Текст книги "Дети разбитого зеркала. На восток (СИ)"

Автор книги: Светлана Жуковского

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Самое время подумать о любви, да. Ощущения говорили Фран, что пожелай она прислушаться к нечаянному гостю, её представления об этом предмете никогда не будут прежними. И в этом, вероятно, Энтреа более искушён. Но нет – пусть это и жизненно важный вопрос, отвратительно думать о том, чтоб иметь хоть какое-то дело с насильником в собственной голове. Может, он ей и брат – но не товарищ. И даже уже не важно, кто из них Змей – Роксахор заплатит свой долг – и весь Восток вздохнёт свободно.

С удивлением и страхом Фран заметила, что ненависть стёрла в её сознании границу, где заканчивалась её воля – и начиналось что-то ещё. Но это "что-то" не чинило ей препятствий. Напротив, головокружительный арсенал сверхчеловеческих возможностей с готовностью открылся её внутреннему взору. И не требовалось время для того, чтобы освоить эти силы. Всё происходило само. Волшебное зрение приблизило образ врага. Варварский лук всем своим искусно собранным из частей животной плоти естеством словно вспоминал уверенные движения прежнего владельца и согласовывал с ними её неловкие пальцы. И в её власти было подстегнуть возможности оружия, пустить стрелу с такой силой, так далеко и точно, что и не снилось лучникам Пустыни. Против света, против законов природы. Отправить железную птицу прямо во влажное и горячее гнездо из мяса было так же легко, как коснуться рукой шероховатого камня стены – и намного, намного желанней. Оставалось дождаться, высмотреть брешь в доспешной защите, чтобы ударить сразу и наверняка – насмерть, наповал.

Фран вдруг вспомнила, как разбирала в монастыре записи Роксахора на полях и закладках книг. Он ведь тогда нравился ей. И Учителю – нравился тоже. Как мог он так ошибиться?

Сет напряжённо, со всё возрастающей интенсивностью, думал. Кровь будоражила готовность действовать, ввязаться в бой. Какие-то мгновения отделяли от выбора, от решения, которое определит судьбы тысяч и тысяч людей – а он всё ещё не находил надёжных ориентиров. Мера ответственности могла обескуражить любого. Но сильной стороной еретика была способность глубокой сосредоточенности на выбранном деле. Ум, приученный к строгой дисциплине, распознавал и отсеивал помехи. А ещё пристально вглядывался в пестроту ощущений в поисках системы и порядка. В поисках знака.

Человека легко заморочить, легко обмануть. Но в простых вещах и событиях мироздание всегда готово открыть нам истину – и порой повторяет намёки снова и снова.

Внезапно Сет заметил, что одно неосознанное впечатление отвлекает и раздражает его. Еретику не понравились слова одноглазого бородача, объединившего его и Фран, приписавшего им некую общность – и даже не из-за бесцеремонно додуманного характера этой общности. Самое неприятное – бородач был не первым. Капля за каплей падали в одну точку, требуя прислушаться наконец, обратить на что-то внимание.

Что, если правы все трое – одноглазый, призрак воронёнка, музыкант, – и Сет со змеёнышем действительно в чём-то похожи? Что может быть у них общего? Ещё недавно Сет не смог бы ответить на этот вопрос. Но сейчас, если допустить истинность свидетельства музыканта – а искренность ещё не гарантия истинности, но говорит, несомненно, в пользу, – то ответ до странности очевиден.

Сет ни на миг не поверил, когда услышал о том, что Фран любила старика. Но если сделать усилие и принять это утверждение за чистую, хоть и абсурдную правду, вся пирамида умозаключений незамедлительно обрушится – и потребуется возводить её заново.

Возможно, Фран и впрямь неповинна в смерти Учителя. Это не значит, что ей не придётся быть Змеем, – но говорит о том, что объявиться в башне она могла, ведомая не одним лишь адским промыслом, но и понятными человеческими чувствами. Каким-то невообразимым чудом старому еретику удалось достучаться до сердца, предназначенного носить в себе только тьму.

Что за силой владел Отец Великой Ереси, что за власть имел над людьми?

Он мёртв, но преданность его учеников навсегда останется с ними, свяжет вместе незримыми узами. Неужели исчадие мрака способно на некое подобие личной преданности ушедшему святому?

Что же творится в её голове?

Сет догадывался, что с момента, когда он заглядывал в сознание Фран, всё должно было сильно измениться. Не без его вмешательства. Но не только – вся расстановка сил решительно преобразилась. Всё указывало на то, что действия девушки не произвольны, а точно рассчитаны направлявшей её чужеродной призрачной сущностью, – вероятно, извергнутой той чёрной потусторонней бездной, которую еретику удалось распознать, но не пришлось запечатать. И всё же, там было что-то ещё. Вроде последней не сдавшейся башни в захваченном городе. То, что молило о помощи из глубины неспокойного разноцветного взгляда. То, что чтило память Учителя.

К нему-то и надлежало обратиться. Убедить. Вызвать к действию часть личности, что успела соприкоснуться с просветлённой человечностью Учителя – и сама того не ведая, способна противостоять любому бесовскому наваждению, любой сокрушительной магии.

И ещё одна мысль заслуживала внимания. Если Фран привела сюда месть – значит, и впрямь Роксахор посмел нанести обиду своему старому наставнику. Припоминая звериный нрав юного варвара, Сет не видел в таком повороте событий ничего уж совсем невозможного. Единственное – требовалась весомая причина заставить варвара забыть о благодарности. Если тот и бывал необуздан, то давно, в далёком детстве.

Прозревая роль Роксахора в сражениях Последних Дней, Учитель чтил интересы маленького дикаря и заботился о его благополучии. Правда, после смерти отца, тот редко появлялся в стенах монастыря, увлечённый новыми заботами, новыми ослепительными планами – и наставник взирал на них благосклонно. Но что-то же встало между ними?

В первый раз за всё время у еретика появилось смутное желание выслушать девчонку.

И тут же настал срок немедленно её остановить.

Со стороны казалось, что Фран едва подалась вперёд – а между тем, всё её тело звенело напряжением и внимание обострилось до предела. Каким-то краем сознания она замечала вредоносную возню у подножия башни, еретика, который неслышно приблизился и застыл за кромкой свода ниши, но сейчас это было не важно. Пристально всматриваясь вдаль, она жадно впитывала каждую черту, каждую подробность облика своего врага.

Роксахор был прекрасен – он словно искрился переполнявшей его энергией, необыкновенной силой, направленной в будущее, творящей великую судьбу. На всех вокруг лежал этот царственный отблеск. Кроме всадника, закутанного в чёрную одежду – тот выглядел тенью, фоном для золотого юноши на золотом жеребце.

Фран заметила, что удары сердца будто бы стали реже, и словно замедлилось происходящее вокруг. Посреди разговора с колдуном, Роксахор, склонившись в седле, потрепал, погладил шею коня, весело бросив животному несколько слов – кольчужная горловина при этом развернулась, раскрылась навстречу холодному ненавидящему взору Фран, – и, смеясь, повернул голову к собеседнику. Тонкая бармица, стекающая с золочёного шлема на плечи, больше не защищала молодую смуглую шею. Девичьи руки с нечеловеческой силой натянули крепкую тетиву.

Но за несколько тактов сердца до мига, когда с тетивы сорвалась стрела, случилось непредвиденное.

– Он ведь знал, – внезапно заговорил Сет – негромко, весомо, камнем роняя каждое слово – и ещё до того, как в сознание Фран проник смысл этих слов, она по одному лишь особому тону уже понимала, о ком идёт речь, – он всегда это знал – про ученика, который погубит учителя. Он сам, нарочно, вырастил его таким. Кто не остановится, кто доведёт Пустыню до Меды. Чтобы сразится со Змеем. Чтобы исполнилось лучшее из пророчеств. В остальных – ад и смерть.

И еретик был прав. Что-то похожее Фран слышала в монастыре – а потом не то, чтобы забыла – не успевала подумать об этом. Ей трудно давалось думать в последнее время.

Сет почти не видел её лица – угол левого глаза и штрих ресниц, – и где-то там, совсем неуловимо, что-то дрогнуло и изменилось.

Стрела из варварского лука вонзилась в атласную шею царского жеребца. Взметнулся веер, фонтан алой крови, окатив Роксахора и оказавшихся рядом. Животное упало на колени и медленно завалилось набок. Последнее, что показало волшебное зрение Фран – из-под низкого капюшона, не замечая поднявшейся суеты, неотрывно смотрел в её сторону чёрный колдун.

Надрывный отчаянный вопль огласил башню. Тони разрядил в белый свет самострел и выскочил на узкий каменный карниз, соединяющий бойницы верхнего ряда. В одном безумном рывке он допрыгнул до Сета и рухнул с ним вниз, вцепившись смертельной хваткой – как охотничий пёс, бесстрашно повисший на шкуре огромного кабана.

Фран, обессилев, привалилась к стене.

Некоторое время одноглазый задумчиво наблюдал катившийся прямо на него клубок дерущихся тел. Потом подскочил ближе и коротким ударом в ухо отшвырнул Тони в сторону. Потом повернулся к еретику.

– Но зачем? Адский ад, я не верил, что это возможно – но зачем ты ей помешал?

Сет облизал разбитые губы.

– Так надо. Долго объяснять, действительно надо. Прости.

– Чего там, не говори. Проклятье! Думаешь, что уже не во что не веришь, но перед самым приходом безносой вдруг понимаешь – всё-таки ждал, что лично к тебе явится посланец богов и объяснит – зачем это было. Считаешь, что ваши – в курсе? Еретики видят поле большой игры, а мы только лишние камни, что сметаются в сторону первыми?

Сет посмотрел с уважением.

– Ты смелый человек, не боишься правды. Хочешь увидеть посланца богов? Он там, за окном, горюет по лучшему другу. Тень за его плечом – бессмертный. Только они не настроены ничего объяснять. Они пришли сюда не за этим.

Дальнейшее будто слиплось в тягучий дурной сон. Словно внезапно иссякла способность людей совершать осмысленные поступки.

Воздух густел от дыма. Оглушённая, растерянная Фран спустилась вниз и теперь сидела на полу рядом с Тони. Робко отведя с его некрасивого лица спутанные волосы, жалостливо погладила по щеке.

Почти утративший человеческий облик одноглазый, злобно и презрительно оскалившись, раздавал последние стрелы врагам под самыми стенами башни, перемещаясь между бойницами нижнего ряда.

Сет сделал то, чего не должен был делать – мысленно обратился к призраку воронёнка с вопросом – что тот теперь скажет. И дерзкий знакомый живой голос сразу же отозвался в его голове: "А ничего. Того раза тебе пока хватит. Только знаешь – отошёл бы ты дальше к восточной стене".

Внезапно всем телом вздрогнул Тони, резко взвился, и, не успев как следует очнуться, снова ринулся на еретика. Тот отступил на два шага назад – а дальше падал, подкошенный, сбитый с ног раздавшимся взрывом. Снесло обращённую к городу стену башни. Сына строителя подбросило вверх, – на мгновенье мелькнуло белое, безумное, незрячее лицо – прежде чем кануло в развёрстую пасть жаркой тучи огня и праха.

Сет по-кошачьи вывернулся в падении и приземлился на четвереньки. Обернувшись, метнулся к застывшей на месте девчонке, вокруг которой выгнулась осыпающаяся кромка провала и, ухватив за плечо, рванул на себя. Освободившийся выступ каменного пола, отколовшись, обрушился вниз.

Послышался надсадный кашель кривого, а потом на удивление спокойный голос:

– А лаза-то больше нет. То и хорошо, что следов не найдут. Только бы парни успели уйти.

Сдавленно пискнула Фран, прижатая к груди еретика. Только тогда Сет заметил, что снова держит её в руках – почти как в ту ночь, когда лишь вмешательство потусторонних сил предотвратило расправу. Медленно, нехотя, он ослабил захват и отпустил непонятное существо, в котором лишь этим безумным днём разглядел какие-то человеческие черты.

Сквозь оседающую пыль били лучи закатного солнца. Как-то сразу стало понятно, что день уже клонится к вечеру, и оборона воротной башни, должно быть, закончится вместе с ним.

Последние защитники заворожённо наблюдали, как из дымки проступают очертания Таомеры. Даже двое, которые были здесь чужаками, видели – никогда ещё город не был таким красивым. Серую штукатурку, маской покрывшую лицо бородача, пересекла извилистая красная полоса – кровила пустая глазница. Но по другой щеке тоже спускалась тёмная дорожка влаги.

Ополченец подошёл к краю и заглянул вниз. Пробормотал:

– Вот это всё – крошево, битый камень – пусть будет пухом тебе, наследник.

И тут же отскочил, едва не задетый стрелой.

Каменная кладка больше не защищала от обстрела, подходить к провалу было опасно.

Снизу доносились отрывистые команды. Вскоре стало понятно – приставные лестницы варварам всё-таки пригодились. Одноглазый растерянно смотрел, как над краем провала, словно рога, поднимаются их верхушки. Потом швырнул ставший бесполезным самострел, подобрал выломанную взрывом балку и, взревев, стал отбрасывать их назад. Но помогало это ненадолго.

Сет взял секиру, оставленную музыкантом. Первая показавшаяся над краем голова полетела вниз, но и Сет поймал плечом стрелу. Варварские лучники, похоже, не опасались задеть своих товарищей, взбирающихся по лестницам. Кому-то требовалось как можно скорее приблизить конец затянувшегося сопротивления.

Фран, недолго думая, снова взялась за лук. Теперь её не тревожили сомнения – она защищала свою жизнь, которая тоже чего-то стоила. Но и волшебные способности не просыпались. Впрочем, колчан опустел слишком быстро – или ей только так казалось: наливающееся краснотой закатное солнце уже зацепилось за потемневшие крыши города.

Расплавленное медное сияние лишило нападавших лиц, превратив в одинаковые ощетинившиеся железом смертоносные тени. Их число неотвратимо прибывало.

Фран подняла чей-то клинок, и теперь, не особо понимая, что с ним делать, стояла за спинами сражающихся мужчин. Еретик что-то крикнул на языке Пустыни. Отмахиваясь от врагов своей огромной дубиной, изумлённо прорычал одноглазый:

– Смотри-ка, мы нужны им живыми, – и упал, накрытый нахлынувшей тёмной волной.

И вскоре эта же волна ударила, захлестнула Фран, обдав лошадиным, дымным, звериным духом, звуком чужих голосов и звоном металла.

Теряя сознание – одно или сразу оба – Фран довелось заглянуть в промелькнувший перед её глазами случайный зазор между слоем грубой реальности и пустотой небытия. В пробившем космический мрак золотистом луче вели свой танец дивные создания. Призывно извивались унизанные браслетами девы в прозрачных покрывалах, самозабвенно закрывши глаза, на пухлых губах, одна на всех – жестокая и нежная улыбка.

А потом – пустота и холод.

И никого.

Глава двадцать четвёртая

Плен

– Так сколько их было? Сколько?

Гас Полуда не мог поверить, расслышав.

– Трое живых. И мертвец. Ещё одного отбросило взрывом. Два мертвеца.

Гас недовольно и подозрительно хмурился: ответ его явно не устраивал.

Высокие костры, разложенные по сторонам въездной площади, давали достаточно света, чтоб хорошо рассмотреть брошенных на мостовую пленников – со стянутыми за спиной руками, связанные для надёжности вместе, они не шевелились. Сотня воинов, доверенная Гасу Роксахором, обступила площадь.

– Вот ещё что, – из тени выступил коренастый кривоногий варвар и протянул вперёд лук, блеснувший на крутом изгибе богатой насечкой, – та стрела, что досталась Златогриву – всё-таки Меченого была стрела. С трёхцветными перьями, как он любил. Кто-то из этих его подстерёг. А мы грешили на здешних духов.

– Что там у вас стряслось? – насторожился Полуда.

– Ну, вчера, когда ребята уже прикидывали, как бы отметить победу, этому молодцу в дверях одного из домов померещилась баба. Он и кинулся вслед за ней.

– А другие что-то заметили?

– Может, заметили, может, нет – теперь уже не добьёшься. Чуть замешкались и отправились следом – а тот уже готов. Лежит грудью на кухонном столе – а рядом его мозги разложены. От головы почти ничего не осталось. Били каменной ступкой, та тоже напополам. И ни одной живой души во всём доме. Да и брошен он давно – по всему видать.

– А лук?

– Лука мы тогда не хватились. Растерялись – всё в ошмётках, со стола кровища капает, и мертвец светит голым задом. Штаны-то он успел спустить. Война – войной, а это бесовщина какая-то.

– Тёмный Одо сказал – колдовство, – сказал кто-то из толпы, – сильное колдовство в городе. Но его – сильнее.

– В потёмках – я ваш Одо, – едко заметил Гас – против всех колдунов Империи.

С презрительно поджатыми губами Полуда объехал пленников. Чёрная шкура коня отражала огни костров.

– Одного уже вижу. Здорово, кузнец! Правду ведь говорят, что все кузнецы знаются с бесами?

Одноглазый не потрудился поднять взор. Однако ответил:

– Здравствуй, Лис. Видно, не врут – я пять лет на тебя отработал.

Кривоногий варвар замахнулся было плетью, но Гас знаком его остановил.

– Толково работал. Мне тебя не хватало.

– Оно и видно. Жеребчик-то дурно подкован, – равнодушно заметил бородач.

– Возьмёшься поправить? – почти дружелюбно поинтересовался Гас.

– Нет, – одноглазый безразлично мотнул косматой головой.

Удар плети пришёлся прямо по лицу – совсем рядом с уцелевшим оком. Но Гас уже отвлёкся на другого пленника.

– А кто этот длинный? Вроде не местный.

– Помнишь всех таомерцев? – усомнился варвар.

– Нет. Но этот приметный.

В массе сгрудившихся неподалёку воинов возникло какое-то волнение, послышались выкрики. Варвар ткнул в толпу пальцем. Один из воинов бросился перед ним на колени и что-то заговорил на языке Пустыни.

Гас терпеливо дожидался перевода.

Варвар повернулся к Полуде и в свете костра тот не смог определить выражение его лица.

– Когда мои люди брали их – там, на башне – он крикнул, что при нём царская тамга.

– Знак Роксахора? – удивился Полуда, – И что это значит?

– Важная птица. Повезло, что живой.

– А не врёт?

– Такими вещами не шутят, – серьёзно ответил варвар, – выйдет дороже.

Гас недоверчиво прищурился.

– Хорошо обыскали?

– Как успели. Побоялись усердствовать.

– Нашли что-нибудь в барахле?

– Не что-нибудь. Чашу. Медную чашу с царским клеймом.

– И? – Гас ожидал пояснений.

– Не знаю, как сказать. Это очень большая честь. Царские воеводы имеют такие – богатыри, что росли с ним с детства. Те, что делили с ним ому.

Одноглазый злобно дёрнулся в сторону Сета, но ничего не достиг и только плюнул на мостовую. Гас, опустив голову, думал.

– Что ж, – наконец определился Полуда, – Обшарьте получше башню, может, ещё что отыщется. Роксахор велел его дождаться. Собирался сам с ними разобраться. Вот пусть и разберётся.

Дожидаться пришлось недолго. Вскоре в распахнутые ворота – порядком закопчённые, но не повреждённые взрывом, – воины-победители внесли на руках своего царя. Высокое кресло, поставленное на носилки, казалось плывущим по реке огней – каждый из варваров держал зажжённый факел. Роксахор не смотрел по сторонам – полностью поглощённый своими мыслями, он выглядел хмурым и раздражённым – и всё же были в его облике величие и горделивость, достойные судьбоносного момента.

Носилки установили на возвышение, и царь увидел жалкую горстку последних защитников башни.

– Где их стрелок, – его голос был резким, как крик хищной птицы, – мне нужно с ним рассчитаться.

Пока развязывали пленников, чтобы дать царю как следует их рассмотреть, Гас Полуда, почтительно поклонившись, вполголоса доложил Роксахору всё, что успел узнать.

Первым по знаку царя подвели к нему Сета – распоясанная рубаха повисла лохмотьями, из левого плеча всё ещё торчал обломок стрелы. Однако держался еретик свободно – в том, как он двигался, читалась скрытая сила – без дерзости, не напоказ.

– Так это ты? – Роксахор подался вперёд, не веря своим глазам, – мне сказали, что в башне есть сильный маг, но я и подумать не мог, что это кто-то из прежних братьев.

– Здравствуй, маленький лев, – еретик смотрел прямо, не отводя взгляда, – когда-то мне поручали заботиться о тебе – ты не видал бы от меня вреда.

– Тогда как ты здесь оказался? – жёстко оборвал пленника царь.

– Так вышло. Господин для гончих – след, мой след привёл меня в Таомеру. Это ваша война, не моя. Ты знаешь, у меня другая миссия.

Роксахор откинулся на спинку кресла.

– Положим, я верю тебе. Тогда кто? Кто послал мне стрелу, кто убил Златогрива? Почитай что в тысяче шагов от окаянной вашей башни? Вот этот кривой мужик? Или мальчишка?

Сет промолчал.

– Есть ещё мертвец, – подсказал Полуда, – целых два мертвеца.

– Этих можно не считать – вмешался кривоногий варвар, – один уже смердит, другой взлетел на воздух – отдельно от лука. Лук-то, видно, в других был руках. Посмотреть на мальчишку поближе?

– Ведите, – мрачно велел царь.

С исполнением приказа замешкались – вернулись несколько воинов из отряда, отправленного обыскивать башню. Протянули Гасу какую-то вещь. Бедняцкую холщовую сумку на лямках – из тех, что удобны в дальней дороге.

С подозрительной и брезгливой гримасой Гас Полуда заглянул внутрь сумки, а потом запустил туда руку. И вытащил книгу. Рассыпанной горстью гранатовых зёрен блеснула в свете костров серебряная чеканка углов. Гас взвесил находку на ладони, словно раздумывая, что делать дальше. Кривоногий переводил: сумку сняли с мёртвого тела – того, что осталось в башне. А потом добавил от себя:

– Глупость это – идти на битву и брать с собой книгу. Разве кто-то будет так делать?

– Колдун, – догадка облетела площадь, и множество рук сами собой вскинулись в оберегающем знаке.

Гас наугад раскрыл книгу где-то посередине, перелистнул страницы.

– Такое больше церковнику под стать. И не каждому – вещь дорогая. Тут есть записка.

Щурясь, чтобы разглядеть буквы в неспокойном ночном свете, Полуда пробежал глазами листок.

– Какой-то девице – священника письмо. О том, что сбываются пророчества и наступают Последние Дни. И книга про это. С картинками.

– Что ж, – отозвался варварский царь, – Империи правда конец. Поищешь потом, нет ли там нас на картинках. А теперь... Ты кое-что напомнил мне, Лис. Давайте-ка сюда этого закутанного шута, хочу посмотреть на него поближе.

И на этих самых словах, справедливо принятых на собственный счёт, Фран внезапно осознала, что бесповоротно и полностью вернулась в реальный мир.

Очнулась она довольно давно, но словно бы не взаправду – картины недавних событий, не разобранные, не осознанные, громоздились в её уме, отупевшем и скованным болью, мучительным телесным неудобством и страхом неизвестности.

И только тонкая невидимая ниточка тянула душу обратно в то страшное и бесприютное место, в которое вдруг превратилась жизнь – ноющим избитым боком Фран чувствовала тепло другого тела. Ещё не открывши глаз, она знала, что это – Сет. Палач и убийца, да. Но он спас её после взрыва. И не придушил, одумавшись, после. Она не ошиблась, увидев в нём этот отсвет, огонь, зажженный другим огнём. И Учитель – назвав его лучшим из птенцов, тем, кто возьмёт на себя ответственность. Сет взвесил, рассудил – и позволил ей жить. Благословен будь, беспристрастный судья, ибо нет другого на этом пути.

Ей стало совсем одиноко, когда уводили еретика. Холодеющие камни мостовой выстуживали кости. Грузная фигура одноглазого ополченца неподвижно темнела рядом. Она видела и Сета – лишь чертой на фоне жарким светом горящего трона Роксахора, но сейчас для варварского царя не осталось чувств в её душе. Она видела Сета – и хотела быть как он, знающий что-то главное, что даёт ему силы и не оставляет места для сомнений и страхов. А она – всё та же щепка в потоке, соломинка на ветру. Не за что уцепится.

Не за что? Но это не так, не может быть так. Она вспомнила, когда Гас открыл книгу.

Фран оставила сборник "Пророчеств" вместе с сумкой на спинке кабацкой лавки в тот вечер, когда спешила на встречу с еретиком. И до сих пор не хватилась. Ей было не до того. Не до того, что считала когда-то важным и таким дорогим. С чем когда-то не расставалась. По какой же причине? Ах, да. Это подарок друга.

До этого момента сознание Фран напоминало случайную рябь на поверхности водоёма, полного неясных пугающих теней. И вот словно яркий луч прошил его до самого дна. Лица людей из прошлого окружили Фран – тех, кто хотя бы краткий миг был её другом, тех, когда-то всего лишь не пожалел для неё доброго взгляда. Алма, монахини, Берад. Ну, и рыбак. Хлай, остроносый мальчик с чёрной косой – кажется, Воронёнок. Учитель. Свежая боль её сердца, таомерцы. Весёлые бородатые парни, разделившие с ней хлеб и остаток сладкой, пьянящей, желанной жизни.

Среди призраков, исполненных участия, почти потерялась туманная фигура, в которой Фран, неожиданно для самой себя, с ясновидческой какой-то уверенностью признала человека, в чьё мёртвое лицо, накрытое чужой рубахой, так и не догадалась заглянуть. Там, в башне. А ведь он разыскивал её, чтобы вернуть пропажу – возможно, в наивной надежде на то, что таинственный манускрипт подсобит белой ведьме сокрушить общего врага. А может, просто – проявил заботу? Кто из недавних товарищей мог помогать ей так трогательно и безрассудно? Ещё недавно она назвала бы лишь гитариста. А теперь это мог быть любой.

Что знали о ней все эти люди? В сущности, немного. Что давало им думать о ней хорошо – без достаточных оснований? Однако ж, они в неё верили. Значит, было в ней что-то, заметное зоркому взгляду. И сейчас под защитой этих взглядов она словно заново рождалась из мрака беспамятства и небытия, прирастала лепестками, одевала звенящей бронёй таинственную сердцевину души, защищая от злых ветров крошечный огонёк, невидимый ей самой, но чудесным, непостижимым образом, всё-таки существующий.

И когда чужие руки сдёрнули её с места и повлекли вперёд, Фран была готова.

Выпрямившись под тяжёлым взором Роксахора, она ощутила, как раскрывается, набирает силу – словно парус, крыло или воздушный змей – неведомая ей прежде надежда – и это не имело ничего общего с огромной нечеловеческой разрушительной мощью, находящейся в её власти. Или забравшей над нею власть? Сейчас казалось неважным. Её поставили рядом с еретиком. И она почти не боялась.

– Так, – голос царя не обещал ничего хорошего, – снимите эту тряпку.

Мятый узорный шёлк стянули с её головы. Неподдавшийся узел помешал платку упасть, тот капюшоном лёг на плечи. Светлые волосы Фран делали её очень заметной.

– Что ж, – мне не показалось. Доводилось встречаться. Кто научил тебя так стрелять? Неужели старик?

Фран не шелохнулась.

Плеть захлестнула ей ноги, уронила на мостовую.

– Не надо, – послышался голос Сета, – без языка не ответит.

Чужие руки подняли на ноги Фран, полезли ей в рот, разжали зубы.

– Э, тут действительно месиво, – заглянул кривоногий варвар.

– Обыщите её хорошенько, – велел царь.

– Это – девка? – удивился Полуда.

– Конечно, девка, – нетерпеливо ответил Роксахор, – и при ней может быть одна вещь, моя вещь.

Чужие руки грубо обшарили тело Фран, забрались под одежду – но ничего не нашли.

– Приказать моим людям проверить пристрастней? – спросил кривоногий, – Тело – славный тайник. Но, боюсь, увлекутся. Меченого ей припомнят – здорово их тряхнуло. Да и так – что за взятый приступом город без женского визга? Вон как зырят, несытые волки.

– Погоди, сотник, не тронь. Тут для Одо работа, твоим только портить. У него и мёртвый заговорит, не то, что немой – а мне многое нужно узнать. Слушай, Лис, – Роксахор повернулся к Полуде, – ты найдёшь, куда всех троих запереть до утра? И охрану приставь, от этих всего можно ждать.

Гас решительно согласился. В этом городе он найдёт всё, что угодно. И сейчас – он здесь хозяин.

– Отлично, – резко оборвал беседу сумрачный ликом Роксахор, – а теперь будем праздновать – да так, чтоб никто не считал, что победа недостаточно сладка. И вот ещё что, Гас Полуда, – обернулся, словно припомнив, – сажать будешь порознь. Головой отвечаешь.

Высоко в холодном небе разлилась звёздная река. Но сегодня в городе никто не видел звёзд. Ярко горели костры.

Глава двадцать пятая

Подземелье

Сет терпеливо дожидается продолжения – событиям ночи явно не достаёт завершенности. Чем ещё удивит его жизнь? Удивляться, впрочем, способны те, кто рассчитывает получить нечто определённое – а он готов ко всему. Иногда наяву, иногда сквозь дремоту слышатся звуки незамысловатого разгула и голоса охранников. Плотный пыльный воздух пахнет зерном и мышами – похоже, Полуда не пожалел пленникам крепких амбаров при знаменитых конюшнях. Когда шум на улице начинает понемногу стихать, а в непроглядном до этого мраке проступают по краю дверного проёма неяркие линии ещё не света, а как бы разбавленной тьмы – кто-то скребётся у входа – а после, словно сама собой отворяется дверь и смутная тень скользит к нему через порог.

Сет понимает, кто вторгся к нему среди ночи, но с некоторых пор совсем потерял представление, что же оно такое. Он различает тихое дыхание и чувствует невидимое движение рядом. На мгновение думается о ядовитом змеином броске – так шутит усталый перегруженный ум. Сет не знает, чего ждать и поэтому просто ждёт.

Вот, чужие пальцы легко ткнулись ему в грудь, пробежали наискосок, и, спустившись, схватили за руку. Он позволил разжать и подтянуть повыше свою ладонь и ощутил, как ложатся на неё невидимые знаки. Девчонка что-то писала ему на руке. Буквы складывались в слова: "Пойдём, у меня к тебе дело. От Учителя". Даже зная, что это ловушка, он бы пошёл. Но в ловушке он уже был. Значит, выбора нет.

– Да, – сказал он, – я понял. Веди.

Шагнув вслед за Фран в предрассветный сумрак, Сет быстро заметил, насколько легко удаётся той ориентироваться в путанице построек, незамеченной пересекать открытые участки, отводить всем встречным глаза. Он увидел, что шла она не налегке: на боку у неё болталась всё та же бедняцкая сумка из грубой ткани.

Окунувшись ещё в одну разновидность тьмы, ощутив её затхлость и сырость, беглецы отыскали ступеньки, ведущие вниз, и порядочно долго кружили по лабиринту из каменных камер – одна за другой, одна под другой. А потом они куда-то пришли, но еретик так и не понял – куда. У него не хватало сил разобраться во всём с помощью магии – хоть Полуда и велел своим людям вытащить из плеча стрелу, рана болела и мешала сосредоточиться.

Ноги ступили на что-то вроде мягкой соломы. Девочка потянула за руку вниз и устроилась рядом на колкой шуршащей подстилке. А потом легче пёрышка погладила его веки и вслед за мужчиной уснула сама – им обоим не мешало хорошо отдохнуть.

Неизвестно, сколько он спал, но проснулся от холода. Ночь прошла – откуда-то сверху тянулись спицы дымного света. В стену было вделано кольцо – похоже, в подполе кого-то держали на цепи, но эти времена давно прошли: воздух казался достаточно свежим.

Сет поднялся и осмотрелся. В помещении он находился один. Вскоре послышался шум: с заметным усилием удерживая увесистый винный бочонок, вернулась Фран, брякнула добычу рядом и жестом попросила открыть.