Текст книги "Седьмой ангел (Дьявольский коктейль)"

Автор книги: Светлана Сухомизская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Когда я вышла из ванной, на диване – том самом, на котором я очнулась после первой ночи, столь небесполезно проведенной в клубе, – было застелено свежее белье, расцветкой призванное напоминать шкуру леопарда, а на стене горел ночник под темно-красным абажуром. Остальную часть комнаты поглотил мрак, только прозрачный потолок был усыпан яркими светящимися точками – безоблачное небо заглядывало в комнату, поблескивая звездами глаз.

Забравшись под одеяло и погасив бра, я легла на спину и закинула руки за голову. Любуясь настраивающим на романтический лад небосводом, я мечтала о своих несбыточных радостях и безуспешно пыталась услышать дыхание Себастьяна. По моим представлениям, он должен был находиться где-то неподалеку. Потом глаза мои начали слипаться, и я, повернувшись на бок и привычно свернувшись калачиком, сладко и безмятежно заснула.

Пробуждение было отвратительным.

– Помогите! – истошно вопил женский голос. – Убивают! Помогите!!! А-а-а! Мамочка!

Только скатившись с дивана на пол, я осознала, что вопль раздается не прямо над моим ухом, а где-то на улице.

В комнате зажегся свет, и я увидела одетого Себастьяна (может, он не раздевался, опасаясь сексуальных претензий с моей стороны?) с пистолетом в руке. В ту же секунду в проеме открытой балконной двери появился Даниель, тоже с пистолетом, но не таким, как у Себастьяна, а каким-то здоровенным, с длиннющим стволом (похожие бывают в американских боевиках про гангстеров).

– Ты слышал? – спросил Даниель.

Но вопрос оказался излишним, потому что душераздирающий крик повторился. Озноб прошел по моему телу, а Себастьян и Даниель кинулись к выходу. Крик повторился снова, слабея и удаляясь. Хлопнула дверь подъезда, раздался топот – это сыщики выскочили на улицу.

В тот же миг в комнате зазвонил телефон. Выпутавшись из-под одеяла, я прошла через всю комнату и замерла над глухо дребезжащим аппаратом, не зная, должна ли я брать трубку. В конце концов я решила, что звонок может быть важным, а если он окажется не деловым, а личным, то пусть кто-то неприятно удивится, услышав незнакомый женский голос. В конце концов, это не моя проблема…

Я сняла трубку… И услышала свое имя.

– Да, – изумленно ответила я. – А кто говорит?

– Это неважно, – ответил мужской голос. – Важно то, что рядом со мной находится симпатичный молодой человек, с которым вы имели удовольствие познакомиться позавчера в книжном магазине. Молодой человек очень страдает, и будет страдать еще больше, если вы ему не поможете.

Чувствуя, что холодею от сковавшего меня ужаса, я хрипло выдохнула:

– Что я должна сделать?

Ничего особенного, – спокойно ответил голос.

Он не сквернословил, не орал и говорил, пожалуй, даже с какой-то симпатией, и от этого делалось особенно жутко. – Вы должны встретиться со мной. Немедленно… Скажем, у памятника на улице 1905 года, возле метро. Знаете, такая впечатляющая скульптурная группа?.. И отдать книгу, только и всего.

– А как я узнаю, что с Паулем все в порядке?

– Очень просто. Я привезу его с собой и оставлю. Но только после того, как книга попадет в мои руки. Ну, так как, договорились?

– Договорились, – еле слышно сказала я.

– Да, только давайте без этих фокусов, вроде провожатых и оружия. Если я увижу, что вы не одна, я немедленно убью вашего приятеля. Если вы начнете бушевать в одиночку, туго придется не только ему, но и вам, так что очень прошу, ведите себя тихо. И постарайтесь сделать так, чтобы я ждал вас как можно меньше.

Щелчок, короткие гудки. Я бросила трубку и стала торопливо одеваться. Себастьян и Даниель могут вернуться в любой момент, начнутся расспросы… Сейчас мне не до этого. У меня нет времени посвящать их в курс дела и строить планы. Мне нужно отдать эту чертову книгу и вызволить Пауля.

Выскочив на улицу, я услышала рев автомобильного мотора. В лицо мне ударил ослепляющий свет фар, и я отчаянно замахала рукой в надежде, что водитель сжалится и довезет меня до нужного места. Было раннее утро, транспорт еще не ходил, машин на улицах почти не было, так что пешая прогулка до места назначения заняла бы у меня не меньше сорока минут.

Автомобиль затормозил и оказался иномаркой, правда, я не рассмотрела, какой модели, так как мои познания в автомобильной области невелики и узнать марку машины, не посмотрев хотя бы на эмблему, я не могу.

– Улица Девятьсот пятого года! – выдохнула я, заглядывая в приятно пахнущий кожей салон.

– Садитесь, девушка! – ответил симпатичный водитель лет тридцати и улыбнулся, сверкнув коронкой на верхнем правом клыке. – Домчу с ветерком.

Сев на удобное сиденье рядом с водителем, я хлопнула дверцей и поставила рюкзак на пол. Машина стремительно рванула с места – словно взлетела. В ту же секунду справа от машины мелькнули фигуры бегущих по тротуару Себастьяна и Даниеля. Пожалуй, их нужно хотя бы предупредить. Помешать мне они теперь не сумеют, но волновать их тоже не хочется.

– Извините, – сказала я водителю. – Мне нужно поговорить вон с теми молодыми людьми. Вы не могли бы вернуться?

Да что вы, девушка, издеваетесь, что ли? – внезапно обиделся водитель. – Если ехать вам не нужно – выходите и идите, куда вам нравится, а я круги нарезать не стану, у меня еще свои дела есть.

Ну, хорошо, – смирилась я. Выбора у меня не было, поэтому я осталась в машине. Симпатия к водителю исчезла бесследно, поэтому я отвернулась к окну.

На востоке вдоль горизонта по небу тянулась желтовато-белая полоса – признак приближающегося рассвета. Темные, будто спящие, дома с погашенными окнами, безлюдные, уныло освещаемые тусклыми фонарями улицы, отдыхающие от дневных трудов автомобили, деревья, ждущие рождения листвы, всевозможный мусор, еще не убранный дворниками, – все это, потревоженное шумом мотора, поднималось с насиженных мест, летело нам навстречу и пропадало где-то далеко за спиной, должно быть, замирая все в той же позе, как только мы пропадали из вида. Я следила за их полетом, и тревога сжимала мне сердце.

Тревога стала вдруг нарастать, как снежный ком, и я пыталась понять почему, но тяжелая от недосыпания голова и волнение за Пауля долго не давали мне собраться с мыслями и сконцентрировать внимание. А когда поняла, повернулась к водителю:

– Послушайте, мне же нужно на улицу 1905 года, а мы едем по Ленинградскому шоссе совершенно в другую сторону!..

Рот водителя искривила уродливая ухмылка. И в этот момент, цепенея от ужаса, я услышала голос за спиной – тот же самый, что и по телефону:

– Действительно!

И внезапно увидела, что кольцо на моей правой руке как-то странно мигает, так же, как позавчера в клубе. И поздно – слишком поздно! – поняла, что это значит. Я хотела обернуться, но не смогла – тот, кто сидел сзади, плотно прижал к моему лицу кусок влажной ткани. Я судорожно задергалась, пытаясь освободиться, но силы были слишком не равны.

Густой, липкий, приторный запах неприятно защекотал мне горло… Мне послышался шум аплодисментов. А потом упал занавес, и наступила тишина…

Глава 27

ГРЕХИ МИРА

– Идиоты, олухи, тупицы!

– Тихо, тихо, Себастьян, не сходи с ума… Что на тебя нашло, ты же всегда такой…

– Да, я всегда такой спокойный, уравновешенный, уверенный в себе кретин! Нас выманили, ты понимаешь это?! Нас выманили из дома, а ее увезли! Ты запомнил номер машины?

– Я… я не смотрел.

И я тоже. Ну не идиоты ли мы с тобой после этого?

Себастьян сел, точнее, упал на диван и несколько секунд сидел молча, прикрыв глаза. Потом снова вскочил и, делая огромные шаги, принялся метаться по комнате, словно лев по клетке. Сидящий на стуле Даниель наблюдал за ним, нервно грызя – очевидно, за неимением карандаша – черенок чайной ложки.

– Что бесит меня больше всего – так это бессилие! – продолжал Себастьян. – Бессилие! О, какое прекрасное наказание за мою гордыню! Тот, кто наказал меня, знает в этом толк! Я думал – это просто ссылка! Но нет! Я каждую секунду, каждый миг чувствую свое ничтожество, свою слабость. Я больше ничего не могу, ни на что не способен, кроме жалких цирковых трюков. Я просто клоун! И это после всего, что я мог раньше…

– Перестань, Себастьян. Ты сам сказал мне недавно – только бог всеведущ. И только он всемогущ. Нужно быть очень близко к нему, чтобы пользоваться крохами его всемогущества и всеведения. А мы с тобой – среди людей. Людям тоже дано немало, просто надо уметь этим пользоваться. Перестань жалеть себя.

– В том-то все и дело, что жалею я не себя! Я жалею бедолагу Быстрова! Я жалею этого парня, Пауля! Я жалею Марину, с которой бог знает что сделают, пока я, кретин, буду тыкаться во все стороны, как слепой котенок!

– Себастьян, – Даниель поднялся со стула, – мы уже потеряли несколько минут. Не будем умножать потерянное время. Надо позвонить Захарову и собрать как можно больше людей. Пора устроить охоту на Сашурина. А тебе я могу сказать только одно – ты не можешь отвечать за все, Себастьян. Ты не можешь взять на себя все грехи мира. Ты не бог.

Глава 28

ПРИЯТНО ГОВОРИТЬ С УМНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ

Мучительная, раздирающая на части головная боль. Никогда не страдала от похмелья. Интересно, похоже ли на него мое нынешнее состояние? Мысли путаются, веки не желают подниматься, а правая рука не знает, что творит левая, потому что вообще не в курсе, что та существует. Медленно, как будто со скрипом, в больную голову вползают воспоминания…

…Я распахнула глаза и села, ощущая прибавившуюся ко всем прочим приятным признакам жизни сильную тошноту… И обнаружила себя в просторной комнате, по стенам которой скользили тени от ветвей росшего под окном дерева, мешавших солнцу проникать внутрь. Когда листья на дереве распустятся, здесь и днем будет полумрак.

Оказалось, что я сижу в глубоком кресле, а руки забыли о существовании друг друга по той простой причине, что связаны и сильно затекли.

В комнате, помимо кресла, в котором я находилась, стояли еще два дивана, этажерка с книгами, шкаф из темного дерева, несколько плетеных стульев и парочка журнальных столов. Справа от меня располагался арочный проем без двери, закрытый шторкой из вертикальных гирлянд, выполненных в виде макраме из плетеных шариков и цилиндров. Типичный интерьер обеспеченного жилья. Впрочем, жилья без прошлого – без фотографий, без картин, безо всяких любопытных безделушек, следов нетрадиционных увлечений, воспоминаний о путешествиях, подарков от товарищей по духу. Впрочем, кто знает, может быть, этот интерьер просто еще слишком нов – уж очень сильно впечатление необжитости, производимое комнатой.

– Доброе утро, – услышала я.

На диване возле окна сидел человек в светлых брюках и голубой рубашке с расстегнутым воротом. Коротко стриженные темные волосы, темные усы, серые широко расставленные глаза. Нос коротковат, губы тонковаты. Незнакомое лицо. И не очень приятное. Слишком жесткий взгляд. И картавое «р». Голос из телефонной трубки, назначивший мне встречу на улице 1905 года.

– Доброе утро, – ответила я, хотя ни самочувствие, ни обстоятельства, ни собеседник ничего доброго мне не сулили. И после минутного молчания, во время которого мы, не таясь, рассматривали друг друга, добавила: – Господин Сашурин, если не ошибаюсь?

Человек на диване удивленно поднял брови:

– А вы осведомленнее, чем я думал. Да, моя фамилия Сашурин.

Легко признался. Видимо, плохи дела мои, раз от меня не считают нужным таиться. Значит, я не смогу ничего и никому рассказать.

Эти мысли не слишком меня ободрили, но я постаралась отогнать их подальше. В конце концов, пока я жива, а дальше всякое может случиться.

– Зачем же столько хлопот, господин Сашурин? Зачем травить меня эфиром, везти куда-то… Не проще ли было ударить меня покрепче по голове, отобрать книгу и обрести наконец долгожданный покой?

Вы не так уж глупы, – изучая мое лицо, ухмыльнулся Сашурин. Комплимент показался мне сомнительным, но я промолчала. – Наверное, вы очень гордитесь своей догадливостью, но, уверяю вас, эта гордость пройдет, как только вы поймете, в какое положение поставили себя, а главное – своих друзей.

Последние слова я не очень хорошо поняла. О какой гордости и о какой догадливости может идти речь, если я не только, как дура, позволила выманить себя из квартиры Себастьяна, никого не предупредив, но и села в первую попавшуюся машину, ни на секунду не задумавшись? Это же надо быть такой идиоткой! И книга – книга теперь у них! А нам с Паулем свернут шеи, как цыплятам. От бессильной злости – и на себя, и на Сашурина – мне захотелось зареветь, но я давно поняла одну вещь: реветь следует только в том случае, если рев оказывает на присутствующих нужное психологическое воздействие. Можно, конечно, реветь и для собственного удовольствия, но, когда тебя вот-вот отправят на тот свет, не время думать об удовольствиях.

– Вы получили все, что хотели, – обратилась я к Сашурину, пытаясь говорить твердо. Получилось, правда, поганенько – голос дрожал и срывался. – Зачем я вам теперь? И… Пауль. Вы могли бы нас отпустить. Мы никому ничего не скажем. Тем более я, например, ничего толком не знаю, а если и знаю, то ничегошеньки не понимаю. И потом, все равно ведь мне никто не поверит.

– Справедливо замечено.

Штора из гирлянд зашуршала, и в комнате появился еще один человек.

– Дело в том, – сказал до боли знакомый голос, – что мой зять никак не может отпустить вас. Вы нужны мне.

– Господи… Это вы?.. – прошептала я.

– Увы, дитя мое, как ни прискорбно мне видеть выражение ужаса на вашем лице, появившееся при виде меня, должен признаться – это действительно я.

И Трефов, взмахнув рукой, отвесил мне изысканный поклон.

– А теперь, – сказал он, выпрямляясь, – нам с вами следует серьезно поговорить. Идемте со мной. Помоги даме, Николай. И распорядись насчет завтрака, хорошо? А пока пусть нам принесут чаю. Наша гостья выглядит очень бледной.

– Да, Маэстро, – ответил Сашурин с неожиданной для такого человека почтительностью.

Соседняя комната была меньше размером, но уютнее. Однако и здесь чувствовалась какая-то не слишком жилая атмосфера. Вообще в здешней обстановке было что-то очень странное, только я не могла понять – что именно. У меня мелькнула страшноватая догадка, что дом стоит на каком-нибудь радиоактивном могильнике или гнилом болоте и за время беседы нас либо затянет в трясину, либо мы начнем светиться, прямо как мое кольцо.

Кстати, о кольце. Когда я исподтишка бросила на него взгляд, оказалось, что оно продолжает мигать, еще сильнее, чем прежде. Сияние тревожно пульсировало, только теперь мне эти сигналы об опасности были ни к чему – я была совершенно беззащитна.

Хозяин, любезно поддерживая за локоть, подвел меня к дивану, усадил, а сам сел рядом в кресло.

– Мой зять – прекрасный человек, – сказал он с улыбкой, – и предан мне больше, чем мог бы быть предан родной сын. Конечно, он многим мне обязан. Не будь моих связей и знакомств, фирмы «Риэлт-экс-пресс» просто не было бы. Вы ведь в курсе, что это за фирма? Ваши друзья из детективного агентства наверняка снабдили вас этой совершенно ненужной информацией, зато не просветили относительно вещей, гораздо более важных… Ну, об этом потом. Так вот, благодаря мне фирма «Риэлт-экспресс» – одно из успешнейших предприятий в своей сфере, мой зять Николай – миллионер, но деньги и высокое положение не сделали его ни заносчивым, ни неблагодарным, ни менее привязанным ко мне. Вот уж действительно он – моя правая рука, такая правая рука, благодаря которой я могу ни в чем себе не отказывать.

– Так вот почему вы ушли со сцены. Предпочли деньги искусству.

Лицо Трефова внезапно и кардинально преобразилось – из приветливого и милого стало ненавидящим и почти уродливым.

– Вы ничего не понимаете ни в искусстве, ни в деньгах. Вы ничего не знаете ни о жизни, ни обо мне. Вы… Глупая девчонка!

Он перевел дыхание, потрясая в воздухе сжатыми кулаками. Я невольно перевела взгляд на его руки и ахнула.

Заметив это, Трефов засмеялся неприятным, каким-то клокочущим смехом.

– Вы не только глупы, вы еще и ненаблюдательны. Но теперь вы наконец заметили…

Перстень на мизинце левой руки Трефова! В центре кроваво-красного камня – крошечный золотой крестик с петелькой вместо верхней перекладины. Точно такой же был на пальце у Валетовой!

– Так… это были вы! Вот почему мне показался таким знакомым ваш голос…

– Да. На пару часов превратиться из Василия Трефова в Тамару Валетову – это было забавно. Правда, из-за этого мне пришлось вчера весь вечер прятать руку под стол – вы не должны были меня узнать, а расстаться с этим перстнем я не могу – он слишком ценен. К счастью, позавчера вы были слишком… рассеянны, чтобы что-то замечать. Я мог бы не приклеивать бороду и не надевать очков.

– Дон Жуан – тоже вы?.. Но зачем? К чему весь этот маскарад?

– Ну, я же артист, а любым артистом движет страсть к преображению. И жажда власти. Желание быть богом. Поэтому я так много делал сам, не поручая другим… Но, видимо, я оказался плохим богом. Мои персонажи не вызывали у вас доверия.

– Особенно Валетова.

– Да. Я выбрал женский образ, потому что боялся, что мужчину вы заподозрите в грязных намерениях, попытался сыграть на двух самых распространенных человеческих пороках – любопытстве и жадности.

– Но не вызвали ничего, кроме подозрений, что меня собираются втравить в какую-то темную аферу. Ваш офис навевал воспоминания о «Рогах и копытах».

– Приятно, не найдя в человеке большой сметливости, обнаружить хотя бы образованность.

Ну, это уже слишком! Все беспрестанно мне хамят, можно подумать, что у меня куриные мозги! На себя бы лучше посмотрели!

– Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться, – дерзко сказала я. В конце концов, мне терять нечего. Может, я и дура, но молча глотать хамские высказывания в свой адрес не намерена. – Не знаю, как там у меня со сметливостью, однако у вас ее избытка тоже не наблюдается.

Трефов снова засмеялся – на сей раз без клокотания.

– Хороший ответ! Беру свои слова обратно.

– Вы все время сознательно говорите вещи, не соответствующие истине. Это тоже актерская черта?

– Не думал об этом. Возможно… – Трефов провел большим пальцем по подбородку. – Хорошо. Клянусь отныне говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

– Не верю.

– Дело ваше. Однако мне придется быть с вами максимально искренним. Вы мне нужны.

– Объясните наконец, зачем! Вы сто раз уже сказали, что я вам нужна, но для чего – не объяснили.

– Ну что ж, настало время объяснить вам то, ради чего вы здесь. Учтите, то, что я скажу, покажется вам странным, диким, невероятным и еще бог знает каким. Поэтому еще раз предупреждаю: все, что будет сказано мною в дальнейшем, – чистая правда, я слишком нуждаюсь в вас, чтобы врать. Но потом мне тоже потребуется от вас кое-какая услуга, вернее, две.

А если я откажусь оказать вам эту услугу? – полюбопытствовала я. Трефов пожал плечами:

– Не думаю. Я приведу вам массу доводов в пользу того, что вы должны быть внимательны к моим просьбам. И просвещу относительно того, какие беды могут случиться, если вы мне откажете.

Зашуршали шторы, и в комнату въехал сервировочный столик, заставленный чайными принадлежностями. Когда же вслед за столиком из-за штор появился человек, я еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Потому что это был Тигра.

Самое противное, что на этом гаде до сих пор была моя фиолетовая водолазка. Он, что, решил, что я ему ее подарила, что ли? Если останусь жива, обязательно заставлю его вернуть водолазку, чего бы мне это ни стоило!

Странно – этот подлец при виде меня не нашел ничего лучшего, чем разыграть недоумение. Ни слова, правда, не произнес, но брови удивленно взлетели вверх, ресницы часто-часто заморгали, а великолепные фиалковые глаза выразили что-то очень похожее на ужас. Вся эта мимика продолжалась несколько секунд и, кажется, адресовалась исключительно мне, потому что, едва Трефов повернулся в сторону сервировочного столика, на лицо Тигры опустилась маска невозмутимости. Вот где актер пропадает! Я послала ему взгляд, полный презрения и ненависти, и, решив перед Трефовым свои чувства не афишировать, сделала равнодушное лицо. Оставив столик возле нас, Тигра поспешно ретировался, на прощание многозначительно полыхнув фиалковыми глазами в мою сторону. Смысл этих всполохов остался для меня тайной. Трефов разлил чай, но пить его со связанными руками мне показалось ужасно неудобным.

– Может быть, прежде чем приступить к такой серьезной беседе, вы меня развяжете? – осторожно спросила я, подняв с колен почти потерявшие чувствительность руки с замысловатым узлом на запястьях.

– Нет, – ухмыльнулся Трефов. – От этого я пока что воздержусь.

– Отважный вы человек! – ядовито заметила я.

– Нет, всего-навсего разумный… Не расскажете мне о кольце, украшающем средний палец вашей правой руки?

– Кажется, вы сами собирались мне о чем-то поведать, а вместо этого занимаетесь ненужными расспросами.

С чего вы взяли, что ненужными?

Об этом кольце мне известно только то, что я купила его два дня назад в антикварном магазинчике на Никитском бульваре.

– Это все?

– Все.

– А почему вы его купили?

– Странный вопрос! Потому что оно мне понравилось!

– И только-то? А разве оно не показалось вам необычайным, сказочно прекрасным? Разве вы не чувствовали, что, если не купите это кольцо, жизнь будет вам не мила?

Изумленная, я молча вытаращилась на Трефова. Тот ответил мне довольной улыбкой:

– Вижу, я угадал. Могу угадать еще кое-что. Кольцо стоило ровно столько, сколько было денег в вашем кошельке.

– Продавщица! – наконец догадалась я. – Продавщица пошла звонить вам, когда я купила кольцо! Вот откуда вы все знаете!

– Продавщица действительно позвонила мне. Точнее, не мне, а одному из моих людей, дежуривших поблизости. Но все, что я вам сказал, мне известно не от нее, а от одного милого старичка-синолога, с которым знаком уже лет двадцать. Чудесный старичок. Знает, кажется, не только про Китай, но и вообще про все на свете.

– И что же рассказал вам старичок?

– Старичок увидел это кольцо в магазинчике и позвонил мне. Мы встретились, поговорили, и я выставил круглосуточное дежурство, чтобы, не дай бог, с кольцом чего-нибудь не случилось.

Я почувствовала, что каша в моей голове начинает закипать.

– Так вам нужно кольцо, а не я? Почему же вы не купили его сами?

Трефов откинулся на спинку кресла и долго молча смотрел на меня.

– Прочитайте надпись на кольце, – нарушил он наконец затянувшееся молчание.

– Я не знаю китайского!

– Разумеется. И все же.

– Идиотизм, – вполголоса пробормотала я, поднесла кольцо к глазам – любопытства моего пока еще никто не отменял – и неожиданно для самой себя произнесла: – Си… ван… му… – и замерла с разинутым ртом.

– А теперь переведите, – приказал Трефов.

– Но… – запротестовала было, я, но уже через мгновение сказала: – Властительница Запада…

Хотела схватиться за голову, но вспомнила, что у меня связаны руки.

Но как? – потрясенно спросила я. – Что все это значит? Я же не знаю китайского!

– Если бы это была обычная надпись на китайском языке, вы бы ничего и не поняли. Но это не просто иероглифы. И это – не простое кольцо. Впрочем, то, что это кольцо необыкновенное, вам уже должно быть понятно. Вы же видите сияние?

– А вы его тоже видите? – оживилась я. Трефов грустно усмехнулся и покачал головой:

– Нет. Я его не вижу. Если бы видел, то купил бы кольцо сам.

– Так, – замотала я головой. – Дождусь я сегодня объяснений или нет?

– Скажите, имя Сиванму вам ни о чем не говорит?

– Нет, а кто это?

– Дама, приятная во всех отношениях. По древним китайским поверьям, обитала в мраморных чертогах на горе Яньшань между Яшмовым озером и Изумрудной рекой. Премило сочиняла стихи и владела тайной эликсира бессмертия. Прислуживали ей три синие птицы, без труда превращавшиеся в трех веселых и любезных дев-служанок. Охраняли ее трон Зеленый Дракон Цинлун и Белый Тигр Байху.

Вспомнив картину в магазинчике, я вздрогнула.

– Словом, моя дорогая, два дня назад в центре Москвы вы купили кольцо, принадлежавшее когда-то царице фей.

В другое время я решила бы, что дяденька не выдержал напряженного ритма жизни и слегка повредился в рассудке. Но в данный момент я не знала, что и подумать, поэтому задала не самый разумный вопрос:

– А где же сейчас сама царица фей?

– На этот счет имеются самые противоречивые сведения. Согласно одним источникам, Сиванму вознеслась на Луну, причем очень и очень давно, не век и не два назад. По другим источникам, она поступила в Пекинскую оперу и долгое время выступала там с большим успехом, пока не погибла в годы культурной революции. Однако у меня есть сведения, что она никуда не вознеслась, но отказалась от царского трона и волшебных способностей и поступила в один из монастырей Тибета, где живет и поныне, а в окрестностях этого монастыря до сих пор встречаются девятихвостые лисицы и трехногие священные птицы.

Некоторое время я силилась адекватно воспринять полученную информацию. Наконец, когда мне это отчасти удалось, я спросила то, что должна была спросить с самого начала:

– А какое отношение все это имеет ко мне? Допустим, кольцо… волшебное. Допустим, что… оно принадлежало царице фей. Но я-то тут при чем?!

При том, – улыбаясь, ласково ответил Трефов. – При том, что кольцо это имеет свой характер и свои желания. Цифры на его ценнике зависели не от продавщиц, а от него самого. Размер кольца тоже не поддается определению. Купить и носить его может только тот, кого кольцо выбрало само, тот, кто обладает для этого одним редким, но необходимым качеством.

– Что же это за качество? – нетерпеливо спросила я.

– Купить кольцо феи может только фея.

– Ага. Понятно, – тупо сказала я и уставилась на кольцо, которое перестало вдруг мигать и засветилось ровно и нежно. А потом подняла глаза и завопила: – Что-о?!! Вы хотите сказать, что я?..

– Вот именно, – от души веселясь, ответил Трефов.

– Ерунда! Чушь собачья! Ахинея! Вы бы еще сказали, что я на помеле умею летать! И машину покупать не надо!

– Может, и умеете, я почем знаю. Попробуйте как-нибудь на досуге, вдруг получится.

– Бред какой-то!.. Я – фея! Почему не Баба-яга? Вы еще скажите, что к вам по ночам в окно влетают зеленые человечки, что Ленин был грибом, а в подвале вашего дома спрятан гроб с вампиром. Признайтесь, в армии вы не служили, потому что у вас был белый билет?

– По-моему, я не заслужил такого оскорбления, – ничуть, однако, не обижаясь, ответил Трефов. – И, кажется, вы верите мне, иначе не стали бы так кричать. Вы понимаете, что я прав, но боитесь себе в этом признаться. Вам страшно сознавать, что вы не такая, как все. Но это просто потому, что вы к этому еще не привыкли.

– Нет, – тихо сказала я. – Я совершенно обычный человек. Ну, может, и не совсем обычный, но – человек. Человек!

– О боже, ну что за страхи? Хорошо, пусть будет человек. Вы смертны, подвержены болезням, испытываете всевозможные чувства и эмоции, способны к любви и рождению себе подобных. Просто ваши способности больше, чем у обычных людей…

– То есть я могу, помахав руками пару минут, избавить человека от энуреза? – мрачно осведомилась я.

Не думаю. Но зато вы, как магнит, притягиваете к себе все необычное, приносите счастье и удачу тем, с кем оказываетесь рядом, видите то, чего не могут видеть другие. Вот почему я так хотел подписать контракт с вами. Получить такого союзника, как вы, – большое везение!

А вы, часом, не… – забеспокоилась я.

Трефов раскатисто захохотал.

– Нет, моя дорогая. Несмотря на сходство моей конторы с «Рогами и копытами», ни того ни другого, равно как и длинного шелудивого хвоста, у меня нет. А что, если бы я сказал вам, что я черт, вы бы мне поверили?

– Я уж и не знаю, чему верить, – устало сказала я.

– Да, ваши друзья не напрасно опередили меня. Они не из тех, кто вечно хочет зла и вечно совершает благо. Вполне возможно, что для вас было бы лучше подписать договор со мной, а не с ними.

Ну вот, чем дальше в лес, тем больше дров. Мало мне того, что я фея, так еще Даниель и Себастьян – гости из преисподней! Что за сказки?!

Но не успела я открыть рот, чтобы возразить Трефову, как мне припомнились все странности – и звонящий таксофон, и плавящиеся ручки, и горящая бумага, и фокусы с чтением мыслей. И туманные предупреждения Нади… Я похолодела.

– Видите! – сказал внимательно наблюдавший за мной Трефов. – Кажется, вы и сами начинаете все понимать. И пусть я вел себя небезупречно, уверяю вас, это цветочки по сравнению с тем, что могут вытворять они. А вы теперь у них на службе, как это ни печально.

– Но что им нужно от меня? – побелевшими от ужаса губами спросила я.

– Об этом можно только догадываться. Все, что я могу сказать, – это то, что мне нужна от вас сущая безделица.

– И что же?

– Во-первых, – мягко сказал Трефов, – мне необходимо, чтобы вы помогли мне прочесть книгу. Она зашифрована, и понять, что в ней написано, может либо тот, кто знает шифр, а я не уверен, что на земле остался хотя бы один такой человек, либо тот, кто, как вы, обладает способностями. Таких людей чрезвычайно мало, к тому же их не так уж просто найти. История с кольцом Сиванму оказалась для меня просто подарком судьбы.

– Но… Вдруг я не смогу… – попыталась возразить я. История с книгой так и не прояснилась до конца, и поэтому я решила не признаваться Трефову в том, что уже успела заглянуть в книгу и даже кое-что прочитать. К тому же мне не очень улыбалось сотрудничать с человеком, на совести которого уже была как минимум одна жуткая смерть, который, не задумываясь, убил бы и Пауля, если бы не мои… магические способности, или как это там называется.

– Вы сможете, – настойчиво продолжал Трефов. —

– Вы должны постараться. Очень постараться. Ведь вы же хотите, чтобы ваш приятель Пауль остался в живых, верно? О, ну зачем же так бледнеть? Ничего страшного пока что не произошло и, надеюсь, не произойдет. Кстати, мне всегда было интересно – ваша встреча была случайным совпадением? Раньше вы о книге не знали?

– Да… То есть нет… Я до сих пор не знаю, что это за книга и почему из-за нее вы готовы убивать.

– Так, значит, вы просто пришли на помощь незнакомому человеку и взяли на хранение предмет, о ценности которого даже не подозревали?

Я кивнула. Трефов в изумлении пожал плечами.

– Вы поступили очень неразумно. Ввязываться в игру, правил которой не знаешь, – очень опасно. К правилам этой игры совершенно не относится мудрость: «Меньше знаешь – крепче спишь»…

Я прервала его. Нравоучения не самая интересная вещь на свете, особенно когда ты попадаешь в передрягу, запутанную, как критский лабиринт, а нравоучения тебе читает Минотавр.

– Вы сказали, что, во-первых, я должна прочитать для вас книгу. А что во-вторых?