Текст книги "Дети разбитого зеркала. На восток (СИ)"

Автор книги: Светлана Жуковского

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Если рассматривать грядущего Эвои Траэтаада как космического противника, полную противоположность и зеркального двойника Амей Коата – не окажется ли, что в силу своей природы он тоже несёт в себе сущность Змея? И если эта непостижимая сущность в какой-то мере родственна тем огнедышащим тварям на древнем рисунке – не станет ли она единственным соразмерным оружием против воздушных воинств Ангела Хаоса, последней надеждой человечества? С глубочайшим изумлением Фран замечает, что в ней довольно отваги, чтобы встретиться лицом к лицу с этой мыслью. И неожиданно понимает про себя ещё одну вещь – ей не придётся определяться, какую сторону занять в Последней Битве. Когда она успела сделать выбор? Или этот выбор сделан за неё? Кем же? Богами? Пророками? Алмой, что баюкала её, малышку, прижимая к мягкой груди – первой, кто верил в неё? Мертвецами, встретившими в этом огромном склепе? Ясно одно – пока она помнит себя, пока себе принадлежит – принадлежит она и к человеческому роду. Ей есть что защищать. Она будет помнить об этом, даже когда превратится в чудовище. Будет помнить, даже под пристальным взглядом Принца – сегодня она впервые поняла, что ей достанет сил отказаться от этой любви. Пока она помнит себя – но с этим больше не будет проблем, правда, Энтреа?

Фран не сразу замечает, что многие рисунки подписаны, но она не знает языка: похожие буквы попадались ей на камнях и столбах вдоль Дороги. Но только рядом с последним наброском, небольшим, низко расположенным, сделанным уже слабеющей рукой, слова собираются в столбик, напоминая стихотворные строфы. Тонко и чисто очерчен углём нежный девичий профиль. Фран смотрит на эту последнюю линию и понимает, что было в сердце, умолкшем тысячи лет назад. И неровный, немного безумный ритм непонятных стихов возникает в её душе, а ещё чуть позже сквозь ритм пробивается смысл, становится ясно – звучит колыбельная. Накатывает волна непрошенного транса, завладевает сознанием Фран, и пока она борется с наваждением, не желая впускать в себя всю полноту той давней трагедии, её ум всё-таки исхитряется ухватить за хвост последние строчки и они навсегда остаются внутри будоражащей странной занозой.

И из этой подземной спаленки

Прорастёшь прямо в сад таинственный.

С диким камнем во тьме ласкаются

Корни розы моей единственной -

В кольцах пальчики.

И сразу после этого Фран находит алтарь. Он был здесь всё это время, однако только теперь получилось его распознать: над камнем, залитым расплавленным воском, оказалась начертана молитва Господу Адомерти. Здесь чувствуется какое-то движение воздуха – должно быть, в давние времена тут ярче горели огни. С трёх сторон алтарного камня выбито изображение креста – древнейшего из известных людям символов Создателя. Берад носил кольцо с таким знаком. Фран как-то спросила, что оно означает. Священник ответил, что древние люди так рисовали солнце. Источник жизни, небесный огонь, воплощение неиссякающей порождающей силы. Но эти древние люди явно думали как-то иначе. Их крест отличается от привычного: перекладина выгнута вверх, словно крылья взлетающей птицы.

Посередине алтаря лежит предмет, накрытый вышитой тканью. Очертания креста на плате выложены жемчугом, письмена вокруг призывают Спасителя. Присмотревшись, Фран видит, что выгнутая вверх перекладина шитого золотом креста заключает в себе очертания дуги напряжённого лука. Лука, готового выпустить стрелу прямо в небо.

"Эвои Траэтаад, приди. Порази разящего змея. Освободи нас от зла. Целым сделай разбитое. Верни нас Отцу". Ткань расползается, сыпется из рук, когда Фран поднимает её. Жемчужины стучат по каменному полу. Эта вещь словно ждала её сотни и сотни лет. Наконечник стрелы из прозрачного серого камня. Сколько их будет ещё, этих реликвий?

Потянувшись было вперёд, рука Фран нерешительно замирает.

Слишком быстрый ответ на её недавние мысли.

Есть в этом какое-то принуждение, как будто кто-то подталкивает её в спину.

Только что она была готова встретить свою судьбу, а теперь усомнилась.

Неожиданно для себя самой, Фран делает то, чего стеснялась с самого раннего детства. Она опускается на колени и начинает молитву.

Глава двадцать седьмая

Из глубины

О чём она просила Небеса? Сначала она и сама не знала. Просто вдруг поняла, что там, наверху, кто-то тоже может верить в неё и почему-то теперь ей не страшно предстать перед безмолвным взыскующим взором. Всё запретное, тёмное и странное в её душе никуда не исчезло, но как-то сдвинулось с прежнего места – и больше не было ей оковами.

И теперь она молила не оставлять её наедине с этой новой свободой. Первый раз в своей жизни Фран была совершенно свободной и больше всего на свете желала это сберечь. Но самой ей не справиться, да. Множество непонятных сил стремятся сделать её орудием, однако орудием ей становиться нельзя. Даже орудием Божьей Воли.

Не для того вложено в неё дикое, чуткое сердце, дан непростой норовистый ум, чтоб облечься назначенной ролью и отдаться потоку судьбы. Там, на алтаре, ждёт новая из определённых ей ролей. Но что-то в душе отвергает и этот выбор.

И Фран просит Небо о знаке. Сейчас она вправе просить. Никогда прежде она не испытывала этой радости – оказаться на верном пути. Но теперь ей нужна подсказка, намёк – как же действовать дальше.

И подсказка приходит – из хрустального облака транса, которое, ненадолго отступив, караулило где-то неподалёку. А теперь вбирает её целиком и обрушивает на неё видение, больно бьющее по чувствам яркостью и остротой ощущений.

Нельзя сказать, чего она ожидала, но увиденное совсем ни на что не похоже. Сначала неким бесплотным духом несётся она рядом с одиноким всадником, затем, взглянув в его лицо, Фран едва успевает удивиться – причём тут Полуда – как неведомым жутким образом входит в его мысли, и вихрь событий захватывает всё её внимание, не оставляя способности рассуждать.

Обещавший так много, худшим днём в жизни Гаса Полуды оказался вчерашний. Но занимавшийся бледной зарёю новый грозил его превзойти.

Гас ни на миг не усомнился, что угроза ответить за пленников головой не была просто фигурой речи. Он всегда относился серьёзно к словам Роксахора. Его подвело другое. Беда в том, что он никогда не верил во всякое колдовство. Видел, как люди сходят с ума по подобным вещам, и в глубине души презирал их за это. Даже владыка Пустыни дал себя заморочить дерзкому шарлатану. Вот Одо Гас уважал – как мошенник мошенника, отдавал должное превосходящему мастерству. И боялся – но не тем суеверным страхом, что варвары, почитавшие Тёмного Одо одним из бессмертных. В бессмертных Гас тоже не очень-то верил. Иное дело то, что можно потрогать – попробовать на зуб, взвесить, заставить звенеть.

Кто мог подумать, что подстреленный еретик и грязная голодранка способны уйти через все преграды и караулы, как уходит сквозь сито вода? И ещё прихватив барахло, что хранилось в двух разных местах? Не мог помыслить об этом Лис, а потому, приставив на ночь охрану, отправился праздновать вместе с другими. Не для веселья, а чтоб считали своим.

Утром, похмельного, его разыскал хмурый сотник и рассказал о пропаже.

И тогда Гас понял, что погиб.

Погибать ему приходилось и раньше. У него была бурная жизнь – особенно та, докупеческая. Но ещё ни разу не довёл это дело до конца. И сейчас совсем не стремился, да ещё в момент, когда вроде бы всё складывалось так удачно. Ещё вчера он не видел препятствий к тому, чтоб остаться наместником в Таомере, когда варвары двинутся дальше. Хорошее место. Мост между покорёнными землями Запада и Пустыней. Очень хорошее место для способного человека.

А теперь он теряет всё – и из-за кого? Нелепый, бессмысленный случай! Пойдёт ли Роксахор на то, чтоб так бездарно распрощаться с преданным слугой? Насколько Гас разбирался в людях – не моргнёт и глазом. И Гасова преданность его не проведёт – вряд ли он ценит её высоко. Но если правильно донести, убедить? Гас знал, что редкому человеку не способен лично внушить выгодные для себя вещи. И хотя присутствие Одо изрядно усложняет задачу – другого выхода нет. Опасность сделает мысли быстрее, ум – изворотливее.

Не зря народ прозвал его Лисом.

Гас не стал распекать испуганных караульных. Не стоило тратить время. Кратко распорядился наладить поиски и рванул к молодому царю.

Роксахор не остался ночевать в городе. Он вернулся спать в лагерь и теперь Гас понимал, что это был не просто каприз. Потеря коня омрачила радость победы, и ещё были знаки: Таомера пала, но не вполне покорилась. В городе творилось странное. И заправляли бесовщиной двое пришлых – девка и еретик. Кузнец, кстати, словно не удивился, когда ему сообщили.

– Что же твои бросили тебя здесь – одного? – спросил его сотник.

Страшный, нахохлившийся, усмехнулся в ответ одноглазый:

– Разве это мои? Мои ушли раньше.

– Ушли? – дёрнулся было Гас.

– Туда, в руки Господа – закатил кузнец последнее око.

И ещё тогда Гас почуял какую-то фальшь. А теперь напряжённо думал, обшаривая память в поисках ответа.

И вспомнил. Ходили байки о подземельях, ходили. Пиры, задававшиеся в обеденном зале городского совета, неизменно сопровождались шутками про бездонные казённые погреба, простирающиеся до самых дальних окраин. Это казалось не более чем затейливой похвалой хлебосольным хозяевам. Однако, если принять эти слова за правду, выходило – весь холм, как кротами, изрыт подземными переходами – вот и секрет необъяснимых появлений и исчезновений людей в Таомере.

Может, и явный недобор народу во взорванной воротной башне случился по той же причине? Что, если вправду успели уйти кузнецовы друзья в потайные норы и ныне таятся в засаде?

А вот с этим не стыдно идти к царю. Новые важные сведения. Он умён, он оценит.

Но в шатёр Роксахора Гаса Полуду не пропустили.

По лицам охраны было понятно: им тоже обещано что-то такое насчёт головы, если позволят помешать отдыху победителя. Кому-то, кроме специально названных людей.

Гас отступил. Огляделся.

Лучи солнца только начинали пробиваться сквозь туманную дымку, в которой тонул спящий лагерь. Неторопливо и тихо, у самой земли растворяясь в тумане, приближалась тёмная фигура. Застыла в некотором отдалении. Колдун. Живот скрутило от нехорошего предчувствия. Гас никогда не ждал добра от Чёрного Одо, но сейчас впервые ощутил иррациональный мистический ужас перед тем, что недоступно человеческому пониманию.

То, от чего он всегда отмахивался – существовало. И теперь безмолвно взирало на него из-под глубокого капюшона.

Гас не был трусом. Он двинулся навстречу чёрному пугалу, которое с каждым шагом как будто бы становилось чернее и выше ростом – однако, приблизившись, Гас увидел, что глаза колдуна оказались вровень с его глазами. Ну как, глаза... Что-то мерцало в глубине капюшона, блестело как будто бы даже сильнее, чем полагалось в это туманное утро. Некто непостижимый смотрел на человека без особого интереса, но и без злобы. В душе шевельнулась надежда.

– Приветствую, мудрейший, – неловко поклонился Гас, – можешь помочь мне попасть к царю?

– Тебе не нужно к царю, – отозвался голос, о котором нельзя было сказать ничего определённого.

– Это очень важное дело. Знаешь ли ты, что случилось ночью?

– Все твои дела, – буднично начал Одо, но у Полуды от непонятного предчувствия встопорщился на теле каждый волосок, – будут улажены ещё до того, как Роксахор поднимется с ложа.

– Я смогу отыскать беглецов?

– Ты можешь попробовать. Одно скажу тебе – поторопись, и повстречаешь ещё до полудня юное создание со светлыми волосами. Там, куда стремилось твоё сердце.

На короткий миг Полуда отвёл глаза, подбирая слова для другого вопроса, – а когда посмотрел снова, Одо рядом не оказалось. Где-то вдали мелькнул тёмный кокон – и пропал.

Но слова колдуна надёжно впечатались в память. Надо поторопиться.

Гас знал, где назначена встреча.

Здание городского совета. Белые стены, частые узкие окна. Мысленно Гас примерял его к себе, как желаннейший из нарядов. Он всё там устроит по-своему. Жаль, не вернуть поваров: их бы он оставил. Пожрать тут всегда умели.

Значит, вот каких крыс приманили знаменитые погреба. Что ж, кормиться тут можно годами. Только будет иначе: воротившись в город, Гас разыскал сотника и велел звать людей для облавы.

Однако изумлённо заметил, что выполнять приказ не спешат. Сотник словно смотрел сквозь него: в глазах ещё не было вызова, но явно угадывалось ожидание – ожидание вестей из царского шатра. Вестей об опале.

Гас повторил приказ, но дожидаться не стал – он знал, что и варвары скоро прибудут – то ли под его начало, то ли по его душу.

Гладкий чёрный конь нёс его в сердце города.

В захваченном наваждением сознании Фран смутно шевельнулась неясная тревога. Что за встречу обещал Тёмный Одо? Её и Лиса разделяла страшная толща земли – ей ничего не грозило. Но речь колдуна не казалась пустыми словами.

Утром, спросонок, Гас не успел облачиться в доспех. Как свалился спать в стёганой куртке, так и хватился, лишь подъезжая к месту. Что ж, судя по всему, пленники не взяли с собой оружия, – хотя от этих всего можно ждать. А он взял. Открывая тяжёлую морёную дверь, Гас вытащил было меч, но потом передумал, лишь со странной разбойничьей ухмылкой провёл рукой по поясному ремню с полудюжиной метательных ножей.

Перед тем, как спуститься в погреб, Гас решил обойти здание – чтоб избежать под землёй удара в спину. Взлетев на второй этаж, Лис врывался в пыльные архивы, маленькие скучные секретарские, пёстрые гардеробные, кладовки и библиотеки – пока, наконец, не дошёл до парадного зала Совета.

В конце длинного тёмного стола, на фоне богатого гобелена со вздыбленными грифонами, стояло резное председательское кресло. Массивное, с благородным мерцанием лака на крутых завитках, оно невольно притягивало взгляд. Гас двинулся вперёд. На полпути ему послышался стук копыт по мостовой, но сквозь мелкие волнистые стёкла окна не удалось ничего разглядеть. Когда он снова повернул голову, гобеленовая портьера была отдёрнута, открывая стенную нишу. За спинкой кресла стоял человек.

Незнакомый белобрысый юноша с измученным, серым, но очень приятным лицом. Лучник из распроклятого ополчения.

Гас замешкался на какую-то долю мгновения. Когда его рука метнулась к ножнам на поясе, в горло уже входила стрела – полновесная боевая стрела, ещё не растерявшая свою смертоносную силу. Гасов бросок оказался скомкан и вряд ли мог бы кого прикончить, но рядом с его ножом в грудь красавчика вдруг воткнулась стрела с красным варварским оперением. Одна, две, – целый пучок стрел.

Фран ощущала, как бьёт из шеи алый фонтан, как гаснет сознание Лиса, отпуская, освобождая её от морока. Вместе с Гасом она ещё слышала, как в двери ввалились варвары, как кривоногий сотник, постояв над телами, заметил:

– Значит, правда всё про подземные переходы. Не соврал Полуда. И сам угодил в засаду. А ведь умный был человек. Ты, ты и ты – берите людей, берите огня и обшарьте все норы, какие найдёте.

А потом всё померкло.

И в непроглядной космической тьме девочка вновь становилась собой, собирая, нашаривая в темноте смутные мысли и непонятные чувства. Крупных находок оказалось две, и в луче её внимания они стремительно прояснялись, высвечивая, отвоёвывая у мрака очертания её личности.

Очень, очень жаль было светловолосого лучника. Она словно брата потеряла, хоть ни разу не перемолвилась с ним ни словом, не запомнила имени. Значит, вот что он выбрал. Где же тогда остальные?

Участь Полуды тоже слегка печалила – возможно, лишь потому, что довелось войти в его шкуру, на краткое время сродниться – и ещё не совсем вернуться обратно.

Но главным оказалось другое. Тревога, такая сильная, что вобрала, поглотила практически всё остальное, такая огромная, что сбитой с толку Фран даже не сразу удалось её распознать.

Тревога за Сета.

Она оставила еретика в подземной камере неподалёку от городских погребов. Тогда это представлялось безопасным, но десятки рыщущих варваров непременно его найдут. А этого допустить нельзя. Он ей нужен! Он сделал то, что она хотела, но Фран-то знала, что это ещё не всё. Благодарность и справедливость требовали спасти ему жизнь, но дело даже не в этом. Он нужен ей – просто так.

Еретик долго охотился за ней, а теперь она сама его не отпустит. Он поможет ей совладать с магией – так, как помог бы Учитель. И вытеснить образ Принца. И просто... первый раз в своей жизни она встретила человека, который так на неё похож. И можно не быть одной. И пока непонятно, нашла она друга или первого воина своей будущей армии – но ничто не заставит её его потерять.

Развернувшаяся пружина проснувшейся воли подхлестнула магическую силу и вернула Фран в зал с мертвецами. Снова вспыхнул погасший огонь. С некоторым усилием подняв с колен онемевшее замёрзшее тело, Фран спотыкаясь, рывками, двинулась в обратный путь.

На холодном тёмном алтаре за её спиной осталась лежать забытая реликвия – священный наконечник стрелы из старого дымчатого стекла.

Глава двадцать восьмая

Союз

Очень скоро Фран поняла, как фатально, катастрофически она не успевает.

Подъём требовал времени – у неё не было столько времени. Подъём требовал сил – она выбивалась из сил. Бесполезно. Сквозь толщу каменных наслоений она испуганно наблюдала за тем, как ближе и ближе подбираются варвары к бесчувственному телу еретика. А поскольку смотрела она не простым человеческим зрением, то увидела что-то ещё. Не таким уж бесчувственным оказалось недвижное тело. В закрытом, отгороженном от мира сознании определённо что-то происходило. И не без участия древней реликвии, которую так долго несла для него Фран – сначала на своём теле, а потом и внутри. Но у неё эта штука так себя не вела. Возможно, оно и к лучшему – Фран очень надеялась, что удалось утаить Слёзы Зеркала от Энтреа. Трудно иметь секреты от постояльца в собственной голове, но – она старалась.

Впрочем, в этой мысли есть что-то ещё. Каким бы кошмаром не стал для неё Энтреа, его появление помогло ей выжить – тогда, когда шансов, кажется, уже не осталось.

Пришло время и ей стать кошмаром – взломать, отворить разум Сета – и вывести из ловушки.

Вправе ли она? Строго говоря, повторный плен не грозил его жизни – еретика защищала царская тамга. Но сейчас он был ей нужен, и нужен рядом. И это не прихоть влюблённой девчонки – вопрос её жизни и смерти. Того, что хуже смерти. Может, и не для неё – но точно для многих других.

Впрочем, его интерес – тоже быть рядом с Фран, пусть и не ради её удовольствия.

Фран остановилась. Постаралась унять надрывное дыхание, разошедшееся сердце. Собрала свою волю в единую точку и безоглядно рванула вверх, чтобы броситься в пропасть чужого разума, отдельной, особенной жизни. Не было времени на любопытство – всё, что она успела сделать – мысленно окликнуть еретика (спугнув при этом большую тёмную птицу, задевшую её по щеке призрачным крылом), и, получив некий отклик, познакомить его с положением дел, поделившись картинками, что возникали в её голове благодаря волшебному зрению, – а потом и самим этим зрением.

Проснулся и сориентировался Сет быстро. Через мгновение он оказался на ногах, ещё через пару шагов подхватил и перекинул через плечо холщовую сумку и двинулся к выходу из убежища.

Но выход был уже занят, заполнен огнями и голосами. Фран впервые ощутила, как вскипает кровь мужчины предчувствием битвы, как тело звенит готовностью броситься вперёд, как стремительно просчитывает ум возможности и исходы схватки – хотя какие уж там возможности у одинокого и безоружного. Но мага! Магию Фран почувствовала тоже – другую, отличную от своей. Но что-то она умела лучше. "Замри" – шепнула беззвучно. И надоумила, показала – как отвести глаза. Стать стеной, стать никем, исчезнуть. Смотреть, как мимо проходят в заброшенную темницу варвары, перерывают всё вверх дном – и возвращаются восвояси. Ничем не выдать себя, когда подозрительно озирающийся варвар тычет факелом прямо в лицо, принюхивается к чаду, слегка отдающему запахом палёного волоса – но – не видит.

А потом она привела еретика к себе.

Фран выступила из тьмы ему навстречу, окутанная тёплым сиянием – как хозяйка, открывающая дверь припозднившемуся путнику: в одной руке лампа, другая придерживает шаль на груди. Только не было никакой лампы, кроме колдовского огонька, а вместо шали – всё тот же пёстрый шёлковый лоскут, намотанный вокруг шеи. Но появилось во всей её тонкой светлой фигуре что-то новое, какая-то нежность – и вместе – надёжность. Впервые Сет видел, как Фран ищет его взгляд, робко и испытующе всматривается ему в лицо.

– Спасибо, – сказал он ей, – но больше так делать не надо. Лезть в мою голову.

Фран согласилась:

– Да. Я и сама это ненавижу, – и засмеялась радостно.

– И что теперь, – спросил Сет, – союз?

– Да. Да! Поверить не могу, что слышу это.

– Не постоянный. Временный.

– Само собой, – отвечала Фран, а её улыбка становилась всё шире, – когда-нибудь всё изменится. Но сейчас – это больше, чем я надеялась.

– Что дальше?

– Найдём поспокойнее место. Нужен отдых. А потом будет видно.

Странно, сутки или двое они почти не разговаривали. Какие-то вещи не нуждались в разъяснении, другие – требовали куда большей откровенности, чем они могли дать друг другу. Оба знали, что это – вопрос времени. Каждый был одиночкой, и приходилось делать усилие, чтобы присмотреться, привыкнуть к присутствию другого человека. Но для начала и Фран и еретику требовался обход внутренних владений – слишком серьёзно и быстро изменились их очертания.

Неделю они провели в новом убежище. Ели, спали, прислушивались к происходящему в городе, размышляли – каждый о своём. Фран уходила – и возвращалась с едой и вином. Правда, пили они теперь чаще чистую воду, в подземелье её хватало. Сет вымылся, сбрил щетину – и стало видно, как последние события его переменили. Словно бы жёстче стали черты. И вместе с тем – он казался чуть меньше Псом, чуть больше человеком.

– Послушай, – спросил он, наконец, – зачем тебе эта тряпка? Я понял, прятать лицо, но ведь дело не только в этом?

Фран уставилась на него непонимающе, но потом её взгляд изменился.

– Хорошо, что напомнил, – сказала она, – я взяла это, чтоб не забыть, но потом всё равно забыла. Рисунок на шёлке подсказал одну мысль, а тогда мне некогда было подумать.

– Рисунок? Что в нём такого?

– Драконы.

– У магаридов они повсюду, как цветочки в Оренхеладе.

– Знаю. Всё дело в том, как выткан узор. Здесь не очень-то хорошо видно, но с одной стороны рисунок алый и золотой на чёрном фоне, а с другой – тёмный на светлом. Смотри, – она сняла и расправила свой платок, повернула одной, а потом другой стороной.

– Тёмный дракон и светлый дракон. Хорошая работа, без лица и изнанки.

– Но – видишь, как это выходит? Все эти когти и крылья, искры и завитушки, это всё – одни и те же нитки. Если золото собирается на одной стороне, на другой в этом месте сгущается мрак.

– И что это значит?

– Пока не знаю. Мне кажется, надо подумать об этом. Одни и те же нитки, понимаешь?

– Не очень. По мне, это просто лоскут.

И только договорив, Сет понял, что это неправда. И ему кое-что подсказал узор на куске шёлка. Ровно ту самую мысль, что недавно приходила в голову Фран: можно ли ждать, что Эвои Траэтаад тоже окажется Змеем? И почему, несмотря на то, что в священных текстах Спаситель кое-где назван близнецом Амей Коата, никто ещё не выражал подобных догадок? Это страшная ересь, однако, быть еретиком ему не привыкать. Но нет ли подвоха? Может, всё это – хитрый план хитрой твари: убедить, что является лучшим из Змеев, получить помощника вместо врага. Похоже, ей в чём-то нужна его помощь. Но – в чём?

Фран, окутанная мягким светом волшебного огонька, тихо сидела напротив, уронив руки в складки шёлка. И в этом странном свете Сет вдруг увидел, что она хороша, как принцесса из старой сказки. И смотрела она на него ровно так, как дева должна смотреть на героя. Прелестная иллюзия удивительно напоминала Саад из недавнего видения. Сет всегда был уверен, что его не трогают подобные штуки, но тут в глубине души что-то дрогнуло – и тогда, чтоб избавиться от наваждения, он резко спросил – о другом:

– Значит, Роксахор требовал отдать ему Слёзы Зеркала? А Учитель выбрал тебя – так это было?

– Ты видел это во время ритуала? – с надеждой спросила Фран.

– Нет.

– Тогда ты мне не поверишь.

– Хочу попробовать. Давай, расскажи мне.

И она рассказала. Неторопливо, подробно – всё с самого начала. Алма, Берад, Хлай, Учитель, Энтреа. Принц.

И всё сходилось – с теми обрывками её воспоминаний, что удалось рассмотреть еретику во время ритуала. С тем, что он узнал раньше. Картина сходилась – непривычная новая картина событий, по крупицам собираемая Сетом. И он пока не знал, что с ней делать дальше.

Погас огонёк. И кроме голоса Фран ничего не осталось в подземной темноте. А потом и он замолк.

– И что теперь? – спросил, немного подумав, Сет, – пора выбираться отсюда. Куда предлагаешь податься?

– На юг.

– Серьёзно? Много дней пути пустыней к голому берегу моря? Что там можно найти?

– Не знаю пока. Мне нравится море. В Глубокой Пустыне нам нечего делать. У Роксахора мы уже были. К Принцу я не хочу. Уйдём по руслу реки. Что-то там есть, я чувствую. Какой-то ответ.

Немного погодя снова зазвучал её голос, на этот раз совсем тихо:

– Знаешь, чего я боюсь? Есть я и братец. Кому-то из нас – превратиться в Амей Коата. Сделать выбор. Сейчас я готова. Но – что будет, если выбирать придётся не мне?

Сет молча внимательно слушал.

– Рдяный Царь будет связан со Змеем магической и любовной связью. Что, если Принц уже знает, чего он хочет?

И почти неслышно таяли во тьме последние слова:

– Ведь девушка из нас двоих – я. Я больше гожусь для любви. И по преданию – Змей будет женщиной...

– Может, будет, а может, и нет, – осторожно ответил Сет, начиная смутно догадываться, какого рода помощь надеется получить от него это создание,– предания вещь ненадёжная. И постой, почему ты решила, что для любви нужна девушка?

– Ведь это естественно.

Сет не сразу нашёлся с ответом.

– Знаешь что, для исчадия ада ты и слишком невежественна и слишком невинна. Или только делаешь вид? Самая противоестественная вещь на свете – это магия. Маги всегда извращенцы. Всем своим существом они восстают против нормального хода вещей – Церковь знает, что делает, когда ставит их вне закона. А Ченан особенный даже среди подобных. Не возьмусь предугадывать его выбор.

– Энтреа был слаб и далёк – а ты видел, что ему удалось сотворить со мной. Во что превратит меня Принц? Пусть катится в пропасть вся эта магия, я никогда её не хотела.

– Я знаю. Понял ещё в нашу первую встречу, – мирно заметил Сет, – но тут ничего не поделать.

– А ты?

– Что я?

– Ты ведь маг?

– Я грешник, вестимо. Но я хотя бы монах. С любовью у нас всё значительно проще.

Фран изумлённо повернулась к еретику, тщетно пытаясь разглядеть его лицо в кромешном мраке.

– Но ты понимаешь?

– Да.

– О, – только и сказала она, – и ещё, немного подумав, – послушай... Сет, – она впервые назвала его по имени, – объясни мне уже, наконец, что это значит: стать Змеем. Мне так и не удалось разобраться. Это случается с телом или – внутри? Как я пойму, что это произошло? Обернуться хвостатой тварью – разве это возможно?

Сет ответил не сразу.

– Кое-кто утверждает, что Змей – это символ. Образ души, отвергнувшей всё человеческое. По мне, всё намного проще. Сбудется по написанному. Я видел людей, перекинувшихся в хвостатую тварь. Нет в этом ничего невозможного. Но и хорошего тоже мало – для тех, кто пойдёт убивать. Слишком страшным оружием были Небесные Змеи, драконы древних времён.

Ночью они покинули Таомеру.

Задержались у грубой решётки, выходящей в кусты на откосе – ярко светила луна и глазам нужно было привыкнуть к этому свету. Сет поставил набитый снедью мешок – и тут под ногами что-то блеснуло. Фран бросилась посмотреть, что подобрал еретик, и чуть не вскрикнула – на его ладони лежала серебряная серьга.

И тут произошло непонятное. Фран зажала лицо руками но не могла это остановить – из её глаз ручьями бежали слёзы.

У них получилось! Горстка измученных людей из взорванной башни прошла подземными лабиринтами и вырвалась на свободу. И не так уж важно, обронил серьгу их вожак или оставил как знак – весть о том, что они живы, наполнила душу Фран непривычным, почти нестерпимым ощущением счастья. И не только это: Фран убедилась, что предчувствия могут быть чушью, обманом. "До конца недели не доживут" – многие, да – но не все. А ведь она уже видела смерть за спиной гитариста.

И тут с ней, без всякой магии, случилось что-то вроде ясновидения: Фран знала, что ещё встретит этих парней, и снова будет война, и будет над их головой флаг с ликом блаженного Тони.

Она очнулась на груди еретика. Третий раз за всё время она оказалась к нему так близко – но теперь всё изменилось. Сильная рука гладила её по спине, успокаивая. "Это временный союз" – сказала она себе. И ответила: "Я люблю его". "И Принца?" – "И Принца". "Так что же теперь делать?" – "Не знаю. Возвращаться к морю". Это страшно далеко от родных мест, но море – оно то же самое.

И там что-то ждёт её, очень ждёт – там, в глубине, где скелеты.