Текст книги "Хроники империи, или История одного императора"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Через полчаса Рувато, со связанными руками и в компании двух дюжих молодцев, стоял в шатре перед неким седым, хотя и не старым, представительным мужчиной. Тут же был и хмурый капитан, который вполголоса рассказывал хозяину шатра о происшествии. В течение всего рассказа представительный медеец не отводил от Рувато взгляда. Его глодали сомнения.

– Мои люди считают, что ты касотский лазутчик, – обратился он к Рувато по-медейски. – Что ты скажешь на это?

– Я не лазутчик, – ответил Рувато так же по-медейски и по-прежнему хладнокровно. Происшествие утомило его своей неизбежной бестолковостью, но не взволновало.

– Тогда кто ты такой?

– Это я скажу дюку Арну.

Медеец смотрел на него задумчиво и как-то оценивающе, как будто прикидывал, не стоит ли допросить бродягу с применением жестких методов. Решил, очевидно, что не стоит, и обратился к капитану:

– Были у него с собой какие-нибудь вещи?

– Только это, милорд, – ответил капитан и показал ему сумку Рувато.

– Оружие?

– Мы ничего не нашли.

– А что в сумке?

Капитан пожал плечами, и седой медеец перевел взгляд на Рувато. Тот заколебался, но ответил неохотно:

– Личные вещи.

– Посмотрите, что там, капитан, – кивнул седой медеец.

– Какое вы имеете право!.. – вскинулся Рувато, но капитан уже вытряхивал содержимое его сумки на пол.

Рувато похолодел и почувствовал, как на висках выступает пот. В сумке, среди прочего, лежали письма Илис, которые он не решился уничтожить вместе с остальной корреспонденцией. Написаны они были на касотском, и одного этого хватило бы, чтобы повесить его без суда и следствия. Кроме того, у Илис тоже могли быть неприятности… в случае, конечно, если бы ее сумели разыскать.

– Что это? – седой наклонился, поднял с пола развалившуюся пачку писем и стал перебирать их. – Хм… письма. Кажется, это касотский язык? Да, верно. Как ты объяснишь это? – обратился он к Рувато.

– Это личная переписка.

– Разумеется, личная… хм… – медеец бегло проглядывал одно письмо за другим, и вдруг брови его резко взлетели вверх. Он удивленно и недоверчиво взглянул на Рувато. – Князь Слоок? Это ты… то есть… это вы? Князь Рувато Слоок – это вы?

– Да, я, – ответил слегка удивленный Рувато. – Мы разве с вами знакомы?

– Нет, но я слышал про вас… Но почему вы в таком виде…

– Обстоятельства так сложились, – ответил Рувато и хотел развести руками, но тут вспомнил, что руки у него связаны.

Медеец спохватился.

– Развяжите князю руки, – велел он ничего не понимающему капитану, и через полминуты Рувато уже с наслаждением растирал припухшие запястья. – Вам следовало сразу назвать себя, князь.

– Откуда же мне было знать, что я так известен среди ваших соотечественников? – улыбнулся Рувато. – Но, кажется, я до сих пор не имею чести знать, с кем я…

– Простите. Дюк Эрнест Стилл. Еще раз простите, что так получилось, но кто мог предположить?

Рувато кивком дал понять, что ничего страшного не случилось, и уселся на предложенный дюком Стиллом походный стул.

Еще через полчаса он уже пил подогретое терпковатое медейское вино вместе с дюком Стиллом, угощался холодной телятиной и сыром и наслаждался уютом (не весть каким, но все познается в сравнении!) личного шатра командующего войском.

– И как долго вы уже в этом районе, князь?

– С неделю уже мотаюсь по позициям, – засмеялся Рувато, – никак не могу выбраться из этой каши.

– С неделю! – дюк Стилл был шокирован. – Как же вас угораздило?! Просто чудо, как вы не попались на глаза касотцам…

– Я попался.

– И что же?

– Нет ничего проще, чем сойти у них за своего. Я ведь касотский подданный, прекрасно говорю по-касотски, – Рувато перешел на касотский, – к тому же… Если вы не знаете, дюк, – он улыбнулся, но невесело, – я ведь тоже поучаствовал в этой войне.

– В самом деле? На чьей же стороне?

– Я брал Синнексию.

На это дюк Стилл ничего не сказал, но по глазам его легко было прочесть, что он знает и думает об осаде Синнексии.

Через некоторое время разговор возобновился, и Рувато постарался навести его на предмет, который более всего его занимал.

– Вы можете сказать мне, дюк, где я могу найти дюка Ива Арну? Мне очень нужно его видеть.

– Но… – снова засомневался дюк Стилл.

Видимо, сообщение насчет Синнексии снова возбудило в нем какие-то подозрения. Рувато прекрасно его понял и улыбнулся.

– Вы можете выделить мне… ну, назовем это охраной. Ваши люди доставят меня к дюку Арну, и если он не узнает меня, тогда… тогда можете делать со мной, что хотите.

– Вы храбрый человек, князь, – сказал дюк Стилл не без восхищения.

– Нет, – возразил Рувато. – Я просто не в своем уме.

Ив Арну смотрел на него круглыми глазами и изо всех сил старался сдержать изумление.

– Что с вашими волосами, Рувато?

– Я их обрезал.

В черных глазах Ива мелькнул ужас пополам с жалостью. Он даже представить не мог, как можно добровольно подвергнуть себя подобному унижению, и Рувато невольно улыбнулся. Ив, при всех своих достоинствах, слишком уж заботился о своей дворянской чести, дворянском достоинстве и прочем, а потому был чересчур спесив. Гибкости ему не хватало.

Когда к нему в шатер привели Рувато, в первую минуту он не смог сдержать гневного изумления, не узнав пленника, и Рувато даже мысленно распрощался с жизнью. В самом деле, в нынешнем виде узнать его было трудно, особенно тому, кто привык видеть его в роскошном придворном платье. Ив начал гневно говорить что-то, но вдруг осекся, присмотрелся к пленнику повнимательнее и переменился в лице…

– …Я так понимаю, – снова заговорил Ив, – что раз вы появились здесь, да еще в таком виде, значит, что-то у вас стряслось.

– Стряслось, – подтвердил Рувато хладнокровно. – Я засыпался.

– То есть?

Рувато принялся рассказывать, в процессе наблюдая, как меняется выражение лица Ива. Услышанное ему явно не нравилось.

– То есть, вернуться в Касот вы не можете? – уточнил он, когда Рувато умолк.

– Пока это невозможно. Ив, вы, наверное, не перестаете задаваться вопросом, зачем я явился к вам.

– Угадали, – не слишком любезно отозвался Ив. Его красивое смуглое лицо приняло такое мрачное выражение, какое бывает у людей, которым сообщают о смерти возлюбленного брата. Видимо, он просчитывал про себя, как на нем отразятся неприятности касотского гостя. А может, искренне сопереживал… хотя на это Рувато не слишком рассчитывал.

В этот момент колыхнулся полог, прикрывающий вход, и в шатер, чуть нагнувшись, шагнул высокий черноволосый молодой человек, широкоплечий, смуглый, с узким, страстным и угрюмым лицом. На нем были легкие кожаные доспехи и военный плащ, как на Иве.

– Прошу прощения, я, кажется, помешал вашему разговору, – проговорил он, останавливаясь у входа.

– Вовсе нет, – возразил Ив. – В какой-то мере он касается и тебя. Позволь представить – князь Рувато Слоок. Рувато, перед вами его высочество наследный принц Медеи, Дэмьен Кириан.

– Без церемоний, пожалуйста, – сказал Дэмьен и пристально посмотрел на касотского гостя, который тем временем поднялся и поклонился низко и почтительно. – Тем более, что вам, князь, я в какой-то мере обязан жизнью.

– Вы верно заметили – "в какой-то мере", – отозвался Рувато. – Причем, осмелюсь заметить, в мере весьма малой. Я всего лишь указал Иву возможный источник информации.

– Не скромничайте. Даже если оставить в стороне мою персону, мы обязаны вам очень многим. Вы рисковали жизнью, играя на нашей стороне.

– И князь, разумеется, доигрался, – немедленно вставил Ив. – Барден раскрыл всю его деятельность и объявил на него охоту.

– Не всю, – сказал Рувато. – Далеко не всю. Полагаю, ему в руки попало лишь одно мое письмо.

– Вам нужна помощь? – прямо спросил Дэмьен, и Рувато почувствовал к нему уважение: вместо того, чтобы абстрактно рассуждать, обсасывать подробности и выражать соболезнования, принц перешел сразу к главному.

– Нужна, – так же прямо ответил Рувато. – Мне нужно место, где бы я мог переждать несколько недель… или, может быть, месяцев. Видите ли, ваше высочество, я оказался в неприятном положении, лишившись в один миг всего своего состояния.

– То есть?

– То есть, Барден арестовал все мое движимое и недвижимое имущество, экспроприировав в пользу короны.

– Ах вот как, – тихо сказал Дэмьен, сверкнув черными глазами, и жестом предложил всем присутствующим сесть. – Давайте обсудим, что мы можем для вас сделать, князь.

* * *

Ночи разгульного веселья в обществе воров, карточных шулеров, бродяг, сутенеров и различного рода мошенников давно уже стали такими же привычными, как дневные советы с участием министров, командующих армий, мастеров ремесленных гильдий и глав храмов Двенадцати. Это были два диаметрально противоположных мира, и Барден до сих пор, как мальчишка, упивался сознанием того, что в обоих мирах его принимают как своего. Ночной сброд понятия не имел, кто пьет с ними за одним столом; высокопоставленные вельможи в страшном сне не могли вообразить своего императора в грязном портовом кабаке, в компании с висельниками и жуликами. О ночных загулах правителя империи знали только Альберт, мастер Илескар и мастер Ахенар, но они держали язык за зубами. Все остальные, кому когда-либо удавалось прознать об отнюдь не благородных пристрастиях императора, лишались головы прежде, чем успевали посвятить в эту тайну кого-либо еще. Барден не стыдился своих ночных приключений; ничего постыдного он не совершал; и если любопытные так быстро расставались с жизнью, то лишь потому, что он не любил, чтобы в его дела совали нос посторонние.

Альберт очень нервничал, когда император уходил на поиски ночных приключений. Понять эту болезненную, как ему казалось, темную и нечистую страсть своего повелителя он никак не мог; не мог и сопровождать его, так как Барден категорически запрещал это. Поэтому в те ночи, когда император отсутствовал во дворце, удовлетворяя свою страсть к низким удовольствиям, Альберт до рассвета (или же до возвращения императора) без сна просиживал в маленькой комнатушке, примыкающей к спальне Бардена. Возвращаясь, Барден не мог не заметить своего верного охранника, и, конечно, замечал его, но проходил мимо в молчании, едва удостоив его мимолетным взглядом. Тогда Альберт так же молча вставал и уходил, чтобы, наконец, лечь спать с успокоенным сердцем: сегодня император вернулся благополучно.

Эти ночи, бессонные, безмолвные, наполненные тревожными мыслями, повторялись из недели в неделю – все время, которое император проводил в том или ином городе.

Альберт привык, что император появляется внезапно и бесшумно – он умел передвигаться, не тревожа ни людей, ни предметы, которые оказывались поблизости. Поэтому Альберт не на шутку испугался, когда Барден возник вдруг посреди комнаты, неловко вывалившись из телепорта, причем появление его сопровождалось шумом, приглушенным грохотом и невнятной руганью. Альберт вскочил, не зная, что думать и что делать. Далеко не сразу он сообразил, что Барден не один, что в медвежьих объятиях он сжимает какого-то отчаянно отбивающегося человека, которого он и швырнул на пол, едва прямоугольник телепорта погас за его спиной. Человек, ударившись об пол, глухо вскрикнул и замер на секунду, но тут же резво поднялся на четвереньки и сделал отчаянный рывок в сторону двери. Поймав его движение, Барден быстро повернулся и сильно и безжалостно ударил его ногой под ребра; незнакомец снова повалился на пол, скорчился и затих. Барден повернул покрасневшее, покрытое каплями пота лицо к Альберту; тот стоял неподвижно и безмолвно, силясь осознать происходящее.

– Позови Атанасуса, – бросил император отрывисто.

Атанасусом звали начальника дворцовой стражи.

– Кто это? – в крайнем изумлении и тревоге спросил Альберт, имея в виду, разумеется, поверженного на пол незнакомца.

– Я сказал – позови Атанасуса! – повысил голос император, и Альберт счел за лучшее немедленно повиноваться.

Когда он вернулся в обществе Атанасуса (у него было сильное желание взять еще двух стражников, но он тут же подумал, что император вовсе не обрадуется лишним свидетелям), то застал следующую картину. Незнакомец по-прежнему лежал на полу, но руки его и ноги теперь были крепко – даже излишне крепко и достаточно жестоко, – связаны ремнями; а император, обнаженный по пояс, стоял перед зеркалом и при свете размазанного по воздуху магического огня пытался что-то разглядеть на своей спине. Спина была залита кровью.

– Ваше величество, что с вами? – вскричал мгновенно побледневший Атанасус и схватился за меч.

– Со мной – ничего. Царапина, – ответил император и отвернулся от своего отражения. – Давайте лучше займемся этим вот парнишкой. Но учтите, Атанасус: вы должны держать язык за зубами, не задавать вопросов, и ни в коем случае не болтать о том, что здесь услышите и увидите. Ясно? Ни слова! Ни слова, пока я вам не велю заговорить.

– Клянусь, ваше величество, я буду молчать, как немой, – выговорил Атанасус хриплым от нервного напряжения голосом.

– Хорошо, – сказал император, коротко на него глянул и усмехнулся по-волчьи, – потому что иначе мне придется отрезать вам язык. Теперь приступим. Поднимите его.

Альберт и Анатасус с двух сторон подхватили связанного и усадили его на стул, на котором несколько минут назад коротал ночь личный охранник императора. Несмотря на то, что лицо пленника было изрядно опухшим и частично закрыто прилипшим к щекам растрепанными волосами, Альберт узнал его: это был Газак, личный слуга Карлоты.

По глазам начальника стражи было видно, как сильно его распирает любопытство, но он помнил о клятве и сдерживался. Альберт, однако, никакой клятвы не давал.

– Это же слуга твоей сестры, – сказал он тихо. – Что он тут делает?

– Он пытался убить меня, – ответил Барден и показал короткий, сильно изогнутый кинжал с костяной рукоятью. Клинок его был запачкан кровью. – Шел за мной три квартала, думал, что не вижу его, сукина сына…

Украдкой Альберт бросил взгляд на Атанасуса, которому, очевидно, очень хотелось знать, что император делал ночью на городских улицах – один. Что до Газака, то он сидел тихо, опустив разбитое лицо, как будто происходящее его не касалось. Судя по его помятому виду, между ним и императором произошла нешуточная схватка. Альберт многое отдал бы, лишь бы узнать ее подробности. Судя по всему, победа далась Бардену не так уж и легко: противник его был молод и весьма крепок. Но император, увы, не собирался посвящать присутствующих в детали. Пришлось умерить любопытство.

– Едва ли он решился напасть на тебя по собственному почину, – заметил Альберт. – Его кто-то подослал, и я почти уверен – кто именно…

– Нам нужна полная уверенность, – сказал Барден и посмотрел на Атанасуса. – Поэтому я и позвал вас.

Значит, подумал Альберт, император намерен всерьез взяться за сестрицу и собирается предъявить ей обвинение в покушении на убийство не кого-нибудь, а первого лица в империи. После того, как обвинение подтвердится, не потребуется уже никакого суда, император будет волен поступить с заговорщицей как ему угодно, благо он являлся и верховным судьей. Но чтобы обвинение было «чистым», придется обойтись без ментальной магии. Для этого император позвал и Атанасуса, для этого велел остаться и Альберту. По правилам, требовалось еще присутствие мастера Илескара или другого ментального магика, чтобы он подтвердил отсутствие ментальной составляющей, но этим император пренебрег.

– Ты знаешь, кто я? – обратился он к криво сидящему на стуле горцу.

– Ты, – ответил тот тихо, не поднимая головы, – узурпатор, захвативший власть нечистым путем, и руки твои в крови твоего брата.

– Ого, – сказал Барден и оскалился. – Твоя хозяйка хорошо научила тебя. Сама бы она ни за что не отважилась сказать то же самое. Ладно, значит, ты знаешь, кто я. Хорошо. Теперь отвечай: ты хотел убить меня?

Газак чуть приподнял голову, сверкнул бешеными глазищами, и ответил с истинно горским апломбом:

– Я хотел освободить мир от того зла, что ты принес в него, но боги, видимо, на твой стороне!

На эту тираду Барден вдруг гулко расхохотался и сказал:

– Отвечай коротко и по сути, подлец: ты хотел убить меня? Да или нет?

– Да, я хотел убить тебя, кровавый тиран!

Барден захохотал вовсе безудержно, и даже Альберт не мог не улыбнуться. Лишь Атанасус смотрел на них троих с выражением тихого ужаса на бледном лице.

– Кто послал тебя? – продолжал Барден, отсмеявшись. – И учти: если ты соврешь мне, я это узнаю.

– Никто не посылал меня, – ответил Газак презрительно.

– Лжешь. Кто послал тебя?

Горец только презрительно раздвинул опухшие губы и плюнул императору под ноги. И в ту же секунду повалился со стула вбок от сокрушительного удара кулака императора. Стул отпрыгнул в сторону на фут или два, но устоял на своих четырех ножках.

– Поднимите, – велел император и, дождавшись, пока пленника, с залитым кровью лицом, водрузят обратно, снова спросил бесстрастно: – Кто послал тебя?

Последовали неразборчивые проклятия, и горец снова рухнул на пол, кашляя и плюясь кровью, и снова его подняли и усадили обратно. На лицо его было страшно смотреть.

– Не достаточно ли? – глухо и мягко поинтересовался император, наклоняясь к пленнику. С разбитого лица капала кровь и марала дорогой ковер, но никто не замечал этого. – Или мне позвать палача?

– Будь ты проклят! – выплюнул пленник, и тут же, без перерыва: – Меня послала женщина!

– Как ее имя?

– Не знаю!

– Лжешь!

Еще один удар, на этот раз – в область печени. Горец глухо зарычал и упал лицом вниз. Атанасус был бледен, а Альберт наблюдал за происходящим хладнокровно, со слабым профессиональным интересом. Обладая невероятной физической силой, император редко пускал ее в ход, и никогда раньше – за очень-очень редким исключением, – не бил допрашиваемых лично. Впрочем, никогда раньше речь не шла о покушении на его жизнь.

– Будь проклят весь ваш род! – прохрипел Газак с пола. – Карлота Шлисс! Ее имя – Карлота Шлисс!

– Вы слышали? – император быстро повернулся к зрителям, потеряв к пленнику всякий интерес. – Запомните это имя! Атанасус, я хочу, чтобы вы послали своих людей в дом дюкессы Шлисс, немедленно… только сначала уберите отсюда эту рванину.

Когда Альберт снова вернулся (уже один), император был занят тем, что лоскутом, оторванным, судя по болтающимся остаткам кружев, от какой-то рубашки, пытался стереть кровь с плеча и спины. Получалось у него неважно, и он весьма изобретательно ругался сквозь зубы.

– Позволь мне, – сказал Альберт, забрал у него окровавленный лоскут и принес из спальни таз и кувшин с водой. Дело пошло веселее.

Под кровью на плече обнаружилась рана – чистая, без рваных краев, неглубокая, больше похожая на порез. Сам вид ее опасений не внушал, но Альберта беспокоило другое.

– Эмиль, кинжал может быть отравлен, – сказал он тихо.

– Я думал об этом, – отозвался император. – Но пока я не ощущаю действия яда.

– Может быть, это медленный яд. Лучше показать кинжал братьям Перайны.

– Нет! Не надо впутывать сюда целителей. Достаточно, что Атанасус наслушался того, чего ему слышать не стоило бы. Лучше отдать кинжал Илескару.

– Но Илескар…

– Его знаний достанет на то, чтобы определить наличие яда. Отнеси ему сегодня же, не медля. Или нет – я сам отнесу.

– Тебе лучше побыть здесь, – с сомнением сказал Альберт. – Твоя рана…

– Рана – пустяк.

– Отдохнул бы ты все-таки…

– Отдохнуть? – переспросил Барден, хищно блеснув глазами. – Нет, Альберт, мне теперь будет не до отдыха в ближайшие дни. Ты закончил? Хорошо. Мне нужно одеться.

Альберт молча отошел в сторону и сел, ожидая, пока император переоденется в обычное платье. Ему было хорошо известно все, что последует далее, и он заранее предвкушал тяжелые дни. Особенно тяжелыми они обещали быть для императорского окружения.

Хроники Империи. Год 1264-й

* * *

Северная крепость стала едва ли не главным камнем преткновения во время касотско-медейской войны. Несмотря на ее крайне удаленное от Медеи расположение, медейцы всегда проявляли к ней нездоровый интерес. Закончилось это тем, что в конце апреля медейское войско, не слишком многочисленное, но весьма настойчивое, выбило из форта стоявший там гарнизон, и расположилось внутри крепостных стен, как видно, не на один день. Бердену не понравилось подобное положение дел, и он отдал приказ отбить крепость обратно, и поручил это дело не кому-нибудь, а Марку. Тот ничуть не удивился, поскольку привык, что на него сваливается большинство ответственных и сложных задач; и отнюдь не обрадовался. Эва ждала ребенка, и ему очень хотелось быть рядом с ней в эти трудные для нее дни. Его мнения, однако, никто не спрашивал, и он, покорившись воле отца-императора, повел войско на штурм Северной.

Впрочем, начинать именно штурм он не торопился. В форте, по данным разведки, сидело около пяти сотен медейцев, и выбить их оттуда силой представлялось задачей нелегкой. Для начала Марк решил устроить правильную осаду, хотя она грозила затянуться. Стояло начало лета, те припасы, которые имелись в крепости, должны были подходить к концу, однако же никто не гарантировал, что медейцы, перед тем как окопаться в Северной, не устроили рейд по окрестным деревням и не реквизировали провизию. Но Марк руководствовался принципом "поспешай, не торопясь" и предпочитал действовать осторожно. Ему не хотелось напрасно губить людей.

В три дня вокруг Северной вырос огромный военный лагерь; воздух наполнился запахом полевой кухни и бряцаньем металла, по ветру заполоскали флаги и штандарты. Всюду вокруг себя Марк видел привычную жизнь, и потихоньку на задний план отступали мысли об Эве и о доме.

Ложиться Марк предпочитал за полночь, просиживая за делами до двух, трех часов ночи, а поднимался около полудня. Подобный режим являлся для него оптимальным (хотя и очень утомительным и неудобным для его офицеров), но далеко не всегда удавалось его придерживаться.

Под стенами Северной, в период относительного безделья, пока подтягивались войска, Марк мог позволить себе немного пожить в удобном для него ритме. Адъютант его, Юхан, с трудом терпел такое насилие над организмом, но роптать не смел, изо всех сил старался подстроиться и использовал для сна любую минутку, какую только мог улучить. Спал же он так крепко, как только может спать здоровый и полный сил двадцатилетний юноша. Это большой недостаток для адъютанта, который всегда должен быть начеку, но Марк охотно прощал его. Его сон так же чуткостью не отличался.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что однажды ночью он проснулся от грубого прикосновения к лицу чьей-то холодной ладони. Кто-то бесцеремонно зажимал ему рот. К счастью, Марку хватило выдержки не дернуться и не закричать, иначе он, пожалуй, обзавелся вторым ртом. Шею его под подбородком холодило нечто, что могло быть только лезвием меча. Стараясь не двигаться, Марк медленно открыл глаза и встретился взглядом с темно-синими, злющими глазами высокого мужчины. Именно его рука лежала у него на лице.

Медейцы! – молнией мелькнуло в голове. Медейцы решились на вылазку. Но как они нашли меня?!

– Сейчас я уберу руку, – тихо проговорил синеглазый мужчина на всеобщем, с характерным протяжным акцентом. Этот акцент, так же как и синие глаза, показались Марку смутно знакомыми. – И ты будешь помалчивать, иначе, не обессудь – перережу тебе глотку. Если понял, закрой глаза.

Марк повиновался, и жесткая шершавая ладонь (оказывается, она была затянута в тонкую кожаную перчатку, потому и показалась такой холодной) исчезла. Медеец медленно выпрямился, не убирая меч, и бросил в сторону:

– Джули, найди что-нибудь, чтобы связать ему руки и заткнуть рот.

Марк скосил глаза; на самой границе зрения мельтешила вторая фигура, принадлежавшая, судя по имени, женщине. Ему вдруг стало тревожно, сердце болезненно толкнулось в груди: где Юхан? Адъютанта было не слышно и не видно, не значит ли это, что он мертв? И где, собственно, часовые, которым положено патрулировать не только периметр лагеря, но и всю его территорию? Марк снова перевел взгляд на нежданного гостя. Оказывается, тот все время так и не сводил с него глаз. Некоторое время они разглядывали друг друга. Марка не отпускало ощущение, что где-то он видел это худое резкое лицо – его, как и синие глаза в светлых длинных ресницах, нельзя было ни с чем спутать. Ему казалось, что он вот-вот вспомнит, но какая-то мелочь мешала… что-то с лицом медейца было не так… В конце концов Марк не выдержал и заговорил, позабыв про меч у своего горла:

– Ты даже не спрашиваешь, кто я.

– А мне не надо спрашивать, – ответил медеец (впрочем, медеец-ли? выговор у него был вовсе не медейский). – Я знаю.

Так! подумал Марк. Значит, я не ошибся. Мы виделись. Но когда? И где? И кто он такой?

– Где мы с тобой виделись? – спросил Марк. – Напомни.

– Заткнись! – грубо оборвал его медеец. – Джули, что ты там возишься? – тут же зашипел он и выдернул из рук подошедшей женщины в мужской одежде шелковый платок.

В ту же секунду скомканный платок оказался во рту у Марка, а сильный рывок сбросил его с койки на пол. Удар выбил воздух из его легких, в глазах потемнело, и уже наполовину потеряв сознание, Марк ощутил, как ему грубо скручивают за спиной руки. После этого его схватили, как котенка, за шкирку, и сильно толкнули в сторону:

– Последи за ним!

Другие руки поймали его и дернули вверх, заставляя встать на колени. Наконец, Марк смог перевести дыхание и осмотреться; первым делом он поискал взглядом Юхана. Тот лежал на своем обычном месте без движения, и то ли спал – что представлялось едва ли возможным, происходящий в шатре шум должен был разбудить даже его, – то ли был мертв или без сознания. Но крови не было видно, и Марк почти успокоился… и напрасно. Сердце его подпрыгнуло к горлу, когда он увидел, как высокий медеец поднимает меч и резким, сильным движение вонзает его в грудь Юхану. Он убил безоружного спящего человека, не задумавшись ни на минуту!..

– Что дальше? – первый раз за все время заговорила женщина; говорила она сквозь зубы, злость в ее голосе мешалась с нешуточной тревогой. В ее устах слова всеобщего языка так же звучали с акцентом, но другим, нежели у ее спутника.

– Погоди, – ответил медеец, подошел к Марку и склонился над ним. Глаза его яростно блестели. – Здесь есть какие-нибудь документы? Карты? Рапорты? Я знаю, есть. Где они?

Марк покачал головой и пожал плечами. Если даже медеец точно знает, какого важного пленника он заполучил, ему придется изрядно потрудиться, доказывая это товарищам.

Синеглазый яростно выругался и вдруг, насторожившись, выпрямился. Прислушавшись, Марк различил отдаленные крики и металлическое лязганье. Тут же в дыру в пологе (Марк только теперь заметил этот широкий разрез) просунулась чья-то всклокоченная голова.

– Тревога! – заявила она сдавленным голосом (и тоже с акцентом, причем на этот раз – явно касотским. Наемники, понял Марк.) – В лагере шум.

– Забирайте парня и возвращайтесь, – приглушенно ответил синеглазый, задумавшись едва ли на секунду. – Отвечаете за него головой.

– А ты? – спросила женщина с тревогой.

– Я пока останусь. Подождете меня на месте.

– Но…

– Не обсуждать приказы! – шепотом рявкнул медеец, и глаза его бешено сверкнули. – Пошли вон отсюда!..

Всклокоченный парень решительно пролез внутрь шатра, схватил Марка за ворот и рывком поставил на ноги, после чего, чувствительно ткнув в спину каменно-твердым кулаком, заставил выйти наружу. Марк даже не пытался сопротивляться; медейцы были вооружены и настроены явно решительно.

На шею Марку накинули веревочную петлю, и так, на веревке, как собаку, поволокли через лагерь. Вокруг было неспокойно. В отдалении мелькали огни и слышались крики. Марк вертел головой, пытаясь прикинуть масштабы нашествия, но ему не позволяли сосредоточиться, постоянно пихали в спину, заставляя идти быстрее. Под конец они почти бежали.

Лагерь остался позади, потянулись заросли колючего кустарника. Разодрав одежду и исцарапавшись в кровь, Марк вслед за своими конвойными продрался сквозь пакостное растение и, без сил, почти рухнул на свободный от кустов пятачок. Ночь была ясная, и Марк довольно отчетливо различал и силуэты медейцев, и громаду Северной за спиной.

– Борон побери этого Пса, – в сердцах проговорил всклокоченный по-медейски. – Зачем ему понадобился этот малый?.. Это какая-то важная личность? – он явно имел в виду Марка; о том же, что пленный может знать медейский язык, он не подумал.

– Не знаю, – нетерпеливо и нервно ответила женщина. – Очень возможно. Вот вернется Пес, у него и спросишь.

– Если вернется… Послушай, Джули, я пойду обратно в лагерь, а ты оставайся здесь.

– Почему ты, а не я? Чего ты вообще раскомандовался? Ты вообще слыхал про такую штуку, как субординация?

Марк откровенно наслаждался пререканиями своих конвойных. Ну и дисциплина в медейском войске, однако! Ни один касотский офицер никогда не позволил бы подобного даже среди наемников.

– Нашла время спорить! – горячо заявил всклокоченный. – Пленника поручили тебе, а не мне, ты с ним и сиди. А я пойду.

Без лишних слов, он сорвался с места и затрещал кустами. Женщина выругалась ему вслед, повернулась к Марку и принялась его откровенно рассматривать. Марк отвечал ей тем же. При скудном свете луны и звезд не различить было отчетливо черт ее лица, но ему показалось, что женщина молода и довольно красива. У нее было смуглое узкое лицо, темные глаза и темные пышные волосы, завязанные сзади небрежным узлом. Мужская рубаха скорее подчеркивала, чем скрывала изящные линии ее стройной и сильной фигуры. На поясе она носила меч – совсем как мужчина.

Вдруг она протянула руку и вынула изо рта у Марка платок.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Марк, – улыбнувшись, ответил Марк. – А тебя?

Женщина переменилась в лице и поспешно вернула платок на место.

Прошло довольно много времени, прежде чем посторонний звук нарушил их молчаливое бдение. Связанные руки Марка начали затекать, а женщина нервничала все сильнее и сильнее. Вдруг раздался треск такой силы, как будто через кусты ломилось стадо бешеных лошадей. Женщина вздрогнула и заставила Марка лечь, а сама осталась сидеть, напряженно вглядываясь в темноту. Потом она вздохнула, как ему показалось, с облегчением, и тихонько засвистела. Из зарослей на полянку вывалилась целая толпа рослых парней, от которых горячо пахло потом, кровью и железом.

– Хаген! – бросилась женщина к одному из них, высокому белобрысому красавцу с типично касотской физиономией.

– Джули! Да ты, оказывается, здесь! – изумленно отозвался тот. – Мы тебя потеряли. А кто это с тобой?

– Мы прихватили его из лагеря. Пес, кажется, считает его важной шишкой.

– Да ну? А где он сам?

– Не знаю… – ответила Джулия несколько растеряно. – Он разве не с вами?