Текст книги "Медленная смерть"

Автор книги: Стюарт Хоум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Я сейчас кончу! – взвыл янки, работающий в любовном отверстии Пенни.

– Давай уже, пиздюк! – нашёлся с ответом подросток, стоящий на трёх часах. – Спустил – освободи подход!

Его пожелание скоро исполнилось. Парень, стоящий на шести часах, почувствовал, как в паху вскипает любовный сок, и взорвался брызгами в багровые проходы развратной представительницы слабого пола. И покинул своё привилегированное положение у числа зверя. Парень, стоящий на троице, заменил его, и скоро тоже испытал наслаждение поклонения Сатане в сочащихся влагой стенах плоти.

– Эй, соска, – прошипел Хирам в ухо Дону. – Ты единственный из всех не имел эту сучку! Хочешь её попробовать?

– Смеёшься надо мной? – вздрогнул Пембертон. – Секс отвратителен. Так как я не стал бы ебать проститутку, я не собираюсь трахаться со своей девушкой!

– Ааах, класс, милашка! – заорал, кончая, янки, стоящий на шести часах.

Подросток на девяти часах занял свою исходную позицию. Пенни рукой привела его на грань экстаза, и стоило ему оказаться в её пизде, он выстрелил солидным зарядом любовного сока. Тот, кто отсасывался у Эпплгейт, оказался в растерянности, он был на грани оргазма и хотел бы спустить шлюшке в дырку, но времени дойти у него уже не оставалось. Он почувствовал, будто его кишки вылетают из хуя, когда жидкая генетика заполнила жаркий ротик англичанки.

– Залезай на неё! – принялся издеваться Хирам над Доном, когда четверо туристов стремительно скрылись за дверью.

– Не могу! – протестовал Пембертон. – Даже смотреть на столь мерзкий акт отвратительно!

– Давай, милый, – попросила Эпплгейт. – Вылижи меня!

– Нет! – завопил Дон.

– Лижи, или я выкину тебя из Ложи, и ты никогда не станешь известным художником! – отрезал Хирам.

Обрабатывая языком пизду своей девушки, Пембертон думал только о хуе, который только что был здесь. Солёный вкус семени вызывал в нём желание сблевать. Лишь непомерное стремление к культурному признанию позволило этому жалкому партнёру удержать обед в животе.

Бунтыч дал своей двоюродной сестре Сьюзен Джонс комплект ключей от квартиры Джонни Маха-ча. Шестнадцатилетка хотела посмотреть любительское видео, которое две её подруги сделали, когда их снял в баре в Уэст-Энде ведущий ток-шоу. Сьюзен ещё училась в школе, и её родители устроили бы форменную истерику, если бы увидели, что смотрит их дочь по видаку.

– Эй, помогите, развяжите меня! – заорал Худой, когда услышал, как открывается входная дверь.

– Господи, пиздец! – вырвалось у Джонс, когда она вошла в гостиную. – Какого хера ты тут связанный сидишь?

– Всё объясню, когда оденусь, – принялся уговаривать скинхед.

– Ах ты педрила, – ухмыльнулась Сьюзен. – У тебя встаёт!

– Развяжи меня быстрей! – просил бутбой.

– Ни за что! – хихикнула Джонс. – Сначала ты меня как следует порадуешь!

– Пожалуйста, – бубнил Худой.

Школьница ему не ответила. Она взяла телефон и принялась названивать. Чёртову трубку никто не брал целую вечность – но вот на проводе появилась другая школьница.

– Сара, это Сьюзен, я дома у Джонни Махача. Бери с собой Кэт и приходите с отцовской камерой. Объясню всё на месте, пошевеливай там жопой!

– Что происходит? – спросил скинхед.

– Будем развлекаться! – ответила Джонс, засовывая домашнее порно своей подруги в магнитофон.

– Хуясе! – воскликнул Худой, когда экран потемнел. – Это ж чудила из телека. А девочка, которую он ебёт, по возрасту годится ему в дочери!

– Как тебе эта тёлка? – спросила Сьюзен.

– Огонь-баба! – воскликнул бутбой.

– Сара как раз едет сюда! – сказала школьница пленнику.

– Она будет меня ебать? – решил уточнить бутбой.

– Это вряд ли, – засмеялась Джонс. – Ты не в её вкусе, ни фигурой не вышел, ни славой. А, вот, наверно, они с Кэт.

Сьюзен вернулась с подругами через минуту. Сара несла видеокамеру. Одна из белых стен Джонни помогла настроить на камере баланс яркости. Девочка наездом сняла громадную тушу Худого, потом отдала камеру Кэти. Сама же подошла к нему и воткнула каблук-стилет в пузо, уперев руки в бёдра.

– Как я выгляжу? – спросила Сара, надув губки.

– Обалденно! – ответила Кэти. – Ошеломительный кадр.

– Что будем делать с Худым? – вставила Сьюзен.

– Давайте возьмём варенье и вымажем всего ублюдка! – предложила Сара.

– В пень, – отрезала Джонс. – У Джонни сорвёт крышу, если мы испачкаем ковёр.

– А давайте вы вдвоём побреете ему лобок, а я буду снимать? – ощерилась Кэти.

– Ага, вот будет умора! – пропели в унисон Сара и Сьюзен.

Джонс нашла в ванной пену и пачку одноразовых лезвий. Сара села на пивной живот Худого и намылила его. Сьюзен опустилась на колени между ног бутбоя и принялась за бритьё. Через пару секунд её подруга схватила бритву и присоединилась к веселью. Восставшая плоть скинхеда пульсировала. Руки девушек елозили вокруг его хуя, но было ясно, что ни одна из них не даст ему тот вид облегчения, которого он так жаждет.

Джонни Махач обливался потом под резиновой маской. Ему хотелось завершить уже собрание Ложи, чтобы уйти по своим делам. Через пару часов у него назначена встреча с Атимой Шиазан, тогда-то и начнётся основное сегодняшнее веселье. Ходжес изобразил знак пятиконечной звезды, и оживлённая болтовня вокруг него замерла.

– Вам предстоит понять, – вкусно сказал Ходжес, – что в нашем обществе игры в демократию не будет. Фронт Семиотического Освобождения—древнее братство, основанное на жесткой иерархии. В старые добрые времена отказ подчиняться старшим карался смертью!

– Я скорее выпущу себе кишки, чем выдам секреты ФСО! – гулко и монотонно прогудели члены Ложи.

– Так-то лучше! – похвалил скинхед свою армию. – Но я не удовлетворён вашим прогрессом. Пропаганда Неоизма получается у вас хорошо, но ваши потуги на вандализм в «Боу Студиоз» вышли уж больно беззубыми.

– Разрушение скульптур широко освещалось в СМИ! – возразил Дональд Пембертон.

– Молчать! – рявкнул Хирам. – Вам надо сделать что-нибудь поистине мерзкое. Чтобы культурный истэблишмент остался оплёванным. Я предлагаю вам осквернить могилу Уильяма Блейка на кладбище Бан-хилл.

– О как! – придушенно ответила Ложа. – Вот уж мерзкая идея!

– Конечно! – хрустнул бутбой. – Дарю её вам! Внимание, вопрос: когда ждать результатов?

– У нас завтра вечером закрытый осмотр «Нового Неоизма», – вставил Спартак, – этот вариант отпадает.

– Может быть, вечером в пятницу или субботу? – предложил Джозеф Кэмпбелл.

– Не подходит, – сказал Росс Макдональд, – журналисты по выходным или спят, или бухают.

– Давайте вечером в воскресенье! – триумфально воскликнула Пенелопа Эпплгейт. – Тогда про акцию будут трубить весь понедельник. Будет бодрое начало недели!

– Правильно! – согласилась остальная Ложа.

– Встречаемся на станции «Олд-Стрит», когда часы пробьют десять, – пробормотал Спартак. – Надо управиться меньше, чем за час. Потом обзвоним все газеты, чтобы они успели написать отчёты и пустить их в тираж до полуночи!

– Отлично! – Хирам выплюнул это слово, как смертный приговор. – Я ухожу, но скоро мы встретимся вновь. И если вы хотите стать известными художниками, каждый из вас будет вкалывать на этот проект как следует!

Бунтыч молотил в дверь квартиры Джонни Махача, потихоньку закипая. Ключи он отдал своей двоюродной сестре, которая хотела посмотреть видак, и строго-настрого приказал ей тусоваться там, пока он не придёт.

Он уже готов был вызвать лифт, когда его удары возымели действие.

– Ты где там копалась? – спросил бутбой.

– Мы тут баловались с подружками, – застенчиво ответила Сьюзен.

Бунтыч влетел в гостиную и выпал в осадок, обнаружив привязанного к батарее Худого. Скинхеда скрутил жуткий гогот, он не стал бы осуждать сестру и её подружек за то, что они прикалывались над жирдяем.

– Развяжи меня! – взмолился Худой..

Бунтыч едва мог стонать, когда развязывал друга, Сочувствия он не испытывал, Встав, Худой принялся тереть запястья, потом дёрнулся к Сьюзен.

– Отвали от неё! – рявкнул Бунтыч, хватая Худого за руку. – Она ещё школьница, а ты, в принципе, не пострадал.

– Её вины тут нет, – пробурчал жирный ублюдок, поднимая одежду. – Бог с ней. Но когда я поймаю Марию Уокер, я расхуярю ей всю рожу!

– На твоём месте я бы не стал, – хрюкнул Бунтыч. – Джонни это совсем не понравится.

– В пизду Джонни! – прорыдал Худой, запираясь в ванной.

– На что спорим, он там дрочит, – вставила Сара. – Он так умолял помочь ему рукой, когда мы над ним издевались!

– Вы всё сняли? – спросил Бунтыч, тыча пальцем в камеру.

– А то ж, – подтвердила Кэти.

– Сьюзен, верни ключи, – приказал Бунтыч, – и можете валить. В следующий раз, когда у вас будет два видака, перепишите мне, что вы там наснимали.

– Непременно, – синхронно вздохнули девушки, покидая квартиру.

Атима Шиазан ждала Джонни Махача в метро в Кэмдене. Она пришла раньше, он на пару минут опоздал. Они обнялись. Их губы встретились и сомкнулись в томительном поцелуе. Трепаться было не о чем и незачем, неугасимые желания пульсировали у них в венах. Генетические коды возрастом в миллион лет одновременно собирались и разбирались в мускульных структурах слившихся тел.

Они вдвоём гуляли по глухим улочкам, пока не вышли к школе. Ворота на территорию стояли открытыми, некоторые окна светились, там шли курсы для взрослых. Шиазан повела Ходжеса за руку в тёмный угол спортплощадки. Она-прижала его к стене, расстегнула ширинку и опустилась на колени. Долю секунды спустя её язык уже ходил туда-сюда по восставшему стволу Джонни.

– Как здорово! – застонал Ходжес, когда она заглотила его хуй.

Шиазан не ответила, она полностью сосредоточилась на сосании хуя. Ходжес чувствовал, как любов-

ный сок вскипает у него в паху.' Атима ощутила мышечные спазмы болта и снизила темп. Скинхед рванул Шиазан на ноги. Потом стащил с неё трусики, задрал кожаную мини-юбку и прижал спиной к кирпичной стене.

Джонни проталкивался в креповое нутро пизды Атимы. Через пару мимолётных секунд тёмный угол, где трахалась парочка, осветили фары. По спортплощадке разнеслось эхо шагов, и на прилегающей улице хлопнула дверь. В мозг Джонни проникли обрывки разговора, но он не обратил на них внимания. Вместо этого он увеличил скорость.

– Кончи в меня! – всхлипнула Шиазан, пока скинхед отбивал на ней четыре четверти – примитивный ритм размашистого секса.

– Легко! – объявил Джонни, и выстрелил громадный заряд жидкой генетики.

Атима и Джонни достигли вершины, откуда мужчи– ; на и женщина никогда не возвращаются вместе. Слившись в оргазме, двое любовников теперь поодиночке спускались по крутым утёсам желания. Джонни по– чувствовал, как щелчком встаёт на место доспех его ! тела. Теперь он снова был готов сражаться с подлыми | ордами, которые жаждут навязать политкорректный я секс тем парам, чьи эротические фантазии полностью вышли из-под контроля. ] ⁴³

ВОСЕМЬ

ХУДОЙ ПРОСНУЛСЯ РАНО, ощущая, что злость за ночь не угасла. Денёк вчера выдался тот ещё. Полдня он провёл привязанным в квартире Джонни Маха-ча. Потом тот объявил, что их фирма в ближайшие месяцы будет крайне занята, так что в обозримом будущем нормальных выходных не предвидится. Мысли о мести крутились в голове бутбоя, как одежда в стиральной машине. Худой понимал, что получит офигенной пизды, если изобьет трёх школьниц, но высокомерная сучка среднего возраста – совсем другое дело. Хотя «Рейдерам» может не понравиться, что он отметелит шлюху, которую они все ебут, скинхед решил, что больше никто и не дернется, если он нападёт на Марию Уокер. Так что он отправился на дело в местную поликлинику.

– Мне надо срочно увидеть доктора Уокер! – хрустнул Худой.

– Мария сегодня утром не принимает, она заполняет бумаги, – чопорно ответила регистраторша. – Эй, вернитесь!

Худой не обратил на приказ внимания, он шёл по коридору к кабинету Марии Уокер. Бутбой не потрудился постучаться, он распахнул дверь и ворвался внутрь. Мария подпрыгнула, увернувшись от кулака, летящего в нос. Одновременно правой ногой она поставила Худому подножку. Скинхед упал, ударился лбом об угол стола и отрубился дрожащей грудой на полу.

Уокер работала быстро. Она раздела Худого и затащила его на кушетку. Потом приковала бутбоя наручниками, которые купила своему брату-мазохисту на день рождения. Так удачно сложилось, что завёрнутый подарок лежал у неё в портфеле. Достав из ящика марлю, Мария перевязала гениталии Худого, потом сделала шаг назад и оценила свою работу.

– Очнись! – бубнила Уокер, шлёпая бутбоя по щекам. – Очнись, идиот!

– Ууууууууйййййяааааа! – застонал Худой. – Где я? Что случилось?

– Ты прикован у меня в кабинете! – триумфально объявила Мария. – Ты пытался напасть на меня, но сам получил по ушам!

– Что случилось? – повторил скинхед.

– Посмотри вниз на свой хуй! – приказала доктор.

– Я его не вижу, – пробормотал Худой. – Вижу только бинты.

– Это потому, что я отрезала тебе хуй и яйца! – радостно прокудахтала Уокер.

– Не может быть! – заорал бутбой. – Я чувствую, как у меня встаёт!

– Это фантомная эрекция, – опровергла его Мария. – Ты наверняка слышал о людях с ампутированными конечностями, они потом долгие годы страдают от фантомных болей.

– О нет! – заплакал скинхед и потерял сознание.

– Возьми себя в руки! – обратилась к нему доктор, прежде чем плеснуть в лицо стакан воды.

Хотя бутбой вернулся в сознание, он страшно побледнел. Он смотрел на Уокер как ребёнок, не способный поверить в жестокость этого мира.

– Что же мне теперь делать? – спросил скинхед слабым голосом.

– Сядь на диету, – предложила Мария. – Как сбросишь десяток-другой килограмм, начнёшь страдать из-за того, что если бы у тебя ещё был хуй, ты мог бы вовсю трахаться.

Доктор расковала свою жертву. Худой встал, оделся и вышел из кабинета. Скинхед не смирился с унижением, пострадав от рук Уокер. Однако теперь он понял, что надо действовать умом, а не силой, если он хочет перехитрить своего злобного врага. Дорога до местного отделения полиции не заняла много времени, и, войдя внутрь, Худой попросил помощи.

– Я хочу сообщить об ужасном преступлении, – обратился бутбой к сержанту на приёме. – Доктор Уокер только что меня кастрировала! Вы найдёте её в местной поликлинике. Я хочу, чтобы сука была арестована немедленно.

– Вы должны пройти в комнату для дачи показаний, – голос копа сочился жалостью, – чтобы я мог выяснить подробности вашего дела.

Худой уже почти двадцать минут заполнял заявление, когда приехал доктор осмотреть его рану. Бутбой стянул штаны. Медик развязал бинт, который Уокер навертела вокруг паха скинхеда, и обнажился идеально здоровый набор семейных драгоценностей. Пару минут спустя Худому предъявили обвинение в напрасной трате времени полиции.

Дональд Пембертон проснулся поздно, но такой же злой, как Худой. Вчера он обнаружил, что его девушка – развратница, шлюха и блядь. Пенелопа Эпплгейт всегда клялась, что считает акты воспроизводства отвратительными – но теперь-то Дон знал, что она лжёт. Если Пенни чем и отличалась от нимфоманки, то исключительно неспособностью признать свою болезнь.

Пока Пембертон поднимался над физическим, чтобы отдаться метафизическому, эта тёлка, похоже, больше хотела тусоваться с дегенератами, нежели приобщаться к искусству.

– Пенни! – завопил Дон в гостиную. – Приготовь мне чашку чая, пока я одеваюсь!

– Твоя очередь делать чай! – продекламировала Эпплгейт. – Я делала, когда мы вернулись вчера вечером.

– Я страдаю творческим недержанием! – принялся отчитывать её Пембертон. – Мне надо, чтобы кто-то ухаживал за мной, пока я думаю о высоком.

– Эстетика и Сопротивление являются партнёрами, – возразила Пенни. – Если хочешь, чтобы за тобой ухаживали, найми служанку. Мне нужно не меньше времени, чтобы объять духовное, чем тебе!

– Не смеши меня! – ухмыльнулся Дон. – Вчера я видел, как ты кричишь в экстазе, пока разные животные спускают тебе в дыру. Тебе не нужно время на погружение в высшие материи, ты простая нимфоманка!

– Эти ребята не были животными! – принялась спорить Эпплгейт. – Мы все занимались любовью. С тобой так не получается, ты слишком занят собственным эго, чтобы потянуться и коснуться другого человека. Но вчера я осознала, что нет никакой бездонной пропасти между духовным и физическим, эти явно несоизмеримые проявления вместе составляют единый континуум!

– Почему бы тебе не признать, что ты не смогла подняться над своей животной природой? – проповедовал Пембертон, направляясь в гостиную. – Если учесть этот факт, становится очевидно, что ты – моя помощница в арт-проекте. Это я привношу в работы «Эстетики и Сопротивления» глубокую одухотворённость. Если ты заваришь чай, я воздержусь от комментариев на тему того, как ты в течке набрасываешься на каждого встречного-поперечного мужика!

– Я не буду делать чай! – заорала Пенни. – Твоя очередь, давай, тащи сюда мой завтрак!

– Слушай, блядь! – крикнул Дон. – Мы распределяем работу согласно духовным способностям, а я в этой квартире единственный гений! Так что марш на кухню!

– Ну всё, я ухожу! – бросила Эпплгейт. – Иди ты в пизду, не хочу тебя больше видеть!

– Ты не можешь так меня оставить! – проскрежетал Пембертон. – А как же твоя карьера в арт-мире? Как же то, что я помогаю тебе деньгами, которые получаю от своей семьи? К тому же, Спартак примет мою сторону, тебя вышибут из Ложи, и ты никогда не подпишешь контракт с крупной галереей!

– Ну ладно, – вздохнула Пенни. – Ладно, остаюсь. Но только если ты сделаешь чай! .

Джок Грэхем вошёл в христианскую группу под названием «Крестоносцы Христа». Эти ребята считали себя потомками одновременно и тамплиеров, и госпитальеров, просто потому что выходили на улицу и пытались обратить простых людей в нелепое мистическое вероучение. Поль Парвеню, основатель секты, не понимал, что прежние крестоносцы куда активнее старались перенять секреты капитализма у так называемых язычников, нежели обеспечить безопасность паломников, идущих в Святые Земли.

– Как я всегда говорю в конце наших встреч, – объявил проповедник Поль, – мы выходим на улицы в крестовый поход за душами людей. Так мы помотаем Иисусу. Мы боремся с дьяволом, когда стоим на улице и спрашиваем, пустил ли человек Спасителя в сердце

своё. Хорошо, я на сегодня закончил, но прежде чем мы разойдёмся, Джок Грэхем выступит с сообщением о культе Сатаны, известном как Неоизм. Джок, передаю тебе слово...

– Работы Неоистов, – встав, прошепелявил Грэхем, – несут в себе зёрна зла. Неоизм – последний оплот сатанинской секты, чьи корни потеряны в тумане времени. Прежде чем обрести Иисуса, я был арт-критиком, и могу немало рассказать вам об отношениях между Неоизмом, ситуационизмом и масонством. Но на сегодняшний день важным пунктом является то, что мы мобилизуемся, дабы не дать Неоизму перейти из арт-мира в мейнстрим. Мы обязаны исключить его из контекста нашей культуры, а для этого жёстко разобраться с поддерживающими Неоизм людьми в лондонском Сити. Мы должны заявить, что сам факт войны между Гильдией Торговцев Тканями и Ганзейским Союзом – фальсификация, организованная с целью обмана общественности. На самом деле обе группировки представляли одну организацию. Мы должны показать, какими путями сатанизм, будучи практичной религией поклонения богатству, передавался от розенкрейцеров, тамплиеров и рыцарей Святого Фомы...

– Богохульство! Богохульство! – в унисон запела собравшаяся паства. – Изыди, демон, изыди! Как осмеливаешься ты извергать клевету на крестоносцев, в честь которых мы названы!

– Дослушайте! – заорал Джок. – Я сейчас докажу вам, что есть демоническая связь между тамплиерами и Хасаном-ибн-Саббахом. Видите ли, Старец Горы заключил пакт с крестоносцами...

Арт-критик закончить выступление не смог. По всему помещению загрохотали стулья, и христианские фундаменталисты бросились на него. Поль Парвеню одним из первых достиг вероотступника. Раздался приятный хруст дробящейся кости, когда кулак проповедника встретился с челюстью Грэхема. Джок отшатнулся назад, а в стороны полетели брызги крови и кусок зуба. Сильные руки ухватили его и держали, пока Парвеню выбивал из него сознание. К счастью для себя, бывший марксист отрубился быстро. Потом крестоносцы воздели его податливое тело над головами и передали к выходу на улицу, где бросили на мешки с мусором. Они не собирались терпеть хулу в адрес христианских героев, в прежние века спасших множество паломников!

Аманда Дебден-Филипс завтракала с Линдой Фор-трайт. Следуя примеру Карен Элиот, две арт-админис-траторши решили, что любят «Бургер Кинг» на Оксфорд-Стрит, именно там они и встретились для разговора с глазу на глаз. Линда поставила на стол нагруженный поднос. Аманда схватила бургер и клубничный коктейль, она жаждала пищи!

– Тебе пришло приглашение на выставку «Новый Неоизм» в «Галерее Отпечатка Пальца»? – осведомилась Фортрайт.

– Да, – признала Дебден-Филипс. – Они вломились в пустующий магазин на Олд-Комптон-Стрит. Я чуть-чуть знакома со Стивеном Смитом, который организует выставку. Раз уж он подписал контракт с «Флиппером», то должен был посоветоваться со мной, прежде чем предпринимать такие действия.

– Да чего тут переживать? – чирикнула Линда. – Ты бы одобрила его план, все формы андеграундного искусства сейчас идут нарасхват. Неоизм, похоже, вот-вот войдёт в моду, он умудрился войти в арт-историю едва ли не за неделю!

– Да, Неоизм в этом году будет популярен, – согласилась Аманда. – Все критики говорят, что это крупнейший прорыв со времён флуксуса и ситуационистов. Всё равно, я Стивеном недовольна, он подрывает мой авторитет. Молодым художникам естественно отстаивать антиинституционализм – но надо всё-таки уважать свою галерею, кроме, конечно, тех случаев, когда они выступают в прессе!

– Если так ставить вопрос, то ты, конечно, права! – понесла Фортрайт. – Как бы мне хотелось, чтобы Стивен, связанный, с кляпом во рту, беспомощный, оказался у меня в постели. Я бы так наказала его, что он бы вовек не забыл!

– Можно устроить, – пробубнила Дебден-Филипс.

– Что, правда? Ты мне его обеспечишь? – спросила Линда, коснувшись запястья подруги.

– Легко, – проворковала Аманда. – Пойдём сегодня вечером вместе на открытие «Нового Неоизма». Когда там всё кончится, я прикажу Стивену проводить тебя домой. У него, по сути, не будет выбора, он только что подписал с «Флиппером» контракт, у него ещё не было нормальной выставки в Уэст-Энде, он не в том положении, чтобы спорить со мной. Я не понимаю, почему ты не заманила его в постель предложением устроить выставку в «галерее Земли», пока он ещё не входил в команду «Флиппера».

– Пока ты не подписала его, он казался мне просто очередным куском говядины, – призналась Фортрайт. – Прикол в том, что я люблю мужчин с ароматом успеха. Управление богатой галереей означает, что большая часть мужиков, которых я вижу, на своём искусстве ни гроша не сделает. Живущие на субсидии меня не возбуждают, я испытываю настоятельные позывы унижать влиятельных мужчин!

– Понимаю, о чём ты! – просмаковала Дебден-Филипс. – В свои двадцать я даже не глядела на ребят, у которых не было машины!

– Но расскажи мне о Неоизме! – ответила Линда, меняя тему. – Я о нём почти ничего не знаю. Начинай с самого начала, ну, со дня основания.

– В самой сути твоего вопроса кроется ошибка, – провещала Аманда. – Неоизм был усовершенствованием в дискурсе авангарда, посему его границы меняются, и нет никакой возможности зафиксировать точку его рождения.

– В каком контексте? – поинтересовалась Дебден-Филипс.

– В художественном контексте! – затряслась Линда.

– Ххы, – сказал рабочий из-за соседнего столика, покосившись на Аманду. – Ты вчера была здеся с другой тёлкой, она говорила всё то, что ты говоришь сейчас.

– И что? – вспыхнула Дебден-Филипс.

– Мине больше нравилось, – доверительно сообщил пролетарий, – када вы говорили про секс.

– Ты вызываешь омерзение! – уколола его Аманда.

– Мы с ребятами работаем на стройплощадке за углом, – настаивал строитель. – Если хочешь, мы от-трахаем тебя всей бригадой в бытовке! Что скажешь?

– Пошли! – заорала Дебден-Филипс на Линду Фортрайт. – Я уже доела, посидим и выпьем где-нибудь в более приятном окружении!

Джонни Махач договорился встретиться с Карен Элиот в Сохо-Сквере. Появившись там, он с удовольствием обнаружил, что она уже заняла лавочку. Найти место там было отнюдь не легко, многие сидели прямо на траве. Скинхед собирался предложить сходить в забегаловку, если бы Элиот уселась на газон. Природа – для хиппи. Хождесу нравился город, но зелёные насаждения решительно не вдохновляли.

– Здорово, правда? – объявила Карен, когда Джонни клюнул её в щёчку. – Нет ничего лучше солнца и свежего воздуха!

– Да, – согласился Ходжес, – разве только пойти в паб с друзьями и нажраться!

– Или организовать тайное общество и держать в кулаке судьбу каждого посвящённого! – хихикнула Элиот.

– Давай на время забудем про Фронт Семиотического Освобождения! – взмолился бутбой. – Мы всё уже обсудили по телефону. Меня уже тошнит от всего этого Неоизма. Я не понимаю, что эти художнички в нём находят. Дайте мне хорошую запись «троянцев»⁴⁴, с приличным ритмом, а высоколобые темы я оставляю эстетам, мне от них ни тепло, ни холодно!

– Ладно, ладно, – уступила Карен. – Пока забудем про Неоизм. О чём тогда хочешь поговорить?

– Слыхала про Худого? – гоготнул Джонни.

– Я утром беседовала по телефону с Марией, – прокудахтала Элиот.

– Ты не слышала лучший кусок! – воскликнул Ходжес. Потом, доставая из коробки видеокассету и передавая Элиот, добавил: – Тут съёмка сексуальных издевательств трёх школьниц над Худым!

Спартак наблюдал за окончательными приготовлениями к выставке «Нового Неоизма». «Галерея Отпечатка Пальца» выглядела так, словно в неё попала бомба. По стенам, полу и потолку разбрызгана краска, драные плакаты под безумными углами развешены по всему помещению, пол завален разломанными компьютерами. Хотя большая их часть сломалась в процессе использования, художники собирались сообщать всем слушающим, что их разрушили компьютерные вирусы Неоистов.

– Ни хуя себе вы опаздываете! – заорал Стивен Смит на Дональда Пембертона и Пенни Эпплгейт, когда они вошли в дверь. – Вы должны были давным-давно прийти! Вам что, кажется, мы тут хуйнёй занимаемся?

– Искусство является важнейшим делом в мире, – торжественно запел Пембертон. – Мы с Пенни поспорили, нам надо было разобраться, прежде чем прийти сюда.

– Ладно! Ладно! – взвыл Спартак. – Ваши личные проблемы действительно охуенно трогают моё черствое сердце. Бегом на кухню, готовить соус из авокадо. Пускай это сквот, но мы собираемся впечатлить критиков своим профессионализмом!

– Слушаемся, командир, – ответил Дон и пошёл через галерею.

– Ты останься! – прошипел Великий Дракон, потянув Пенни назад за воротник. – Я собираюсь воспользоваться твоим ротиком, твой талант нельзя зарывать на кухне. А теперь отсоси у меня!

– Слушаюсь, командир, – пропела Эпплгейт, опускаясь на колени.

Она расстегнула ширинку Смита, достала напряжённый хуй и принялась массировать рукой. Эпплгейт пробежалась языком по всей его длине. Вождь ФСО издал безумный гоготок.

– Можно присоединиться? – спросил прохожий, осторожно приоткрывший дверь после того, как увидел сеанс орального секса в щель между плакатами, наклеенными на окна.

– Пошёл отсюда! – завизжал Джозеф Кэмпбелл.

– Заплачу двадцать фунтов! – предложил мужик.

– Засунь деньги себе в задницу! – заорал Кэмпбелл. – Никто не будет мешать моему боссу в моменты наслаждения!

Джозеф приложил незваного гостя по морде дверью. Убеждённый извращенец, тот продолжал наблюдать, прижав свой окровавленный нос к стеклу. Пускай его собственный член сосать не будут, но он сполна получит удовольствие от шоу, где тёлка на коленях обслуживает другого мужика.

Пенни заметила по спазмам мышц дрына, что Спартак приближается к оргазму. Вряд ли она могла упустить этот момент, Смита трясло, как эпилептика. Долю секунды спустя жидкая генетика вскипела в паху Стивена и выплеснулась в горло Эпплгейт. Пенни жадно проглотила потоки ДНК, ей нравился солёный привкус, он напоминал ей об оздоровительном напитке, популярном в годы её детства.

Сэр Чарльз Брюстер на ходу строил планы. Цены на материалы Неоистов росли с астрономической скоростью. Уже можно было не сомневаться, что движение вошло в историческую фазу. Руководитель «Прогрессив Артс Проджект» в спешке собирал впечатляющую коллекцию произведений авангарда восьмидесятых. Большую часть он оптом скупил у Мартина Поркера, художншса-неудачника, который заигрывал с Неоизмом во времена APT 8‘. Поркеру были неизвестны тенденции в современном искусстве и очень нужны деньги. Он отдал весь свой архив за пять штук. Внезапный рост ⁴⁵ интереса к Неоизму добавил Брюстеру кучу забот. Чтобы извлечь максимум из неожиданно представившихся возможностей, ему придётся носиться синежопой мухой ближайшие пару месяцев. Текущий проблемой оказался Джок Грэхем. Он вломился в офис Брюстера, не сделав даже попытки назначить встречу. К счастью, Брюстер имел чёрный пояс по манипулированию художниками и критиками. На самом деле, он считал Грэхема наименьшей из всех возможных проблем.

– Видишь ли, Джок, – поучал сэр Чарльз, – я исследовал Неоизм годами. Пока ты на правильном пути, настала пора научиться конспирации.

– Но мне кажется, что вы продвигаете Неоизм! – возразил Грэхем.

– Ты знаешь, кто такой крот? – спросил Брюстер.

– Конечно, знаю! – изверг Джок. – Это маленький зверёк, который живёт под землёй.

– Нет, не этот крот! – фыркнул сэр Чарльз. – Я говорю про лазутчика во вражеском лагере. Может, со стороны похоже, что я поддерживаю Неоистов, но на самом деле я собираю о группе разведданные.

– Понятно, – шепнул Грэхем.

– Может, настала пора объединить усилия? – спросил Брюстер. – Мы можем причинить им немало вреда, атаковав с двух флангов. Я буду собирать информацию о противнике, а ты – применять её на практике.

– Да зачем, – уклонился от прямого ответа Джок. – Что вы можете сообщить такого, чего я не знаю?

– Столько всего, – подмигнул сэр Чарльз, – что ты мог бы просидеть здесь неделю, а я не передал бы тебе и десятой доли всей собранной информации.

– Ого! – впечатлился Грэхем.

– Для начала, – шепнул Брюстер, – давай взглянем на твоё сообщение, что имя Элиот, прочитанное задом наперёд с добавлением «Т», даёт Туалет. Переставив буквы в имени Стилетто, на выходе мы тоже получаем Туалет¹.

– Это, конечно, здорово, – возразил Джок, – но остаются лишние «С» и «Т».

– Я как раз подхожу к этому, – терпеливо разъяснил сэр Чарльз. – «Т» переносится в анаграмму фамилии Карен Элиот, чтобы получился второй туалет, а «С» означает самого Сатану, связующую опору всех оккультных действий!