355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Светлана Полякова » Все тайны Алисы » Текст книги (страница 1)
Все тайны Алисы
  • Текст добавлен: 9 июля 2018, 17:30

Текст книги "Все тайны Алисы"


Автор книги: Светлана Полякова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Светлана Полякова
Все тайны Алисы

Предмет искусства – правда, неразрывно связанная с прекрасным…

Основная добродетель художника – честность, необходимое условие творчества – свобода.

Айрис Мердок


Любое совпадение фактов, имен и событии случайно.

Образы данного произведения собирательны, события вымышлены.



ГЛАВА 1

Безжалостные! В жаркий день, в такой сонливый час,

Когда бы только подремать, не размыкая глаз,

Вы требуете, чтобы я придумывал рассказ.

Льюис Кэрролл

Господи, какая же получается абракадабра!

Читать написанное было невыносимо. Будь на то Алисина воля, она начала бы все переписывать начисто, но… Сроки… Чертовы сроки, установленные «сверху»! Приключения-то получались до такой степени глупые, что удовлетворили бы даже самого наиглупейшего из читателей. «Да фиг с ними», – отмахнулась Алиса. Дело в другом. В словах. Она же раньше получала наслаждение, играя с ними, почему же теперь слова отказывались ей подчиняться? Стоило только сделать робкую попытку придать фразам осмысленность, они начинали бунтовать. То, что она писала сейчас, любой человек посчитал бы бредом. «Мир перевернулся, – подумала Алиса. – Почему они это читают? А почему они все время жуют «дирол»? Приметы времени, моя дорогая! Мыльные оперы и жвачка…»

– Может быть, я исписалась, – хмуро пробормотала несчастная Алиса. «Что за зануда, в самом деле?» – подумала она и написала это: «Что-за-зануда-черт-меня-побери…»

Как ни странно, фраза оказалась кстати и придала написанной белиберде смысл.

«Что за зануда, черт меня побери, – подумала Элайза, наблюдая за пальцами Роберта, – все мысли – исключительно о сексе, как будто больше думать не о чем…»

Алиса рассмеялась.

– Так вот и становятся концептуальными писателями, – прошептала она, потягиваясь, чтобы размять немного затекшую спину.

Больная спина – это профессиональная хворь писателей и программистов… Интересно, кто Алиса больше? Иногда ей начинало казаться, что мозг из головы уже давно вынули, поместили в маленькую стеклянную колбу до лучших времен, а вместо мозга вживили крошечный компьютер последней модели. Так что теперь внутри Алисы постоянно присутствовала Элайза. Алиса все чаще ловила себя на мысли, что она думает, как Элайза. Говорит, как Элайза. Вот только внешность не получалась такой же – а в сущности, внешность – это было то единственное, что Алиса у непроходимой тупицы Элайзы взяла бы с радостью.

«Да и то – зачем? Вся беда в том, что я не люблю своих героев… – призналась себе Алиса. – Я не люблю их, и поэтому они мстят мне. Они же не виноваты, что их создали на заказ…»

Алиса тихо пробормотала:

– «Ты их лепишь плоховато, ты их любишь маловато – ты сама и виновата, а никто не виноват»…

Грустно ей стало, обидно, и так захотелось, чтобы Элайза перестала быть надменной красавицей и приобрела нормальные человеческие черты… А мерзкий Роберт стал похожим на Лизиного Пафнутия… Такой рыжий, длинный, нескладный – и с настоящей любовью во взгляде, с постоянным страхом потерять свою Елизавету.

– Кому они такие нужны? – сказала Алиса. – Кто про это будет читать? Человечество, как всегда, хочет получить конфету в ярком фантике, и не важно, каково будет содержание.

Она посмотрела в окно. Туман властвовал над городом, туман пытался съесть город, как кит Иону. Туман съедал Алисины мысли, проникал внутрь, собирался проглотить и ее. Вместе с городом. Вместе с миром. «День был похож на старую, усталую шлюху», – написала она. И тут же стерла, сама испугавшись собственных строк. «Она шагнула к балкону, исчезая в темноте ночи, позволяя замкнуться на своей тонкой шее сладким объятиям темноты…» Это не нравилось Алисе, но нравилось «трем толстякам». Толстяки платили деньги, и бедняжка старательно изображала из себя «мастерицу любовных романов». То есть «переводчицу» бессмертных творений Сары Мидленд.

– Которой может и не быть, поскольку быть не может, – проговорила Алиса, задумчиво глядя на монитор, запечатлевший свидетельство ее маразма. Знали бы наши дамы, что Сара сидит в районе Девятой линии, в скромном старом особнячке – не путайте с нуворишскими! Рядом с компьютером – клетка с попугаем, на коленях – огромный кот Фаринелли, а на кресле мирно дрыхнет его престарелая мать, Леди Маргарет. Вот такая Сара Мидленд, причем если Сара не сдаст завтра новую «шедевру», придется жить на дедулину получку… Дедуля у Сары служил в храме священником, и его получка была скромной, как любой результат бескорыстного служения. Дедуля по этой причине смотрел на Алисины «греховные» писания сквозь пальцы. Иногда, впрочем, на него находила «стихира», и тогда он начинал робко рассуждать о «зарытом в землю таланте». «Де-ду-ля, – отвечала ему Алиса. – Пусть уж тогда Господь устроит так, что людям надоест читать всяческую бурду про Элайзу, ага?» На такое замечание обычно ни дедуля, ни Господь не отвечали. Справиться с публикой, желавшей узнать побольше о златокудрой красотке, они не могли.

«Раскинув руки, Элайза упала на диван, подумав: «Хорошо бы мне стать птицей, черт побери!» Птицей она стать не успела, поскольку обнаружила себя мирно лежащей на полу, и единственной мыслью, оставшейся в испуганном сознании, была: «Когда я успела так нализаться?»

Прочитав написанное, Алиса засмеялась. Кот поднял голову и уставился на нее с испугом: «Господи, да это у тебя в мозгах замкнуло, дорогая Алисочка!»

Конечно замкнуло, согласилась Алиса с легким вздохом. «Ничего удивительного, если учесть, что я сижу над этим любовным шедевром уже вторые сутки. В конце концов, я же все-таки не компьютер!»

– И не Сара Мидленд, – сказала она, стирая написанное. – И вообще, я исписалась. Я перевоплощаюсь на глазах в Тома Шарпа, чтобы спасти остатки разума!

Спасти остатки разума она могла только одним способом: включить хорошую музыку и сварить кофе. «Хорошая музыка» отчего-то созданию эротоманки Элайзы не способствовала. Дивная героиня хорошо писалась под попсовый аккомпанемент.

Ох, как же Алисе стало себя жалко! Бедная Алиса, дитя, старательно воспитанное на музыке Баха и Моцарта, потом полюбившее в тусовке хиппи «психоделический рок», должно включить «МУЗ ТВ» и вкушать «попс-гамбургеры», чтобы…

– Для создания «шедевры» масскультуры надо самой стать частицей массового разума, – пробормотала Алиса. – А вообще-то – есть ли он, массовый разум? Вот стадные чувства есть, я знаю… А – именно разум?

Она так и не смогла решить для себя этот вопрос. Для того чтобы заработать, Алиса должна была лишать себя собственного разума. Она прекрасно знала, что получает лишь четверть того, что платят издатели за постоянное насилие над ее, Алисиным, разумом. Как же ей это надоело!

Обида на жизнь была чересчур сильна. В носу предательски защипало, и ей стало очень жаль несчастное создание по имени Алиса Павлищева. Что у нее за жизнь? Сидит круглыми сутками, таращит глаза в компьютер, тогда как вся остальная часть человечества наслаждается отдыхом…

Где-то рядом заиграла музыка. Музыка была громкой, навязчивой, она доносилась из машины, остановившейся неподалеку. Нестройный хор пьяных женских голосов старательно подвывал:

– Мадам Бро-о-ошкина! А я такая – разтакая-вся-такая…

Точно наяву, предстала перед мысленным взглядом Алисы эта самая бессмертная мадам – она отчего-то стояла в бигуди, в дорогом махровом халате, а в ладонях сжимала самую главную драгоценность – книжицу с изображением чертовки Элайзы. И сама при этом чувствовала себя копией Элайзы, и, что самое главное, была совершенно права.

– Какая тоска! – вырвалось у Алисы. – Получается, что я Франкенштейн какой-то!

Может, и в самом деле последовать примеру несравненной Элайзы, рвануться к окну и сгинуть во мраке? Сил больше нет писать историю о страданиях красавицы с зелеными глазами и золотистыми кудрями!

– Вот если бы у Элайзы были, скажем, проблемы с обменом веществ, – мечтательно пробормотала Алиса. – Или она начала бы терять волосы или зубы… Гораздо стала бы симпатичнее! Или вдруг иногда позволяла бы себе грязные ругательства… Если подумать, какая разница между ней и этой Брошкиной? Ни-ка-кой… Так что, раз уж от меня постоянно требуют реалистических подробностей, почему я должна игнорировать их в контексте Элайзы? Скажем так: Элайза, закончив филологический факультет, не смогла найти работу с достойной оплатой. И пошла продавать книги. Там от мороза кожа на ее лице огрубела, денег на дорогую пасту не хватало, поэтому зубы Элайзы были поражены кариесом… Постоянные холода зимой приучили Элайзу согреваться с помощью ста граммов водки, и каждый день доза возрастала все больше и больше… Грязным ругательствам Элайзу научила жизнь в лице книжных воришек и грубых мужланов, одним из которых, несомненно, был сэр Роберт… Вот такой менталитет. А душа у Элайзы была красивая, добрая, нежная. В общем, белая и пушистая. И она мечтала о любви, чистой, нежной, мечтала о том времени, когда ее страдания закончатся. Или хотя бы о том, что сегодня вечером ей не вырубят свет и она успеет пожарить путассу… Потому что каждый вечер в городе происходили веерные отключения…

Образ Элайзы теперь показался Алисе более человечным, забавным и трогательным. Ах, если бы она набралась решимости и так вот все и написала!..

Но несравненная Элайза не собиралась терять ни зубов, ни волос, и если у нее были проблемы с кожей, плодовитая Сара Мидленд про то обязана была помалкивать.

Алиса подперла щеку ладонью и пригорюнилась, уставившись в окно, за которым сгущались дождливые сумерки. Одна, совсем одна, даже мысли куда-то сгинули!

Разве что верные Марго и Фаринелли не покинули ее… Она покосилась на трехцветную кошку, бесстыдно спящую на диване. Алисины проблемы ее не занимали. Вздохнув, она снова уставилась в окно.

А за окном творилось невесть что. Дождь лил и лил. Сырость проникала в душу, и где-то в недрах этой самой души отчетливо нарождался отвратительный насморк. Ну и тоска! В такую погоду умные люди заворачиваются в пледы и, сидя перед камином, мечтательно наблюдают, как язычки огня отплясывают странные и затейливые танцы, да лениво потягивают грог из глиняных кружек, вспоминая дни своей юности… В дождь работать глупо и грешно. Да и вообще – трудовые порывы не были Алисиной стихией. Алиса по натуре была человеком ленивым, меланхоличным, склонным скорее к философским рассуждениям на диване, чем к трудовым подвигам. А когда за окном сутки напролет моросит мелкий и противный дождь, о какой работе может идти речь? Вздохнув, она снова обратила внимание на компьютер и несколько минут тупо смотрела на белый экран. Гениальные мысли не спешили выливаться в слова, точнее, они вообще не спешили. Шлялись где-то в свое удовольствие.

Алиса снова скосила взгляд в сторону уютного дивана, расположенного прямо напротив телевизора. Хорошее местечко, уютное, так и манит в свои сладкие объятия: приди, дорогая, забудь об Элайзе, о толстяках, о работе, не думай о такой тщете, как деньги…

– Что есть деньги? – вопросила Алиса, обращаясь к спящей Марго. – Тщета!

Хм, какие-то мысли в голове остались. Правда, в основном вредные для работы, поскольку оторванные от реальности. Это грозные толстяки – реальность, как и деньги, без которых жить все-таки скучновато… Что ж, придется собрать волю в кулак…

Талант просыпаться не спешил, подражая Марго.

– Заснул талант, не выдержав насилья, – проворчала Алиса. – Похорони ж его под грудой тщетных мыслей!

Компьютер тихо и не очень довольно урчал, ожидая продолжения.

– Все, дорогой. Тайм-аут. Госпоже Саре Мидленд придется подождать, – объяснила ему Алиса. – Надо выпить кофе. И выкурить сигарету. И подумать, как нам обойти этот подводный риф, именуемый эротической сценой. Сам понимаешь, брат, отчего-то у нас с этими эротическими сценами вечно случаются незадачи…

Она плюхнулась в кресло, закурила и уставилась в начинающие чернеть небеса, словно вымаливая помощь у какого-нибудь свободного божества. Черт, и почему у нее совсем не получается ничего сладострастного? Вот Джудит Макнот – у нее через каждые пять страниц случается «секс-тетрис»… Алисины же мысли убоги, скучны и робки, как у монахини… Так комплекс неполноценности можно заработать! Кстати, есть ли в природе эта Макнот? Последнее время Алиса начала думать, что нет на белом свете никого. Только Алиса, Елизавета и еще сотня-другая идиоток, согласных работать днями и ночами на толстяков…

Думать Алиса могла сколько угодно. Хоть сутки напролет. Совершенно бесплатно. Поскольку в конторе платили лишь за оформленные на бумаге результаты мыслительных процессов. Придется тебе, Алиса Павлищева, снова садиться за компьютер и вымучивать сцену…

Придется. Завтра надо сдать этот отрывок в издательство, иначе Паршивцев сообщит Алисе, что она не соответствует его понятиям о хорошем писателе. Господи, и почему она не Щепкина-Куперник? Переводила бы сейчас Лоуренса… Впрочем, у Лоуренса тоже хватает любовных сцен. Ну, тогда трудилась бы над экзистенциальными опусами Айрис Мердок. Скромная леди. Совсем как Алиса. Денег только за нее не платят.

Из комнаты доносилось бормотание радио. Диджей сообщал, что отправляется пить кофе. Алиса встрепенулась. Кофе! Вот что ей надо… Кофе, как известно, стимулирует творческие порывы. Диджей тем временем, позвякивая в эфире ложечкой, молол языком. На него явно снизошло вдохновение. А что же она теряет время?

– Это идея… Может быть, у меня тоже после кофе начнется просветление, мысли хлынут, как водопад, не должно же такого быть, чтобы их совсем в моей голове не осталось… – решила Алиса. Она тряхнула головой, словно проверяя, остались ли там мысли. – Впрочем, от такой работы их запросто могло не остаться, – рассудила она трезво. – Когда долго общаешься с глупым человеком, и сам становишься глупым. Глупость и жадность заразны… Элайза же, несомненно, глупа. А я последнее время больше всего времени провожу именно в ее обществе.

Алиса встала и отправилась на кухню.

Ее кошка Марго, доселе мирно дремавшая в кресле, расценила Алисин поход в сторону кухни неправильно и тут же начала путаться под ногами, всячески намекая, что ей пора пообедать.

– И откуда только у тебя столько энергии? – посетовала Алиса, накладывая в миску рыбу и наблюдая, с каким ажиотажем Марго встречает это радостное событие.

Марго накинулась на рыбу, Алиса занялась кофе. Вспомнила, правда, что кофе она уже пила, а мыслей как не бывало. Алиса приуныла. Что ж, никто не нарушит ее одиночество? Может, отправиться куда-нибудь? Посмотрела в окно. Дождь… Нет! Сначала – дело. Остальное – потом.

Включив кофеварку, Алиса вернулась к компьютеру и к разнузданному сэру Роберту. К тому моменту сэр Роберт окончательно дозрел и вознамерился сотворить с несравненной Элайзой нечто непристойное:

«– У тебя такое нежное тело. – Роберт разлил вино по бокалам».

О, совсем не плохо! Похоже, появилось вдохновение. И несмотря на то что вдохновение стоило строго по тарифу триста пятьдесят рублей, Алиса счастливо улыбнулась.

Глотнув вина, сэр Роберт с похотливой улыбкой принялся мучить бедняжку Элайзу. Сексуальная атака явно затягивалась. Сэр Роберт отказывался подчиниться Алисиной воле, твердо решив понравиться Паршивцеву.

Алиса застонала.

– Яду мне, яду… – пробормотала она тоскливо. – Ведь все равно завтра не жить…

Знала бы она, что ей уготовано судьбой, точно бы выпила яду! Но в тот миг ей казалось, что самое страшное с ней происходит именно сейчас.

Образ свирепого Паршивцева подстегивал воображение, пальцы ее проворно забегали по клавиатуре – прочь, стыдливость, прочь!

О Паршивцев, страшный и ужасный! С очами Зевса-громовержца, неуместными на благодушном, круглом личике, обрамленном косматой бородой и жидкими кудрями! Алиса чувствовала себя рядом с ним маленькой и беззащитной, хотя не далее как вчера утром была выше на целых две головы. У страха, как говорится, глаза велики, – что же говорить об ужасе?!

– Все, Павлищева, – пробормотала Алиса себе под нос, молотя по клавишам. – Пока не напишешь пятьдесят строк самого разнузданного, самого похотливого текста, рассчитывать тебе не на что. Пощады не жди.

С кухни доносилось бульканье кофеварки. Алиса налила кофе, устроилась на кухне в стареньком кресле, пододвинула к себе телефон и решительно набрала Елизаветин номер.

В трубке раздавались длинные гудки, телефон занудствовал, пытаясь убедить Алису в том, что Елизаветы нет дома. Но чутье подсказывало обратное: вряд ли ее подруга в такую дождливую погоду отправится по делам. Скорее пошлет их куда подальше. Елизавета – большая любительница откладывать дела в долгий ящик. Она даже к Паршивцеву не являться находит убедительные доводы. То нога подвернется очень кстати, то голова закружится, а то и вовсе одолеют человеконенавистнические настроения, которые негоже выплескивать на любимого начальника… Паршивцев терпит все ее выкрутасы стоически, поскольку в своем деле у Елизаветы равных нет. Так что, попивая кофе маленькими глоточками, Алиса терпеливо ждала, когда подруга все-таки соблаговолит обратить внимание на телефонные гудки. И терпение ее было вознаграждено.

– Алло, – недовольно буркнула Елизавета.

– Привет.

– Алиска, солнышко! – обрадованно завопила Елизавета. – Как мило с твоей стороны, что ты позвонила! Я как раз намеревалась рвануть к тебе, чертова проблема одолела, а в голове – ни одной путной мысли!

Ну, слава богу… Не только у Алисы проблемы с головой…

– Что случилось?

– Не знаю, куда мне спрятать труп, – деловито сообщила подруга.

– В подвал, – также деловито посоветовала Алиса.

– Банально… Придумай что-нибудь еще, а?

– Спрячь в кухонный шкаф.

Алиса посмотрела на свой «пенал». Глупость какая-то. Разве ж поместится нормальный труп в кухонном шкафу? Там и места-то нет… Сплошные кастрюльки и банки…

– Бред, – отмела и это предложение Елизавета. – Как и у меня. Говорила я тебе, Павлищева, что мы в конце концов начнем расплачиваться за собственную меркантильность! Вот он – час расплаты, не заставил себя долго ждать. Станем глупыми и пошлыми. Ты, кстати, никуда не собираешься?

– Нет. Не рискну показаться в таком виде на улице…

– Я сейчас приеду, – обрадовала ее Елизавета. – Может быть, вдвоем мы что-нибудь придумаем?

– Ну, Павлищева, добилась своего, – сказала Алиса своему отражению.

Отражение скорчило кислую мину. «Теперь-то уж ты застрахована от работы – Елизавета постарается отвлечь тебя до глубокой ночи. Мало тебе было своей несравненной Элайзы, теперь будешь решать Елизаветины проблемы с трупом».

– Ну и прекрасно, – сказала Алиса и показала отражению язык. – Лучше уж чужие проблемы, чем мои. А от одиночества, между прочим, люди с ума сходят.

Отражение взглянуло на Алису с укоризной. На его месте она бы помалкивала в тряпочку. Такую зануду, как Алисино отражение, днем с огнем не сыщешь. Одно расстройство от него, нет чтобы хоть разок утешить. Каждое утро Алиса подходила к зеркалу с надеждой увидеть в нем роскошную блондинку с сияющими изумрудными глазами, и каждый раз отражение подсовывало ей черт знает что. Не то чтобы все было так уж плохо – справедливости ради придется признать, что бывают физиономии и похуже, по Алисины желания по поводу собственной внешности ни родители, ни небеса явно не учли. Вот нос… Алиса бы выбрала ровный, умеренной длины, а не такой короткий и вздернутый, как у нее. И никаких веснушек! Губы вроде бы ничего, вполне сносные, но и не зовущие к поцелуям, как ей хотелось бы… С этим тем не менее можно смириться. Не зовут так не зовут…

Но волосы!

Алиса предпочитала это безобразие закручивать в узел на затылке, чтобы не привлекать к нему излишнего внимания. Благодарить за огненный цвет шевелюры она могла только одного человека на свете – своего бедного дедулю, поскольку у ее родителей по странной и причудливой прихоти Фортуны с волосами все обстояло нормально. Они были брюнетами. Их никто никогда не обзывал «морковками», «рыжими ведьмами», не обвинял в том, что они убили дедушку садовым инвентарем!

Будь Алиса истинной дамой, как жена ее брата, увлеклась бы косметикой, и тогда все ее «изъяны» были бы надежно закамуфлированы. Но вот беда – Алиса никак не могла понять, как Верочке удается каждое утро наносить на себя всю эту пакость. Такого терпения у Алисы отродясь не было, она ограничивалась легкими штрихами, не слишком обременявшими ее внешность.

От самосозерцания Алису оторвал какой-то странный звук. Она прислушалась. Звук повторился. Он доносился из комнаты дедули.

Алиса обвела глазами кухню. Марго здесь, посапывает, сытая и довольная. Фаринелли рядом с ней… Алиса поежилась. Считалось, что ее дом находится в черте города, но на самом деле до ближайшего жилья нужно было идти и идти. Когда-то, еще до революции, на этом месте был дачный поселок, не роскошный, но вполне респектабельный, здесь любили проводить летние месяцы врачи, адвокаты и прочая интеллигентная публика. С тех пор много воды утекло, большинство домов кануло в Лету, а этот остался. Старый нелепый дом с мезонином. С одной стороны – лес, с другой – луг, а за ним – река. От трамвайной остановки минут пятнадцать пешего ходу, не так уж и много, но в дождь… Бедная Елизавета!

Из комнаты дедули снова донесся непонятный звук. Алиса вздрогнула. Воображение услужливо нарисовало злоумышленника в черной шапочке «а-ля киллер». Сквозь прорези засверкали глаза графа Дракулы.

Алиса схватила в руки увесистый том «Старше-младшей Эдды» и, впитав в себя героический дух викингов, бросилась в комнату. Распахнув дверь, ощутила, что ее героический пыл иссяк: дедуля не выносил верхний свет, а потому люстры у него в комнате попросту не было. Чтобы добраться до настольной лампы, ей пришлось бы преодолеть всю комнату, а в ней вовсю властвовали сумерки, придавая мебели зловещие и смутные очертания. С воображением у Алисы все было в порядке, так что стул в углу комнаты немедленно перевоплотился в злого горбуна. Более того, стул откуда-то разжился огненными глазницами и принялся ей подмигивать! Чертово воображение… Алиса иногда завидовала людям, обходившимся без оного! Занавеска плавно взметнулась вверх, и на какое-то мгновение Алисе почудилось, что рядом с окном кто-то стоит. Не стул-горбун – с ним она уже разобралась: это были не глазницы, а окна в доме Алисиного соседа-гоблина. А там, за занавеской, стоял вроде как человек, и это было пострашнее горбуна-уродца! Пытаясь разглядеть очертания силуэта, все больше и больше напоминавшие Алисе человеческую фигуру, она хрипло прошептала:

– Кто здесь?

Занавеска зловеще колыхнулась. Зажмурившись, Алиса шагнула вперед, выставив, словно щит, увесистый фолиант. В защиту его она не очень-то верила: слово, конечно, оружие, кто спорит, но вдруг злодей, спрятавшийся за дедулиной занавеской, не умеет читать?

Алиса добралась до стола и включила лампу.

Уф!

– Вот видишь, – объяснила она Марго, которая была тут как тут и с бестактным любопытством наблюдала за Алисиными маневрами. – Никого нет. Просто дедуля забыл закрыть окно на шпингалет… Всего лишь сквозняк, а мы с тобой черт знает что напридумывали…

Марго снисходительно посмотрела на хозяйку, будто намекая, что глупые мысли пришли не в ее голову, и принялась умываться. Алиса принялась ликвидировать последствия сквозняка: вся комната была усеяна листами бумаги, спланировавшими с письменного стола; ваза с цветами лежала на боку, на полу валялась газета с вырезанной статьей: Алиса удивилась, прочтя незнакомое название, и пробормотала:

– Интересно, почему дедулю потянуло на светские газеты?

Покончив с уборкой, она закрыла окно. И тут задребезжал дверной звонок.

Елизавета предстала перед Алисой в весьма плачевном виде.

С нее ручьями стекала вода, а в глазах застыл немой укор, слегка приправленный восхищением собственной жертвенностью.

– Что-то ты долго раздумывала, впускать меня или нет, – проворчала она, входя и отряхиваясь, как кошка. – Вы вместе со своим Богом явно решили меня утопить… Мало того что на улице Всемирный потоп, еще и ковчег заперли и не спешат пускать бедную, дрожащую тварь, у которой даже нет пары… Где дедуля? Я выскажу ему все, что думаю по поводу его разгильдяйства! Разве он не знает, что, если в твои дом стучится мокрый странник, надо бросать все дела и кидаться навстречу несчастному? Наверняка пристает к Господу? Пристает к Господу, да?

– Его нет, – улыбнулась Алиса.

– Как нет? – искренне удивилась Елизавета. – Это говоришь ты, внучка священника?! Вот так в лоб заявляешь: Бога нет! Куда катится мир?!

– Да не Бога, а дедули нет, – поправилась Алиса.

– У тебя прямо по Булгакову, – усмехнулась Елизавета. – Чего ни хватишься, ничего нет! Ни Бога, ни дедули… А с дедулей-то что? Еще не воротился из дальних странствий? – В голосе подруги появилось что-то похожее на отчаяние. – А я так надеялась, что хотя бы сегодня не лягу спать голодной… Ведь от тебя, дорогая Павлищева, не дождешься, что ты рванешь на кухню готовить ужин? Уж твой дед точно изобразил бы скромненький кулинарный шедевр.

– Рвану, – пообещала Алиса. – Творческие порывы нынче в дефиците. Так что жареная картошка тебе обеспечена.

– Да ты ангел! – посветлела Елизавета. – Так и быть, останусь у тебя ночевать. Не выгонишь?

– Под такой ливень? – ужаснулась Алиса, искренне радуясь тому, что сегодня ей не придется ночевать одной и вслушиваться в пугающие звуки.

Елизавета стянула с себя свитер и потребовала замену.

Ее вымокший до последней нитки «шедевр народного творчества» – широкий и бесформенный уродец, украшенный на груди огромными красными пятнами, выдаваемыми Елизаветой за райские яблоки, – они вывесили сушиться на кухне. В Алисином свитере Елизавета поместилась едва ли не с головой.

– Хорошо иметь высокую подругу, – удовлетворенно мурлыкнула она. – Конечно, гулять с тобой по улицам не очень выгодно. Рядом с тобой меня можно принять за карлу, которую вывели на прогулку. Зато можно разжиться свитером, в котором некоторые особы могут спрятаться с головой.

– Могла бы не бить по больному месту, – проворчала Алиса. – Впрочем, разве тебе понять? У тебя-то с ростом все в порядке!

– Ага, – хихикнула подруга. – Муж может носить меня в кармане…

Пафнутий, благоверный Елизаветы, и впрямь отличался высоченным ростом: он был выше двух метров. Зато сама Елизавета с трудом дотягивала до полутора метров, так что вдвоем они являли весьма примечательную парочку.

– Он может спокойно носить тебя на руках, – завистливо напомнила Елизавете Алиса.

– Хватит меня успокаивать, – отмахнулась подруга. – Я же не мешаю тебе предаваться комплексам, вот и ты мне не мешай… – Она запела, растягивая слова: – «Мой Лизочек так уж мал, так уж мал… Что из сигаретной пачки сделал он крутую тачку – и катал!» Здорово? – поинтересовалась Елизавета, закончив петь.

Алиса кивнула.

– Сегодня написала. Сама, – похвасталась довольная подруга. – Гениальность, мой друг, проявляется во всем. Даже в малом.

– Кстати, о гениальности… Что ты там решила со своим трупом?

– В платяной шкаф засунула, – отмахнулась Елизавета.

– Вообще-то там обычно прячут живых любовников, – засомневалась Алиса.

– Пусть там побудет мертвый любовник, – ответила Елизавета, жадно допивая кофе. – И не суди мои гениальные озарения… Если разобраться, такой поворот сюжета наполнен философским смыслом. У англичан есть поговорка: «У каждого в шкафу есть свой скелет». – Она замолчала и загадочно уставилась огромными карими глазами в окно.

– Ну? – спросила нетерпеливо Алиса. – Философский смысл – в чем?

– Павлищева, – печально проговорила Елизавета. – Я думаю, любовные романы Сары Мидленд лишили тебя последних мозгов. Не видишь ты скрытых смыслов. Тебе надо срочно переходить на триллеры! Сама посмотри – я сижу на триллерах и усматриваю связь между трупом в шкафу и сложностями человеческой натуры, а ты не усматриваешь!

– Почему не усматриваю? – возмутилась Алиса. – Если человек кого-то убивает, наверное, это вызвано какими-то сложностями с натурой, то есть с жертвой.

– Поверхностно, – постановила безжалостная подруга. – Ты, кажется, говорила что-то о жареной картошке? С тех пор как мой дражайший супруг отправился в неведомые края, я голодаю. Оставил целую кастрюлю гречневой каши и пачку сосисок, но гречку я ненавижу, а сосиски стрескала сразу, стоило любимому раствориться в пелене дождя…

– Вчера дождя не было, – заметила Алиса.

– Какая разница? – меланхолично отозвалась Елизавета. – Дождь шел в моем сердце…

– Пафнутий послезавтра вернется.

– И обнаружит мой бездыханный труп! Отвечать бы ему за мою смерть: любимая жена поперхнулась ненавистной гречкой! Но жена у него не обычная курица, а гениальная – дотумкала нагрянуть к тебе, вместо того чтобы давиться.

Алиса хотела возразить, что, если бы Пафнутий был женат на обычной курице, та никогда не подавилась бы гречкой, поскольку у нормальных женщин нормальные отношения с плитой.

Это Елизавета боится и ненавидит плиту, предпочитая все есть в холодном виде. Даже чайник ей пришлось купить электрический! Но Алиса промолчала. Спорить с Елизаветой решится только сумасшедший.

– А по моему прекрасному некогда лицу, уже обезображенному дыханием смерти, ползают маленькие белые червячки… – продолжала невыносимая Елизавета. – Туда-сюда, туда-сюда… Представляешь, что стряслось бы с Пафнутием? Тронулся бы умом! Господи, какая удача для него, что он женился именно на мне, и я нашла выход из создавшейся ситуации! Теперь он может спокойно возвращаться, не опасаясь провести остаток дней в психушке! Так что там у нас с картошечкой?

– Сейчас будет, – пообещала Алиса.

– Давай я пока тебе помогу с твоей Мидленд. – Насладившись собственной жертвенностью, Елизавета преисполнилась великодушия.

– Да ладно, – отмахнулась Алиса. – Сама управлюсь…

– А в чем проблемы?

– Как всегда, – вздохнула Алиса. – Не могу нормально отписать любовную сцену… Спотыкаюсь… Начинаю – и становится или смешно, или противно, или то и другое вместе!

– Это потому, что у тебя нет богатого сексуального опыта, – поставила диагноз подруга. – Внутренний аскетизм не позволяет тебе раскрепоститься… Ты боишься откровенностей. Может быть, тебе переписать эти сцены из творений «мастеров жанра»? Впрочем, у них тоже с фантазией не все в порядке!

– А по-моему, у них все в порядке с эротическими сценами, – попыталась Алиса вступиться за великих писательниц, по Елизавета послала ей долгий снисходительный взгляд.

– Ага, в порядке, – презрительно фыркнула она. – Ты других почитай – вот у них в порядке… Такое напишут, что волосы поднимаются дыбом от мысли, что ты пропустил в жизни самое интересное! В общем, так. Ты идешь чистить картошку, а я пытаюсь спасти твою похотливую Сару.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю