. Что ты нашел?
– Остров. Я нашел остров. Тридцать первый. Понимаешь, в тысяча девятьсот сорок шестом году после освобождения производилось переименование Курильских островов. Я взял список названий и вот… Видишь: «Сендзюкуити-сима, в скобках – Тридцать первый – новое название Изменный, в память о событиях, происшедших в бухте Измены в тысяча восемьсот одиннадцатом году…» А вот план, я только что начертил его сам. Вот Кунашир, мыс Весло, бухта Измены. На полпути между мысом и островом Шпанберга маленькая точка. Это и есть Изменный. Все получается удачно: мы поедем туда в июле, а в августе там как раз кончаются туманы, наступает сухая осень, тепло.
– При чем тут я? Это ты едешь!
– Мне нельзя опускаться под воду, а у тебя – удостоверение легкого водолаза.
– Странный предлог для того, чтобы тащить человека на край света… Хорошо, положим, ты съездишь на Дальний Восток и вы с этим директором музея найдете какие-нибудь обломки. А дальше?
– Дальше будут работать историки. Кто его знает, что спрятал в своих пеналах Соболевский? А может быть, я напишу об этой поездке книгу.
– Не обольщайся, ты с этим кончил. Бери пример с меня. – Мой голос звучал не очень уверенно. – Свои стихи я сжег.
– Ты ничего не рассказывал жене?
– О твоей затее? Нет.
– Расскажи.
– Зачем? Сейчас она увлечена ленинградскими набережными. Она скажет, что ничего не понимает в авариях кораблей.
– Странная она у тебя…
– Страннее некуда.
– Итак?
Я вздохнул.
– Если сказать откровенно, можно и поехать с тобой. Какая разница, где проводить лето? Пусть будут Курильские острова. Дороговато – займу денег. Только уговор: пока не придут ответы на письма, моего согласия нет. Уж я-то должен ехать наверняка.
– Идет.
Ответы на запросы, посланные Аркадием, не заставили себя ждать. Первым пришло письмо из Владивостока:
Городской архив г. Владивосток № 554/л
Тов. Лещенко А. Г.
На Ваш запрос (наш вх. 775—65) сообщаем, что, по данным архива, газета «Дальневосточный моряк» выходила в 1922 году всего несколько раз (не более девяти) и была закрыта распоряжением № 45 от 17 декабря 1922 года.
Фамилиями и адресами сотрудников газеты, а также лиц, имевших какое-либо отношение к ее изданию, архив не располагает.
На вторую часть Вашего запроса сообщаем, что директором частного исторического музея в городе Владивостоке до октября того же года был Соболевский В. П. Во время эвакуации белыми города музей частично сгорел, а Соболевский тогда же исчез. До передачи не уничтоженных пожаром материалов музея в фонд государства обязанности директора исполнял тов. Прилепа Г. Р.
За начальника архива….
Вторым был ответ на запрос о родственниках Соболевского:
Центральный справочный стол Отделение розыска № 25–17
На № 764—66
Гражданка Соболевская Нина Михайловна, 1885 года рождения, состоявшая в браке с гражданином Соболевским Вениамином Павловичем, проживает в г. Алма-Ата по адресу: Красноармейская ул., дом 4.
На следующий день пришло еще одно письмо.
– О, опять Владивосток? – удивился Аркадий. – Ах да, ведь мы запрашивали пароходство!
В конверте было:
На Ваше письмо от 7 апреля с. г.
Прошу сообщить перечнем вопросов, какого рода обстоятельства аварии пароходов «Минин» и «Аян» Вас интересуют.
Инспектор безопасности кораблевожденияБелов.
– Ух ты! – воскликнул Аркадий. – Вот это да. А если в перечень я включу сто вопросов? Он на все ответит?
– Нет. Но сразу видно человека. Аккуратен и исполнителен. Пошлешь ему перечень?
– Поздно. Приедем во Владивосток, явимся к нему. Делаю на карте пометку.
Положенный на карту маршрут нашей поездки напоминал созвездие Большой Медведицы: Владивосток – остров Тюлений – Курильские острова – и снова через Сахалин во Владивосток. Черпак и ручка. У самого начала ручки Аркадии написал имя Белова.
Тут же, у надписи «Владивосток», значилось – «Институт океанологии», а около Кунашира – «Краеведческий музей».
В начале июня мы начали собираться. Нужно было купить походную одежду, заказать билеты. Аркадий отнес на почту заявление, чтобы все письма, адресованные ему, пересылали в Южно-Курильск.
Минута, когда в моих руках оказался билет до Владивостока, заставила меня наконец поверить в реальность происходящего. Мы летели.
Последний день был наполнен горячечной суетой. Комната Аркадия оказалась заваленной вещами. Мы боролись с ними. Аркадии сидел верхом на рюкзаке и, едва не плача, пытался втиснуть в рюкзак одеяло. Белье, посуда, книги, полотенце уже лежали там. У ног Аркадия, хмуро поблескивая, валялись зеленые ласты и легководолазная маска. Я ликовал. Я уложил вещи в два чемодана и злорадствовал.
– Несчастный, как ты потащишь их? – спрашивал меня свистящим шепотом Аркадий. Цвет его лица менялся: оно то краснело, то бледнело; одеяло то погружалось в недра рюкзака, то медленно, как осьминог, выползало оттуда.
– Не знаю! – равнодушно отвечал я. – Ездят же люди.
– Шнорхель! – вопил Аркадий. – Где мой шнорхель?.
Он становился на четвереньки и лез под стол. Стол с жалобным скрипом поднимался, шаткие ножки его повисали в воздухе.
– Ты уже спрятал шнорхель.
Аркадий бросался вытаскивать из рюкзака вещи и на самом дне обнаруживал анодированную трубку с загубником.
– Привяжи ее к чемодану. У тебя ведь будет и чемодан?
– Зачем он мне? Ну скажи – зачем? – голос Аркадия переходил в стон.
Все-таки к концу дня рядом с его рюкзаком появился новенький, блестящий чемодан. Его бока были безобразно раздуты. Лак не выдержал и потрескался. Хрупкие черные чешуйки, как ночные бабочки, разлетелись по комнате.
– Первый раз еду так безобразно, – горестно сказал Аркадий. – Как мешочники двадцатых годов.
По трапу самолета мы поднялись последними.
«ИЛ-18» взвыл моторами и, подрагивая на стыках бетонных плит, помчался навстречу восходящему солнцу. Он взлетел носом на восток. Он нес нас к Тихому океану.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой появляется маленький инспектор безопасности кораблевождения
Приморье встретило нас прохладной сырой погодой. От аэродрома до города нас вез автобус. Он катился по неширокой асфальтированной дороге, по равнине с редкими конусами терриконов, по всхолмленному побережью залива.
Сочная зелень буйствовала на склонах.
Мы с трудом получили помер в гостинице, и Аркадий тотчас же потащил меня в институт. Огромный, похожий на аквариум троллейбус, покачиваясь, вез нас по загородному шоссе. Вдали на свинцовой воде чернели на рейде корабли. Голубые дымки висели над их трубами.
В институте Аркадий поручил меня каким-то своим знакомым биологам, а сам скрылся за дверью с табличкой «Заместитель директора».
Знакомые повели меня в подвал показывать аквариумы.
В полутемном помещении с низким потолком светились огромные прозрачные ящики. Журчала вода. В деревянных лотках гроздьями лежали черные раковины мидий.
Один из сопровождающих включил спрятанную за аквариумом лампу. Из зеленого полумрака выплыло испещренное песчаной рябью дно, на нем – куча камней. Мелкие пучеглазые камбалы жались к стенке аквариума. На песчаном дне лежали бугорчатые трепанги. Они лежали неподвижно, припорошенные илом, и ничем не напоминали живые существа.
– Видите осьминога?
Никакого осьминога я не видел.
– Да вот же он!
Все стали тыкать пальцами в стекло. Пальцы указывали на камни. В глубине щели между двумя камнями едва заметно колыхалось что-то пятнистое и зыбкое.
Пришел Аркадий и сказал, что на Тюлений дана телеграмма. Можно ехать.
Вечером, получив в справочном бюро адрес Белова, мы отправились к инспектору. Его дом оказался неподалеку от гостиницы. Среди низких, потемневших от времени строений высилось врезанное в каменный бок горы новое многоэтажное здание.
Мы поднялись по лестнице и остановились перед дверью, из-за которой доносился тонкий детский плач.
Аркадий осторожно нажал кнопку звонка. Дверь распахнулась. На пороге показалась высокая грузная женщина с обнаженными по локоть руками. На мокрых ладонях пузырилась мыльная пена. Женщина молча смотрела на нас. Из-за ее широких бедер выглядывали двое детей. Рыжие головы мальчишек светились в сумерках.
– Нам товарища Белова, – сказал Аркадий.
– Михаил! – крикнула женщина и ушла, волоча за собой мальчишек. На ее месте возникла маленькая мужская фигура в кителе, застегнутом на все пуговицы.
– Я Белов. Я слушаю вас, – сказал человечек.
– Мы из Ленинграда. Моя фамилия Лещенко, – ласково отозвался Аркадий. – Я недавно получил от вас письмо. А это мой товарищ Сергей Павлович Орлов.
Рев из глубины квартиры усилился.
Маленький человек обернулся.
– Мария, – сказал он, – ты видишь, ко мне пришли. Пусть она замолчит.
– Перестань плакать, – равнодушно сказала женщина.
Прижимаясь спинами к стене, в коридор снова вышли мальчишки. Их зеленые глаза горели любопытством.
– Если она не замолчит… Может быть, ты возьмешь мальчиков? Я не могу разговаривать с людьми.
– Я стираю.
– Мы не вовремя, – сказал Аркадий. – Вы уж извините. Наверное, лучше в другой раз?
– В другой раз будет то же самое, – сказал маленький инспектор. – Идемте поговорим во дворе.
– Люсе надо давать через полчаса кашу.
– Я вернусь.
Сопровождаемые Беловым, мы начали спускаться по лестнице.
– Ваша маленькая Люся плачет, как большая, – сказал я.
– Плачет Катя. Ей пятнадцать.
Я поперхнулся.
– Сколько же у вас детей?
– Четверо, – покорно произнес наш спутник. – Две девочки и мальчики-близнецы.
Мы вышли в садик, разбитый около дома.
– Итак, что вы хотели от меня узнать?
Аркадий помедлил.
– Многое, – сказал он. – Собственно говоря, все, что связано с обстоятельствами гибели парохода «Минин».
– Для чего это вам нужно?
– Скажем так: я хочу писать о нем книгу.
– А-а… Что ж, все дела, связанные с авариями, хранятся у нас в Межведомственной инспекции. Эта авария, мне помнится, изучалась в тысяча девятьсот двадцать пятом году, но расследование до конца доведено не было. Хотите знать подробности?
Вверху отворилось окно. Женский голос позвал:
– Михаил! Каша готова!
Белов потер ладонью висок и ушел. Из раскрытого окна вылетела и рассыпалась в воздухе, как фейерверк, пачка цветных карандашей.
– Бежим! – сказал Аркадий. – Этот человек слишком обременен семьей, чтобы помочь нам.
В дверях подъезда снова показался Белов. Он тащил за руку рыжего сына.
– Сейчас же собери карандаши! – сказал он. – Да, так на чем мы остановились? Вы правы – здесь неудобно, приходите завтра ко мне в инспекцию. Морская, семнадцать. Я буду в девять.
Аркадий схватил меня за рукав и потащил прочь.
– По-моему, у него не четверо детей, а все шестнадцать! Голова кругом. Смотри, это ждет и тебя!
– Моя жена слишком занята архитравами и гобеленами.
Аркадий захохотал.
– А ты заметил, – сказал он, – что двор вытоптан больше с той стороны, где живут Беловы?
В тот вечер наши соседи по номеру долго разговаривали и играли в домино, ударяя с размаху косточками по столу. Нам это казалось тишиной.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
содержат историю острова Изменного и демонстрирует необыкновенные способности Белова
Утром мы отправились в инспекцию.
В комнате, стены которой были увешаны бело-голубыми морскими картами, за канцелярскими заваленными документами столами сидели представительные люди в форме.
При виде нас Белов встал. Золотое шитье на его рукавах вспыхнуло и погасло. Белов опасливо извинился перед товарищами и сказал Аркадию:
– Здесь неудобно. Пойдемте в библиотеку.
В библиотеке мы с Аркадием сели на диван, под картиной, которая изображала открытие пароходом «Америка» одноименного залива в Приморье, и приготовились слушать.
Маленький инспектор потер ладонями виски, нагнул по-птичьи голову набок и не торопясь начал:
– Пароход «Минин» был построен в Англии по заказу России для работы на Дальнем Востоке фирмой Ланц. Фирме была заказана в девятьсот шестом году серия из трех судов: «Минин», «Аян» и «Карс». Пароходы почти не отличались по своим данным.
– Они были однотипны?
– Да.
Аркадий хмыкнул.
– Как же тогда их отличить? После того как они пролежали бок о бок без малого полвека…
– Да, две кучи одинакового железного лома, – сказал я. – Пожалуй, сам строитель не разберется!
Из-за книжных стеллажей бесшумно вышла пожилая женщина.
– Михаил Никодимович, – обратилась вполголоса она к Белову, – не поможете ли? Товарищу с юридического факультета нужно подобрать случай столкновения кораблей в тумане при одновременном нахождении их в узкости.
– «Садгепул» и «Парция». Дело слушалось в Лондоне в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году. – Белов произнес это не задумываясь.
– Спасибо. А где он может это найти?
– Реферат бюллетеней Ллойда за пятьдесят седьмой год.
Женщина исчезла. Белов помолчал.
– На чем я остановился?
– Пароходы были однотипны.
– Да. Так вот в двадцать первом году суда поступили в распоряжение оккупационных властей. Пароходы использовались японцами как войсковые транспорты и дважды ходили в Императорскую гавань, а перед самой сдачей города были вновь отданы военной комендатуре белых. Перед сдачей города оба парохода стали грузить на борт население… Как я говорил, есть акт незаконченного расследования. Его производили в двадцать пятом году и из-за недостатка данных прекратили.
– Кто производил?
– Управление безопасности кораблевождения.
– Капитан «Минина» погиб?
– Умер в Японии.
– А капитан «Аяна»?
– Вернулся и скончался в госпитале в двадцать седьмом году. Его показания были главными при расследовании.
– Та-ак… А вы сами никогда не были в районе Изменного?
– Нет.
– И не собираетесь?
– Нет причин. Правда, в этом месяце я должен работать на Шикотане. Небольшое столкновение.
Нас снова прервали: в дверях показался моложавый хмурый моряк.
– Товарищ Белов, – сказал он, – совершенно срочно. Пришла телеграмма. Готовится решение о дополнительном оборудовании района Семи Камней. Маяк и два светящихся буя. Нужно сегодня же дать обоснование. Кто сидел на камнях. Ну, скажем, за последние три-четыре года.
– За три или за четыре, Алексей Алексеевич?
– За три.
Белов полуприкрыл глаза.
– Тысяча девятьсот шестидесятый год, – начал он. – Пароход «Шойна», пробоина в районе форпика, поврежден винт. Убыток тридцать одна тысяча рублей… – Хмурый моряк вытащил записную книжку и торопливо, начал писать. – Сухогрузный транспорт «Кассиопея», касание грунта, в убытки вошла только стоимость постановки в сухой док. Большой рыболовецкий траулер «Трепанг», пробит борт в районе сорок восьмого шпангоута…
Белов диктовал минут пятнадцать. Он перечислил добрые два десятка судов, не забыв указать, что за повреждения они получили, во что обошелся ремонт и какие особые обстоятельства сопровождали аварию.
– Побежал. – Заказан прямой провод с Москвой, – сказал моряк и, не взглянув на нас, исчез.
– А если в цифрах ошибка? – сказал Аркадий, обращаясь к маленькому инспектору. – Вы не хотите пойти проверить?
– Не понимаю вас, – простодушно ответил Белов. – Меня спросили, что за суда терпели бедствие на Семи Камнях, и я перечислил их. На чем мы с вами остановились?
– На расследовании, которое вы будете вести на Шикотане. Кстати, это не так далеко от Изменного.
Белов кивнул.
– Старый, но запутанный случай. Как-нибудь расскажу. Но сейчас мне следует вернуться в кабинет. Как только дадут Москву, меня будут искать.
– Чтобы вы были под рукой?
Белов кивнул.
– Я заказал дело о расследовании аварии «Минина» и «Аяна». Его принесут из архива. Читать – дня на два… Что еще?
– Хотелось бы знать, что представляет собой Изменный.
Зазвонил телефон, и женский голос из-за стеллажа произнес:
– Белова срочно наверх.
Отыскав на полках несколько старых книг по истории открытия южных Курильских островов, мы с Аркадием принялись их читать.
В пожелтевших, пыльных изданиях, полных «ятей», «и с точками», нашлась история острова.
Плавания к нему восходили к началу восемнадцатого века, когда Евреинов и Лужин, Анциферов и Козыревский начали движение на Курильские острова со стороны Камчатки и Охотска. Двигаясь с севера на юг, с острова на остров, изыскивая поселения айнов и облагая их ясаком – податью, они шли, нанося на карты бесконечные и неуютные каменные громады с дымящимися вулканами.
Однако эти мореплаватели до Изменного не добрались. Первым кораблем, который появился в его водах, был «Св. Михаил» Шпанберга. Энергичный, упрямый, упорный в достижении цели, Мартын Шпанберг был помощником Беринга во второй Камчатской экспедиции. В районе Курильской гряды он начал работать в 1738 году.
В первый год плавания, выйдя на трех судах из Охотска, он направился к Курилам, затем корабли его разошлись. «Михаил» под командованием Шпанберга пошел на юг и обогнул Уруп. Лейтенант Вальтон на «Надежде» опустился до Хоккайдо. «Гавриил» под командой Шельтинга описывал берега Сахалина.
На второй год Шпанберг ходил до берегов Хондо. На обратном пути он был у Хоккайдо и обследовал южные Курильские острова.
Результатом его работ стала карта всех островов Курильской гряды. Пораженный обилием островов и утомленный необходимостью придумывать для каждого название, мореход часто ограничивался тем, что указывал на карте порядковый номер открытого острова. На карте, которую Шпанберг представил в Санкт-Питербурх после окончания плавания, значились тридцать островов. Однако на изданной двумя десятилетиями позже Парижской академией наук почему-то в нижней части Курильской гряды имелся и тридцать первый остров. Именно он и получил впоследствии японское название Сендзюкуити.
Название Изменный было присвоено острову на основании свидетельств о плавании в 1811 году в этом районе Головнина и происшествия, которое имело с ним место.
Совершивший под командованием Головнина плавание из Кронштадта на Камчатку корвет «Диана» вышел из Петропавловска, имея целью уточнить морскую опись островов, подтвердить государственную принадлежность Сахалина к России и попытаться установить дипломатические связи с Японией. Обнаружив в безымянной бухте на острове Кунашир селение, Головнин сошел в шлюпке на берег. Селение оказалось небольшим японским укреплением. Японцы хитростью заманили Головнина с товарищами – мичманом Муром, штурманом Хлебниковым и четырьмя матросами – в крепостицу и арестовали их. Только после длительных переговоров, во время которых между Кунаширом и Хоккайдо, где сидел японский губернатор, с черепашьей скоростью двигались гонцы, а каждое сказанное или написанное слово превратно истолковывалось, отважный капитан-лейтенант и его товарищи были освобождены. В память об этом происшествии Головнин назвал бухту – бухтой Измены, а остров, лежавший неподалеку в море, островом Изменным. Это название вначале не привилось, и о нем вспомнили только в 1946 году…
– Все ясно! – сказал Аркадий, – теперь нам нужно описание самого острова. Нет ли близ него затонувших судов?
– Нужно смотреть лоцию.
Вскоре мы сидели над ней – над толстой книгой в красном коленкоровом переплете – и, затаив дыхание, перелистывали желтоватые добротные страницы.
– Кунашир. Это не то, – бормотал Аркадий. – А вот и Изменный… «Вход в бухту. У входа в бухту установлен на возвышении семнадцати метров огонь… В бухте возможна стоянка судов малого водоизмещения…» Так, так… Никаких выброшенных на камни кораблей.
Прочитав внимательно все, что относилось к острову, мы закрыли книгу.
– Подожди, – сказал Аркадий. – А что, если посмотреть рядом. Соседние острова. Открой-ка еще раз.
Мы снова углубились в чтение.
– Вот, – неожиданно и глухо сказал мой друг. Палец его уперся в страницу и задрожал. – Вот тут. Прямо написано – «в тысяча девятьсот двадцать втором году». Читай вслух.
Следя за торопливым движением его узкого желтого ногтя, я прочел:
– «Два Брата. Отдельная скала, с раздвоенной вершиной, лежит в центре каменной гряды. В двух кабельтовых от нее среди камней ранее возвышались остатки судна, затопленного во время шторма в 1922 году. Ограждена южная оконечность гряды…»
Я задумался. Может быть, это вовсе, и не «Минин»? И, кроме того, где второй пароход?
«Ранее возвышались». Значит, теперь не возвышаются?..
Вернулся Белов и принес дело об аварии.
Все последующие дни мы приходили в инспекцию к девяти утра, усаживались в библиотеке, брали пухлую пожелтевшую папку, с широким коленкоровым корешком и шелковыми вкрадчивыми завязками, открывали страницы с описанием аварии и углублялись в них.
Сухой язык, которым были написаны опросные листы и акты, как нельзя лучше помогал восстановить напряженную драму, которой закончилась эпопея двух пароходов.
