Текст книги "Полторы минуты славы"

Автор книги: Светлана Гончаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Самое невзрачное дерево, но эта неделя в мае!..

– До чего же хорошо! Понимаешь японцев – они празднуют такое, – сказала Настя яблоням. Но тут же вернулась к самой занимательной теме последних дней: – Если Карасевича убил тот самый маньяк, что и неизвестного...

Настя всегда горячо участвовала в разных таинственных историях, с которыми приходилось сталкиваться Самоварову. Она считала, что он проницателен, как никто, и потому обязательно должен всюду встревать и наводить порядок. Сейчас убийство в павильоне и исчезновение Карасевича очень ее занимали.

– Почему обязательно должен быть маньяк? – поморщился Самоваров. – Да и Карасевич, возможно, до сих пор жив. Его вещая жена уверена в этом. Этот режиссер из породы бессмертных – с балкона падал, зеленкой упивался. Причем без всякого для себя ущерба!

– А если он в павильоне встретился с убийцей? – не унималась Настя. – Неужели никаких подозрительных следов там не осталось?

– Следов драки и перетаскивания трупа вроде бы не нашли. Прочих следов больше чем надо: там танцевали мамбу, как я понял. Карасевич остался ночевать в павильоне в бесчувственном состоянии. Правда, он имеет обыкновение восставать от пьяного сна внезапно.

– Вот видишь!

– Ну и что отсюда следует? Он набросился на незнакомца, который неизвестно откуда взялся, и зарезал его? Вряд ли: признаков борьбы никаких нет. Другой вариант: Карасевич проснулся, увидел труп, укутал его собственным пальто и сбежал. Тоже ерунда какая-то! Нет, с этим покойником пусть Стас разбирается.

– Хорошо, покойника оставим Стасу. Тогда ты должен найти Карасевича! – воодушевилась Настя. – Вот это неразрешимая задача! Как раз для тебя.

– Конечно! Не хватало мне только бегать по поручениям этой странной Катерины. Если Карасевич жив, то сам найдется.

– А вдруг его похитили?

– Кто? Зачем? Где требования похитителей? Если только он жив...

– ...и не продан на органы, – вставила Настя.

– Вот это ты хватила! Для этого Карасевич чересчур известная личность. Хорошо, допустим, что по территории завода рыскали какие-то дикие охотники за живым товаром. Почему они не позарились тогда на более молодого и спортивного неизвестного? Того, что сменил Карасевича на диване?

– А вдруг он сам из тех охотников? И собирался напасть на Карасевича?

– Как ты это себе представляешь? Бравый молодец подошел к дивану и захотел изъять у мертвецки пьяного режиссера жизненно важный орган. Но знаменитый Федя тремя точными ударами поразил злодея и слинял?

– Да, что-то неправдоподобное получается, – огорчилась Настя. – Я совсем запуталась.

– Девочка моя, не морочь себе голову. Стас в конце концов до истины докопается. Этот убитый, похоже, из криминала. У таких ребят все просто, как три копейки. У них свои разборки. Удар в сердце – простое дело для опытной руки. Только вот эти простые ребята удаляются бесшумно и насовсем, без бурных сцен и наводящих на размышления записок. Читать и писать они вообще не любят.

– А как же тогда Карасевич? Вдруг он стал свидетелем убийства и его тоже зарезали?

– Тогда бы его положили вместе с незнакомцем на тот же диван. Валетом. Как в финале трагедии Шекспира.

Настя, неправдоподобно бледная и большеглазая в темноте, даже остановилась:

– Как страшно! Ведь на месте Карасевича мог быть Тошка – он тоже пить совсем не умеет. Его могли запереть на ночь в павильоне, и... А вместо Тошки в сериале должна была работать я...

– И тебя тоже оставили бы на том диване пьяную как колода? Ты совсем зарапортовалась. И не пойму я, чего вы все так беспокоитесь о Тошке? Ведь ничего с ним не случилось – он жив, здоров, кудряв, бредит своим сериалом.

Настя оживилась:

– А ты знаешь, что сериал скоро снова начнут снимать? Сначала не разрешали, но губернатор попросил не прерывать творческий процесс. Просто решили усилить охрану вокруг павильона. Ставить согласилась Галанкина – временно, пока Карасевич не найдется.

– Шоу должно продолжаться? А я-то думал, что труп на диване положит конец идиотским приключениям зубастой Лики. Большинство сериалов барахло, но этот глупее всех. Давай не будем о нем говорить! И даже забудем, что он существует. Его создатели и особенно их родственники стали мне что-то слишком уж докучать. Забудем...

Если б это было возможно! С Самоваровым такое случалось уже не раз: нечто постороннее вторгалось в его жизнь и прилипало насмерть. Появлялись вдруг какие-то сто лет не виданные знакомые, которые с этим прилипчивым делом были связаны, разговоры слышались только о нем же и лезли во все щели будто нарочно подброшенные факты.

Именно так вышло с сериалом «Единственная моя». Он стал преследовать Самоварова с неотвязным упорством голодного комара.

На следующее же утро в музей явился очередной посланец из бывшего сборочного цеха, ныне павильона номер 1. Посланец сообщил, что имеет для Самоварова лестное предложение. На этот раз не надо было ни доказывать чье-то алиби, ни отыскивать без вести пропавших. Просто Самоваров сам должен был сняться в сериале!

Тошик выполнил свою угрозу. Это он увлек съемочную группу идеей показать на экране самоваровскую коллекцию. До сих пор ни разу еще ни Лика, ни флегматичный Саша Рябов, ни даже француз Трюбо-Островский не показывались на фоне настоящего антиквариата.

Уламывать Самоварова и утрясать с ним условия съемки администрация направила сценариста Лешу Кайка. Это был не случайный выбор. Во-первых, Леша слыл неотразимым интеллектуалом. Он, как никто, подходил для общения с человеком умным, но со странностями (таким почему-то представляли Самоварова в съемочной группе).

Во-вторых и в-главных, свободного времени Леша имел больше всех. После перехода к интерактивному принципу Леше на подмогу была принята выпускница журфака. Эта неброская, как сказала бы Вера Герасимовна, девушка звезд с неба не хватала. Зато у нее обнаружилась чудовищная работоспособность. Перелопачивая горы зрительских писем, девушка вчерне создавала сценарий. Тут же она насыщала его ненавязчивой рекламной информацией об очередном заказчике. За Лешей оставалось лишь общее художественное руководство. Какого рода было это руководство, никто не знал: теперь Леша даже читать готовые разработки ленился.

Самоваров не сразу сообразил, чего от него хотят создатели славного сериала, и с удивлением воззрился на гостя. Сценарист оказался крепким ширококостным мужчиной лет тридцати пяти. Был он абсолютно натуральным светло-соломенным блондином. На его красноватом квадратном лице выделялись упрямые стрелки бесцветных бровей и небольшие серые глаза. Глаза окружали густые ресницы, тоже бесцветные. Одет Леша был нестрого и немарко, глядел независимо. Он с ходу заявил, что появление на экране в обнимку с раритетным самоваром совсем недорого обойдется известному коллекционеру. Назвал и сумму.

Опешивший Самоваров платить отказался.

Тогда Кайк, не теряя темпа, сумму стал снижать, причем, в процентах. Он тут же называл, сколько это будет в рублях и в условных единицах. Считал он в уме и очень быстро. Самоваров совсем не такими представлял себе поэтов.

– Бесплатно сняться не получится, – предупредил Кайк, азартно прищурив левый глаз.

– Ну и отлично! Я не собирался сниматься, – с облегчением ответил Самоваров.

Несколько минут они без всякого интереса смотрели друг на друга. Нарушил молчание Кайк:

– Наш сериал прекрасно раскручен в прессе. Он известен всей России. Появление в нем даже на полторы минуты принесет вам невиданный успех!

– Какой именно? – поинтересовался Самоваров.

– Ваши самовары будут прекрасно продаваться!

– Я не торгую самоварами.

– Чем же вы торгуете?

– Ничем.

– Странно...

Кайк снова замер. Он то ли думал, то ли проговаривал про себя таблицу умножения – ничего нельзя было прочесть на его квадратном непоэтическом лице. Наконец он попробовал зайти с другого бока.

– Ладно, – сказал он примирительно. – Не торгуете – ваши проблемы. Но наш сериал прекрасно раскручен в прессе! У вас будет огромный личныйуспех!

– Какого рода?

– Да вас каждая собака знать будет!

– К чему мне это?

– Вы получите свои пятнадцать минут славы. Или полторы. Как сговоримся.

– Не сговоримся.

Кайк, кажется, по-настоящему удивился:

– У, а вы не так просты, как кажетесь! Или вы в самом деле не понимаете, о чем я говорю? Вы будете популярны. Возможно, знамениты! Любимы...

– Каждой собакой? Я не хочу.

Леша Кайк даже залюбовался несговорчивым Самоваровым.

– Чего же вы хотите?

Самоваров развел руками:

– Мира во всем мире и хорошей погоды. Подойдет? А вот от вас я совсем ничего не хочу.

– Нет, так не пойдет! – возмутился Леша. Наш сериал прекрасно раскручен в прессе!

– Может, коньяку выпьете? – вдруг спросил Самоваров.

– Выпью, – быстро согласился Кайк, даже не поведя белобрысой бровью.

Самоваров достал бутылку – ту самую, что принесла Нелли Ивановна. Они со Стасом совсем недавно ее почали. Достал он и рюмки-тюльпаны. Будучи поэтом, Кайк разбирался в подобных вещах лучше Стаса: ни стопок, ни стаканов он не потребовал. Он даже раскачал в рюмке коньяк и принюхался к нему большими розовыми ноздрями.

– Хороший, не паленый, – одобрил он и выпил без фокусов, залпом.

Затем поэт улыбнулся. Но его каменно-серый взгляд остался строгим.

– Так вы хотите у нас сниматься? – снова принялся он за старое. Наверное, решил, что до коньяка Самоваров ломался просто из стеснительности.

– Нет, – повторил Самоваров.

Непробиваемый Кайк густо и шумно вздохнул. Его светлые брови задумчиво всплыли на середину лба и пробыли там долго. Наконец он хлопнул себя по широким коленям:

– Ну, так и быть! Ваша взяла! Снимаетесь у нас бесплатно. Только, чур, уговор: никакой лабуды! Тащите на площадку свою коллекцию, но все только самое лучшее. Чтоб драгметаллов побольше было, сапфиров и прочего.

– Вы когда-нибудь видели на самоварах и чайниках сапфиры? – остановил его Самоваров.

Кайк ничуть не смутился:

– Не видел. Но вы уж отыщите что-нибудь покруче, с камнями. В конце концов, у приятелей подзаймите. Я слыхал, вы, коллекционеры, все – одна банда. Так что подсуетитесь! Сюжетный ход будет у нас простой: наша героиня, Лика Горохова – вы ее видели? да все ее знают! – приходит к вам продать бриллиант, который подарил ее француз Трюбо. Вы сидите на этом вашем диване, в окружении своих цацек. Тот вон комод с. завитушками мы поближе придвинем, кресло тоже войдет в кадр... А что это оно у вас без ножки? Успеете ножку присобачить к семнадцатому? Так вот, на этом столике вы разложите свои драгметаллы...

– У меня драгметаллов нет, – напомнил Самоваров.

Кайк только рукой махнул:

– Ну вы и зануда! Займете. Вы же мне сами обещали! Лика будет плакать у вас на груди...

Он придирчиво оглядел грудь Самоварова и тут же нашел выход:

– Одеть мы вас оденем. Наш спонсор, фирма «Маэстро Тед», привезет вам сиреневый смокинг.

– Не хочу! – уперся Самоваров.

Он вспомнил несимпатичную физиономию актрисы Лики и ее склонность к быстрому раздеванию.

Леша понял возглас собеседника по-своему:

– Не хотите смокинг сиреневый – привезем бледно-лимонный. Еще, кажется, салатный я у них на складе видел, списанный, с пятном на спине. Пятно – это нехорошо... Ну да ничего: Лика-то плакать будет у вас на груди, а не на спине!

– Почему обязательно у меня? Зачем вы вообще пришли ко мне со своими странными предложениями? – не выдержал Самоваров.

Кайк очень удивился:

– Как зачем? Вы известный в городе коллекционер, у вас цацек полно. А нам нужна интересная натура! У вас в мастерской интерьер вон какой стильный. А если еще и драгметаллов навалите... Долго вас терзать не будем, отснимем все за пару часов.

– Я как раз и не хочу сниматься-то.

– Да бросьте вы! Понимаю я, чего вы хотите: гонорар получить. Это нормально. Я сам бесплатно не плюну. Но такая сейчас ситуация...

Он изогнулся на стуле и взялся за свою поясницу. Оказывается, он полез в задний брючный карман.

– Видите ли, у нас в группе временные финансовые трудности. Временные! Но если вы так уж уперлись, я прямо сейчас готов выдать вам аванс. Из собственного кармана!

Кряхтя, он действительно обследовал свои карманы. Неновые джинсы слишком плотно сидели на его крепких бедрах – пришлось встать и распрямиться. От поисков аванса Леша стал еще краснее лицом, но никаких денег ниоткуда не вынул и не дал.

Он просто сказал:

– Да будут вам бабки, будут! Временно от нас некоторые рекламодатели, конечно, схлынули. Не все, но многие. Из-за этого проклятого убийства – прошел слух, что нас закрыли. И как назло, Толик Мухтаров в отпуске! В Анталье пузо греет, гад. Он бы в своей газетенке так нас отпиарил, что, наоборот, все бы наперегонки к нам побежали со своей поганой рекламой. А те газетные козы и куры, что вместо Толика остались, трусят. Но вы-то не трус! Вы-то герой спецназа!

Самоваров не стал доказывать, что он не из спецназа, к тому же Кайк и слова вставить не давал:

– Да, вы не трус! Не трус! Вижу! Вы добрейшей души человек. Все в нашей группе так о вас отзываются... Кто отзывается? Тошик? Вот еще! Кто Тошку слушать станет? Тошка сопляк, не больше. Это Катя Галанкина так про вас говорила. А Катя умна, как змий. Логика у нее, правда, женская, но в людях она никогда еще не ошибалась. Вы человек большой души, вы просто обязаны поддержать нас. Обязаны! Иначе посыплется наш сериал. Он почти уже сыплется! Но продержаться надо. Останавливаться нельзя, не то завтра же нас забудут. Помогите! Мы с вами должны продержаться, пока Толик не подъедет!

Самоваров безнадежно вздохнул:

– Может, еще коньяку выпьете?

– Выпью, – с готовностью согласился Кайк.

Он налил себе сам, до краев, и выпил одним махом, больше не принюхиваясь.

– Наш сериал прекрасно раскручен в прессе! – закричал он с прежней энергией. – Это самый громкий проект года! О нас говорили в программе «Время». У нас же интерактив! Представьте только: зрители сами решают судьбы героев. Вон Островский наш – он уже уморился француза играть, а зрители требуют его и требуют. Хотят, чтоб он торчал на экране и сулил Лике свои миллионы. Любит наш зритель миллионеров, что делать! А Островский немолодой уже человек. Он даже заговариваться стал. То дома жене ляпнет что-нибудь из роли (она, слава богу, у него актриса, ситуацию понимает, не обижается!). То на сцене из него в роли Берендея такой чистейший французский попрет, что Лель ни фига не понимает. Отдохнуть бы Олегу Адольфовичу месяц-другой. Однако зритель-дурак его хочет!

– Так сразу и дурак?

– Дурак! Дурак от рождения! Ничего тут не попишешь. Но интерактивный принцип есть интерактивный принцип: кто виноват и что делать, решает зритель.

– Это неинтересно, – заметил Самоваров. – Зритель всегда выберет самое банальное.

– Конечно! Банальное он и выбирает. На том стоим.

Самоваров обрадовался:

– Вот вы сами и проговорились! Как я могу позориться в вашем сериале? Он ведь пошл беспредельно! У вас там одни миллионеры. Других людей нет, что ли?

– Как раз вы и будете этот другой. Что, обидно стало за нашего брата интеллектуала? – широко осклабился Кайк. – Таковы времена и нравы. Ну не любит наш широкий зритель Акакиев Акакиевичей и не желает смотреть на их реалистичные морды! Не желает! Каждой женщине, пусть у нее ни кожи ни рожи, в аттестате одни тройки, а в голове ячневая каша вместо мозгов, подавай миллионера. Причем молодого, умного, красивого, с изысканными манерами. А еще должен он, бедолага, красивым бабам предпочитать образин! Наша Лика – ведь это просто подарок судьбы. Она бешено сексуальна – это для мужчин. Она полнейший урод – это для женщин. Вот секрет нашего успеха!

Самоваров наконец решил не стесняться в выражениях и окончательно отбиться от карьеры телезвезды.

– Дрянь ваш сериал, – грубо сказал он. – Глупость и пошлятина. Ни один приличный человек не станет светиться в таком паршивом проекте. Уж извините за прямоту, но на вашу стряпню смотреть тошно. Такая гадость!

Он ожидал если не взрыва возмущения, то хотя бы оборонительных выпадов уязвленного автора. После них автора можно будет попросить удалиться.

Но разве можно было чем-то прошибить Лешу Кайка!

– Согласен – гадость, – охотно признался он. И меня бы тошнило, если б я смотрел нашу халтуру. Но я не смотрю! Я вообще на дух не выношу никакой попсы. И вам не советую смотреть эту чушь. Из соображений личной гигиены.

– Зачем же тогда вы сами участвуете в халтуре?

В ответ Кайк пошевелил в воздухе своими крупными пальцами с квадратными ногтями:

– Мани-мани, май френд! Надо кушать, пить, носить ботинки, любить женщин и жизнь. Хотя я, по большому счету, презираю жизнь как таковую. Она омерзительна! Она абсурдна, она противна на вид. Возьмите хотя бы пищеварение! Или мочеиспускание. Вы мои стихи читали?

– Нет, – без сожаления признался Самоваров.

– Ну, подарить вам свой последний сборник не могу – я не миллионер Трюбо. А вот продать рублей за триста – пожалуйста. Жалко, не захватил с собой. Всегда говорю себе: имей под рукой каждую минуту жизни хоть пару экземпляров – и весь тираж распродашь за полгода. Так нет же, не беру. Лень! Зимой-то хорошо – сунул за пазуху, и все дела. А теперь? – Он похлопал себя по тугим бокам: – Некуда сунуть! Не под мышкой же таскать. Жара сейчас, духота, я потею, как конь, – не до негоций. Но завтра я к вам заскочу, занесу...

– Не стоит. Я не при деньгах сейчас, – отказался Самоваров.

– Тогда возьмете в счет аванса за ваши будущие съемки. И не говорите больше ничего, – дрянь наш проект, сам знаю. Худший сериал всех времен и народов! Самому противно, но что делать? Я ведь сам поэт! Сижу в своей башне из слоновой кости и спускаюсь оттуда только затем, чтоб продать какую-нибудь гадость за большие деньги. Тут я не признаю компромиссов: если продавать, так гадость. Чтоб не в чем было потом себя упрекнуть! Вы еще коньяку выпьете?

Кайк ловко налил рюмку. Налил даже полней, чем в прошлый раз, так что над хрустальными краями вздулся дрожащий плоский купол коричневой жидкости. Коньяк, губительный для стоматологов, сценаристам шел только на пользу. Леша легким движением вознес рюмку к своему квадратному рту и вмиг проглотил ее содержимое, не проронив ни капли. Затем прочнее расселся на диване. Бутылка была еще далеко не пуста, и уходить он не собирался.

– Я снимусь у вас только за пятнадцать тысяч долларов, – вдруг надменно сказал Самоваров.

Этим заявлением он хотел отпугнуть Кайка и закончить совершенно ненужную и затянувшуюся беседу. Но удивить сценариста, даже слегка, ему не удалось.

– Хорошо, я скажу Маринке, – спокойно отозвался тот. – Только многовато запросили. Вы что, Хабенский или Маковецкий?

– В своем роде я – да, Маковецкий. Пятнадцать тысяч, и ни центом меньше! Это мое последнее слово. А поскольку у вас сейчас в группе трудности финансовые... И без Карасевича, наверное, плоховато дело идет?

Леша неопределенно пошевелил светлыми бровями:

– Да как вам сказать... Пожалуй, вы правы. В Феде был мотор! Он все двигал, дело спорилось, каша варилась. У него шило в заднице было, если вы понимаете, что я имею в виду.

Самоваров сделал вид, что понимает.

– А сейчас будто шарик сдулся, – продолжил Кайк. – Как режиссер Катя на голову выше, Федьки, но такого же шила в заднице у нее нет.

– Что же с Карасевичем случилось, как вы думаете? – небрежно спросил Самоваров.

– Хм... Я-то сначала решил, что он загулял как обычно. Что баба какая-нибудь ему подвернулась. Он некоторых не пропускал – этаких змеищ, то есть не девочек, а ядреных, красивых баб лет под тридцать или немного за. Это его тип! Но подобные штуки у него надолго не затягивались. Ядреные бабы – сами, поди, знаете! – надоедают быстро. Это как горчицу есть столовой ложкой. Да Федька и сам довольно противный. В общем, дня три-четыре – и по домам, баиньки. А тут...

– Но я слышал, он как-то с друзьями в Сургут или еще куда-то отлучался надолго, – напомнил Самоваров.

– Кто вам сказал? На пятый день вернулся! У него всегда эти взбрыки бывали временные. Максимум неделя! Он ведь, Федька, трудоголик. Он бы сериал никогда не бросил! Что-то тут не так. Боюсь, сгинул Федька, нету его в живых...

– А вот его жена, напротив, считает, что он жив.

– Катя-то? Ну, раз считает, так, значит, оно и есть. Это дьявол, а не баба. Видит все насквозь! Сам был свидетелем: в ТЮЗе у Боронихина украли бумажник и кроссовки. Все в шоке! А Катя тогда только на минуту задумалась, глазищами своими поворочала – и бегом к сумке гримерши, Лидии Николаевны. А там, в сумке, и боронихинские бабки с кроссовками, и еще впридачу норковая шапка Юрки Когана. Представляете? Оказалось, эта стерва, Лидия Николаевна, как раз в тот день уволилась – и уезжала в Грецию, на ПМЖ. Думала, все будет шито-крыто, потусуется она в Греции в Юркиной шапке. Не тут-то было! Потом Катерину все донимали: как это она догадалась? Я не гадаю, говорит она, я чувствую. Во как!

– И то, что муж жив, она тоже чувствует, – сказал Самоваров.

Леша Кайк потянулся к бутылке:

– Чувствует – значит, он и есть живой. Подождем! А вы-то почему не пьете? Не стесняйтесь! Коньяк хороший.

Глава 6

Снова майор Новиков. ЧЕЛОВЕК БЕЗ ЛИЦА

Железный Стас очень редко смотрел телевизор. Он слишком много и хорошо работал, чтоб хватало времени на все. Он вообще был убежден, что знающий и полезный человек – будь то сыщик, спортсмен или банкир – не может в то же самое время быть и старательным семьянином, и заниматься общественной работой, и вдобавок иметь хобби. Так в жизни не бывает! Он знал, что увлеченный филателист халтурит на работе, грезя таким старомодным предметом, как марки; чадолюбивый депутат самозабвенно строит семье дачу, начисто забыв об электорате; спортсмен, став партийным активистом, спотыкается, проигрывает и вылетает в лигу «Ж». Особенно, по мнению Стаса, ни на что не годились примерные мужья. Даже собирание значков и новогодних открыток им не давалось.

Сам Стас был прекрасным, очень занятым оперативником. Руки до телевизора у него просто не доходили. А ведь у него был приличный «японец», подарок друзей. Телевизор стоял против дивана, прямо посреди единственной Стасовой комнаты, оттопырив поджарый решетчатый зад. Включал его Стас крайне редко – разве тогда, когда надо было быстро заснуть, а естественным способом это почему-то не получалось. Под немолчный говор телевизионных людей, под рекламные вскрики, бульканье сока и шампуня, под гимны майонезу, под невнятные дрязги сериальных героев майор Новиков погружался в дрему. Это происходило почти мгновенно.

Вот и сейчас, когда по долгу службы он взялся просматривать материалы «Единственной моей», отснятые незадолго до роковой вечеринки, ему пришлось нелегко. Брала свое многолетняя привычка: перед телеэкраном его упорно клонило ко сну.

Но дело есть дело! Стас сперва выяснил, что накануне трагедии было отснято пять эпизодов. Те два, где дело происходило в павильоне, Стас отсмотрел в первую очередь. Ничего интересного для себя он в них не обнаружил. Снова видел примелькавшуюся физиономию миллионера Трюбо. Француз возлежал в своей циклопической кровати, среди пышных спонсорских одеял, рядом со спонсорским будильником и букетом пластиковых лилий. Этот букет, как оказалось, энтузиаст Тошка отыскал на ближайшей помойке. Именно там он часто последнее время пропадал. Молодой декоратор успешно конкурировал с местными бомжами и даже превосходил их в проворстве, с каким выуживал из груд мусора разные вдохновляющие штуковины. Пластиковый букет Тошик притащил в павильон, отмыл, немного подсеребрил автоэмалью. Получилась на редкость шикарная и стильная вещь. Тошика в группе обожали еще и за то, что его раскопки экономили деньги, которые выделялись на приобретение реквизита. Эти деньги потом пускали на пикники и вечеринки.

Стас изо всех сил боролся с дремотой. На экране Островский нервно высовывался из-под одеяла и шпарил на чистейшем французском, изредка переходя на ломаный русский. Лика в этом эпизоде то ли любила, то ли не любила Трюбо. Трижды за пятнадцать минут она показала фишку сериала – свою голую спину с оттопыренными лопатками и легкие трусики, почти скрытые меж ягодиц.

Потом Стасу долго пришлось смотреть на ее левый глаз и бровь – как только чувства героев достигали высшего накала, премированный оператор Ник Дубарев для большего психологизма всегда переходил на крупные и сверхкрупные планы. Тогда в кадре оказывались только чьи-то губы и подбородок, или одно ухо, или часть пальца.

Глядя на все это, Стас начинал неудержимо клевать носом. В просмотренных им павильонных съемках он нашел лишь один странный и настораживающий момент: когда Лика скидывала халатик, из-за резной двери ее стильной спальни то высовывался, то пропадал чей-то пыльный и неэлегантный ботинок. Тайна раскрылась быстро – ботинок принадлежал рабочему Диме, который по просьбе Ника держал в руках оранжевую лампу и из-за двери пускал задорные блики на Ликины ягодицы.

Сцены снятые на натуре оказались куда богаче по замыслу. Они разыгрывались в мебельном салоне «12 стульев» и в модельном агентстве «Смэш моделс».

Стас решил начать просмотр с мебели. По сюжету мускулистый Саша Рябов должен был признаться другу, что не может жить без Лики. В этом эпизоде другом Саши назначили владельца магазина «12 стульев», поскольку бизнесмен решил лично показаться телезрителям.

Неспешно развивалось действие фильма. Сначала псевдодрузья тихо брели меж двух рядов массивных диванов, напоминавших египетскую Аллею сфинксов. Затем они перешли в другой угол салона. Здесь его владелец пытался уврачевать разбитое сердце Рябова показом того, как легко раскладываются столы, кресла и гладильные доски, которыми он торгует.

Все это время камера Дубарева не дремала. Она то и дело возвращалась к общей панораме магазина. Иногда она наезжала на отдельные предметы и белоснежные ценники, где последними цифрами неизменно значились три девятки. То там, то здесь в уютном полумраке салона высились стройные фигуры продавцов. Драматический характер сцены поддерживала музыка за кадром. Она была бурной, страстной, и Стас в конце концов заснул прямо перед монитором.

В модельном агентстве мебели оказалось куда меньше – только какие-то стулья и подиум. По подиуму прохаживались девушки в купальниках. Каждая несла на своем лице застывшую свирепую брезгливость. Стас давно заметил, что у моделей так принято. Камера Ника то захватывала колышущуюся вереницу дев, то сосредоточивалась на какой-нибудь паре ног в изуверски неудобных босоножках.

Владелицу этого заведения сценарист Кайк для разнообразия сделал не подругой, а врагом героини. Правда, пока еще она прикидывалась подругой. В сцене, которую просмотрел Стас, она принуждала доверчивую Лику сожительствовать с французом Островским, чтоб выжать из него миллионы, бриллианты и выезд в Париж. Притом она как-то хитро сама собиралась выехать в Париж, переодевшись Ликой, то есть натянув белокурый парик, Ликины туфли и прихватив Ликину сумку с бриллиантами.

Вперемешку с раскручиванием интриги удалось и тактично расхвалить обучение в агентстве. Было показано, как девушки под руководством опытных инструкторов овладевают пластикой – умением выдвигать вперед то одну, то другую ногу. Опытные визажисты агентства в мгновение ока превращали волосы то в ком слипшихся прядей, то в дремучий начес. Опытные косметологи мазали лица и тела чем-то зеленым, белым и коричневым. Были и еще какие-то процедуры, но смысла их Стас так и не одолел.

Уже третий раз он прокручивал всю эту чепуху и с каждым просмотром становился все мрачнее. Он был уверен, что должен углядеть нечто важное в утомительном мелькании кадров. Недаром же именно из съемочного павильона исчез один человек, Карасевич, а вместо него появился другой, мертвый и никому неизвестный.

Но ничего не получалось. Стас попробовал даже смотреть сериальные материалы без звука, чтоб ничто не отвлекало. Однако немое кино и подавно валило его с ног. Оно погружало майора в какой-то особенно цепкий, необоримый сон.

«Как только народ смотрит такую хрень?» – изумлялся Стас. Из всего сериала ему понравился только Островский-Трюбо, весело, мастерски, с огоньком пристававший к Лике, осмотрительно держал несколько бриллиантовых колье под подушкой и много хохотал, блистая безупречным набором зубов (Стас не знал, но мог бы догадаться, что это заслуга заботливой, Нелли Ивановны Супрун).

«А все-таки что-то я там эдакоевидел! Только вот что?» – говорил себе Стас, блуждая по коридору киностудии и давая глазам отдых на скучных серых стенах.

Он решил взять кассеты с сериалом к себе в контору, чтобы еще раз самому посмотреть и другим показать. «Может, Кольку Самоварова позвать? Он эстет, его операторским мастерством не заморочишь», – подумал майор.

Снова двинувшись по коридору, он то и дело зажмуривался. Чертовы картинки! Стас силился изгнать из сознания примелькавшиеся, наизусть выученные кадры, но перед глазами снова и снова вставали Ликины лопатки и диваны в салоне, золотисто-бурые, как пески пустыни Каракумы.

Реже виделись цветастые купальники и красивое, но слегка потрепанное лицо хозяйки модельного агентства. А ведь эта предводительница ногастых девиц тоже участвовала в знаменитой вечеринке! Фамилия ее Кутузова, она исполняла танец живота и уехала со сценаристом Кайком, на вид очень тупым субъектом. Они с Кайком оба физически сильны и вполне могли бы... Только зачем?.. У моделей почему-то такие злые гримасы, хотя фигурки неплохие. И чего они на всех волком смотрят? Хотя ясно: жрать им не дают, вот что! Это очень портит настроение. Да и топтаться целыми днями по подиуму не слишком весело. К тому же в зале ни окон, ни дверей...

Стоп, стоп, стоп!

Стас выговорил это вслух, чуть даже не закричал. Среди пестрых купальников и надменно передвигаемых ног мелькнуло вдруг в памяти что-то такое странное...

Точно! Вот оно! Теперь не упусти, тяни за хвост!

Стас бросился в аппаратную, где скучал паренек, приставленный в помощь ему руководством канала. Самодержавным тоном майор велел пареньку повторить сцену в агентстве. Замелькали ненужные кадры: Лика со своими бесконечными водопроводными слезами, визажисты с ножницами, стилисты с квачами...

– А вот отсюда, если можно, помедленнее! Стоп!

Стас снова увидел на экране полутемный зал агентства, подиум и крашеную густо-синим стену без окон. Зато дверь там, конечно, есть. Вот она! Открывается в какой-то коридор, где освещение естественное, блеклое, тогда как в зале горят сильные электрические лампы.

– Стоп! Ну куда ты? Вернись. Дверь, дверь давай! – командовал Стас. – Вот она. Хорош! Стоп!

Вот и отыскалось то, что он видел, но упустил! Девы брели по подиуму, а в это время дверь открылась. В ее проеме на минуту показалась мужская фигура. Заглянула в зал и скрылась! И черт ее знает, что за фигура, – так, тень, практически один силуэт. Молодой мужчина в светлой (серой?) ветровке с капюшоном. Капюшон напялен на голову, и лица не видно. Сложение у парня неплохое, спортивное. Кто это? Работник агентства? Охранник? Фотограф? Кто-то из съемочной группы, кого Стас еще не знает (а он знает всех)? Случайный посетитель?