Текст книги "Медленная смерть"

Автор книги: Стюарт Хоум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Классика, – наехала на него Карен. – Мерзейшая классика. Живя без работы, ты уже не способен рассчитать время. Тут у меня в спальне сидит подруга, которая давно и весьма нетерпеливо тебя ждёт. Она хочет потрахаться, иди и обеспечь.

Если бы скинхед слегка не потерял ориентацию от беготни, он вряд ли стерпел бы подобный тон. Но Элиот всё идеально спланировала, и он сделал, как ему приказали.

– Что, блядь, происходит? – исторг Джонни, обнаружив Марию Уокер, лежащую на кровати Карен.

– Мы тебя разыграли, – хихикнула доктор. – Иди сюда, давай займёмся сексом.

Бутбоя не надо было приглашать дважды. Мария в свои тридцать с лишним лет совсем не износилась и была весьма изящна, при виде обнажённого тела доктора у Джонни сразу встал. Он стянул «мартена», сбросил «ста-престы» и прыгнул в кровать. Уокер уже взмокла, и хуй скинхеда заработал в её дыре, как поршень в хорошо смазанном двигателе.

– Шевелись, чудо, – мурчала доктор. – Вбей свой большой твёрдый хуй в меня, в самую глубь!

В момент первого оргазма Мария увидела вспышку, которую сочла повторным показом взрыва первой звез-. ды. На самом деле это Карен Элиот фотографировала поляроидом. Джонни тоже не заметил присутствия Элиот. Он любил, когда тёлки среднего класса матерятся – а доктор выдавала такое, что и не снилось портовым грузчикам.

– Выеби меня, самец, выеби! – скрежетала Уокер. – Хочу, чтобы твои яйца стучаллло пизде!

Бутбой накачивал ёмкость – и в это время коды. ДНК собирались и разбирались по всей мускульной структуре его тела. Генетическая программа, написан– • ная несколько миллиардов лет назад, захватила конт– * роль над мозгом Джонни.

– Вставляй, жёстче! – проревела Мария. – Резче!;

Ходжес сделал, как сказали. Он почувствовал, j

как любовный сок вскипает у него в паху, всего пара ударов отделяла его от оргазма. Ритм был идеален, и в лобных долях Джонни нарастало приятное давление, когда эндорфины накачивались в, мозг.

– Я хочу его в рот! – промычала доктор, извиваясь под бутбоем.

Уокер высвободилась из объятий скинхеда, потом перевернулась и принялась лизать головку его хуя. Она обрабатывала основание рукой и безумно мычала, пока головка ходила туда-сюда у нее во рту. На неё накатывали множественные оргазмы, пока она сосала и чавкала болванчиком. Ходжес уже не контролировал своё тело, и жидкая генетика исторглась из его любовного насоса. Мария проглотила добрую долю его приношения, а остатки потекли по подбородку.

– Браво, браво!—выразила восхищение Карен, опуская поляроид. – Снимки вышли что надо. Можете взглянуть. Но сначала, Мария, мне хотелось бы, чтобы ты пошла и вымылась, а мы пока с Джонни кое-что обсудим наедине.

Когда доктор встала с кровати и ушла в ванную, Элиот села рядом со скинхедом. Тело бутбоя блестело от пота, и Карен пробежалась пальцами по волосам на его груди.

– Господи! – воскликнул скинхед. – Такой кайф, что почти невозможно выносить!

– Послушай, Джонни, – сказала Карен. – У меня была веская причина попросить Марию так тебя приколоть. Я хотела показать, что может сделать третье лицо, когда двое или больше людей планируют всё в тайне. У тебя голова шла кругом, когда ты пришёл – просто потому, что я устроила, чтобы тебя задержали в Попларе, и дала понять, что если ты опоздаешь, я буду злиться. То, что случилось сейчас – так, мелочи, но при должной организации можно получить огромное влияние – иногда достаточное, чтобы изменить ход истории! Я хочу организовать тайное общество, но мне нужен кто-нибудь, чтобы вербовать потенциальных

членов. Сама я не могу, потому что хочу скрыть свою личность. Я прошу тебя стать лицом моей операции. Ты согласен?

– Эт вряд ли, – увильнул Джонни. – Я не знаю, что делать.

– Тебе и не надо, – отрубила Карен. – Я подготовлю инструкции на каждую ситуацию, в которую ты попадёшь. Будет весьма забавно отрабатывать их перед ублюдками, которым в нормальных условиях ты сроду бы ничего не смог ответить!

– Ладно, – согласился Джонни.

– Хороший мальчик! – обрадовалась Элиот, прежде чем прижать уста к губам скинхеда.

ТРИ

ДЖОННИ МАХАЧ СЛУШАЛ «Dream with Max Romeo», альбом Rama Records¹. Интересно, что случилось с братьями Палмер, мозгами этой авантюры. Всё, что он знал – они выпустили дюжины классических рокстеди и реггей композиций с 1967 по 1973 год. Джонни считал, что хорошая музыка – идеальное начало субботнего утра. Хотя скинхед и не работал, он ждал выходных, потому что тогда можно было пойти на футбол, если «Хаммеры»^{13 14} – шутливое название футбольного клуба «Вест-Хэм Юнайтед» и их болельщиков (West Ham United)) играли дома, потом одеться получше и отправиться зажигать в городе.

Колонки трясла «Wine Her Goosie», когда влетел Бунтыч. ТК пришел во время «Club Raid», и после «'feu Can’t Stop» новоприбывший вытащил из деки альбом Макса Ромео и поставил вместо него «Puzzle People»

Temptations¹⁵. Самый успешный проект фирмы Мота-ун. Альбом «Puzzle People» вышел в 1970-ом г.) ТК пёрся и от реггей, но вообще предпочитал соул, и свято верил, что «Puzzle People» одна из лучших записей, выпущенных на «Мотаун». «Рейдеры» между собой вечно спорили, что является высшим проявлением танцевальной музыки – скинхедовский реггей или соул шестидесятых.

Худой и Самсон, наконец, проявились, когда Temptations играли «Message from a Black Man». Бригада слонялась по квартире, хлюпая чаем, который Бунты ч делал всем желающим. Пока ребята могли расслабляться. Но стоит им начать обсуждение планов на день – и их жизнь превратится в безостановочную вереницу акций и пинков.

– Извини за вчерашнее, – попросил у Джонни Худой. – Зря я полез с идеей протянуть её паровозиком. На такую тему проще подцепить шлюшку.

– Забей, – великодушно сказал Ходжес. – Мария всё воспринимает спокойно. Но про тему с гругаюву-хой забудь. Мы скинхеды, мы слишком гордые, чтобы заниматься такими делами, это занятие для школьников и всяких латиносов! Скинхед должен сам суметь удовлетворить женщину, без помощи друзей. Волосатики предпочитают командные забеги, чтобы тёлки были довольны, потому что поодиночке они в постели не фонтан.

– А что, может, тогда устроим оргию? – спросил Худой.

– Собирай народ, я приду! – отрезал Джонни.

– Но ты же вожак, – застонал Худой. – Тебе положено организовать нам оргию!

– Я веду нашу фирму, – отрезал Ходжес, – что значит, я решаю, что и как мы будем делать. А уж с сексом вы как-нибудь сами разбирайтесь, я тебе не мама, ёпта!

– Ладно, – влез Бунтыч. – Какие планы на сегодня?

– Я думаю, надо наведаться в Финсбери-Парк, – ответил Джонни. – Там бесплатный поп-концерт, наверно, будет забавно.

– Ты что, серьёзно? – взвыл ТК. – Я не хочу на «Жаворонки в Парке», куча хипповских групп и ни одной вменяемой акции! Хедлайнеры – гранж-группа Junk, пипец их ненавижу!

– А я и не собирался слушать музыку, – разъяснил Ходжес. – Мне думается, прикольнее поискать, кому начистить рыло! Прикольная тема, тысячи хипей об-сираются, потому что перед ними пять скинхедов! Вынесем этих мудаков на хрен!

Сэр Чарльз Брюстер ждал Карен Элиот в кофе-шопе «Монмут». Ковент-Гарден хорошее место для встречи, у сэра Чарльза на вечер было назначено свидание с одной высококлассной проституткой, работавшей на Нил-Стрит. Руководитель «Проекта Прогрессивных Искусств» потягивал второй кофе, когда появилась Элиот.

– Привет, – сказала Карен, присаживаясь рядом. – Я опоздала?

– Нет, – разуверил её Брюстер, бросив взгляд на часы. – Это я пришёл пораньше, а ты как раз вовремя.

– Вы уже решили что-нибудь по вопросу, который мы обсуждали на прошлой неделе? – спросила Элиот.

– Да, – ответил сэр Чарльз, – и мне кажется, в твоём предложении о разработке расписания действий по укоренению движения Неоистов в мейнстриме художественной истории есть свой резон. Как ты говорила, надо начинать с публикаций и небольших выставок отдельных представителей Неоизма, а потом уже подготовить глобальную ретроспективу за последние десять лет. Я могу всё сделать под эгидой «Проекта Прогрессивных Искусств», так что с деньгами проблем не будет. Да, я ещё собирался закупить для себя кое-что из Неоистов, пока на них не взлетели цены, и на их перепродаже после ретроспективы сделаю себе небольшое состояние!

– Да, в плане прибыли проблем быть не должно! – засмеялась Карен. – Посмотрите, например, как Стю-. арт Хоум для карьерного роста использовал ситуацио-нистов и как в результате выросли цены на послевоенное искусство! Между ситуационистами и Неоистами немало параллелей, вплоть до того, что работы обоих движений хранятся в музеях, так что историкам будет несложно описать их деятельность, когда они обнаружат, что все материалы находятся в пределах досягаемости.

– Я знаю! – пропыхтел Брюстер, весело потирая ладошками. – Неоизм прямо-таки создан для истори-фикации. Он подвязывает болтающиеся хвосты, оставленные предыдущим поколением художников-авангар-дистов, используя наследие как ситуационистов, так и флуксуса. Неоизм – воплощённая мечта художественных критиков!

– Теперь, когда вы просмотрели портфолио, что я вам передала, – Элиот наклонилась вперед, прежде чем закончить предложение, – кого из членов движения вы собираетесь выдвинуть на привлечение индивидуального внимания, прежде, чем мы организуем глобальную ретроспективу?

– С моей точки зрения, Неоизм надо выводить на международный рынок, – прощебетал сэр Чарльз, – и я выбрал Стилетто, потому что он творческий гений, отброшенный движением. Немцам он понравится, он один из них. В его случае нелишним будет и то, что у него уже есть сложившаяся репутация в кругах коммерческого искусства. Я знаю, он, скорее, дизайнер, нежели художник – ну и что, он снял фильм и видео, делал всякого рода реальные вещи. Основной упор сделаем на него. Потом, чтобы удовлетворить андеграунд, наверно организуем сольные ретроспективы Пита Хоробина и Майкла Толсона. Получится хороший баланс – один британец, второй американец, у одного классический темперамент, второй романтик. Да, выйдет отлично!

– Как решим с канадцами? – спросила Карей.

– А, о них я забыл, – признался Брюстер. – Можно было бы посмотреть по ним ещё материалы, но из того, что я видел, я бы выбрал Кики Бонбона, это основная фигура в «Монреальской Группе», он заодно накроет и французов! Во Франции самой по себе никого не было, как думаешь, Париж примет франко-канадца?

– Надо будет провести исследование, – вздохнула Элиот. А что насчёт итальянцев?

– Витторе Бароии, – выпалил сэр Чарльз. – Он наш человек в Средиземноморье.

– Наверно, на голландцев тоже стоит бросить взгляд! – преисполнилась энтузиазмом Карен.

– Артур Биркофф! – громыхнул Брюстер. – И я не забыл о феминистском аспекте! Здесь, конечно, ты, и ещё Евгения Винсент из Штатов. Работы Винсент великолепны. Критики должны клюнуть на идею, что эта безумная Неоистка станет топ-моделью в составе влиятельного арт-перформанеа.

– Вполне достаточно визуальных артистов для наших целей, – промычала Элиот. – Если ты пригласишь режиссера Георга Ладанн накрыть Восточную Европу!

– Естественно, – согласился руководитель ПАП. – С Ладани в кармане мы можем покинуть визуальное поле.

– Да, для глаз мы подобрали достаточно, пора перейти на писателей и теоретиков, – чирикнула Элиот. – Ну как, сложно было сделать выбор?

– Нет, никаких проблем! – воскликнул сэр Чарльз. – Я выбрал Джона Берндта из Штатов и Боба Джонса здесь в Лондоне! Надо найти издателя анархиста, чтобы переиздать их работы, тогда они получат максимум доверия, появившись якобы из андеграунда. Когда дело пойдёт, коммерческие фирмы восполнят дефицит и выпустят книги для более широкой публики.

Колёса индустрии культуры со скрипом пришли в движение. Благодаря усилиям неутомимой Карен Элиот, Неоизм скоро будет признан жизненно важной частью мирового культурного наследия.

На «Жаворонков в Парке» стабильно приходили немытые детишки из высшего среднего класса. Кто-то из них учился в институте, другие жили на содержании у родителей или тратили наследство, у кое-кого даже была работа, о чём, однако, глядя на состояние их одежды, догадаться было невозможно. «Рейдеров» не впечатлили ни волосатые паршивцы у главной сцены, ни выбор пивных палаток.

– Господи, – ругнулся Бунтыч. – Если мы серьёзно решили зачистить эту свалку, надо было брать огнемёты!

– Мерзость! – вылез Самсон. – Я отказываюсь считать этих мудаков человеческими существами, это паразиты, давить их!

– Кошмар как воняют, – пожаловался ТК. – Правительство должно снова начать забирать в армию всех моложе тридцати, кто не моется регулярно. Строевая подготовка и холодный душ быстро вправят мозги этим ублюдкам. Сейчас их нельзя назвать нормальными – но доза армейской дисциплины быстро приведёт их в чувство!

– Гляньте вон на того мудака, – сказал Джонни Махач, тыкая пальцем в пацана, который, казалось, откровенно перенюхал клея, – на нём «перри»¹ и обе пуговицы расстёгнуты.

– Это оскорбление Нации Скинхедов! – заметил Худой.

– Хуясе! – крикнул Самсон. – На ублюдке FP и брюки на подтяжках, охренительное сочетание!

– Загасим его! – заорал Ходжес.

Пять скинхедов летели со скоростью и грацией волков, приближаясь к жертве. У пацана не было ни шанса! Джонни добежал до ублюдка первым, напрягая мускулы руки, чтобы стукнуть панку в горло ударом карате. Парень задрожал, и колени у него подогнулись. Прежде, чем типчик опустился на пол, «Рейдеры» окружила пиздюка – и их ботинки принялись молотить по его распростёртому телу. Мочилово длилось едва ли минуту – но за это время скинхеды успели наставить ублюдку немало синяков и сломать пару рёбер.

– Если этот мудила собирается носить FP с расстёгнутыми пуговицами, он не заслуживает такой хорошей шмотки! – объявил Худой, стягивая спортивную куртку с тела панка.

– Эй! – крикнул Бунтыч. – Отдай мне «перри»! Она не налезет на такого жирного ублюдка, как ты!

' Имеется в виду бренд панковской одежды Fred Perry (FP).

– Я не жирный, – зарычал Худой, расстёгивая рубашку. – Я крепко сложен, a FP не настолько маленькая, чтобы я в неё не влез!

– Отдай Бунтычу «перри»! – рявкнул Джонни. – Ты в ней похож на клоуна – и ты не сможешь застегнуть её на пузе.

– Ох, ладно, – согласился Худой. – Ты только давай сбавь обороты! Это просто FP – как вы с ней носитесь, можно подумать, что это священная икона!

– Давай возьмём по пиву, – предложил Джонни, чтобы сменить тему и восстановить равновесие в своей бригаде.

Карен Элиот как раз прочитала короткую лекцию под названием «Неоизм и Авангард 1980-х» аудитории эстетов от искусства, собравшихся в ИИК, чтобы узнать о движении, которому ещё не до конца верили из-за его громадного влияния. Вопрос за вопросом летел из зала. Неоизм неожиданно приобрёл серьёзный вес в судьбах собравшихся здесь.

– Что вы считаете лучшими архивными источниками материалов по Неоистам? – спросил арт-историк.

– Здесь, в Лондоне, – ответила Элиот, – в Библиотеке Галереи Тейт и Библиотеке Национального Искусства хранятся все основные материалы. Кроме того, там же есть большая часть книг и журналов, с которыми вам стоит ознакомиться. Чтобы провести детальное исследование, вам придётся встретиться собственно с членами движения. Самое полное собрание материалов Британских Неоистов находится у Пита Хоробина и Боба Джонса.

– Можете ли вы остановиться на том, – вставил студент, – почему восьмидесятые стали десятилетием Неоистов?

– Я уже объясняла по ходу лекции, – поругалась на него Карен. – Но давайте расскажу снова. Что вам надо понять – что история^ по сути, мифологическая дисциплина, грубое упрощение сложного клубка событий, который она пытается объяснить. Если мы посмотрим на ранний период – тот, что является предысторией Неоизма – мы увидим, что ситуационизм вошёл в конфликт с весьма многими аспектами андеграунда шестидесятых. Часто пишут, что ситуациоиисты влияли на панк-рок – очевидно, что подобное заявление – полная чушь, если всё, чего добивается его автор – это используя слово на «С», подтвердить теорию Дебора и Ванейгема¹. Однако если вы отнесёте к контркультурным движениям Мазерфакеров, голландских провос, йиппи, диггеров, Белых Пантер и так далее, тогда в утверждении, что ситуациоиисты влияли на панк, появляется зерно истины. Пока пор всё понятно?

– Да! – подтвердил студент в микрофон, при этом кивая.

– Хорошо, – сказала Элиот, – так что, несмотря на риторику антишестидесятников, панк явственно был развитием тёмной стороны контркультуры. Панк теперь относят к ситуационистам, потому что историки не способны обработать сложность молодёжных движений шестидесятых. Восьмидесятые были в этом плане ничуть не проще – всевозможные течения развивались независимо от Неоизма. Но историкам необходимо низвести культурную историю до нескольких обобщающих выражений – и в результате многие дви– ¹⁶

жения, до сих пор не имевшие ничего общего с Неоиз-мом, постепенно идентифицируются как Неоисты.

Я хотела бы развить некоторые идеи, невысказанные в нашей дискуссии, – крикнула Пенни Эпплгейт. – Мы здесь с Доном Пембертоном, и вместе мы составляем теоретически согласованную арт-группу «Эстетика и Сопротивление». По существу, мы сегодня говорим о способе производства арт-движений. Основная суть полемики, видимо, в том, что Неоизм был основным развитием традиций футуризма/дадаизма/ сюрреализма/ситуационизма, потому что фокусировал наше внимание на весьма искусственном процессе культурной легализации. О чём бы я хотела сказать, что «Эстетика и Сопротивление» пошли куда дальше Неоистов в изучении совместной культурной работы. «Эстетика и Сопротивление» уменьшили арт-группу до полного минимума – всего два человека. Экспериментируя с составными частями более широких культурных движений, «Эстетика и Сопротивление» достигли поистине глубокого понимания творческого процесса. '

– Ага, – выдал Пембертон, – вы все будете слышать имена «Эстетики и Сопротивления» раз за разом, и снова, и снова, потому что мы с Пенни самые значительные художники на поверхности этой планеты за последние два миллиона лет! Пенни чертовски умна, а я самая творческая личность за всю историю мира!

Из зала понеслись стоны, в основном тех, кто не понаслышке был знаком с тем, как Пенни и Дон привлекают к себе внимание. Карен Элиот не собиралась продолжать дискуссию, в колёса которой «Эстетика й Сопротивление» сунули свою палку. Было объявлено, что лекция закончена, и большая часть присутствующих повалила в шикарный бар ИИК, где было выпито немало стаканов минеральной воды.

«Рейдеры» порядочно набрались, поскольку весь вечер сидели в пивных палатках и наливались лагером. Бесплатный концерт тянулся к закрытию, и к тому моменту, как «Junk» вышли на сцену, бармены отказались подавать пиво жаждущей толпе скинхедов. Палатку скоро должны были уже разобрать, и тогда «Жаворонки в Парке» для жителей Северного Лондона останутся просто плохим воспоминанием.

Джонни Махач повёл свою банду к сцене. Они проталкивались мимо хипей, колышущих конечностями в идиотском подобии танца, топали по парочкам, ласкающимся в траве, и словесно поносили подонков, отчаянно нуждающихся в ванне.

– Обрежь патлы, скользкий кусок говна! – плюнул Худой в совсем уж невыносимый образчик нестиранной кожи и джинсов.

– Не навязывай мне свои фашистские взгляды, парень, – тренькнул хиппи. – Тебе надо расслабиться, успокоиться, и пускай каждый занимается, чем хочет!

Удар в нос успокоил хипаря. Ублюдок опал, как шарик, проколотый булавкой, потом начал корчиться в грязи, тискать свой распаханный клюв в тщетной попытке унять поток крови.

– Ха-ха-ха! – засмеялся Худой, пиная его по рёбрам.

– Следующая песня с нового альбома, – объявил вокалист Себастьян Сиджвик. – Она называется «Разговор в Аду между Рембо и Джоном Ди»;

– Загасим их! – крикнул Джонни Махач своим ребятам, когда со сцены донеслись первые аккорды песни.

«Рейдеры» выпрыгнули на сцену, Ходжес тут же схватил микрофонную стойку и врезал ей по морде Сиджвику. Певец улетел назад, в барабанную установку, поливая пол кровью изо рта. Бунтыч разбирался с басистом, а ТК завалил гитариста. Самсон отбивался от двух менеджеров, пытающихся спасти группу. Худой вцепился в микрофон и сунул его под нос Бунтычу. Каждый скинхед знал свою роль в битве.

– На что он похож, Худой? – спросил Бунтыч, вбивая каблук ботинка в лицо басисту.

– Он у нас свирепый ублюдок! – заорал Худой во включённый микрофон.

– Махач, Махач, Махач, перед вами Джонни Махач, Джонни Махач всех загасит, да! – пропели двое скинхедов.

Тема явно не пришлась по душе собравшимся пацифистам. Но сборище не отважилось засвистеть, потому что в результате скинхедовские ботинки имели все шансы впечататься в мягкие хипповские яйца. Большая часть хипей пришла специально послушать гранж-рок «Джанка», и им совсем не понравилось, что из-за «Рейдеров» их любимое развлечение закончилось досрочно.

– Блядские трусы! – крикнул Джоини сборищу хиппи, забрав микрофон у Худого. – Здесь вас тысячи три – но стоит появиться пяти скинхедам, и вы тут же обсираетесь!

Оскорбление пробудило от летаргии нескольких неандертальцев. На сцену полетели бутылки, одна попала в Бунтыча, расколовшись о его череп. Однако скинхед лишь сделал шаг назад. Он стоял на ногах, сверкал глазами на хиппи, и кровь текла по его лицу. Остальная бригада спряталась за стойкой колонок и пинала колонки, пока они не опрокинулись, сломав ногу недостаточно проворному хипану. Чуть позже Джонни заметил легавого, бегущего к сцене. Он выкрикнул инструкции, и «Рейдеры» разделились, успешно избежав знакомства с наручниками.

«Бонни Кокни» на Аргайлл-Стрит был типичным уэст-эндским гиблым местом. Расположенный прямо рядом со станцией подземки «Оксфордская Площадь», бар-ресторан привлекал тех туристов, которым нравится сидеть в тускло освещённом подвале и крепко переплачивать за коктейли. Если бы сюда пришли «Рейдеры», они бы весьма огорчились тем, что пиво подают здесь половинными дозами – в этом заведении не было пинтовых кружек! Однако, окружение «Эстетики и Сопротивления» не считало подобное положение дел сколько-нибудь противоестественным – и поэтому пятнадцать человек из тех, кто недавно побывал на лекции Карен Элиот о Неоизме, теперь сидели и заказывали пиво и соус из авокадо именно в этой точке общественного питания.

– Я вам уже говорил, что солнце светит у меня из жопы? – риторически шипел Дональд Пембертон. – Вы видели выражение на лицах в аудитории, когда я вмешался в речь? Они офигели от великолепия моего вмешательства в дебаты! Мои слова буквально открыли новый интеллектуальный горизонт! Это я, и только я способен осветить путь к высшей стадии цивилизации!

– А как с Неоизмом? – спросил Стивен Смит. – Вы правда считаете его столь важным, как утверждает Карен Элиот? Элиот – такое значительное имя на арт-сцене, ей ни к чему вытаскивать мелкий эпизод раннего этапа её карьеры и трезвонить, что это величайшая штука со времён, когда Маринетти придумал футуризм – если только она сама не верит свято в свои слова. Однако, хоть я и не слишком хорошо знаю Неоистов, я бы сказал, что они не заслуживают тех похвал, которые обрушиваются на них последнее время.

– Конечно, Неоизм имеет огромное значение! – проворчал Росс Макдональд. – ИИК не стал бы заводить на эту тему разговор, если бы Неоисты не были плодотворной, но пока нераспознанной авангардной арт-группой.

– Именно, – вставил Джозеф Кэмпбелл. – Росе прав! Кроме того, ты только что признал, что не слишком их знаешь. И поскольку ты незнаком с работами большей части тех, кто составляет группу, нам придётся составлять предварительное мнение на оснований работ тех Неоистов, кто сумел достичь славы в мейнстриме арт-мира!

– Совершенно нелепое утверждение! – воскликнул Смит. – Единственные .Неоисты со сложившимися галерейными карьерами – Карен Элиот и Стилетто. Хоть я готов признать, что эти двое наделены безмерным талантом, было бы безумием судить обо всей группе на основе их работ.

– Чушь! – возопил Кэмпбелл. – Дайте десять лет, и вы увидите работы всех и каждого члена Сети Неоистов в ведущих мировых музеях!

– Неоизм, – прощебетала Пенелопа Эпплгейт, – важен лишь до тех пор, пока обеспечивает связь между классическим авангардом двадцатого века и работами «Эстетики и Сопротивления». Мы с Доном создаём культуру, которая будет служить му/женьчинам следующие десять тысяч лет!

– Именно! – пробубнил Пембертон. – Пенни чертовски умна, а я пылающий, гений!

Бунтыч обрадовался, что фирма отправила его назад в Фицджеральд-Хаус приводить себя в порядок. Его не вдохновляла перспектива бухать и танцевать всю ночь после того, как ему прилетела в голову бутылка из-под пива. Ребята настаивали, чтобы он не попадался на глаза матери, пока голова не заживёт. Его старушка пришла бы в ярость, если бы увидела, на что похож её сын после выступления «Рейдеров» в Финс-бери-Парке! «Шерман» скинхеда был заляпан кровью, а на лицо без слёз не взглянешь. Бунтыч шлёпнул «Hand Clappin’, Foot Stompin’, Funky Butt—Live»¹ на проигрыватель Джонни, и только потом разделся до пояса и пошёл в ванную.

Звук, вырывающийся из колонок стереосистемы, поднимал дух бутбоя. Бунтыч выстоял, когда в «Рейдеров» полетели бутылки. Пускай он упустил шанс субботним вечером нажраться и перепихнуться со шлюшкой, надо только вытерпеть пять рабочих дней, и снова будут выходные! Доза Геномании, чудесным образом упакованная в микрогрувы первого альбома «Ram Jam Band», помогала скинхеду даже лучше, чем тёплая вода, которой он промывал порезы и ушибы.

Бунтычу нравились безумные риффы в стекс-сти-ле^{17 18}, маниакальный вокал и отсутствие пауз между песнями. Что касается бутбоя, эстеты могли заливать, пока не посинеют, что Джино Вашингтон и «Ram Jam Band» играют топорно. Он всегда предпочитал дерзкий, осмысленный и ритмованный соул преисполненным вкуса подборкам джаза и элитарным дрочилам, бывшим в фаворе у пуристов. Ну и что, если песни «Ride Your Pony», «Up Tight» и «Road Runner» пользуются популярностью среди всяких демонстрантов и участников мятежей? Зато материал сильнее, чем на среднестатистическом альбоме Майлза Дэвиса!

Громкий стук в дверь прервал течение его мыслей. Бунтыч поначалу думал не открывать, но в его мозгу мелькнуло, что джазовые маньяки из соседней квартиры могли припереться жаловаться на шум. Топая по коридору, Бунтыч горячо надеялся на то, что судьба готова преподнести ему шикарную возможность задать эстетам из квартиры 223 качественную трёпку.

– Приветики, Бунтыч, – чирикнула доктор Мария Уокер, когда скинхед распахнул дверь. – Боже, что ты сотворил со своим лицом?

– Мы тут мальца побузили в Финсбери-Парке, – ответил бутбой, провожая доктора в гостиную. – Мы впятером наехали на три тысячи хиппи. Конечно, мы их уделали, но мне досталось бутылкой. Однако, я выстоял, наши цвета не бегут!

– Ты нормально себя чувствуешь? – спросила Мария. – Бутылка серьёзного вреда не причинила?

– Меня беспокоит мой «Бен Шерман», – признался Бунтыч.

– Это что такое? – удивилась Мария. – Я не сказать, чтобы знаю этот рифмующийся кокни-сленг.

– Это ни фига не рифмующийся сленг, – засмеялся

скинхед. – «Бен Шерман» это рубашка на пуговицах, лучшая из тех, что продаются за деньги! Я залил её . кровью, мы с Бенни подозреваем, что на белых клетках • так и могут остаться пятна. i

– А нельзя просто пойти и купить новую рубаш– ]

ку? – спросила доктор. |

– Нет! – подался вперёд бутбой. – Это настоящий «шерман», шестидесятых годов, кампания давным-давно перестала выпускать рубашки в клетку. Конечно, на Карнаби-Стрит можно купить имитацию – только они не катят! Там нету сеточки на кармане и по складкам, рукава мешковатые, и пуговиц мало. Короче говоря, подделки сосут. Такие рубашки, как у меня, на деревьях не растут, их хрен достанешь! Конечно, не лучшая компенсация – но я стянул «перри» у какого-то придурка, который носил её с расстёгнутыми пуговицами.

– А что есть «перри»? – полюбопытствовала Мария.

– Спортивная куртка, – объяснил Бунтыч.

– Слушай, – сменила тему доктор, – а Джонни дома?

– Не-а, – прогудел скинхед. – Он пошёл с остальными «Рейдерами» в Уэст-Энд «а субботнюю буха-ловку!

– Хера себе он меня обломал! – матюгнулась Уокер. – Ебаться хочу – слушай, подменишь друга?

– Естественно! – ухмыльнулся бутбой.

Мария стянула платье и выскользнула из чёрных кружевных трусиков. Толкнула Бунтыча на колени и сунула свою пизду ему в лицо. Бутбою не надо было объяснять, что делать – он тут же принялся работать языком! И Уокер немедленно потекла. Бунтыч егозил языком по её клитору, и одновременно сновал двумя пальцами в дырке. Мария безумно стонала, и генетические реакции возрастом в миллион лет захватывали контроль над её телом. Она покинула Поплар, оставила позади этот мир – чтобы греться в лучах солнца на доисторическом пляже.

Бунтыч потянул доктора вниз на ковёр, расстегнул ширинку на своих «левайсах» и долю секунды спустя джинсы уже болтались на бёдрах. Генетические коды собирались и разбирались по всей поверхности тела бутбоя. Его сексуальный жезл долбился в креповую ткань пизды Уокер. Там было тепло и сыро, и море любовного сока пенилось вокруг генетического поршня Бунтыча.

– Выеби меня! – уговаривала доктор. – Жёстче, выеби меня жёстче и быстрее, еби меня, блядь, ебучий мой друг!

Бунтыч любил, когда тёлки среднего класса матерятся, и то, что Мария визжала ему в ухо, заставляло его ускорять темп. Она схватила скинхеда за яйца, и стала дёргать их в примитивном ритме ударов своего постельного партнёра. Бунтыч опал с воплем наслаждения и боли. Он чувствовал, как в паху вскипает любовный сок.

– Хочу тебя в себя! – приластилась Уокер. – Хочу твой хуй вместе с яйцами в пизду. Хочу почувствовать, как в меня льётся молофья. -Боже, я хочу дозу в пизду, и дозу в рот! Еби меня! Еби меня!

На Марию и Бунтыча обрушился единый отрицающий эго оргазм. Они достигли вершины, откуда мужчина и женщина никогда не возвращаются вместе. Хотя они спустились с крутых утёсов желания как разобщённые личности, они знали, что на пару .мимолётных мгновений во время их воссоединения два тела сплавились и действовали, как единый организм.

«Рейдеры» стояли у бара й потягивали лагер, когда в «Питомник» вошла Карен Элиот. Из акустической системы лилась «Goodbye, Nothin’ То Say» Носмо Кинга. Карей вытащила Джонни Махача на танцпол, попросив остальных ребят приглядеть за его кружкой.

Они вдвоём отлично смотрелись вместе, работая ногами в ритме классики северного соула. Они протанцевали подряд «Right Back Where We Started From» Максин Найтингейл, «Love on a Mountain Тор» Роберта Найта и «I Lost My Heart to a Starship Trooper» Сары Брайтмен. К моменту, когда диджейка переключилась на медленную «The First, the Last, My Everything» Барри Уайта, Карен захотела пить.