Текст книги "Священная швабра, или Клуб анонимных невест"

Автор книги: Светлана Борминская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

«А не привезти ли мне в Москву невесту? Вот такую пышечку и с ярким румянцем на щеках, – глядя вслед Светиной коренастой фигурке, думал Лев Тимофеевич, пока курил на крыльце прокуратуры. – Ведь всем известно, что самые лучшие жены – из провинции!.. И мама что-то похожее говорила на этот счёт».

Тут на Льва Тимофеевича напал сухой кашель – он вдруг вспомнил, как неоднократно пытался найти свою судьбу в Москве, Зарайске и в Шарм-эль-Шейхе.

«Она – следователь, и ты – следователь… Два следователя в семье – разве не чересчур? – невольно подумалось ему. – Забудь, Лёва, забудь, на свете не существует взаимной любви, тем более для такого неземного красавца, как ты!» – скрасил шуткой своё ожидаемое фиаско Рогаткин, наблюдая, как коллега Дочкина заходит в детский сад.

Постояв на крыльце городской прокуратуры ещё пару минут, Лев Тимофеевич вошёл внутрь. Два последних дня были самыми результативными в его командировке – солдат Шабалкин и «груз» были, наконец, найдены!

В приемной на стуле сидела Зара Чеботарёва и клевала носом. Увидев следователя, она зевнула и улыбнулась.

– Зара, ты можешь подтвердить, что за рефрижератором в ту ночь ехала милицейская машина? – спросил Рогаткин, пригласив Зару в кабинет, который ему выделили для работы.

Зара с минуту молча кусала губы.

– Ехали вроде… Но это могли быть и чужие милиционеры! – наконец, ответила она.

– Ну, хорошо, ответ принимается, – Лев Тимофеевич встал и посмотрел на дверь. – Не пропадай, Зара!

– Постараюсь, – улыбнулась Чеботарёва. – Я могу идти?

– Без сомнения, – кивнул Лев Тимофеевич, и, открыв портфель, начал собирать со стола документы.

Командировка в Тихорецк закончилась.

На городской площади копошились люди в телогрейках, ставя временный памятник местному шансонье Сергею Квадрату. Из динамика звучала его самая известная песня – «Ветер северный». Рогаткин закурил и, дослушав песню до конца, пошагал в сторону гостиницы.

– Пора собирать вещи, – буркнул Лев Тимофеевич, увидев гостиничного администратора, и через несколько минут вышел из номера с дорожной сумкой на плече.

«Наверное, я её не впечатлил, ведь я слишком большой зануда», – думал Рогаткин о майоре Дочкиной, пока стоял в кассу.

Купив билет, он уже через час сидел в купе «скорого» поезда, попивая чай с лимоном и закусывая его «сникерсом». За окном третьего вагона, в котором он ехал, мелькнул последним забором захолустный городишко Тихорецк и пропал. И лишь проехав половину пути, Рогаткин вспомнил про кошку Белоснежку!.. Он оставлял еды своей любимице всего на два-три дня, а прошла неделя, точней, завтра будет неделя, как его не было дома!..

Гончаров

Гончаров заснул в плохом, а проснулся в хорошем настроении. Звонок начальника службы безопасности Пикорина про найденные на крыше отдела сбыта химкомбината цинковые гробы ставил всё на свои места: шантажисты больше не звонили, а телефон Акимушкина был отключен, похоже, навсегда.

Михаил Васильевич сел на кровати, спустив ноги на холодный паркет, и взглянул на письменный стол – там, среди бумаг, стояла фотография его дочери. Настроение у Михаила Васильевича сразу же испортилось.

«Хочется выпороть, да поздно!» – подумал он.

– Я ключи потеряла, па! – дверь скрипнула, и показалось Дашкино улыбающееся лицо. – От машины, не пугайся! Ключи от дома при мне.

«Что о ней можно сказать? Молода, безотвественна и крайне зла, – подумал Гончаров, разглядывая обильный пирсинг на лице дочери. – А что можно сказать обо мне? Только два факта – как муха паутиной, я опутан делами и собственным избалованным дитятей!»

– Что ты так смотришь, па? – усмехнулась Даша. – И не скрипи зубами, а то мне страшно…

– Где ты была всю неделю, чертовка? – Гончаров потянулся за халатом. – Ты ей сломала нос, а если бы она подала на тебя в суд, а?..

– Не подала и уже не подаст, а почему? Потому что боится, сучка драная, – заразительно рассмеялась Дашка.

– Даш, ты же седьмая вода на киселе самой Наталье Гончаровой! Ну, на кого ты похожа, Дашка? – Михаил Васильевич, запахнув халат, сел. – На обезьяну?

– А что, Гончарова та ещё была стерва, разве нет? – нараспев ответила Даша.

– Я хочу, чтоб ты сию же секунду убралась из моего дома, – Гончаров показал на дверь. – И если ты ещё хоть раз, не дай бог, прикоснёшься к кому-нибудь…

– Ладно, пап, обещаю, что многодетную телеведущую я пальцем не трону! – отмахнулась Дашка. – Ну, если только пальцем ноги…

– Вон!.. – вскочил Гончаров.

Дверь хлопнула, Гончаров поморщился, услышав удаляющийся смех дочери.

«В работе наступило небольшое затишье, значит, можно попытаться обстряпать личное счастье? – подумал он, доставая из-под кровати гантели. – Впрочем, если я не смогу нейтрализовать скандалистку-дочь, все мои попытки, как и предыдущие, окончатся полным провалом».

Попытка № …

«Манеж». Именно там он столкнулся со своей бывшей женой Инной пару дней назад. Она плыла по залу с молодым спутником. Увидев Гончарова, помахала ему крокодиловой сумочкой «Биркин» – под цвет ультрамариновых линз.

«Идеальная бесстрастная кукла – великолепная спутница для бизнесмена. При этом Инка всегда умудрялась смотреть в одну сторону со мной, так почему же, о, Боги, мы расстались?.. Неужели, мы надоели друг другу, как когда-то так любимые нами лангустины?»

– Здравствуй! – Инна подставила щёку для поцелуя.

– Даша, – начал Гончаров, покосившись на юного спутника жены, – понимаешь, она…

– Живёт с тобой, между прочим, и похожа на тебя, разве не так, Миша? – с улыбкой перебила его Инна.

– Повлияй на неё, – попросил он.

– Ты был так рад, что она осталась с тобой, помнишь? Горд и убежден в своей правоте, – улыбнулась бывшая жена. – Признаюсь, мне ещё тогда было смешно, Миша.

– Ты давно её видела? Она ведёт себя неправильно, Инна, пойми…

– Я видела её неделю назад, она похожа на оторву – язвительная, злая! – Инна поискала глазами своего спутника.

– Значит, не поможешь? – буркнул Гончаров.

– С удовольствием бы, но как, скажи?.. Она меня не слушает! – Инна поправила выбившуюся из причёски прядь.

– Пообедаем как-нибудь? – спросил Гончаров.

– Конечно, звони, но Дашку я больше к себе не возьму! Она будет спать с моим теперешним мужем, как пить дать! Исключительно из вредности, – с улыбкой Будды покачала головой бывшая жена. – Ты купил ей квартиру, какую она хотела?..

Гончаров кивнул.

– Выдай её замуж!.. Или пошли учиться в Кембридж. Не хочет? – Инна хихикнула. – Значит, любит своего папу Мишу! Умная девочка, умная… Поезд ушёл, Миша. Я очень хотела, чтобы она осталась со мной, но она выбрала своего героя – тебя. Пока, Миша, бай-бай!

Глядя вслед бывшей жене, Гончаров увидел себя в одном из зеркал и удивился выражению своего лица.

Границы дозволенного

На краю стола криво лежала папка с компроматом.

Гончаров за четверть часа раз сто посмотрел на неё, не решаясь раскрыть. Ему до тошноты не хотелось переходить границы дозволенного, ведь душевный покой нельзя купить ни за какие деньги.

– Она совершила что-нибудь такое? – сквозь зубы спросил он у начальника службы безопасности.

– Читайте сами! – закурив, умело ушёл от ответа Пикорин.

– А Лера как сейчас себя чувствует?

– Всё заживёт, как на дворняжке!.. – закашлялся от смеха Пикорин.

– А её нос?!

– На месте, – поводил своим носом-картошкой руководитель службы безопасности.

Михаил Васильевич Гончаров быстро открыл папку с компроматом на собственную дочь, но читать так и не решился.

– Она ворует? – тихо спросил он, закрывая папку, и уже твёрже повторил: – Дашка ворует?..

– В основном, по мелочи, – кивнул Пикорин.

– Зачем? – возмутился Гончаров. – У нее же две платиновые карты…

– Адреналин.

– Давно?

– Лет с одиннадцати, – Пикорин посчитал в уме: – Уже больше шести лет!

– А что еще? – выдохнул Гончаров.

– Запои, наркотики, мелкое хулиганство…

– Наркотики, хотя бы легкие?.. – застонал Гончаров.

– Кокаин, – бесстрастно произнёс Пикорин.

– Что же делать? – Гончаров сжал голову руками.

– Ничего. Она успокоилась, – негромко сказал Пикорин. – Особенно последние полгода.

– Но она активно учит меня жить, – Михаил Васильевич вскочил, словно стул на котором он сидел, дал ему пинка. – Я нахожусь под колпаком у собственной дочки!

– Видимо, вы забыли внушить ей систему ценностей, – буркнул Пикорин, внимательно разглядывая паркет.

– Что ты имеешь в виду? – устало спросил Гончаров. – Она вся обвешана этими ценностями!

– У Дарьи – ваш ум и хватка, при этом полное отсутствие такого естественного чувства к людям, как доброта, – проворчал Пикорин.

– По-твоему, я тоже злой человек? – быстро спросил Гончаров.

Пикорин усмехнулся и промолчал.

– Вообще-то, я предполагал, что уеду из клуба вместе с Ириной, – пробормотал Гончаров.

– К счастью, вы были с другой барышней! Вам не жаль Леру, а, Михаил Васильевич? – хмыкнул Пикорин.

– Жаль, жаль, – отмахнулся Гончаров. – Мне всех жаль…

– А вели себя, как завзятый ловелас! Три девушки за вечер, не слишком ли много? – шутливо пожурил босса Пикорин. – Вика Четвергова потом плакала у меня на плече.

– Надеюсь, ты её утешил?.. Не мог же я идти без сопровождения в клуб! – хмуро протянул Гончаров. – И потом, я не знал, что Лера проявит ко мне такой живейший интерес. Было бы нетактично не подыграть ей! Кстати, я весьма рассчитывал на небольшую ревность со стороны Ирины, ведь у женщин чувство соперничества превосходит даже чувство самосохранения.

– Ну, и подыграли? – хмыкнул Пикорин.

– А почему ты не предпринял ничего, когда Дашка пошла за ней в туалет? – перебил Гончаров.

– Я думал, что ваша дочь пошла в туалет, вот и всё, а вот почему вы не задержали её?.. Но с другой стороны, может быть, и к лучшему, что всё случилось так, как случилось, ведь если бы ваша Даша подставила ножку известной телеведущей, то…

– Не напоминай мне про телеведущую, – хмуро буркнул Гончаров. – Нейтрализацию Дашки начинаем с понедельника, договорились?..

Пикорин встал и направился к двери.

– До понедельника я свободен? – оглянулся он.

Когда начальник службы безопасности вышел, Гончаров сунул папку с компроматом в стол и запер его на ключ. Сегодняшнее решение далось ему нелегко, но другого выхода он просто не видел. Поэтому все последующие закрутившиеся события вполне можно будет объяснить Законом Последней Капли.

Московский воздух

Было ещё не поздно, всего десять часов вечера.

Морозный ветер подхватил Льва Тимофеевича и понёс, словно ручей щепку, когда старший следователь вышел из поезда на платформу Ярославского вокзала. Шуршащий долларами столичный воздух заполнил лёгкие Льва Тимофеевича за какую-то пару секунд и напрочь вытеснил все провинциальные запахи, нечаянно привезённые Рогаткиным из Тихорецка.

Печально покосившись на открытую дверь известной кофейни, Лев Тимофеевич юркнул в душную пасть метро, хотя ему очень хотелось пить.

Через полчаса, уже у дома, он забежал в универсам и купил бисквитную мышь из печени для Белоснежки и хлеб с молоком для себя. Подойдя к дому, в котором жил, Рогаткин нашёл глазами три своих тёмных окна, но белого силуэта с хвостом за двойной рамой так и не обнаружил, как не всматривался. Ему внезапно показалось, что где-то тревожно мяукает кошка…

– Здравствуйте, Лев Тимофеевич! – консьержка оторвалась от вязания пухового носка. – Приехали, значит?.. А у вас из почтового ящика письмо торчит, имейте в виду.

– Чтобы я без вас делал, Констанция Филаретовна? – расшаркался Рогаткин и, открыв почтовый ящик, достал пухлый конверт из налоговой инспекции.

К кухне, когда он вошёл в квартиру, было темно и пусто. В углу на потолке сидел паук Джонатан и равнодушно смотрел на проявившуюся голографию Льва Тимофеевича. Более никаких живых существ старший следователь в собственной квартире не обнаружил, как не искал под всеми кроватями.

– Дружище, – приветствовал паука Рогаткин, ставя чайник на газ. – Что тут случилось в мое отсутствие, а?..

Паук шевельнул лапками, дав знак, что слышит вопрос, но почему-то в диалог вступать не спешил.

«Белоснежка сбежала от меня!» – догадался Лев Тимофеевич и, подойдя к окну, очертил взглядом траекторию «открытая форточка – дерево – земля».

Монументальная женщина в чёрном балахоне пела в телевизоре арии, покачивая огромным бюстом, уже полчаса. Старший следователь, устав смотреть и слушать, переключился на новости, а потом и вовсе выдернул штепсель и пошёл спать, хотя арии с новостями обожал.

Он не видел, как в полной темноте в кухонную форточку влезла Белоснежка и прыгнула на подоконник. Длинный шерстяной хвост мелькнул, кошка аккуратно съела бисквит из печёнки из кошачьей миски и начала неторопливо умываться…

Срочно, спешно, безотлагательно, неотложно

Когда Рогаткин проснулся в начале седьмого утра, кошка Белоснежка спала рядом, положив на подушку голову и прикрыв глаза лапой. Рогаткин от счастья чуть не закричал на весь дом благим матом, но смог удержаться и пошёл с ним, то есть с не расплесканным счастьем, на службу в межрайонную прокуратуру.

По дороге думалось о многом, в основном о личном. Одиночество обязывало.

Мимо светофора, у которого он остановился, медленно проехала «спайдер-корса» цвета бургундского вина, и следователю показалось, что внутри он увидел знакомое лицо популярной телеведущей. Автомобиль скрылся в утренней дымке среди сотен машин, а Лев Тимофеевич, быстро переходя дорогу, уже думал о Свете Дочкиной.

«Кажется, что без этой милой женщины я не могу жить!.. Что же я не остался у неё тогда? Ах, тюфяк, тюфяк, как это похоже на тебя, Лев Тимофеевич, – вздыхал он. – А позвоню-ка я ей сегодня вечером, и всё пойму по голосу! Или не пойму?..»

С неба падал снег. Уличный скрипач на углу у прокуратуры пытался играть «Зиму» Вивальди. Рогаткин встал рядом и с большой долей сарказма послушал, отбивая такт ногой и помогая себе портфелем. Уловив знакомые нотки в какофонии разнообразных звуков, старший следователь вытащил из кармана десятку и вручил её музыканту.

Навстречу Льву Тимофеевичу шёл гражданин в длиннополом пальто, и в сопровождении пожилого пуделя. «Где-то я уже видел эту минорную парочку!» – оглянулся на них Рогаткин. Пудель и гражданин остановились и тоже проводили глазами Льва Тимофеевича.

– Хорошие люди нередко выглядят смешными и неловкими, путаются в словах, ногах и в жизни. И к тому же часто заикаются, старина! – едва слышно сказал гражданин, глядя, как Лев Тимофеевич сворачивает к серым воротам прокуратуры, на которых были выкованы щит и меч, а снизу пририсована каким-то хулиганом – нецензурная совесть. Пудель задумчиво гавкнул:

– Я в курсе, хозяин.

Собака и человек обменялись взглядами и пошли дальше.

– Лев Тимофеевич, вы уже на месте? Разделись-разулись?.. Ну, и славненько! – позвонила Рогаткину секретарь прокурора Софья Арнольдовна Зонт. – Зайдите к начальству. Петр Никодимыч гневаться изволят!

И Рогаткин, едва успев снять куртку, выскочил из кабинета.

– Нашли, значит, гробы и солдата, который их вёз? – с сарказмом проворчал Евтакиев, выслушав все результаты командировки в Тихорецк. – Ну, неплохо, неплохо… Не забыли, что за вами рефрижератор и швабра, Лев Тимофеевич? Но главное, всё-таки…

– Рефрижератор, – кивнул следователь.

– Швабра, Лев Тимофеевич! – поморщился Евтакиев. – Срочно, спешно, безотлагательно найдите священную швабру! Мне звонили со Старой площади, и намекали, что скандал выходит нешуточный. Даже местами грандиозный выходит скандал, – шёпотом докончил прокурор.

«Перспективы относительно швабры не совсем хорошие, даже, можно сказать, абсолютно плохие!» – подумал Рогаткин.

– Среди воров есть счастливые люди, – тем не менее, вслух пробормотал он.

– Кто бы сомневался! – согласился прокурор и, помолчав, спросил: – А почему вы так думаете, Лев Тимофеевич?

– В музее Кристальди есть более ценные сокровища, а вор взял швабру с позолоченной ручкой! – криво улыбнулся следователь. – Полное отсутствие логики! Я почти уверен, что у него проблемы с образованием. Ну, в смысле, образованные люди, как известно, крадут вагонами…

Прокурор громко кашлянул.

– Лев Тимофеевич, езжайте сегодня же в музей, а на досуге пораскиньте умом о тех, кто напал на рядового Шабалкина и украл рефрижератор, – откашлявшись, буркнул он.

– Я только о рефрижераторе и думаю! – заверил Евтакиева Лев Тимофеевич, и откланялся.

На выходе из прокуратуры Рогаткин нос к носу столкнулся с господином, который вышел из «бентли-континенталя» и наклонился, чтобы завязать шнурки.

«Золотой мобильный, золотая расчёска, золотые очки, ручка, часы и даже шнурки с золотыми наконечниками», – немного рассердился на убедительного посетителя Лев Тимофеевич. Он располагал сведениями, что это Гончаров, владелец холдинга «Тара. Упаковка. Удобрения».

Бизнесмен и следователь, едва взглянув друг на друга, разошлись в разные стороны. Они не были знакомы, к тому же Лев Тимофеевич спешил в галерею Фирюзы Карнауховой.

У уличных касс галереи было не протолкнуться, но Лев Тимофеевич терпеливо выстоял довольно длинную очередь и, незаметно, как ему казалось, подошел к тому месту, где ранее недолго экспонировалась швабра. Там было пусто, лишь висела какая-то веревочка…

Мимо с веником под мышкой прошла уборщица в синем халате и ехидно покосилась на Льва Тимофеевича.

– Здравствуйте! – сняв очки, улыбнулся как можно шире Рогаткин. – Я следователь, – напомнил он. – Помните нашу интересную беседу?..

– Я всё помню, мил человек, – уборщица переложила веник в левую руку, и, встав на цыпочки, приблизила своё лицо к лицу Льва Тимофеевича. – Так, может быть, ты швабру и унёс? Я не забыла того прекрасного момента, как ты топтался тут! А ну-ка, дыхни…

Лев Тимофеевич оскорблённо дыхнул и закрыл рот. Уборщица отпрянула.

– Огурцами закусывал? – угадала она.

Лев Тимофеевич, уронив портфель, вытащил из кармана своё удостоверение старшего следователя, и сунул его под нос уборщицы, кляня себя почём зря, что почему-то всегда пасует перед ними. В ответ уборщица тоже вытащила удостоверение. «Президент Всея Руси – Пуговицына Мария Ивановна» – значилось там.

– В метро приобрела, – бережно убрав «президентские корочки» в нагрудный карман халата, Мария Ивановна шмыгнула носом и отошла от Льва Тимофеевича по своим делам.

– Ну, подождите же! – обескуражено воскликнул следователь. – Я имею к вам пять, нет, шесть вопросов, Марь Ивановна! Ведь украли священную швабру, а вы, вполне возможно, могли видеть похитителя.

– А я тут при чём? Привязался! Отстань, смола! – огрызнулась Мария Ивановна.

Лев Тимофеевич вздохнул и, стараясь не следить, пошёл на выход. Кочующий музей редкостей Кристальди постепенно заполнялся интересующимся археологией народом, а у Рогаткина вдруг заболело сердце.

Там, где живет Бубс

Улица Большие Каменщики.

«Мне надо на первый этаж, в квартиру номер два», – достав блистер с валидолом и выдавив оттуда таблетку, вспомнил следователь.

Положив таблетку под язык, Рогаткин вошёл в единственную дверь на фасаде здания, из которой нещадно воняло кошачьей мочой. Лев Тимофеевич был удивлён и растерян, он невесть почему решил, что известный коллекционер Натан Бубс живёт, если не в апартаментах с евроремонтом, то в приличной охраняемой квартире, но перед ним был абсолютно гнилой купеческий дом с просевшими потолками постройки середины 19-го века.

А надо вам сказать, что перед тем, как поехать в гости к Бубсу, старший следователь сначала зашёл в аптеку за валидолом, а затем в винный бутик, чтобы купить виски «Джек Дэниелс». Полюбовавшись на сёмгу в соседней лавочке, Рогаткин приобрёл увесистый кусок рыбы, и, наконец, был готов отправиться к Бубсу, но у магазина, позвякивая медными колокольчиками на щиколотках, пели кришнаиты. Лев Тимофеевич остановился и, отбивая ногой ритм, попел вместе с ними, поскольку был очень музыкальным человеком! Кришнаиты проводили Льва Тимофеевича негромкими аплодисментами.

– Мы тут через день поём, – отзывчиво пояснили они. – Приходите, Лев Тимофеевич!

– Совет вам и любовь! – сдержанно попрощался старший следователь.

– Пойдёмте с нами, чаю с тортом попьём! – предложили кришнаиты.

– В другой разок, – кивнул Рогаткин. – Дела, дорогие мы.

Итак, он вошёл в дверь старого дома на задворках улицы Большие Каменщики и постучался старинным молоточком в дверь, на которой висела табличка «БУБС». Через полторы минуты дверь скрипнула, и на пороге возник очень толстый одышливый старик в полосатой пижаме. Торсом и выпуклостью жёлтых глаз Бубс живо напомнил Рогаткину сеньора Кристальди.

– Простите, – начал Рогаткин.

– Да, – согласился Бубс.

– Вы Бубс Натан Фридиевич? – уточнил старший следователь.

– Возможно, – старик шумно выдохнул и повторил: – Вполне возможно, что я Бубс! А вы кто?..

– Лев Тимофеевич Рогаткин, следователь межрайонной прокуратуры, – Рогаткин щёлкнул каблуками.

– Хотите зайти, Лев Тимофеевич? – ухмыльнулся коллекционер.

– Не откажусь, – кивнул Рогаткин.

Гостиная, в которую они вошли, была похожа на заставленный антикварной мебелью чулан. Лев Тимофеевич с интересом оглядел полки с книгами, стол, диван и пару кресел.

– Неужели, вы тут живёте? – спросил он. – Домик-то старый…

– Да, удобства во дворе, – проворчал Бубс. – Канализация сгнила еще в прошлом веке, знаете ли.

– Я бы не смог во двор за удобствами ходить! – ужаснулся старший следователь. – Особенно зимой.

– Куда бы вы делись, если б вам приспичило? – хохотнул Бубс и кивнул на кресло. – Присаживайтесь… Между прочим, весь этот дом мой! Я купил его у городских властей, когда из него выселили всех жильцов.

– И что же вы с ним будете делать? – с невольным уважением поинтересовался следователь. – Он же на редкость плох.

– Найду спонсора, – нахмурился, затем улыбнулся Бубс. – Миллиончика бы три вложить в эти гнилые стены…

– Знаете, у меня нет причин сомневаться в вашей прагматичности! – Лев Тимофеевич открыл свой портфель.

Оттуда на свет поочерёдно были извлечены – бутылка виски, сёмга и буханка ржаного хлеба. Мужчины обменялись заговорщическими взглядами, открыли бутылку, и разговор их потёк в весьма дружелюбном русле.

– Натан Фридиевич, чья именно швабра, на ваш взгляд, пропала из галереи Карнауховой? – через полчаса занимательной беседы спросил Лев Тимофеевич то, зачем, собственно, пришёл.

Бубс задумчиво жевал и глядел в пол.

– Швабра Кришны. Индуизм, дорогуша, – уплетая сёмгу, наконец облизал палец Бубс. – Посол хороший…

– Постойте, но ведь швабры Кришны, насколько я знаю, не существует? – запротестовал Рогаткин.

– Ах, да! – Бубс стукнул себя по лбу масляной ладонью. – Ах, да… Я совсем забыл!

– Вот, кстати, фотография швабры, Натан Фридиевич. Не хотите посмотреть?..

Бубс мельком взглянул и вернул снимок.

– Нечёткий… Так, значит, у Кристальди могла быть, либо швабра царицы Савской, либо швабра Иуды, да-с!.. Все остальные швабры хранятся в закрытых частных коллекциях, и лишь эти две выставляются в музеях! Я, Лев Тимофеевич, читал в своё время на одном из факультетов одноименный курс «Швабры», и на этих швабрах собаку съел, – засмеялся Бубс, разливая по третьей. – За вас, Лев Тимофеевич! У вас есть ещё её изображения?.. Я бы взглянул.

Рогаткин вытащил из портфеля видеозапись, взятую из музея, и протянул её Бубсу. Тот поднялся и, ворча, вставил диск в ноутбук, но кроме спины какого-то малоподвижного гражданина, который склонился над шваброй в тот роковой день, они так ничего существенного и не увидели.

– Произошёл огромный исторический просчёт в том, что швабра утеряна… – взахлёб делился общеизвестной информацией о швабрах Бубс, а Лев Тимофеевич пытался внимать. – Всё не так явно, как сказал слепой! – наконец, подвёл итог их разговора Бубс и с сожалением покосился на пустую бутылку «Джек Дэниелс» под столом.

– Но что это было – альтруизм или ошибка? – Рогаткин собрался с духом и всё-таки задал мучивший его вопрос.

– А вы уловили суть, – грустно ухмыльнулся коллекционер. – Не даром кушаете свой хлебушек, гражданин следователь, да-с… Право на ошибку есть у каждого фармазона! И потом, есть ценности бесспорные, а есть небесспорные.

– Подождите, но ведь страховая стоимость священной швабры составляет десять миллионов долларов? – напомнил старший следователь.

– Пойдёмте, я вам кое-что покажу, – Бубс встал и отдёрнул занавеску в углу.

За занавеской была дверь, похожая на дверцу банковского сейфа. Коллекционер наклонился и, нажав на какой-то рычажок, толкнул дверь плечом.

– Заходите, не бойтесь, у меня тут кладовка, – Бубс кивнул на металлический кувшин, стоявший на полке. – Вот сосуд со злом дьявола, держите, только крепко!

– С чем? – Рогаткин отдёрнул руку. – Что за гадость вы мне даёте, я ни за что не возьму!

– Если вы не верите в дьявольское зло, то для вас это просто кувшин, не так ли? – хихикнул Бубс и с грохотом поставил сосуд обратно на полку. В кувшине что-то зашипело, звук был похож на брызги масла, попавшего на горячую плиту.

– Или вот, – Бубс достал из кармана ржавый ключ. – Откроем ящичек и посмотрим старинное подносное блюдо, – коллекционер вытащил из деревянного ящика небольшой бронзовый поднос. – На этом подносе подавали обед самому Александру Македонскому во время его походов, и в то же время, это всего лишь гнутая почерневшая штуковина! – Бубс бережно спрятал блюдо в ящик и закрыл его. – Или вот, бирки от первых платьев Шанель! – подмигнул он. – Очень большая ценность для понимающих в бирках! Хотите, подарю?.. А то в них всё равно никто не понимает.

Через час хмурый Лев Тимофеевич вышел на улицу и почесал перчаткой морщины на собственном лбу.

– Скорее всего, через несколько лет швабру выставят на аукционах «Сотбис» или «Кристи», да-с! – вслед ему напутственно произнёс коллекционер. – Вот увидите, выставят, как пить дать! Заходите в гости, всегда буду рад вас видеть, Лев Тимофеевич. За мной бутылка!..

Рогаткин закурил, глядя на звёзды, и оглянулся в поисках туалета.

В Москве стоял собачий холод.

Гончаров

Дарья Михайловна Гончарова, горящими от негодования глазами кивнула на «ELLE», который он специально захватил с собой. Это был их обычный воскресный обед в ресторане «Вертинский».

– Пап, тебе не надоело рассматривать эту телеведущую? – спросила дочь, пробуя вино и морщась. – А помнишь, как целый год ты ходил в эротический салон подстригаться? Там клиентов обслуживали голые маникюрши и парикмахерши.

– Помню, – кивнул Михаил Васильевич. – Ты за мной шпионила? Как некрасиво, Дарья Михайловна.

– Сколько они с тебя денег содрали? – Дарья Михайловна с аппетитом жевала зелень.

– По прейскуранту, – усмехнулся Гончаров.

– Твои тридцать три любовницы, папа, вот уже где у меня! – Дарья Михайловна поправила пирсинговую «гантельку» в носу.

– Мои тридцать три любовницы тебя не касаются, Даш, – примирительно сказал Гончаров, когда официант отошёл. – Неужели, ты никогда не поймешь меня?..

– Папа, а ты – меня? – Дарья Михайловна раздавила вилкой креветочные роллы и улыбнулась. – Я не хочу никаких чужих баб около тебя! Никаких жадных и алчных баб больше… Ни одной! Я им всем ноги повыдираю, вот увидишь…

– Если ты ещё кому-нибудь сломаешь нос, эгоистка… – уронил вилку Гончаров.

– Пап, ты что, шуток не понимаешь? – наклонив голову, ласково спросила дочь. – Ну, пап, ты совсем…

И тут Гончаров в тысячу первый раз понял, что топать ногами и грозить бесполезно – время увещеваний прошло безвозвратно.

– Посмотри в зеркало на свое изношенное лицо, папа!.. Посмотри, хотя бы минуту. И потом ты всегда выбираешь не тех! Всегда не тех, папа… Скажи, ну какой в этом смысл?.. Спасибо, на сегодня я сыта, – прошла минута, и дочь походкой победительницы уже выходила из ресторана.

Гончаров вздохнул, доедая заказанный суп.

«Каждый мужчина по-своему идеалист, – думал он, глядя в тарелку на варёный лук. – Дщерь решила, что я все силы должен вкладывать в бизнес, но в настоящий момент мне не хватает женщины рядом. В моём доме её просто нет! Там, иногда бродят Даша, мыши и я – живые привидения моего дома».

Неделя нейтрализации скандалистки

Даша Гончарова села в машину и с наслаждением закурила. Она точно знала, как держать руку на пульсе жизни своего папы.

Хаотичность передвижения, с которым Даша обычно перемещалась по Москве, была неплохо изучена экипажем машины, который следовал за ней всегда. Дочь Гончарова по привычке заехала в «Паттерсон» и, ничего не купив, ровно через десять минут бодро вышла через «нулевую» кассу.

– Ну что, малыш, охраняешь? – Даша улыбнулась симпатичному охраннику, который стоял на выходе.

– Расстегните куртку, – улыбнулся охранник ещё шире.

– А больше ничего?.. – возмутилась Даша.

Только через два с половиной часа она вышла из двери чёрного хода магазина в сопровождении наряда милиции. Пакет чипсов, упаковка финской карамели «Ежевичка», блок жвачки «Орбит» и три шоколадных яйца «киндер-сюрприз», которые извлекли из её куртки, стоили больше пятисот рублей.

Телефон отца не отвечал. Ночь Даша провела в «обезьяннике».

– Всяко в жизни может быть! – сказал ей утром оперативный сотрудник Махноносов. – Дело завели, подписочку о невыезде оформили, так что ждите повестку в Москворецкий суд, Дарья Михайловна.

– И что? – обернулась Даша. – Что дальше, плебей?..

– Полгода исправительных работ, – пожал плечами плебей Махноносов. – Вы ж, рецидивистка, Дарья Михайловна! Зря вы так сопротивлялись вчера в «Паттерсоне», ведь за то, что вы покусали сотрудника милиции, ещё полгодика накинут! Бывайте…

Даша вышла из отделения милиции, огляделась и пешком пошла к магазину «Паттерсон». Её «форда» у магазина не было. Постояв на том самом месте, где оставила «форд-маверик», она вытащила из кармана связку ключей, «севший» телефон и бумажник. Найдя банкомат, Даша просканировала кредитку. Появившаяся надпись – «кредит исчерпан» возмутила её.

Через пять минут, остановив такси с «шашечками» на крыше, она велела таксисту:

– На Моховую! Быстро!

Несколько минут прошли в молчании, Даша задремала…

– Приехали, девушка, пятьсот с вас, – услышала она сквозь сон.

– Я сейчас принесу! – Даша толкнула дверь, но та была заблокирована.

– Платите, девушка, – хмуро выдавил шофер, тощий парень с гнилыми зубами.

– Пойдёмте ко мне, – Даша подёргала дверцу и достала бумажник. – У меня кредитка, видите?.. Зато дома есть деньги. Откройте дверь!

– Поехали лучше в милицию! – таксист, круто развернувшись, газанул обратно к магазину «Паттерсон».

– Вы с ума сошли?.. Эй, подождите, давайте договоримся! – Даша схватила таксиста за руку. Тот невозмутимо молчал, рука с печаткой на среднем пальце уверенно покоилась на руле.

– Знаете, что? А хотите мой телефон? – Даша с сожалением протянула мобильник.

– Работает?.. Не вопрос, – водитель протянул руку. – Выходи здесь!

Даша снова стояла у магазина «Паттерсон», на том самом месте, где припарковалась вчера. На Моховую она пошла пешком, хотя уже забыла, когда пешком ходила по Москве.