Текст книги "Бросок Венеры (ЛП)"

Автор книги: Стивен Сейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

–Замечательно точный разбор, – сказал я. – Полагаю, мы с тобой сумели хотя бы в некоторых случаях отделить правду от сплетен, и сделать кое-какие выводы о характере Клодия. Я, впрочем, ещё не знаю, что это нам даёт. Нет, я не отказываюсь от дела – в прошлом мне случалось работать на людей с не менее сомнительной репутацией. Не вижу смысла отклонять заказ Клодия, если он приведёт меня к убийце Диона.

–А что насчёт Клодии?

–Что насчёт неё? Действительно, давай приглядимся к ней повнимательнее. И, как прежде, будем отделять факты от сплетен – хотя я подозреваю, что с Клодией соблюдать это правило будет даже труднее, чем с Клодием. Мы с тобой, подобно большинству римлян, слышали о ней больше, а знаем – меньше, чем о её брате. Но всё же приступим. Она – первый ребёнок Аппия Клавдия. Воспитывалась мачехой вместе с младшими сводными братьями и сёстрами. Возможно, благодаря этому Клодия стала более сильной и независимой? Это, как ты понимаешь, просто предположение. Замуж она вышла в юном возрасте, ещё до того, как её отец умер и оставил семью без денег. Так что своему кузену, Квинту Метеллу Целеру, она принесла хорошее приданое, и это, возможно, объясняет прочные позиции Клодии, когда у неё с мужем начался конфликт – тут были и семейные причины, и политические. В любом споре она примыкала к своим братьям, даже если это означало пойти против Целера.

–Семейство Клодиев против всего мира? – спросил Экон.

–Всё это выглядит вполне по-римски. Возьмём те же разговоры о кровосмешении. Могли они быть просто порождением завистников – менее красивых и менее популярных? Давай уж распространим презумпцию невиновности и на Клодию, и не будем принимать во внимание слухи об инцесте и супружеских изменах.

–А ведь ты, папа, сегодня весь день провёл в её садах, наблюдая, как она любовалась голыми мужчинами.

–Да, верно. Я признаю, что Клодия не прилагает особых усилий для борьбы со сплетнями – если это и в самом деле сплетни. А её брак с Целером вряд ли можно назвать благополучным. Тому есть множество свидетелей, включая и Цицерона, который часто гостил у них несколько лет назад, когда ещё дружил с Клодиями. Но обрати внимание: несмотря на все дрязги, Целер и Клодия оставались женаты двадцать лет, а это что-то значит.

–Да, до самой загадочной смерти Целера три года назад.

–Мы уже упоминали слух о том, что Клодия отравила его. Но вот что интересно: никто не предъявлял ей обвинения. А ведь любой родич Целера так бы и поступил, будь у него хоть какие-то доказательства. Всякий раз, когда мало-мальски известный в Риме человек умирает от чего-нибудь, кроме несчастного случая – кто-то непременно скажет, что он был отравлен. И точно также любой хоть немного привлекательной женщине (как, впрочем, и мужчине) кто-нибудь обязательно припишет блуд. Мы оба слышали немало разговоров о Клодии на эти темы – но знаем о ней, согласись, очень немного.

Экон откинулся назад и составил вместе, кончики пальцев.

–Полагаю, папа, прозрачное платье подействовало на тебя сильнее, чем ты думаешь.

–Чушь!

–Да-да, оно как завесой прикрывает твой взгляд…

–Экон!

–Папа, я серьёзен как никогда. Ты велел мне быть с тобой откровенным – хорошо, буду. Я считаю Клодию женщиной крайне опасной, и мне совершенно не нравится, что ты работаешь на неё. Даже если это необходимо сделать в память о Дионе – я надеюсь, что ты будешь видеться с ней как можно меньше.

–Я и так видел её один-единственный раз.

–Ты понимаешь, о чём я, папа, – в его голосе не было ни малейшей шутливости. – Мне это не нравится.

–Конечно, понимаю. Но в некоторых случаях человек должен использовать любые возможности, которые боги предоставили ему.

–Хорошо, – с заметной ехидцей согласился Экон. – Раз уж речь зашла о религии, то продолжать спор было бы неуместно.

Спору так или иначе пришёл бы конец. Именно в этот момент в комнату ворвались два существа, мчавшиеся, как камни, пущенные из катапульты. Они гнались друг за другом с такой скоростью, что я так и не смог понять, кто из них кого преследует. Впрочем, мне бывало трудно различить этих близнецов даже в редкие для них минуты покоя – в свои четыре года они очень походили друг на друга. Гордиана (её Метон с первых дней называл Титанией – она была довольно крупной девочкой) чуть превосходила ростом своего брата Тита, оба они уже были переодеты в ночные туники с длинными рукавами.

Не сбавляя скорости, близнецы промчались через комнату и исчезли за дверью. Почти сразу же появилась их мать. Она выглядела вполне спокойной и даже улыбалась.

–Мужчины уже закончили свои важные разговоры? – спросила она. Менения происходила из семьи хотя и плебейской, но очень древней и почтенной. Некоторые её предки были консулами – правда, сотни лет назад. Разумеется, помнить об этом факте будут всегда, но он отнюдь не прибавит еды на столе. Впрочем, Экон всё равно женился весьма удачно, особенно если учитывать далеко не блестящую родословную его приёмного отца. Что же до самой Менении, то она являла собой истинный образец римской матроны. Она даже знала, как найти подход к своей свекрови – к сожалению, я так и не смог перенять у неё искусство обращения с Бетесдой.

–Да-да, – ответил Экон. – Мы как раз закончили обсуждать жизнь и смерть, богов, судьбу и тому подобную чепуху.

–Отлично. Тогда, может быть, у вас найдётся немного времени для вашего потомства? Наши дети буянят единственно потому, что отказываются ложиться, не пожелав дедушке спокойной ночи.

–Ну, тогда не будем заставлять их ждать, – рассмеялся я. И, прежде чем мне удалось перевести дух, внуки вихрем налетели на меня.

Час был поздний, и Бетесда наверняка уже заждалась меня. Я наскоро попрощался с Эконом и Мененией, и наконец-то вырвался от Тита и Титании – что был не так уж легко, учитывая, с какой силой каждый из них вцепился в мои руки. Когда я возопил, призывая на помощь Бельбона, это лишь отчасти было шуткой.

Мы с Бельбоном в лунном свету шли вниз по склону Эсквилина, через Субуру, где даже в этот час было весьма людно, по Форуму, мимо безмолвных храмов, озарённых луной. В холодном небе над нашими головами мерцали звёзды. Проходя мимо Дома Весталок, я поплотнее закутался в плащ, чувствуя, как ночной холод пробирает меня до костей.

За Домом Весталок, у самых ступеней храма Кастора, мы свернули на север – на пологую дорожку, уходящую вверх по склону холма. Это кратчайший путь от Форума к жилым кварталам Палатина. Дорожка весьма удобна, но её даже днём не так-то просто заметить: снизу она прикрыта высокой задней стеной Дома Весталок, а по бокам от неё тесно растут кипарисы. По ночам здесь всегда глухая тьма, даже в полнолуние. «Это просто мечта убийцы!» – воскликнула как-то Бетесда, после чего вернулась с полдороги и никогда больше не ходила этим путём.

Внезапно я ощутил холод, который не имел никакого отношения к ночному воздуху. Мы продолжали путь, но с опаской. Я дал Бельбону знак остановиться – и точно, позади нас были слышны шаги, которые мгновение спустя стихли. Обернувшись, я принялся всматриваться в пройденный нами путь. Однако темнота была слишком густой, чтобы я мог что-то разглядеть.

–Один или двое? – шепнул я Бельбону.

Он наморщил лоб.

–Думаю, один, хозяин.

–Пожалуй. Шаги смолкли сразу, без заминки. Думаешь, Бельбон, нам двоим есть смысл бояться одного?

Телохранитель задумчиво поглядел на меня. Лунные лучи скупо освещали его лицо с насупленными бровями.

–Нет, хозяин – если только его приятель не поджидает нас наверху. Тогда у него неплохие шансы против нас.

–А ведь наверху у него может быть и больше одного приятеля.

–Хочешь вернуться, хозяин?

Я вгляделся в темноту позади, затем в такую же темноту впереди.

–Не стоит. Мы уже почти дома.

Бельбон пожал широченными плечами:

–Некоторым людям требуется отправиться в Галлию, чтобы погибнуть. А другие умирают и у себя на пороге.

–Только будь готов, чуть что, сразу выхватить кинжал – и я тоже. И не отставай.

У самой вершины я понял, что это идеальное место для засады. Когда-то я мог подняться на холм, не сбившись с дыхания – но те дни давно миновали. А запыхавшийся человек – лёгкая добыча. Дыхание Бельбона было ещё тяжелее моего. Я прислушивался, стараясь уловить шаги или любой другой подозрительный звук. Но слышал только стук собственного сердца да собственное же сопение.

Здесь, у вершины, кипарисы росли не так густо, и было светлее. Я даже разглядел часть крыши своего дома – и сразу ощутил облегчение и тревогу. Безопасное место было здесь, в двух шагах, но боги порой крайне жестоко шутят над смертными. Почти весь путь был пройден, но впереди оставалось ещё достаточно теней, в которых могло скрываться сколько угодно убийц. Я и сам поспешил укрыться в тени, и стал внимательно оглядываться.

Наконец мы вышли на улицу, лишь в нескольких домах от заветной двери. Путь был чист, луна ярко освещала безлюдную улицу. Откуда-то доносился негромкий женский голос, напевавший колыбельную. Всё было спокойно.

–Давай-ка спрячемся, – шепнул я Бельбону, отдышавшись и вновь услышав шаги за спиной. – Мне хочется поглядеть, кто это шёл за нами.

Мы отошли в тень и затаились.

Шаги становились громче. Человек вот-вот должен был выйти на свет.

По лицу Бельбона казалось, что он задыхается. Но прежде, чем я успел спросить, в чём дело, он чихнул.

Да, он приложил все усилия, чтобы заглушить своё чихание – но в ночной тиши оно всё равно прозвучало раскатом грома. Шаги смолкли. Я изо всех сил всмотрелся в темноту – но смог разглядеть только неопределённый человеческий силуэт среди густых теней. Судя по его позе, он пытался разглядеть, кто здесь мог чихать. Мгновение спустя силуэт исчез, и я услышал, как кто-то бежит вниз по дорожке.

–Догоним его, хозяин? – Бельбон рванулся, но я остановил его.

–Нет. Он моложе нас, и, судя по всему, намного быстрее.

–Откуда ты знаешь?

–А ты слышал его тяжёлое дыхание?

–Нет.

–Вот и я не слышал, хотя стоял достаточно близко. Он взобрался на Палатин, не запыхавшись, а это значит, что у него сильные лёгкие.

Бельбон сокрушённо поник головой:

–Хозяин, прости, что я чихнул. Мне очень жаль.

–Что делать – есть вещи, над которыми даже боги не властны. Возможно, это было и к лучшему.

–Ты уверен, что он шёл именно за нами?

–Не знаю. Во всяком случае, страху он на нас нагнал.

–Но ведь и мы нагнали на него страху!

–Скорее всего. Во всяком случае, теперь всё позади, – сказал я, чувствуя неловкость.

Мы подошли к моему дому, и Бельбон постучался в дверь. Пока мы ждали, когда раб отопрёт её, я сказал Бельбону:

–Следил за нами кто-то или нет – не вздумай рассказывать об этом госпоже. Мне не нужны неприятности. Ты меня понял?

–Конечно, хозяин, – серьёзно ответил он. Я на секунду задумался.

–И Диане тоже не говори.

–Это само собой хозяин, – и тут его челюсть задрожала, лицо исказилось. Встревоженный, я схватил его за руку. Бельбон запрокинул голову и снова чихнул.

Глава двенадцатая

Утром я поднялся рано. После скромного завтрака, состоявшего из хлеба и мёда, Бельбон подровнял мою бороду (никому, кроме него, я не доверяю держать острые предметы поблизости от моей шеи) и помог облачиться в тогу – сегодня мне предстояли кое-какие официальные визиты. Я вышел из дома. Свежий воздух приятно бодрил, утреннее солнце заливало землю лучами, прогоняя ночной холод.

Я глубоко вздохнул и вдвоём с Бельбоном двинулся вдоль по улице.

В то утро Палатин казался особенно прекрасным. В последнее время я, отойдя от дома достаточно далеко, начинаю поражаться тому, какой грязной и суетливой выглядит большая часть Рима. В первую очередь это относится к Субуре с её лупанариями, тавернами и весьма пахучими узкими проулками. Форум, набитый политиками в тогах и вечно нервозными финансистами, немногим лучше. Тем приятнее был Палатин: ровные мощёные улицы, небольшие чистые лавки, красивые здания, аккуратные квартиры. Даже в разгар дня по улице можно идти, никого не расталкивая локтями.

Да – я привык жить богачом среди богачей, привык без малейших усилий. Интересно, что сказал бы об этом мой отец, вся жизнь которого прошла на Субуре? Возможно, он бы гордился тем, какого благосостояния достиг его сын – пусть и не вполне обычным способом. Наверное, при этом он напомнил бы, что я должен хранить проницательность и не давать видимости обмануть себя. Богатство и власть позволяют приобретать редкие и красивые вещи – но часто подобные вещи бывают нужны лишь затем, чтобы скрыть неблаговидные пути, которыми получены и власть, и богатство. Здесь, на светлом, просторном Палатине, человек может дышать свободно – и здесь же он легко может перестать дышать. С Дионом, например, на Палатине произошло кое-что похуже удара локтем в уличной толкотне. Какая разница, насколько хороша постель, если сон – вечный?

Путь к жилищу Луция Лукцея вёл мимо дома, где не так давно квартировал Марк Целий. Напротив него я остановился и пригляделся. Ставни верхнего этажа были по-прежнему закрыты, а крупные чёрные буквы на стене гласили:

ДОМ ПРОДАЁТСЯ. ВЛАДЕЛЕЦ – ПУБЛИЙ КЛОДИЙ ПУЛЬХР.

Ниже надписи был намалёван какой-то рисунок. Я перешёл улицу, чтобы разглядеть его получше – и увидел, что здесь изображены совокупляющиеся мужчина и женщина. Меня удивила их нелепая поза, какая-то акробатическая – да, пожалуй, и физически невозможная. Изо рта женщины исходили слова, написанные со всеми ошибками, какие только здесь было возможно сделать:

НЕ ЧТО НЕ СРОВНИТЬСЯ С ЛЮБОВЬЮ БРАТА!

Художнику явно не хватало таланта, чтобы передать какие-то индивидуальные особенности персонажей, но я ни мгновения не сомневался, кого он имел в виду. Картинку, вероятно, нарисовал кто-то из приспешников Милона – впрочем, у Клодия хватало врагов и помимо них. Грубый рисунок и неграмотная надпись вряд ли могли принадлежать Марку Целию. Или могли? Целий имел достаточно изощрённый ум, чтобы замаскировать свою работу под произведение уличного похабника.

Мы с Бельбоном отправились дальше – и, попетляв по узким переулкам, вышли наконец к дому Лукцея. Как и подобало дому сенатора и богача, он имел безукоризненный фасад. Массивная деревянная дверь выглядела очень старой, её украшала затейливая резьба. Тяжёлые железные петли были, судя по виду, карфагенской работы. Вполне вероятно, дверь целиком привезли из Карфагена – я повидал немало подобных трофеев в домах потомков его завоевателей. На Бельбона, впрочем, дверь никакого впечатления не произвела: он просто подошёл к ней и постучал.

Отворили нам довольно быстро, и Бельбон объяснил привратнику, по какому делу я здесь. Тут же меня провели через атриум в хозяйский кабинет. Стены были украшены военными трофеями: карфагенскими копьями, мечами, доспехами. Я увидел даже пару слоновьих бивней.

Хозяин дома, мужчина с седыми волосами, сидел за столом, заваленным свитками, кусками пергамента и табличками для письма.

–Я могу уделить тебе только совсем немного времени, – сказал он, не поднимая глаз. – Конечно, я знаю, кто ты, и догадываюсь, зачем ты пришёл. Вон там кресло, садись. – Лукцей наконец отложил свиток, который читал, и искоса взглянул на меня. – Да, твоё лицо мне знакомо. Впервые мне показал тебя Цицерон на Форуме – это было лет пятнадцать назад, во время скандала с весталкой. Проклятый Катилина! Подумать только: совратить весталку – и выйти сухим из воды! Я привлёк его к суду за убийство, за год до того, как он поднял мятеж. Но, как ты знаешь, дело было проиграно. А ведь для всех было бы лучше, если бы тогда Катилину осудили. Он бы отправился в изгнание, и сейчас мог бы предаваться разврату со всеми симпатичными мальчиками в какой-нибудь Массилии, или где там ещё. Кстати, ты выглядишь неплохо, клянусь Геркулесом! Я-то думал, сейчас ты уже стал таким же старым, как я! – С этими словами Луций Лукцей широко улыбнулся и встал из-за стола. Это был на удивление безобразный человек с густыми широкими бровями и растрёпанной гривой седых волос. Он потёр свои глаза.

–Так или иначе, мне всё равно нужно сделать перерыв. Вот, работаю над историей Пунических войн. Мой пра-пра-пра-прадед, который помог Сципиону Африканскому покончить с Ганнибалом, оставил в наследство гору свитков, которые за эти годы никто так и не потрудился разобрать. А материал – захватывающий! Когда я закончу писать эту историю – заставлю всех родных и друзей покупать копии. Читать это, конечно, они не станут, но хоть какая-то награда за мой труд. Гордиан, Гордиан… – он задумчиво смотрел на меня. – Я был уверен, что ты где-то далеко, что ты уехал из Рима. Помнится, мне рассказывали, что ты оставил город ради виллы на Сицилии.

–На самом деле в Этрурии. Но это продолжалось недолго. Я уже несколько лет как вернулся в Рим.

–Однако отошёл от дел?

–И да, и нет. Время от времени я берусь за несложные расследования, только чтобы не сидеть без дела. Думаю, и ты пишешь свою историю с такой же целью.

Его глаза блеснули так, что я понял: он относился к своей работе более серьёзно, чем я полагал.

–Значит, Цицерон прислал тебя за моими показаниями. Но я, боюсь, пока ещё не готов их предоставить, – сказал Лукцей.

Я молча смотрел на него.

–Мне ещё нужно порботать над ними, – продолжал он. – Ты ведь пришёл за этим, не так ли? Дело молодого Марка Целия, которого эти мошенники хотят привлечь к суду за историю с Дионом.

–Да, – медленно проговорил я. – Я здесь именно поэтому.

–Я, признаться удивлён. Да и все, наверное, удивлены. С чего бы Цицерону браться за защиту мальчишки? Я-то думал, отношения между ними далеки от добрых. Должно быть, события приняли крутой оборот, и напуганный школьник побежал за помощью к своему строгому наставнику. Есть в этом что-то трогательное.

–Пожалуй, что так, – спокойно ответил я. Неужели Цицерон и в самом деле взялся защищать Целия? Это была потрясающая новость, но, если подумать, вполне закономерная. Разве Цицерон не защищал Асиция? Очевидно, он это сделал в угоду Помпею. Помпей будет рад увидеть оправданным также и Целия, а Цицерону вполне по силам обеспечить это. Что же до его личной вражды с Целием, то политический прагматизм способен в мгновение ока сделать врагов друзьями и наоборот. – Так ты говоришь, твоё заявление для Цицерона ещё не готово?

–Нет. Приходи завтра. Странно, что он прислал за ним тебя, а не того секретаря, который занимается у него подобными мелочами.

–Ты говоришь о Тироне?

–Ну да. Умный раб.

–Хорошо. Думаю, за твоим заявлением как раз Тирон и придёт. Но раз уж я здесь, позволь задать тебе несколько вопросов.

–Давай.

–Это касается Диона.

Лукцей отмахнулся:

–Всё это будет в заявлении.

–Но, возможно, это могло бы помочь нам всем – мне, тебе, Цицерону, Тирону – если бы ты уже сейчас сказал, что именно там будет.

–Только то, что я уже говорил Цицерону. Дион некоторое время погостил у меня, а потом ушёл. Всё очень просто. А вся эта болтовня об отравлении… «Сплетни пачкают, как масло, и пятнают, как красное вино».

–Но ведь один человек в этом доме всё же умер, верно? Раб Диона, дегустатор.

–Ничего не стоящий раб умер от естественных причин, вот и всё.

–Тогда почему Дион ушёл отсюда в дом Тита Копония?

–Да ведь он боялся собственной тени. Видел на земле палку – и был готов поклясться, что это змея, – Лукцей фыркнул. – Диону здесь грозило не больше, чем девственнице в комнате галлуса. Что можно прибавить к этому?

–Тем не менее, Дион был уверен, что в этом доме кто-то пытался отравить его.

–Ему напрочь отказал здравый смысл. Вспомни, что с ним произошло в доме Копония – а потом скажи, где он был в большей безопасности!

–Я понимаю. Ведь вы с Дионом были хорошими друзьями?

–Естественно! Думаешь, я позволил бы недругу спать под моей крышей? Он целыми днями сидел на том месте, где сейчас сидишь ты, и мы с ним разговаривали – об Аристотеле, об Александрии, о Карфагене времён Ганнибала. Кстати, он подкинул мне неплохие идеи для моей книги. – Лукцей отвернулся, закусив губу. – Дион был неплохим товарищем. Горько видеть, что с ним произошло. Хотя, конечно, у него были кое-какие не вполне приятные привычки, – он недобро усмехнулся. – «Срывай плоды, пока они не созрели».

–Что ты имеешь в виду?

–Неважно. Какой смысл судачить о мёртвых?

–«Срывай плоды…».

–Он любил молоденьких. Да, Дион был из этих самых… В этом, конечно, ничего дурного нет – разве только человек не должен тянуть руки к хозяйскому добру. И больше ты от меня ничего не услышишь, – по его лицу было понятно, что и в самом деле не услышу.

–Ты сказал, что раб Диона умер от естественных причин. От каких же?

–Откуда мне знать?

–Но смерть в твоём доме…

–Смерть раба, вдобавок чужого раба.

–Но тело осмотрели?

–Ты думаешь, я вызываю греческого врача всякий раз, когда у какого-нибудь раба заболит живот? С рабами постоянно что-нибудь случается, иногда они и умирают.

–Тогда как ты можешь быть уверен, что это не яд? Дион считал, что раб отравился.

–Дион много чего считал. Такое богатое воображение и впрямь лучше подходит философу, чем историку.

–Но если бы кто-то из твоих домашних рассказал мне, как именно умер этот раб, на что он жаловался перед смертью…

Я осёкся, взглянув на лицо Лукцея. Он долгое время молча всматривался в меня. Его густые брови сдвинулись.

–Кто прислал тебя сюда?

–Я бы не хотел этого говорить.

–Но не Цицерон, верно?

–Я был другом Диона.

–А я, думаешь, не был? Убирайся отсюда.

–Моя единственная цель – выяснить правду о его смерти. Если ты и в самом деле был другом Диона…

–Убирайся! Ну же!– он схватил стилос и взмахнул им, как кинжалом, гневно глядя на меня. Таким я и оставил его – сердито бормочущим над своими свитками.

Раб-привратник ждал меня за дверью, чтобы проводить к выходу. Но не успели мы с ним достичь атриума, как дорогу заступила необычайно крупная женщина.

–Ступай, Клеон, – велела она рабу. – Я сама покажу нашему гостю выход.

По тону этой женщины в ней легко было угадать хозяйку дома. А по подобострастному виду, с которым привратник поспешил исчезнуть, я заключил, что она не относится к числу римских матрон, которые дают рабам чересчур много воли.

Жена Лукцея была столь же безобразна, как её супруг, но в остальном ничем не походила на него. Вместо густых бровей над её глазами пролегали две тонкие линии. Её волосы, вероятно, были столь же седыми, как и у мужа, если бы не были красными от хны. Помимо просторной столы, на ней было ожерелье зелёного стекла и такие же серьги.

–Значит, ты – Гордиан Сыщик, – резко бросила она, не спуская с меня оценивающего взгляда. – Я слышала, как раб докладывал о тебе моему мужу.

–А что ещё ты слышала? – поинтересовался я.

Моя прямота была оценена по достоинству.

–Всё. Нам с тобой нужно поговорить, Гордиан.

Я оглянулся.

–Не волнуйся, меня в этом доме никто не подслушает, – поняла меня хозяйка. – Все знают, что лучше даже не пытаться. Идём.

Я последовал за нею в другое крыло дома. Это были не просто другие комнаты, но другой мир. После музея военных трофеев и древних документов Лукцея я попал в помещение, украшенное богато вышитыми занавесями, дорогими предметами из стекла и металла. Одна из стен была покрыта росписью, представлявшей пышно цветущий сад.

–Ты обманул моего мужа, – сухо сказала она.

–Он сам решил, что меня прислал Цицерон. Я просто не стал разубеждать его.

–То есть ты позволил ему верить в то, во что он хотел верить. Да, это наилучший путь, когда имеешь дело с Луцием. Думаю, ты понимаешь: он не лгал тебе, во всяком случае, преднамеренно. Просто он сам убедил себя, что в этом доме ничего страшного не произошло. Луцию было бы нелегко всё время держать в голове правду, – она расхаживала по комнате, перекладывая вещи с места на место.

–Продолжай, пожалуйста, – попросил я.

–Видимость значит для Луция куда больше, чем действительность. В его представлении, отравить в нашем доме гостя, или даже раба гостя – это просто немыслимо. А значит, ничего подобного никогда и не было. И он ни за что не признает обратного.

–А на самом деле?

Она села за маленький столик, уставленный ярко раскрашенными терракотовыми фигурками величиной с детский кулак. Хозяйка взяла одну из фигурок и повертела в руке.

–От чьего имени ты спрашиваешь?

–Я уже говорил твоему мужу: я здесь как друг Диона.

Она пренебрежительно фыркнула.

–Неважно. Я догадываюсь, кто тебя прислал.

–И кто же?

–Клодия. Я угадала? Впрочем, не трудись отвечать. По твоему лицу я могу читать так же легко, как и по лицу Луция.

–Как же ты можешь узнать, кто меня нанял?

Она продолжала вертеть между пальцев статуэтку. Это было каноническое изображение Аттиса, мужа-кастрата Великой Матери Кибелы. Как и полагалось, его руки были сложены на пухлом животе, голову венчал красный фригийский колпак со свисающим вперёд концом..

–У нас есть способы обмениваться знаниями между собой.

–У нас?

–У женщин.

По спине у меня пробежал холодок. Я вспомнил свой недавний разговор с Бетесдой. Да, именно так: она сказала, что Целий и Клодия больше не любовники, я спросил, откуда ей об этом известно… «У нас есть свои способы обмениваться знаниями». На мгновение мне почудилось, будто приоткрылась потайная дверь, и я мельком увидел то, что она скрывала. Но тут хозяйка заговорила снова – и дверь захлопнулась.

–Нет никакого сомнения, что раб Диона умер от яда. Надо было видеть смерть этого бедняги. Если бы Луций тогда не отвернулся, сейчас ему бы не удалось говорить с такой лёгкостью о «естественных причинах». Но он всегда отличался излишней чувствительностью. Ему под силу описать, как женщин сажали на колья, а детей рубили на куски при разрушении Карфагена, но наблюдать смерть раба – это не для него.

–Как это произошло?

–Раб побелел, как мрамор, и бился в конвульсиях.

–Но если он умер, попробовав еду, предназначенную Диону – как же яд мог попасть в неё?

–Это сделал кто-то из кухонных рабов. Я даже догадываюсь, кто именно.

–Вот как?

–Да, это Юба и Лакон. Эти двое приятелей всегда были себе на уме. У меня была мысль как-нибудь освободить их. Юба в тот день, похоже, тайком выбрался из дома. Я потом застала его у черного хода. А когда стала его расспрашивать – он прикинулся дурачком, как обычно делают рабы. Юба наплёл, будто ходил на рынок что-то покупать – уже не помню что, и даже показал мне какую-то сумку. Вот это выдержка! Там наверняка был яд. А после я видела, как он на кухне перешёптывается с Лаконом, и подумала, что же они затевают. Это они приготовили то блюдо, от которого умер раб Диона.

–Дион мне рассказывал, что у твоего мужа в тот день был посетитель.

–Да, Публий Асиций. Позднее его обвиняли в убийстве Диона, хотя доказать это на суде не смогли. Да, он был у Луция примерно в то время, когда Юба уходил из дома. Но вряд ли Асиций принёс с собой яд, если ты это имеешь в виду. С кухонными рабами он не встречался.

–А если он приходил именно для того, чтобы отвлечь внимание твоего мужа? Юба же тем временем выскользнул из дома, чтобы получить яд от кого-то ещё.

–У тебя очень богатое воображение, – сухо заметила она.

–Где сейчас Юба? Ты позволишь мне поговорить с ним?

–Позволила бы, но его здесь нет. Их с Лаконом отослали отсюда.

–Куда отослали?

–После смерти дегустатора Дион был в сильном волнении. Он кричал, скандалил, требовал, чтобы Луций нашёл среди рабов отравителя. Я упомянула о подозрительном поведении Юбы и Лакона, но Луций не желал и слышать о яде. Но даже он несколько дней спустя решил, что от кухонных рабов Юбы и Лакона будет больше пользы на шахте. У Луция есть серебряный рудник в Пицене. Туда их и отправили с глаз долой.

Указательный палец хозяйки поглаживал глиняную голову Аттиса.

–Но это ещё не самое интересное. Когда Луций решил послать Юбу и Лакона в Пицен, они вдруг предложили денег за свою свободу. Вообще-то мы давали им несколько монет каждый год, на праздник Сатурналий. Якобы они таким способом накопили столько серебра, сколько стоят сами.

–Такое и в самом деле могло произойти?

–Нет, конечно. Луций обвинил их в краже наших собственных денег.

–Так, может быть, это правда?

–Я что, похожа на хозяйку, которую могут обкрадывать рабы? – она казалась возмущённой. – Но для Луция это было хоть какое-то объяснение, способное уберечь его от волнений. Он отобрал у них серебро и отправил на шахты, где рабы долго не живут. Тем всё и кончилось.

–А ты как думаешь, откуда у рабов могло быть серебро?

–Не притворяйся глупее, чем ты есть, – отрезала она. – Ты и сам понимаешь: кто-то подкупил их, чтобы отравить Диона. Скорее всего, это был только задаток: ведь дело они до конца не довели. Принадлежи этот дом мне, я бы пытала их, пока не доискалась правды. Но это рабы Луция.

–Рабы знают правду.

–Рабы знают что-то. Но теперь они далеко от Рима.

–И в любом случае они не могут свидетельствовать без разрешения владельца.

–А Луций такого разрешения никогда не даст.

–Кто же подкупил их? – пробормотал я. – Как бы это узнать?

–Это, я полагаю, твоя работа, – без обиняков заметила хозяйка. Она вернулась к столику, поставила фигурку Аттиса на место и взяла другую. Я встал рядом с ней, приглядываясь к статуэткам.

–Почему их так много? – спросил я. – И все одинаковые.

–Из-за большого празднества Матери, конечно. Это Аттис, её супруг. Статуэтки будут подарками.

–Никогда не слышал о таком обычае.

–Подарки распространяются только среди нас.

–Нас?

–Тебя это не касается.

Я протянул руку к одной из фигурок, но она с поразительной силой ухватила моё запястье.

–Тебя это не касается, – повторила хозяйка. Миг спустя она отпустила мою руку и хлопнула в ладоши. Подбежала девочка.

–Теперь ступай. Рабыня покажет выход.

Глава тринадцатая

Удобнее всего попасть в дом Тита Копония, где погиб Дион, было, вернувшись тем же путём, каким я сюда пришёл. Я вновь миновал бывшее жилище Марка Целия. Надпись, гласящая о продаже, никуда не делась, но похабный рисунок кто-то уже замазал краской. Да, прихвостней Клодия можно много в чём упрекнуть, но бездельниками их не назовёшь.

Тит Копоний сам встретил меня, и вскоре я уже сидел в его кабинете с чашей вина в руке. Если в кабинете Лукцея буквально всё напоминало о покорении Карфагена, то здесь повсеместно торжествовала Греция. На полках красовались чернофигурные сосуды, слишком древние и слишком драгоценные, чтобы ими можно было пользоваться. Вдоль стен на пьедесталах стояли статуи героев древности и бюсты прославленных мыслителей. Стеллаж был завален футлярами для свитков, на которых висели разноцветные ярлычки – я разобрал имена греческих драматургов и историков. Сама комната тоже не выбивалась из общего стиля: греческие кресла с высокими подлокотниками, греческий ковёр с геометрическим орнаментом. Все вещи были соразмерны и превосходно гармонировали друг с другом.