Текст книги "Седьмой ангел (Дьявольский коктейль)"

Автор книги: Светлана Сухомизская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 34

ИСПОВЕДЬ

– Эй… – робко позвала я. – Здесь есть кто-нибудь?

– …будь, – гулко отозвалось эхо, и вновь наступила тишина.

Вздохнув, я в очередной раз попыталась развязать веревку, и, хотя это по-прежнему было бесполезным занятием, некоторого результата достичь мне все-таки удалось – я согрелась и немного повеселела. Настолько, что в какой-то момент своего сражения с узлом неожиданно для себя довольно громко запела.

– Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут! – разносился по подземелью мой бунтарский клич. – В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще судьбы безвестные ждут!

– Браво, браво! – раздался рядом со мной насмешливый голос. – Кто бы мог подумать, что в человеке в экстремальных условиях открывается столько талантов.

Обернувшись на звук голоса, я увидела Трефова. Свеча в руке освещала его бледное лицо с лихорадочно блестящими глазами.

– Я вижу, пользуясь нашим отсутствием, вы пытались распутать веревку? Не советую. Напрасная трата сил. Быть может, вам известно, что в старину вязание узлов было чем-то вроде магии. Умело завязанный узел мог избавить человека от болезни или наслать мор на скотину, заставить влюбиться или возненавидеть. Я владею кое-какими навыками в этом древнем искусстве. Этот узел вам не развязать ни при помощи рук, ни при помощи магии. Все ваши способности связаны сейчас в этот узел. Кроме одной и самой безобидной – чтения.

Произнося этот бред, Трефов двигался вдоль стен, поднося зажженную свечу к фитилям, закрепленным в углублениях и выступах. Вскоре в подземелье стало светло.

Странное это было место. На стенах были грубо высечены свастики и человеческие фигурки с воздетыми к небу руками. Прямо напротив меня возвышался огромный каменный идол с вытаращенными глазами и разинутым ртом, вымазанным изнутри и снаружи чем-то бурым. Чуть поодаль из земли выступала овальная серая плита, на которой шалашиком были сложены поленья. Перед идолом располагался низкий, круглой формы постамент с выдолбленной наверху чашей. На дне чаши я увидела такие же бурые пятна, как на идоле. Внезапно я с содроганием поняла, что это следы крови.

При свете множества язычков пламени я могла теперь как следует рассмотреть и самого Трефова. На нем был длинный, до пола, балахон из тяжелой ярко-красной ткани, расшитый золотыми узорами. Шею обвивала толстая золотая цепь, на которой висела звезда со множеством лучей, со сверкающим ограненным камнем. Звезда была размером с небольшую тарелку, а камень – с мой кулак.

– Наверное, со стороны я кажусь не совсем нормальным, – улыбаясь одними губами, произнес Трефов, но, поскольку я решила до выяснения обстоятельств придерживаться принципа «не буди лихо, пока оно тихо», ответа от меня не дождался и после небольшой паузы продолжил: – В действительности это не так.

Трефов присел на небольшую деревянную скамью слева от меня и опустил голову на грудь, словно задумавшись о чем-то. Такое же выражение лица было у него на обложке пластинки с ариями из итальянских опер. В свое время мама долго охотилась за ней и раз добыла-таки экземпляр – в затрепанном конверте, поцарапанный, заедающий на одной из арий. А когда я через несколько лет купила такой компакт-диск, нашему общему восторгу не было предела. Конечно, сейчас Трефов не был так красив – поседели и поредели волосы, заострились черты лица, вокруг рта легли глубокие морщины, но глаза – огромные, прозрачные, зеленовато-голубые – были по-прежнему хороши…

Трефов поднял голову, и глаза его вновь потеряли всю прелесть – взгляд, перестав быть задумчивым, опять стал напряженным.

– Случалось ли вам когда-нибудь стоять на сцене? – спросил Трефов, пристально глядя мне в лицо. Я молча покачала головой. – Тогда вы не знаете, не можете представить себе, что это такое. Все взгляды устремлены на тебя, и не только взгляды. Кажется, что из зала к тебе тянутся тончайшие нити, и каждый, каждый зритель соединен с тобой живой нитью, похожей на нерв. Ты становишься центром этой нервной системы, центром вселенной. Ты ее светило, ее стержень, ее бог. Творец и повелитель. Вся эта вселенная вращается и живет вокруг тебя. Вокруг твоего дара. Дар! Вот твоя корона и твой трон! Ты властвуешь над всеми, потому что обладаешь тем, чего нет ни у кого, тем, что достойно поклонения и восторга. Талант делает тебя исключительным, не похожим ни на кого на свете. Талант – драгоценность, по сравнению с которой бриллиант в десятки каратов кажется простым булыжником. В тот момент, когда я брал свое верхнее фа, я чувствовал, что все женщины принадлежат мне и все мужчины склоняются передо мной – не только в зале, во всем мире! Тому, кто этого не пережил, никогда не понять меня…

В широко открытых глазах Трефова дрожали слезы, отражая свет множества язычков пламени. Когда он опустил веки, к углам страдальчески искривившихся губ скатились две капли. Трефов провел ладонью по лицу и тихо сказал:

– Ни один настоящий артист не уйдет со сцены по своей воле – ни за какие деньги. Тот, кто хоть раз почувствовал себя богом, никогда не смирится с тем, что должен слиться с толпой. Я ушел потому, что потерял свой дар, свой серебряный голос, как назвал его когда-то один французский журналист.

– Как?.. Я не знала…

– Я вовсе не стремился донести это известие до широкой общественности. Сначала я ходил по врачам… О, эти врачи… Сколько денег я потратил, сколько времени и сил. Все бесполезно. Традиционная медицина, нетрадиционная, клиники, санатории, прогревания, иглоукалывания, точечный массаж, гомеопатия, лечебная грязь… Потом пошли шарлатаны. Бабки, колдуны, шаманы, целители, знахари, экстрасенсы… Настои из всякой дряни, чуть ли не из заячьего помета, заговоры, заклинания, снятие порчи, сглаза, починка кармы и открытие чакр. Не помогало – ничего не помогало… От отчаяния я ударился в религию. Жена ушла от меня, потому что я перестал спать с ней. Я почти перестал есть, спал три часа в сутки, без конца молился и все заработанные деньги жертвовал на церковные нужды. На работе – а я уже тогда занимался бизнесом – вокруг меня были малиновые пиджаки и бритые затылки, а дома – черные рясы и длинные бороды… Как я верил, что бог поможет мне! Часами простаивал на коленях, глядя в суровые лики святых. Но однажды после бессонной ночи, проведенной в слезах и молитвах, что-то оборвалось во мне, и я понял, что и бог бессилен мне помочь. Я разбил топором все иконы, спустил в унитаз освященный крестик, сел в ванну с горячей водой и вскрыл себе вены. И тут, в густом розоватом паре, поднимавшемся над кроваво-красной водой, я увидел лицо. Вернее, не лицо, а глаза – одни глаза. В них было столько света и доброты… И я услышал голос, и голос сказал, что сила моя – во мне самом. Шатаясь от слабости, я вылез из ванной, с трудом доплелся до соседей и, позвонив в дверь, свалился без сознания. С того дня началась моя новая жизнь.

Трефов поднялся со скамьи и подошел к идолу, долго смотрел на него, а потом, не глядя на меня, продолжил:

– Я стал разыскивать знающих людей. Людей, обладающих подлинным знанием, не шарлатанов, людей, не стремящихся к известности, не терпящих шума вокруг себя, не пытающихся возвеличиться. Я находил их и у каждого пытался чему-нибудь научиться. И научился – не всему, но очень многому. Обрел понимание тех вещей, о которых раньше и не думал. Я создал свою личную гвардию – подбирал, конечно, не за ум, а за преданность. Теперь я понимаю, что был не совсем прав. От многого их нужно было удержать. Например, эта дурацкая униформа – замшевые куртки. Я как-то сказал, что замша гораздо аристократичнее, чем кожа. И эти оболтусы повыбрасывали кожаные куртки и все оделись в замшевые. А эта дурацкая татуировка… Увидели у одного парня на спине, и все сделали себе такую же – мол, пусть это будет наш тайный знак, наш символ!.. Впрочем, речь не об этом… Коллекционируя людей, словно бабочек, я постепенно оброс нужными связями. И нужными вещами.

Трефов поднял руку и посмотрел на свой перстень на мизинце.

– К примеру, этот перстень с анехом – древнеегипетским символом жизни – я нашел в Сирии. Конечно, его нельзя сравнить с вашим кольцом, но… Такие предметы, как этот перстень, – к счастью или к несчастью, их не так уж много, – знающие люди называют ключами… О, об этом я мог бы говорить часами. Но мы здесь не за этим.

Трефов перевел взгляд с перстня на меня.

– Человек, первым рассказавший мне о книге, уже умер. Он думал, что книги больше нет, что она утрачена навсегда. Я думал так же, пока не узнал по своим каналам о чудесной находке. Я был сам не свой – книга должна была достаться мне, а не кому-нибудь другому! И я получил ее! Точнее, думал, что получил, отдав за нее на аукционе немыслимую, баснословную сумму. Я был в такой эйфории, что стал немедленно договариваться о проведении концерта в Москве – первого, пробного. Потому что в книге, которую я купил, содержался рецепт власти – любой власти. А мне нужна была именно она – власть над собственным голосом, власть над публикой…

– А потом книгу украли, – резюмировала я.

– Вот именно, – вздохнул Трефов. – Я думал, что сойду с ума. Но взял себя в руки – и отыскал след книги. Увы, обстоятельства были против меня. Все шло не так, как я хотел. Разве стал бы я нарочно причинять зло людям? Нет, я любил людей, я пел для них… Но они стали мешать мне. И мне пришлось быть жестоким… А теперь, когда книга, на которую я так надеялся, уничтожена, я сделаю последнюю попытку… Я не хотел, чтобы это случилось именно так. Но я устал, я безумно устал бороться… Это несправедливо. Этого я не заслужил. Я хотел только одного – петь… И сейчас хочу только этого… Не надо было ему жечь книгу…

Голос Трефова ослабел, он наклонился вперед и прижался лбом к холодному камню.

– Знаете, где мы находимся? – глухо спросил он. – Этому месту больше тысячи лет. Языческое капище. Здесь наши предки молили Ярилу и Даждьбога о хорошем урожае и удачной охоте. И приносили жертвы. Человеческие. Они верили, что кровь, пролитая в полнолуние, дает обильные всходы…

– Меня найдут… – дрожащим голосом пробормотала я. – Вас разыщут и посадят!..

Раздался тихий клокочущий смех.

– О, такой промашки, как с тем учителем истории, я не допущу. Вас не найдут даже ваши друзья из преисподней. В этом месте не работают никакие электрические приборы, здесь невозможно воспользоваться даже фонариком на батарейках. Когда я купил этот дом, здесь были развалины… Я восстановил его… Сюда невозможно подъехать на машине, двигатель глохнет. Даже часы здесь останавливаются, и время идет по своим законам… Вашим друзьям, как бы ни были они сильны, просто так это место не отыскать. А что уж говорить о нашей доблестной милиции?..

На душе у меня стало просто отвратительно…

– С чего вы взяли, что, принеся меня в жертву, вернете свой дар? – неожиданно услышала я свой слабый голос.

Снова смех. Трефов подошел к дровам, сложенным на плите. Чиркнула спичка, и сухое дерево мгновенно вспыхнуло.

– Никто не застрахован от неудач. Но я должен попробовать – вдруг получится. Тем более что это мое последнее средство.

С этими словами Трефов запустил руку в складки своего невероятного балахона, и через мгновение пламя костра отразилось в длинном лезвии ножа.

– Ну что ж, приступим, – оскалясь, произнес Трефов.

И в этот момент в подземелье что-то грохнуло. Затем раздался крик, стук… И, скатившись по ступеням, к подножию лестницы упало чье-то бесчувственное тело. Это было тело Умника.

Я задрала голову и увидела два мужских силуэта. Подойдя к краю ступеней, они обрушились со страшной высоты вниз.

От ужаса я зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела, что таинственные самоубийцы живы и здоровы.

– Какое изысканное общество! – обворожительно улыбаясь, произнес Себастьян. – Надеюсь, мы не помешали?

Глава 35

СЕРЕБРО И СТАЛЬ

Даниель склонился над Умником и, покачав головой, неодобрительно произнес:

– Послушался бы меня, был бы жив!

Себастьян и Трефов в это время молча смотрели друг на друга. Наконец Трефов не выдержал:

– Кажется, я вас недооценил.

– Нет, уважаемый господин Трефов. Вы просто переоценили себя.

– Не думаю, – усмехнулся певец.

В тот же миг нож мягко, почти беззвучно упал на земляной пол, а в руках Трефова оказался пистолет. Он выстрелил сначала в Себастьяна, потом в Даниеля.

Грохот перекрыл душераздирающий вопль Марины.

Видя, что сыщики не убиты и не ранены, Трефов выстрелил еще раз. Потом еще… Гильзы одна за другой бесшумно падали на земляной пол, только одна звякнула, ударившись об идола.

Когда обойма опустела и в наступившей тишине несколько раз сухо щелкнул ставший бесполезным курок, Себастьян раскрыл ладонь и, поднеся ее поближе к глазам, усмехнулся:

– Серебряные пули! И заговоренные, наверное?

– А я уж хотел их выбросить! – откликнулся Да-ниель. – А они, оказывается, ценные!

Марина молча переводила взгляд с одного сыщика на другого, причем глаза ее все больше приближались по форме к квадратам.

Себастьян подошел к пленнице и одним движением распутал сложный узел на ее запястьях. Веревка упала на пол, а руки обрели долгожданную свободу.

Внезапно ступени завибрировали от топота ног.

– Ко мне! – закричал Трефов. – Сюда! Себастьян и Даниель мгновенно достали пистолеты.

Но это были не люди Трефова…

Первым на земляной пол спрыгнул капитан Захаров.

– Как мне эти дилетанты хреновы надоели со своей самодеятельностью! – ворчливо сказал он. – Вам бы все в игрушки играть! Опустите ваши пушки!

– Да уж, будьте так добры! – раздался низкий, красиво поставленный голос.

Левой рукой Трефов прижимал к себе Марину, а правой держал у ее горла нож.

– А теперь, будьте любезны, дайте нам дорогу! – произнес он и скользнул ножом в миллиметре от Марининой шеи. Бледная, как простыня после стирки тети Аси, Марина молча тянула вверх подбородок и, судорожно втягивая в себя воздух, с мольбой смотрела на Себастьяна.

Милиционеры, пришедшие вместе с Захаровым, расступились, и Трефов, пятясь и одновременно прикрываясь Мариной, начал медленно подниматься по лестнице.

Глава 36

ПРАВДА О СЫЩИКАХ

Вам никогда не прижимали к горлу нож? Ужасно неприятное ощущение. А когда тебя при этом заставляют подниматься по ступеням задом наперед, становится совсем противно. Я бы даже сказала, гадко. И то, что в твоего похитителя целится толпа вооруженных мужиков, тоже не прибавляет оптимизма, поскольку похититель прячется за тобой, а следовательно, под прицелом находишься ты, а не он.

Тактичный человек сказал бы, что от этих мыслей я слегка приуныла. Бестактный – что я струсила. Признаюсь честно – я не приуныла и не струсила, я просто потеряла от страха голову.

– Трефов, если с ее головы упадет хотя бы волос, тебе будет плохо, – услышала я дрожащий от гнева голос Себастьяна.

– Очень сожалею, что доставляю вам такие неудобства, – ухмыльнулся Трефов. – Просто не хочу быть убитым. В тюрьму мне тоже не хочется. Какая досада, что любовь к этой милой девушке парализовала все ваши сверхъестественные способности.

– О чем это он, черт его подери? – прошипел Захаров.

В отличие от Захарова я отлично понимала, о чем речь. Стоит моим сыщикам сделать что-нибудь с Трефовым, как мы покатимся вниз, словно камни с горы.

Очень медленно мы доползли до люка и наконец покинули пределы подвала. Группа захвата вместе с Захаровым, Себастьяном и Даниелем осталась внизу, так как на малейшую попытку приблизиться к ступеням Трефов реагировал резким окриком и нежным поглаживанием ножом моей шеи.

– Ну вот и замечательно, – прошептал Трефов мне на ухо. – Ну вот и…

Неожиданно у меня за спиной раздался какой-то стук. Хватка Трефова ослабла, тело обмякло, рука с ножом скользнула вниз. Я оглянулась.

Трефов лежал на полу, а рядом с ним стоял Пауль с поленом в руках.

– Не люблю, когда обижают женщин, – меланхолично пояснил он.

В тот же момент из люка стремительно выросли Себастьян и Даниель, а за ними и все остальные.

Чего я никак не ожидала, так это того, что Себастьян сгребет меня в охапку и, бормоча что-то неразборчивое, но, судя по интонации, очень нежное, зароется лицом мне в волосы. Похоже, Даниель ожидал этого еще меньше, потому что вид у него стал слегка обалдевший.

– Ты… э-э-э… как себя чувствуешь? – наконец спросил Себастьян.

– Как в раю! – откровенно ответила я. Себастьян отпустил меня так же внезапно, как и обнял, и обернулся к Захарову, хлопочущему вокруг неподвижно лежащего Трефова.

– Снимите у него с правого мизинца перстень, – велел Себастьян.

– Это еще зачем? – удивился Захаров.

– Поверьте мне на слово. Избежите лишних неприятностей.

Пожав плечами, Захаров попытался последовать совету.

– Ничего не получается, – наконец сказал он. – Ладно, пусть остается так. Не рубить же ему палец! Потом попробуем с мылом снять, в более подходящих условиях.

Трефов открыл глаза и скривился от боли. Захаров ухмыльнулся:

– Ну что, хорошо тебя приложили? Поехали в кутузку, родимец! Поднимите его, ребята.

– Где книга, Трефов? – спросил Себастьян, пока Даниель, что-то бормоча себе под нос, обыскивал красный балахон.

– Спросите у вашего друга Пауля, – сквозь зубы процедил Трефов.

Себастьян бросил на Пауля быстрый взгляд и, поднеся указательный палец к губам, шепнул еле слышно: «Потом, позже». Пауль кивнул.

– Что за книга? – подозрительно спросил Захаров.

– Да так, расследуем похищение двадцать второго тома Полного собрания сочинений В. И. Ленина из библиотеки имени Некрасова, – сделав невинные глаза, ответил Даниель.

– Опять какие-то темные делишки! – Захаров погрозил нам пальцем. – Смотрите, коллеги фиговы, узнаю что – семь шкур спущу!

Когда мы вчетвером – Себастьян, Даниель, Пауль и я – вышли вслед за доблестной милицией на улицу, я увидела, что машины – стайка милицейских и черная «Победа» стоят не возле дома, а на значительном от него расстоянии.

– Для конспирации, что ли? – удивилась я.

– Не совсем, – ответил Себастьян. – Если подъехать к этому замечательному месту слишком близко, мотор заглохнет.

– Так я и думал, – задумчиво произнес Пауль.

– Странно, – сказала я. – Если на этом месте не работают никакие приборы, даже часы, почему в таком случае пистолет Трефова стрелял как миленький?

– Действительно интересно… – оживился Даниель. – Может, пойдем проверим, будут ли стрелять наши пистолеты?

Себастьян ответил ему скептическим взглядом и поинтересовался:

– Тебе действительно хочется туда вернуться?

– Вообще-то нет. – Даниель передернул плечами. – Более гадкого места в жизни своей не встречал.

– Не преувеличивай, – хмыкнул Себастьян.

Две последние реплики вдруг напомнили мне разговор с Трефовым, и я снова впала в беспокойство.

Взревели моторы милицейских машин, набитых людьми Трефова. Самого Трефова, как знатную персону, усадили в сверкающий полированными боками бело-синий «Форд», и кортеж, набирая скорость, тронулся по шоссе. Лишь черная «Победа» не двинулась с места.

Возле «Победы» обнаружилась Надя, нервно затягивающаяся черной сигаретой «Sobranije». Когда мы подошли поближе, Надя бросила ее на землю, и я увидела, что трава вокруг густо усыпана такими же окурками.

– Что-то я не слышу криков радости и приветственных аплодисментов! – игриво сказал Даниель, идя ей навстречу.

Не двигаясь с места, Надя медленно, словно с трудом, произнесла:

– Вы… Ты…

И, заревев, бросилась ему на шею.

– Дубль два! – не удержавшись, тихо пробормотала я.

Надя подняла голову с плеча гладящего ее по затылку Даниеля и завопила:

– А ты! Противная девчонка! Дура! Выдрать бы тебя как Сидорову козу! Мы из-за тебя чуть с ума не сошли!

Она, конечно, была права. Но вы, зная обо всем, поймете мою бурную реакцию.

– Да?! – заорала я. – Дура?! Пускай я дура, но больше пудрить себе мозги я не позволю! Хватит! Надоело!

И, отмахнувшись от шагнувшего ко мне Себастьяна, стремительно пошла по шоссе.

Сначала я шла в одиночестве. Потом услышала шум мотора, и, обогнав меня метров на пять, передо мной развернулась черная «Победа», перегородив пустое шоссе. Из нее вышел Себастьян.

– Садись в машину. Я тебе потом все объясню. Дернув плечиком, я обогнула «Победу» и зашагала дальше. За моей спиной Даниель велел Наде сесть за руль. Потом раздался топот.

Поравнявшись со мной, топот замедлился: Себастьян, Даниель и Пауль, очутившись по обе стороны от меня, подстроились под ритм моих шагов.

Ожидания, что я начну разговор по собственной инициативе, оказались напрасными, и Себастьян первым нарушил молчание:

– Что происходит? Ты можешь мне сказать?

– Нет! – рявкнула я и резко остановилась. Управляемая Надей «Победа» подъехала чуть ближе и остановилась, тихонько урча двигателем. – Это вы мне должны обьяснить, что происходит! А до тех пор я в вашу машину не сяду!

– Что ты хочешь знать? – с видом покорившегося судьбе спросил Себастьян.

– Я? Я хочу знать, кто вы такие!

Наступила тишина. Лица Себастьяна и Даниеля выражали глубокую озабоченность.

– Ну? – ехидно поинтересовалась я. – Кто начнет?

– Я начну, – неожиданно решился Пауль. – Позвольте представиться. – Он как-то весь вытянулся и торжественно произнес: – Фра Пауль Генрих фон Шварценштайн, кавалер справедливости Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского.

– Что? – оторопела я.

– Проще говоря, рыцарь Мальтийского ордена, – пояснил Себастьян.

– Совершенно верно, – подтвердил Пауль. – Направлен сюда с важным поручением некоей именитой особой. Имя особы и суть поручения разглашению не подлежат.

– Рыцарь? – Странная информация никак не могла улечься в моей голове.

– А ты думаешь, что рыцари до сих пор щеголяют закованные в латы? – улыбнулся Себастьян и поинтересовался: – Где вы так хорошо научились говорить по-русски, господин фон Шварценштайн?

– Бабушка моя была урожденная княжна Касимова. Первые знания – от нее. Потом изучал русский в Сорбонне.

В тихом остолбенении смотрела я на Пауля. Никогда бы не подумала, что дворянин, потомок князей, выпускник Сорбонны, да к тому же мальтийский рыцарь может выглядеть так… обыкновенно!

– А что вы можете сообщить нам о местонахождении книги? – спросил Себастьян.

– А вот этого я как раз и не…

– Погодите-ка! – громко и решительно перебила я Пауля, не боясь оказаться невежливой. – Не будем уклоняться от нашей темы! Пауль рассказал о себе. Замечательно! Теперь – ваша очередь. – И, выжидающе посмотрев сперва на Себастьяна, потом на Даниеля, добавила: – Давайте, давайте! Объясните мне все! Только не надо врать насчет новейших достижений техники! Я еще поверю, что достижения техники могут позволить пользоваться уличным телефоном, словно это мой личный мобильник, и узнавать вещи, которые неизвестны никому, кроме меня! Жечь бумагу и плавить ручки на расстоянии – тоже еще куда ни шло! Но спрыгивать с огромной высоты, будто с обычного крылечка, и ловить пули на лету, словно это мухи какие-то, – уж извините!.. Кто вы такие?!

Сыщики переглянулись явно в замешательстве. Их смущенные лица только укрепили мои подозрения. Надя тем временем вышла из «Победы» и молча, но с очевидным интересом слушала нас, закурив очередную сигарету.

– Так, – сказала я потухшим голосом. – Я вижу, что этот… Трефов был прав, и вы действительно те… Те самые.

– Какие? – почти виновато спросил Даниель.

– Не знаю, как вас лучше назвать! – крикнула я, чувствуя себя глубоко несчастной. – Враги рода человеческого? Демоны? Нечистая сила? Те, кто вечно хочет зла и вечно совершает благо? Гости из преисподней? Дьяволы?

Перечисление всех этих определений оказало на частных детективов странное действие. Выражение их лиц стало быстро меняться от изумления к явной и очевидной насмешке.

– Нет, ты слышал? – спросил Даниель, поднимая брови.

– Потрясающе, – ответил Себастьян, складывая руки на груди. – С ума сойти!

И вдруг рассмеялся. А вслед за ним – Даниель, Пауль и даже стоящая на отшибе Надя.

– Что это значит? – спросила я посреди общего веселья.

– Это значит, – нравоучительно сказал Себастьян, – что читать Булгакова – дело полезное и нужное, но надо и своей головой пользоваться. Хотя бы иногда… Мы не черти.

– Скорее наоборот! – сверкая великолепными зубами, вставил Даниель.

– Как это «наоборот»? – окончательно запутавшись, завопила я.

Себастьян мягко улыбнулся. Шоколадные глаза нежно засияли, и прекрасный голос ласково произнес:

– Как у вас сейчас стало модно выражаться, мы с чертями проходим по разным ведомствам. Мы – ангелы.

Глава 37

ОШИБКА ЗАХАРОВА

Бело-синий милицейский «Форд», возглавляющий милицейский кортеж, оставил позади колхозные поля, и теперь по обе стороны от него летели сосны вперемежку с кустарником.

– Командир! – раздалось с заднего сиденья. Захаров обернулся на голос одного из своих подчиненных.

– Этот говорит – плохо ему, прямо невтерпеж. На воздух просится, – парень кивнул на Трефова, зажатого с обеих сторон мощными плечами милиционеров.

Захаров вгляделся. Трефов и впрямь выглядел неважно – бледное, почти зеленое лицо, страдальчески закатывающиеся глаза.

– Ладно, – нехотя разрешил Захаров и, велев водителю остановиться, передал по рации, чтобы остальные следовали дальше.

Трефов и сопровождающий его парень, прикованные друг к другу наручниками, вышли из машины, перепрыгнули через канаву и скрылись в придорожных кустах.

– Ну давай, делай свои дела, только побыстрей!

– Что, одной рукой?

– Ничего, и так сойдет! Ты не левша?

– Нет.

– Ну и порядок.

– Вы хоть отвернитесь…

– Ну, ты, блин, прям как девка нецелованная! Ладно…

Парень отвернулся. В то же мгновение Трефов ударил его ребром ладони по шее и, подхватив обмякшее тело, бережно опустил на траву. Поднес перстень с анехом к замку наручников… Раздался негромкий щелчок, и на левом запястье Трефова не осталось ничего, кроме багрового следа.

Освободив руку, Трефов молниеносно скинул с себя красный балахон, и, оставшись в черных джинсах и такой же черной рубашке, крадучись пошел прочь от неподвижно лежащего милиционера.

Последний раз затянувшись второй уже по счету сигаретой, Захаров бросил окурок в канаву.

– Что-то долго они копаются. Илюш, сходи посмотри, что там.

Хлопнула дверца. Милиционер прыгнул через канаву, зашуршал ветками кустов… А через несколько секунд Захаров услышал истошный крик:

– Командир, командир! Сюда, скорей!

Захаров пулей выскочил из машины. Водитель, отшвырнув недокуренную сигарету, бросился за ним. Как только они пропали за кустами, в паре метров от «Форда» из придорожной канавы показалась голова Трефова. В несколько прыжков он преодолел расстояние до машины, открыл переднюю дверцу и, торопливо сев за руль, повернул ключ, будто специально оставленный для него в замке зажигания.

«Форд» развернулся и, быстро набирая скорость, помчался в сторону, противоположную от Москвы. Когда отчаянно матерящиеся милиционеры выскочили на опустевшее шоссе, он уже превратился в маленькое белое пятнышко и, став через мгновение точкой, скоро совсем исчез из вида.

Глава 38

ПОЧТИ ВСЕ ОБЪЯСНИЛОСЬ

Беспомощно хлопая ресницами и морща в недоумении лоб, я смотрела на своих спутников. Мысли, коих и прежде водилось у меня небогато, напоминали свившихся перед смертью в клубок дохлых червяков.

– Так, – наконец сказала я. – Отлично… А разве ангелы существуют?

– Насколько я понял, несколько минут назад ты абсолютно не сомневалась в существовании демонов. – Улыбка не сходила с губ Себастьяна. – Раз существуют одни, значит, существуют и другие.

Энергичное трясение головой не дало никаких результатов, кроме усиленного головокружения.

– Но этого не может быть! – жалобно простонала я. – Это невозможно!

– А вас, я вижу, мое сообщение ничуть не удивило, – обратился тем временем Себастьян к Паулю.

– Я догадался, кто вы, когда увидел у вас над головами глориолы, – сказал Пауль.

– Что увидел? – переспросила я.

– Свечение, – пояснил Пауль.

– Нимбы, другими словами, – добавил Себастьян.

– А почему я их не видела? – недоверчиво сощурилась я.

– Потому что, во-первых, ты очень невнимательна, а во-вторых, глориолы видно только в темноте, да и то не всегда, – ответил Себастьян.

Я сжала ладонями виски и со стоном произнесла:

– Это бред какой-то! Я опять заболела гриппом. Я лежу с высокой температурой, и мне все это мерещится.

Но если это и был бред, то очень стойкий, никак не желающий проходить. К тому же бредящий человек, как правило, чувствует себя плохо, я же – если не считать каши в голове и пустого желудка, который, кстати, от каши бы не отказался, – чувствовала себя превосходно. Легкий ветерок шелестел листвой, издалека доносился гул летящего самолета, солнышко пригревало почти по-летнему, и думать о потусторонних силах, представителями которых оказались мои начальники, мне не хотелось совсем.

– Есть еще вопросы? – поинтересовался Себастьян.

– Да… Я-то хоть по крайней мере не фея?

– Это ты тоже от Трефова узнала? – вопросом на вопрос ответил Даниель.

Я кивнула.

– Неординарная личность этот Трефов! – восхитился Себастьян. – Какие глубокие познания, сколько способностей! Надо с ним побеседовать как следует… Да, он тебя не обманул.

– Что?!

– Ты действительно фея.

– Да не расстраивайся ты так! – спокойно сказал Даниель. – В этом нет ничего страшного, надо только немного привыкнуть. Нам с Себастьяном куда тяжелей… Стать одним из вас, жить среди людей – это для ангела знаешь как трудно?

– А зачем… – начала было я, но тут Надя, указывая рукой на дорогу, воскликнула:

– Смотрите! Сюда кто-то мчится!

Со стороны Москвы, быстро увеличиваясь в размерах, приближался какой-то легковой автомобиль.

Даниель даже присвистнул:

– Ничего себе гонит! Ну-ка, давайте сядем в машину!

Мы быстро нырнули в «Победу» – Даниель за руль, Себастьян – рядом, а Надя, Пауль и я втиснулись втроем на заднее сиденье.

– Что же ты мне сразу все не сказала по-человечески? – прошипела я на ухо Наде.

– Не могла! – виновато ответила она вполголоса. – Я слово им дала! Но я же тебе намекала! Не моя вина, что ты такая бестолковая!

– Да это же наши менты! – помрачнел Даниель. – Какая муха их укусила?

– Что-то тут неладно, – помрачнел и Себастьян. Рев мотора становился все громче. Когда белый с синей полосой «Форд» промчался мимо нас со скоростью, близкой к сверхзвуковой, «Победа» сорвалась с места и, резко развернувшись, отчего на заднем сиденье образовалась небольшая куча-мала из пассажиров, застигнутых этим маневром врасплох, помчалась вслед за ним.

– Гони, Даниель! – Себастьян напряженно смотрел прямо перед собой. – Гони!

– Что там такое? – поинтересовалась Надя не без раздражения, после того как благодаря глубокой выбоине на дороге трое счастливчиков с заднего сиденья, включая, разумеется, и меня, подлетели вверх, и Наде, как самой высокой из троих, удалось встретиться макушкой с крышей машины.