Текст книги "Извек (Княжье похмелье)"

Автор книги: Святослав Аладырев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 22

...Мыслями Извек снова был у ночной реки, опять сидел у костра и любовался длинноволосой русалкой. Однако, грубый шлепок ветки по щеке мгновенно вернул его в реальность. Дорога, больше похожая на кабанью стежку, приближалась к краю каменистого распадка. Земля была завалена рассыпающимися от времени глыбами в два человеческих роста. Там, где намек на тропу пропадал вовсе, Ворон сам выбирал дорогу и выдерживал направление в густом кустарнике, руководствуясь одним чутьем. Крупные валуны стали встречаться все реже, уступая место толи высокому чепыжнику, толи зарослям низкорослых деревьев. Скоро в траве начали попадаться камни не крупнее сундука, да и те едва выглядывали из буйной зелени. Ворон три раза ставил уши торчком, пока Сотник не услыхал, далеко впереди, тихое ржание. Через некоторое время ржание повторилось. Прислушавшись к звукам, доносимым встречным ветерком, дружинник прикинул расстояние. В сердце закрался холодок, выходило, что кони торчат на одном месте, в самой гуще зарослей. Извек придержал Ворона. Показалось странным, встретить коней на стежках, нехоженых годами. В таких краях, без седоков, лошади не пасутся, да пастбища здесь не самые лучшие... Сотник беззвучно соскользнул с седла, завел коня в заросли погуще, накинул повод на ветви. Достав лук, набросил тетиву, повесил через плечо колчан. Пригнувшись к буйной траве, крадучись двинулся в обход предполагаемого табуна. Зайдя по широкой дуге, свернул и стал медленно приближаться к месту, откуда по его расчетам доносилось ржание. Скоро расслышал негромкие голоса. Десяток неслышных шагов, и сквозь ветви стала видна небольшая поляна, на которой гарцевали около дюжины всадников. У ручья двое пеших наполняли фляги. Еще один, с седыми прядями на висках, стоял рядом, держал в поводу троих коней и переговаривался с воином, похожим на десятника. Что-то, в троице у ручья, показалось знакомым. Приглядевшись, Сотник припомнил, где видел этот поживший меч, грубый кистень и раскоряченную дубину. Вот так встреча, оторопел дружинник, это какими же ветрами их сюда закинуло? Видать, верно говорят: кривые стрелы прямо не летают. Он продвинулся еще ближе, прислушался. Уловил голос седого. – ...запросто не возьмешь. Надо засадить на опушке, а как появится, окучивать всем скопом, да со всех сторон и одновременно. – Возьмем, – снисходительно процедил десятник. – Нам не впервой. И не таким шеи вертели. Седой разбойник зло сверкнул глазом, голос прозвучал тихой насмешкой: – Нам тоже не впервой было, и тоже думали, что всяким шеи вертели, только ошиблись малость. Даже к коняге его, бешенному, не подступились, когда он лопушинами своими черными помахивал... – Ладно, поглядим на твоего молодца, коли дождемся. Дождетесь, прошептал Сотник, умащивая расщеп на тетиве. Утвердившись на колене, выцелил дальнего и отпустил хвостовик. Тут же дернул из колчана вторую стрелу. Хват за оперение, наброс, оттяг, выстрел и снова хват. Разил влет, наповал, не глядя за полетом пущенных стрел, понимая, что успех в скорости. Острия язвили быстро и точно: шею, сердце, голову. Разъезд всполошился только когда пестрое оперенье украсило пятого всадника. Один десятник сообразительно метнулся с коня, остальные же только дергались за оружием и беспомощно вертели головами. Трое у ручья заворожено следили за падением дозорных, пока тяжелые трехгранные пробойники не сбили их с ног. Седой, в последний момент, попытался скакнуть в кусты и теперь корчился, схватившись за торчащее из-под ключицы древко. Сотник помянул Ящера за досадный промах. Вторая стрела послушно стукнула в ухо и быстро успокоила раненого. – Не люблю охоты... и засады. – мрачно выговорил Извек, переводя дух. Однако, ребятушки, не обессудьте, вас так просто не объедешь, а я спешу. Он встал на ноги, не сводя глаз с места, где залег последний. Наложив стрелу, вышел из зарослей. Уже не спеша поднял лук, и двинулся к затаившемуся десятнику. Тот видимо понял безвыходность положения. В последнем отчаянном рывке, катнулся в сторону, выдергивая из ножен меч. Сотник сочувствующе улыбнулся такой попытке спастись, но ошибся в намерениях противника и понял это слишком поздно. Десятник, уже не скрываясь от стрелка, дернулся к ближайшей лошади и что есть силы, плашмя ударил по лоснящемуся крупу. Животное взвилось на дыбы и, рванув от обидчика, быстро скрылось в зарослях. Воин со стрелой в груди медленно оседал на землю. На побледневшем лице застыла злая улыбка, с уголка рта сбежал красный ручеек и раскосые глаза закрылись. Извек зажмурился от досады. С сожалением глянул на оставленные в телах стрелы, но без промедления, каждый миг на счету, поспешил за Вороном. Уже на тропе, запрыгивая в седло, с робкой надеждой подумал, а вдруг та испуганная коняга шагов через сто успокоится... Или остальная шайка где-нибудь подальше и удастся проскочить незамеченным. Едва почувствовав на спине хозяина, конь резво двинул по тропе. Через поляну, с пасущимися возле трупов лошадьми, проскочил без остановки. Впереди мелькнул просвет, но стежка нырнула в сырую балку и вывела из нее уже на самом краю поредевшего чепыжника. Ворон слишком быстро проскочил последний куст и оказался посреди большого лагеря. Сотник присвистнул. Вместо шайки или даже отряда, перед ним расположилось целое войско. В обе стороны от тропы тянулись кострища, а впереди, преграждая путь вытянулись ряды всадников. Все с интересом и любопытством, глядели на появившегося дружинника. В самой середине строя, подбоченясь восседал могучий воин с крупной головой. Улыбка предводителя обнажала мощные белые зубы, глаза смотрели добродушно, как на дорогого гостя. Из-за пояса торчало длинное топорище, отполированное огромными ладонями. – Ну вот и дождались! – с облегчением протянул воин. – Почитай доехал! Сотник медленно кивнул, скользнул взглядом по лагерю. Определил, что в седлах, перед ним около трети войска. Остальные с интересом поглядывали от костров, или неспешно стягивались кольцом, тридцати шагов в поперечнике. Не торопились, знали, что путник никуда не денется. – Там... – Извек кивнул назад. – Тоже думали, что доехал. Да видно ждать уморились, теперь отдыхают. Щека атамана дрогнула, в глазах блеснул металл. Он недоверчиво выгнул бровь. – Неужто с десятком Адиза встретился? – Встретился, – подтвердил Сотник. – Только, Адиз ли был, не ведаю. Знакомиться не досуг было... – Ну, теперь спешить некуда, – ласково проворковал атаман. – Можно и познакомиться. Меня, к примеру, Бутяном кличут. А тебя как звать-величать? Надо же знать, кого к ящеру отправлять будем. – Уважаемые! – скромно произнес Извек. – А по своей ли пасти шмоточек выбрали? Как бы не подавиться! – Ничо! – небрежно бросил Бутян. – Небось не подавимся, и не такие крошки-семечки склевывали. С обеих сторон донесся глумливый гогот. Атаман вскинул пятерню и, мгновенно уняв смех, скорчил наивную рожу. – Мы же как курочки, – промямлил он и головорезы опять захрюкали, сдерживая хохот. – А курочка, по зернышку клюет, да... – Да весь двор в говне бывает! – подытожил Извек и пришпорил коня. Ворон рванулся, будто давно ждал этого момента. Вихрем пролетев мимо обалдевшего Бутяна, умудрился цапнуть его жеребца зубами за ноздрю. От боли и неожиданности серый коняга вытаращил глаза и сел на хвост. Атаман кувырнулся с седла. Подняв облако пыли, грязно ругнулся и, глядя вслед уносящемуся Извеку, взревел на суетящихся вокруг хлопцев. Разобрав наконец пару небранных слов, несколько человек бросились в погоню. Один за другим к ним присоединились и остальные, вместе со сквернословящим Бутяном. Теперь Извек видел за спиной целую вереницу всадников, несущихся во весь опор. Быстро обгоняя всех, летел жеребец атамана. Бутян привстал в стременах, потрясая в воздухе длинным топором. Дорога поднималась в гору, но погоня ничуть не замедлилась. Хорошо идут, подумал Сотник, оглядываясь. Разбойники не отставали, но он был спокоен. Ворон летел как птица, но пока не в полную силу. Копыта быстро ударялись в землю выстукивая четкий, неутомимый ритм. Внезапно два десятка самых прытких, рискуя загнать коней, вырвались вперед. – Ай, скверно-то как, – пробормотал Сотник. – С коняжками так нельзя, они же помереть могут. Он откинулся назад за притороченным к седлу луком. Натягивать тетиву на полном скаку пробовал всего раз, по совету Селидора. Оказалось, что не зря. Выудив тетиву, накинул на нижний рог и, не ослабляя натяжения, сунул лук в голенище сапога. Выравнивая коленями тряску, потянул петлю к верхнему рогу. Рука, сгибавшая дугу, все равно прыгала как бешенная и кулак с петлей несколько раз пролетал мимо бороздок. Наконец, скорее случайно, тетива легла на место, едва не защемив пальцы. Дернув из колчана стрелу, заметил, что расстояние до преследователей сократилось. Аккуратно выцелил, отпустил стрелу, проверяя как пойдет. Древко метнулось к преследователям и засело в плече ближайшего всадника. Тот откинулся на круп лошади и мгновенно отстал. Остальные стрелы Извек посылал быстрей, метя в самую гущу. Плотная стая преследователей попыталась рассредоточиться. Однако, эта уловка не помогла и, к концу первого колчана, осталось лишь пять смельчаков, чьи кони уже роняли пену. Под копытами Ворона все чаще стали попадаться крупные валуны и он сбавил ход, с трудом преодолевая препятствия. Погоня тоже подотстала. Самые прыткие смешались с разъяренной, ощетинившейся оружием, толпой. Ворон уже петлял между огромных каменных глыб и скоро бесформенные обломки совсем скрыли беглеца от преследователей. Подъем становился все круче. Взмокшие лошади перешли на шаг. Бутян неожиданно гаркнул на подручного. Дрозд вскинул рог и коротко дуднул. Войско мгновенно осадило коней и сгрудилось вокруг атамана. Все взоры устремились на батьку. Тот поднял топор и указал куда-то вбок. На оторопелый взгляд Дрозда ухмыльнулся и сунул топорище за пояс. – Не уйдет! Я тутошние места знаю. Заползет на верх, сделает крюк и выйдет на плоскую гору. Там и перехватим, только подъедем стороной, так ближе, да и коней побережем. Бутян повернул коня и направился поперек склона. Все двинулись следом, на ходу выстраиваясь в подобие ровной колонны. Отослав вестового к обозу, ехали до вечера. Спешились у звенящего в расщелине ручья. Однако, едва напоили коней, хриплый глас рога снова загнал всех в седла. Уже на рассвете, преодолев нагромождение скал, подобрались к испещренному трещинами склону, ведущему к краю ровного плато. Посеревший лицом, Бутян осмотрелся и махнул рукой разрешая роздых. – Здесь пождем! Где-то тут и появится. Вот только куда двинет, вниз, или вверх? Что-то припоминая, атаман прищурился на далекие вершины, задумчиво пробормотал: – По правой стороне – ущелье, почти без дна. Налево не пойдет, склон больно крут. А вот вверх, по плите, может. И дорожка там имеется, ведет к мостику, ежели тот еще не развалился... Но это дальше. Появится он во-он из-за той горушки. А мы передохнем и двинем вон там. Рука Бутяна поднялась в сторону беспорядочно темнеющих расщелин, тянущихся вверх огромными, неприступными складками. – А заберемся, батько? – с сомнением покосился Дрозд. – Лошади все ноги переломают. Атаман посмотрел на него, как на хмельного парубка. Подъехав вплотную, протянул ручищу, ласково развернул голову подручного носом к склону. Вкрадчиво, почти шепотом заговорил: – Птах мой вещий, кто же в горах ходит по прямой? В горах ходят зигзагом, сначала в одну, потом в другую сторону. Палец Бутяна двинулся вдоль склона, очерчивая извилистую линию. В косых глазах Дрозда постепенно высветилось понимание. Изгибы каменных складок сложились в извилистую линию, выводящую на самый верх. Подручный, ощерился и, восхищенно гыкнув, почесал макушку. – Хитер же ты, батько!...

ГЛАВА 23

Я не боюсь смерти – я просто ее не хочу. Но случись пойти на смерть, пойду легко и спокойно, ибо буду знать, за что кладу жизнь. Витим – Большая Чаша.

...Бока Ворона тяжело вздымались. С ночи под копытами плыл сплошной подъем, единственно пригодный путь, тянущийся вокруг неприступных пиков и разломов. Извек видел, что длинноухий изрядно заморился, но останавливаться не рисковал. Иногда, давая коню отдохнуть, спрыгивал с седла и некоторое время бежал рядом. Чувства подсказывали, что выходит почти к тому месту, с которого оторвался от погони. Внутри давно звенела тревожная струнка, трепетала на грани надрыва, заставляя чувства мгновенно отмечать каждый шорох, каждую промелькнувшую тень. Солнце неотвратимо прибавляло жара, с каждым мгновением сокращая резкие тени. Преодолев последнее нагромождение камней, Ворон выбрался на плато, одним краем граничащее с пропастью, другим – плавно поднимающееся к ровной площадке между двух скальных столбов. По левую руку оставался еще спуск, покрытый лабиринтом трещин и выглядящий непроходимым. Выбор был не богат и Сотник направил коня вверх. Миновав середину подъема, Извек снова спешился и, держась за стремя, продолжил путь на своих двоих. Жеребец благодарно косился на хозяина, старался держать удобный для человека бег. К тому времени как плато выровнялось и бежать стало легче, с дружинника сходил третий пот. Переводя дух, Сотник натянул повод и перешел на шаг. Губы пересохли, но пока было не до фляги. Направляясь в проход между выросшими по бокам серыми колоннами, отыскал глазами место, где бы мог маленько передохнуть. Остановив Ворона в тени скального выступа, вытер с лица крупные соленые капли. – Да, нынче будет жарко. – раздалось откуда-то сбоку и, недалеко от Извека, возник невысокий худощавый человек. – Тебя только не хватало, – прошипел Сотник спешно вытирая потную руку, однако, рассмотрев, что тот безоружен, меча касаться не стал, достал флягу. Незнакомец равнодушно дожидался, пока дружинник утолит жажду. Смуглое лицо обрамленное тонкой, свивающейся в косичку бородкой, казалось, тоскливым и чуть раздосадованным, будто человека внезапно оторвали от важного дела. Глаза скучающе пробежали по Ворону, скользнули по скале и остановились на яркой синеве небосклона. Неохотно, будто по принуждению, человек заговорил: – Исполать одинокому путнику. Может пособить чем? Извек облизал губы, оглянулся на коня. – Ты глянь, Ворон, и в этой глуши каждый помочь норовит. Глаза незнакомца расстались с небом и с недоверием вперились в лицо дружинника. – И что, часто норовили? – Ага, – усмехнулся Сотник. – Куда не сунься, благодетели через одного, а доброго человека днем с огнем не сыщешь. – Доброго? – бесцветным голосом переспросил незнакомец. – Варлог-Шестопал никогда не был добрым. Злым, впрочем, тоже. Гордо посаженная голова качнулась в сторону. – Это, кстати, не твои помощники торопятся? Извек глянул низ по склону, присвистнул. На плато выползало войско преследователей. Беглеца пока не замечали. Появляясь из непроходимого нагромождения трещин, вытягивались в длинную полосу и двигались туда, откуда недавно выехал Сотник. – Мои, – согласился дружинник, поглядывая в какую сторону бежать. Варлог удовлетворенно кивнул. Рассматривая далекие фигурки всадников, медленно сжал и разжал кулак. – Значит пособим. С ладони сорвался вихрь пламени и, и вырастая на глазах, понесся вперед. Через сотню шагов он уже напоминал огненный таран, летящий по склону подобно лавине. Ворон ржанул и подался назад. Варлог бесстрастно смотрел вслед ослепительному вихрю. В холодных глазах мелькали желтые отсветы, но ни жар, ни рев его не трогали. Он медленно перевел взгляд на Извека. Сотник щурясь наблюдал, как пламя, испепеляя на своем пути траву и кустарник, неотвратимо приближалось к преследователям. Черные точки брызнули в разные стороны, но пламя уже поглотило большую их часть и с ревом помчалось дальше, к скалистому обрыву. Оставив после себя полосу расплавленного камня, огонь взлетел над провалом, завис на мгновенье и с воем рухнул в бездну. Горстки преследователей, успевших избежать огненного вихря, затаилась по камням и над опустевшим склоном плыли лишь сполохи горячего воздуха. Извек встретил взгляд колдуна и уважительно развел руками. – Ну, лихо! Прям как бабка Агафья. – Какая Агафья? – не понял Варлог. – Да старушка у нас под Киевом живет, – пояснил Извек. – Так же тараканов гоняет, кипятком. За раз по пол сотни ошпаривает. Тут, правда, не тараканы, но все равно лихо. Колдун пропустил мимо ушей обидную похвалу. Глядя на бегущие облака, тихо промолвил: – Меня просили помочь – я сделал. Дальше сам. – Кто просил? – опешил Извек. Варлог снова недовольно двинул губами, неопределенно махнул рукой. – Старые знакомые, хотели чтобы присмотрел за тобой. Теперь долги отданы. – Ага, – спохватился Сотник. – Подсобил, спасибо! Без малого пару сотен одним махом. Осталось десятка два, да это не беда. – Двадцать девять, живых, – уточнил Варлог, созерцая каменный клык скалы. – У одного сломана нога, еще у одного – ключица. Бойцов двадцать семь. Сотник уважительно покачал головой: с такого расстояния не то, что сосчитать – увидеть мудрено. Колдун, меж тем, с еле уловимой издевкой продолжил: – Хотя мне говорили, что для тебя такое число не помеха. – Ага! – кисло пробурчал Извек. – Мы и не такие дела заваливали. Ежели б еще на узком мосточке, тогда бы враз... – Будет тебе мосточек. – успокоил Варлог. – Вон за той вершиной ущелье сузится, там и мост. Не то чтобы широкий, но двое конных пройдут. Только верхом не бейся. Мосток ветхий, может не выдержать... А мне пора, да и тебе тоже. Колдун шагнул в воздух и рассеялся на ветру клочком серого тумана. Откуда-то донеслось насмешливое : – И торопись, эти не отстанут! Сейчас испарину утрут, и за тобой! Сотник глянул на Ворона. – Понял? Давай улепетывать...

...Сидя под навесом огромного камня, Бутян прикидывал потери. Лицом был темней гранита. Глаза неподвижны, челюсти сжаты, губы сомкнуты тонкой полоской. Даже без подсчета видел, что утратил большую часть людей – две трети войска, в которое вложил все: деньги, силы, время, надежды и мечты. Отборный отряд, успев рассыпаться в стороны, конечно, остался. Злой, готовый на все, но теперь слишком малый, чтобы называться войском. Со всех сторон стягивались выжившие после огненной лавины. А в голове атамана, обжигая изнутри кубышку черепа, пульсировали тяжелые мысли: – Не слишком ли дорогая цена за одного человека? Не слишком?! Не то, что слишком... А недопустимо высокая цена! Бутян прикрыл веки. Пальцы скребнули по земле, выворачивая из плотного грунта мелкие камешки. Кулаки сжались, натянув крепкими мослами побелевшую кожу. Надо было задуматься при первом же знакомстве с этим путником, когда в темном перелеске сложил головы передовой разъезд. Или когда так быстро лишился еще полудюжины сорвиголов, первыми пустившимися в погоню. Теперь за один раз потерял еще полторы сотни. Осталось без малого три десятка, еще пятьдесят – движутся с обозом. Итого, меньше сотни... Размышления прервал звякнувший о камень рог. Косой, осматривавшийся на вершине валуна, тяжело ухнулся в трех шагах. – Все, батька, того, кто огнем швырялся больше нет. Растаял в воздухе, будто и не было. А этот... – Дрозд скрипнул зубами. – Эта паскудная морда подалась дальше. Скачем вдогон? Пока не ушел... Бутян поднял на подручного угли глаз, ласково улыбнулся, отчего стал похож на помесь коня и волка. – Так ты, соколик, еще ни хрена не понял? Косоглазый поправил рог, в недоумении захлопал глазами. – Да-а, – так же медленно продолжал Бутян. – Нихренашеньки ты, дударь, не понял. Это не паскудная морда. Это тот, которого при встрече надо объезжать за тыщу шагов... а лучше за две. Бутян замолчал, прикрыв глаза. На висках то и дело натягивались жилки, спугнутые вздувающимися желваками. Косой повертел туда-сюда перебитым носом, присел возле вожака и, собрав морщины на лбу, поинтересовался сквозь зубы: – Так как, батько? Назад что ли? Веко атамана поползло вверх и, в лицо опешившему Дрозду вперился бесстрастный взгляд. Затем вверх поползла улитка второго века. Когда оба глаза почти продырявили переносье подручного, блеснули квадратные зубы. – Назад?! – Бутян громко расхохотался. – Вперед, жеребчики! Только вперед! Могучая рука выдернула из-за пояса отполированную годами рукоять. Опершись на тяжелый боевой топор, вожак поднялся, расправил плечи, хлопнул по спине вскочившего косого. – Дуди, соколик! Кучкуемся! Раненых – на коней и навстречу обозу. Пусть встают лагерем и ждут. Остальных от обоза – вперед. Под сотню наскребем. Бутян окинул взором каменную пустошь. Кивнул на туши покалеченных коней, чтобы позаботились дать быструю смерть. Кто-то тут же бросился исполнять, а над горами уже катился рев боевого рога, заставляя вздрагивать все живое за много полетов стрелы. Услышав далекий надсадный стон, охрана обоза вскинула головы и, набирая скорость, бросилась на зов. Скоро доскакали до выжженного склона, усеянного обугленными трупами. Резко остановились, будто ударились в стену запаха горелого мяса, но из-за ближайшей горы вновь коротко рявкнул рог Дрозда. Вбивая копытами пепел, кони рванули с места. Миновав плато, увидали остатки войска, пристроились в хвосте. Из коротких злых фраз узнали о случившемся тянули шеи, с опасением поглядывая в голову колонны. Скоро атаман придержал коня, подождал когда подтянутся задние. Окинув взглядом невеликое войско, зло сплюнул. Ругнул и чародеев, и Кощея с его поручением, и горы с пригорками. Впереди, в расщелине скал, показался обрыв и начало древнего моста. Источенный дождями и ветром камень пронизывала сеть трещин. Черными норами, зияли дыры от высыпавшихся камней. Кое-где торчали прутья и пучки выцветшей травы. Под ними белели потеки птичьего помета, но птах видно не было, то ли давно вымерли, то ли, завидев людей, попрятались. Всадники угрюмо зыркали по сторонам. Настороженно объезжали скалу, загораживающую большую часть моста. Едва показалась середина, Бутян остановился. Ноздри вздулись, пальцы крепче стиснули топор. За спиной заскрежетало вынимаемое молодчиками оружие, но взмах руки атамана приковал отряд к месту. Дрозд таращил косые глаза то на атамана, то на знакомую фигуру, маячащую посреди моста. За мостом, на другой стороне ущелья, врос в камень черный, как безлунная ночь, конь. Бутян медленно вдохнул, прищурился, рассматривая противника, доставившего столько хлопот. Тот спокойно прохаживался поперек моста, руки упер в бока и, будто бы, интересовался лишь бездонной пропастью по обе стороны каменного перешейка. На подъехавших глянул мельком, как бы между делом опустил ладонь на рукоять меча. Бутян оценил выдержку одиночки. Другой бы на его месте храбрился, сыпал ругательствами и насмешками, раззадоривая боевой дух. Этот же прохаживался как на торжище и, будь под ногами ромашки – давно бы сорвал и нюхал. Но ромашек на мосту не было, как и у Бутяна не было желания бросать своих молодцов в атаку. На таком мосту конный пешему не товарищ. А пеших, при определенном навыке, можно десятками отправлять с моста на острые камни, усеивающие дно ущелья. – Вот те, бабушка, и юркни в дверь, – пробормотал Бутян, потряхивая топором. Дрозд пробежал по лицу атамана быстрым взглядом. От непонимания взгляд косых глаз на миг выровнялся. – Батько, ты куда? Ежели на мост, то надо бы сперва хлопцев запустить. Либо... – Да я вас уже два раза запущал! Остались от орликов вошки, да блошки... да вонища окрест! – проворчал Бутян. Подручный хлопнул себя по лбу, еле сдерживая восторг от придумки, выпалил: – Так давай его каменьями забросаем, пока пеший. И дело сделаем, и забот меньше, метателей с десяток осталось. Бутян посмотрел на подручного, как корова на протухшую рыбу. – Уймись, камнемет, такое нам не к лицу. – Эт почему? – не понял Дрозд. – Потому, что оскорбительно для воя, быть закиданным каменьями. Тем более такой шайкой. Дрозд едва не подпрыгнул от возмущения. – Шайкой? Ну, батько, ты и сказал! Это наше-то войско шайка?! – По сравнению с ним, шайка! – отрезал Бутян утвердительно. – Ну и пусть он тогда катится к Ящеру! – обиделся косоглазый. – А мы пойдем обратно. В этих краях ни обозов, ни путников с кошелями, одни камни, а я это не ем! – Нет, сокол мой певчий, и отпускать его не можно! – вздохнул атаман. Потому как не смогу я спокойно ступать к своему заветному маленькому княжеству, пока знаю, что может встретиться такой вот человечек. Пойду-ка, пожалуй, потолкую. А вам всем надлежит возвращаться к обозу. Ждать до вечера. Будешь за главного. К вечеру не вернусь – сами думайте как быть. Двигай! Он спешился и не оглядываясь направился к мосту. За спиной защелкали бросаемые в ножны мечи, зазвенела упряжь – ватага молча повернула коней вспять. Удаляясь прогрохотали копыта и, Бутян еще раз порадовался установленной в отряде дисциплине. Мост приближался. Сотник перестал прохаживаться, ждал чуть расставив ноги и склонив голову на бок. Атаман крутнул топором, разминая плечо, но едва занес ногу над первым камнем моста, как в голове знакомо бумкнуло и зашумело. – Ох, не к месту! – сморщился Бутян. – Только Чахлыка сейчас не хватало. Он остановился, в нетерпении постукивая топором по ноге. Издалека донесся вкрадчивый голос Кощея. – Будь здрав, доблестный Бутян! Где обретаешься, велики ли успехи? – Велики, Бессмертный, велики гораздо. – процедил Бутян. – Две сотни уже свою награду получили. А обретаюсь в двух днях от того места где ждали. Тут трещинка такая в земле, а через нее мосточек переброшен, каменный и узкий, как задница степняка... – А, припоминаю, – неторопливо продолжал Кощей. – А человечек мой как? Встретились надо думать? – Да вон он! На самой середке стоит. – Живой!? – в невозмутимом голосе Бессмертного послышалась нотка удивления. – Да, пожалуй, поживее тебя будет. Кощей помолчал. Когда заговорил, в змеином шипении звучала издевка пополам с разочарованием. – Не узнаю тебя, доблестный Бутян! Неужто не совладал? Атаман промолчал, встретившись взглядом с дружинником. Тот все так же стоял, спокойный и уверенный, только чуть удивленный заминкой преследователей. Бутян, не отводя глаз, переступал с ноги на ногу. Понимал, что может показаться смешным, остановившись у начала моста и что-то бормоча себе под нос, в то время как враг ухмыляется в двадцати шагах. В голове снова зашелестело: – Значит не совладал! – заключил Бессмертный утвердительно. – Выходит не по твоим лошадиным зубам оказался! – А пошел ты, почтеннейший! – прошипел Бутян, зверея. Кощей задохнулся от гнева, но быстро взял себя в руки. Голос вновь зазвучал тихо и умиротворенно: – Доблестный Бутян, ты не забыл? Я плачу золотом! Выполни и я увеличу золота втрое... – Да забей ты себе это золото... плашмя! – перебил Бутян и дернул головой, вытряхивая из-под темени голос далекого собеседника. С удовольствием почувствовал, как в голове заметно прояснилось, вновь услышал свист ветра в скалах и глубоко вздохнул. – Это уже мое дело!...

...Лицо Кощея застыло как валун, из которого вытесали кресло. Кожа натянулась, обрисовав кости черепа. Пальцы на подлокотниках-ушах едва не крошили желтоватый камень. Каждый нерв Бессмертного ловил звуки боя двух смертных. Несмотря на то, что Кощей хотел смерти обоим, первым должен был умереть тот, кого звали Извеком. Дружинник, который выполнил Кощеево поручение в точности и даже лучше, чем можно было ожидать. Именно это "лучше" и было причиной, чтобы Сотник отправился в вирый поскорее и любой ценой. Пять веков Кощей дожидался благоприятного стечения обстоятельств. Он даже пытался подгонять эти обстоятельства, как пастух подгоняет камолых коров. Не покладая рук, вычислял человека, над которым повиснет обережный круг. И когда такой человек наконец появился, Бессмертный едва успел вывернуть его дорогу к своему пещерному логову. Уже за несколько десятков полетов стрелы, Кощей убедился, что едет именно тот, кто нужен. Острый глаз различал крохотную фигурку у самого окоема, но ни одно заклятье не давало увидеть всадника магическим зрением. Человек на коне будто бы не существовал для колдовских ухищрений и был прозрачен для любых магических воздействий. Врожденная ли защита от чар или нечто иное, но любое колдовство, направленное против такого человека теряло силу, оставляя его уязвимым только перед простыми смертными. Однако бойцы, способные с таким справиться, на дороге не валяются. Бутян, непревзойденный боец, хитрый как лис и быстрый как ветер, был таким поединщиком. Теперь Кощей, превратившись в слух, ловил звуки боя атамана и Сотника. Кощей чутко вычленял, из топота и звона, яростные рыки Атамана и звуки, вырывающиеся из горла Сотника. Бутян, при каждом взмахе, будто проламывал крепостную стену, слышалась неудержимая мощь и свист рассекаемого топором воздуха. Извек же крякал отрывисто, будто колол дрова точными, выверенными ударами. Внезапно звякнуло иначе, прошуршало несколько спутанных, неверных шагов. Несколько мгновений сипел лишь воздух, прогоняемый могучей грудью наемника. Кощей же наоборот – почти перестал дышать, впитывая каждый шорох. В дланях бессмертного скрипнуло, на пол скользнула струйка песка. Под пальцами, стиснувшими подлокотники, обозначились неглубокие вмятинки. – Неужели сделал!? – прошептал Кощей одними губами. Нет, Бутян вновь рыкнул, как разъяренный медведь. Между стен ущелья опять зазвучали скрежет ударов, хрипы раскаленных глоток и шорохи подошв по камню. Кощей болезненно поморщился, будто звуки причиняли невыносимое страдание. Атака следовала за атакой. После очередной, что-то тяжелое грохнулось на мост и, гремя доспехом, покатилось по камням. – Ну же! – вырвалось у Кощея. – Добей, Ящер тебя задери!... Но тот, что упал, так же быстро вскочил. Свист летящего топора оборвался гулким звоном, едва не порвавшим ушные перепонки Кощея. Из под чьей-то ноги с хрустом выломались камни, но дробный хруст тут же оборвался россыпь ушла к скальным клыкам на дне ущелья. Несколько мучительных мгновений тишины и... бой продолжился с прежней силой. Внезапно звон прервал смачный шлепок, будто в стену хаты влепили крупный сырой снежок. Другое тело проехалось по земле, вслед загремело выпавшее топорище. Верхняя губа Кощея брезгливо поползла вверх, лицо перекосила досадная гримаса. Нужды слушать больше не было. Уже и так знал, что поединок закончился. Сейчас быстро шаркнут подошвы сапог Сотника, коротко вжикнет лезвие Кладенца и дело завершит влажный хряп раскалываемого как орех черепа Бутяна... Бессмертный безнадежно покачал головой, стряхивая наваждение дальнего слуха. – Ну людишки, – простонал он, поднимаясь с причудливого каменного трона-языка. Жилистая длань устало потянулась ко лбу, пальцы собрали кожу на висках в складки. – Жалкие смертные! Все играют в старые бирюльки! Поединок... Честь... благородство... великодушие... Придурки! Пыль на сапогах времени! Бестолковые созданья, не замечающие горных хребтов поперек дороги, но спотыкающиеся на самом ровном месте! Пшено наивного Рода! Срань земли!... Бессмертный зло вздохнул и тяжело направился к столу. Наполнил алмазный кубок, медленно осушил до дна и, как огрызок, швырнул через плечо. Под потолком зала прозвенели колокольчики долгого звонкого эха. – Почему же в других землях, в самых поганых племенах, любой шакал знает, что честность – хорошее качество, когда все вокруг честные, а ты нет. Благородство – великая штука, когда среди благородных сам – подонок. И гордость хороша когда прочие у тебя под пятой! У нас же нет! Каждый лапотник едва морду от навоза ототрет, так туда же... Душа нараспашку, честь – всерьез, гордость – до кровавых соплей, благородство – хоть башку откручивай! Отступить – никогда! Кощей застонал, исполненный бессильной ярости. В сердцах смел со стола чаши и кувшины. – Ну ничего, скоро новая вера посшибет всю спесь. От раба божьего до простого раба шажок меньше пичужьего. Коли перед богом спину согнул, то и на колени встать недолго. А вот стоять на коленях придется долго... Ох как долго...