Текст книги "Хроники империи, или История одного императора"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Нет.

– Клянусь Рондрой, он опять нашел неприятности на свою голову!..

Снова раздался громкий звук ломаемых веток, и все загалдели. Про Марка на время забыли, и если бы его не обступили так плотно со всех сторон, лучшего момента для побега было не сыскать. Наемники (а Марк окончательно утвердился во мнении, что это именно наемники, уж очень пестрый был у них говор) сосредоточили все свое внимание на Псе (так они называли высокого синеглазого парня), который, едва успев ступить на поляну, тут же грохнулся без сознания. В плече у него торчал арбалетный болт, и некоторое время все были заняты его извлечением. Хаген злился, Джулия нервничала, наемники галдели. Спокойствие сохранял лишь Марк да еще один парень, худощавый, со светлой косой до лопаток – он-то и взял на себя выполнение малоприятной процедуры. Невольно Марк проникся уважением и к его хладнокровию, и к выдержке Пса, который уже пришел в себя; когда болт извлекали из живой плоти, он только глухо рычал сквозь зубы и ни разу не вскрикнул.

– Ты сможешь плыть? – обратился к нему злой и нервный Хаген. – Учти, если тебе станет худо, никто тебя на себе не потащит.

– Я смогу, – ответил Пес тихо, но твердо.

– Хорошо. Дитрих, приглядывай за пленным. Все, двинулись.

Марка снова заставили подняться и поволокли за собой. Предстояло путешествие через ров; Марк догадался, что медейцы отыскали в подземелье лаз, через который и выбрались из осажденной крепости. Получится ли плыть со связанными руками и заткнутым ртом, он не был уверен, а потому крепко рассчитывал, что его развяжут. Но просчитался: безжалостные медейцы протащили его под водой на веревке, как баранью тушу, прямо в доспехе, который они не удосужились снять, и он едва не захлебнулся. Вынырнул он полуживой и белый до синевы, и еще долго не мог отдышаться. К счастью, заметив его состояние, изо рта у него хотя бы вынули кляп.

– Все здесь? Пленник цел? – едва выбравшись из воды, Хаген снова взялся распоряжаться. Очевидно, именно он был командиром этой живописной кодлы наемников. Он обежал цепким взглядом всех присутствующих и кивнул удовлетворенно. – Так, отлично. Теперь вот что: пленника отведите в Тюремную башню; раненых проводите к Рональду, а все остальные валяйте сушиться и отсыпаться, с утра вы все будете нужны Изоле. А я пойду к нему сейчас.

На шее Марка вновь натянулась веревка; не дав ему как следует отдышаться, его потащили дальше, к Тюремной башне, местоположение которой он знал слишком хорошо.

Когда, наконец, он оказался в кольце каменных стен, то сказал себе: какая ирония! Нежданно-негаданно, попасть в камеру, где четыре года назад держали наследного принца Медеи, Дэмьена Кириана. Ситуация повторялась в зеркальном отражении, с той лишь разницей, что медейцы, кажется, не были до конца уверены, какая важная персона попала к ним в руки.

* * *

– Дурацкая ситуация, – рассуждала сама с собой вслух Илис, трясясь в наемном экипаже по колдобистой проселочной дороге. – Сколько помню, всегда кто-нибудь разыскивал меня. Но чтоб я сама кого-то искала?!

И негодование ее было совершенно справедливым. С тринадцати лет Илис все время от кого-то пряталась, но от нее не прятался никто. Путешествуя по городам и королевствам, она знакомилась с множеством людей. С кем-то из них завязывались дружеские отношения, с другими, наоборот, возникало чувство острой взаимной неприязни. Но, расставшись с очередным приятелем (или приятельницей) Илис никогда не испытывала желания разыскать его снова и узнать, как он поживает.

Совсем по-другому дела обстояли с касотским князем Рувато Слооком. Получив от него два года назад письмо, общий смысл которого сводился к фразе: "Прощайте, Илис, мы с вами больше не увидимся", Илис испытала новое для себя ощущение. На душе у нее заскребли кошки, и неожиданно захотелось плакать… Впрочем, сентиментальное состояние скоро прошло, вместо него нахлынула привычная злость на касотца, который, как всегда, наводил тень на плетень. Больше всего Илис взбесило то, что он даже не счел нужным объясниться, сообщил только, что обстоятельства вынуждают его покинуть столицу.

Уже одно это настораживало: Рувато, страшный домосед (хотя и вынужденный), собирался куда-то уезжать! Обстоятельства, побудившие его к этому, должны были быть весьма необычные и серьезные. Илис свела все к двум словам: что-то стряслось.

Сунуться в Эдес лично она не рискнула, не хотелось сталкиваться с Барденом. Поэтому она принялась добывать сведения через осведомителей, задействовав свои новоприобретенные связи в материковой Сумеречной гильдии. Процесс затянулся. Действовать пришлось через длинную цепочку информаторов всех мастей, сама Илис не сидела на месте дольше двух месяцев, и ее приходилось каждый раз разыскивать заново; к тому же Рувато явно осознанно и тщательно скрывался. Илис попеременно злилась и грустила, несколько раз порывалась бросить поиски, но тяга к касотскому знакомцу была очень уж велика.

И вот, наконец, в один прекрасный день ей сообщили, что в неком старинном, но крайне запущенном и ветхом медейском поместье живет человек, внешность которого весьма точно подпадает под описание Рувато Слоока. Имя он носит, разумеется, совершенно другое, ведет жизнь тихую и очень уединенную, никуда не ездит и никого у себя не принимает, держит единственного слугу и выдает себя за мелкого обедневшего медейского аристократа. Сильно обветшавший дом находится в глухом месте, в стороне от наезженных дорог, хотя и не слишком далеко от столицы. Илис тут же воспрянула духом, наградила информатора золотом и отправилась в медейскую столицу. Там она наняла экипаж и поехала в гости к загадочному обедневшему аристократу, не сообщив заранее о своем визите.

Место и впрямь оказалось глухое. Старые мощные деревья так плотно обступали дом, что его совершенно невозможно было заметить с дороги. Если бы Илис не указали точно, где нужно свернуть, она проехала бы мимо. И вот она, выскочив из экипажа и заплатив вознице, стояла посреди заросшего бурьяном двора и в недоумении оглядывалась по сторонам. Все, что она видела, настолько не состыковывалось с ее представлениями о светском, едва ли не манерном, Рувато, что Илис даже подумала, уж не дали ли ей ложную информацию. Но экипаж уже уехал, отступать было некуда, и она решительно поднялась по трем ступеням ветхого крыльца и постучала в дверь.

Долго никто не открывал, и она начала уже думать, что дом соответствует первому впечатлению, и хозяева давно оставили его. Для очистки совести она поколотила по двери еще с минуту, размышляя, как опрометчиво она поступила, отпустив экипаж, но тут дверь дрогнула и медленно отворилась. Илис оказалась лицом к лицу с пожилым неприветливым мужчиной. Одет он был скорее как крестьянин, а не как слуга аристократа, хоть и обедневшего.

– Что вам угодно, барышня? – спросил он по-медейски, тоном еще менее приветливым, чем его лицо.

– Мне угодно видеть твоего хозяина, – радостно известила его Илис, широко улыбаясь своей дежурной улыбкой.

– А вы кто такая будете? – осведомился слуга без малейшего почтения. – Хозяин никого не принимает.

– Меня примет, – заявила Илис без особой, впрочем, уверенности. Чтоб Рувато держал при себе такого грубого неотесанного слугу?.. – Скажите ему, что приехала Илис Маккин.

Слуга ушел, не пригласив гостью войти в дом, но Илис вошла и без приглашения. Внутри было чисто, но очень сумрачно; обстановка была самой простой, почти деревенской. Недоумение Илис росло.

Из боковой двери торопливо вышел человек, при взгляде на которого все сомнения Илис тут же развеялись. Это был Рувато. Он показался ей похудевшим и побледневшим, и камзол на нем был какого-то провинциального покроя, из темного сукна; только глаза остались прежними – светлыми и ясными. На лице его застыло выражение крайнего изумления, выражение почти страдальческое. Она думала, что он бросится к ней, но он сдержался и спросил только:

– Откуда вы тут взялись, Илис?!

– Хорошенький прием, – надулась Илис. – Я два года по крупинкам собирала информацию о вас, а вы меня так встречаете! Как не стыдно!

– Вы что – искали меня?

– Ну да, искала. Терпеть не могу, когда знакомые исчезают без предупреждения и объяснений.

Рувато вдруг рассмеялся.

– Но ведь вы и сами миллион раз поступали так же!

– В самом деле? – искренне удивилась Илис и улыбнулась невольно. – Не может быть. Мне казалось, что я… Впрочем, неважно. Скажите лучше вот что: Робер Аскан – это ваше имя?

– Да, здесь я зовусь именно так.

– Ага! А я-то сомневалась до последнего момента. К тому же этот ваш новый дом… какой-то он…

– Не произвел на вас впечатления? – улыбаясь, спросил Рувато.

Илис кивнула.

– Зная вас по Эдесу, я голову готова была заложить, что вы ни за что не согласитесь жить в подобной развалюхе, да еще в безлюдной глуши. Я, конечно, собрала кое-какие сведения и о причинах вашего бегства, и насчет вашего разорения, но такого я никак не ждала.

– Разорение? – переспросил Рувато.

– Да, так говорят в Эдесе. Но Сумеречная братия считает… – Илис запнулась, в очередной раз проклиная свой длинный болтливый язык. Рувато перестал улыбаться и взглянул на нее пристально.

– Сумеречная братия?

– У меня широкие связи, – поспешно ответила Илис, делая невинные глаза.

– Кажется, даже слишком широкие. Не ожидал от вас.

Илис пожала плечами.

– Просто вы меня плохо знаете.

– Да, наверное. Но продолжайте… только пойдемте, устроимся более удобно, не разговаривать же стоя.

Они перешли в некое подобие гостиной. Стены здесь были обшиты деревянными панелями, мебель стояла старая и потемневшая; все дерево было источено жучками. Илис аккуратно опустилась в предложенное кресло, обивка которого была хоть и кожаной, но такой древней, что, казалось, могла легко лопнуть от неосторожного и резкого движения. Рувато наблюдал за ней с нескрываемой иронией во взгляде.

– Как же вы дошли до такой жизни? – вздохнула Илис, озираясь.

– Хотите чаю? Ничего другого, к сожалению, предложить не могу.

– Н-нет… не надо.

– Тогда продолжим. Так что считает Сумеречная братия?

– Кхм… – Илис не сразу смогла перестроить мысли. – Она считает, что к вашему разорению приложил руку… император.

– Они почти угадали, – спокойно заметил Рувато. – Но скажите, Илис, неужели вы приехали сюда только затем, чтобы выяснить обстоятельства моего разорения?

– Вы всем гостям задаете этот вопрос?

– У меня не бывает гостей.

– Ну, извините, что побеспокоила, – ядовито сказала Илис. Она с трудом узнавала Рувато – он казался ей каким-то деревянным и почти грубым, от его спокойной, улыбчивой иронии остались едва заметные следы. – Если я вам мешаю, так и скажите, я уеду, – она встала с решительным видом.

– Простите, – Рувато, всегда такой прямой, вдруг ссутулился в кресле и потер шрамы на лбу каким-то устало-безнадежным жестом. Лицо его разом как будто обмякло, и стали видны резкие складки по сторонам рта. Раньше их не было. – Илис, я рад видеть вас сильнее, чем вы можете себе представить, но… Безымянный, я должен был объяснить вам все с самого начала.

– Так и я о том же! – поддакнула Илис, глядя на него с новым удивлением.

– Сядьте, прошу вас… Вы напрасно приехали сюда, – продолжал он, когда она села. – И напрасно меня разыскивали. Видите ли, я в немилости у вашего учителя… то есть, бывшего учителя, – поправился он, увидев, как негодующе вспыхнули глаза Илис.

– Ну да, я это знаю, – нетерпеливо прервала она. – Я же говорила, что наводила про вас справки…

– А вы знаете, что Карлота Шлисс, сестра императора, находится в тюрьме? Я был бы там же, если бы меня не предупредили друзья. Мне пришлось бежать из столицы, из империи, и просить о помощи медейского принца. Этот дом, это поместье и деньги, на которые я существую – его дар мне.

– Не слишком-то он щедр, – заметила Илис.

Рувато невесело улыбнулся.

– Принц щедр, но я сам просил его… просил его, скажем так, не увлекаться. Я должен был стать как можно более незаметным… Так я потерял даже свое имя. Укрывшись здесь, я с большой осторожностью навел справки о своем касотском имуществе и титуле – и узнал, что я лишен как первого, так и второго. Все, что у меня есть – вот этот дом.

– Не понимаю, почему вы делаете из этого такую трагедию, – пожала плечами Илис. – Имя, деньги, поместье – какая ерунда! Десять лет я живу без всего этого и прекрасно себя чувствую. Тем более не понимаю, почему мне не следовало приезжать.

– Потому что это может быть опасно.

– Чушь! Отыскать вас почти невозможно, уж поверьте мне. Я потратила на это два года, задействовав все свои связи. Объяснение не принято.

Рувато вдруг мучительно покраснел.

– Хорошо, тогда получите другое объяснение. Я не хотел, чтобы вы искали меня, потому что больше ничего не могу предложить вам.

– О Двенадцать! Еще более глупое объяснение, что предыдущее. Мне ничего от вас не нужно! Или вы… – Илис вдруг осеклась и с подозрением посмотрела на Рувато. Тот не сводил с нее печального взгляда. – О боги! Вы что же, намекаете на то свое предложение? Вы еще не оставили мыслей заполучить меня? – спросила она с детской непосредственностью, которая так умиляла одних ее знакомых и бесила других.

– Именно «заполучить» вас у меня никогда и в мыслях не было, – бледно улыбнулся Рувато, и теперь уже покраснела Илис. – Если раньше я мог если не рассчитывать, то хотя бы надеяться, то теперь…

– Тьфу на вас! – рассердилась Илис. – Что за чушь вы несете? Прекратите, сентиментальность вам не к лицу.

– Как прикажете, – сказал Рувато и слегка поклонился, живо напомнив собеседнице себя прежнего. – В любом случае, я теперь только отшельник. Мой дом не порадует вас ни изысканным комфортом, ни уютом, ни веселым обществом.

– Если бы мне это было нужно, я осталась бы в столице, – фыркнула Илис. – Лучше расскажите мне, как и где вы смогли отыскать Кириана.

– Это не слишком интересная история, Илис.

– Все равно, расскажите.

Чуть склонив голову, Рувато подчинился ее просьбе и стал рассказывать. На протяжении всего повествования он ни разу не поднял на собеседницу глаза и, хотя голос его звучал ровно, у Илис сложилось впечатление, что он стыдится и положения, в котором оказался два года назад, и вынужденного бродяжничества, и необходимости просить помощи на стороне. Это привело ее в недоумение. Что тут плохого – попросить помощи, оказавшись в трудной ситуации? К нему-то то и дело обращались за помощью. Впрочем, стыдясь, он одновременно стыдился и своего стыда. Понять его, как и всегда, было трудно.

– Как видите, – закончил Рувато, – ничего любопытного в этой истории нет.

– Думаю, о самом интересном вы умолчали, – возразила Илис. – Ну да ладно… И в таком виде неплохо. Я, в частности, рада, что Ив жив и здоров, хотя он и сволочь.

Рувато только улыбнулся такой изысканной характеристике медейского дюка и спросил:

– Ну а вы, Илис? Как вы жили?

– Я-то? Кочевала с места на место, как всегда. Объездила весь материк, но, в сущности, везде одно и то же…

– Илис, – вдруг тихо сказал Рувато, – а я ведь до сих пор не знаю, кто вы и почему ведете такую странную для девушки ваших лет жизнь. Вы что-то говорили об имени… Простите, что спрашиваю, но Илис Маккин – это ненастоящее ваше имя?

С минуту Илис колебалась, потом решилась.

– Ну, ладно. Я знаю достаточно ваших тайн, открою теперь парочку своих. Мое имя – Илиссия Авнери. Маккин – девичья фамилия моей матери.

– Авнери? – прозрачные зеленые глаза Рувато изумленно расширились. – Это ведь имя правящей династии в Истрии?

– Да, так. Мой отец и король Истрии – родные братья.

– Вы – истрийская княжна? И при том – магичка?

– Да.

– Ах вот что… – во взгляде Рувато мелькнуло понимание, и Илис восхитилась быстротой его ума. Похоже, на этот раз обойдется без долгих объяснений. – Тогда становится понятно… Вы скрываетесь от родных?

– Да.

– И давно?

– Около одиннадцати лет.

– О боги! Как вы выносите это?..

– Вот только не вздумайте меня жалеть! – фыркнула Илис. – Будьте уверены, я вовсе не так обижена судьбой, как полагают некоторые. Нынешняя моя жизнь меня вполне устраивает.

– Но вы же не можете скитаться до старости.

– Ничего, что-нибудь придумаю. Например, приобрету себе маленький домик вроде этого.

Рувато улыбнулся.

– Илис, я восхищен вашей жизнерадостностью и вашим жизнелюбием!

– Свои восхищения, как и жалость, оставьте при себе. Вы-то сами – что собираетесь делать дальше?

– По правде сказать, не знаю. Без денег и влияния я никто.

– Ах вот как! – возмутилась Илис. – Значит, и я тоже, раз у меня нет ни денег, ни влияния, я тоже – никто?

– Вы – магичка, – немного удивленно проговорил Рувато. – Чего бы вы ни лишились, у вас всегда остается ваша магия.

– А у вас – ваш ум!

Рувато покачал головой.

– Мой ум немногого стоит. Я ведь болен, Илис, вы знаете это. И бывают моменты, когда ум мой мутится, и я не сознаю себя. Со временем это будет повторяться все чаще.

– Как же вы хотели на мне жениться, если в будущем все так плохо? – задала резонный вопрос безжалостная Илис, и снова вогнала Рувато в краску.

– Признаю, это было эгоистичное и необдуманное желание, – ответил он неожиданно сухо. – Ничего подобного вы больше не услышите.

– Я только хотела…

– Оставим это. Пока же прошу вас побыть моей гостьей, если вас не пугает убожество этого дома. Мне будет очень приятно, если вы поживете у меня несколько дней, – продолжал он уже мягче. – Я здесь никого не вижу… Но если вы сочтете мое приглашение нескромным (я понимаю: молодая девушка и вдруг живет в доме неженатого одинокого мужчины), или же побоитесь остаться наедине с сумасшедшим, я не стану настаивать.

Илис только подивилась тому, как сильно, оказывается, Рувато до сих пор занимают светские условности. Сама она настолько привыкла жить, путешествовать и вообще находиться в обществе мужчин – женатых и нет, молодых и не очень, – что совершенно не придавала этому значения. Вспомнив, как они с Грэмом спали под одним одеялом, и представив, что сказал бы по этому поводу Рувато, Илис не удержалась и хихикнула. Рувато посмотрел на нее вопросительно, а она сказала:

– Я с удовольствием останусь, – и искренне добавила: – И вовсе никакой вы не сумасшедший, что вы опять плетете…

* * *

Данные разведки не обманывали. В Северной действительно стоял смешанный гарнизон, состоящий из наемников и регулярных войск. Отличить одних солдат от других не составляло труда; в этом Марк удостоверился во время первого же допроса.

В большом зале, куда его привели, собралось весьма пестрое общество из рядовых, младших и старших офицеров, всего человек сорок. Наемники держались вульгарно, независимо и довольно нагло, даже простые солдаты, не говоря уже о десятниках. Лишь их капитан обладал редкостно аристократичной внешностью и держался соответственно. При случае он мог бы, пожалуй, даже сойти за незаконного отпрыска какой-нибудь знатной фамилии, а может, даже и являлся таковым. Что до медейских старших офицеров, то уж они, вне всякого сомнения, все были дворянами.

Марка усадили на стул посреди зала; по обе стороны от него встали два парня в доспехах и при оружии.

– Приступим, – проговорил один из медейских сотников, восседавший в огромном кресле из черного дерева; он возглавлял собрание. У него было длинное надменное лицо и воспаленные злые глаза. – Давайте для начала разберемся с пленником. Говоря откровенно, я вообще не понимаю, зачем он нам нужен. Господин Изола, кажется, его привел кто-то из ваших людей?

Вместо Изолы со своего места поднялся синеглазый Пес. Выглядел он неважно: лицо осунулось, под глазами залегли тени; под небрежно распахнутой на груди старой рубахой виднелась повязка.

– Я его привел, – сказал он негромко и глухо.

– Могу я поинтересоваться, чем вы руководствовались? Приказа брать пленных не было.

– Не было. Но этот человек будет нам полезен.

– Чем же? – надменно спросил офицер.

– Спросите, как его зовут.

Медейцы нахмурились, кое-кто из наемников – тоже. Им явно не нравилось дерзкое поведение Пса.

– Ваше имя? – повернулся к Марку офицер, ведущий допрос.

– Марк Сантос, – разумеется, Марк был не так глуп, чтобы называть свою настоящую фамилию.

– Ваше звание?

– Я адъютант дюка Антресса.

– Ложь! – вмешался Пес, глаза его сверкнули яростной синевой… и тут Марк наконец его вспомнил.

О Борон, загадочный бог! Кто мог знать, подумал Марк, что мне придется когда-нибудь говорить с мертвецом.

Теперь он понял, что мешало ему узнать Пса раньше: черная косынка на его коротко остриженной голове. Тогда, четыре года назад, северянин щеголял роскошной белой шевелюрой до лопаток.

– Твое имя не Сантос, – продолжал Пес яростно, – и даже если ты впрямь адъютант, в чем я сильно сомневаюсь, то ты не говоришь всего.

Марк улыбнулся, хотя внутри у него все перевернулось. О боги, откуда такая ненависть? Ведь он же пытался спасти этого человека четыре года назад!.. Впрочем, приглядевшись получше и вспомнив молодое лицо, спокойный глуховатый голос и бесстрастный взгляд, Марк понял. Полгода пыток, четыре года заключения в подземелье – этот человек много выстрадал, прежде чем превратиться в резкого, злого, пылающего ненавистью наемника. Разумеется, он ненавидит всех, кто мучил его – а Марк, как ни крути, по большому счету был одним из этих людей.

– На чем основаны твои утверждения? – неприятным голосом заговорил командир наемников Изола. – Может быть, ты знаешь его настоящее имя?

– Знаю, – заявил Пес. – Его имя Марк Данис, и он – сын императора Касот.

По зале прошел изумленный ропот. Все заговорили разом. Молчали лишь Пес и Марк, неотрывно глядя друг на друга, и между ними происходил свой, беззвучный диалог. "Теперь ты узнал меня, принц?" – «Да». – "Не рассчитывай на мое милосердие". – "Как скажешь. Но ничто не заставит меня признать твою правоту". – «Увидим».

– Тихо! – надменный медейский офицер встал и поднял руку, призывая к тишине. – Тихо! – он повернулся к Марку. – Он говорит правду?

– У ваших людей богатая фантазия, – отозвался тот спокойно.

– Чем ты докажешь свои слова, наемник?

– Доказательств достаточно среди тех документов, которые я принес из лагеря, – снова встал Пес. – Вы их видели?

– Я видел, – сказал Изола. – Ничего особенного среди них нет.

– Как – ничего? А карты? Депеши?

– Если этот человек – адъютант командующего, – холодно проговорил медейский сотник, – то нет ничего удивительного, что при нем находились подобные документы.

– Вы не верите мне? – очень тихо проговорил Пес, чье побледневшее лицо подергивала судорога. – Так выведите этого человека на стену и предложите касотцами любую сделку! Вы увидите, что будет.

– А что будет? – влез в разговор Хаген, которого Марк до сих пор не замечал. – Касотские собаки осмеют нас, когда мы начнет похваляться тем, что взяли в заложники мальчишку-адъютанта. Верить тебе, Пес, все равно, что верить осеннему ветру – никогда нельзя быть уверенным, что взбредет в твою больную башку.

– Кроме того, – добавил Изола, – ты так и не объяснил нам, откуда тебе известно имя и статус пленника.

Марк снова почувствовал на себе горячечный и безумный взгляд Пса, которого он когда-то знал под именем Грэма Соло из Наи. Глаза наинца лихорадочно блестели, он явно был не в себе. Уж верно, не зря Хаген упомянул про его "больную башку". Кажется, он и впрямь нездоров.

– У тебя горячка, наинец, – тихо сказал Марк.

– Отправляйтесь вы все к Борону! – зарычал вдруг Пес и странно дернул головой, как будто откидывал за спину роскошную гриву волос. – Что я буду вам доказывать?! Делайте, что хотите!

Стремительным шагом он двинулся к выходу; яростный крик Изолы: "Стоять!" застал его уже за дверью, которой он от души шарахнул об косяк. Ну и дисциплинка! еще раз подивился Марк.

Налившийся кровью Изола меж тем отдавал своим парням распоряжение немедленно последовать за Псом и препроводить его в карцер, чтобы охолонул. Хаген и еще двое парней поднялись с мест и ушли.

– Распустили вы своих людей, Изола, – сквозь зубы проговорил надменный медеец, и капитан наемников ответил ему злобным взглядом. Вид у него был измученный – как видно, довели до ручки собственные подчиненные.

– Продолжим, – сказал надменный медеец, не дождавшись ответа, и повернулся к Марку.

Последовал ряд вопросов, хорошо знакомый Марку. Их формулировка и порядок были, кажется, стандартными в армиях всех королевств; тысячу раз их повторяли на допросах, где приходилось присутствовать Марку. Вообще, все допросы были похожи между собой, различаясь лишь степенью грубости ведущих их людей. Медейцы держались довольно вежливо, даже будучи не до конца уверенными в статусе своего пленника. Привыкнув к рукоприкладству и считая его неотъемлемой частью допросов, Марк ожидал побоев, но его и пальцем никто не коснулся. Правда, и он не дерзил и отвечал охотно, о чем бы его ни спросили. Он сделал вывод, что медейцы не слишком внимательно читали – или вовсе не читали – документы из доставленной Псом сумки, иначе бОльшую часть вопросов они опустили бы, почерпнув информацию из официальных бумаг. Но Марку это было на руку – он мог отвечать без зазрения совести, зная, что не сегодня, так завтра медейцы узнают то же самое из его документов.

Его готовность делиться сведениями вызвала у медейцев подозрения, лица их становились все мрачнее, офицеры переглядывались между собой. Вероятно, решил Марк, они думают, что кормлю их дезинформацией. Что ж, тем лучше – скорее закончится это представление.

Допрос продолжался еще час, после чего Марка отвели обратно в камеру. Там ему, наконец, развязали руки, сообразив, видимо, что даже со свободными руками бежать через крошечное окошко под потолком невозможно, и настойчиво предложили избавиться от доспеха. Марк с радостью согласился. Тяжелый доспех надоел ему, натер и намял плечи, и расстаться с ним было не жаль. После этого его оставили одного, поставив перед ним кружку с водой и кусок хлеба – деликатесами медейцы своих пленников не баловали. Но ни есть, ни пить Марку все равно не хотелось. Он устроился поудобнее, опершись спиной о каменную стену, и стал думать об Эве и о ребенке, которого ему, возможно, не суждено увидеть.

* * *

Дверь тихо отворилась, и в кабинет, не постучавшись, вошла Эва. В мягком домашнем платье выглядела она прелестно, но нежное лицо, оживляемое обычно персиковым румянцем, было бледно, как смерть. Застывший взгляд больших голубых глаз был устремлен на императора. Барден посмотрел на нее удивленно и гневно и хотел спросить, что ей нужно, но она, опередив его намерение, стремительно подошла и вдруг упала на колени. Она обхватила его ноги и приникла лицом к стопам.

– Что это значит? – глухо и отрывисто спросил Барден и опустил взгляд на ее изящный затылок, украшенный белокурыми завитками волос. Он, впрочем, уже догадывался. Кто-то рассказал ей… Какая же это сволочь проболталась? Кому отрезать язык?

– Молю вас, ваше величество, – жарко зашептала Эва срывающимся, на грани слез, голосом. – Молю вас, как императора, как отца, – не дайте погубить вашего сына, моего мужа!

– Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал?

Эва не отвечала.

– Встань, – велел Барден. – Встань и успокойся.

Но она продолжала обнимать его ноги и даже не пошевелилась. Тогда он наклонился, взял ее за острые худенькие локти и заставил встать силой. Ноги отказывались держать ее, и он подвел ее к стулу и усадил, а сам встал перед ней, скрестив на груди руки. Эва медленно подняла бледное лицо. В ее глазах мерцали готовые вот-вот пролиться слезы. Но молящий взгляд девичьих голубых глаз наткнулся, как на стену, на непроницаемый безразличный взгляд императора.

– Марк погибнет, если вы ничего не сделаете, – сказала она торопливо, почти шепотом.

Барден, которого почти за двадцать пять лет совместной жизни супруга ни разу не назвала по имени, внутренне вздрагивал каждый раз, когда слышал имя сына, произнесенное нежным девичьим голосом. По его мнению, Эва ни по каким параметрам не годилась на роль супруги будущего императора; она была слишком слабой и мягкой, но одно ее качество искупало все недостатки. Она искренне и горячо любила своего мужа, и за это Барден готов был простить ей что угодно.

– Марк погибнет, – эхом отозвался он, прекрасно зная, что каждое его слово вбивает в нежное сердце невестки раскаленную зазубренную иглу. – Если на то будет воля Двенадцати. Отнюдь не все сущее на свете подчинено моей воле.

– И вы говорите мне про Двенадцать! – горестно воскликнула Эва. – Вы!..

Вы, хотела добавить она, который никогда ни в чем не видел руку богов и готов был скорее отрицать их существование, чем признать их способность вмешиваться в человеческую жизнь! Вы, который тридцать лет перекраивает мир по своему разумению!..

Но она ничего не сказала, только под взглядом императора инстинктивным движением сложила руки на животе, округлость которого подчеркивали мягкие складки светлого домашнего платья.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил Барден глухо, не глядя на нее.

– Должны же быть какие-то условия выкупа… – пролепетала Эва.

– Нет никаких условий, – ответил Барден.

Письмо с известием о пленении Марка ему принесли прямо в зал собраний в Эдесе, где проходил очередной совет. Когда-то он сам распорядился, чтобы сообщения с мест сражений доставляли ему незамедлительно, занят он или нет. Благодаря тому, что храмы Гесинды росли в городах, как грибы, и тому, что он приучил-таки своих офицеров сотрудничать с магиками, новости ему приносили всегда самые свежие и без задержек; так произошло и сейчас – сообщение касалось событий минувшей ночи. Письмо он читал в присутствии всех своих советников и министров; и мог бы гордиться тем, что у него не дрогнули ни лицо, ни рука, ни голос. Дрогнуло только сердце, но этого, к счастью, не мог увидеть никто; да и секундную слабость он подавил быстро и безжалостно. Закончив чтение, Барден смял письмо в огромном кулаке и, как ни в чем не бывало, продолжил совет.

Лишь в конце, обсудив все вопросы и отпустив всех, он приказал Альберту и еще двум старшим советникам задержаться, и сообщил им новость.

– Примите к сведению, – добавил он, пристально глядя в вытянувшиеся лица придворных. – Но не распространяйтесь пока на эту тему. Точно еще ничего не известно.

– Такой заложник в руках медейцев, – пробормотал один из советников, – дает им огромное преимущество в войне…

– Никаких преимуществ он им не дает, – отрезал Барден, и придворные взглянули на него с ужасом, а Альберт нахмурился. – Хотя бы потому, что они не могут вывезти его из Северной и даже не могут послать гонца к Тиру.

– Они могут потребовать снять осаду, – заметил Альберт.

– А вот это, – сказал Барден и оскалился, – будет нам только на руку. Сначала они освободят от своего присутствия крепость, а потом им придется принять бой на открытой местности.