Текст книги "Клич Айсмарка"

Автор книги: Стюарт Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Глава 30

Фиррина влетела в лазарет впереди Тараман-тара, грубо расталкивая всех, кто попадался на пути, и зовя Уинлокскую Мамушку. Но старейшина ведьм уже ждала ее, молча опершись на свою клюку. За спиной у нее ждали еще двое ведьм-целительниц.

– Он умер, Мамушка! Он умер! – завизжала Фиррина, едва увидев старуху.

Женщина шагнула вперед, жестом показала Тараману, куда уложить Оскана, внимательно оглядела обезображенное огнем тело и задумчиво кивнула:

– Он дорогой ценой заплатил за твое спасение, Фиррина Линденшильд.

– Я знаю! Он заплатил своей жизнью!

– Замолчи, глупая девчонка! Если ты правда так думаешь, зачем принесла его ко мне? По-твоему, я могу воскресить мертвого? Коли богиня кого призывает к себе, то не отпускает, пока не передумает.

Мамушка повернулась к своей помощнице:

– Зеркало!

Та вложила ей в руку полированный металлический кругляш. Склонившись над мальчиком, старая ведьма поднесла зеркало к его обугленным губам. Гладкая поверхность чуть заметно запотела.

– Он жив! Иначе и быть не могло. Ему еще многое предстоит сделать в жизни. Отнесите его в приготовленное место.

– Жив?.. – переспросила Фиррина, разрываясь между удивлением и уверенностью, которая не оставляла ее с той самой минуты, когда Тараман-тар унес Оскана с поля боя. – Но… даже если он не умрет, теперь он навсегда обезображен. Захочет ли он жить… таким?..

– Жить ему или нет – решать матери-богине. Неужели ты думаешь, она настолько слепа, что не видит за обезображенным лицом чистую душу своего сына? – сердито фыркнула Уинлокская Мамушка. – Скажи спасибо, что тебе выпало ходить с ним по одной земле.

Фиррина посмотрела на тело своего друга, человека, с которым они столько вместе пережили. Теперь его было не узнать. Лицо обгорело, от кистей рук и вовсе ничего не осталось, культи до сих пор дымились, тело обуглилось… То, во что он превратился, больше походило на баранью тушу, которую забыли над огнем. И пахло точно так же.

Девочка беззвучно зарыдала, и слезы прочертили мокрые дорожки на ее щеках.

– Куда вы его отнесете?

– В самый глубокий подвал. Там уже давно все готово для него, – ответила Мамушка и хлопнула в ладоши.

В палату вбежали двое санитаров с носилками и уложили на них Оскана.

– Уже давно?.. Так вы знали, что это случится? – ошеломленно спросила Фиррина.

– Да, и он тоже знал, в глубине души. Нет, он не видел ничего точно, но знал, что погибнет, защищая тебя. Не только солдаты и воины могут быть храбрецами, Фиррина Крепкая Рука.

– Я знаю, старая карга! – огрызнулась королева. К ней вдруг вернулась та злость, что всегда охватывала ее в бою. – Может, я и молода, но я не дура. Нечего говорить со мной, как с ребенком. За эти несколько месяцев я часто видела смерть, может, даже больше, чем ты за всю свою долгую жизнь. И я до сих пор жива. И если мне суждено пережить эту войну, я еще буду ходить по этой земле, когда ты явишься в страну вечного лета и богиня будет иметь сомнительное удовольствие встретиться с тобой!

– Ну, это уж нашей матери решать, а не тебе! Не думай, будто тебе известна ее воля!

– Куда уж мне! Как мне тягаться со старухой, которая вечно вещает с таким видом, будто только что пошепталась с богиней? Тогда, может, позовешь ее и мы спросим сами? Ах да, я забыла, ты же у нее на побегушках. Ну так договорись, когда богиня сможет уделить мне минутку своего драгоценного времени!

– Прекрати богохульничать! – гневно прошипела Уинлокская Мамушка.

– Да я и не думала оскорблять богиню. Все, что я наговорила, предназначено лишь для твоих ушей, ваша заносчивость. Ты ведь почему-то решила, что тебя одну из всех нас создала богиня… впрочем, нет. Это даже для такой зазнайки, как ты, было бы чересчур. Должно быть, ты просто решила, что из всех ее детей ты – самая главная.

Минуту они молча сверлили друг дружку глазами, пока Тараман не решился прервать их противостояние, робко кашлянув.

– По-моему, сейчас не лучшее время для споров. Мальчик умирает.

И тут вдруг Мамушка закряхтела, застонала и… упала на колени перед Фирриной.

– Да славится богиня и ее мудрый выбор! Нашей маленькой стране досталась поистине могущественная королева!

Двое санитаров подняли носилки и понесли к дверям, за которыми начиналась широкая лестница, ведущая в подвал. Остальные двинулись следом, помощницы Мамушки зажгли факелы.

В подвале их окутал запах сырой земли. Когда лестница осталась позади, санитары торопливо свернули к низкой двери, скрытой от глаз за колонной. За ней оказалась еще одна лестница, на этот раз узкая и крутая, ввинчивающаяся куда-то в кромешный мрак. Здесь еще сильнее пахло землей, ступени были скользкими, откуда-то капала вода, под низкими сводами эхом отдавалась монотонная капель. Идти по узким и неровным ступеням приходилось очень осторожно.

Спустившись, они очутились в природной пещере. Увязая в густой красной грязи, слабо поблескивающей в свете факелов, они прошли к дальней стене, туда, где стояло низкое ложе без матраса или одеял – простой каркас кровати, на который была натянута веревочная сетка. На нее и уложили тело Оскана Ведьмака.

Оскан висел над мокрой землей, и на его почерневшую кожу с потолка пещеры капала вода. Фиррина никогда не была в этой пещере, даже не подозревала о ее существовании, но была уверена, что запомнит это место на всю оставшуюся жизнь.

Мамушка подошла к мальчику и, пробормотав что-то себе под нос, заговорила громче:

– Помни, что было сказано тебе, Оскан, любимый сын матери-богини: смерть упадет с небес, а исцеление придет из земли. А теперь призови богиню, чтобы она излечила твое тело. – Повернувшись к остальным, ведьма сказала: – Теперь мы должны оставить его. И да свершится воля богини.

– И сколько он тут пролежит? – спросила Фиррина шепотом, чтобы голос не выдал ее волнения.

– Пока не сможет сам выйти отсюда.

– Понятно.

Фиррина взяла у одного из целителей факел и еще долго смотрела на обезображенное тело друга. Потом наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Мы должны вернуться к войне, Тараман, – сказала она и, смахнув с глаз слезы, пошла наверх.

В сущности, потери имперцев были совсем невелики – из ста тысяч, участвовавших в атаке, погибли всего две. Но боевой дух армии был резко подорван. Солдаты уже открыто говорили, что войну против Айсмарка им не выиграть, что мальчишка-колдун вернется с еще сотней таких же и обратит против них всю силу небес. Несмотря на то что их численность составляла уже пятьсот тысяч и на подходе были еще два свежих легиона, солдаты империи искренне полагали, что они не в силах сокрушить жалкую преграду, отделявшую их от победы. Сципион Беллорум повесил больше трехсот самых отъявленных смутьянов и еще тысячу высек, прежде чем вернул хотя бы видимость порядка. В конечном итоге ему удалось добиться того, чтобы солдаты боялись его больше, чем колдуна с его молниями. Беллорум всегда так делал: пусть солдаты предпочитают погибнуть от руки врага, чем вернуться с позором. Только тогда они будут готовы отправиться хоть в пекло, лишь бы не злить своего командира.

Когда дисциплина была восстановлена, Беллорум устроил смотр войск. Он наблюдал за парадом с высоты небольшого холма. Копья и пики щетинились во все стороны, будто голые ветви зимнего леса, реяли на ветру знамена, доспехи сияли, как искры в кузнице богов. История еще не знала такой огромной и отлично вымуштрованной армии, а ведь на параде маршировали даже не все солдаты!

Беллорум видел, что сейчас его войско сильно как никогда, но… крошечная армия варваров каким-то образом умудрялась упорно противостоять его мощи. Что бы он ни делал, дикари отвечали на его атаки с мастерством и неистовством, заслуживающими восхищения. А теперь еще и эти мятежные настроения в имперской армии… Полководец смотрел на марширующих солдат и понимал, что, если начнется восстание, его растопчут в мгновение ока. Но в то же время он был уверен: солдаты не посмеют пойти против него. Ведь он главнокомандующий, а они знают свое место.

– Колдун мертв! – прокричал Беллорум безо всяких вступлений и предисловий. – Убит собственным оружием. Я видел, как унесли с поля боя его обугленное тело!

Армия хранила гробовое молчание.

– Кроме него, никто из дикарей не умеет вызывать молнию. Иначе они бы уже давно сделали это! Неужели вы думаете, что они не попытались бы спасти своих лучниц, если бы могли? Нет, он был один такой и умер, защищая королеву! Храбрец встретил свою смерть на поле боя.

Над лагерем повисло гробовое безмолвие. Ни единого шепота не раздалось из рядов солдат. Чтобы закрепить успех, Беллорум решил проявить благородство.

– Но я сделаю так, что его жертва окажется напрасной! Я лично поведу конницу против королевки с ее оборванцами и ручными леопардами! Мы – сто тысяч лучших всадников, которых видел мир, – против шести тысяч жалких фигляров!

Солдаты по-прежнему хранили молчание, только победная песнь жаворонка, кружившего высоко в небе, нарушала тишину. Что-то новое: Беллорум видел, что его воины сочувствуют врагу и даже восторгаются им. Осознав это, полководец чуть не задохнулся от негодования.

– Всем оставаться на плацу! Отсюда вы сами сможете полюбоваться на то, как мы сотрем в порошок войско королевы-дикарки! – с непоколебимой уверенностью провозгласил он.

Беллорум развернул лошадь и ускакал на сборный пункт дожидаться конницу. Ничего, скоро они своими глазами увидят его победу, и тогда к ним вернется прежний боевой задор! Эта утомительная война закончится, и империя расширит свои границы на север. В этих землях станут добывать древесину и руду, а отважные, умелые воины-северяне будут сражаться в грядущих войнах, которые замышлял Сципион Беллорум.

Боль! Пронизывающая насквозь, раздирающая на части боль, пульсирующая, острая, как игла, и тупая, как молот! Она терзает тело и разум, скручивая внутренности, кромсая кожу лезвием и осколками стекла. Оскану хотелось кричать, но у него выгорели голосовые связки. Его мучила смертельная жажда, а вокруг капала вода, но его обожженный язык не находил во рту ничего, кроме волдырей и спаленной плоти. Много часов лежал Оскан на веревочной сетке, не в силах пошевелиться, и пеньковые веревки врезались в лишенное кожи тело, причиняя невыносимые страдания.

Наконец он нашел в себе силы вырваться из лап обжигающей боли и обратиться к богине с молитвой об избавлении. Медленно, очень медленно его разум погрузился во мрак, где не было мук и страданий, и юноша с благодарностью впал в благословенное беспамятство.

Пещеру наполнил его запах, похожий на запах пепла, остывшего в утренней росе. Его тело гноилось, сукровица стекала сквозь сетку прямо в грязь. Длинные, тягучие капли свисали с веревок до покрытой клейкой влагой земли, медленно, незаметно для глаза удлиняясь. Спустя много долгих часов качающиеся сталактиты телесных соков коснулись густой грязи – и в тот же миг Ведьмак пробудился, крошечная искорка разума зажглась в его израненном теле…

Она сжался от невыносимой боли, но прежде, чем потерять сознание, отчетливо, как наяву, услышал далекий голос: «Помни, что было сказано тебе, Оскан, любимый сын матери-богини: смерть упадет с небес, а исцеление придет из земли. А теперь призови богиню, чтобы она излечила твое тело».

Преодолев боль неимоверным усилием воли, Оскан попытался оглядеться вокруг. Но его веки намертво слиплись, а глазницы наполнял лишь полужидкий студень. Глаза сгорели, он был слеп. Беззвучно закричав, Ведьмак собрал последние силы, что еще остались в мышцах, и рывком сел на своем ложе. Короста, покрывавшая тело, хрустнула. «БОГИНЯ!» – мысленно закричал Оскан в черноту пещеры.

Это усилие окончательно вымотало его, он упал на спину и провалился во мрак.

Но капли сукровицы и слизи вновь образовали тонкие нити, связав его с землей. И по этим нитям в тело Оскана стали подниматься целебные и питательные соки земли – так ребенок в материнской утробе получает все, что нужно для жизни, через пуповину.

Его тело начало возрождаться – медленно, но верно. Час от часу дело шло быстрее, и вот уже тело обрастает новой кожей, сбрасывая безнадежно разрушенные ткани на пол пещеры, где они смешиваются с грязью.

Маггиор Тот стоял на вершине лестницы, ведущей в пещеру. Уинлокская Мамушка не позволила ему спуститься повидать Оскана, и он решил хотя бы побыть как можно ближе к мальчику, которого полюбил как племянника, если не как сына. Старый ученый был уверен, что Оскан умрет. От таких ожогов невозможно излечиться. А оставив мальчика одного в холодной сырой пещере, ведьмы только приблизили его смерть. Магги печально покачал головой: Оскан еще так юн, в нем столько неслыханной силы, которую теперь так никто и не увидит. Бедная Фиррина! Скоро она потеряет своего друга, юношу, который, возможно, однажды стал бы ее супругом…

Маггиор шумно вздохнул и испуганно вздрогнул, когда его вздох эхом вернулся к нему из гулкой пустоты подвала. Только тут он понял, что остался один. Ведьмы и целители давно разошлись, чтобы заняться ранеными на верхних этажах. Воспользовавшись этой возможностью, ученый стремглав кинулся вниз по ступенькам. Он сам не знал, что, собственно, станет делать, когда окажется в пещере. Наверное, просто попрощается с мальчиком. С Осканом, который умел и взывать к таинственным силам, и широко, простодушно улыбаться друзьям…

Лестница оказалась крутой, а факел Маггиора едва горел, бросая на ступени дрожащее пятно света. Но все же ученый благополучно спустился в подвал, нашел вторую лестницу, одолел и ее и оказался в пещере. Ноги тут же увязли в грязи. В пещере оказалось страшно холодно и стоял какой-то странный сырой запах, такой густой, что Маггиор даже закашлялся. Запах был не то чтобы неприятный, просто очень резкий, как в лесу после грозы, но гораздо насыщеннее и с примесью каких-то природных солей.

Маггиор поднял над головой факел и разглядел очертания низкой лежанки у стены. Он на ощупь подошел к ней и тут с внезапно нахлынувшим отвращением и жалостью заметил струи слизи, стекающей с изуродованной кожи Оскана. Не в силах поверить собственным глазам, Маггиор поспешно снял свои окулярусы, протер линзы рукавом и, наклонившись ближе, взглянул еще раз.

Оскан лежал, сложив на груди руки, сквозь тонкую плоть просвечивали кости, губы влажно блестели на свету. Маггиор упал на колени и зарыдал. Теперь он убедился, что глаза не лгали ему – он стал свидетелем настоящего чуда. Когда мальчика принесли в пещеру, его кисти были сожжены дотла, а лицо превратилось в черную маску без губ, носа и других черт.

Старый ученый опустил руки в целебную грязь, пытаясь найти нужные слова. Он не молился уже много лет. Но слова пришли сами.

– Слава тебе, богиня, – просто сказал он и склонился до земли, пока его лоб не коснулся холодной жижи.

Глава 31

И вот Сципион Беллорум вывел конницу на равнину. Огромное войско медленно вышло на поле, и дозорные Фростмарриса тут же подняли тревогу. Со стен города враги были похожи на темное пятно, расползающееся по чистейшей зеленой скатерти, изорванной боями. Вновь и вновь на улицах столицы раздавались тревожные звуки рога, и войска Айсмарка спешили занять свои позиции на внешних укреплениях. И хотя никто не выказывал страха, подспудная тревога звенела в воздухе: вражескую армию ведет Сципион Беллорум! Сам легендарный полководец вышел на поле боя!

Фиррина, Тараман-тар и Тарадан наблюдали за медленным приближением неприятельской конницы с наружного оборонительного вала.

– Ему нужна я, Тараман. Он хочет сразиться со мной на поле брани.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, дорогая. Похоже, ты его здорово разозлила! – мелодично промурлыкал повелитель барсов. – Но это вовсе не означает, что ты должна принимать его вызов. Пусть ждет, сколько ему вздумается, а еще лучше – подойдет поближе к баллистам и лучникам, и тогда посмотрим, как долго он усидит на своем породистом скакуне, элегантно держа повод одной рукой.

– Нет, я должна выйти, Тараман. Он хочет решить исход войны здесь и сейчас. Мы измотали его хваленую армию до предела, и он жаждет раз и навсегда покончить с нами. А разве может быть способ сделать это вернее, чем убив меня в смертельном поединке? – Фиррина говорила ровно и спокойно, однако в ее душе закипала жгучая ненависть. – Сципион Беллорум… Он один в ответе за эту войну. Каждый погибший солдат, каждый погибший лавочник или крестьянин, каждый сожженный город на его совести. И я хочу воздать ему по заслугам.

Золотые глаза Тарамана смерили королеву долгим, пытливым взглядом. Барс знал, что она думает об отце и об Оскане.

– Но твоему народу нужно, чтобы было ради чего сражаться дальше. Если ты погибнешь сегодня, война будет проиграна и Айсмарк превратится в новую провинцию империи.

– Я могла встретить смерть каждый раз, когда выходила на поле брани, Тараман. Такова судьба Линденшильдского рода, судьба любого монарха-воина, ты же знаешь. Но если я не приму вызов Беллорума, меня перестанут уважать так, как сейчас, и он это знает. Я должна идти.

Тараман склонил голову, соглашаясь с ее словами.

– Тогда с тобой пойдет твоя конница и барсы! Тарадан, передай приказ войскам!

Но не успел заместитель командующего двинуться, как Фиррина подняла руку.

– Стойте! – Королева помолчала, собираясь с мыслями. – Я не могу просить вас участвовать в битве. Вы и так уже достаточно сделали в этой войне, и теперь я должна признать, что никакой помощи от вампиров и вервольфов уже не придет. Умру я сегодня или через неделю, по сути дела, не имеет значения. – Она выпрямилась и со слезами на глазах добавила: – Я освобождаю вас от союзнических обязательств, можете отправляться домой в Ледовое царство. Спасибо вам, и ступайте с миром.

Несколько мгновений Тараман-тар удивленно смотрел на нее, а потом вдруг поднялся на задние лапы, нависнув над Фирриной, будто живая и разъяренная крепостная башня. Он призывно прорычал, обратив морду к небу, и три тысячи снежных барсов ответили ему дружным ревом.

Опустившись на все четыре лапы, Тараман сказал:

– Позволь напомнить тебе, королева Айсмарка, что я как тар Ледового царства равен тебе и у тебя нет ни власти, ни права исключать меня из союза. По законам снежных барсов клятва дается на всю жизнь. Зови своих воинов, мой друг и союзник, мы идем на битву!

Фиррина подошла к огромному барсу и крепко обняла его, зарывшись лицом в густой мех, и не только услышала, но и почувствовала, как тар утробно заурчал.

– Спасибо, Тараман, – просто ответила она и повернулась к его помощнику: – Тарадан, созывай войска.

Тот поклонился и, отойдя в сторону, громко рявкнул. Позади оборонительного вала солдаты и барсы приготовились действовать.

Сципион Беллорум надменно обозревал защитные сооружения. Королевка выйдет на бой. У нее просто нет выбора. Тут-то он ее и прихлопнет, вместе с ее балаганной конницей. Говорящие леопарды, эта ошибка природы, ни за что не устоят перед залпом двухсот тысяч пистолей и карабинов – а у каждого из имперских всадников было и то и другое. По приказу полководца они откроют огонь по рядам противника, и уже этого будет достаточно, чтобы смести несчастные шесть тысяч воинов Айсмарка. Если кто из котиков и выживет, то пустится наутек, поджав пятнистый хвост.

Когда Сципион Беллорум лично вел в атаку войска, он всегда побеждал. Так что предстоящая битва вряд ли продлится больше нескольких минут. Остальные имперские солдаты были выстроены на плацу в лагере – скоро они увидят, как их главнокомандующий разгромит врага наголову. Многие из них за время этой затянувшейся войны начали уважать солдат Айсмарка и даже стали восхищаться юной королевой. Хуже того, некоторые офицеры поговаривали между собой, что с Айсмарком следует заключить договор, а не завоевывать его. Дескать, это королевство заслуживает покровительства сената и самого императора, что стоит позволить ему оставаться независимым. Но сегодня Айсмарк падет.

Издалека солдаты отчетливо видели, как Беллорум изучает защиту Фростмарриса в подзорную трубу, ожидая появления вражеской конницы и барсов. Внезапно он ткнул куда-то пальцем, и все глаза устремились на проход во внешнем оборонительном валу. Королева Фиррина и ее объединенное войско из всадников-людей и барсов неторопливо выходили на равнину.

Они шли в две шеренги, а оказавшись в поле, перестроились широким клином. В строю чередовались лошади и леопарды, во главе войска ехала королева и шел самый большой из зверей. По рядам имперских солдат прокатился ропот, и Беллорум отдал приказ наступать. Войска рысью сходились посреди поля, над колонной Айсмарка развернулось знамя. На нем были изображены бегущая лошадь и барс, а над ними возвышался свирепый белый медведь – герб Линденшильдского рода.

Сципион Беллорум ехал, небрежно придерживая поводья одной рукой, на губах его играла довольная улыбка. Очень скоро королевка будет убита – и война закончится. Полководец поднял руку, его всадники достали длинноствольные пистоли и продолжали наступать, подгоняя лошадей коленями.

Фиррина привстала в стременах и описала мечом круг над головой. В тот же миг лошади и барсы перешли в сдержанный галоп, люди запели боевой марш, а барсы хрипло и воинственно зарычали. Беллорум не стал подгонять коня и, продолжая двигаться рысью, вскинул пистоли. Сто тысяч солдат последовали его примеру, ожидая приказа открывать огонь.

Звонкий голосок Фиррины выкрикнул новый приказ. Барсы прильнули к земле, а люди закрылись щитами, но ни те ни другие не сбавили ходу. Беллорум, не дрогнув, смотрел, как прямо на него катится сокрушительная лавина вражеской конницы. Едва воздух наполнился топотом копыт, полководец выстрелил из пистолей. Двести тысяч стволов одновременно выплюнули пули навстречу воинам севера, но ряды защитников почти не дрогнули.

И над полем взмыл звонкий голос Фиррины:

– Кровь! Смерть! Пламя! Кровь! Смерть! Пламя!

Барсы вскинули головы, и солдаты подхватили боевой клич Айсмарка. Свинцовые пули не смогли пробить крепкие черепа зверей и броню солдат. Нерушимым клином всадники и барсы врезались в имперский строй и разрубили его надвое, когти и зубы зверей безжалостно рвали врагов, мечи людей окрасились кровью.

Звон доспехов и оружия, крики солдат разносились на всю равнину. Имперцы в своем лагере и защитники на валу азартно вопили, поддерживая своих, будто на скачках. Маггиор Тот наблюдал за битвой, стоя на городской стене. Он видел, как Фиррина со своей гвардией рассекла строй имперцев и зашла им в тыл для новой атаки.

Сципион Беллорум выкрикнул приказ, и его конница развернулась встретить противника, заслонившись щитами и обнажив мечи. Вновь воздух наполнился звоном и грохотом, а тем временем левый и правый фланги имперского войска быстро сомкнулись за спинами айсмаркских всадников. Королева оказалась в кольце врагов.

Воины Фиррины сражались без страха и жалости, прорубая себе путь сквозь вражеские ряды. Королева рубила каждого, кто попадался ей на глаза, ее конь добивал упавших имперцев копытами, а Тараман-тар ударами тяжелых лап расшвыривал в стороны лошадей вместе с наездниками. Рядом, придавая отваги и решимости, трепетало на ветру знамя объединенного войска Айсмарка и Ледового царства. И вот наконец гвардия вырвалась из окружения и, развернувшись на равнине, пошла в новую атаку.

Когда юная королева и Тараман-тар во главе айсмаркского войска вырвались на свободу, со стороны укреплений Фростмарриса раздался торжествующий рев. Однако ряды и людей и барсов сильно поредели, а из тех, кто уцелел, многие были ранены.

Сципион Беллорум рвал и метал: его армия уже дважды не смогла остановить противника! А теперь эти наглецы северяне у него на глазах снова заходили в атаку! Он выкрикнул новый приказ и галопом поскакал навстречу королеве.

С высоты городских стен объединенное войско Айсмарка и Ледового царства походило на острый стилет, который проворно разил нескладное многоголовое чудовище имперской армии. И израненное чудовище постепенно теряло силу. Там, где проходила гвардия Фиррины, земля была усеяна телами павших захватчиков.

Но теперь наступил переломный момент. Маггиор увидел, как имперцы замедлили шаг. На поле взвыли трубы, ветер подхватил их пение и истрепал его, так что до стен Фростмарриса донесся лишь тоскливый вой. Конница и барсы королевы тоже перешли на шаг, и вскоре обе армии остановились друг напротив друга. Тогда Фиррина с Тараман-таром неторопливо вышли вперед, и от вражеских рядов им навстречу двинулись две фигуры.

К Фиррине приближался человек на высокой лошади. Он был немолод, его седые волосы отливали сталью, голубые глаза были холодны как лед, в седле он держался подчеркнуто прямо и в то же время небрежно, как человек, получивший хорошее воспитание.

Молодой офицер, сопровождавший его, поприветствовал королеву, сдержанно отсалютовав ей. Фиррина ответила тем же, но ничего не сказала.

– Вижу, вы привели с собой говорящего кота, – произнес Беллорум.

Он говорил на языке Айсмарка очень чисто, с едва заметным акцентом.

– Никого я не «привела». Владыка Тараман, сотый тар Ледового царства, любезно согласился сопровождать меня на эту встречу.

– Ах, так у него и титул есть, – язвительно отозвался Беллорум. – А трюки он показывает?

– Я показываю только один трюк: убиваю ваших солдат, – вступил в разговор Тараман. – И по-моему, у меня неплохо получается. А вы как считаете?

Фиррина с удовольствием полюбовалась на то, как имперский военачальник вытаращился на барса, не в силах скрыть свое удивление. Беллорум был потрясен: надо же, слухи о говорящих кошках все-таки оказались правдой! Эти звери и правда умеют изъясняться как люди. И человеческие слова так естественно и просто вылетали из громадной зубастой пасти…

Молодой имперский офицер тоже на мгновение остолбенел, но потом вспомнил правила хорошего тона и отсалютовал Тараману как правителю вражеской державы.

Огромный барс царственно кивнул в ответ:

– Мы здесь только для того, чтобы обменяться любезностями, или у этой встречи все же есть другая цель? Если нет, предлагаю продолжить битву. У нас, знаете ли, еще дел по горло, уж больно вас много…

– Цель есть, – опомнившись, ответил Беллорум. – Предлагаю решить исход битвы поединком. Я вызываю на бой королеву Фиррину, здесь и сейчас, на этом самом поле.

– Я принимаю вызов, – тут же ответила девочка.

– Не торопись. Зачем тебе это? – тихо возразил Тараман. – Ведь у него есть только сборище расфуфыренных деревенских оболтусов на старых клячах, которое мы скоро разнесем в пух и прах. Зачем, по-твоему, он предлагает тебе поединок? Он проигрывает и знает это. Поединок – его единственный шанс. Прикажи начинать атаку, и мы сметем этих выскочек.

– Я сказала, что принимаю вызов, Тараман, – ответила Фиррина, не сводя глаз с имперского военачальника, потом перевела взгляд на союзника и друга и добавила: – Не отговаривай меня. Я выйду на поединок! Это мой шанс прикончить Беллорума и отомстить за всех, кто погиб!

Ее сжигали всепоглощающая ярость и ненасытное желание заставить этого человека собственной жизнью заплатить за все смерти и разрушения, что были на его совести.

Беллорум рассмеялся.

– Ну же, барсик, будь послушным котиком, не перечь хозяйке. Разве не видишь, ей так хочется умереть!

Огонь во взгляде Тарамана схлестнулся со льдом имперских глаз.

– Если королева Айсмарка не убьет тебя, – проговорил барс, – я сам разыщу тебя, и тогда не жди пощады. Я выпущу тебе кишки, притом медленно. Это поубавит твою наглость. Тогда и повеселимся всласть. Умеешь петь, имперец? А то я очень люблю слушать, как голосят мои жертвы, когда я с ними играю.

Беллорум не отвел глаз и ничего не ответил барсу. Вместо этого он повернулся к королеве и обнажил меч.

– Полагаю, драться будем на мечах? Обычно оружие выбирает тот, кто принял вызов, но это правило придумано для цивилизованных стран, к вам оно не относится.

– Каковы условия? – бесстрастно спросила Фиррина.

– Условия? А разве не ясно? Если я убью тебя, Айсмарк прекратит сопротивление и станет новой провинцией империи. Если ты меня убьешь, армия Полипонта обратится в бегство… но потом вернется. Вместо меня назначат нового главнокомандующего, и он снова приведет сюда войска.

– Значит, даже если мне повезет, я всего лишь избавлю мир от одного лишнего человека?

Беллорум пожал плечами.

– Конечно. Такова участь жертвы.

– Тогда начнем.

Обе армии отступили, освободив арену для поединка. Затаив дыхание, солдаты наблюдали, как противники замерли друг напротив друга, прежде чем сойтись в схватке. Затем Беллорум тронул своего коня и медленно двинулся по кругу. Фиррина стала поворачиваться, чтобы постоянно оставаться лицом к нему. Несколько долгих минут Беллорум кружил возле нее, потом направил своего коня в стремительный бросок. Лошади сшиблись плечами, меч имперца стальной молнией метнулся к королеве…

Приняв удар на щит, девочка попыталась достать мечом горло врага, но Беллорум успел заслониться клинком. Пока наездники обменивались ударами, кони неистово лягались и кусались. Звон мечей о щиты разносился над полем, как нестройный колокольный звон. Соперники выписывали круги по «арене», наносили молниеносные удары и защищались…

Глаза Беллорума искрились торжеством. Он был силен и уверен в себе. Прирожденный боец, он отточил свое мастерство в сотнях сражений – что ему стоит одолеть эту девчонку, пусть одаренную, однако такую неопытную… Резко наклонившись, он ударил королеву в лицо рукоятью меча, но она, не моргнув глазом, уклонилась и в ответ разбила ему губу краем щита. Имперец сделал ложный выпад в живот и свирепо взмахнул мечом сверху вниз. Ему удалось оцарапать подбородок девчонки, она в ответ попыталась снести ему голову, но тщетно. И тогда, любезно улыбнувшись, Беллорум ударил ее коня. Меч вошел по самую рукоять.

Животное вскрикнуло, встало на дыбы и упало замертво. Айсмаркские всадники хором ахнули, но Фиррина ловко откатилась в сторону и успела вскочить на ноги, чтобы принять на щит град ударов. Теперь у Беллорума было преимущество, и он с высоты своей лошади толкал и выматывал королеву, заставляя уворачиваться не только от своих ударов, но и от копыт боевого коня. Имперские солдаты разразились восторженным улюлюканьем: поединок скоро закончится, еще немного – и юная королева умрет!

Несколько долгих минут Фиррина упрямо отбивалась, но силы покидали ее. Пот заливал глаза, а у нее не было ни единого мгновения, чтобы промокнуть лоб. От отчаяния и бессильной злости хотелось кричать. Если она погибнет, падет и Айсмарк. Она подведет свой народ. Тараман-тар, его барсы и конница Айсмарка в ужасе наблюдали за тем, как Фиррина слабеет. Огромного зверя так и подмывало броситься на арену и размазать Беллорума по земле тонким слоем перемолотых в кашу костей и плоти. Однако он не имел права. Это был бой Фиррины, и она не простила бы ему вмешательства.