Текст книги "Священная швабра, или Клуб анонимных невест"
Автор книги: Светлана Борминская
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Никогда не включай его, слышишь? – исступлённо повторял Лапшин. – Лучше удавлюсь, чем буду кормить тюремных вшей!..
– Да не буду я, не буду, – пряча мокрый и поцарапанный мобильник в карман, широко улыбнулся Долгов. – Не дрейфь, дурачок…
– Забудь ты про этот шантаж, надо затаиться и сидеть тихо, как мыши!.. – ещё минуту нравоучительно повторял напарнику Лапшин.
Долгов, кусая губы, зло сплёвывал на снег, потом достал из телефона «симку» и демонстративно поджёг её, сунув напарнику под нос: «Нюхай, Лапша, и не ссы больше!..»
Рабочий день продолжался, мимо по трассе непрерывным потоком в сторону Москвы шли гружёные машины, обдавая смрадом сидящих в машине пэпээсников.
Обугленный комочек пластика с минуту валялся посреди трассы Москва – Ростов. Одна из фур подхватила его задним колесом и увезла в сторону областного центра навсегда.
Пирожки
«Дожил до седых волос, а не знал, что тихорецкие жители все, как один, пекут знатные пироги с кислой капустой!» – Лев Тимофеевич споткнулся на повороте, откусывая от большого сочного пирога, которым его сегодня угостили.
Рогаткин уже второй день подумывал остаться в Тихорецке жить, чтобы жениться на хорошей девушке, завести детей и дождаться внуков. Выходит, гены провинции, всё это время дремали в нём, доедая пирог, изумлялся Лев Тимофеевич самому себе. Вдобавок, со вчерашнего дня у него начали «гореть» уши, а уши у Льва Тимофеевича были своеобразной амплитудой, и всегда пламенели, как только уголовное дело подходило к концу.
Тихорецкие жители, тревожно зевая, наблюдали за долговязым незнакомцем в меховой шапке и оранжевом шарфе, который брёл в сторону сауны «Посейдон», кусая на ходу пирог и оглядываясь. Постояв на резном крылечке сауны полчаса, Лев Тимофеевич окончательно замёрз, дожидаясь коллеги, и лишь затем вместе они вошли внутрь. В сауне в тот вечер было чрезвычайно многолюдно.
– Что это у тебя с ушами, Лёвушка?! – воскликнула майор Дочкина, когда увидела вышедшего из раздевалки старшего следователя, завёрнутого в одну лишь простыню.
– С ушами у меня полный порядок, Света! – шёпотом успокоил коллегу Лев Тимофеевич и, прокашлявшись, кивнул на гипсовую статую дамы в холле сауны. – Кто эта милая женщина?..
– Финская озёрная ведьма, – Света в смятении перевела взгляд с ушей Льва Тимофеевича на ведьму. – Тихорецк и финский Кваа-Кваакеен – города-побратимы, неужели, ты ничего об этом не слыхал, Лёва?..
Лев Тимофеевич неожиданно обиделся, но виду не подал, и около часа они парились, не проронив ни слова.
– Ну что, скоро уезжаешь от нас? – поинтересовалась майор Дочкина, когда они уже собрались уходить.
– Как всё выясню, так и уеду, Светлана Георгиевна! – близоруко прищурившись, буркнул Лев Тимофеевич.
«Не смотри ему в глаза, влюбишься! – строго велела себе Света. – Ты – да, а он – нет».
– Хорошо отдохнули, – проводив Светлану до дома, вынужден был признать Рогаткин. – Спасибо, Света, я вообще-то в сауны не ходок. Не до саун мне, Света!..
– Неплохо отдохнули! – согласилась Дочкина, поперхнувшись смехом, и зайти в гости в этот раз не предложила, зато предложила поделиться пирожками, которые несла в сумке.
– Я тебе их заверну, Лёвушка, – сделав кулек из газеты, проворковала она.
– Спасибо! – рассеянно поблагодарил Лев Тимофеевич и пошёл в гостиницу, нагруженный мыслями и пирожками.
«А с чем пирожки? Неужели, снова с капустой?» – оттопырив губу, он развернул кулёк. Пирожки оказались с гречневой кашей и грибами. Начинка до слёз поразила Льва Тимофеевича, и он разлил чай прямо на кулёк.
Тут-то его взгляд и упал на объявление.
Монастырская пасека «Тумаркин Двор» – меды цветочные, гречишные и самые ценные – липовые! Продаются в бочонках! Туесках! Стеклянными банками и сотами! В неограниченных количествах – от ложки до тонны – в вашу тару! Товар сертифицирован. Адрес: Чашкинский район, п. г. т. Пыхтино. Направо от яслей «Буратино» – 150 м. Милости просим!
– Ага, – протянул Лев Тимофеевич. – Ага, ага… – и развернул газету, читая другие объявления, и, наконец, его взгляд выхватил нужное.
Частному молочному хозяйству в деревне Вилкино необходим подержанный трактор на ходу. Не дороже 100 т. руб. Звонить по телефону…
– Если покупали трактор, то вполне могли купить и рефрижератор! – Лев Тимофеевич допил чай и покосился на последний пирожок в кульке. – Завтра съем, – пообещал он себе и завалился спать.
В номере было холодно, как в ледяном погребе, но закутанному в три одеяла Льву Тимофеевичу уже снились весёлые сны. Почему-то про обезьян.
Пчеловод Монахов
Утром старший следователь зашёл в редакцию местной газеты и попросил сделать распечатку объявлений, намереваясь по приезде из Чашкинского района обзвонить всех, кто давал объявления о покупке грузовых автомобилей.
Уже через час Лев Тимофеевич стоял в сугробе напротив яслей «Буратино» и закуривал. Пыхтино оказалось небольшим посёлком с водокачкой, баней и почтой на главной улице имени Командарма Будённого. Лев Тимофеевич огляделся и повернул направо, как было написано в объявлении.
На краю посёлка за глухим забором стояли три деревянных дома. За домами внавалку лежали старые пчелиные ульи, припорошенные снегом, и – тишина, лишь цепная собака звонко погавкала на Льва Тимофеевича, когда тот, открыв калитку, заглянул во двор.
– А их не-е-ету!.. Они мёд поехали продавать на ярмарку в Ко-о-ошкино, – распевно сказал кто-то сзади и Лев Тимофеевич обернулся на певучий голос.
Позади Рогаткина стояла симпатичная женщина лет пятидесяти с чрезвычайно синими глазами. В Москве таких глаз Лев Тимофеевич ни разу не видел, поэтому заулыбался.
– За мёдом приехали? – тем временем поинтересовалась женщина.
Лев Тимофеевич радостно кивнул.
– А чего без бидона? – женщина, смешно вытаращив глаза, смотрела на старый кожаный портфель с двумя замками в руках следователя.
– А что?.. Я в туесках куплю! – начал оправдываться следователь.
– А-а-а, – женщина также распевно вздохнула и пошла вдоль забора по тропинке. – Монаховы только вечером приедут, имейте в виду! – через пару метров обернулась она.
– Здравствуйте, меня зовут Лев Тимофеевич! Можно от вас позвонить? – спросил Рогаткин у начальника почты, в которую зашёл со служебного входа. – Вообще-то я из прокуратуры, – добавил он, увидев неподдельное возмущение в глазах начальника, пожилого мужчины с внушительной лысиной на шишковатом черепе.
Итог часовых телефонных разговоров старшего следователя был неутешительным: ни одно хозяйство, из дававших объявления о покупке грузовых автомашин, в прошлом году рефрижератор не покупало. До вечера еще оставалось время, и Лев Тимофеевич решил прогуляться по посёлку.
«Бог милостив, всё равно найду!» – вздыхал Рогаткин, в пятый раз обходя Пыхтино. Его шапка и шарф уже примелькались местным жителям, и даже собаки переставали лаять, когда Лев Тимофеевич шёл мимо них.
– Я вот тут смотрю на вас, как вы ходите, – перед старшим следователем из-за сугроба возникла всё та же женщина с синими глазами. – Не замёрзли?.. Хотите в яслях посидеть?
– А как же дети? – тяжело вздохнул Рогаткин.
– У нас ремонт и краской пахнет, вот как выветрится, тогда и дети будут, – нараспев ответила женщина. – Краски боитесь?
– Немного, – пробормотал Лев Тимофеевич.
– Тогда пойдёмте, – женщина улыбнулась, – скоро сериал начнется!..
Так, глядя в старенький «Рубин», Лев Тимофеевич просидел целый час, с удовольствием вникая в жизнь одной мексиканской семьи из ста человек. «Приеду в Москву, обязательно продолжение посмотрю», – вдруг поймал себя на мысли старший следователь.
– Скажите, а пасека «Тумаркин Двор» имеет отношение к монастырю? – когда фильм закончился, поинтересовался Лев Тимофеевич.
– Нет, просто Андрюшка, хозяин пасеки, с бородой ходит и фамилия у него Монахов! – Тамара Ивановна, так звали завхоза яслей, глянула в окно.
– Так он не монах? – обрадовался Рогаткин.
– Да какой там монах, если троих детей имеет! – развела руками Тамара Ивановна. – Вон, кажется, это его машина едет.
Лев Тимофеевич с благодарностью раскланялся и заторопился к выходу.
У знакомого забора стоял маленький грузовичок с тентом, полный алюминиевых фляг.
– Я старший следователь межрайонной прокуратуры Рогаткин, – представился Лев Тимофеевич косматому мужику в старой дубленке и при бороде.
– А я Монахов Андрей Юрьевич, – хмыкнул мужик, переглянувшись с коренастой женщиной, стоящей у калитки. – А почему без бидона?..
– Я в туесках возьму, – пообещал Лев Тимофеевич.
– Тогда пойдёмте в дом, – кивнул Монахов. – Туески у меня там.
*
– Я всё отлично помню из-за девушки, она голосовала, – Монахов пригладил бороду и быстро оглянулся на супругу, которая накрывала на стол в соседней комнате. – Я подбросил её до дома, а потом вернулся, хотя, знаете, россказням таких барышень, я обычно не очень-то верю.
– Там был труп?! – привстал старший следователь.
– Труп?.. – заметно побледневший Монахов снова оглянулся на жену. – Нет, я нашёл солдата, он был жив…
– То есть как жив? – подскочил следователь. – И вы не заявили об этом? Но почему?..
– Парня хотели убить, а я, как не крути, невольный свидетель преступления, разве не так?.. – Монахов кивнул на соседнюю комнату, где играли три его дочки.
– Но ведь Шабалкина ищут! Вы телевизор смотрите, Андрей Юрьевич?..
– Хабиба ищут? – Монахов оторопело поглядел на Рогаткина, и тому стало не по себе. – Но он сирота.
– Почему Хабиб?.. Подождите, вы же сказали, что он солдат?
– Солдат, и одет был, как солдат, – кивнул Монахов, снова оглянувшись на жену. – Я привёз его домой, у него была серьёзная травма головы.
– А где он сейчас? – Рогаткин, теряя терпение, наступил под столом на собственный портфель.
– На пасеке, – сказала подошедшая сзади супруга Монахова. – Садитесь в комнате, чайку попьете. А Хабибу кто-то голову проломил, его наш знакомый фельдшер на ноги поставил.
– Почему вы называете рядового Шабалкина Андрея Игоревича именем Хабиб? – возмутился Лев Тимофеевич. – Он, что, узбек?
– Может и узбек, у него татуировка «Хабиб» – вот здесь, – супруга пчеловода ткнула в своё запястье.
– Да, наколка свежая, ещё не зажившая была, – подтвердил Монахов. – У Хабиба было проникающее ранение в голову, ушиб мозга, и он сразу, как только пришёл в себя, начал откликаться на имя Хабиб.
– В таком случае я хочу его видеть! – Лев Тимофеевич достал из-под стола портфель и решительно встал. – Слова словами, а человек человеком.
– Он на нашей пасеке в Чашкинском лесу. Нужно взять трактор, чтобы расчистить дорогу, – пояснил следователю Монахов. – Ехать-то около десяти километров. А что нам будет? – после долгого молчания, спросил он. – Просто интересно.
– А вы сами как думаете? – набирая номер прокуратуры, ехидно осведомился Лев Тимофеевич. – Алло?.. Это Рогаткин, телефонирую из посёлка Пыхтино. Кажется, я нашёл Шабалкина!.. Нет, рефрижератор пока не нашёл.
Гончаров
Кабинет генерального директора корпорации «Тара. Упаковка. Удобрения».
– Гробы и рефрижератор?.. А почему искали на моём химкомбинате, что, больше спрятать негде?.. Слушай, а если шантажисты, которые звонили мне, имеют к гробам самое непосредственное отношение? – возмущённо выпалил Гончаров. – У прокуратуры ко мне точно никаких претензий нет? Точно, нет?! Ну, уже хорошо…
«Друг Акимушкин и после смерти приносит одни беды… Хотя, при чём тут друг? – тут же одёрнул себя Гончаров и помрачнел. – У меня же нет друзей, они все остались в детстве».
Лера
Отдельная палата быстро осточертела, а инцидент с дочкой Гончарова оставил в душе Леры след незаслуженной обиды.
– Валерия, ты слышишь меня? – ворчала мама, увозя её из клиники. – Не пытайся даже возражать, это – знамение!
– Какое ещё знамение? – Лера последний раз оглядела палату. – Всё взяли?..
– Ничего не забыли, не беспокойся, – покачала головой мама. – Это не твой мужчина, забудь его!
– Но он мне так подходит, мам, – у Леры на глаза навернулись слезы, и сразу же заболела переносица.
– Этот Гончаров не для тебя, доча, найдёшь другого! – вздохнула мама уже в лифте. – Я тебя умоляю, ты такая красавица, а что нос сломан, так заживёт как на собаке!
Они вышли из клиники и постояли под прозрачным козырьком. Красивая хрупкая мама и такая же хрупкая дочь шли к машине, оскальзываясь на тонких шпильках. Две женственные фигурки, похожие на расфранчённых и манерных мультяшных героинь.
– Я поведу, – решительно сказала мама, открывая машину. – Садись рядышком, солнышко!
– Может быть, мне поискать своего суженого на другой планете?.. – Лера осторожно закурила, стараясь не водить носом. – Высокомерный манекен Гончаров так больше и не пришел ни разу, представляешь?.. Я себя чувствую сейчас, как модель Виктория Четвергова!
– Что ещё за Четвергова? – повернулась мама.
– Ну, которую он бросил в клубе «Эврибади», когда познакомился со мной, – закусила губу Лера. – Никогда не думала, что окажусь на её месте, мам.
Лерина мама поджала губы и свернула налево.
В Москве было холодно, снежно, сложно и хронически не хватало любви.
Туда ему и дорога!
Полночи Ирине снились стройные, мускулистые, никогда не выходящие из спортзалов и фитнесов люди. Они не ели, не пили, не занимались любовью и даже не спали, а лишь качались и качались. Их мышцы были безупречны, тела великолепны, а улыбки безмятежны. Потом в сон ввалилась целая орава потных и жирных людей, которые жрали, не переставая ни на минуту, и были похожи на свиней. Они тоже не спали и не занимались любовью, а лишь усердно впихивали в себя огромные куски мяса и пирожных – люди-обжоры, люди, производящие один сплошной навоз! Затем в сновидение вбежали оперные певцы, их смели гигантскими микрофонами репортёры, а репортёров выгнали пинками накрашенные дети из рекламных роликов…
– Мам, вставай быстрей, там, у машины какой-то дядя крутится! Мам, мам!.. – Ирина проснулась, услышав голоса сыновей.
Действительно, рядом с машиной у подъезда прохаживался долговязый субъект в узком пальто, похожем на сутану, а чуть поодаль у столба с наслаждением метил территорию весьма пожилой пудель.
*
«Спайдер-корса», быстро лавируя среди машин, свернула на Ленинский проспект.
– Илларион, а кто это с вами разговаривал? – спросила Ирина. – Он не представился?
– Нет, не представился, – проворчал шофер и, подумав, добавил: – Вами интересовался!
– И что вы ему рассказали обо мне?
– Да не беспокойтесь, ничего не рассказал, – покосился на Ирину шофёр. – Он хотел с вами познакомиться, но я ему отсоветовал.
– Почему, я могу узнать? – уточнила Ирина.
– Ну, вы же не знакомитесь на улице или как?.. Не понимаю я, – Илларион резко затормозил, останавливая машину на светофоре.
– Чего не понимаете?
– И что мужчины в вас находят?.. – пояснил шофер, сворачивая к Лериному дому.
– Что-о-о? – рассмеялась Ирина, но Илларион молчал, как в рот воды набрал, и на Ирину принципиально не глядел.
В комнате Леры пахло валокордином. От быстрых шагов наверху тихо звенела люстра, а за окном садилось на шпагат красное от холода зимнее солнце.
– Выглядишь вроде хорошо, – отметила Ирина с порога. – Ну, как ты вообще?..
– Не знаю… Как тебе мой нос свинюшного цвета? – Лера осторожно сняла повязку. – Ужасный или не очень?.. Только скажи правду, Ир, – с отчаянием в голосе попросила она. – А то мне мама врёт, что я красивая!
Ирина участливо всмотрелась в опухший синий нос ассистентки режиссера ток-шоу «Ультиматум» Леры Веселовой.
– Вроде, прямой, – немного скрасила суровую реальность она.
– Я ещё легко отделалась, ты бы видела бешеные глаза этой малолетки… По-моему, у неё даже зрачки с пирсингом, Ир! Ну и дочь у Гончарова, ну и дочь… Говорят, у него ещё внебрачный сын есть. С гранатометом, наверное, ходит, охраняет папино наследство! – выпалила Лера.
– Но почему ты не защищалась? – возмутилась Ирина. – Дала бы ей оплеуху, в конце концов.
– Старею, – задумчиво пробормотала Лера. – Ир, официантки, продавщицы бутиков, стюардессы – все выходят замуж легко! Все, кто хотел, уже жёны миллионеров, и только мне почему-то не везёт! И потом, я не знаю – зачем Гончаров пришел в «Эврибади» с этой моделью, а уехал со мной? И всё время, пока мы ехали, спрашивал о тебе, Ир, – Лера ойкнула, схватившись за переносицу. – Боже мой, его сумасшедшая дочь сломала мне нос только за то, что я с ним посидела за одним столом, а если бы мы провели ночь, она меня убила бы, Ир, как считаешь?..
«Похоже, бедолага Гончаров никогда больше не женится, ведь он под колпаком у собственной дочери», – подумала Ирина.
– Может, мне на неё в суд подать, а, Ир? – тем временем спросила Лера.
– Не спеши, вдруг он ещё объявится?
– Не объявится уже, – Лера снова осторожно накладывала повязку на нос. – Он, когда приехал в тот день в клинику, поцеловал меня в лоб, как покойницу, а думал бог знает о чём! Всё, Ира, с Гончаровым – всё.
Тихо играла музыка из наушников, в квартире было светло и уютно, в соседней комнате покрикивал малыш.
– Братишка младший, – поморщилась Лера. – Вот кому хорошо-то! Вырастет и счастье сразу закончится, как у меня, Ир…
– Знаешь, а я сегодня Дудкина видела! – вспомнила Ирина.
– С собакой или без? – оживилась Лера.
– С собакой. Хотел на «спайдер-корсе» покататься, или со мной познакомиться, в общем, я так и не поняла.
– Я ж говорю – сумасшедший! – кивнула Лера. – Ну, ты его прогнала?
– В три шеи, – соврала Ирина. – В смысле, водитель ему дал от ворот поворот!
– Молодец, туда ему и дорога, – хихикнула Лера. – Ой, снова нос заболел…
Хабиб и его кролики
Есть такое выражение – ушёл из жизни. Знаете?
(эпиграф)
Они ехали сквозь зимний лес уже второй час. Впереди натужно тарахтел трактор, расчищая дорогу.
– Так у него был перелом основания черепа? – присвистнул следователь, покосившись на красный сгусток солнца в окне машины.
– Человек обладает колоссальным запасом прочности и резервные силы есть абсолютно у каждого организма, – фельдшер пожевал губами, хмуро помолчал, и лишь затем внимательно взглянул на Льва Тимофеевича через желтоватые стёкла очков в роговой оправе.
Иван Макарыч Рыжов представлял собой превосходный образчик сельского фельдшера на пенсии – седой тощеватый дедок при козлиной бороде, в тулупе и кроссовках. Было видно, что энергии старичку не занимать, а багровый в прожилках нос безошибочно свидетельствовал о многолетней любви к медицинскому спирту и самогону.
– Вы же не хирург, и как же вы, позвольте узнать, не побоялись взять на себя такую ответственность? – стуча зубами от холода, спросил Рогаткин. – А если бы Шабалкин умер при проведении операции?..
– Не хирург, кто же спорит?! Но инструменты хирургические имею, и анатомию знаю, – Рыжов передёрнул костлявыми плечами и проворчал: – Я ему, во-первых, санировал рану, а во-вторых, перевязал, ну, и капельницу три раза ставил, чтобы давление внутричерепное снять!.. А если бы Андрюшка не привез Хабиба из той канавы, то, что тогда, а?..
– Километра три осталось до пасеки, – обернулся пчеловод Монахов. – Печка чего-то не фурычит, замёрзли?..
– Есть немного… А с кем он там? – натянув шапку по самые брови, спросил Лев Тимофеевич.
– Хабиб?! Один… Одному хорошо, разве нет? – хохотнул пчеловод.
«Ну, не знаю», – подумал Рогаткин, шевеля в ботинках окоченевшими пальцами ног.
Старая шиферная крыша возникла перед машиной внезапно. На большой поляне стоял большой бревенчатый дом, в окружении заснеженных ульев. Пространство перед домом было невероятно белым, словно из дома никто не выходил уже очень давно.
– Приехали! Вылезайте, сейчас согреемся, – остановил грузовик Монахов, не доехав до трактора около метра.
Из трактора вылез молодой высокий парень в телогрейке и унтах и помахал им рукой. Когда Лев Тимофеевич подошел к нему, он протянул опешившему следователю толстого серого кролика, которого только что нашёл в снегу.
– Кролик, – фыркнул подошедший пчеловод и, прокашлявшись, громко позвал: – Хаби-и-и-иб!..
Из-за дома, со стороны двора появился прозрачный, как привидение, пацан в расстёгнутой телогрейке и валенках и близоруко улыбнулся. То, что Андрей Игоревич Шабалкин настолько мал ростом, Рогаткин не подозревал. Шабалкин, тем временем, подошел ближе.
– Здравствуйте! – суетливо пожал он руки всем четверым поочерёдно, начав с пасечника и закончив следователем. – А я его обыскался, – взяв кролика из рук следователя, Шабалкин быстро взглянул на Льва Тимофеевича, и со скоростью привидения снова исчез за домом.
– Там у него кролики!.. – кашлянув, объяснил Рогаткину Рыжов.
– А можно мне посмотреть? – Лев Тимофеевич оглянулся на пчеловода Монахова.
– Пойдёмте, – кивнул Монахов.
В углу просторного двора в клетках сидели кролики и смешно поедали сено, шевеля толстыми щеками. В курятнике напротив заполошно кудахтали куры. Из хлева высунулась коза и заблеяла, кокетливо подмигнув Льву Тимофеевичу. В нос ударил душный запах навоза и животных.
«Здесь действительно хорошо или мне кажется?» – тревожно спросил Лев Тимофеевич себя, оглядев весь двор.
В избе, куда они зашли из сеней, у печки сидел Андрей Игоревич Шабалкин и, часто моргая, смотрел на закипающий чайник. Под полотенцем, в большой алюминиевой кастрюле что-то шевелилось. Следователь принюхался – пахло квашнёй.
– Андрей, скажи, почему ты откликаешься на имя Хабиб? – с порога обратился к парню Рогаткин.
Шабалкин вздрогнул и посмотрел на следователя непонимающим взглядом.
– Это следователь, Хабиб, – снимая куртку, представил Льва Тимофеевича Монахов.
– Андрей, ты что-нибудь помнишь из того, что было с тобой в конце августа прошлого года? – спросил Лев Тимофеевич, садясь напротив парня. – У тебя голова всё ещё болит?..
– Нет, голова зажила… Я помню, что вёз гробы, а это моя конечная станция, – едва слышно буркнул Шабалкин, оглянувшись на Рыжова.
– Андрюш, – начал Лев Тимофеевич. – Почему ты не захотел вернуться?.. Ну, ты же без документов, странно это как-то, согласись.
– На свете много людей без документов… Зачем вы меня искали? Вам что, больше нечего делать? – сердито отмахнулся тот.
– Заведено дело, ты же служил в армии, – Рогаткин подвинул свою табуретку ближе к Шабалкину. – К тому же пропал рефрижератор, водителем которого ты был. Куда делся груз, Андрюш?..
Шабалкин нервно зевнул.
– Я на самом деле мало, что помню о том, что было в августе, моё место здесь, понимаете? – кивнул он на двух кроликов под столом.
Кролики шевелили ушами и о чём-то беззвучно совещались, не глядя на людей.
– Хорошо, – Лев Тимофеевич покосился на печку и расстегнул пиджак. – Но зачем ты свернул к Тихорецку?
– Я когда-то жил здесь, давным-давно, – Шабалкин оглянулся на Монахова.
– Значит, ты нашел кого-то из родни? – Рогаткин понимающе кивнул.
– Нет, не успел.
– А если мы покажем тебе нескольких людей, ты сможешь узнать, кто напал на тебя, Андрей? – спросил следователь.
Шабалкин хмуро кивнул.
– Попробовать можно, – пробормотал он.
– А почему у тебя татуировка «Хабиб» на руке, Андрюш? – вмешался в разговор пасечник.
– Хабиб… Хабибуллин?.. Кажется, мы договорились с ним после службы, что поедем к нему, – дёрнулся Шабалкин, взглянув на татуировку. – Спросите у него, у Хабибуллина.
– Значит, Хабибуллин твой друг? – уточнил Рогаткин.
– Да, – Шабалкин наклонился, чтобы погладить кролика. – Я не хочу отсюда уезжать, понимаете? – из-под стола буркнул он.
– А как же бабушка Ольга, у которой ты жил? – Лев Тимофеевич наклонился и тоже погладил кролика. – Я виделся с ней в Москве.
Шабалкин резко выпрямился.
– Может быть, хватит, а?.. Я не хочу ни к бабушке, ни к дедушке, ни в Москву, ни к Хабибу!.. Никуда, ясно? – Шабалкин мрачно посмотрел на следователя. – Вот ты в своей жизни возил гробы?
– Собирайся, Андрей, – решительно встал Лев Тимофеевич. – Я не могу, при всём желании, оставить тебя на пасеке.
– Я тебя ненавижу, мент, – зло огрызнулся Шабалкин. – Я впервые просто жил и радовался. Я не хочу возвращаться к ним, они хуже зверей!..
– Кто хуже зверей? – попятился Лев Тимофеевич.
– Люди, – ответил за Шабалкина фельдшер Рыжов.
Лев Тимофеевич сидел в машине и размышлял… Ему оставалось лишь найти рефрижератор, «груз» и вычислить тех, кто покусился на жизнь солдата Шабалкина.
– Ты вернешься, Андрюш?.. – спросил фельдшер Рыжов, глядя на стоящего в колее у трактора Шабалкина.
Тот тоскливо оглянулся, из глаз покатились слезы.
– Бог он всё видит, – кашлянув, сказал фельдшер Рыжов следователю Рогаткину. – Не слушай никого и возвращайся, Андрюшка! Мы тебя будем ждать.
Всю дорогу солдат Шабалкин сидел, нахохлившись, в углу машины. Лев Тимофеевич так и не смог разговорить его – Шабалкин не сказал больше ни слова, лишь молча курил, беззвучно шевеля губами. Лев Тимофеевич прислушался и, к своему удивлению, услышал слова молитвы, которую знал:
Ангеле Божий,
хранителю мой святый,
живот мой соблюди во страсе Христа Бога,
ум мой утверди во истеннем пути,
и к любви горней уязви душу мою,
да тобою направляемь,
получу от Христа Бога велию милость.
Клочки по закоулочкам
Над Тихорецком плыла тихая ночь, похожая на романс Даргомыжского «Мне минуло шестнадцать лет».
Руководитель службы безопасности корпорации Пикорин ходил по заснеженным дорожкам химкомбината с местным двортерьером Шариком, пытаясь вычислить, где бы он спрятал, если бы возникла такая нужда, что-либо ценное. Снегокат «Ямаха» был оставлен им под навесом у вахты, ездить на нём по территории химкомбината было неудобно из-за куч мусора и торчащей из-под снега арматуры.
Мороз крепчал, и огромная территория с закрытыми тёмными зданиями навевала какую-то иррациональную жуть.
«Итак, летом и осенью не было снежных заносов, но с охраняемого центрального входа проехать сюда в любом случае невозможно. Правда, есть ещё запасной вход», – Пикорин достал из кармана копию плана химкомбината и осветил его фонариком.
Впереди, взбираясь на горы и кучи снега, бежал Шарик, который Пикорину явно симпатизировал. То и дело оглядываясь, он вострил уши и мёл хвостом из стороны в сторону, поглядывая на полную луну. Достав из кармана фляжку с коньяком, начальник службы безопасности, сделал три глотка, хмуро наблюдая за собакой. Только через полчаса он дошёл до противоположной стороны комбината и ударом кулака проверил запасные ворота на прочность. Промёрзшее железо издало глухой стон…
«Допустим те, кто хотел во что бы то ни стало въехать на химкомбинат, могли перелезть через забор с несколькими рядами колючей проволоки и открыть засов… В принципе ничего невозможного в этом нет, но куда бы они поставили рефрижератор?.. Допустим, вот сюда, – определил он пару мест. – А как бы они вытаскивали из него злополучный „груз“, ведь каждый из цинковых гробов весит больше центнера?» – Пикорин огляделся. Неподалеку стоял обычный козловой кран, под навесом замерли два погрузчика. Под другим навесом были свалены строительные тележки…
«Одно из двух: на погрузчике, если он на ходу, можно перевезти „груз“ куда угодно, но вряд ли хоть один из них работает, – оглядев технику более тщательно и убедившись, что погрузчики невозможно завести ни при каких обстоятельствах, Пикорин направился к крану. – Допустим, если рефрижератор заезжал на территорию, и если он подъехал прямо сюда, то…» – Пикорин оглядел с фонариком все навесы неподалеку от крана.
Шарик так же тщательно обнюхивал всё, что он осматривал, раскусив, что хозяин что-то потерял, но ничего похожего на злополучный груз нигде не было – ни в двух складских помещениях рядом с запасным выходом, ни под навесами, ни под кусками картона в здании отдела сбыта.
Пикорин устало присел на корточки в одном из пустых цехов и закурил. Пес лёг у его ног и зевнул, косясь на яркий фонарик, который начальник службы безопасности положил на вздувшийся волнами пол.
– Пошухарить еще? – спросил Пикорин у Шарика, когда они снова вышли на воздух.
Пес огляделся и зарычал.
Было около половины четвертого утра. По крыше отдела сбыта уже больше минуты нудно стучал кусок железа. Пикорин покосился на козловой кран и, осветив фонарём стену, обнаружил пожарную лестницу. Подпрыгнув, он быстро вскарабкался по ней на крышу и, увидев стоящие у самого края три металлических ящика, вытащил телефон.
– Мобильник здесь плохо берёт, Михаил Васильевич, что делать?.. – прокричал он в трубку. – Я их нашёл на крыше отдела сбыта! Да, гробы… Сообщить в прокуратуру о находке? Сейчас? Значит, утром?.. Хорошо, простите, что разбудил!..
У пса, сидевшего под лестницей, шерсть на холке вдруг встала дыбом, он вытянул шею и по-волчьи завыл. Пикорин, соскользнув на землю, слепил снежок и кинул им в собаку. Шарик, мгновенно замолчав, завилял хвостом и умчался вперед.
– Не было печали, – ругался Пикорин на обратном пути. – Зато одной головной болью стало меньше, да, Шарик?..
Собака, не оглядываясь, бежала далеко впереди…
Пронесёт
Мела поземка. Воздух у дороги привычно вонял соляркой и бензином.
На трассе Москва – Ростов, на обычном месте, стояла машина экипажа ППС. Мимо, на скорости, к химкомбинату промчались три милицейских автомобиля, под завязку набитые милиционерами.
– Думаешь, нашли?.. Дай мне телефон, – протянул руку Лапшин.
– Я сам! – огрызнулся Долгов, и через пару минут «Моторола» уже пылала в маленьком импровизированном костерке на обочине.
– Вот увидишь, пронесёт, как всегда, – нервно хихикнул Долгов.
– Ты уверен? – мрачно спросил Лапшин. – Если бы ты не звонил Гончарову, о нас бы никто не знал!
Мимо проехал чёрный затонированный джип главы городской администрации. Долгов и Лапшин проводили его глазами, сели в машину и поехали обедать.
По дороге они не разговаривали.
Очная ставка. Хроника событий.
Среди всего милицейского состава, а также составов ДПС и ВОХР г. Тихорецка рядовой Шабалкин никого не опознал.
Через три дня Шабалкин был отправлен на обследование в военный госпиталь, а оттуда в часть, где служил. В течение месяца Шабалкина комиссовали и уволили из вооруженных сил. То, что он не может быть причастен к исчезновению рефрижератора, стало ясно по рентгеновскому снимку его головы.
Последний штрих к портрету
С утра казалось – город затаился…
– Отпросилась к сыну на утренник! – старший следователь Дочкина, обойдя на крыльце прокуратуры Льва Тимофеевича, поспешила к детскому саду «Ёжик» – в начале улицы.
– У тебя есть сын? – изумился Лев Тимофеевич.
– Конечно, – обернулась Дочкина. – Ему пять лет, восемь месяцев и четыре дня.
– Такой большой? – на задавшего вопрос Льва Тимофеевича было почему-то неловко глядеть.
– Практически школьник, – кивнула Света. – Зовут Ваня… В смысле, Иван Иванович Дочкин.
– А что за утренник? – Рогаткин сделал пару шагов за Светой, но затем остановился.
– Ну, зайчиком попрыгает в честь скорого Дня Святого Валентина, – засмеялась майор Дочкина. – Я вернусь минут через сорок, это недолго!..
