Текст книги "Хроники империи, или История одного императора"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Крэст явился во всей своей красе, верхом на великолепном вороном жеребце; сам он был, как всегда, облачен в черное, лишь на плече серебром горела маленькая ящерка. Черный цвет эффектно оттенял белизну его кожи и подчеркивал антрацитовый блеск больших красивых глаз.

– Ваше величество… – Крэст поклонился, не теряя, впрочем, при этом ни капли достоинства. На всеобщем он говорил гладко и почти без акцента, сказывалась долгая жизнь на материке. – Благодарю, что согласились принять меня в такое тяжелое для вас время.

Едва ли он знал о происшествии с Марком, но затянувшаяся война сама по себе являлась поводом для соболезнований. Бардена, впрочем, тошнило от всякого рода сочувствия, и его невольно передернуло. Он молча указал гостю на кресло и сел сам.

Он не сомневался, что речь пойдет об Илис, но мысли его были настолько далеки от нее и от ее дел, что ему стоило немалых усилий сосредоточиться. Сейчас он был скорее в Северной, чем в Эдесе.

– Слушаю вас, – сухо сказал он, не испытывая желания любезничать и разводить светские церемонии.

– Мне жаль, что пришлось побеспокоить вас, – начал Крэст таким же деловым тоном. – Но без вашей помощи не обойтись…

– Если речь пойдет об Илис, – бесцеремонно перебил его Барден, который отчетливо видел в мыслях гостя имя своей бывшей ученицы (увы, более ничего разобрать ему не удалось), – то я ничем не могу вам помочь. Мне неизвестно, где она, – ("к сожалению", добавил он про себя).

– Верно, я хотел поговорить об Илис, но совсем не в том ключе… Позвольте мне все объяснить с начала. Видите ли, – Крэст поджал свои и без того узкие губы, – на днях я получил письмо от моего отца с Латера. Из него я с некоторым удивлением узнал, что, оказывается, вы с отцом в течение последних нескольких лет вели активную переписку, в которой, в частности, нередко касались вопросов, связанных с Илис. Удивление мое возросло, когда я узнал, что мой отец ныне пребывает в уверенности, будто Илис более не представляет опасности для людей. Он уверен, что вы обучили Илис всему, что делает магика безопасным и полезным членом общества. Поэтому он отменил все свои распоряжения относительно насильственного заключения ее в башню и желает видеть ее во дворце на Латере как свою родственницу…

– В общем, – снова вставил Барден, – он желает возвращения Илис в лоно семьи?

– Именно так.

– Вы не лжете, принц.

– Разумеется, нет! – вспыхнул Крэст. – А если вы сомневаетесь в моей искренности, то загляните в мои мысли, вы ведь это можете!

– Могу, – спокойно подтвердил Барден. – Но нужды в этом нет… А скажите, принц, не надоело вам гоняться за вашей сестрой по всему миру столько-то лет? Что мешало вам вернуться домой? Ведь ясно было, что Илис-то возвращаться в Истрию не намерена, и вашему государству она угрозы не несла.

– Это вопрос престижа, – надменно ответил Крэст, красиво изогнув длинную ровную бровь. – Но вы в самом деле не знаете, где она?

– Нет.

– Клянусь честью, ей никто не причинит зла, и никто более не станет посягать на ее свободу.

– Я вам верю, но ничем помочь не могу. Я не отслеживаю ее перемещения.

– Жаль, – без особой печали сказал Крэст. – Но скажите хотя бы: она в самом деле не представляет ни для кого опасности?

– Вы полагаете, я лгал вашему отцу?.. – понизив голос, поинтересовался Барден, и глаза его опасно блеснули.

– Ни в коем случае. Но мне было бы понятно ваше желание, как учителя, защитить свою ученицу от недоброжелателей.

Барден одарил Крэста столь тяжелым взглядом, что тот немедленно пожалел о последней фразе.

– Дело не в моих личных желаниях, а в странной политике вашего отца, принц.

Аристократически-бледное лицо Крэста застыло надменной маской, столь хорошо знакомой Илис. Барден усмехнулся про себя. Подобной спеси он не встречал ни у одного представителя многочисленных августейших семейств западной части материка.

– Мой отец избирает ту политику, которую считает наиболее приемлемой для государства, – заявил Крэст.

– Ну разумеется. А вы, принц, безоговорочно подчиняетесь любому его решению?..

– Как и ваш сын, полагаю, – ответил Крэст и, сам того не зная, угодил в больное место Бардена. Тот с трудом удержался, чтобы не поморщиться. – Я чту своего повелителя и как отца, и как короля.

– И вы без сожалений вернетесь домой, повинуясь его приказу? – продолжал допытываться Барден.

– Какое это имеет значение?

– И все-таки…

– Говоря по правде, – очень неохотно сказал Крэст, вынужденный отвечать под давлением собеседника, – я буду рад вернуться. Но еще радостнее мне было бы вернуться вместе с Илис.

– Разве вы не ненавидите ее?

Идеально красивое, без малейшего изъяна, холодное лицо Крэста вспыхнуло – от чего он стал еще красивее, – и снова побледнело сильнее прежнего.

– Мы изрядно помучили друг друга, и счет у нас друг к другу изрядный, но… Илис моя сестра, и, я думаю, она как-нибудь сумеет простить меня… а я – ее.

– Илис не злопамятна, – заметил Барден.

А про себя добавил – если только не причинить ей непоправимого зла. Предполагаемую смерть Грэма она, судя по всему, мне так и не простила, иначе уже как-нибудь дала бы о себе знать…

– Не могу сказать того же самого о себе, – холодно ответил Крэст. – Но, повторяю, мы сумели бы примириться.

Собеседники немного помолчали, разглядывая друг друга. Крэст был очень похож на Илис, с поправкой на возраст и мужественность черт, но его сестра никогда не была так холодна и высокомерна. А он, судя по всему, никогда не улыбался так, как она. Как же мне ее не хватает, подумал Барден с усталым удивлением. Никогда не мог предположить, что и спустя четыре года буду тосковать по этой лукавой девчонке…

Не однажды он предпринимал попытки разузнать что-нибудь об Илис. Хотя бы только для того, чтобы убедиться – с ней все в порядке, она цела и здорова. Но даже Сумеречная гильдия, в которую он, помимо прочего, обращался за помощью, не смогла ничего сообщить. Он подозревал, что неуспех гильдии является отнюдь не следствием умения Илис заметать следы. Без сомнения, истрийка имела множество знакомцев и среди братьев Фекса, они очень хорошо относились к ней и готовы были укрывать ее даже от императора, зная, что он пытается найти ее. Братья были сильны круговой порукой…

– Я был откровенен с вами, – снова заговорил Крэст. – И, мне кажется, могу ожидать ответной откровенности.

– Что вы хотите услышать?

– Правдивый ответ на вопрос, который я уже задавал вам.

– Но я ответил на него, – с возрастающим раздражением сказал Барден. – Или вы все-таки подозреваете меня во лжи?

– Нет! Но поймите мою настойчивость правильно. Вы последняя ниточка, которая могла привести меня к Илис. Вот уже несколько лет я не могу найти и следа ее, как будто она стала невидимкой или изменила внешность. Я надеялся, что вы сможете что-то сообщить…

– Нас уже давно ничто не связывает, – медленно и тяжело сказал Барден. – Но вы не допускаете мысли, что она могла уехать, скажем, на юг? Южные земли обширны, а в джунглях несложно затеряться бесследно.

– Может быть. Но в таком случае нет никаких шансов отыскать ее.

– Но вы продолжите поиски?

– Нет, – после короткого раздумья ответил Крэст. – Я возвращаюсь на Латер. Думаю, мое присутствие принесет больше пользы там, чем здесь. Отец мой уже немолод, и он… впрочем, неважно. А вас, ваше величество, я могу попросить об услуге?

Барден молча наклонил голову.

– Если вы вдруг увидите Илис… или получите возможность послать ей весточку… пожалуйста, передайте ей, что домой она может возвращаться без страха.

– Если увижу – передам.

– Благодарю.

Проводив гостя, Барден снова сел в кресло и подумал: жаль, что не удалось добиться этого раньше… четыре года назад. Илис обрадовалась бы возможности вернуться домой, к родителям и брату. А теперь… где ее искать? Конечно, рано или поздно она поймет, что никто больше не гоняется за ней по королевствам, и решит выяснить причины этого; Илис любопытна. Но когда это еще будет…

Одно хорошо – Крэст Авнери возвращается на Латер, в Истрию и, кажется, рад этому. Хоть кому-то многолетние усилия императора принесли пользу.

* * *

Неделю Илис прогостила в доме Рувато и окончательно поняла, что никаким способом невозможно выбить из бывшего князя его великосветские манеры. Никакие обстоятельства не заставят его вести себя иначе, чем придерживаясь правил горячо любимого столичного этикета. Илис серьезно подозревала, что и наедине с самим собой он остается таким же вежливым, изящным, ироничным и почти неизменно улыбчивым.

Возможно, дело было даже не в воспитании. Илис готова была допустить, что свои манеры светского льва Рувато всосал с молоком матери. Иначе как можно было объяснить, что и грубое сукно он носил с небрежным изяществом, о котором могли только мечтать завсегдатаи модных столичных салонов, наряженные в тафту и парчу и похожие в этих дорогих тканях на пестрых попугаев? Что заставляло его даже в этом захолустье каждое утро выходить в гостиную тщательно выбритым, причесанным и свежим, разве что не благоухающим дорогими духами (на которые у него просто-напросто не хватало теперь средств)? Он не носил больше кружев и золотых перстней, но не становился от этого менее элегантным. Гостье он улыбался как прежде, улыбкой несколько томной, но искренней – об этом можно было судить по тому, как ярко она отражалась в его зеленоватых глазах, – целовал ей руку и заводил легкий, ни к чему не обязывающий, остроумный и в полной мере светский разговор. О своем прошлом он больше не упоминал.

Но временами его внутренний свет как будто угасал. Тогда взгляд Рувато становился тускл и неподвижен, с лица уходили все краски, около рта обозначались резкие складки; князь разом старел лет на десять. Таким его Илис никогда не видела, и в первый раз испугалась. Вечером они гуляли под окружавшими дом старыми деревьями, и вдруг Рувато остановился, схватил ее руку, побледнел и замолк на полуслове. Лицо его стало мертвым, как гипсовая маска, и это сильнее всего напугало Илис. Она подумала, что с ним сейчас случится какой-нибудь припадок, и стала тормошить его. Но он не замечал ее, все тело его как будто задеревенело, и только бледные губы беззвучно шевелились. Продолжалось это странное состояние не дольше минуты, потом Рувато с усилием перевел дыхание, глаза его заблестели, губы порозовели. Он отпустил покрасневшую руку Илис и выговорил с некоторым трудом одно слово:

– Простите.

После чего быстро ушел в дом. Отправившись вслед за ним, встревоженная Илис обнаружила, что он заперся в спальне. Она хотела постучать, но прошаркавший мимо старик-слуга посоветовал ей не беспокоить «хозяина».

– А что это с ним? – тут же вцепилась в него Илис.

Старик пожал плечами.

– Хворь какая-нито, видать, – ответил он довольно равнодушно. – Хозяин хоть молодой, да хворый.

В недоумении Илис оставалась до утра, когда вышедший к завтраку Рувато объяснил ей, причем на губах его блуждала обычная, слегка ироничная улыбка:

– Это напоминает о себе болезнь. То, что вы видели, не слишком приятно и весьма неприглядно, но неопасно. Обычно такое случается вечером, после заката, так что лучше нам по возможности в это время не видеться. Мне не хочется делать вас свидетельницей этого безобразного зрелища.

– Да ничего со мной не случится, – возразила Илис. – Что тут такого? Со всеми бывает. И ничего безобразного тут нет.

– Нет, нет. Я не хочу, чтобы вы это видели.

Но Илис увидела подобный «припадок» еще раз, и как назло, именно в тот вечер, когда она уговорила Рувато погулять с ней – уж слишком хорошо было на воздухе, чтобы сидеть в четырех стенах. На этот раз они зашли довольно далеко от дома, да и не собиралась Илис позволить князю сбежать, поэтому Рувато, «отмерев», проговорил непослушными губами:

– Давайте присядем ненадолго.

И он первый (тут уж было не до манер) сел на поваленный ствол дерева. Грудь его бурно вздымалась, как будто он пробежал без остановки целую лигу, на висках и лбу выступил пот. Илис стояла рядом и озабоченно наблюдала за ним. Быстро темнело.

– Больше я не позволю уговорить себя, – сказал Рувато, чуть отдышавшись. – Поверьте, мне очень неловко, что вы видели меня в таком состоянии и что вам приходится со мной возиться.

– Безымянный, да что тут такого? – воскликнула Илис. – Нашли о чем беспокоиться. Знаю, вы хотели убедить меня, что вы – совершенство, но раз уж не получилось, выкиньте это из головы.

Рувато улыбнулся.

– Вы очень добрая, Илис.

– Я? – вытаращила глаза Илис. – Я – добрая? Не выдумывайте! Я ведь магичка, забыли? А магички не бывают добрыми. Возьмите хотя бы императора для примера. И вообще, нам лучше побеспокоиться о том, как найти в темноте дорогу обратно. Еще пять минут, и совсем стемнеет.

– Вы боитесь заблудиться?

– Не боюсь, но желания нет. Вот вы любите спать на траве?

– Не очень, – засмеялся Рувато.

– Я тоже – под утро становится сыро. Так пойдем? У нас еще есть шансы попасть в дом. Вы уже можете идти?

– Кажется, да. Только не торопитесь.

Они медленно пошли к дому. Рувато переставлял ноги не слишком уверенно, но падать вроде не собирался, и Илис скоро перестала беспокоиться на его счет.

Под деревьями уже сгустилась тьма, и редкие звезды подмигивали сквозь окошки в древесной кроне. Было очень тепло.

– В такие ночи, – задумчиво проговорил Рувато, – я даже рад, что уехал из Эдеса. В городе не найдешь ничего этого…

– Вы, оказывается, любитель природы? – удивилась Илис.

– Не такой уж и любитель. Просто есть во всем этом что-то настоящее.

– А я, – сказала Илис, – насмотрелась этой природы так, что просто жуть. Знаете, когда ехала из Истрии в Наи. Тут тебе и морской берег, и джунгли, и снежные заносы… на любой вкус. Самое острое ощущение – ночевка в зимнем лесу. Сугробы, волчий вой… Романтика! Нет, знаете, я все-таки предпочитаю цивилизацию. Хотя бы в самом зачаточном состоянии.

– Вы горожанка по крови.

– Не отрицаю. А вы?

– А я ко всему привык.

– Ко всему привыкнуть нельзя, – назидательно сказала Илис. – Между прочим, давно хотела спросить вас: а чем вы занимались в этой вашей… отшельнической хибаре… все это время?

– Вы видели, как я живу; как вы сами думаете?

Илис пожала плечами.

– По-моему, ничем вы не занимаетесь.

– Я вам завтра покажу, – пообещал Рувато.

Наутро Рувато повел Илис на второй этаж – выполнять обещание. Поднимаясь по лестнице, Илис мучилась от любопытства. Как ни старалась, она никак не могла представить себе Рувато, занятого каким-либо делом.

Они пришли в просторную светлую комнату, повернутую окнами на юг. Обставлена она была очень скудно: всю ее обстановку составлял стол, старинное кресло и книжный шкаф, полки которого, впрочем, почти пустовали. Илис увидела на них только десяток книг, еще одна, раскрытая, лежала на столе. Пробежавшись взглядом по корешкам, она поняла, что названия их ей незнакомы; таких книг она никогда в жизни не читала и даже о них не слышала. БОльшая часть была написана по-медейски, остальные – на всеобщем. Книг на касотском Илис на полках не увидела.

– Это мой кабинет и вся моя библиотека, – с улыбкой сообщил Рувато, заметив интерес гостьи к книгам. – Не сравнить, конечно, с той, что была собрана в Эдесе, но и это лучше, чем ничего. Все книги я приобрел здесь, из Касот не удалось ничего вывести.

– Значит, вы все-таки бываете в городе? – поинтересовалась Илис.

– Был два или три раза.

– Ездили ради книг?

– В основном – да.

– Так значит, это и есть ваше занятие на протяжении двух лет? Вы только читаете и перечитываете книги?

– Не совсем. Взгляните сюда.

Рувато указал на скрученные в свитки и сложенные в стопки листы бумаги, которые заполняли одну из полок в шкафу. Ранее Илис не обратила на них внимания.

– Что это? – спросила она.

– Посмотрите.

Илис взяла верхний лист из одной, довольно тощей, стопки. Оказалось, что на нем что-то написано, причем весьма знакомым почерком. Заинтригованная, она пробежала глазами по строкам, но из прочитанного не поняла практически ничего, хотя написано было ясным и четким касотским языком. Заставив себя вчитаться, она догадалась, что перед ней, похоже, исторически обоснованные рассуждения об устройстве государства и еще о чем-то в этом роде. Она с удивлением подняла глаза на Рувато.

– Это вы написали?

– Да, я, – ответил тот, улыбаясь безо всякого самодовольства.

– Ничего себе. Да вы мыслитель! А вот это все, – она показала на полку, отведенную бумагам, – тоже все ваши сочинения?

– Да.

– Прямо научные труды, – сказала Илис, с уважением взирая на груду исписанной бумаги.

– Я просто записываю мысли, которые приходят мне в голову, вот и все.

– Много же у вас мыслей!

– Поэтому я и здесь, а не в Эдесе.

– Императору, вроде бы, не понравились ваши действия, а не ваши мысли.

– Мысли и действия зачастую взаимосвязаны, – с легкой насмешкой ответил Рувато.

Он присел на край стола и с улыбкой наблюдал за тем, как Илис перебирает листы, вчитываясь в мелкие энергичные буквы.

– Эк вас… – пробормотала Илис, наткнувшись на загадочную фразу о том, что"…войну взвешивают семью расчетами и таким путем определяют положение". – И что вы со всем этим намереваетесь делать?

– Ничего, – Рувато пожал плечами. – Пусть лежит здесь. Пользы от всей этой писанины немного, но нужно же чем-то занять время.

– Вы могли бы прославиться, – заметила Илис.

– Вот это мне совсем ни к чему! Я намереваюсь вести жизнь тихую и незаметную.

– До самой старости? – ехидно уточнила Илис.

– Если бы удалось, я был бы только рад.

– Ну, ну. По крайней мере, можно мне взять это почитать?

– Конечно. Только, боюсь, вы найдете все эти записи неинтересными.

Не вступая в спор, Илис сгребла с полки в охапку первую попавшуюся стопку (предусмотрительно отложив в сторону стопку с военно-политическими размышлениями) и тут же утащила ее в свою спальню.

Просыпалась она рано, гораздо раньше Рувато, и потому могла позволить себе час или два почитать в постели. Записи хозяина дома оказались весьма любопытными, ничего подобного им Илис раньше видеть не приходилось. Только сейчас она начала осознавать то, о чем слышала от знакомых неоднократно и чему сама не придавала значения. Судя по записям, Рувато не всегда отличал реальность от вымысла. Строго логичные, рассудочные, зачастую даже скучные рассуждения о предметах и явлениях, способных занимать ум светского кавалера и придворного, мешались со странными описаниями вещей и событий, которые едва ли могли иметь место в жизни. Были они столь фантастичными и пугающими, что Илис, если бы она не знала автора этих описаний, заподозрила бы, что родились они и были увидены под воздействием наркотических веществ. Местами текст становился похожим на откровенный бред. Илис даже задумалась: а сознавал ли Рувато, что он записывает? Перечитывал он вообще свои записи? Ей почему-то казалось, что нет. Иначе он просто не позволил бы ей читать.

Два дня Рувато выжидал и старательно сохранял равнодушный вид, но потом не выдержал и спросил у Илис, прочитала ли она что-нибудь из его текстов.

– Да, – ответила она, колеблясь, стоит ли сообщать ему свои впечатления. – Очень… любопытно, знаете ли.

– Любопытно?.. Что же именно показалось вам любопытным? – Рувато казался несколько удивленным ее отзывом.

– Ну… – Илис окончательно смешалась, но справилась с собой и решила выяснить раз и навсегда, подозревает ли он о странных абзацах, вышедших из-под его пера. Она неспешно заговорила, внимательно глядя ему в глаза: – Вот, например, место, где вы пишете о раскачивающихся на ветру башнях в покинутом городе…

– О чем? – удивленно вскинул брови Рувато.

– Вы не помните?

– Нет. Какие еще башни?

– А про превращение в ворону – тоже не помните?..

Рувато смотрел на нее непонимающими глазами.

– Подождите минутку, – Илис бегом отправилась в свою спальню и через несколько минут вернулась с нужным листком. – Вот, смотрите.

Рувато взял лист у нее из рук и довольно долго смотрел на него, хмуря светлые брови. Потом поднял потемневшие до цвета штормового моря глаза на Илис и сказал серьезно:

– Я не помню этого, – по его лицу было видно, что он не расстроен и не испуган, а только опечален. – И много подобных опусов вы нашли?

– Не очень, но все они весьма оригинальны. Если бы император прочел это, – хихикнула Илис, – он бы десять раз подумал, прежде чем отдавать приказ о вашем аресте.

– Вы издеваетесь, Илис?

– Как вы могли такое подумать?! В самом деле, он бы сразу понял, что до сих пор не ценил вас… как собеседника.

– Вы лучше меня можете судить, но все же он немного потерял в моем лице. Да и я не горю желанием вступить с ним в беседу… – он запнулся. – Илис, что с вами?..

Илис, до сих пор веселая и ехидная, неожиданно скуксилась и погрустнела. Заведя разговор об императоре, она поняла, что страшно по нему соскучилась, и многое отдала бы за то, чтобы заглянуть в его желтые глаза и перемолвиться с ним хотя бы парой фраз. Однако, ни при каких обстоятельствах ей нельзя было с ним видеться, потому что она до сих пор не могла его простить…

– Ничего, – встряхнулась она, когда вопрос Рувато – с некоторой задержкой – достиг ее сознания. – Просто задумалась. Знаете что, Рувато, а дайте мне еще что-нибудь почитать?

По истечении двух недель Илис решила, что уже загостилась, пора и честь знать. И дело было вовсе не в том, что ей надоел и наскучил Рувато. Общение с ним не могло надоесть. Над его настроением, казалось, не были властны никакие обстоятельства, и с ним всегда было легко и приятно; его общество стало еще притягательнее, когда он перестал, наконец, говорить про политику. Иногда, впрочем, в голову Илис приходила мысль, что он всего лишь притворяется, что не может у человека в его обстоятельствах быть на душе так легко и светло, как демонстрирует он; но даже если и так, то притворялся он виртуозно.

Итак, общество Рувато не наскучило ей, напротив, она рисковала излишне сильно привязаться, как привязалась в свое время к Бардену. А рвать крепкие нити привязанностей, как она убедилась, неприятно и даже болезненно. Ей не хотелось доставлять неудобства ни себе, ни другим. Поэтому она назначила себе день отъезда – не слишком отдаленный, – и накануне пришла к Рувато в его «кабинет» сообщить о своем решении. Он немедленно отложил перо, встал и усадил ее в свое кресло, а сам пристроился на краю стола. Раньше такой привычки за ним не водилось. Похоже, он незаметно для себя перенял ее от Илис.

– Вы уезжаете? – выслушав гостью, он, кажется, только удивился, но не огорчился. Тем лучше, подумала Илис. – Уже? Я надеялся, вы погостите подольше.

– Нет, не смею больше надоедать вам, – отозвалась Илис.

– Вы же знаете, что не можете надоесть. Я никогда не устану от вас.

– Это простая формула вежливости…

– Вы не верите в мою искренность? – серьезно спросил Рувато и наклонился к ней.

Но Илис не хотелось вступать с ним в спор или затевать состязание в светской учтивости, из которого она все равно не вышла бы победительницей. И она сказала решительно:

– Как бы то ни было, я не могу больше оставаться тут.

– Почему?

– Потому что меня ищут.

– Меня тоже, – возразил Рувато. – Однако же, вы сами сказали, что мой дом – укромное, тихое место, его непросто обнаружить. Здесь вы можете оставаться и прятаться, сколько вам угодно.

– Нет, я уже убедилась, насколько опасно сидеть на одном месте, каким бы укромным оно ни казалось, если только у тебя нет сильного покровителя.

– Да, – сказал Рувато и закусил губу. – В покровители я, конечно, не гожусь… Но мне так не хочется отпускать вас, Илис!.. За те три недели, что вы жили здесь, я бы охотно отдал лет десять своей жизни.

– Кхм… – смутилась Илис. – Не выдумывайте. Вы заговорили прямо как рыцарь из романтической поэмы, только вот я на даму сердца совсем не похожа.

– Да, вероятно, я говорю как дурак, – согласился Рувато, – но стоит мне подумать, что в следующий раз я увижу вас, может быть, еще только через два года… – он не договорил и умолк, сдвинув брови.

– Может быть, и раньше, – утешила его Илис. – Смотря с какой скоростью перемещаться по материку, а то, глядишь, снова забреду в ваши края уже через год.

– Через год!..

Судя по всему, он был серьезно опечален. Такого напряженного выражения лица Илис еще не приходилось у него видеть, разве только во время его «приступов». И если насчет его обычной манеры держаться у Илис оставались сомнения, то сейчас никаких сомнений не возникало: он не играл и не притворялся. Его лицо померкло; озарявший его изнутри свет умер. Если бы Илис умела читать мысли, она легко поняла бы, что сейчас он думает о длинной веренице одиноких бессмысленных лет, которые ему предстоит прожить в пустом доме, в чужой стране. Но Илис мыслей читать не умела, и ей оставалось только догадываться.

– Послушайте! – воскликнула она обрадовано; гениальная мысль пришла ей в голову. – А что вы будете сидеть здесь отшельником? Так и зачахнуть недолго! Поедемте лучше вместе!

– Куда? – удивленно спросил Рувато.

– Да не все ли равно? Куда-нибудь. Мало ли городов на свете. Вы бывали в Лигии и Бергонте? Можно поехать туда, там до середины октября будет продолжаться лето!

– Вы предлагаете путешествовать вместе? Но это невозможно, Илис.

– Почему это? – с вызовом спросила Илис.

– На то имеется множество причин.

– Назовите хоть одну.

– Извольте: мы с вами не брат с сестрой и не супруги, а в дороге бывают различные ситуации, когда…

– Чушь! – невежливо перебила его Илис. – Я целый год разъезжала в компании двух парней, ни один из которых не приходился мне ни братом, ни мужем. И, как видите, ничего со мной не сталось.

На это Рувато ничего не ответил, но посмотрел на нее так, что она поняла: то, что ей представляется ерундой, для него является серьезным препятствием. Какое ему придется сделать над собой усилие, чтобы переломить принципы и убеждения, чтобы сломать самого себя, было ведомо только Двенадцати. Впрочем, ведь выносил он как-то присутствие в своем доме женщины-не-родственницы! Правда и то, что ему не приходилось спать с ней в одной постели и все такое прочее – а в дороге чего только ни случается.

– Жаль! – вздохнула Илис. – Я лично всегда рада компании. А вам нужно бороться с вашими предрассудками.

– Может быть, – кротко согласился Рувато и добавил: – Но есть и другие причины. И одна из них та, что я не хочу стать для вас бременем и помехой в пути.

– Вы это о чем? – озадачилась Илис.

– О том… Вы видели, что со мной случается временами, а ведь бывает и хуже. Что бы вы стали делать, если бы болезнь настигла меня в дороге?

– Переждала бы, и все дела, – ответила Илис без запинки. – Мне, вообще-то, и с тяжелоранеными приходилось иметь дело.

– На все у вас найдется отговорка, Илис.

– Это не отговорки, – обиделась Илис. – Впрочем, как хотите, не буду же я уговаривать вас до вечера. Оставайтесь отшельничать, ваше дело. А я вам будут писать, если позволите.

– Буду рад, – склонил голову Рувато.

Они помолчали.

– Как вы намерены выбираться из этой глуши, Илис?

– Наверное, пешком, – рассеянно ответила Илис.

– Я могу послать слугу в деревню за лошадью, – сказал Рувато. – Сам я, к сожалению, не могу предложить вам экипаж…

– Ерунда, я прекрасно могу дойти до деревни и сама. Зачем тревожить старика?

– Тогда позвольте проводить вас.

Илис согласилась, и наутро они вместе отправились в деревню. Со стороны их легко можно было принять за двух юношей, поскольку Илис, как обычно, предпочитала путешествовать в мужском костюме; а Рувато благодаря своему тонкому сложению выглядел гораздо моложе своих тридцати с небольшим лет. Он нес на плече почти невесомую дорожную сумку Илис и был необычайно задумчив. Зато у Илис настроение было прекрасное, она даже насвистывала под нос незатейливую мелодийку. Ей уже не терпелось отправиться в путь.

Прощание было кратким. Взяв себя в руки, Рувато вспомнил о любезных манерах и сам лично договорился с хозяином маленького постоялого двора о приобретении лошади, которую следовало оставить в другом постоялом дворе за несколько десятков лиг отсюда. Заплатил он тоже сам, невзирая на все протесты Илис. Это вновь был очень спокойный, очень деловой, очень собранный князь Рувато Слоок, которого Илис знала по Эдесу. Таким он ей нравился больше всего.

На прощание Рувато хотел, как обычно, поцеловать ей пальцы, но Илис засмеялась, заявила, что хватит с нее придворных церемоний, и вместо того, чтобы благосклонно принять этот деликатный знак поклонения, по-мужски пожала князю руку. Рувато посмотрел на нее удивленно, но ладонь, немного поколебавшись, сжал крепко. Изящность сложения отнюдь не подразумевала отсутствия физической силы.

Илис уехала, а Рувато до темноты бродил под деревьями, росшими вдоль дороги. Возвращаться домой ему не хотелось. За два года он, привыкший жить в центре внимания общества, научился кое-как обходиться своей собственной скромной персоной. Но Илис напомнила ему, что общество приятного человека гораздо лучше одиночества. Теперь ему предстояло снова пройти через нелегкую процедуру смирения, и он почти жалел, что не принял приглашения Илис поехать вместе. На минуту Рувато даже захотелось бросить все и немедленно кинуться за ней вдогонку, но он быстро подавил этот порыв. Совместное путешествие сближает людей, а он не хотел сближаться, зная, что настанет минута, когда он не сумеет совладать с собой. Слишком сильно было влекшее его к Илис чувство; однако ни за что на свете он не хотел бы отяготить ее своим присутствием рядом. Сделанное им некогда в Эдесе предложение теперь казалось ему верхом безумия. Ведь знал же он, что, скажи Илис «да», ей пришлось бы с ним очень нелегко временами, и чем дальше, тем было бы хуже. Ну а теперь, потеряв титул и состояние, он и вовсе не годился на роль супруга, да и товарищем в путешествии был бы неважным.

Что до Илис, то ни о чем подобном она не думала. Она вообще мало о чем думала, просто получая удовольствие от хорошей погоды и неспешной езды. Лишь когда начало смеркаться, она начала задумываться об ужине и устройстве на ночлег. Пытались к ней в голову залезть и мысли о Рувато, но она гнала их прочь. Очень уж ей не хотелось расстраиваться.

Хроники Империи. Год 1266-й

* * *

С наступлением весны Барден решил, что с него хватит. Тридцать лет жизни он провел в непрерывных войнах, и это занятие ему вконец опостылело.

Война с Медеей длилась не первый год, с переменным успехом. С очень переменным. Качели войны приобрели такой грандиозный размах, что даже голова начинала кружиться. Бывали периоды, когда имперские войска подступали к самой столице Медеи, и казалось, что войне скоро придет конец; но король Тео мобилизовал все силы и выбивал противника со своей земли, да еще и переносил боевые действия на территорию Касот. Казалось, одолеть его окончательно невозможно. Барден все чаще впадал в раздражительное состояние, злился, терял спокойствие духа, и начинал понимать, что этот кусок ему, по всей вероятности, не проглотить. Что, разумеется, настроения его не улучшало. Перед тем, как выпал снег и сражения в основном прекратились, качели войны вновь замерли в равновесии: бОльшая часть касотских и медейских войск скопилась по берегам реки Серебряной, которая вот уже несколько сотен лет являлась границей двух государств. Эта ситуация сильно походила на восстановление исторической справедливости и могла быть расценена как указание Двенадцати прекратить, наконец, кровопролития.