Текст книги "Хроники империи, или История одного императора"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Его высочество принц Кириан приглашают ваше высочество разделить с ними трапезу.

В трапезной, длинной комнате с низким сводчатым потолком и небольшими наборными окнами, были накрыты два стола, стоявшие буквой «т». За поперечным столом находились места для принца Кириана, его высокого гостя и его друга. Остальные места занимали офицеры и вельможи, всего человек десять. Дэмьен лично провел Марка к его стулу и провозгласил громко:

– Господа, его высочество принц Марк Данис, наследник трона Касотской империи, оказал нам огромную честь, согласившись отужинать с нами.

Присутствующие выразили свое удивление лишь тихим ропотом, но все, как один, низко поклонились. Марк был усажен по правую руку от медейского принца. Опустив взгляд, он увидел, что приборы, которые стоят перед ним, все золотые и серебряные. Что это – насмешка, демонстрация превосходства или проявление искреннего гостеприимства? Он чувствовал себя выставленным на всеобщее обозрение.

Еда была простая, но сытная, а медейское вино, хоть и оказалось слишком кислым, все же было приятным на вкус. У Марка, впрочем, не было аппетита, и ел он мало. Его беспокоили мысли о Феликсе и Сигурде.

– Этот замок, – обратился он к Дэмьену, чтобы отвлечься, – принадлежит медейской короне?

– Нет, – ответил Дэмьен. – Вот хозяин замка, благородный эрл…, – он указал на мужчину, сидящего ближе всех к почетному столу. Тот поклонился с достоинством, заслышав свое имя.

Интересно, подумал Марк, почему принц зимует в чужом замке, вместо того, чтобы провести зимние месяцы в столице, с родными. Говорят, он женат на одной из самых красивых женщин королевства. Неужели его к ней не тянет? Или жестокая необходимость заставляет его сидеть в этой глуши?

– Марк, – снова заговорил Дэмьен, чуть наклонившись к соседу и понизив голос. – Могли бы вы, раз уж вы здесь, открыть нам одну тайну?

– Смотря какую тайну, – удивился Марк.

– Тайну вашего исчезновения из-под опеки наших людей, – пояснил Дэмьен. – Я имею в виду – два года назад, по пути в столицу. Мне приходилось слышать клятвенные заверения, будто вы растворились в воздухе или даже ручьем утекли в землю, предварительно заколдовав своих стражей.

– Может быть, кому-то из магиков подобное и было бы под силу, – с невольной улыбкой ответил Марк. – Но я – не магик. Благодарите своих людей за невнимательность и небрежение.

– Говорят однако, – продолжил Дэмьен, пристально и серьезно на него глядя, – будто вы унаследовали колдовскую силу вашего отца.

– Разве я похож на магика?..

– Нет. Пожалуй, нет. Не то, чтобы мне часто приходилось иметь дело с магиками, я все же знаю, какие необычные у них глаза и лица. Не черты, но выражение. Я видел вашего отца. Его взгляд… – Дэмьен запнулся. – Он проникает в душу. Вы не такой.

– Я обычный человек, такой же, как вы, – сказал Марк.

– Да, теперь я это вижу. И я рад, что могу говорить с вами, а не с вашим отцом. С ним мне не хотелось бы встречаться.

Марк только подивился такой откровенности медейского принца. Что заставляет его говорить так прямо? Впрочем, Дэмьен Кириан слыл человеком прямым и честным, хотя и не склонным к задушевным беседам.

В последующие дни он смог гораздо лучше узнать принца, так как часто виделся и говорил с ним и с его другом. Дэмьен почти ежедневно приглашал его к столу, и многие трапезы проходили в тесном кругу, без вельмож и офицеров. Можно было подумать, что медейский принц отчаянно скучал, безвылазно сидя в уединенном замке, и радовался любому новому лицу. Он не показался Марку слишком общительным, но в разговоре проявил себя остроумным, пусть и несколько мрачноватым собеседником. Он был гораздо начитаннее Марка (да и старше его на пять лет), и в его обществе Марк иногда чувствовал себя неловким и косноязычным подростком, хоть он и держался очень просто, без высокомерия, которым так отличался Ив Арну.

С гостем из вражеского стана Дэмьен обращался почти дружелюбно. Причиной его любезного обхождения, скорее всего, являлось привезенное Марком письмо, о содержании которого он догадывался по обмолвкам посланца. При других обстоятельствах, как полагал Марк, Кириан обошелся бы с ним гораздо круче. Жесткость в характере медейца тоже чувствовалась, и немалая.

С Ивом Арну медейский принц был неразлучен. Их связывали узы гораздо более крепкие, чем вассальная присяга, и Марку вспоминались испытанные временем взаимоотношения отца и Альберта Третта, которые выросли из отношений молодого императора и юного адъютанта. Вспыльчивый и высокомерный Ив, правда, ничуть не походил на молчаливого и сдержанного Альберта, но ведь и Дэмьен не был схож с Барденом. Но такой крепкой дружбе можно было только позавидовать.

Марк с нетерпением ожидал приезда Тео. Любезность любезностью, но Марк находился в окружении врагов, и это обстоятельство изрядно его нервировало. Предстоящая встреча с королем тоже спокойствия не прибавляла, ведь Марк не знал, как примет его Тео, но лучше, чтоб неизвестность, наконец, кончилась.

И вот Тео прибыл. Марк из окна увидел длинную шумную кавалькаду всадников, въезжающую во двор замка, и сердце его бешено заколотилось. Он опасался, что ему еще долго придется ждать, ведь король с дороги захочет умыться и отдохнуть, но явившийся слуга объявил, что его величество Тео Тир желает видеть посланника из империи немедленно. Поспешно пригладив волосы, Марк пошел за слугой.

В одной из комнат было устроено нечто вроде импровизированного тронного зала. У одной из коротких стен стояли два больших черных кресла, перед которыми был постелен пестрый нарядный ковер. В креслах, как на тронах, сидели король Медеи Тео Тир и его пасынок Дэмьен Кириан. По сторонам от них стояли офицеры в плащах медейских цветов, среди них Ив Арну и хозяин замка, облачившийся в военную одежду.

Марк остановился перед королевским троном и низко поклонился; Тео ответил едва заметным кивком. Выпрямившись, Марк взглянул ему в лицо. Король Тео был высоким и сухопарым мужчиной, с пышной шапкой серовато-рыжеватых волос, какие бывают у начинающих седеть блондинов. На волосах, чуть приминая их, лежал тонкий и простой венец, единственное свидетельство королевской власти. Тео был еще красив – холодной, северной красотой, – хотя лицо его избороздили глубокие морщины, делавшие его старше, чем он был на самом деле. Немигающим взглядом смотрели на Марка большие, холодные, светлые глаза. Рядом с Дэмьеном, похожим на тлеющий уголь, Тео Тир казался присыпанной снегом глыбой льда.

– Так ты и есть Марк Данис, сын Бардена? – спросил Тео тихим невыразительным голосом.

– Да, ваше величество.

– Похож сынок на отца, ничего не скажешь, – заметил Тео. – И, наверное, такой же умелец колдовать, а?

– Нет, ваше величество, – ответил Марк. – Я не магик.

– Да разве признался бы ты, даже если б и был им, – сказал Тео. – Твой отец великий хитрец, а яблочко, как известно, недалеко от яблоньки падает.

На это Марк ничего не ответил, хотя мог бы возразить, что отец никогда не пытался казаться тем, чем не являлся на самом деле.

– Однако, ты храбрый стервец, – продолжал Тео так же тихо. – Явиться сюда в одиночку, назваться настоящим именем, потребовать встречи со мной – на это немалая решимость нужна.

– Я решил довести до конца то, что не завершил однажды, – любезно сказал Марк. – Мне уже предоставлялся шанс повидаться с вами, ваше величество, но я им не воспользовался. Обстоятельства помешали.

– Ах да. Припоминаю, что-то такое было. Я был очень огорчен… Так чего хочет от меня твой отец?

С поклоном Марк подступил к трону и протянул Тео письмо. Тот небрежным движением сломал печать и погрузился в чтение. По мере того, как его глаза перебегали со строки на строку, на лице его все сильнее проступало удивление. Наконец, он резким движением вскинул голову и недоверчиво уставился на Марка.

– Барден предлагает мир?

– Отец написал это своей рукой, – ответил Марк, – а я слышал, как он говорил об этом, собственными ушами.

– Он сошел с ума? – с подозрением спросил Тео. – Или это ловушка?

– Я здесь, перед вами, – напомнил Марк. – Если это ловушка, то только для самого отца.

– Твой отец, – фыркнул Тео, – и пальцем не шевельнет, если мы объявим о своем желании казнить тебя. Я это знаю, и ты это знаешь.

Марк побледнел и увидел, что смуглый Дэмьен побледнел тоже. Им обоим было, что вспомнить.

– Но каков будет ваш ответ? – спросил Марк, стараясь не выдать волнения.

– Это вскоре узнает Барден, – сухо ответил Тео. – Тебе же придется задержаться у нас в гостях еще на какое-то время.

Ничего другого Марк и не ждал, и все же ему стало не по себе. Разумеется, он не мог рассчитывать на то, что Тео снабдит его письмом для Бардена и отправит в обратный путь. Но оставаться заложником ему не хотелось.

Ну да кто спрашивал о его желаниях?

Полагая, что теперь-то уж ему придется познакомиться с подвалами замка, Марк снова ошибся. Предоставленная им Дэмьеном спальня оставалась в его распоряжении, но только теперь у дверей ее стояла стража, а завтракал, обедал и ужинал Марк в одиночестве, не покидая пределов комнаты. Тяжелее всего было переносить безделье, Марк просто с ума сходил. Целыми днями он мог развлекаться только тем, что смотреть в окно, по счастью, выходящее во двор. О побеге он даже и не думал. Такой поступок мог бы испортить весь план отца.

* * *

Испытав на себе прелести путешествия через телепорты, Рувато повеселел и перестал, чуть что, темнеть лицом. Илис могла гордиться своим искусством – и гордилась. Жаль, что с помощью телепорта она не могла перенестись через океан с той же лихостью, с какой промчалась по материку из Медеи до самого океанского побережья южного Бергонта. Будь Илис одна, она бы рискнула попытать силы и махнуть до Латера без «пересадок» (хотя даже Барден не решался перебросить себя через океан в один заход), но она боялась покалечить, а то и убить Рувато, поскольку такой далекий не опробованный телепорт был очень опасным. К тому же, она не слишком хорошо полагалась на память. Во дворце на Латере она была очень давно, и все там могло уже перемениться. Поэтому они с Рувато отправились на пристань искать корабль, который доставил бы их до Истрии.

Им посчастливилось найти истрийский парусник, который шел прямиком на Латер, в столичный порт. Капитан охотно брал на борт пассажиров, особенно таких, как Илис и Рувато, которые выглядели благородными господами (Илис предусмотрительно нарядилась в женское платье). Им отвели две отдельные каюты, крошечные, но оформленные изящно. На этом настоял Рувато, а Илис было все равно, где путешествовать, она была согласна плыть хоть в одной каюте со спутником, хоть в трюме.

Первые несколько дней путешествия выдались для Рувато нелегкими – его свалила морская болезнь. Пока Илис разгуливала по палубе, наслаждаясь солнцем, морским воздухом и пошучивая с офицерами, Рувато, весь зеленый, валялся в своей каюте. Потом капитан, удивленный отсутствием благородного пассажира на палубе и во время трапез, поинтересовался у Илис, что случилось. Узнав о недомогании князя, он немедленно отправился к несчастному и предложил ему глотнуть «проверенного» снадобья. Рувато нечего было терять, он согласился, и, о чудо, морскую болезнь как рукой сняло. Он вернулся к жизни, выбрался наверх, к солнцу, и после этого уже почти не уходил с палубы.

Морской воздух явно пошел ему на пользу. Видя происходящие с ним перемены, Илис радостно удивлялась: это был уже совсем другой человек! Он загорел, щеки его окрасились, наконец, румянцем, взор был светел; он часто и охотно смеялся и много разговаривал. У него появился аппетит!.. Ко всему прочему, расставшись с неизменным камзолом, Рувато разгуливал по палубе в распахнутой рубахе и с головой, повязанной позаимствованным у кого-то матросским платком.

Припомнив давний разговор с Ивом, Илис подумала, что, вероятно, именно таким Рувато и был до ранения – душой компании. На корабле в него буквально все влюбились. Матросы и вовсе приняли его как своего, несмотря на то, что в морском деле он не понимал ничегошеньки; а они к тому же обычно не жаловали бездельников. Рувато же именно что бездельничал первые дни. Все его занятия сводились к прогулкам по палубе и долгими беседами со всяким, кто попадал в поле его зрения и оказывался не слишком занят работой. Потом Илис нередко наблюдала, как Рувато брался помогать кому-нибудь из матросов. Ему охотно объясняли, как надо делать незнакомую ему работу, и он, к всеобщему удивлению (и к своему собственному), справлялся. Одно только Рувато не решался сделать: подняться по снастям наверх, к парусам. Опасения его были понятны, его координация движений оставляла желать лучшего, у него кружилась голова, и он терял равновесие. По той же причине он старался не подходить к фальшборту во время сильной качки. Матросы вначале пытались подбить его подняться наверх, хотя бы к "вороньему гнезду", смеялись и старались взять его "на слабо", но Рувато только спокойно улыбался и молчал. И от него отстали, ничуть при этом не потеряв к нему уважения.

Дошло до того, что он начал через раз появляться в офицерской кают-компании, служившей столовой для капитана, старших офицеров и важных пассажиров, предпочитая есть вместе с матросами.

– Да вам можно уже податься в моряки, – весело заметила Илис, наткнувшись как-то на босого и взмокшего от усилий Рувато, который в этот момент боролся, как с удавом, с толстым и негнущимся канатом.

– Я об этом думал, – сказал Рувато, улыбнувшись ей в ответ. Улыбка эта была не бледная и томная, как обычно, а яркая и зубастая. – Может, и попрошусь к капитану матросом на обратный путь.

– Сначала вы обещали поехать со мной во дворец, – напомнила Илис.

– Само собой, – отозвался Рувато, но тут канат вырвался у него из рук, и ему стало не до разговоров.

Пока князь развлекался морскими заботами, Илис проводила время в обществе капитана и остальных пассажиров, которых на корабле было еще трое. Все они были истрийцы и происходили из благородных семей. В беседах с ними Илис отводила душу. Представившись истрийской аристократкой, вынужденной покинуть родину вследствие сложных семейных обстоятельств много лет назад и только теперь получившей возможность вернуться (и она почти не грешила против истины), Илис взялась расспрашивать земляков, что да как в Истрии. Знатные истрийцы были от нее без ума, как от единственной женщины в компании, всячески баловали ее и развлекали рассказами. Илис разыгрывала аристократку. Заблаговременно она обзавелась парой изящных туалетов, и теперь пустила их в дело, присовокупив к ним светские манеры, усвоенные от Бардена и Рувато. Со временем она даже начала входить во вкус.

Получилось так, что Илис с Рувато на время поменялись ролями.

Это путешествие стало самым приятным в биографии Илис. В кои-то веки рядом с ней не крутилось ни одного психа, никто никого не задирал и никому не норовил выбить зубы. Команда не бунтовала, на горизонте не было пиратов, и даже погода держалась на удивление славная, с непрекращающимся попутным ветром. Даже капитан диву давался.

Когда же через две недели тихого плавания впередсмотрящий закричал: "Земля!", Илис позабыла про все свои свежеприобретенные изящные манеры. Мухой она метнулась в каюту, как могла быстро выпуталась из платья, переоделась в мужской костюм и через минуту взлетела наверх, в "воронье гнездо", перепугав и приведя в недоумение всю команду во главе с капитаном. Позже Илис и сама не могла припомнить, как это у нее так ловко получилось. В верхолазанье она особо не упражнялась. Но уж очень ей захотелось быстрее, скорее, как можно раньше увидеть родные берега!..

А еще через пару часов Илис уже стояла у борта, чинная, благородная, и с замиранием сердца смотрела на показавшуюся на горизонте береговую линию Латера. Ей казалось, что она уже различает бьющиеся над гаванью разноцветные флаги.

– Это сон, этого не может быть, – пробормотала она, зажмурившись, и почувствовала, как руку ей сжимают теплые пальцы Рувато. Он стоял с ней рядом, уже в привычном своем виде, и до рези в глазах всматривался в морской простор. Приближение чужой, незнакомой земли, взволновало и его тоже.

– Это же Ирфания! – в полном восторге закричала вдруг Илис, узнав наконец знакомые очертания бухты, вокруг которой выросла истрийская столица. В порыве радости она бросилась Рувато на шею и от души чмокнула его в щеку. Рувато, который еще месяц назад едва ли позволил ей прикоснуться к себе пальцем, засмеялся и без всяких колебаний обнял ее.

У сходней никто путешественников не встречал, да никого и не ждали, потому что Илис не стала сообщать заранее о своем приезде. Хотела устроить сюрприз. Оказавшись в центре портовой суеты, Илис почувствовала себя в своей тарелке, окончательно повеселела, схватила Рувато под руку и повлекла его туда, где, как подсказывало ей чутье, можно было купить лошадей. До дворца хоть и было недалеко, но являться туда пешком Илис не хотела.

– Дворец стоит на холме, – объясняла Илис на ходу, энергично проталкиваясь сквозь толпу. – Мы бы его уже увидели, если бы не дымка.

В самом деле, день хоть и был солнечный, над городом висела голубоватая дымка, придававшая всему несколько нереальный вид.

– Там живут ваши родители? – спросил Рувато.

– Нет, это королевская резиденция, – ответила Илис. – Дом моего отца довольно далеко отсюда… за городом.

– Вы хотите сразу предстать перед королем?

– Ну да. Он же мой дядя.

– Погодите, Илис, – Рувато решительно остановился, не обращая внимания на людей, которые толкали его со всех сторон. – Вы, конечно, можете идти куда угодно, это ваша страна и ваши родные, но я так сразу явиться в королевский дворец не могу. Меня туда никто не приглашал, и кроме того…

– Я вас приглашаю, – быстро сказала Илис.

– Нет. Это невозможно. Лучше будет, если я устроюсь где-нибудь в городе, а вы пошлете мне весточку, когда захотите меня видеть.

– Что такое?! – изумилась Илис. – Вы хотите бросить меня в трудную минуту?

– Вы же сказали, что вам ничего не грозит.

– Не грозит, верно… Но мне… немного не по себе.

– Я плохой защитник для вас, Илис.

– А мне не нужна ваша защита! Мне нужна ваша поддержка! Моральная! А вы, между прочим, заявили мне в Медее, что находитесь в полном моем распоряжении!

Глядя на искреннее возмущение Илис, Рувато не смог сдержать улыбку.

– Хорошо. Я поеду с вами.

– Ура!..

Но оказалось, что без комнаты на постоялом дворе не обойтись. Нужно было где-то оставить вещи и привести в порядок платье и волосы. Илис, руководствуясь давними детскими воспоминаниями, таскала Рувато по Ифрании до тех пор, пока не остановила выбор на заведении, показавшемся ей достаточно приличным. Каждый новый поворот улицы пробуждал в ней очередную порцию воспоминаний. Волнение Илис росло, Рувато тоже нервничал. Ему было очень непривычно слышать вокруг себя чужую речь. На всеобщем здесь разговаривал едва ли один из двадцати, и Рувато в полной мере ощутил себя чужестранцем.

Город поразил его не только звуками чужой речи, но и обилием зелени, непривычной глазу жителя другой части света. В Ифрании росло множество деревьев с мясистой, темной листвой, и почти все они были усыпаны цветами разнообразных форм и расцветок. В общем город, особенно центральная его часть, напоминал цветущий сад. Это было очень красиво. А дворец так и вовсе утопал в темной зелени, на фоне которой особенно ярко сверкала ясная позолота и белый камень.

Воздух был не жаркий и не холодный, а теплый, как в майский день на юге Медеи, влажный и пропитанный цветочными и морскими ароматами. В небе, как и было обещано Илис, вальяжно парили чайки, чьи жалобные голоса преследовали путников до самого центра города.

Только вот стража у кованых, позолоченных ворот дворца встретила гостей не слишком гостеприимно. Заявление Илис убило их наповал: она потребовала встречи с королем, или принцем, или вообще с любым человеком, носящим имя Авнери.

– Король кого попало не принимает, – с мрачной усмешкой сообщил один из стражей на истрийском. – Вы сами кто такая будете, барышня?

– Я, – Илис горделиво выпрямилась, – буду княжна Илиссия Авнери. Так и можете доложить его величеству.

Стражники сильно удивились. Хоть Илис и выглядела в этот момент весьма величаво, но ни про какую княжну Авнери они не слыхивали. Что и понятно: Илис исчезла из Ифрании и официальной истории королевской семьи очень давно, ее старательно вычеркнули из всех списков, и многие из тех, кого не интересовали дела политические, про нее просто забыли.

– Вы доложите, доложите, – настаивала Илис, любуясь на изумленные физиономии солдат. – А то король сильно разгневается, когда узнает, что я тут была, а ему не сообщили.

Самоуверенность Илис на стражников подействовала, они засомневались.

– Как доложить о вашем кавалере, миледи? – спросил один из них.

– Князь Рувато Слоок из Касот.

– Сожалею, миледи, – с явной виноватой ноткой в голосе проговорил стражник, – но вам придется обождать здесь.

– Ничего, подождем, не развалимся, – оптимистично согласилась Илис, чем окончательно вогнала бедных солдат в состояние шока. Подобных слов от княжны они не ждали.

– О чем вы говорили? – наклонившись к уху Илис, спросил Рувато, который не понял ни единого слова из разговора. Илис объяснила. – Как-то это унизительно – ждать у ворот, как будто мы пришли просить милостыню, – заметил Рувато.

– Смирите гордыню, князь, – хихикнула Илис. – Да и дальше, надеюсь, пойдет не так плохо.

Дальше все пошло даже лучше, чем предполагала Илис. К ним выслали целый эскорт придворных, которые с величайшим почтением, едва ли не под руки, препроводили гостей в тронный зал. Илис шла чуть ли не вприпрыжку и с трудом сдерживала сильные чувства. Что до Рувато, то в нем снова проснулся придворный, чему отнюдь не мешало его более чем скромное платье.

– …Илис, дитя мое!.. Какая же ты стала взрослая!

Король Истрии, Реул Авнери, протягивал к Илис руки, явно намереваясь сжать ее в объятиях. Илис не стала противиться его намерениям и позволила ему прижать себя к груди. Попутно она отметила, что дядя очень постарел; его волосы, похожие больше на львиную гриву, совсем поседели. Черные глаза оставались молодыми и жаркими, неуместными на сухом старческом лице, прорезанном морщинами. Король был не в официальном платье, и о его положении свидетельствовал только тонкий венец на седых волосах.

– Я так боялся, что ты не захочешь возвращаться, Илис!

Похоже было, что он говорит искренне. Освободившись из его объятий, Илис отстранилась и с изумлением и почти испугом увидела слезы в дядиных глазах.

– Добро пожаловать домой, Илис, – раздался знакомый холодноватый голос, и Илис увидела Крэста, который до сих пор держался в стороне.

С ним Илис обниматься, разумеется, не стала, только кивнула сдержанно. А Крэст с несколько высокомерным любопытством посмотрел на Рувато и перешел на всеобщий язык:

– Если не ошибаюсь, я имею честь видеть перед собой князя Слоока?

Рувато молча поклонился.

– Князь сопровождал меня в путешествии, – живо пояснила Илис.

Только теперь, казалось, король заметил Рувато, и в глазах его проскользнуло беспокойство, неясно чем вызванное. Илис озадачилась. Присутствие Рувато явно отвлекло Реула Авнери от возвышенного и растроганного состояния духа и привело его практичный ум в состояние боевой готовности. С чего бы?.. Илис внимательнее вгляделась в короля, и в течение следующей минуты могла наблюдать следующую прелюбопытную картину: Реул и Рувато встретились взглядами и довольно долго разглядывали друг друга, после чего в глазах у обоих одновременно возникло понимание, и сразу же Рувато отвернулся и склонил голову. Удивление Илис возросло вдвое. Что такое ее касотский друг смог прочесть в глазах короля?..

Тем временем, семейная встреча превращалась в официальный прием, и это Илис уже не очень понравилось. Приветствовав вновь обретенную племянницу, Реул Авнери явно не знал, что делать с ней дальше. Он пригласил гостей в укромный будуар, примыкающий к тронному залу, и стал потчевать их сладким вином и фруктами, а заодно расспрашивать о путешествии. На Илис он поглядывал с опаской, на Рувато (из уважения к которому беседа шла на всеобщем языке) – со значением.

Когда стало ясно, что король Реул вот-вот иссякнет, в разговор с присущей ему дипломатичностью вступил Крэст. Вкрадчивым голосом (давно Илис не слышала от него подобного) он высказал предположение, что гости хотели бы отдохнуть с дороги, а потом уже беседовать о делах семейных и прочем.

– Я распоряжусь приготовить для вас покои, – спохватился Реул Авнери.

– Нет! – вскочила Илис, которой не улыбалась мысль застрять в королевском дворце на долгое время. – Я хотела как можно скорее увидеть отца и маму. Лучше я поеду к ним.

– Мы могли бы известить Ромула о твоем приезде, – возразил король. – А ты могла бы подождать его и мать здесь.

– Нет-нет, я лучше сама поеду.

Ее не особенно настойчиво удерживали. Реул Авнери, при всем своем многолетнем опыте дипломатии, явно чувствовал себя неловко в присутствии Илис и не до конца определился, как с ней обращаться. Поэтому он лишь настоял, чтобы племянница отправилась в загородный дом князя Ромула Авнери в королевском экипаже, со всеми прилагающимися к нему почестями. Это предложение Илис встретила благосклонно, и, в свою очередь, настояла, чтобы с ней поехал и Рувато, который вновь заговорил было о том, чтобы остаться в Ифрании. Сойдя с корабля, он снова как будто потух, и хотя держался он с изысканной любезностью, от него ощутимо веяло холодком. Глядя на его застывшее, выражающее безличный интерес, лицо, Илис все сильнее досадовала на него… и на себя. Ей очень нравилась улыбка Рувато, – особенно когда она затрагивала не только губы, но и глаза, – и видеть его таким светским и холодным было неприятно и болезненно. Если он и улыбался, то лишь одними губами, из вежливости. Может, кого-то подобная улыбка и могла обмануть, но только не Илис.

Может быть, думала она, не нужно было противиться его желанию поселиться пока в Ифрании и повременить с визитами к королю и его родным? Ведь именно эти визиты делали из Рувато такого холодного светского кавалера. Даже в высшем обществе в Эдесе он больше походил на живого человека. Там его окружали друзья и влюбленные (пусть лишь не совсем всерьез) барышни, здесь все были для него чужими.

Но отступать было поздно, не отправлять же Рувато обратно в Медею. Оставалось только надеяться, что вскоре Рувато пообвыкнется и оттает.

* * *

В Сквару, столицу Медеи, Барден въезжал в настроении довольно мрачном. Его не радовала ни готовность Тео вести переговоры, ни известие о том, что Марк находится в безопасности в одном из западных замков королевства, где с ним обращаются соответственно его положению. Сознание того, что он снова сделал сына заложником своих общеимперских амбиций, не давало ему покоя и даже лишало сна. Раскаяния он не испытывал, но необходимость жертвовать чувствами во имя долга терзала его, чем дальше, тем сильнее. Барден боялся однажды поддаться слабости и потерять империю, которую строил несколько десятилетий.

К тому же, между ним и Туве впервые за двадцать семь лет супружества произошло тяжкое объяснение. Узнав о том, куда и с какой целью послан ее сын, императрица перестала владеть собой и накинулась на Бардена с упреками, исполненными холодной ярости. Она обвиняла его в жестокосердии, бездушности и честолюбии, и вдруг заявила, что он, вероятно, хочет загубить и исковеркать жизнь сына так же, как исковеркал ее, Туве, жизнь.

– Вам все равно, – бросила она, леденея яростью, – жив ваш сын или нет! Вам интересно только, может или нет он быть вам полезен!

Подобный тон и подобные упреки Барден не мог стерпеть ни от кого, даже – от супруги.

– Замолчи! – рыкнул он, но Туве не подчинилась. Второй раз в жизни она взбунтовалась против него, и это состояние захватило ее полностью.

– Вы бездушный, безжалостный человек! – продолжала она. – Верно говорят, что ваше сердце забрала Гесинда! А я думаю, что вместе с сердцем она забрала у вас и душу, и совесть!

Когда ярость застилала Бардену глаза, он переставал владеть собой. Он ударил Туве по лицу, но осознал это лишь спустя несколько минут, в парке, куда он отправился остывать. Возвращаться и приносить извинения он не стал, и не заходил в покои императрицы до самого отъезда в Медею.

В Стеклянном дворце, столичной резиденции медейских королей, Бардену довелось бывать не однажды, и в первый раз – в давние времена своей юности, когда жив еще был первый супруг Даньелы, король Ричард Кириан. Дворец запомнился ему нереальным, дивной красоты сооружением наподобие огромной хрустальной шкатулки. Тысячи ее граней разбрасывали по сторонам солнечные отблески, которые озаряли весь город. Теперь, при свете яркого апрельского солнца, на дворец больно было смотреть, его сияние слепило. Барден не смотрел. Ему было не до весеннего солнца и не до хрустальных красот. Уязвленная гордость злобно грызла его сердце. Победителем он хотел придти в Сквару, а пришел – побежденным.

Встреча двух правителей произошла при большом собрании медейской знати. Скрипя зубами от унижения, Барден живо припомнил свои юные годы, когда каждый, мимолетно коснувшийся его взгляд, жег сердце; когда ему казалось, что все смотрят на него с глупым любопытством и отвращением. И теперь медейские вельможи таращились на него во все глаза. Как хотелось ударить их сокрушительным заклинанием! Магия так и рвалась из Бардена, и он с трудом сдерживал ее.

Но никто из наблюдавших его со стороны не видел, какие в нем бушуют чувства. Люди видели огромного, властного человека, гордого правителя империи. Он был спокоен, и только насмешливо и презрительно блестели рыжие глаза под высоким лбом с залысинами.

К счастью, сами переговоры произошли, как выражаются в светских хрониках, при закрытых дверях. Помимо Бардена и Тео, в кабинете присутствовали только два свидетеля: ментальный магик, пожилой и опытный, со стороны медейского короля (он должен был проследить за тем, чтобы Барден не пустил в ход свое умение внушать людям наиболее желательные для него мысли), и герр Альберт Третт – со стороны касотского императора. В приватной обстановке Барден почувствовал себя лучше, ясность мысли и способность владеть собой вернулись к нему.

Почти целые сутки продолжались переговоры. Тео был жёсток и неуступчив, что и понятно: Барден явился к нему чуть ли не просителем. Хоть Медея и была истерзана войной, все же соглашаться на любые условия перемирия Тео не собирался. Он выдвинул свои условия, где среди прочего фигурировало требование передать всю Долину Северного Ветра во владения Медеи. Бардена же подобный раздел не устраивал.